Текст книги "Шелкопряд"

4

Нет, главное в жизни – иметь умного друга…

Уильям Конгрив.

Двойная игра[1]1
  Перевод М. Донского.


[Закрыть]

Страйк опустился на диван в приемной. Это был почти новый предмет обстановки, стоивший немалых денег: он пришел на смену старому, разбитому, приобретенному в свое время из вторых рук. Диван, обтянутый искусственной кожей, которая подкупила Страйка в мебельном магазине, издавал неприличные звуки, если сидящий делал резкое движение. Помощница Страйка, высокая, статная, цветущая, с лучистыми серо-голубыми глазами, – пристально вгляделась в своего босса поверх кофейной чашки.

– У тебя жуткий вид.

– Всю ночь вытягивал из одной истерички подробности сексуальных отклонений и финансовых махинаций пэра Англии, – широко зевая, объяснил Страйк.

– Лорда Паркера? – ахнула Робин.

– Его самого, – подтвердил Страйк.

– Неужели он…

– Крутил шашни с тремя женщинами одновременно и переводил миллионы в офшорные зоны, – сказал Страйк. – Можешь в воскресенье почитать «Ньюс оф зе уорлд», если тебя не стошнит.

– Но как ты это раскопал?

– Через знакомых своих знакомых, у которых тоже есть знакомые, – заученно произнес Страйк.

От очередного зевка у него едва не разорвался рот.

– Тебе нужно выспаться, – сказала Робин.

– Это точно, – подтвердил Страйк, не двигаясь с места.

– Ганфри придет в четырнадцать часов, а до этого никого больше не будет.

– Ганфри, – вздохнул Страйк и потер глаза. – Почему у меня в клиентах сплошные подлюги?

– Миссис Куайн не производит впечатления подлюги.

Сквозь толстые пальцы Страйк бросил на нее осоловелый взгляд:

– С чего ты взяла, что я буду на нее работать?

– Кто бы сомневался? – Робин не удержалась от лукавой улыбки. – Она в твоем вкусе.

– Эта застарелая отрыжка восьмидесятых?

– В качестве клиентки – она в твоем вкусе. Кроме того, тебе хотелось поставить на место Бейкера.

– И ведь получилось, правда?

Зазвонил телефон. Все еще посмеиваясь, Робин сняла трубку.

– Бюро Корморана Страйка, – сказала она. – А, это ты, привет.

Звонил ее жених, Мэтью. Робин покосилась на босса. Страйк сидел с закрытыми глазами, запрокинув голову и сложив руки на широкой груди.

– Послушай, – сказал ей Мэтью; когда он звонил с работы, его голос звучал сухо, – мне придется перенести встречу с пятницы на четверг.

– Ой, Мэтт… – Робин пыталась не выдавать раздражения и обиды. Назначенная встреча срывалась уже в пятый раз. Робин, единственная из троих запланированных участников, ни разу не потребовала изменения времени, даты или места; каждый раз она подстраивалась под других. – Но почему?

Вдруг с дивана донесся мощный храп. Страйк заснул, как сидел, упираясь мощным затылком в стену и не расцепляя рук.

– У нас девятнадцатого корпоратив, – сказал Мэтью. – Если я не приду, меня не поймут. Там все должны засветиться.

Робин едва сдержалась. Ее жених трудился в крупной финансовой компании, но вел себя так, будто на нем лежали светские обязанности посольского работника.

Истинная причина виделась ей вполне прозрачной. Бывали случаи, когда Робин вынужденно отменяла назначенные у них с Мэтью дела по просьбе Страйка. За те восемь месяцев, что она работала в сыскном агентстве, ее босс и жених ни разу не видели друг друга – даже в тот злополучный вечер, когда Мэтью заехал за ней в травматологическое отделение, куда она привезла Страйка, плотно обмотав его руку своим пальто, чтобы унять хлеставшую из раны кровь: его полоснул ножом загнанный в угол преступник. Когда Робин, дрожащая, перепачканная кровью, вышла из приемной операционного блока, Мэтью наотрез отказался зайти поздороваться с раненым сыщиком. Эта история привела его в ярость, хотя Робин всеми силами доказывала, что сама никогда не подвергается ни малейшей опасности.

Мэтью был против ее перехода на постоянную работу в сыскное агентство, поскольку Страйк с самого начала вызывал у него подозрения: ни денег, ни жилья, ни достойной профессии. Те обрывки информации, которые приносила домой Робин (служба Страйка в Отделе специальных расследований, а до этого – под прикрытием в Королевской военной полиции; награда за воинскую доблесть; потеря правой голени; обширные познания в сотне областей, о которых Мэтью, привыкший выставлять себя перед ней специалистом по всем вопросам, и понятия не имел), не вызвали, вопреки ее наивным расчетам, никакого интереса, но лишь разделили двух мужчин непреодолимой стеной. А уж когда Страйк взмыл к вершинам успеха, превратившись из неудачника в знаменитость, неприязнь Мэтью перешла все границы. Робин не сразу поняла, что только подливала масла в огонь, когда указывала Мэтью на его непоследовательность: «Раньше тебе не нравилось, что он беден и не имеет крыши над головой, а теперь – что он знаменит и завален работой!»

Но даже Робин понимала, что главным грехом Страйка в глазах Мэтью стала покупка облегающего дизайнерского платья зеленого цвета, которое босс, выйдя из больницы, вручил ей в знак прощания и благодарности. Дома она с горделивой радостью извлекла из пакета этот подарок, но, увидев лицо Мэтью, так и не решилась надеть.

Робин собиралась исправить положение за счет предстоящего знакомства мужчин, но Страйк раз за разом отменял назначенные встречи, крайне раздражая этим Мэтью. А в последний раз просто взял и не пришел. Потом он объяснил, что ему пришлось путать следы, дабы уйти от слежки, организованной ревнивым мужем одной клиентки, и Робин, знавшая все подробности того жесткого бракоразводного процесса, приняла эти объяснения, но Мэтью только укрепился в мысли, что ее работодатель – позер и наглец. Ей стоило больших трудов уломать Мэтью на четвертую попытку. Время и место встречи выбрал он сам, но теперь, когда Робин заручилась согласием Страйка, Мэтью изменил дату, и у Робин создалось ощущение, что в этом есть определенный умысел: показать Страйку, что у других тоже могут быть неотложные дела и что он, Мэтью, тоже способен – эта мысль настойчиво лезла в голову Робин – помыкать другими.

– Очень хорошо, – выдохнула она в трубку. – Я спрошу Корморана, удобно ли ему в четверг.

– По твоему тону не чувствуется, что это очень хорошо.

– Мэтт, не начинай. Я спрошу, ладно?

– Тогда до встречи.

Робин повесила трубку. Страйк, развалившись с открытым ртом на диване, не расцеплял рук и храпел как трактор. Она вздохнула, глядя на спящего босса. Страйк никогда не выражал неприязненных чувств к ее жениху, не отпускал в его адрес никаких комментариев. Это Мэтью не мог примириться с существованием Страйка и не упускал возможности подчеркнуть, что Робин зарабатывала бы неизмеримо больше, согласись она на другие варианты, которые ей предлагались, но нет, ей приспичило остаться в конторе у этого беспутного частного сыщика, погрязшего в долгах и даже неспособного предложить ей достойную плату за ее труд. Атмосфера у них в доме стала бы намного спокойней, если бы Мэтью разделял ее дружеское и даже восхищенное отношение к Корморану Страйку. Робин не теряла оптимизма: она дорожила обоими, почему же они отворачивались друг от друга?

Захлебнувшись храпом, Страйк вдруг очнулся. Открыв глаза, он прищурился и взглянул на Робин.

– Я храпел, – проговорил он, вытирая рот.

– Совсем чуть-чуть, – солгала Робин. – Послушай, Корморан, ты не против, если мы перенесем встречу с пятницы на четверг?

– Встречу?

– С Мэтью и со мной, – подсказала она. – Ты не забыл? В «Кингз армз», на Раупелл-стрит. Я же оставила тебе памятку, – добавила она со слегка нарочитым оживлением.

– Точно, – сказал он. – Ага. В пятницу.

– Нет, Мэтт хочет… он в пятницу не может. Как насчет четверга?

– Да, отлично, – вяло подтвердил он. – Пойду я к себе, Робин, попробую немного поспать.

– Конечно. Я сделаю пометку насчет четверга.

– А что у нас в четверг?

– Встреча… ладно, не важно. Иди поспи.

За ним закрылась стеклянная дверь, но вскоре распахнулась вновь; Робин, с тоской смотревшая на экран монитора, вздрогнула от неожиданности.

– Робин, сделай одолжение, позвони субъекту по имени Кристиан Фишер, – попросил Страйк. – Объясни, кто я такой, скажи, что я разыскиваю Оуэна Куайна и мне нужен адрес писательского дома отдыха, о котором он рассказал Куайну.

– Кристиан Фишер… Где он работает?

– Черт, – пробормотал Страйк. – Забыл спросить. Совсем нюх потерял. Он издатель, что ли… модный издатель.

– Без проблем, найду. Иди спать.

Стеклянная дверь захлопнулась вторично, и Робин зашла в «Гугл». За тридцать секунд она выяснила, что Кристиан Фишер – основатель небольшого издательства «Кроссфайр», которое находится в Эксмут-Маркете. Набирая телефонный номер, она вспомнила о приглашении на свадьбу, которое уже неделю лежало у нее в сумочке. Робин не сообщила Страйку дату их с Мэтью бракосочетания и не поставила в известность Мэтью, что собирается пригласить своего босса. Вот если встреча в четверг пройдет гладко…

– «Кроссфайр», – ответил пронзительный голос; Робин сосредоточилась.

5

 
И ничего мучительнее нет,
Чем собственные злые мысли.
 

Джон Уэбстер.

Белый дьявол[2]2
  Перевод И. Аксенова.


[Закрыть]

Тем же вечером, в двадцать минут десятого, Страйк, раздевшись до трусов и футболки, валялся на кровати поверх одеяла, доедал купленное в магазине готовое карри и читал спортивные страницы газеты; по телевизору шел выпуск новостей. Металлический стержень, заменивший ему правую голень, отсвечивал серебром под дешевой настольной лампой, водруженной на коробку рядом с кроватью. В среду вечером Англия играла товарищеский матч с французами на стадионе «Уэмбли», но Страйка больше занимал исход назначенного на субботу матча Премьер-лиги «Арсенал» – «Тотнем Хотспур». Он с детства болел за «Арсенал», в подражание дяде Теду. Почему дядя Тед, уроженец и житель Корнуолла, болел за «канониров», Страйк никогда не спрашивал.

В крошечное оконце заглядывало вечернее небо, сквозь его мглистый свет силились пробиться звезды. Краткий сон не принес заметного облегчения, но Страйк еще не был готов отправляться на боковую после сытного бирьяни из баранины и пинты пива. Под рукой у него лежала памятка, которую вручила ему Робин в конце рабочего дня. В ней значилось две встречи. Первая запись гласила: «Кристиан Фишер, завтра в 9:00, издательство „Кроссфайр“, Эксмут-Маркет, ЕС1».

– С чего это он пожелал со мной встретиться? – удивился Страйк. – Мне от него нужен только адрес писательского дома, о котором он рассказывал Куайну.

– Непонятно, – ответила Робин. – Я спросила открытым текстом, но он почему-то загорелся идеей личной встречи. Назначил ее на девять утра и больше ничего слышать не хотел.

«К чему эти игры?» – раздраженно подумал Страйк.

В то утро он от усталости поддался скверному настроению и выставил за дверь состоятельного клиента, который вполне мог бы приманить к нему новых выгодных заказчиков. А затем повелся на россказни этой Леоноры Куайн и принял весьма сомнительные условия. Сейчас, когда ее не было рядом, он даже затруднялся вспомнить, как именно она вызвала у него жалость, смешанную с любопытством, и передоверила ему свои проблемы. В спартанской, холодной мансарде его согласие заняться поисками обиженного супруга Леоноры уже казалось безответственностью и донкихотством. Разве не для того он положил все силы на выплату долгов, чтобы обеспечить себе хоть немного свободного времени: субботним вечером сходить на футбол, воскресным утром поваляться в постели? Месяц за месяцем он вкалывал день и ночь; клиентов привлекала к нему не столько первоначальная шумиха, сколько негромкая молва. Ну что ему стоило потерпеть Уильяма Бейкера еще три недели? И с какой целью, спрашивал себя Страйк, досадливо изучая записку, этот Кристиан Фишер настаивает на личной встрече? Уж не для того ли, чтобы поглазеть на сыщика, раскрывшего дело Лулы Лэндри, или (еще того хуже) на сына Джонни Рокби? У Страйка не было инструмента, чтобы измерить степень собственной известности.

По его мнению, нежданный всплеск славы давно пошел на убыль. Поначалу журналисты буквально рвали его на части, но теперь отвязались, и он, называя свое имя по какому-нибудь житейскому поводу, все реже слышал в ответ упоминание Лулы Лэндри. Посторонние, как было на протяжении всей его жизни, опять называли его Камерон Стрик или как-то вроде этого. Впрочем, нельзя было исключать, что издатель располагает какими-нибудь сведениями об исчезнувшем Оуэне Куайне и жаждет поделиться ими со Страйком; но почему же он десять дней уклонялся от разговоров с женой Куайна? Ответа на этот вопрос у Страйка не было.

Второе напоминание, которое записала для него Робин, гласило: «Четверг, 18 ноября, 18:30, „Кингз армз“, Раупелл-стрит, дом 25». Страйк догадывался, зачем она с преувеличенной четкостью вывела дату: чтобы на этот раз – с третьей или четвертой попытки – он все же познакомился с ее женихом. Страйк был благодарен судьбе за то, что на свете существует Мэтью (хотя сам безвестный финансовый работник вряд ли поверил бы такому заверению), а у Робин на среднем пальце сверкает колечко с сапфиром и бриллиантом. Из ее рассказов Страйк сделал вывод, что Мэтью – законченный мудак (Робин даже не подозревала, с какой точностью память Страйка фиксирует все ее случайные высказывания о женихе), но зато он служил надежной преградой между Страйком и этой девушкой, которая в противном случае могла бы нарушить его душевное равновесие. Страйк испытывал невольную теплоту к своей подчиненной, которая не бросила его в самую тяжелую пору и помогла ему переломить судьбу; а помимо всего прочего, у него было нормальное зрение, не позволявшее забыть, что рядом находится симпатичная девушка. Ее помолвка была сродни гардине, которая заслоняет от робкого, но постоянного сквозняка, способного – если ему не поставить заслон – причинить серьезные неудобства. Страйк считал, что в настоящее время должен перевести дух после долгих, изнурительных отношений, которые закончились (как, впрочем, и начались) вследствие обмана. Не собираясь отказываться от удобного и необременительного холостяцкого быта, он успешно отражал попытки своей сестры Люси свести его с разными женщинами, которые виделись ему неудачницами с какого-то сайта знакомств.

Конечно, нельзя было исключать, что Робин в один прекрасный день выйдет за Мэтью и тот, пользуясь своим новым статусом, убедит молодую жену бросить ненавистную ему работу (Страйк верно истолковал уклончивость и недомолвки секретарши). Вместе с тем Страйк не сомневался, что Робин поставит его в известность, как только будет назначена дата бракосочетания, а потому эта опасная перспектива до поры до времени казалась ему весьма далекой.

Широко зевнув, он решил все же посмотреть новости, сложил газету и бросил ее на стул. Спутниковая тарелка была единственной роскошью, которую позволил себе Страйк, перебравшись в тесную мансарду. Небольшой портативный телевизор, больше не зависевший от слабенькой и ненадежной комнатной антенны, стоял на скайбоксе и показывал четкую, нисколько не зернистую картинку. С экрана вещал министр юстиции Кеннет Кларк – требовал сокращения бюджета юридической помощи населению на триста пятьдесят миллионов фунтов стерлингов. В полудреме Страйк смотрел на цветущего здоровяка с брюшком, объяснявшего членам парламента, что он намерен «отучить людей по любому поводу обращаться к адвокатам и вместе с тем приучить их находить более приемлемые способы урегулирования конфликтов». Это означало, что малообеспеченным слоям населения не придется больше рассчитывать на юридическую поддержку. Но типичные клиенты Страйка и им подобные могли и впредь ни в чем себе не отказывать. Теперь он выполнял поручения недоверчивых, жестоко обманувшихся богачей – добывал информацию для их лощеных адвокатов, которые использовали ее в суде, чтобы повыгодней обстряпать щекотливые бракоразводные дела или скользкие финансовые споры. Тянувшиеся к Страйку нескончаемой чередой состоятельные клиенты рекомендовали его своим знакомым, угодившим в столь же неприятные истории; это говорило о признании его профессионализма. Работа у него была хоть и однообразная, зато прибыльная.

Досмотрев новости, он с трудом поднялся с кровати, убрал со стула остатки ужина и похромал в крошечную кухню, чтобы вымыть посуду: армейская привычка к порядку не позволяла ему распускаться даже в периоды крайнего безденежья, но, вообще говоря, ее основу составляла не только воинская дисциплина. Он с малых лет рос аккуратистом, подражая даже в этом дяде Теду, у которого во всем был порядок, от ящика с инструментами до лодочного сарая; в этом отношении мать Страйка, Леда, была полной противоположностью своему брату: ее повсюду окружал хаос.

Через десять минут, сходив напоследок отлить (в совмещенном санузле всегда было сыро), он почистил зубы над кухонной раковиной, чтобы не стукаться локтями о стенки, вернулся в кровать и отстегнул протез.

Выпуск новостей завершался прогнозом погоды: температура ниже нуля, туман. Страйк натер тальком культю ампутированной ноги; теперь она болела меньше, чем полгода назад. Если не считать сегодняшнего английского завтрака и купленного навынос карри, Страйк в последнее время перешел на домашнюю еду, за счет чего сумел немного сбросить вес и тем самым уменьшить давление на ногу.

Он ткнул пультом в сторону экрана; смеющаяся блондинка вместе со своим стиральным порошком растворилась в темноте. Страйк неуклюже залез под одеяло.

Если Оуэн Куайн и впрямь отсиживается в писательском пансионате, выдернуть его оттуда не составит труда. Судя по всему, эгоист, подлюга, затихарился в глуши со своей драгоценной книжонкой… Зыбкий образ гневного писаки, вылетевшего из дому с дорожной сумкой через плечо, развеялся так же быстро, как и возник. Страйк уже проваливался в желанный, глубокий и безмятежный сон. Слабое уханье бас-гитары, доносившееся из далекого подземелья, вскоре утонуло в раскатистом храпе.

6

Мистер Тэттл, с вами я, конечно, в безопасности.

Уильям Конгрив.

Любовь за любовь[3]3
  Перевод Р. Померанцевой.


[Закрыть]

На следующее утро, когда Страйк без десяти минут девять свернул на Эксмут-Маркет, к стенам домов еще липли клочья ледяного тумана. В этой части города ничто не напоминало о Лондоне: ни бесконечные кафе, ни пастельных тонов фасады, ни окутанный дымкой кирпичный храм византийского стиля, с позолотой и синевой, – церковь Святейшего Спасителя. Мглистый холод, антикварные лавчонки, вынесенные на тротуар стулья и столики; добавить сюда запах моря, скорбные вопли чаек – и получится Корнуолл, где Страйк провел оседлые периоды своего детства.

Издательство «Кроссфайр» он нашел по скромной вывеске на неприметной двери возле пекарни. Ровно в девять Страйк нажал кнопку звонка и, когда ему открыли, оказался перед крутой лестницей, по которой стал тяжело карабкаться вверх, подтягиваясь на перилах.

На верхней площадке его поджидал стройный щеголеватый очкарик лет тридцати, с вьющимися волосами до плеч. Он был в джинсах, жилете и рубашке с индийским рисунком и узкой оборочкой на манжетах.

– Приветствую, – сказал он. – Я – Кристиан Фишер. А вы – Камерон?

– Корморан, – машинально поправил Страйк, – но…

Он собирался добавить, что откликается и на Камерона (стандартный ответ, выработанный за долгие годы недоразумений), но Кристиан Фишер мгновенно сориентировался:

– Корморан – это корнуэльский великан.

– Совершенно верно, – с удивлением подтвердил Страйк.

– У нас в прошлом году вышли английские сказки и легенды для детей, – объяснил Фишер, распахивая двустворчатую белую дверь и пропуская Страйка в просторное, но захламленное помещение с постерами на раздвижных перегородках и неряшливыми книжными стеллажами.

Страйка проводила любопытным взглядом молодая женщина с растрепанными темными волосами.

– Кофе? Чай? – предложил Фишер, когда они прошли к нему в кабинет – тесную каморку сбоку от основного зала, выходящую окном на милую сонную улочку, подернутую туманом. – Могу попросить Джейд – она сбегает.

Страйк отказался, честно признавшись, что уже выпил чашку кофе; к его удивлению, Фишер явно рассчитывал на более длительный разговор, чем того требовали обстоятельства.

– Тогда один латте, Джейд, – распорядился с порога своего кабинета Кристиан Фишер. – Прошу вас, садитесь, – обратился он к Страйку и начал рыться на книжных полках, висевших вдоль всех стен. – Жил он, если не ошибаюсь, в горе Святого Михаила – великан Корморан?

– Точно, – подтвердил Страйк. – А убил его, как принято считать, Джек. Взобравшись на бобовый стебель.

– Где-то тут стояла… – бормотал Фишер, обшаривая полки. – «Сказки и легенды Британских островов». У вас дети есть?

– Нет, – ответил Страйк.

– Ну и ладно, – сказал Фишер. – Бог с ней. – И, ухмыльнувшись, сел напротив Страйка. – Итак, могу я спросить: кто вас нанял? Можно высказать предположение?

– Сколько угодно. – Страйк никогда не препятствовал логическим построениям.

– Либо Дэниел Чард, либо Майкл Фэнкорт, – сказал Фишер. – В точку? – Его сосредоточенные глаза поблескивали, как бусины, за линзами очков.

Ничем себя не выдав, Страйк поразился. Майкл Фэнкорт – знаменитый писатель, недавний лауреат престижной литературной премии. Какой у него может быть интерес к исчезнувшему Куайну?

– К сожалению, не угадали, – сказал он вслух. – Меня наняла жена Куайна, Леонора.

Изумление Фишера выглядело почти комичным.

– Жена? – непонимающе переспросил он. – Эта мышь, похожая на Роуз Уэст{1}1
  Роуз Уэст – Розмари Уэст (р. 1953) – серийная убийца, лишившая жизни, не без помощи своего мужа Фреда, десять женщин. В настоящее время отбывает пожизненное тюремное заключение.


[Закрыть]? С чего это она побежала к частному сыщику?

– У нее пропал муж. Вот уже одиннадцать дней, как от него ни слуху ни духу.

– Куайн пропал? Но… но тогда…

Страйк понял, что Фишер не ожидал такого поворота событий: он предвкушал беседу совершенного иного рода.

– Но с какой стати она прислала вас ко мне?

– По ее мнению, вам известно, где сейчас находится Куайн.

– Откуда? – Похоже, Фишер был неподдельно изумлен. – Он мне не друг.

– Миссис Куайн говорит, что слышала, как вы на каком-то банкете рассказывали ее мужу о доме творчества…

– Вот оно что! – выдохнул Фишер. – Ну да, «Бигли-холл». Только Оуэна там нет!

От смеха он сделался похожим на Пака{2}2
  Пак – в английском фольклоре проказливый лесной дух и домовой. Известен также под эвфемистическим именем Робин Славный Малый. Пак фигурирует в комедии У. Шекспира «Сон в летнюю ночь».


[Закрыть] в очочках: то же веселье, смешанное с лукавством.

– Оуэна Куайна ни за какие деньги туда не пустят! Прирожденный скандалист. А одна из совладелиц этого дома просто на дух не переносит Оуэна. В свое время он написал разгромную рецензию на ее первый роман, и она этого не забыла.

– Но я тем не менее попрошу вас дать мне тамошний номер телефона, можно? – сказал Страйк.

– Вот он у меня, здесь. – Фишер вытащил из заднего кармана джинсов мобильный телефон. – Прямо сейчас и позвоню…

Он тут же набрал номер и, положив телефон на стол, специально для Страйка включил громкую связь. После продолжительных длинных гудков в трубке раздался запыхавшийся женский голос:

– «Бигли-холл».

– Приветик, это ты, Шеннон? Говорит Крис Фишер из «Кроссфайра».

– Ой, Крис, привет, как дела?

Дверь кабинета открылась: вошла все та же неухоженная девица, поставила перед Фишером кофе латте и удалилась.

– Я что хотел узнать, Шен, – заговорил Фишер, когда дверь со щелчком захлопнулась, – Оуэн Куайн, случайно, не у вас?

– Куайн?

В этом кратком переспросе, эхом отразившемся от книжных полок, прозвучала вся степень отвращения далекой Шеннон.

– Он самый; ты его не видела?

– Я его не видела уже год, если не больше. А что? Уж не собрался ли он к нам? Здесь его никто не ждет, это я тебе точно говорю.

– Не беспокойся, Шен, мне кажется, его жена что-то напутала. Я тебе потом перезвоню.

Не дослушав ее прощания, Фишер поспешил вернуться к разговору со Страйком:

– Вот видите? Я был прав. Ему в «Бигли-холл» путь заказан.

– А почему вы не сказали этого его жене, когда она вам звонила?

– Ах вот оно что – она ради этого названивала?! – Фишера будто осенило. – Я-то думал, она обрывает мне телефон по наущению Оуэна.

– С чего бы он стал просить жену до вас дозвониться?

– А то вы не знаете! – ухмыльнулся Фишер, но, не встретив ответной усмешки, коротко хохотнул и объяснил: – Из-за «Бомбикса Мори». Я бы сказал, это в характере Куайна – напустить на меня жену.

– «Бомбикс Мори», – повторил Страйк, стараясь не показать, что это для него – пустой звук.

– Вот именно. Я думал, Куайн донимает меня, чтобы проверить, не возьму ли я все-таки его книжку. Это его типичный метод: посадить на телефон жену. Но если кто и возьмется публиковать «Бомбикса Мори», то определенно не я. Издательство у нас маленькое. Судебные издержки нам не по карману.

Когда Страйк понял, что, делая умный вид, далеко не продвинется, он изменил тактику:

– «Бомбикс Мори» – это последний роман Куайна?

– Да-да. – Отпив купленного помощницей кофе, Фишер погрузился в раздумье. – Исчез, говорите? Я-то думал, он займет место в партере, чтобы наблюдать за потехой. Как я понимаю, с этой целью все и затевалось. Или он потерял кураж? Нет, Оуэн не таков.

– Давно вы его печатаете? – поинтересовался Страйк.

Фишер уставился на него с ошарашенным видом:

– Да я его вообще никогда не печатал!

– Мне думалось…

– Последние три книги… или четыре?.. он опубликовал в «Роупер Чард». Нет, дело было так: я столкнулся на какой-то тусовке с его агентом, Лиз Тассел, и она мне по секрету призналась… после пары бокалов… что не знает, сколько еще «Роупер Чард» будет терпеть Куайна, а я ответил, что готов рассмотреть его следующий роман. Куайн уже попал в категорию «чем хуже, тем лучше»; можно было бы попытаться так его новый опус и раскручивать. Если уж на то пошло, – продолжил Фишер, – было же у него «Прегрешение Хобарта». Достойная вещь. Я прикинул: у него, возможно, еще хватит пороху.

– И она прислала вам «Бомбикса Мори»? – наобум спросил Страйк и внутренне обругал себя, что накануне расспрашивал Леонору Куайн через пень-колоду.

Вот что происходит, когда ты, полумертвый от усталости, берешься за новое дело. Обычно Страйк перед каждой встречей старался на шаг опережать своих собеседников, но сейчас почувствовал себя странно безоружным.

– Прислала. С курьером на мотоцикле. В позапрошлую пятницу. – Его ухмылка стала еще более плутовской. – Самая большая оплошность бедняжки Лиз.

– Почему?

– Да потому, что она прочла рукопись кое-как и, скорее всего, не до конца. Через пару часов после доставки приходит мне на телефон паническое сообщение: «Крис, по ошибке отправила не ту рукопись. Отошли мне ее, пожалуйста, назад не читая. Когда буду в конторе, заберу». Никогда не получал таких реверансов от Лиз Тассел. Это же бой-баба. Настоящие зубры перед ней робеют.

– И вы тут же отослали рукопись назад?

– Еще чего! – ответил Фишер. – Всю субботу с утра до вечера читал.

– Ну и?.. – спросил Страйк.

– А вам не рассказали?

– Не рассказали?..

– В чем там фишка? На что он замахнулся?

– На что же он замахнулся?

Фишер заулыбался. Опустил чашку на стол.

– Меня предупредили крупнейшие юристы Лондона, – сказал он, – чтобы я этого не разглашал.

– И кто же нанял этих юристов? – спросил Страйк. Не получив ответа, он предположил: – «Чард» и Фэнкорт или еще кто-то?

– Только Чард. – Фишер угодил в расставленную ловушку. – Но я бы на месте Оуэна больше остерегался Фэнкорта. Только на меня не ссылайтесь, – спохватился он.

– Это который Чард? – Страйк все еще блуждал в потемках.

– Дэниел Чард. Глава издательства «Роупер Чард», – с тенью раздражения объяснил Фишер. – Ума не приложу, как Оуэну пришло в голову, что можно безнаказанно проехаться по владельцу издательства, которое его печатает, но в этом весь Оуэн. Такой фантастической наглости, такого апломба я в жизни не встречал. Он возомнил, что может вывести Чарда под видом… – Прервавшись на полуслове, Фишер смущенно хохотнул. – Не буду рисковать своей шкурой. Скажу только, что Оуэн, к моему удивлению, повел себя так, будто рассчитывал выйти сухим из воды. Но когда тайное стало явным, у него, как видно, нервишки сдали, вот он и пустился в бега.

– Боясь, что его привлекут за клевету? – уточнил Страйк.

– С художественной литературой тут своего рода серая зона, понимаете? – произнес Фишер. – Если облекаешь правду в форму гротеска… Не подумайте, – спохватился он, – что я считаю его писанину правдой. В буквальном смысле слова – вряд ли это правда. Но все прототипы узнаваемы; он вывел в своей книге довольно много народу, причем так изобретательно… Чем-то напоминает раннее творчество Фэнкорта. Море крови и тайные символы… местами даже непонятно, на что он намекает, но все равно любопытно: что там в мешке, что там в очаге…

– И что же?..

– Не важно… это всего лишь беллетристика. Разве Леонора вас не просветила?

– Нет, – признался Страйк.

– Ни стыда ни совести, – сказал Кристиан Фишер. – Она, безусловно, в курсе. Мне казалось, Куайн из тех писателей, которые за обедом читают родным лекции на тему своих произведений.

– А почему вы, еще не зная об исчезновении Куайна, решили, что частного сыщика нанял либо Чард, либо Фэнкорт?

Фишер пожал плечами:

– Трудно сказать. Наверное, подумал, что один из них вознамерился разнюхать, какие у Куайна планы относительно этой книги, а затем либо попытаться его остановить, либо пригрозить судом возможному издателю. Либо раскопать какую-нибудь грязишку на Оуэна – ответить ударом на удар.

– Именно поэтому вы с такой готовностью согласились на нашу встречу? – спросил Страйк. – Вы решили, что у меня есть нечто на Куайна?

– Нет, что вы! – рассмеялся Фишер. – Я исключительно из любопытства. Хотел узнать, что к чему.

Взглянув на часы, он перевернул лежавший перед ним макет книжной обложки и слегка отодвинулся назад вместе с креслом. Страйк понял намек.

– Спасибо, что уделили мне время, – сказал он, вставая. – Если у вас будут известия от Оуэна Куайна, дайте мне знать, хорошо?

Он протянул Фишеру свою визитную карточку. Обходя вокруг стола, чтобы проводить Страйка, Фишер хмуро вглядывался в напечатанный на ней текст:

– Корморан Страйк… Страйк… Знакомое имя, а?..

Зерно упало на благодатную почву. Фишер внезапно оживился, как будто у него перезарядились батарейки:

– Черт побери, дело Лулы Лэндри!

Страйк понял, что может спокойно вернуться на свое место, получить кофе латте и не менее часа пользоваться безраздельным вниманием Фишера. Но вместо этого он с вежливой непреклонностью распрощался и через пару минут опять вышел на холодный мглистый воздух.