Текст книги "Между планетами"

Роберт Хайнлайн
Между планетами

1. Нью-Мексико

– Полегче, малыш, полегче!

Дон Харви придержал своего верхового пони. Обычно Ленивчик оправдывал свое имя, но сегодня он, похоже, решил взять приз. Дон не винил его. День выдался такой, какие бывают только в Нью-Мексико: небо начисто вымыто прошедшим дождем, земля уже сухая, но вдалеке еще висит осколок радуги. Небо было слишком синее, кусты слишком розовые, а горизонт – слишком четкий, чтобы выглядеть правдоподобно. Невероятный покой царил над землей, а с ним – затаенное предчувствие чего-то чудесного.

– У нас еще весь день впереди, – предупредил он Ленивчика, – так что зря не потей. Вон там, впереди, крутой подъем.

Дон восседал в великолепном мексиканском седле, которое родители прислали ему на день рождения. Эта изумительная вещь, расшитая по-индейски серебром, была так же неуместна в простой сельской школе, как парадная одежда – на клеймении скота. Этого родители не учли. Дон гордился подарком – ведь другие ребята ездили в простых седлах. Однако мальчишки немилосердно подшучивали над ним и, впервые увидев подарок, сразу окрестили Дональда Джеймса Харви «Доном Хайме».[1]1
  Испанское имя Хайме соответствует английскому Джеймс. – Прим. перев.


[Закрыть]

Вдруг Ленивчик шарахнулся в сторону. Дон огляделся, заметил что-то, выхватил оружие и выстрелил. Потом слез с пони, перебросив поводья вперед, и осмотрел дело рук своих. В тени скалы корчилась довольно крупная змея с семью погремушками на хвосте. Голова ее, отсеченная лучом, лежала рядом. Дон решил не брать погремушки: попади он точно в голову, взял бы непременно – было бы чем хвастаться. Ему пришлось чиркнуть лучом, чтобы добить ее. Если бы он принес так бездарно убитую змею, кто-нибудь наверняка спросил бы, зачем ему этот садовый шланг. Дон оставил змею на земле и вскочил в седло.

– Всего лишь паршивая старая ползучка, – пробормотал он, успокаивая Ленивчика. – Она больше испугалась тебя, чем ты ее.

Он щелкнул языком, и они тронулись. Через несколько сот ярдов Ленивчик опять прянул – на этот раз не от змеи, а от неожиданного звука. Дон придержал пони и свирепо выговорил:

– Ты, кусок сала с птичьими мозгами! Привыкнешь ты не дергаться, когда звонит фон?

Ленивчик переступил копытами и всхрапнул. Дон дотянулся до передней луки седла, взял фон и ответил:

– Мобиль 6-Джей-233309, говорит Дон Харви.

– Это мистер Ривз, Дон, – раздался голос директора школы «Ранчито алегре».[2]2
  «Веселое маленькое ранчо» (исп.). – Прим. перев.


[Закрыть] – Где ты сейчас?

– На верхушке Педлерз-Грейв-Меса, сэр.

– Возвращайся как можно быстрее.

– А в чем дело, сэр?

– Радиограмма от твоих родителей. Я вышлю за тобой коптер, если повар вернулся, и кого-нибудь пригнать твою лошадь.

Дон помедлил. Он не хотел, чтобы кто-то чужой ехал на Ленивчике, но и загнать пони не хотел. С другой стороны, радио от предков не могло не быть важным. Его родители были на Марсе, и мать регулярно, с каждым кораблем, присылала письма – но радиограммы, не считая рождественских и по случаю дня рождения, были событием почти неслыханным.

– Я поспешу, сэр.

– Хорошо! – мистер Ривз отключился. Дон повернул Ленивчика. Тот казался разочарованным и смотрел на хозяина с укором.

Они были уже в полумиле от школы, когда вертолет с ранчо засек их. Дон помахал рукой, отсылая его, и сам доставил Ленивчика в школу. Сгорая от любопытства, он все же вымыл и обтер пони. Мистер Ривз ждал в конторе. Он вручил Дону радиограмму. Та гласила:

ДОРОГОЙ СЫН, ТЕБЕ ЗАКАЗАНО МЕСТО ВАЛЬКИРИИ ТЕРРА-ОРБИТАЛЬНАЯ ДВЕНАДЦАТОЕ АПРЕЛЯ ЛЮБОВЬЮ МАМА И ПАПА.

Дон хлопал глазами, глядя на радиограмму, с трудом припоминая, какое нынче число.

– Но ведь двенадцатое сегодня! – воскликнул он наконец.

– Да. Ты не ждал этого?

Дон задумался. Конечно, он ждал поездки домой, если можно так выразиться – ведь он никогда еще не бывал на Марсе, – но полагал, что поедет в конце учебного года. Если бы его поездка на «Вандердекен» планировалась не сейчас, а месяца через три…

– Нет, пожалуй, нет. Я не могу понять, почему они посылают за мной до окончания семестра.

Мистер Ривз поглядел на свои тщательно подстриженные ногти.

– Думаю, причина очевидна.

Дон удивился.

– То есть?.. Мистер Ривз, вы думаете, что-то случилось?

– Дон, я не предсказатель, – мрачно ответил директор. – Но я думаю, что твои родители очень беспокоятся о тебе и стараются, чтобы ты оказался вне зоны потенциальной войны, причем как можно скорее.

Дон по-прежнему недоумевал. Войны для него были лишь понятием из курса истории. Конечно, изучая политологию, он следил за современным колониальным кризисом. Но эти события казались очень далекими и нереальными даже ему, хотя он достаточно путешествовал. Это было дело дипломатов, политиков, оно не касалось простых людей.

– Послушайте, мистер Ривз! Возможно, они поторопились. Я думаю иначе. Мне хотелось бы послать им радиограмму и сообщить, что я прибуду со следующим кораблем, когда закончится учебный год.

Мистер Ривз покачал головой.

– Нет, я не могу разрешить тебе поступать против воли родителей, и к тому же… – Директор школы, казалось, с трудом подбирал нужные слова. – Хочу сказать тебе, Дональд, что в случае войны ты можешь оказаться… как бы это лучше сказать… в двусмысленном положении.

Казалось, по кабинету пробежал слабый ветерок. Дон почувствовал себя одиноким и повзрослевшим.

– Ну почему все так получается? – недовольно спросил он.

Мистер Ривз внимательно рассматривал ногти.

– Ты представляешь себе, в чем заключаются твои обязанности патриота? – медленно спросил он. Дон неохотно задумался. Его отец родился на Земле; мать была с Венеры, из колонистов второго поколения. Но ни одна из этих планет не стала их настоящей родиной. Они встретились и поженились на Луне, затем вместе занимались планетологическими исследованиями в различных уголках Солнечной системы. Сам Дон родился в космосе, и в его свидетельстве о рождении, выданном Федерацией, графа «национальность» осталась незаполненной. Таким образом, он имел право на двойное гражданство. Он не ощущал себя колонистом Венеры: с тех пор, как его семья в последний раз была там, прошло столько времени, что Венера представлялась ему чем-то нереальным. С другой стороны, ему уже исполнилось одиннадцать, когда он впервые увидел чудесные зеленые холмы Земли.

– Я – гражданин Солнечной системы, – решительно сказал он.

– М-да, – хмыкнул директор школы. – Звучит славно, и, возможно, когда-нибудь станет не просто пустым звуком, но сейчас я не могу не согласиться с твоими родителями. Скорее всего, Марс останется нейтральной территорией. Там ты будешь в безопасности. И скажу откровенно: человеку, чья национальная принадлежность не вполне ясна, здесь будет довольно-таки тяжело и неуютно.

– Никому нет дела до моей национальной принадлежности! По рождению я считаюсь гражданином Земли! Закон на моей стороне.

Его собеседник ничего не ответил. Дон выпалил:

– Все это глупости. Если бы Федерация не старалась обескровить Венеру, не было бы и речи ни о какой войне.

Ривз поднялся.

– Разговор окончен, Дон. Я не собираюсь спорить с тобой о политике.

– Но это правда! Прочтите книгу Чемберлена «Теория колониальных кризисов».

Ривз искренне удивился.

– Где ты достал эту книгу? Уж конечно, не в школьной библиотеке?

Дон не ответил. Книгу прислал ему отец, но предупредил, чтобы Дон никому ее не показывал: книга была запрещена, по крайней мере – на Земле.

– Дон, ты достал ее у какого-то подпольного торговца книгами?

Дон угрюмо молчал.

– Изволь отвечать!

Наконец Ривз вздохнул и сказал:

– Ну ладно, Бог с ним. Иди в свою комнату и собери вещи. Вертолет захватит тебя в Альбукерке. Тебе нужно успеть к часу дня.

– Да, сэр.

Он уже повернулся, чтобы уйти, но мистер Ривз остановил его.

– Минуточку. Мы погорячились, и я совсем забыл, что для тебя есть и второе послание.

– Да?

Дон взял лист бумаги. На нем было написано:

ДОРОГОЙ СЫН ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗАЙДИ ПОПРОЩАТЬСЯ ДЯДЮШКЕ ДАДЛИ ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ МАМА.

Это сообщение удивило его еще больше, чем первое; он с трудом догадался, что мама имеет в виду доктора Дадли Джефферсона – друга его родителей, но вовсе не родственника; вообще этот человек не играл никакой роли в его жизни. Мистер Ривз, казалось, не видел в этом послании ничего странного, поэтому Дон сунул записку в карман джинсов и вышел из комнаты.

Дон долго жил на Земле, но к проблеме упаковки багажа подошел как истинный межпланетник. Он знал, что на корабле разрешается бесплатно провозить всего пятьдесят фунтов багажа, поэтому исключил все вещи, без которых мог обойтись. Вскоре у него получилось две горки: очень маленькая на его кровати – самая необходимая одежда, несколько капсул с микрофильмами, счетная линейка, авторучка и вриита – марсианский музыкальный инструмент, напоминающий флейту, – на которой он играл, изредка: его товарищи были против его музыкальных упражнений. На кровати соседа высилась большая груда отвергнутых вещей.

Он взял врииту, попробовал наиграть несколько мелодий… и отложил ее в большую кучу. Брать на Марс то, что сделано на Марсе, все равно что везти уголь в Ньюкасл.

Пока Дон сортировал имущество, вошел Джек Моро, с которым он делил комнату.

– Это что? Уборка?

– Я уезжаю.

Джек потер ухо.

– Я, кажется, оглох. Мне послышалось, ты сказал, будто уезжаешь?

– Да. – Дон показал Джеку радиограмму от родителей. Джек помрачнел.

– Скверно. Конечно, я знал, что мы последний год вместе, но не ожидал, что ты уедешь так скоро. Я, наверное, буду плохо спать. Твой храп меня всегда убаюкивал. А к чему такая спешка?

– Не знаю. Честно, не знаю. Директор говорит, будто родители боятся, что начнется война, и поэтому хотят, чтобы их драгоценное дитя было в безопасности. Но ведь это же глупо, правда? Я хочу сказать, люди сейчас достаточно цивилизованны и не допустят новой войны.

Джек не ответил. Дон помолчал, затем резко спросил:

– Ты согласен? Ведь не будет никакой войны…

– Может быть, да, а может, и нет, – медленно ответил Джек.

– Ой, да брось ты…

Джек сменил тему:

– Хочешь, помогу собрать вещи?

– Тут и собирать нечего.

– А зачем эта большая куча?

– А это все твое, если, конечно, ты не против. Выбери, что нравится, а потом можешь позвать других и раздать все, что им приглянется.

– Да? Послушай, Дон, я не хочу брать твои вещи. Я все это упакую и отошлю тебе.

– Не стоит. Ты никогда не отправлял посылки на другие планеты? Это жутко дорого.

– Тогда продадим их! Вот что: давай сразу после ужина устроим аукцион.

Дон покачал головой.

– Не успеем. Я отбываю в час дня.

– Ну ты даешь, парень. Не нравится мне все это.

– Ничего не поделаешь.

Дон снова принялся сортировать вещи. Несколько его друзей зашли попрощаться. Дон не афишировал свой отъезд и полагал, что директор тоже помалкивает. Но каким-то образом все о нем узнали. Он предложил им выбрать из вещей что понравится. Конечно, после Джека. Очень скоро Дон заметил, что никто из ребят не спрашивает, почему он уезжает, и встревожился. Он хотел хоть кому-нибудь сказать, что смешно ставить под сомнение его лояльность. Ведь не будет же войны! Руп Солтер, живший в другом крыле здания, просунул голову в дверь и оглядел собравшихся.

– Драпаешь, да? Слыхал-слыхал… но решил проверить.

– Я уезжаю, если ты это имеешь в виду.

– Вот-вот, это самое. Послушай, Дон Хайме, как насчет твоего замечательного седла? Я куплю его, если сойдемся в цене.

– Оно не продается.

– Да? Но ведь там, куда ты едешь, лошадей нет. Назначь цену.

– Седло принадлежит Джеку.

– И не продается, – тут же подхватил Джек Моро. – Что, съел?

Солтер не унимался.

– И еще один вопрос: ты уже завещал кому-нибудь свою лошадку?

Лошади мальчиков, как правило, принадлежали школе, но ученику, покидавшему школу, разрешалось передать свою лошадь другому. Дон быстро поднял глаза: он не подумал о Ленивчике. Внезапно он с грустью осознал, что не сможет взять смешную толстую лошадку с собой – не сможет даже проследить за тем, как о ней будут заботиться.

– Этот вопрос тоже решен, – ответил он и негромко добавил: – И здесь обойдемся без тебя.

– Кто получит лошадь? Я могу предложить хорошие деньги. Она не Бог весть что, но я хочу отделаться от своей клячи.

– Вопрос уже решен.

– Не дури. Больно уж ты обидчивый, как все едоки лягушек, и не понимаешь своей выгоды. Ну ничего, скоро вас проучат.

Дон был вне себя. Гнев душил его. «Едоками лягушек» пренебрежительно называли обитателей вечно закрытой облаками Венеры. В общем-то кличка была не слишком обидной, не более, чем «томми» для англичан или «янки» для американцев, – однако оскорбительны были тон и обстоятельства, при которых это было сказано. Все смотрели на него и ждали.

Джек вскочил с кровати и подошел к Солтеру.

– Проваливай, Солти. Некогда слушать твою трепотню.

Солтер посмотрел на Дона, на Джека, пожал плечами и сказал:

– Это мне некогда торчать здесь… но я найду время, если ты передумаешь.

Из столовой послышался гонг. Это разрядило обстановку. Несколько мальчиков направились к двери, и Солтер ушел вместе с ними. Дон задержался.

– Пошли? – сказал Джек.

– Джек…

– Да?

– Ты не мог бы взять Ленивчика?

– Слушай, Дон, я и рад бы помочь, но куда я дену Леди Мод?

– Да, пожалуй, ты прав. Но что же делать?

– Постой. – Лицо Джека прояснилось. – Ты ведь знаешь новенького, Скуинти Морриса. Он из Манитобы. У него еще нет своей лошади. Он ездит на разных, на тех, которых мы называем клячи. Он будет хорошо обращаться с Ленивчиком, я знаю. Я однажды давал ему Мод. У него добрые руки.

Дон с облегчением вздохнул:

– Поговоришь с мистером Ривзом?

– Ты можешь поговорить с ним сам, за обедом. Пойдем.

– Я не хочу есть. И не хочу говорить с директором.

– Почему?

– Не знаю. Когда он вызвал меня утром, он мне показался, как бы это сказать… не особенно дружелюбным.

– Что он сказал?

– Дело не в словах, а в том, как он держался. Может, я и вправду чересчур обидчив, но мне показалось, что он рад от меня избавиться.

Дон ожидал, что Джек станет возражать, но тот немного помолчал и сказал:

– Дон, не принимай это слишком близко к сердцу. Наверное, у директора нервы тоже на пределе. Ты знаешь, что он получил приказ?

– Какой приказ?

– Разве ты не знал, что он офицер запаса? Он получил приказ, который вступает в действие в конце семестра. Без него школой будет руководить миссис Ривз.

Дон и так был взволнован, а теперь у него и вовсе голова пошла кругом. Без него… Как можно так говорить, ведь ничего еще не случилось.

– Это точно, – продолжал Джек. – Мне повар сказал. – Он помолчал. – Послушай, мы с тобой друзья, верно?

– Да, конечно.

– Тогда скажи мне правду. Ты действительно летишь на Марс… или на Венеру, чтобы вступить в армию?

– С чего ты взял?

– Тогда считай, что я ни о чем не спрашивал. Поверь, это не повлияло бы на наши отношения. Мой отец говорил, что, когда наступает пора идти сражаться, настоящий мужчина должен сделать шаг вперед. – Он посмотрел Дону прямо в глаза и добавил:

– Но, что бы ты ни решил, это твое личное дело. Ты знаешь, что у меня скоро день рождения?

– Да. И что же?

– Я собираюсь поступить в школу пилотов. Вот почему я спрашивал, что ты думаешь делать.

– А-а.

– Но в наших отношениях это ничего не меняет. К тому же… ты летишь на Марс.

– Да, на Марс.

– Вот и хорошо. – Джек посмотрел на часы. – Надо бежать, а то останусь без обеда. Ты не идешь?

– Нет.

– Пока.

Джек убежал. Дон постоял в раздумье. Старина Джек, похоже, слишком серьезно относится к происходящему, если бросает учебу ради того, чтобы поступить в школу пилотов. Но он не прав. Не может быть прав. Дон пошел к стойлам. Ленивчик узнал его и принялся тыкаться мордой в карманы в ожидании кусочка сахара.

– Извини, старина, – печально сказал Дон, – у меня нет ничего, даже морковки. Я забыл.

Он прижался щекой к лошадиной морде, почесал пони за ухом и тихо заговорил с лошадью, объясняя что к чему, словно Ленивчик мог понять.

– Вот такие дела, – сказал Дон в заключение. – Мне нужно уезжать, и взять тебя с собой я не могу.

Он вспомнил день, когда познакомился с лошадкой. Ленивчик был тогда почти жеребенком, но Дон очень боялся его. Пони казался огромным, опасным, даже хищным. До приезда на Землю Дон ни разу не видел лошадей. Ленивчик был первым. Внезапно у Дона перехватило горло, он больше не мог говорить. Он обхватил пони за шею и заплакал.

Ленивчик тихо заржал, ласкаясь к мальчику. Дон поднял голову.

– До свидания, лошадка, береги себя.

Он резко развернулся и побежал к общежитию.

2. «Мене, мене, текел, упарсин»

Школьный вертолет высадил Дона на летном поле Альбукерке. Чтобы успеть на ракету, следовало поторопиться – служба контроля полетов требовала, чтобы ракеты делали большой крюк, облетая оружейный центр в Сэндиа. Когда мальчик поставил багаж на весы, ему вновь пришлось столкнуться с предписаниями полиции безопасности.

– У тебя есть фотоаппарат, паренек? – спросил чиновник у весов.

– Нет, а что?

– Лучи, которыми мы проверяем багаж, засвечивают пленку.

Осмотр закончился – рентгеновские лучи не обнаружили ни одной бомбы в его нижнем белье. Дону вернули багаж, и он поднялся на борт ракетоплана «Тропы Санта-Фе», который курсировал между Юго-Западом и Новым Чикаго. Очутившись внутри, он пристегнул ремни и стал ждать, удобно устроившись в мягком кресле.

Грохот двигателей на старте беспокоил его больше, чем перегрузки. Но когда скорость превысила звуковую, шум стих, остался позади; ускорение нарастало, и Дон потерял сознание.

Он пришел в себя, когда ракета начала свободный полет по гигантской гиперболе, и почувствовал огромное облегчение: тяжесть, которая разрывала его грудную клетку, заставляла бешено работать сердце и превращала мышцы в желе, исчезла. Но, не успев насладиться чудесным ощущением свободы, он почувствовал нечто новое: желудок стремился выбросить наружу свое содержимое.

Сначала Дон даже испугался: такого с ним никогда не бывало. Затем у него возникло внезапное подозрение. Неужели? Ну нет, только не с ним… ведь он родился в космосе. «Космическая болезнь» – удел жителей Земли, которые жизнь напролет ползают по поверхности планеты! Но вскоре подозрение переросло в уверенность: за годы легкой жизни на Земле он утратил иммунитет. Скрывая смущение, Дон признал, что с ним случилось то же, что может случиться с любым землянином. При посадке ему не пришло в голову попросить сделать укол от дурноты, хотя он и проходил мимо двери с нарисованным на ней красным крестом. Вскоре его тайна открылась. Дон едва успел схватить гигиенический пакет.

После этого он почувствовал себя лучше, хотя и ощущал слабость. Он внимательно прослушал по радиотрансляции рассказ о местности, над которой они пролетали. В районе Канзас-Сити небо изменило цвет с черного на пурпурный и крылья снова оперлись о воздух. Опять навалилась перегрузка: ракета тормозила, продолжая планировать по длинной траектории к Новому Чикаго. Дон поднял спинку своего кресла и сел.

Двадцать минут спустя ракета подлетела к посадочной полосе. По команде с Земли включились двигатели, и «Тропы Санта-Фе», сбросив скорость, опустились на посадочную полосу. Весь путь не занял и часа – меньше, чем полет на вертолете от школы до Альбукерке (когда-то фургоны поселенцев одолевали эту дорогу за восемьдесят суток, если повезет). Ракета местного сообщения приземлилась на широком поле; поблизости раскинулось совсем уж огромное поле – космический порт планеты. Когда-то на этом месте стоял Старый Чикаго.

Выходя из ракеты, Дон задержался, пропуская вперед семью индейцев навахо, вышел следом за ними, ступил на трап, и тот доставил его в здание космопорта. Его поразила громада здания, которое поднималось на много этажей и уходило вниз, под землю. Станция «Гэри» обслуживала не только трассу из Санта-Фе, но и трассу 66 и еще целую дюжину местных и межконтинентальных линий. Отсюда же взлетали ракеты к станции «Терра-Орбитальная», обеспечивавшей сообщение с Луной, Венерой, Марсом и с лунами Юпитера. Это был становой хребет империи, простиравшейся далеко за пределы Земли.

Привыкший к обширным безлюдным пространствам пустыни Нью-Мексико, а еще раньше – к пустоте космоса, Дон чувствовал себя неуютно в шумной толпе: в этом муравейнике трудно было сохранять невозмутимость и достоинство. Конечно, и к этому можно было притерпеться. Он нашел светящееся объемное изображение глобуса, служившее указателем, и направился к окошку регистрации. Чиновник с равнодушной физиономией сказал, что места на «Валькирии» для него нет. Дон терпеливо объяснил, что билет бронировали с Марса, и показал радиограмму. Явно раздосадованный тем, что приходится что-то делать, чиновник неохотно согласился запросить «Терру-Орбитальную», и оттуда подтвердили, что билет для Дона есть. Чиновник дал отбой и снова обратился к Дону:

– Платить будете наличными или чеком?

Дону показалось, что пол уходит у него из-под ног.

– Я полагал, билет уже оплачен.

У Дона был аккредитив, но его не хватило бы, чтобы оплатить перелет на Марс.

– Да? Мне об этом ничего не сказали.

По настоянию Дона чиновник снова связался с орбитальной станцией. Оказалось, что билет действительно оплачен. Неужели этот клерк не в состоянии разобраться в собственных документах? Чиновник с недовольным видом выдал Дону билет в каюту № 64 ракетного корабля «Дорога Славы», который должен был стартовать от Земли со станции «Терра-Орбиталь–ная» на следующее утро, в 9 часов 3 минуты 57 секунд.

– Вы прошли проверку полиции безопасности?

– Что это такое?

Лицо чиновника выразило откровенную радость; теперь он с полным основанием мог отказать в выдаче билета. Он потянул билет к себе.

– Вы не даете себе труда следить за новостями. Предъявите-ка удостоверение личности.

Дон неохотно протянул документ, чиновник сунул его в отверстие машины и вернул.

– Теперь отпечатки пальцев.

Дон оттиснул пальцы и спросил:

– Все? Могу я получить свой билет?

– Он еще спрашивает, все ли это! Явитесь сюда завтра, за час до отлета. Тогда получите свой билет – если ИБР даст разрешение.

Чиновник отвернулся. Дон понял, что разговор окончен, и отошел. Он не представлял, что делать дальше. Директору школы он сказал, что переночует в отеле «Нилтон Караван-сарай». Несколько лет назад его семья останавливалась в этом отеле, а других он не знал. С другой стороны, следовало бы попробовать разыскать доктора Джефферсона – дядюшку Дадли, поскольку так велела мать. Было едва за полдень; он решил сдать вещи в камеру хранения и начать поиски.

Освободившись от вещей, он в пустой телефонной кабине нашел в справочнике номер доктора. Автоответчик вежливо сообщил, что доктора Джефферсона нет дома, и предложил оставить для него сообщение. Дон как раз обдумывал, что продиктовать, когда молчание нарушил дружелюбный голос:

– Для тебя я дома, Дональд. Где ты сейчас, малыш?

Зажегся экран, и Дон увидел полузабытые, но знакомые черты доктора Дадли Джефферсона.

– На станции «Гэри». Я только что прилетел.

– Тогда хватай такси и немедленно ко мне.

– Я не хотел вас беспокоить, доктор, но мама настаивала, чтобы я попрощался с вами.

В душе он надеялся, что доктор Джефферсон будет слишком занят. Дон не часто попадал в большие города и не собирался убить свой последний вечер на Земле на обмен любезностями с другом семьи. Ему хотелось погулять и посмотреть, какие развлечения может предложить современный Вавилон. Аккредитив так и жег ему карман, хотелось потратить хотя бы часть денег.

– Пустяки. Надеюсь увидеть тебя через несколько минут. За это время я приготовлю что-нибудь поесть. Например, выберу и заколю для тебя тучного тельца. Кстати, ты получил мою посылку? – Лицо доктора внезапно стало внимательным.

– Нет.

Доктор Джефферсон что-то пробормотал в адрес почтовой службы.

– Может, она идет вдогонку? Там что-то важное?

– Ничего особенного, поговорим об этом позже. Ты где остановился?

– В «Караван-сарае», сэр.

– Ну тогда подстегни своих верблюдов, и посмотрим, быстро ли ты сюда доберешься. Чистого неба…

– …и благополучного приземления, сэр!

И они оба отключили аппараты. Дон вышел из кабинки и принялся разыскивать стоянку такси. В здании космопорта, казалось, людей в форме было больше обычного, причем не только пилотов и обслуживающего персонала, но и военных различных родов войск и, конечно, вездесущих служащих полиции безопасности. Дон пробился через толпу к спуску на площадку, по туннелю спустился вниз. Наконец он нашел стоянку такси и занял очередь.

Рядом растянулся большой, неприятно похожий на ящерицу венерианский дракон. Продвинувшись вместе с очередью и оказавшись рядом с драконом, Дон просвистел вежливое приветствие.

Дракон посмотрел на мальчика одним глазом. На «груди» его, между передними лапами, на таком расстоянии, чтобы легко можно было дотянуться щупальцами, крепился небольшой металлический ящик – водэр. Щупальца нажали на клавиши, и существо с Венеры ответило мальчику – металлическим голосом водэра, а не трелью на родном языке:

– Я также приветствую вас, молодой джентльмен. Приятно на чужбине услышать звуки родного языка, к которым привык еще в яйце.

Дон с удовольствием отметил, что пришелец с другой планеты изъяснялся с явным акцентом кокни, хоть и пользовался металлическим переводчиком. Дон просвистел в ответ стандартную вежливую формулу, основной смысл которой сводился к пожеланию собеседнику легкой и приятной смерти. Существо с Венеры с помощью водэра поблагодарило его и добавило:

– Мне не совсем понятно ваше произношение. Доставьте мне удовольствие, говорите на вашем языке, чтобы я мог попрактиковаться.

Дон смекнул: его свист настолько несовершенен, что существо с Венеры с трудом понимает его, и сейчас же перешел на язык людей.

– Меня зовут Дон Харви, – сказал он и тут же просвистел эту фразу, чтобы передать смысл своего имени на языке венериан – «Туман Над Водами». Это имя выбрала ему мать, и он не видел в нем ничего смешного. Дракон тоже не нашел в нем ничего смешного. Он просвистел свое имя и проговорил через водэр:

– Меня зовут Сэр Исаак Ньютон.

Дон понимал, что существо с Венеры, называя себя таким именем, следовало общей традиции драконов: брать удобства ради имена выдающихся землян, достойных уважения.

Дон хотел спросить Сэра Исаака Ньютона, не знаком ли тот с семьей его матери, но очередь продвигалась, а дракон нет. Дону пришлось, чтобы не потерять место, перемещаться вместе с очередью. Существо с Венеры проводило его взглядом одного глаза и на прощание выразило надежду, что смерть Дона будет приятной.

Непрерывный поток такси прервался; подошел большой тягач с платформой, оттуда спустили трап. Дракон встал на шесть могучих лап и поднялся по трапу. Дон просвистел ему вслед слова прощания и с неприятным чувством заметил, что за ним внимательно наблюдает служащий полиции безопасности. К счастью, наконец подошла его очередь. Дон сел в такси, захлопнул колпак, набрал адрес и откинулся на сиденье. Автомобильчик рванулся вперед, преодолел небольшой подъем, промчался через туннель и въехал в кабину подъемника. Дон попытался запомнить дорогу, но Новый Чикаго напоминал муравейник, и это было бы тяжелой задачей даже для специалиста-топографа. Казалось, кибер-водитель уверенно выбирает маршрут; во всяком случае, компьютер, управляющий всеми такси, знал, куда его направить. Остаток пути Дон посвятил размышлениям о неприветливом чиновнике, о подозрении, которое он вызвал у полицейского, и о посылке доктора Джефферсона. Последнее мало его беспокоило. Он полагал, что почта работает плохо и посылка попросту затерялась, и надеялся, что мистер Ривз догадается переслать его корреспонденцию на Марс.

Затем он вспомнил Сэра Исаака. Как приятно встретить земляка!

Квартира доктора Джефферсона располагалась в фешенебельной части города, на одном из подземных этажей. Вышло так, что Дон все-таки не сумел самостоятельно прибыть к месту назначения; когда такси остановилось у входа, он хотел выйти, но дверца не открылась. Он вспомнил, что прежде должен заплатить за проезд, и тут обнаружилось, что, прежде чем садиться в такси-автомат, следовало позаботиться о монетах. Автомобиль-робот был умной машиной, однако аккредитивы разменивать не умел. Дон в полном отчаянии ожидал, что сейчас автомобильчик отвезет его в ближайший полицейский участок, но тут явился спаситель – доктор Джефферсон.

Доктор дал мальчику монеты, чтобы Дон опустил их в счетчик, и провел его к себе.

– Не переживай, мой мальчик. Такое и со мной бывает примерно раз в неделю. Сержант в местном полицейском участке держит в своем ящике кучу монет, чтобы вызволять меня из лап наших механических узурпаторов. Раз в квартал я оплачиваю эту услугу и добавляю на чай. Садись. Хочешь шерри?

– Нет, благодарю вас, сэр.

– Тогда кофе. Сливки и сахар перед тобой. Что пишут родители?

– Как обычно. Оба чувствуют себя хорошо, много работают, и всякое такое.

Дон незаметно осмотрелся. Комната была большой, удобной, даже роскошной, хотя книги, валяющиеся повсюду – сложенные на полках, на столе и даже на стульях, – несколько портили впечатление. В углу пылал камин; разумеется, имитация, но совершенная: огонь был неотличим от настоящего. За приоткрытой дверью виднелись и другие комнаты. Дон прикинул в уме приблизительную стоимость такой квартиры в Новом Чикаго, и у него захватило дух. Прямо перед ним было большое панорамное окно, откуда полагалось бы открываться виду на подземную часть города. Но вместо этого за ним открывался живой горный пейзаж: ручей и хвойные деревья. Пока он разглядывал все это, из воды выпрыгнула форель.

– Я знаю, что они много работают, – сказал хозяин квартиры. – Они всегда много работали. Твой отец всегда стремился постичь все тайны, накопленные за миллионы лет. Это невозможно, но он не сдается, и у него кое-что получается. Представь себе, малыш, когда твой отец начинал свою карьеру, мы и не подозревали, что некогда существовала Первая Империя системы… Если, конечно, она была первой, – добавил он задумчиво. – К настоящему времени мы обследовали руины на дне двух океанов Земли и сопоставили полученную информацию с четырех других планет. Конечно, твой отец проделал всю эту работу не в одиночку, но его вклад трудно переоценить. Твой отец – великий человек, Дональд, и твоя мать – тоже; они действуют как одна команда. Угощайся сандвичами.

– Спасибо. – Дон занялся едой, не желая отвечать доктору. Ему были приятны похвалы в адрес родителей, но казалось нескромным выказывать свое удовольствие и поддакивать. Однако доктор умел говорить и в одиночестве.

– Конечно, мы, возможно, так и не найдем ответов на все вопросы. Например, как самая крупная из планет системы, родина Империи, подверглась разрушению и превратилась в космические обломки. Твой отец провел четыре года в поясе астероидов – и ты с ним, верно? – и не нашел ответа на этот вопрос. Была ли это двойная система, такая же, как Земля и Луна, и что ее разрушило – воздействие приливных сил или ее взорвали?