Текст книги "Кто крадет вашу пенсию и как остановить грабеж"

Роберт Кийосаки
Кто крадет вашу пенсию и как остановить грабеж

В ближайшие десятилетия мы станем свидетелями того, как сотни миллионов стариков во всем мире, включая американских беби-бумеров, скатываются к бедности.

Никого уже не удивляет характеристика: «Слишком слаб, чтобы работать, и слишком беден, чтобы выходить на пенсию».

Надвигающийся глобальный пенсионный кризис затрагивает не только тех, кто активно трудится и собирается на пенсию. Его тяжкую финансовую ношу ощутят на себе все члены семьи от мала до велика.

Перевод с английского выполнил С. Э. Борич по изданию: WHO STOLE MY PENSION? How You Can Stop The Looting / Robert Kiyosaki, Edward Siedle. – PLATA PUBLISHING.

This edition published by arrangement with Rich Dad Operating Company, LLC.

First Russian Edition: April 2023.

CASHFLOW, Rich Dad, B-I Triangle, Knowledge: The New Money, and CASHFLOW Quadrant are registered trademarks of CASHFLOW Technologies, Inc.

Copyright © 2020 by Robert T. Kiyosaki and Edward Siedle

© Перевод, издание. ООО «Попурри», 2023

Глава 1

Сидл: Надо ли подросткам задумываться о пенсионных планах?

В тот год, когда группа «Битлз» записала свою песню «Когда мне будет 64», я был еще подростком, но уже думал о старости, пенсии и о том, кто станет заботиться обо мне.

Подросток, думающий о старости? Что-то с трудом верится.

Позвольте объяснить.

В молодости я жил в Уганде на востоке Африки вместе со своим отцом, который однажды в июле 1971 года не вернулся с сафари из отдаленной провинции страны.

За несколько дней до его исчезновения мы отпраздновали мой семнадцатый день рождения.

Мой отец был американским врачом-геронтологом. Он преподавал в угандийском Университете Макерере и проводил полевые исследования, касающиеся обеспечения пожилых людей в традиционных африканских сообществах.

Почему он решил заняться проблемой жизни стариков в Африке?

Потому что в середине 1960-х годов у него уже было ясное представление о демографическом составе Америки и о том, что через несколько десятилетий, когда 80 миллионов хиппи состарятся, кому-то придется кормить этих беби-бумеров.

Впервые в истории эта юная нация, всегда делавшая ставку на молодость, должна была столкнуться с наплывом пожилых людей.

И мой отец понимал, что Америка не готова к этому.

Можно утверждать, что он предвидел кризис системы пенсионного обеспечения и ухода за пожилыми людьми, который мы переживаем сегодня.

Он полагал, что ответ можно найти в традициях ухода за стариками в африканском обществе.

Мой отец много ездил по отдаленным провинциям Уганды, встречаясь с миссионерами и членами других организаций, осуществлявшими уход за пожилыми людьми, которые не способны были самостоятельно заботиться о себе. Книга о его работе, которую он закончил буквально накануне своего исчезновения, называлась «Закат жизни: старость, миссии и миссионеры в Уганде» (The Last of Life: Old Age, Missions and Missionaries in Uganda). В ходе своих путешествий и исследований он установил множество контактов, через которые узнавал о том, что происходит в отдаленных местах страны.

Спустя много лет я узнал, что он создал настоящую агентурную сеть, с помощью которой собирал данные для нашего правительства.

Мой отец пропал в 1971 году в районе города Мбарары, когда занимался расследованием слухов о том, что новый президент Уганды Иди Амин убил сотни солдат из гарнизона этого города, не сделав ни единого выстрела.

Исчезновение моего отца взбудоражило весь мир. Журнал Newsweek писал, что Иди Амин – жестокий убийца, на совести которого, по некоторым оценкам, может быть 500 тысяч жизней жителей страны.

Поскольку я воспитывался без матери, мне пришлось вернуться в США и жить у родственников, с которыми я был едва знаком.

Ввиду того что тело отца так и не было обнаружено, он считался не умершим, а пропавшим без вести, из-за чего я не мог претендовать на наследование его имущества, выплаты по страховке и даже социальное пособие по потере кормильца. Короче говоря, я не только стал сиротой, но и остался без гроша.

Более того, во время пребывания в Африке мои попытки обучения на дому закончились тем, что я вообще перестал учиться и не окончил 10–12-й классы.

Тем не менее я узнавал много нового, читая книги у себя в спальне до глубокой ночи и помогая студентам в африканском университете писать курсовые работы. Но для традиционной американской системы образования это был не аргумент.

Учитывая суровую реальность, я вынужден был следующие три года посвятить завершению среднего образования в школе.

К счастью, школьный консультант по профессиональной ориентации узнал об экспериментальном колледже Саймонс-Рок в Беркширских горах на западе штата Массачусетс, куда принимали и учеников школьного возраста.

Это была рука помощи.

Моя подруга отвезла меня в этот колледж, так как я не имел прав на вождение автомобиля.

Еще одна рука помощи.

Это инновационное заведение приняло такого необычного студента, как я, и даже назначило мне стипендию на первый год обучения.

Таким образом, у меня наметился путь выхода из безнадежной ситуации. Не окончив среднюю школу, я оказался студентом колледжа!

К концу первого года обучения в колледже Саймонс-Рок в моей судьбе наметились и другие сдвиги.

Следственная комиссия в Уганде пришла к заключению, что по приказу Амина моего отца арестовали, подвергли пыткам и убили за шпионскую деятельность. И хотя тело так и не было найдено, я мог вступить в права наследования его имущества, воспользоваться страховыми выплатами и получить пособие.

Угандийское правительство по дипломатическим каналам предложило неофициальное возмещение моих потерь и выплатило определенную сумму, хотя так и не признало своей ответственности.

Возможность получить степень бакалавра искусств без аттестата за среднюю школу была очень привлекательной, однако я так и не закончил колледж Саймонс-Рок.

Дело в том, что, как только мне удалось преодолеть острый кризис, связанный с исчезновением и смертью отца, учеба в колледже перестала быть приоритетом. Но после двухлетнего перерыва я все-таки завершил учебу в другом колледже, а затем окончил и школу права.

В мае прошлого года, то есть спустя 46 лет после поступления в Саймонс-Рок, этот колледж, который так много значил для меня, присудил мне степень почетного бакалавра искусств.

В целом можно сказать, что каждый эпизод бурных первых лет моей жизни оставил в моей душе неизгладимый след. Благодаря работе моего отца я уже в раннем возрасте познакомился с проблемами старения и ухода за пожилыми людьми. А в результате его убийства я на собственном опыте убедился в ценности американской системы социального обеспечения и в тех преимуществах, которые она обеспечивает не только пожилым людям, выходящим на пенсию, но и их иждивенцам, в том числе детям и инвалидам, находящимся в критической ситуации.

Я также достаточно рано понял, какое значение имеют такие вещи в жизни, как здоровье, семья и, конечно, благосостояние.

Первое судебное расследование исчезновения моего отца состоялось лишь спустя десятилетия, в 1997 году, когда я вернулся в Уганду и при содействии американских спецслужб и угандийских военных оказался лицом к лицу с убийцей моего отца в тюрьме строгого режима Лузира. Конечно, никакие мои усилия не могли вернуть мне отца. Руководствуясь подсказками его убийцы, я даже проводил раскопки, но так и не смог найти его тело. Однако я узнал, как и когда он умер, и был удовлетворен хотя бы тем, что сделал все, что было в моих силах.

В последние 35 лет, будучи юристом Комиссии по ценным бумагам и биржам США и разоблачителем корпоративных преступлений, получившим крупнейшие в истории гонорары от правительства (на общую сумму 78 миллионов долларов), я разработал собственную систему расследований в области управления деньгами. Сегодня, когда меня просят в понятных выражениях объяснить, чем я зарабатываю на жизнь, я отвечаю: «Это как в телесериале “Место преступления Майами”. Каждая серия обычно начинается с обнаружения мертвого тела, и перед судебно-медицинскими экспертами встает задача выяснить, была ли смерть вызвана естественными причинами или стала результатом преступления. В моей работе “смерть”, которую я расследую, – это мертвый или серьезно больной пенсионный либо инвестиционный вклад. Вопрос заключается в том, пропали ли пенсионные накопления по естественным причинам (например, непредвиденное падение фондового рынка) или же имела место нечестная игра. Неправомерные действия, которые я ищу, заключаются в скрытом конфликте интересов, непрозрачных комиссионных расходах или явных нарушениях закона. Чаще, чем общественность или жертвы могут себе представить, ущерб становится результатом неправомерных и аморальных действий, с помощью которых корыстолюбивые инвестиционные компании с Уолл-стрит опустошают счета клиентов ради собственной выгоды. Эти парни играют в нечестную игру, присваивая себе чужое богатство».

На сегодняшний день я провел глубокие криминалистические расследования пенсионных накоплений на общую сумму свыше 1 триллиона долларов и обнаружил сотни миллиардов, которые были украдены без применения оружия. Это касается как государственных, так и корпоративных пенсий.

Мне известно, почему приходят в упадок и разоряются даже, казалось бы, самые благополучные пенсионные фонды. И я знаю, что́ вы можете и должны делать для того, чтобы уберечь свои пенсионные накопления от кражи.

Все мы заслуживаем того, чтобы нашим пенсиям ничто не угрожало. Эта книга написана с тем, чтобы на шаг приблизить вас к этой цели.

Кийосаки: Почему мой бедный папа был бедным

В 1972 году я служил на вертолетоносце, который дислоцировался в Южно-Китайском море. Мне было 25 лет, я окончил военную академию, получил звание первого лейтенанта Корпуса морской пехоты США и стал пилотом вертолета, совершавшего боевые вылеты в рамках странной войны, названной вьетнамской.

В морскую пехоту я пошел добровольно. Я не подлежал призыву в армию. Меня никто не заставлял летать. До этого я был третьим помощником капитана на нефтяном танкере компании Standard Oil of California и зарабатывал кучу денег. Освобождение от военной службы объяснялось простым словом «нефть», за которым стояла нефтеперерабатывающая промышленность. Будучи гражданским моряком на службе Standard Oil, я выполнял жизненно важные для страны функции, не связанные со службой в армии.

Зачем же я по доброй воле решил стать летчиком, в то время как мои сверстники протестовали против войны, сжигали свои призывные повестки, поступали на учебу в вузы, для того чтобы получить студенческую отсрочку от службы, или сбегали в Канаду, уклоняясь от призыва?

Военная академия, которую я окончил, называлась Академией торгового флота в Кингс-Пойнте, штат Нью-Йорк. Это одна из пяти федеральных военных академий, среди которых наиболее известны Вест-Пойнт, Военно-морская и Военно-воздушная академии, подчиняющиеся Министерству обороны США. Две другие – это Академия береговой охраны, находящаяся в подчинении Министерства финансов США, и моя, в Кингс-Пойнте, самая маленькая из всех пяти и подчиняющаяся Министерству торговли США. Несмотря на скромные размеры академии, выпускники Кингс-Пойнта были самыми высокооплачиваемыми среди всех других. Некоторые из них зарабатывали свыше 100 тысяч долларов в год, и эта сумма освобождалась от налогов, если плавание осуществлялось в зоне боевых действий. Не так уж и плохо для 1960-х годов.

Я получил степень бакалавра в области морских перевозок со специализацией по транспортировке нефти. В течение года, будучи еще курсантом академии, я был учеником на танкере, совершавшем переходы между Калифорнией, Аляской, Гавайями и Таити. По окончании академии в 1969 году Standard Oil предложила мне должность третьего помощника капитана на том же самом маршруте между Калифорнией, Гавайями и Таити. После семи месяцев работы мне полагался пятимесячный отпуск.

Так зачем же я добровольно пошел в летчики, хотя у меня была работа, о которой многие могли только мечтать, и радужные перспективы?

Причин было много. Одна из них объяснялась тем, что, по слухам, двух братьев не имели права одновременно призывать для участия в боевых действиях. Мой младший брат думал, что если он пойдет в армию, то меня не пошлют во Вьетнам. Я считал так же. Но все это оказалось неправдой. Мы оба одновременно оказались в зоне боевых действий. Когда я предпринял попытку отправить брата домой, мой командир лишь усмехнулся и сказал: «Тебе пора взрослеть. Неужели ты веришь всему, что говорит правительство?»

У моего отца было пятеро братьев, которые служили в армии в годы Второй мировой войны. Один из них воевал против японцев, попал в плен и стал участником печально известного Батаанского марша смерти. Он оказался одним из двух американцев японского происхождения, которых японцы взяли в плен.

Мы считали семейной традицией служение нашей стране в военное время. Я знал, что мне будет неловко сказать своим дядям: «Я освобожден от службы». И все же это была не главная причина, побудившая меня записаться добровольцем в морскую пехоту.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мною двигало всего лишь любопытство. Вьетнамская война разделила страну на различные лагеря, группы и фракции. Здесь были и хиппи, и те, кто сжигал повестки, и те, кто всеми силами затягивал учебу в университете (не с целью получения знаний, а ради студенческой отсрочки от призыва), и те, кто следовал призыву: «Либо люби Америку, либо проваливай». У меня не было каких-то определенных взглядов на войну. Я просто взял и записался добровольцем.

Почему в морскую пехоту? В те дни большинство призванных отправлялись в сухопутные войска. По моей логике выходило так, что если уж я иду на войну, то лучше воевать бок о бок с теми, кто этого хочет. Так я оказался в морской пехоте.

В 1969 году я уволился с весьма удобной должности третьего помощника капитана танкера Standard Oil, и это сразу повлекло за собой сокращение зарплаты с 47 тысяч долларов в год до 200 в месяц. В 1969-м мой бедный папа зарабатывал примерно 20 тысяч в год, будучи главой департамента народного образования, так что моя начальная зарплата превышала его максимальную на 250 процентов. Бедный папа так и не понял, почему ради того, чтобы оказаться в зоне военных действий, я пошел на снижение зарплаты до 2400 долларов в год. Мне самому это было непонятно.

Я приобрел подержанный красный спортивный автомобиль и отправился из Сан-Франциско в Пенсаколу, штат Флорида, где находилась летная школа морской авиации. Должен признаться, я не был уверен, что вернусь в Америку, поэтому решил воспользоваться возможностью в последний раз увидеть эту прекрасную страну…

Вьетнам подарил мне громадный опыт. Он стал моим сигналом к пробуждению. Я совершил определенное количество боевых вылетов и увидел войну собственными глазами – настоящую войну, а не ту, которую играет в своих фильмах Джон Уэйн, – и, следуя совету своего командира, начал взрослеть. Я уже не был юным выпускником колледжа, ослепленным американской пропагандой, который распевал «Боже, благослови Америку», размахивая звездно-полосатым флагом. И уже не считал, что защищаю вьетнамцев от коммунизма.

Когда кто-то спрашивает меня, каково было там, во Вьетнаме, я рекомендую посмотреть фильм «Доброе утро, Вьетнам» с Робином Уильямсом в главной роли. Грусть, пронизывающая этот фильм, была моей реальностью.

Во Вьетнаме я перестал без рассуждений делать то, что велят. Не протестовал. Лишился иллюзий, разочаровался в самом себе из-за того, что оказался таким простаком. У меня не было ненависти к противнику. Мое уважение к вьетконгу и северным вьетнамцам росло по мере того, как до меня все больше доходило, что они такие же люди, как я. Просто мы оказались по разные стороны. Мы стреляли и убивали их, потому что они стреляли и убивали нас.

У меня не было ненависти к сослуживцам. Более того, я начал любить их еще больше. И воевать стал еще лучше – не за США, а за своих людей, свой экипаж, своих соотечественников на земле. Будучи пилотом, я выполнял определенные функции, которые заключались не в том, чтобы убивать, а в том, чтобы вернуть свой экипаж домой живым. И я рад, что мне это удалось. Все возвратились в целости и сохранности.

Но так думали не все пилоты. Всегда найдется тот, кто грезит о медалях за подвиги, потому что это означает карьерный рост. Эти пилоты представляли наибольшую опасность, потому что думали только о себе и руководствовались исключительно собственными амбициями и эгоизмом. Мы все знаем таких людей. Их можно встретить повсюду. О таком типе людей даже написана книга «Стремление быть первым» (Looking Out for Number One).

В свободное время я часто стоял на палубе вертолетоносца и ждал, что исчезнувший вертолет и его экипаж вдруг каким-то чудом объявятся на горизонте. Но чудес не бывает.

Слава богу, кто-то построил во Вьетнаме мемориал, посетив который я смог наконец попрощаться с так и не вернувшимися друзьями.

На борту вертолетоносца всегда найдется время подумать. Хотя мы регулярно совершали вылеты, бывало, что между заданиями проходили недели. В это время можно было почитать или посмотреть старые фильмы.

Палуба вертолетоносца представляла собой гигантскую беговую дорожку, поэтому мы наматывали по ней круги и оставались в достаточно хорошей спортивной форме. Еда была не особенно вкусной, но в изобилии, так что бег оказался нашим спасением.

Однажды во время такого длительного периода бездействия я вспомнил занятие в академии, посвященное нефти. Преподаватель спросил тогда: «Как пишется слово “война”?»

Мы произнесли это слово по буквам, но услышали, что ответ неправильный, и задумались, а преподаватель точно так же по буквам произнес: «Н-Е-Ф-Т-Ь». Не знаю, почему именно этот урок вспомнился мне во Вьетнаме. Подозреваю, что это было навеяно моими размышлениями о том, зачем я вообще нахожусь здесь.

Один из наших преподавателей читал нам лекцию по истории войн XX века. Из его слов выходило, что Первая мировая война велась за нефть. Это была первая механизированная война, в которой бои велись с помощью самолетов, грузовиков и танков. Конная тяга и кавалерия устарели. К началу ХХ века было уже ясно, что победителем в будущих войнах будет тот, кто контролирует нефть.

Многие из географических названий, событий и полей боевых действий, которые мы слышали на этом занятии, посвященном Первой мировой войне, и сегодня мелькают в новостях. Я помню, что там упоминался Мосул в северной части Ирака, так как Черчилль хотел, чтобы контроль над этой местностью после войны принадлежал Великобритании. И мы до сих пор слышим в новостях про Мосул как оплот ИГИЛ и район боевых действий.

В 1914 году мы сражались за Мосул. Сто лет спустя, в 2014-м, мы все еще продолжаем сражаться за этот город.

Вторая мировая война также велась за нефть. Гитлер оккупировал страны, богатые нефтью, в частности Ливию. Мы до сих пор сражаемся в Ливии.

Нефть стояла за Пёрл-Харбором. Америка отрезала Японию от источников получения нефти, и это стало поводом для начала войны в Тихом океане.

Я взрослел и просыпался. Мои мысли то и дело возвращались к тому занятию по военной тактике в академии, и я все чаще приходил к выводу, что США находятся во Вьетнаме не для защиты вьетнамского народа от коммунизма. Мы воюем за нефть.

Нефть была причиной вьетнамской войны. США не хотели, чтобы Китай получил доступ к вьетнамской нефти, а американским нефтяным компаниям нужна была прибыль.

Нефть стояла за террористической атакой 11 сентября 2001 года.

Хотя Усама бен Ладен и большинство из группы террористов, совершивших воздушную атаку на Всемирный торговый центр и Пентагон, были родом из Саудовской Аравии, эта страна по-прежнему остается нашим союзником, потому что нас связывает нефть.

Сегодня США ведут самую длинную в своей истории войну против терроризма. Они тратят триллионы долларов и рискуют тысячами жизней, чтобы одолеть террористов, но на самом деле бой идет за нефть, за интересы нефтяных компаний и их акционеров, за Уолл-стрит и военно-промышленный комплекс.

Какое же отношение имеют нефть и война к нашим пенсиям? Они напоминают о том, что нам пора проснуться. Наши представления о надежности рабочих мест, социального обеспечения, корпоративных и государственных пенсий и о том, что кто-то о нас обязательно позаботится, носят весьма рискованный характер.

Вьетнам стал поворотным пунктом в моей жизни, потому что я начал прозревать. Мы с братом наивно думали, что двух братьев одновременно не могут отправить на войну. Точно так же я верил, что мы сражаемся за свободу вьетнамского народа. В действительности же мы убивали сотни тысяч вьетнамцев за нефть. Если бы во Вьетнаме не было нефти, мы не стали бы убивать невинных людей.