Текст книги "Бумаги Мэтлока"

Глава 9

Если подойти достаточно близко или если солнце светит под определенным углом, то над большими, как в соборе, дверями можно различить полустертые буквы греческого алфавита: «альфа», «дельта», «фи». Этим выпуклым буквам было уже много десятилетий, и ни пескоструйкой, ни стараниями студентов не удалось стереть их до конца. Дом студенческого братства Альфа-Дельта-Фи постигла та же судьба, что и другие подобные здания в Карлайле. Он был продан черным со всеми потрохами, включая дырявую крышу и невыгодную страховку.

Черные привели дом в порядок, насколько позволяло его плачевное состояние. Они полностью его отремонтировали внутри и снаружи. И всюду, где было возможно, стерли и уничтожили все, что напоминало о бывших владельцах. Вместо поблекших фотографий досточтимых выпускников появились яркие, как театральные афиши, портреты новых революционеров – африканцев, латиноамериканцев, «черных пантер». В старых залах висели новые заповеди, кричащие плакаты, выполненные адептами психоделического искусства[11]11
  Художники этого направления «творят» под влиянием наркотиков.


[Закрыть]: «Смерть свиньям!», «Вперед на белых!», «Малькольм жив!», «Лумумба – черный Христос!»

Между этими плакатами были развешаны произведения примитивного африканского искусства: маски плодородия, копья, щиты, выкрашенные в красный цвет шкуры животных, сморщенные головы с волосами, явно принадлежащие белым. Лумумба-Холл никто не хотел обманывать. Он источал гнев. Он источал злобу.

Не успел Мэтлок взяться за тяжелый бронзовый молоток, висевший возле гротескной металлической маски, как большая дверь открылась и навстречу ему вышел улыбающийся студент.

– Я был уверен, что вы придете! Это будет настоящий кайф!

– Спасибо, Джонни. Как же можно такое пропустить. – Мэтлок вошел, и его поразило множество зажженных свечей в холле и прилегающих комнатах. – Точно бдение у гроба. А где же сам гроб?

– Это потом. Подождите, сами увидите!

К ним подошел черный студент, в котором Мэтлок узнал Адама Уильямса – одного из университетских экстремистов. Длинные волосы Уильямса были подстрижены на африканский манер и правильным полукругом обрамляли голову. Мэтлок подумал, что, если бы они встретились в вельде, он принял бы Уильямса за вождя племени.

– Здравствуйте, – сказал Уильямс, широко улыбаясь. – Добро пожаловать к истокам революции.

– Большое спасибо. – Они обменялись рукопожатиями. – Правда, впечатление не столько революционное, сколько похоронное. Я даже спросил у Джонни, где гроб.

– О боже! – захохотал Уильямс. – Значит, мы все делаем неправильно. Это же день ликования. Немного мрачного, пожалуй, но все же ликования.

– Я не совсем понимаю, – улыбнулся Мэтлок.

– Мальчишка из племени достигает рубежа, за которым для него начинается активная жизнь взрослого мужчины. Значит, это повод для радости. Никаких гробов, никаких рыданий и траурных покрывал.

– Правильно! Правильно, Адам! – подхватил Джонни.

– Брат, почему бы тебе не принести доктору Мэтлоку что-нибудь выпить? – Адам повернулся к Мэтлоку. – До окончания церемонии мы будем пить только пунш «Суахили». Не возражаете?

– Нет, конечно.

Джонни исчез в толпе.

– Прекрасно, – улыбнулся Адам. – Это легкий напиток из рома, лимонада и клюквенного сока. Очень вкусный… Спасибо, что пришли.

– Для меня ваше приглашение было неожиданностью. Я полагал, что это очень закрытое мероприятие – только для своих, из одного племени… Ох, простите!.. Я не хотел вас обидеть…

– А вы и не обидели, – рассмеялся Уильямс. – Я же сам употребил это слово. Хорошо чувствовать себя племенем. Хорошо для братьев.

– Да, вероятно, племя – это…

– Коллектив, общественная группа, способная защитить себя. Имеющая свое лицо.

– Ну, если такова цель – конструктивная цель, – то я ее одобряю.

– Именно такова. Ведь там, в буше, племена не всегда воюют друг с другом. И занимаются не только воровством, грабежом и похищением женщин. Это из дешевых голливудских фильмов. Они торгуют, вместе охотятся, вместе обрабатывают землю и сосуществуют лучше, чем народы и политические группы!

– Хорошо, профессор, – в свою очередь, рассмеялся Мэтлок. – Я все это запишу после лекции.

– Извините. Такая уж у меня привычка.

– Привычка или профессия?

– Время покажет… Но мне хотелось бы, чтобы одно было ясно. В вашем одобрении мы не нуждаемся.

Вернулся Джонни со стаканом пунша для Мэтлока.

– Мистер Мэтлок, а брат Дэвис, то есть Билл Дэвис, говорит, что вы грозились его завалить, а потом на промежуточных вдруг взяли и поставили ему зачет с отличием!

– Брат Дэвис наконец решил взяться за ум и немножко поработать. – Мэтлок взглянул на Адама Уильямса. – Против такого рода одобрения вы не возражаете? Нет?

Уильямс улыбнулся и положил руку на локоть Мэтлоку.

– Нет, сэр, бвана… В этой сфере вы управитель копей царя Соломона. Брат Дэвис здесь для того, чтобы работать не покладая рук и реализовать заложенные в нем возможности. Здесь я не спорю. Делайте с братом что хотите.

– А вы человек страшноватый, – беспечно заметил Мэтлок, хотя ему стало не по себе.

– Ничего подобного. Просто прагматик… Мне нужно проследить за последними приготовлениями. Мы еще увидимся. – Уильямс окликнул проходившего мимо студента, и они начали пробираться сквозь толпу к лестнице.

– Пойдемте, мистер Мэтлок. Посмотрите, какие у нас тут перемены. – И Джонни повел Мэтлока в зал, который раньше был главным залом братства Альфа-Дельта-Фи.

В море темных лиц Мэтлок уловил всего несколько настороженных, враждебных взглядов. Наверное, в другом месте университетского городка он услышал бы больше приветственных возгласов, но в целом встретили его вполне нормально. Мелькнула мысль: а что, если бы братья знали, зачем он пришел, – как бы на него набросились все обитатели Лумумба-Холла! Он ведь здесь единственный белый.

Перемены в зале произошли радикальные. Не было больше широких панелей темного дерева, тяжелых дубовых скамей под огромными, точно в соборе, окнами и массивной мебели с темно-красной кожаной обивкой. Все преобразилось до неузнаваемости. Исчезли стрельчатые окна – их спрямили и превратили в прямоугольные. На потолке образовывали орнамент тысячи блестящих тростинок, сходившихся к центру, где из большого отверстия – фута три в диаметре, – закрытого толстым неровным стеклом, лился желтовато-белесый свет. Мебели как таковой не было. Куски толстых бревен на невысоких ножках, по-видимому, заменяли столы. Вместо стульев вдоль стен лежало множество ярких подушек.

Мэтлок быстро понял смысл всех этих перемен.

Зал братства Альфа-Дельта-Фи превратился в великолепную копию большой африканской хижины. Тут было даже ослепительное экваториальное солнце, светившее через отверстие в крыше.

– Здорово! Просто здорово! У вас ушел на это, наверное, не один месяц.

– Почти полтора года, – сказал Джонни. – Здесь очень уютно, хорошо отдыхается. Знаете, ведь сейчас многие ведущие дизайнеры отдают предпочтение стилю «назад к природе». Это очень рационально, и легко поддерживать порядок.

– Вы словно оправдываетесь. Зачем? Это же полный блеск.

– Да нет, я вовсе не оправдываюсь. – Джонни решил прекратить пояснения. – Адам говорит, что в примитиве есть своего рода величие. Это наследие, которым можно гордиться.

– Адам прав. Хотя он не первый, кто это сказал.

– Не надо ставить нас на место, мистер Мэтлок…

Мэтлок взглянул на Джонни поверх стакана с пуншем.

«О господи, – подумал он, – чем больше все меняется, тем больше остается по-прежнему».

Зал для собраний братства Альфа-Дельта-Фи был вырублен из погребов, расположенных в дальнем конце дома. Это произошло в самом начале столетия, когда богатые выпускники не жалели денег на тайные общества и балы для дебютанток, что способствовало распространению определенного образа жизни, но, естественно, лишь среди избранных.

Тысячи молодых людей в накрахмаленных воротничках прошли церемонию посвящения в члены братства в этом помещении, напоминающем часовню, где они шептали тайные клятвы и обменивались необычными рукопожатиями согласно наставлениям суровых старших братьев – таких же детей, как они сами. А потом напивались, и их тошнило по углам.

Мэтлок думал обо всем этом, наблюдая за разворачивающимся перед ним обрядом. Не менее детским, подумалось ему, и не менее нелепым, чем то, что происходило здесь раньше. Возможно, более жестоким, но ведь он брал свое начало не в плавных фигурах котильона, а в звериных мольбах – мольбах о том, чтобы боги дали силы выжить, а не о сохранении своей исключительности.

Обряд состоял из песнопений, обращенных к черному юноше – по всей вероятности, самому молодому брату в Лумумба-Холле, – он лежал на бетонном полу в одной лишь красной набедренной повязке. По окончании каждого песнопения четверо рослых, голых по пояс студентов в черных ритуальных поясах поднимали юношу над толпой. Зал освещали десятки толстых свечей на подставках, и по стенам и потолку плясали тени. Театральный эффект усиливался разрисованными лицами и лоснящейся от масла кожей пятерых главных участников. Чем громче становилось пение, тем выше поднимали юношу, и вот его напряженно застывшее тело стало уже взлетать в воздух и снова опускаться на вытянутые руки студентов под неистовые гортанные крики толпы.

До сих пор Мэтлок довольно безучастно наблюдал за происходящим, но тут ему вдруг стало страшно за маленького негра. К четверым студентам в центре зала присоединились еще двое. Они сели на корточки в квадрате, образуемом четырьмя студентами, и вытащили по два длинных ножа. Продолжая сидеть на корточках, они вытянули вверх руки – лезвия ножей стояли прямо, застывшие и неподвижные, как юноша над ними. И каждый раз, когда маленький негр падал, четыре острия продвигались к нему все ближе. Один просчет, одно неточное движение скользкой от масла руки – и обряд окончится смертью маленького студента. Убийством.

Видя, что обряд переходит все допустимые границы, Мэтлок начал пробиваться к Адаму Уильямсу, стоявшему в первом ряду зрителей. Его остановили – спокойно, но твердо. Мэтлок зло посмотрел на негра, державшего его за локоть. А тот даже не повернул головы, загипнотизированный тем, что происходило в центре зала.

Мэтлок сразу понял почему. Теперь юношу подбрасывали то вниз лицом, то верх. Возможность ошибки возросла в десять раз. Мэтлоку удалось высвободиться, но Адама Уильямса уже не было на прежнем месте. Мэтлок не знал, что делать. Если крикнуть, воспользовавшись паузой, это может отвлечь тех, кто подбрасывал юношу. Так рисковать нельзя, и все же он не мог допустить, чтобы эта нелепая опасная игра продолжалась.

Неожиданно Мэтлок почувствовал на плече чью-то руку. Он обернулся и увидел Адама Уильямса. Он вздрогнул от удивления. Неужели Уильямсу передался первобытный племенной сигнал? Черный революционер кивком предложил Мэтлоку следовать за ним и вывел его из толпы за пределы круга.

– Не надо волноваться, – сказал Уильямс.

– Как не надо! Мальчика могут убить!

– Никогда. Братья репетировали много месяцев… Видите? Глаза у парня открыты. Сначала он смотрит в небо, затем на острия ножей. И все время, каждую секунду чувствует, что его жизнь в руках братьев-воинов. Он не может, не должен выказывать страха. Если он это сделает, то предаст своих сородичей. Предаст доверие, которое он должен питать к ним, ибо со временем и они доверят ему свою жизнь…

– Но это же ребячество, опасная глупость, и вы это понимаете! Вот что, Уильямс, немедленно прекратите это, или я сам прекращу, черт бы вас побрал! – Мэтлок схватил Уильямса за ворот. Его тотчас окружили и отсекли от Уильямса.

Внезапно в призрачно освещенном зале воцарилась тишина. Мэтлок резко повернулся и увидел, как лоснящееся от масла черное тело с головокружительной высоты падает на вытянутые руки.

Нет, не может быть! И, однако, это было на самом деле.

Четверо студентов словно по команде стали на колени спиной к центру, прижав руки к бокам. Юный студент падал лицом вниз на острия ножей. Раздалось два вскрика. Студенты с ножами мгновенно скрестили их и лихо поймали юношу на повернутые плашмя лезвия.

Толпа неистовствовала.

Церемония была окончена.

* * *

– Теперь вы мне верите? – спросил Уильямс.

– Неважно, верю я вам или нет. Вы не имеете права устраивать такие вещи. Это слишком опасно!

– Вы преувеличиваете. Вот, разрешите представить вам еще одного гостя. – Уильямс приветственно поднял руку, и к ним подошел высокий худой чернокожий, коротко остриженный, в очках, в дорогом коричневом костюме. – Это Джулиан Дюнуа, мистер Мэтлок. Брат Джулиан – наш эксперт. Наш хореограф, если хотите.

– Очень приятно. – Дюнуа протянул руку. Говорил он с легким акцентом.

– Брат Джулиан с Гаити. В свое время он прямо с Гаити приехал на юридический факультет Гарварда. Очень необычный скачок, вы не находите?

– Конечно…

– Многим гаитянам, даже тонтон-макутам, становится не по себе, когда они слышат его имя.

– Вы преувеличиваете, Адам, – улыбнулся Джулиан Дюнуа.

– Именно это я только что сказал мистеру Мэтлоку. Он преувеличивает. Я имею в виду опасность этой церемонии.

– Опасность, конечно, есть, мистер Мэтлок… Но безопасность гарантируется тем, что эти двое с ножами внимательно следят за происходящим. При подготовке главное внимание уделяется тому, чтобы они умели не только держать ножи острием вверх, но и мгновенно опускать их.

– Хорошо, – согласился Мэтлок. – Но уж очень мал допуск для ошибки.

– Не так мал, как вам кажется. – Голос гаитянина звучал приятно, успокаивающе. – Между прочим, я ваш поклонник. Мне очень нравятся ваши работы о елизаветинцах. Разрешите добавить, что я не совсем таким вас себе представлял. То есть вы намного, намного моложе, чем я думал.

– Вы мне льстите. Я не знал, что известен на юридических факультетах.

– На последнем курсе я специализировался по английской литературе.

– Ну, вы поговорите в свое удовольствие, – вежливо вмешался Адам, – через несколько минут наверху будут подавать напитки – идите, куда пойдут все. А мне нужно кое-чем заняться… Я рад, что вы встретились. Вы ведь оба здесь в своем роде чужаки. А чужаки должны встречаться на незнакомой почве. Так легче.

Он многозначительно посмотрел на Дюнуа и быстро пошел прочь.

– Почему Адам считает, что нужно разговаривать языком загадок, которые ему кажутся неразрешимыми? – заметил Мэтлок.

– Он очень молод. И все время старается поучать. Очень умен, но очень молод.

– Извините, но вы тоже, насколько я понимаю, не старик. Ну, на год-два старше Адама.

Черный в дорогом коричневом костюме посмотрел в глаза Мэтлоку и мягко рассмеялся.

– Теперь вы мне льстите, – сказал он. – Если уж говорить правду – а я не вижу оснований ее скрывать, – то лишь моя кожа обитателя тропиков, которая так хорошо скрадывает возраст, мешает вам понять, что я ровно на год четыре месяца и шестнадцать дней старше вас.

Мэтлок молча уставился на негра. Прошла целая минута, прежде чем он сумел переварить его слова и то, что за ними скрывалось. Глаза черного смотрели не мигая. Он выдержал взгляд Мэтлока. Наконец Мэтлок обрел дар речи:

– Мне такие шутки не нравятся.

– Да ведь мы здесь оба по одной и той же причине. У вас свой интерес, а у меня свой… Пойдемте наверх и выпьем… Вы пьете бурбон с содовой, если не ошибаюсь? И, кажется, предпочитаете кислый?

И Дюнуа двинулся сквозь толпу впереди Мэтлока, которому ничего не оставалось, как последовать за ним.

* * *

Дюнуа оперся спиной о кирпичную стену.

– Итак, – сказал Мэтлок, – обмен любезностями окончен. Я полагаю, вам пора объясниться.

Они стояли одни на крыльце со стаканами в руках.

– Хотите сигару? Настоящая гаванская.

– Никаких сигар. Давайте поговорим. Я сегодня пришел сюда, потому что это мои друзья. Мне оказали честь, пригласив меня… Теперь же вы припутываете что-то еще, и мне это не нравится.

– Браво! Браво! – сказал Дюнуа, поднимая стакан. – Прекрасно исполнено… Не волнуйтесь, они ничего не знают. Возможно, подозревают что-то, но, поверьте, ничего конкретного.

– Да о чем вы?

– Допивайте и пойдем на лужайку. – Дюнуа допил свой ром, а Мэтлок проглотил остатки бурбона. Они спустились с крыльца Лумумба-Холла и подошли к большому развесистому дереву. Дюнуа неожиданно повернулся и схватил Мэтлока за плечи.

– Отпустите!

– Послушайте! Мне нужна эта бумага. И вы должны сказать мне, где она!

Мэтлок хотел высвободиться из хватки Дюнуа, но не мог поднять руки – они неожиданно стали ужасно тяжелыми. Потом он услышал свист. Громкий пронзительный свист в голове.

– Что? Что?.. Какая бумага? У меня нет никакой бумаги…

– Не упрямьтесь. Мы же ее все равно добудем. Ну скажите, где она?

Мэтлок почувствовал, что его кладут на землю. Огромный развесистый вяз над ним закружился, а свист в голове становился все громче и громче. Это было невыносимо.

– Что вы делаете? Что вы со мной делаете?

– Бумага, Мэтлок! Где корсиканская бумага?

«Оставьте меня», – попытался крикнуть Мэтлок, но с губ не сорвалось ни звука.

– Бумага, серебряная бумага, черт бы вас побрал!

– Никакой бумаги нет. Нет у меня! Нет!

– Слушайте меня! Вы только что выпили, помните? Теперь вам нельзя оставаться одному. Вы не смеете оставаться один.

– Что?.. Что?.. Оставьте меня! Мне больно!

– Я даже не прикасаюсь к вам. Это ваш бурбон! Вы только что проглотили три таблетки ЛСД! Вы попали в беду, доктор!.. Ну говорите же! Где бумага?!

Из крутящихся спиралей, разрывающих мозг вспышками разноцветных молний, выплыл силуэт склонившегося над ним человека. Мэтлок ухватил белую рубашку между темными бортами пиджака, рванул ее на себя и ударил кулаком вверх, прямо в лицо. Потом безжалостно замолотил по горлу. Он почувствовал, как разбились очки Дюнуа, и знал, что вбил кулаком стекла тому в глаза.

Сколько времени это продолжалось, Мэтлок не мог бы сказать точно. Когда он пришел в себя, Дюнуа без сознания неподвижно лежал рядом с ним.

Мэтлок понял, что надо бежать. Бежать немедленно! Что сказал Дюнуа? «Вы не смеете оставаться один… Не смеете…» Он должен найти Пэт. Она знает, что надо делать. Он должен ее найти, пока наркотик не начал действовать по-настоящему. Да беги же!

Но куда? В какую сторону? Он не знал дороги! Он увидел, что стоит на какой-то улице, и побежал по ней, но в ту ли сторону? И та ли это улица?

Он услышал звук мотора. Машина подъехала к самому тротуару, и водитель всмотрелся в Мэтлока. Мэтлок побежал быстрее, споткнулся, упал на тротуар, снова поднялся. Он бежал, пока совсем не выдохся и ноги не перестали слушаться. Остановиться он не мог, только чувствовал, как его заносит в сторону широкого пролива улицы – она неожиданно стала рекой, черной зловонной рекой, в которой он и утонет.

Он смутно услышал скрежет тормозов. Свет фар ослепил его: какой-то человек наклонился к нему и ткнул пальцами ему в глаза. Ему было все равно. Он лишь расхохотался, глотая кровь, хлынувшую по лицу ему в рот.

Он все еще истерически хохотал, когда Джейсон Гринберг понес его к машине.

А потом земля, весь мир, вся галактика, вся солнечная система погрузились в безумие.

Глава 10

Ночь была кошмарной.

Утро принесло некоторое ощущение реальности – не столько для Мэтлока, сколько для двух людей, сидевших по обе стороны его кровати. Джейсон Гринберг сидел, согнувшись, скрестив руки на коленях, и смотрел на Мэтлока своими большими печальными глазами. Патриция Бэллентайн придерживала на лбу у Мэтлока салфетку, смоченную холодной водой.

– Эти свиньи хорошо вас угостили, дружище.

– Ш-ш-ш, – прошептала девушка. – Не трогайте его.

Мэтлок обвел глазами комнату. Он находился в квартире у Пэт, в ее спальне, на ее постели.

– Они мне дали ЛСД.

– Это вы нам рассказываете? Мы вызвали врача, хорошего врача из Литчфилда. Милейший человек, которому вы все пытались выдавить глаза… Не волнуйтесь, он наш сотрудник. Никаких имен.

– Пэт? Как же я…

– Ты такой милый наркоман, Джейми. Ты все время выкрикивал мое имя.

– И очень кстати, – прервал ее Гринберг. – Никаких больниц, никаких историй болезни. Самый лучший вариант. Кстати, когда вы буйствуете, вас трудно урезонить. Вы намного сильнее, чем я ожидал. Это странно, учитывая, что вы так плохо играете в сквош.

– Черт бы вас побрал, Гринберг! Зачем вы меня сюда привезли? Вы не должны были это делать.

– Вы ведь сами предложили – уже не помните?..

– Я же ничего не соображал.

– Это была прекрасная мысль. А что бы вы предпочли? «Скорую помощь»?.. «Кто там на носилках, доктор? Что он такое выкрикивает?..» – «А-а, это адъюнкт-профессор Мэтлок, сестра. Он наглотался ЛСД».

– Вы же понимаете, что я хочу сказать! Могли отвезти меня домой. Привязали бы к кровати.

– Я рад, что вы не слишком осведомлены об ЛСД, – сказал Гринберг.

– Понимаешь, Джейми… – Пэт взяла его за руку. – Когда тебе по-настоящему плохо, надо, чтобы рядом был близкий человек… Это очень помогает.

Мэтлок взглянул на девушку, затем на Гринберга.

– Что вы ей рассказали?

– Что вы добровольно вызвались помочь нам, что мы вам благодарны. С вашей помощью нам, возможно, удастся поставить заслон в одном серьезном деле, пока оно не переросло в нечто совсем скверное. – Гринберг говорил монотонно: было заметно, что ему не хочется развивать эту тему.

– Объяснение очень загадочное, – сказала Пэт. – Пришлось пригрозить ему, а то бы я и такого не добилась.

– Она собиралась вызвать полицию. – Гринберг вздохнул, и его печальные глаза стали еще печальнее. – Хотела посадить меня за то, что я вас одурманил. У меня не было выхода.

Мэтлок улыбнулся, но Пэт не увидела в этом ничего смешного.

– Зачем ты согласился, Джейми?

– Но он же сказал: дело очень серьезное.

– Но почему именно ты?

– Потому что я могу это сделать.

– Что? Сдавать ребят в полицию?

– Я же сказал вам, – вмешался Джейсон. – Нас не интересуют студенты…

– А что такое Лумумба-Холл? Отделение «Дженерал моторс»?

– Одно из мест, где происходят контакты. Есть и другие. Честно говоря, лучше было бы нам не связываться с ними – штука очень щекотливая. К сожалению, выбирать не приходится.

– Это звучит оскорбительно.

– Боюсь, мисс Бэллентайн, что бы я ни сказал, все покажется вам оскорбительным.

– Очень может быть. Ибо я считала, что у ФБР есть более важные задачи, чем преследовать черных. Очевидно, я ошибалась.

– Ну ладно, хватит! – Мэтлок сжал руку девушки; она высвободила ее.

– Да нет, Джейми, я серьезно! Нет там никаких далеко идущих планов, никаких игр в радикализм. Одни наркотики. Иногда обычные. Мы оба это знаем. Так почему вдруг такое внимание к ребятам из Лумумба-Холла?

– Да мы этих ребят и пальцем не тронем. Мы хотим им помочь… – Гринберг устал после бессонной ночи и уже не скрывал раздражения.

– Мне не нравится, как вы и ваши коллеги помогаете людям, и то, что произошло с Джейми, мне тоже не нравится! Зачем вы его послали туда?

– Он меня не посылал. Я сам пошел.

– Но зачем?

– Это очень сложно, у меня сейчас нет сил объяснять.

– Мистер Гринберг мне уже все объяснил. Оч-чень толково! Тебе оказано большое доверие. Сами они ничего не могут, вот и нашли человека, который вместо них все сделает. Ты принимаешь на себя весь риск, а когда все кончится, тебе в этом университете уже никто не будет верить. Джейми, подумай, это же твой дом, твоя работа!

Мэтлок поймал взгляд девушки, стараясь ее успокоить.

– Я это знаю лучше, чем ты. Моему дому нужна помощь, и это не игра, Пэт. Я думаю, что стоит рискнуть.

– Я даже не хочу притворяться, что понимаю.

– Вы и не можете понять, мисс Бэллентайн, потому что для этого мы должны рассказать вам все, а мы не имеем права.

– Ах вот как?

– Прошу тебя, – сказал Мэтлок. – Ведь он же спас мне жизнь.

– Не преувеличивайте, профессор. – Гринберг пожал плечами.

Пэт поднялась.

– По-моему, он сначала выкинул тебя за борт, а потом, подумав, бросил тебе канат… Как ты себя чувствуешь?

– Ничего, – ответил Мэтлок.

– Мне надо уходить, но я не уйду, если я тебе нужна.

– Нет-нет, иди! Я позвоню тебе позже. Спасибо за первую помощь.

Девушка неприязненно взглянула на Гринберга и направилась к туалетному столику. Взяв щетку, она быстро расчесала волосы и надела оранжевый обруч. Все это время она наблюдала за Гринбергом в зеркало, а он смотрел на нее.

– Это ваш человек ходит за мной, мистер Гринберг?

– Да.

– Мне это не нравится.

– Ничего не могу поделать.

Пэт повернулась:

– Пожалуйста, уберите его!

– Это невозможно. Я скажу ему, чтобы он не слишком высовывался.

– Ясно. – Она взяла сумочку с туалетного столика, подобрала с пола портфель и молча вышла из спальни. Через несколько секунд хлопнула дверь.

– С характером она у вас, – сказал Джейсон. – Это можно понять.

– А что такое? Я думал, вы все знаете про людей, с которыми имеете дело.

– Меня еще не до конца накачали. Я ведь только дублер.

– В таком случае я сэкономлю вам время. В конце пятидесятых годов ее отца маккартировали из госдепартамента. Конечно, он был очень опасный человек. Консультант по иностранным языкам. Переводил газетные материалы.

– Черт знает что!

– Вот именно. Больше он к этой работе не вернулся. Она всю жизнь жила на стипендию, так что в буфете у нее не густо. И к таким, как вы, она относится вполне однозначно.

– Где только вы их подцепили?

– Это вы подцепили меня.

* * *

Мэтлок открыл дверь в свою квартиру и вошел в переднюю. Пэт не пожалела сил, чтобы привести все в порядок; он знал, что именно так она и поступит. Даже занавески были повешены. Стрелки часов показывали начало четвертого – большая часть дня пропала. По настоянию Гринберга они поехали в Литчфилд для повторного осмотра. «Досталось здорово, но работать может», – таков был приговор врача.

Они остановились пообедать в «Чеширском коте». Во время еды Мэтлок то и дело посматривал на столик, где четыре дня назад Ральф Лоринг сидел со сложенной газетой. Обед прошел спокойно, без напряженности, ибо они чувствовали себя хорошо друг с другом, но говорили мало: каждому было о чем поразмыслить.

На обратном пути в Карлайл Гринберг попросил Мэтлока побыть дома и дождаться его звонка. Из Вашингтона никаких новых инструкций еще не пришло. Там анализировали новую информацию, и впредь до дальнейших распоряжений Мэтлоку надлежало оставаться «ВО» – «вне операции».

Тем лучше. Надо продумать собственную операцию, связанную с Лукасом Херроном. «Великим старцем», старейшиной университета. Настало время связаться с ним и предупредить. Старик явно запутался, и чем быстрее он выпутается, тем лучше для всех, включая и Карлайл. Однако Мэтлок не хотел звонить ему по телефону, не хотел договариваться о встрече по всем правилам – надо действовать тоньше. Он не хотел пугать старика Лукаса, не хотел, чтобы тот говорил с ненадежными людьми.

Мэтлок подумал, что он действует совсем как ангел-хранитель Херрона. Следовательно, он исходит из того, что Лукас далек от какого-либо серьезного участия в этом деле. Но имеет ли он право так считать? С другой стороны, живя в цивилизованном обществе, он не имеет права думать иначе.

Зазвонил телефон. Вряд ли это Гринберг. Они ведь только что расстались. Мэтлок надеялся также, что это не Пэт: он еще не был готов говорить с ней. Нехотя поднес он трубку к уху.

– Хэлло!

– Джим! Где вы были? Звоню вам с восьми утра! Я уже два раза приезжал к вам. – Это был Сэм Крессел. Голос его звучал так, будто университет Карлайла закрыли.

– Я сейчас не могу вам всего объяснить, Сэм. Давайте попозже встретимся. Я заеду к вам после ужина.

– Я бы не стал это надолго откладывать. Господи! Что на вас нашло?

– Не понимаю…

– Да вчера вечером, в Лумумбе!

– О чем вы? Вы что-то слышали?

– Да эта черная скотина Адам Уильямс подал мне рапорт… обвиняет вас во всех смертных грехах – чуть ли не в пропаганде рабства. Он пишет, что не заявил в полицию только потому, что вы были мертвецки пьяны! Конечно, под влиянием алкоголя вы сбросили маску и всем показали, какой вы оголтелый расист.

– Что?!

– Вы ломали мебель, колотили студентов, били стекла…

– Вы ведь понимаете, что это чушь!

– Я-то понимаю. – Крессел понизил голос. Он явно стал успокаиваться. – Я-то понимаю, но что это меняет? Мы должны избегать поляризации. А как только правительство вмешивается в дела университета, начинается поляризация.

– Послушайте меня. Заявление Уильямса – это лишь отвлекающий маневр. Камуфляж. Они мне вчера подсыпали наркотиков. Если бы не Гринберг, мы бы с вами сейчас не разговаривали.

– О господи! Лумумба-Холл тоже в вашем списке? Только этого не хватало! Черные поднимут крик, что их преследуют. И тогда бог знает что начнется.

– Я приеду к вам около семи. – Мэтлок пытался говорить спокойно. – Ничего сейчас не предпринимайте, ни с кем не говорите. Мне нужно освободить телефон. Я жду звонка Гринберга.

– Одну минуту, Джим! Вот еще что. Этот Гринберг… Я ему не верю. Никому из них не верю. Запомните: прежде всего мы обязаны сохранять лояльность по отношению к Карлайлу… – Крессел замялся. Мэтлок понял, что он подбирает слова.

– Странно слышать это от вас.

– Вы же понимаете, что я хочу сказать.

– Не уверен. Я полагал, мы должны работать вместе…

– Но не ценой гибели университета! – Голос декана звучал почти истерически.

– Не волнуйтесь, – сказал Мэтлок. – Он не погибнет. До встречи.

И Мэтлок повесил трубку, не дав Кресселу ничего добавить. Ему необходимо было немного отдохнуть, а Крессел никому не давал покоя, когда дело касалось его царства. Сэм Крессел был по-своему таким же воинственным, как любой экстремист, только, пожалуй, раньше других начинал возмущаться.

Это привело Мэтлока еще к одному, вернее, даже к двум соображениям. Четыре дня назад он сказал Пэт, что не хочет отменять поездку на Сент-Томас. Короткие апрельские каникулы начнутся после занятий в субботу, через три дня. При сложившихся обстоятельствах поездка на Сент-Томас исключается, если только Вашингтон не решит, что ему нужно выйти из игры, а он в этом сомневался. Он использует своих родителей в качестве предлога. Пэт, конечно, поймет, даже одобрит. Второе соображение касалось его собственных преподавательских дел. Его рабочий стол был завален студенческими работами, которые еще предстояло прочесть. Сегодня утром он пропустил два занятия. Но сейчас он думал не столько о студентах, сколько о том, чтобы не давать лишнего повода для жалоб; хватит с него рапорта Уильямса. Профессор-прогульщик – хорошая мишень для сплетен. На его занятиях в оставшиеся до каникул три дня должно быть не много студентов – трое, двое и еще двое. Работу он наладит позже. А пока нужно до семи часов найти Лукаса Херрона. Если Гринберг позвонит в его отсутствие, он свалит все на конференцию аспирантов, о которой забыл предупредить.

Он решил принять душ, побриться и переодеться. В ванной он проверил коробку с песком для кошки. Корсиканская бумага была на месте – он знал, что так и будет.