Текст книги "Зов ночной птицы"

– Отнюдь, сэр, – последовал решительный ответ, – я уверен, что это как раз очень важно.

– А я тебе говорю, что нет! Этот человек вправе требовать, чтобы тебя запороли до полусмерти, ты это понимаешь? Так что лучше держись подальше от его сарая, его мешков и любых его дел!

Мэтью не ответил. Он просто смотрел в пол, ожидая, когда гнев судьи поутихнет.

– Кроме того, – добавил Вудворд, смягчая тон, – мне понадобится твоя помощь, а пребывание в тюрьме или лежание пластом после порки никак не поспособствуют расследованию.

Лоб судьи покрылся испариной. Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, и прервал беседу.

– Пойду-ка я наверх и прилягу, – пробормотал он.

Мэтью мгновенно оказался на ногах.

– Вы себя плохо чувствуете?

– Горло болит. И общая слабость. Никак не привыкну к этому климату.

– Послать за доктором Шилдсом?

– Нет. Ради Бога, не надо. Все дело в погоде, и только. Вдобавок мне следует поберечь голос до начала процесса. – Перед лестницей он задержался. – Прошу тебя, Мэтью, приостанови на сегодня свои изыскания. Обещаешь?

– Да, сэр.

– Вот и хорошо.

С этими словами Вудворд отбыл на второй этаж.

День тянулся час за часом. Дождь то затихал, то вновь усиливался. Мэтью обнаружил в доме маленькую библиотечную комнату с несколькими книжными полками, содержавшими труды по флоре и фауне Нового Света и по европейской истории, несколько известных английских пьес, а также книги по кораблестроению. Из них всех лишь последние имели хоть сколько-нибудь зачитанный вид. В центре комнаты стоял шахматный столик с парой кресел на противоположных концах. Шахматные клетки – как и фигуры – были вырезаны из светлого либо темного дерева благородных пород. На стене висела карта Фаунт-Ройала. Приглядевшись, Мэтью убедился, что это не реальная карта, а перспективный план развития города, каким его представлял Бидвелл, – с ухоженными улицами, ровными рядами домов, разноцветными квадратами фермерских полей, фруктовыми плантациями и, само собой, детально прорисованными верфями и доками.

Мэтью выбрал книгу по истории Испании, при первом открытии которой девственный кожаный переплет щелкнул подобно пистолетному выстрелу. За чтением этой книги он просидел до обеда, каковой был сервирован в столовой и состоял из ячменно-рисового супа с кукурузными лепешками. Бидвелла за столом не было, а отправленная к судье служанка вернулась с сообщением, что он решил пропустить обед. Так что Мэтью поел в одиночестве, – начиная уже всерьез беспокоиться о состоянии здоровья Вудворда, – а потом возобновил чтение в библиотеке.

Миссис Неттлз не показывалась со времени разговора в гостиной – возможно, была занята, выполняя какие-то поручения хозяина, а может, просто избегала Мэтью, сожалея о своей откровенности. Ему это было лишь на руку, ибо ее моральные суждения мешали ему оценивать события, опираясь только на факты. Несколько раз в его сознании возникали образы скидывающей одежду Рейчел Ховарт и ее миловидного, хоть и сурово напряженного лица. Ему вдруг пришло в голову, что если Ноулз будет освобожден завтра утром, то последующие три дня он проведет в тюрьме наедине с этой женщиной. После чего, увы, его ждали горячие поцелуи плетки. Дабы отвлечься от этих мыслей, он начал переводить историю Испании на французский.

Когда снаружи сгустилась тьма, в доме зажгли лампы и подали ужин с большим куриным пирогом в качестве главного блюда. На сей раз компанию Мэтью составили Бидвелл и Вудворд – первый был в бодром расположении духа, тогда как лицо второго омрачало сознание своей ответственности в предстоящем деле. Кроме того, к застолью нагрянул свежий контингент москитов, зудевших у едоков над ушами и со зловредным усердием наполнявших кровью свои брюшки. Хозяин дома выставил бутыль «Сэра Ричарда» и неустанно поднимал тосты, среди прочего восхваляя «бесподобные дарования» Вудворда и его «ясное видение благополучной гавани в конце пути». Сам же мировой судья, с запавшими глазами и болезненно осунувшимся лицом, не был настроен что-либо праздновать, но стоически терпел все эти славословия, пригублял ром и ковырялся в тарелке, кое-как осилив лишь треть своей порции. Несмотря на очевидно плохое самочувствие судьи, Бидвелл ни разу не справился о его здоровье – вероятно, из опасения, что это станет еще одним поводом для задержки ведьмовского процесса.

Но за десертом из яичного крема, к которому Вудворд даже не притронулся, Мэтью не выдержал и заявил:

– Сэр, мне кажется, надо послать за доктором Шилдсом.

– Глупости! – прохрипел Вудворд. – Как я уже говорил, все дело в болотных миазмах, и не более того!

– Однако вы неважно выглядите, уж извините за прямоту.

– Я выгляжу таким, какой я есть! – Нервы судьи были и так напряжены до предела по причине больного горла, заложенного носа и засилья кусачих насекомых. – Я лысый старик, которого грабители лишили парика и парадного камзола! Спасибо за заботу, Мэтью, но прошу тебя оставить свои мнения при себе!

– Сэр, я только хотел сказать…

– А я считаю, что судья выглядит нормально, – вмешался Бидвелл, на лице которого застыла фальшивая улыбка. – Болотные миазмы – это действительно неприятность, к которой не сразу привыкаешь, но в этом нет ничего такого, что не мог бы вылечить добрый глоток рома. Не правда ли, сэр?

Вудворд не стал отвечать любезностью на любезность.

– Вообще-то, нет. Ром скорее горячит тело, нежели его лечит.

– Но сейчас вы ведь в норме, правда? – гнул свое Бидвелл. – То есть вы в состоянии выполнять свои обязанности?

– Разумеется, в состоянии! Разве что несколько угнетает погода…

– А кого она не угнетает, при этих бесконечных дождях? – с нервным смешком вставил Бидвелл.

– …Но за все время моей работы в суде не было случая, когда я не смог бы исполнить свой долг, и я не намерен создавать такой прецедент здесь и сейчас. – Он выразительно посмотрел на Мэтью. – У меня побаливает горло, и я немного устал, только и всего.

– И все же вам не помешает консультация доктора Шилдса.

– Довольно, юноша! – взорвался Вудворд. – Кто здесь отец?! – Мгновение спустя его лицо залилось краской. – В смысле… кто здесь опекун?

Он уставился на свои пальцы, сжимавшие край столешницы. В комнате воцарилась тишина.

– Извините за оговорку, – негромко произнес Вудворд. – Я, конечно же, являюсь опекуном моего секретаря, а не его отцом. – Кровь еще не отлила от его щек. – Похоже, у меня слегка путаются мысли. Пойду в свою комнату и попытаюсь заснуть.

Он встал из-за стола; Мэтью и Бидвелл также поднялись в знак уважения.

– Пусть меня разбудят в пять часов, – сказал Вудворд хозяину дома, а потом обратился к Мэтью. – Советую и тебе лечь пораньше. Потом в тюремной камере особо не выспишься. Спокойной ночи, джентльмены.

Засим судья расправил плечи и удалился со всем достоинством, какое только смог изобразить.

Когда Мэтью и Бидвелл опустились на стулья, в комнате вновь установилось молчание. Старший из двоих быстро доел свой крем, допил остатки рома и покинул застолье, сухо бросив:

– Мне пора. Спокойной ночи.

Мэтью недолго сидел в одиночестве над остатками трапезы. Сочтя разумным последовать совету судьи, он поднялся в отведенную ему комнату и, переодевшись в ночную рубашку, забрался в постель под москитной сеткой. Сквозь закрытые ставни до него донеслось женское пение, сопровождаемое бодрым пиликаньем скрипки. Он догадался, что эти звуки исходят от хижин прислуги, а на скрипке играет Гуд, причем в куда более вольной манере по сравнению с его игрой перед гостями на званом ужине. Эта приятная, жизнерадостная мелодия отвлекла его мысли от тюрьмы, Рейчел Ховарт и грядущей порки. Он откинул сетку, выбрался из постели и распахнул ставни, впуская музыку внутрь.

Кучка дощатых лачуг, в которых обитали черные слуги, светилась огоньками фонарей. Гуд сменил мотив, и певица – наделенная воистину царственным голосом – начала новую песню. Мэтью не смог разобрать слов и решил, что это какой-то африканский диалект. Ритм подхватил бубен, а затем контрапунктом подключился низкий и гулкий звук барабана. Голос взлетал ввысь и понижался, блуждал вокруг основной мелодии, шаловливо ее обыгрывал и возвращался на круги своя. Мэтью уперся локтями в оконную раму, высунулся наружу и окинул взглядом небосвод. Плотные тучи не пропускали свет звезд и луны, но зато прекратился дождь, моросивший всю вторую половину дня.

Он слушал музыку, наслаждаясь моментом.

«Кто здесь отец?» Какое странное высказывание судьи. Конечно, он плохо себя чувствовал и его разум слегка помутился, но все же… очень странная фраза.

Мэтью никогда не воспринимал судью Вудворда как отца. Как опекуна – да; как наставника – возможно. Но как отца? Ничего подобного. Не то чтобы он не испытывал к этому человеку никакой привязанности. Все ж таки они пять лет вместе работали и жили в одном доме. Но если бы Мэтью плохо исполнял свои секретарские обязанности, он не продержался бы так долго на этой службе, в чем у него не было сомнений.

Да, именно в этом и заключалась суть их отношений. В добросовестном служении. Мэтью рассчитывал проработать у Вудворда еще несколько лет, пока тот будет нуждаться в его услугах, а потом, быть может, заняться изучением права. Вудворд говорил, что когда-нибудь и он может стать мировым судьей, если изберет себе это поприще.

Отец? Нет. Слишком многого Мэтью не знал о судье, даже проведя рядом с ним пять лет. В частности, ему было неведомо лондонское прошлое Вудворда, а также причины, по которым он переехал в колонии. Почему он не желал говорить о загадочной «Анне», периодически упоминаемой им в ночном бреду? В чем заключалась символическая ценность его золоченого камзола?

Это все были вещи, которые настоящий отец поведал бы своему сыну, пусть даже не родному, а усыновленному из приюта. В то же время эти вещи имели для судьи глубоко личное значение, о чем работодатель никогда не станет говорить со своим служащим.

Мелодия пришла к плавному завершению. Мэтью посмотрел в сторону болота и моря за ним, уже неразличимых в ночи, а потом закрыл ставни и вернулся в постель, где его сразу настиг сон.

Когда он проснулся – разом, испуганно вздрогнув, – о причине такого пробуждения гадать не пришлось. Эхо чудовищного грома еще висело в воздухе. По мере его угасания во всем Фаунт-Ройале нарастал собачий гвалт. Мэтью повернулся на другой бок с намерением вернуться в царство Морфея и уже начал дрейфовать в том направлении, когда второй залп небесных пушек грянул, казалось, над самой его головой. Он раздраженно сел в постели, дожидаясь следующего громового раската. Молния сверкнула в щели между ставнями, и дом содрогнулся снизу доверху, когда бог Вулкан со всей силы ударил молотом по наковальне.

Мэтью поднялся, с трудом распрямив израненную спину, и открыл окно, чтобы посмотреть на грозу. Фонари в домишках рабов уже погасли. Дождь пока не начался, но штормовой ветер уже вовсю раскачивал деревья на краю болота. После очередной вспышки молнии и удара грома вновь заголосили собаки.

Он размышлял о том, как Фаунт-Ройал, в конечном счете одолев Дьявола, может волею Божьей оказаться смытым в океан, когда нечто за окном привлекло его внимание. Кто-то крадучись перемещался среди негритянских лачуг. Он напряг зрение, вглядываясь в темноту. Через несколько секунд вновь сверкнула молния, и ее яростный всплеск осветил фигуру, которая как раз вышла из-за угла крайнего дома, быстро направляясь в сторону городского центра. Тьма накатила вновь, как морская волна на берег. Мэтью показалось, что это был мужчина – по крайней мере, судя по походке – в темной одежде и круглой вязаной шапке. В его правой руке как будто покачивался на ходу какой-то предмет. Но Мэтью не был в этом уверен. Он также не смог определить, белый это был или негр. К моменту следующей вспышки фигура успела выйти из его поля зрения, ограниченного оконной рамой.

Мэтью закрыл ставни на задвижку. Очень подозрительно, подумал он. Кто-то бродит среди хижин рабов в столь неурочный час, стараясь – в этом не было сомнений – остаться незамеченным. Очень, очень подозрительно.

Другой вопрос: в какой мере это касалось Мэтью или же не касалось вовсе? Можно было найти аргументы в пользу и того, и другого. Никому не возбраняется гулять, где хочется и когда хочется… однако у Мэтью сложилось впечатление, что кузнец – далеко не единственный человек в Фаунт-Ройале, которому есть что скрывать.

Рев и грохот бури – пока еще не набравшей полную силу – вдобавок к этой новой загадке окончательно прогнали сон. С помощью огнива Мэтью зажег серник, а от него лампу, потом из глиняного кувшина наполнил кружку ключевой водой и выпил ее одним духом. Он давно уже пришел к выводу, что вода здешнего источника была главным достоинством Фаунт-Ройала. Утолив жажду, он решил сходить в библиотеку за книгой, чтобы чтением вогнать себя в сон, и с лампой в руке покинул комнату.

В доме стояла тишина. Точнее, Мэтью так казалось до того момента, когда он расслышал где-то неподалеку приглушенный голос. Он остановился, напрягая слух; удар грома заставил говорившего умолкнуть, но потом голос зазвучал вновь, и Мэтью повертел головой, уточняя его источник.

Он узнал этот голос, хотя тот и доносился сквозь толстую дверь. Крепко спящий судья вновь беседовал со своими демонами.

Мэтью приблизился к его комнате. Между тем голос угас и сменился мощным храпом, который мог бы посрамить пилу, грызущую железное дерево. При очередном громовом раскате храп усилился, как будто состязаясь с какофонией стихий. Мэтью был не на шутку встревожен здоровьем Вудворда. На его памяти судья действительно никогда не откладывал своих дел по причине болезни, но ведь и нездоровилось ему крайне редко. Однако на сей раз Мэтью был уверен, что помощь доктора Шилдса необходима.

Храп резко прекратился. Наступила тишина, а затем из-за двери донесся стон.

– Анна! – произнес судья. – Анна, ему больно…

Мэтью стоял и слушал. Он понимал, что этого делать не следует, но надеялся, что бред Вудворда поможет выявить причину его душевных терзаний.

– Больно. Боль… – Послышался короткий клокочущий вздох. – Анна, ему больно. О Боже… Боже мой…

– Что здесь происходит?

Этот голос, раздавшийся над самым ухом, заставил Мэтью чуть не выпрыгнуть даже не из ночной рубашки, а из самой кожи, обтягивавшей его кости. Он резко повернулся и увидел перед собой Роберта Бидвелла в алом шелковом халате и с лампой в руке.

Мэтью потребовалось несколько секунд на то, чтобы вновь обрести дар речи, благо эту паузу заполнил мощный раскат грома.

– Это судья, – смог наконец прошептать Мэтью. – У него беспокойный сон.

– Еще бы, от его храпа нет покоя всему дому! Гроза не так мешает мне спать, как этот звук, прямо череп раскалывается!

Пока Бидвелл произносил эти слова, храп судьи возобновился. Мэтью отметил, что в прежние времена он не был таким громким и раздражающим. Должно быть, сказывалась хворь.

– Моя спальня через стену от него, – сказал Бидвелл. – И будь я проклят, если хоть на миг сомкнул глаза этой ночью!

Он потянулся к дверной ручке.

– Сэр, – остановил его Мэтью, схватив за запястье, – не будите его, прошу вас. Даже если разбудите, он потом захрапит снова. Ему нужен отдых перед завтрашним трудным днем.

– А как насчет моего отдыха?

– Но завтра не вам, а ему придется допрашивать свидетелей.

Бидвелл недовольно скривился. Без своего роскошного парика, с коротко стриженными волосами песочного цвета, он выглядел уже не столь представительно.

– Какой-то юнец без роду-племени еще будет мне указывать в моем собственном доме! – вспылил он, рывком высвобождая свою руку.

– Благодарю вас за понимание.

– Да какое там понимание!..

Он не закончил тираду, ибо в этот самый момент храп за дверью сменился всхлипом и стоном.

– Больно… – произнес Вудворд. – Боже мой… больно…

И опять его голос утонул в пронзительном скрежете храпа.

Бидвелл выдохнул сквозь зубы.

– Он говорит во сне, – пояснил Мэтью.

– Говорит во сне? Что ж, дурные сны – это не новость для Фаунт-Ройала! Сатана насаждает их в головах наших людей, как ядовитые семена!

– С ним это не впервые. Я много раз слышал, как он бормочет во сне.

– Тогда сочувствую твоим ушам! – Бидвелл провел ладонью по своей короткой шевелюре, – видимо, тщеславие напомнило хозяину города, как много он теряет в солидности без пышного парика на голове. – А ты почему поднялся? Он и тебя разбудил?

– Нет, меня разбудил гром. Я посмотрел в окно и увидел… – Мэтью запнулся.

«Что именно я там увидел? – спросил он себя. – Мужчину или женщину? Негра или белого? С каким-то грузом или с пустыми руками?» Такая неопределенность могла лишь укрепить представление Бидвелла о нем как о фантазере, создающем проблемы из ничего.

– …Увидел приближение бури, – закончил он.

– Ха! – Бидвелл ухмыльнулся. – А ты не такой умник, каким себя считаешь, писарь!

– Простите?

– Твое окно выходит на море. А буря надвигается с запада.

– А, стало быть, я ошибся, – признал Мэтью.

– Чтоб ее, эту бурю! – проворчал Бидвелл после очередного раската. – Кто сможет заснуть под такое?!

– Только не я. Собственно, я как раз шел в библиотеку. Думал что-нибудь почитать.

– Почитать? Ты знаешь, который час? Около трех ночи!

– Позднее время никогда не было помехой моему чтению, – сказал Мэтью. И тут его осенило. – Если только… раз уж и вам не спится, вы могли бы сделать мне одолжение.

– Какое еще одолжение?

– Партию в шахматы. Я видел доску и фигуры в библиотеке. Вы играете в шахматы?

– Разумеется, играю! – Бидвелл выпятил челюсть. – И должен сказать, очень недурно!

– В самом деле? Достаточно хорошо, чтобы обыграть меня?

– Достаточно хорошо для того, – молвил Бидвелл с мимолетной улыбкой, – чтобы стереть тебя в пыль и пустить по ветру!

– Хотел бы я это увидеть.

– Тогда сейчас увидишь! После вас, мой воображалистый мистер писарь!

В библиотеке, под звуки бушующей за ставнями бури, они поставили лампы на столик, и Бидвелл объявил, что будет играть белыми. Усевшись в кресло, он без промедления, даже с какой-то свирепостью, двинул вперед пешку.

– Вот! – сказал он. – Это первый солдат, который жаждет твоей головы!

Мэтью сделал ответный ход конем.

– Одно дело – жаждать, а совсем другое – заполучить, – ответил он.

Еще одна пешка ринулась в бой.

– Я учился шахматам у настоящего мастера, так что не удивляйся скорости, с какой ты будешь разгромлен.

– Тогда у вас действительно большое преимущество, – сказал Мэтью, глядя на доску. – Я-то всего лишь самоучка.

– Много вечеров я провел за этой доской с преподобным Гроувом. Кстати сказать, сама доска и фигуры принадлежали ему. Надеюсь, ты не будешь слишком долго раздумывать над самыми простыми ходами?

– Нет, – сказал Мэтью, – слишком долго не буду.

Его следующий ход был сделан с минутной задержкой. А через двенадцать ходов Бидвелл вдруг обнаружил, что его ферзь угодил в «капкан» под натиском слона и ладьи противника.

– Ладно, чего там! Забирай королеву, и черт с ней!

Мэтью так и сделал. Теперь настал черед Бидвелла подолгу задумываться над ходами.

– Говорите, вас учил играть преподобный Гроув? – спросил Мэтью. – То есть он дополнял богослужения уроками шахмат?

– Острить пытаешься? – резко среагировал Бидвелл.

– Никоим образом. Я искренне интересуюсь.

Бидвелл помолчал, оценивая позицию в поисках спасительного хода, но обнаружил лишь назревающую атаку на своего короля со стороны того самого коня, которым Мэтью сделал свой первый ход.

– Гроув не то чтобы давал уроки, – сказал Бидвелл. – Он просто получал удовольствие от игры. Я бы назвал его разносторонне одаренным человеком. А уж в чем он мог дать настоящий урок, так это в латыни.

– В латыни?

– Именно. Он любил этот язык до такой степени, что нередко во время игры начинал комментировать ходы на латыни. Это выводило меня из равновесия – чего он, возможно, и добивался своими комментариями. Ага, вот мой спаситель!

Бидвелл потянулся к слону, собираясь взять им атакующего коня.

– Э-э… если вы пойдете таким образом, – заметил Мэтью, – ваш король попадет под шах моего ферзя.

Рука Бидвелла замерла в воздухе.

– Сам знаю! – буркнул он. – Или я, по-твоему, ослеп?

Он скорректировал движение руки, чтобы напасть на короля Мэтью своим конем. Каковой был тут же повержен притаившейся в засаде пешкой.

– Скажите, у преподобного Гроува были враги? – поинтересовался Мэтью.

– Да. Сатана. И эта ведьма, конечно. – Бидвелл нахмурился, скребя пальцами подбородок. – Мне пора обзавестись очками, если я не сумел разглядеть этого мелкого наглеца!

– Как долго преподобный прожил здесь?

– Почти с самого основания города. Он предложил свои услуги в первый же месяц.

– А откуда он прибыл?

– Из Чарльз-Тауна. Уинстон и Пейн повстречали его, когда ездили туда за припасами. – Бидвелл посмотрел в лицо Мэтью. – Ты во что сейчас играешь: в шахматы или в судью, ведущего допрос?

– Сейчас ваш ход, я жду.

– Ну так вот тебе!

Его ладья взяла второго коня Мэтью. И тотчас пала под ударом вражеской королевы.

– А как сюда попал мистер Пейн? – продолжил Мэтью.

– Он увидел в Чарльз-Тауне мое объявление, приглашающее поселенцев. Большинство первых жителей появились здесь тем же путем. А почему ты спрашиваешь?

– Просто любопытствую, – ответил Мэтью, не отрывая взгляда от доски. – Мистер Пейн в прошлом был моряком?

– Да. Когда-то служил первым помощником на английской бригантине. Мы с ним часто беседовали о кораблях и море. – Он прищурился. – Что навело тебя на этот вопрос?

– Мистер Пейн… удивил меня знанием некоторых морских терминов. А что такое бригантина?

– Корабль, что же еще?

– Это я понял, сэр. – Мэтью позволил себе вежливую улыбку. – Но какого типа корабль?

– Двухмачтовик с прямыми и косыми парусами. Очень быстроходный. Обычно бригантинами пользуются каботажные перевозчики, но из-за высокой скорости их, к несчастью, облюбовала и менее почтенная публика.

– Сэр? – Мэтью вопросительно поднял брови.

– Я о пиратах и каперах, – пояснил Бидвелл. – Они предпочитают их всем другим судам. Юркие бригантины могут прятаться и устраивать засады в самых труднодоступных бухтах. Когда я построю здесь военную базу, мы как следует возьмемся за пиратов и увешаем этими псами их же собственные реи.

Рука Бидвелла взметнулась над доской и переместила ладью, ставя «вилку» на слона и ферзя Мэтью.

– Шах. – Вконец обнаглевшая пешка напала на белого короля.

– Так получай! – Король моментально съел пешку.

– Шах, – повторил Мэтью, делая ход ферзем.

– Но-но, не так быстро! – Бидвелл прикрыл короля своей пешкой.

– Мат, – объявил Мэтью, беря пешку ладьей.

– Эй, погоди-ка! – вскинулся Бидвелл и начал лихорадочно оценивать положение фигур на доске.

Но долго предаваться этому бесплодному занятию ему не довелось. Снаружи донесся звон колокола, а следом сквозь ставни в дом ворвался крик – повторялось лишь одно зловещее слово, от которого ужас острым клинком пронзил сердце Бидвелла.

– Пожар! Пожар!

Бидвелл мигом вскочил с кресла и распахнул ставни. В ночной тьме вдали метались под порывами ветра языки пламени, рассеивая снопы искр.

– Пожар! Пожар! – кричали на улице под колокольный набат с дозорной вышки.

– Боже правый! – ахнул Бидвелл. – Кажется, загорелась тюрьма!