Текст книги "Неисповедимый путь"

19

Билли проснулся как от толчка. Он был один. Костер почти догорел, оставив после себя мерцающие угли; жара все еще оставалась невыносимой, а под потолком продолжал неподвижно висеть дым. Его сердце сильно застучало, и он попытался освободиться от одеяла. Улыбающийся керамический череп блестел темно-красным светом. Неожиданно с костром что-то произошло. Языки пламени затрещали и зашипели. Билли как зачарованный наблюдал, как из кучи углей появилось большое огненное кольцо. Оно трещало, разбрасывая во все стороны искры.

Появилась горящая пикообразная голова с глазами из шипящих углей. Красные кольца, путаясь и корчась, выпихивали огненную гремучую змею из костра к Билли. Ее глаза уставились на него, а из раскрытой пасти стали сочиться рубиновые капли огненного яда. Змея подползала все ближе, издавая звук рассыпающейся обугленной бумаги; Билли попытался отползти, но запутался в одеяле. От ужаса у него пропал голос. Змея коснулась одеяла, которое тут же задымилось и вспыхнуло. Затем она откинулась назад, приготовившись к броску.

Билли собрался ударить ее, но не успел он поднять руку, как что-то серое и почти прозрачное бросилось из облака дыма под потолком вниз.

Это был большой, свирепо выглядевший орел, и телом и крыльями из призрачного, колеблющегося дыма. С высоким, злым криком, эхом отозвавшимся в голове Билли, орел-дым бросился на пламя-змею, которая подалась назад разбрызгивая искры, летящие между ее клыков. Орел отклонился и снова нырнул вниз; его дымные когти вцепились в змеиный затылок. Несколько секунд враги боролись, а затем змея крутанула хвостом и ударила им орла так, что тот отлетел в сторону. Балансируя лохмотьями крыльев, орел-дым снова бросился вниз, и на этот раз его когти вцепились в тело змеи прямо сразу за головой. Пламя-змея погрузила клыки в грудь орла, и Билли мог видеть их за работой. Но тут неожиданно орел ударил, и клочья змеиного тела полетели в разные стороны, превращаясь в язычки пламени. Кольца пламени обвились вокруг тела орла, и оба они закружились в сумасшедшем круговороте, напоминая горящую тряпку. Крылья орла тянули их вверх к клубам дыма под потолком, и вдруг все исчезло, за исключением нескольких язычков пламени, которые упали обратно в угли.

Пот ослепил Билли, и он начал неистово тереть глаза, ожидая возвращения странных бойцов.

– Это грех, Билли, – раздался тихий голос прямо у него за спиной. Билли испуганно обернулся. Там, в фартуке и рабочих шароварах, сидел его отец, худой, с грустными глазами.

– Папа! – в изумлении закричал Билли. – Что ты здесь делаешь?

– Это все грех, – тяжело покачал головой мужчина. – Все, до последнего кусочка.

– Нет, это не так! Бабуля говорила…

Джон подался вперед, и в его глазах отразился свет от костра.

– Это гнилое, грязное, черное зло. Это женщина пытается пометить твою душу, чтобы ты всю оставшуюся жизнь принадлежал Сатане.

– Но она говорила, что мне надо кое-чему научиться! Что у меня есть предназначение…

Он медленно застонал, как будто слова мальчика нанесли ему физическую боль.

– Весь этот…

Вся эта болтовня ничего не значит, сынок. Ты умный, честный мальчик, и ты никогда не обращал внимания на разговоры о призраках и духах, правильно? Этот Неисповедимый Путь – ошибочен, и он смертельно опасен, – он протянул руку. – Дай мне руку, Билли, и я выведу тебя из этого гнусного места. Давай. Верь своему папе.

Билли почти коснулся его руки. Яркие глаза отца смотрели умоляюще, и как бы говорили о том, сколько отец перенес из-за него. Но все же…

Что-то было не так.

– Как…

Как ты сюда добрался? – спросил Билли. – Мы приехали на машине, поэтому…

Как ты сюда добрался?

– Я приехал на автобусе так быстро, как смог, чтобы спасти тебя от вил Сатаны. И он пырнет тебя, Билли; о, да, он пырнет тебя, и ты будешь кричать, если останешься в этом темном месте…

– Нет. Ты ошибаешься. Бабуля говорила…

– Меня не интересует, что она говорила! – закричал мужчина. Возьми меня за руку.

И тут Билли увидел его пальцы. Ногти на них были черные.

– Ты не …

Мой папа, – прошептал он, отшатнувшись от ужаса. Ты…

Нет!

Внезапно лицо мужчины стало таять, как восковая свеча, и Билли ясно увидел то, чем он был. Нос размяк и сполз вниз толстым наплывом плоти; под ним находилось черное, отвратительное рыло. Щека сползла к подбородку, а затем отвалилась совсем. Нижняя челюсть отпала, обнажив тонкий рот с двумя желтыми кривыми клыками. Один из голубых глаз скатился с головы, а на его месте показалось маленькое глазное яблоко, похожее на глаз дикого вепря. Пока лицо менялось, этот глаз не мигая смотрел на Билли.

– Мальчик, – прошептало существо голосом, напоминающим скрежет ногтей по поверхности классной доски, – уходи отсюда! Беги! Беги и прячься, придурок!

У Билли от страха подкосились ноги. Ужасное лицо – то самое, которое он видел на дороге – становилось все ближе, освещаемое красными отблесками костра.

– Беги! – гремело оно.

Но, как и в прошлый раз, Билли парализовал страх.

«Ты сильный?» – вспомнил он бабушкин вопрос. «Есть ли сила в твоем сердце?»

– Да, я сильный, – хрипло произнес Билли. – Да, я сильный. Существо остановилось, а затем разразилось смехом, от которого у Билли заломило в голове. С лица сполз второй голубой глаз, и теперь на Билли глядели два красных зрачка. Билли уже было бросился бежать, как вдруг в его голове всплыл образ величественного орла, и он заставил себя остаться на месте. Он смотрел в лицо зверя, стараясь не показывать страха. Смех утих.

– Хорошо, – прошептало существо, и, похоже, стало отходить от Билли. – У меня есть дела поважнее. Учи все, что сможешь, и учи хорошо. Но не поворачивайся ко мне спиной, мальчик.

Существо стало таять, превращаясь в черную маслянистую лужу на полу. Бесформенный рот произнес:

– Я буду ждать тебя, – и фигура исчезла.

Лужа засияла голубым огнем и через мгновение тоже исчезла.

Что-то коснулось его плеча, и он резко обернулся, издав стон от страха.

– Бог мой, мальчик, – произнесла Ребекка, сузив глаза. – Что в тебя вселилось? – Она снова расположилась около костра, в то время, как Рамона подбрасывала в него дрова и листья. – Ты трясешься, как осиновый лист! Мы вышли только на пять минут! – Она внимательно присмотрелась к нему и напряглась. – Что случилось?

– Ничего. Ничего не случилось. Я ничего не видел!

Ребекка кинула быстрый взгляд на дочь, а затем снова посмотрела на мальчика.

– Хорошо. Ты можешь рассказать об этом потом, когда захочешь.

Она помогла Билли снова усесться к огню, и он уставился на него невидящим взглядом, пока она месила его шею и плечи сильными коричневыми руками.

– Иметь такой дар – такой талант, не побоюсь этого слова, – не так легко. Бремя настоящей ответственности никогда не бывает легким. Но иногда ответственность встает стеной между тобой и другими людьми; они не могут заглянуть тебе в голову, они не могут понять твою цель и высмеивают тебя за твои действия, которые ты считаешь правильными. Некоторые люди будут бояться тебя, а кое-кто ненавидеть…

Пока старушка говорила, Рамона смотрела на сына, изучая при свете костра его лицо. Она знала, что он вырастет красивым молодым человеком, за которым начнут увиваться девчонки, когда он пойдет в файетскую окружную школу; но как сложится его жизнь? Будет жить отдаленным от других людей, которые будут его бояться и ненавидеть? Она вспомнила слова шерифа Бромли о том, что для Билли жизнь уже никогда не потечет по-прежнему, и почувствовала боль в сердце. Он стал взрослым только что, на ее глазах, однако она знала, что путнику на Неисповедимом Пути необходимо всегда сохранять в себе кусочек детства в качестве убежища от жизненных штормов. И еще потому, что восприятие и понимание ребенка во многих случаях полезнее, чем жесткое, рациональное видение мира взрослыми.

– …Но правильное использование этого таланта еще труднее, – говорила Ребекка. – Ты, Билли, должен думать о себе как о вратах на границе этого мира и другого. Ты должен научиться открывать себя, чтобы давать пройти нуждающимся в этом. Но ты должен оставлять в себе их страх и боль, как губка, впитывающая воду, чтобы они могли пройти с не отягощенной душой. Это сделать непросто, и я не могу помочь тебе научиться этому; это придет к тебе само собой, когда подойдет время. Однако то, что ты сможешь сделать это в первый раз, отнюдь не означает, что далее будет проще, ты только поймешь, что сможешь это выносить. Все же первый раз – самый трудный, поскольку ты не знаешь, чего ожидать.

– Это больно?

– В какой-то степени. Нет, это не та боль, какую ощущаешь, когда тебе делают укол или когда ты поцарапаешь колено о камень, при этом болит здесь, – она коснулась груди, – и здесь, – она дотронулась до лба. – Это боль, которую ты наследуешь от тех, кому пытаешься помочь. Коме того, я не утверждаю, что ты сможешь помочь каждому; некоторые духи просто не хотят покидать этот мир, может быть потому, что слишком бояться. Если они при жизни были подлыми и ненормальными, они могут пытаться делать…

Плохие вещи, например, причинять людям боль. – Он чувствовала, как напряглись плечи мальчика. – Или, вернее сказать, они тем или иным способом заставляют людей самих причинять себе боль, например, пугая их.

Билли наблюдал, как скручиваются, чернеют и сгорают мокрые листья. Он сидел все еще дрожа от впечатления увиденного им существавепря и ломал голову над тем, что говорила ему бабушка.

– Я думал…

Что переход – это все равно что сон, и если ты хороший, то просыпаешься в Раю. Это правильно?

– А что, если ты должен идти спать, но не хочешь? Разве ты не вертишься в кровати, и разве твоя бессонница не вызывает у тебя чувство отчаяния? А что ты скажешь о том, если в тот момент, когда ты делаешь что-то важное, или планируешь что-то на завтра, вдруг гаснет свет? Или если ты пытаешься уснуть при зверской боли? Во всех этих случаях для того, чтобы заснуть, тебе необходима помощь, не так ли? Я не хочу сказать, что все духи цепляются за этот мир; многие из них сами находят дорогу. За всю жизнь тебя может быть позовут на помощь не более двух или трех раз, но позовут обязательно, и тебе придется в этом случае что-то предпринимать…

– Например?

Билли слизнул с верхней губы капельку пота. Он все еще находился в состоянии оцепенения, и голос бабушки доносился до него как раскаты эха из темной, глубокой пещеры.

– Я успокаиваюсь за гончарным кругом, – ответила Ребекка. Твоя мама – за вышиванием. Твой прадедушка субботними вечерами принимал горячие ванны. Тебе придется найти отдушину самому, когда внутри тебя накопится столько боли, что ты почувствуешь, что надо либо избавиться от нее, либо… – она умолкла.

– Либо что, бабуля? – быстро спросил Билли.

– Либо заблудиться в чужой боли, – тихо ответила Ребекка. – Несколько наших родственников…

Заблудились таким образом и превратили свою жизнь в сплошное отчаяние. Кое-кто из них пытался избавиться от этого при помощи вина и наркотиков. Один из твоих дядей, давным-давно, сошел с ума и провел остаток жизни в сумасшедшем доме…

Эти слова обрушились на Билли как удар грома. Из его глаз потекли слезы; может быть, он уже начал «сходить с ума», – с ужасом подумал он. В конце концов, разве не видел он рядом с собой орла-дым и огонь-змею? Что-то злое, одетое в кожу его отца? Он всхлипнул и всхлипывающим голосом рассказал бабушке и Рамоне, что он видел. Они напряженно слушали Билли, и ему показалось, что глаза бабушки превратились в черные угольки на коричневом морщинистом лице.

Когда он закончил, Ребекка сняла со своей головы шарф, окунула его в ведро холодной колодезной воды, которое она принесла с собой, и вытерла ему лицо. Остужающая прохлада в духоте коптильни принесла Билли громадное облегчение, успокаивающее его разгоряченное сознание.

– Это было всего лишь картинками в твоей голове, Билли. Их будет еще много. Я думаю, что каждый содержит в себе что-то от орла и что-то от змеи; они борются между собой за то, чтобы либо вознести твой дух высоко в небо, либо пригнуть его к земле. Вопрос заключается в следующем: кому из них ты дашь победить и какой ценой? Что касается второго виденного тобой существа, – по ее лицу пробежала тень, как грозовая туча по солнцу, – то это то, о чем я тебя предупреждала. Ты не должен показывать ему, что боишься…

Но это будет не так-то легко. Рамона, не подашь мне вон тот кувшин?

Она вынула пробку из коричневой бутылки, которую принесла с собой Рамона, и налила в чашку густую темную жидкость с запахом сассафраса и корицы.

– Может наступить такой момент, – тихо продолжала Ребекка, – когда зло попытается уничтожить тебя, как человек задувает свечку. Оно попытается использовать твои слабости, повернув вещи так, что белое покажется тебе черным, а черное белым. Я тоже видела это существо, Билли, – которое похоже на дикого вепря – оно настолько отвратительно, что на него невозможно смотреть. Оно пристрастилось шутить со мной по ночам, когда я еще была моложе твоей матери. Однажды утром, проснувшись, я обнаружила, что все мои глиняные изделия побиты и раскиданы по мастерской. Незадолго до этого безо всяких видимых причин в моем доме возник пожар. Ты помнишь ту желтую собачонку, которую я звала Шефом? Я никогда не рассказывала тебе, что произошло с ним на самом деле; я нашла его кусочки, разбросанные в лесу вокруг дома, как будто кто-то разорвал его. Он был последней собакой, жившей у меня. Я хочу тебе сказать, что то существо, которое ты видел – мой отец называл его «Меняющим Облик», потому что он может принять любой вид, какой пожелает, – наш Враг уже долгое, долгое время. Почти каждый из нашей семьи видел его; это опасный, хитрый зверь, Билли, и он пытается повредить нам при помощи людей и животных, о которых мы заботимся. Он ищет в нас слабости, и поэтому мы всегда должны быть сильными. Если мы ослабнем, то он сможет повлиять на наш мозг, а может быть, и повредить нас физически.

– Что это такое? – голос Билли понизился до слабого шепота. – Это Дьявол, бабуля?

– Я не знаю. Я знаю только, что он очень старый, поскольку даже первые целители чокто рассказывали о «звере с телом из дыма». Рассказы о Меняющем Облик прослеживаются на протяжении столетий, и некоторые члены нашей семьи, которые не обладали достаточной силой сопротивления, либо были обмануты его ложью, либо разорваны в клочья его ненавистью. Ты никогда не знаешь, что он затевает; он способен чувствовать исходящую от тебя угрозу, иначе он не пришел бы взглянуть на тебя.

– Почему, бабушка? Почему он ненавидит нас?

– Потому что это жадное существо, которое использует страх для увеличения своей силы. Он, как свинья в кормушке, питается человеческими чувствами отчаяния, муки и замешательства; иногда он ловит духов и не дает им уйти из этого мира. Он питается их душами, и если и есть Ад, то это он. Когда мы работаем над освобождением этих духов, принимая на себя их страдания, мы лишаем его обеденного стола. Мы посылаем бедные души туда, где Меняющий Облик не властен над ними. Именно поэтому зверь хочет любой ценой оборвать твой Неисповедимый Путь.

– Я не знаю, что делать! – прошептал Билли.

– Ты должен поверить в себя и в Дарующего Дыхание. Ты должен идти вперед и вперед, не обращая внимания на происходящее и не отклоняясь от своих обязанностей. Если ты оступишься, то внутри тебя возникнет слабое место, в которое Меняющий Облик попробует проникнуть. Зверя не интересуют больше ни я, ни твоя мама, Билли, потому что большую часть своей работы мы уже выполнили; ты же – молодая кровь, поэтому он и наблюдает за тобой.

– Он может повредить мне, бабушка?

– Не знаю, – ответила Ребекка и вспомнила труп Шефа, рассеянный в кустарнике, части которого висели на нижних ветках, как будто Шеф взорвался.

– Я хочу, чтобы ты выпил это, Билли. Это поможет тебе уснуть. Мы поговорим обо всем позже.

Она подала ему чашку с жидкостью из кувшина. На Билли нахлынул его призывный аромат. Его голова стала тяжелой, как чугунное ядро. Он подумал, что с легкостью уснет и без напитка, но все равно отпил из чашки; жидкость была сладкой и приятной на вкус, несмотря на то, что сквозь сладость пробивался мускусный запах, напоминающий запах поганок, растущих на зеленой поляне.

– До дна, – приказала Ребекка. Билли допил все. Она улыбнулась. – Очень хорошо.

Билли улыбнулся в ответ сквозь маску текущего по лицу пота. Образ вепря затуманился, как со временем бывает с любым кошмаром. Билли смотрел на угли и видел все оттенки от ярко-оранжевого до темно-фиолетового; его глаза стали закрываться. Последнее, что он помнил перед тем, как погрузиться во тьму, была керамическая сова, глядящая на него с крюка.

Женщины оставили его лежащим на полу и закутанным в одеяло, как в тяжелый саван. Ребекка заперла дверь снаружи.

– Нет нужды присматривать за ним до утра. – Она потянулась, затрещав костями. – Похоже, он понял все достаточно хорошо, но нужно еще поработать над его уверенностью. Мы снова начнем следующей ночью.

– Он будет в безопасности? – спросила Рамона, когда она направилась к дому вслед за Ребеккой.

– Надеюсь. Он видел двойственность своей натуры, войну хорошего и плохого внутри себя, и он встретился лицом к лицу с Меняющим Облик. – Они подошли к входной двери, и Рамона оглянулась вглядываясь в очертания коптильни. Ребекка обняла ее за плечи. – Билли уже потыкали в поиске слабого места. Я не знала, что это может начаться в столь раннем возрасте. На этот раз он устоял, но зверь не вернется больше в таком облике. Нет, Враг будет хитрее и сильнее. Но и Билли будет хитрее и сильнее.

– Нужно ли рассказывать ему о черной ауре?

– Нет. Он сам дорастет до ее видения, так же, как и ты. Я не хочу загружать его еще и этим. – Она взглянула на свою дочь, склонив голову набок. – Он проспал весь день. Если ты услышишь, что он плачет, то не должна бежать и будить его. Это уходит его старая жизнь и ей на смену приходит новая, понимаешь?

– Да, – ответила Рамона. – Но только…

Он там один.

– Да так и должно быть. Пока длятся эти три дня, ты можешь быть на его стороне, но дальше он пойдет один. Ты знала это до того, как привела его ко мне. – Ребекка осторожно сжала плечи дочери. – Я ошиблась насчет него, его кровь порченая, но зато сильны душа и сердце. Ты будешь гордиться им, девочка. А теперь пойдем, я сделаю нам чаю.

В коптильне Билли свернулся клубком, как младенец, готовый появиться на свет.

5. ЧЕРНАЯ АУРА

20

– Билли, – крикнул Кой Гренгер из-под маленького прилавка продуктового магазина. – Нашел, по твоему заказу! – он вытащил пыльный пластиковый набор для рукоделия. – Он завалился за коробку. Тебе еще нужны кровельные гвозди?

– Да, сэр. Пару упаковок.

Парень оторвал взгляд от спортивного журнала и быстро подошел к прилавку, пока Грендер искал гвозди. Стоял май 1969 года, и Билли Крикмору исполнилось семнадцать. Он уже вымахал в шесть футов и теперь был одного роста с отцом; несмотря на то, что, как и отец, он был ширококостным, Билли был очень худой, кожа да кости, и из коротких рукавов старой синей рабочей куртки торчали кисти рук, покрытые пятнами масла и смазки: Билли работал на бензоколонке. Из-за худобы его скулы угловато выпирали под кожей лица, а темно-карие глаза сверкали янтарем, когда в них попадали солнечные лучи. Теплое весеннее солнце уже окрасило кожу Билли в цвет скорлупы ореха. Его темные волосы были хитросплетением кудрей, в беспорядке спадающих на лоб. Он не был подстрижен так коротко, как это обычно бывало раньше, поскольку Куртис Пил наконец прочитал в одном из журналов для парикмахеров, что длинные волосы – это «символ» его более молодых клиентов, наиболее огорчительный для их родителей, которые вставали на дыбы, если слышали по радио музыку «Битлз».

Билли вырос красивым молодым человеком за те семь лет, которые прошли с тех дней, когда он посетил свою бабушку и пропотел до изнеможения в ее коптильне. В его глазах сквозила осторожность – его щит для защиты от слухов, которые порой долетали до него в коридорах средней школы файетского округа. О нем они могли говорить, что хотели – его это не волновало, но когда он слышал упоминание имени его матери или бабушки, то немедленно набрасывался на обидчика. Однако он не был подлым и не был подготовлен к подлым приемам, которые использовали в драках после уроков деревенские ребята, выросшие точными копиями своих отцов; удары ниже пояса и по глазам были обычным делом, и часто Билли оказывался окруженный кричащими подростками, и его глаз ударялся о чью-то коленку. Не было никого, кого бы он мог назвать близким другом, хотя он мечтал о популярности и ездил субботними ночами в Файет в компании общительных ребят, которым, казалось, было все равно, с кем веселиться. Ему понадобилось много времени, чтобы уяснить тот факт, что люди его боятся; он видел это в их глазах, когда заходил в класс, слышал это, когда при его появлении прерывался разговор. Он отличался от других – достаточно было того отличия, что он был темнокожим и стопроцентным индейцем – и с момента прибытия в среднюю школу оказался в изоляции. Его кожура осторожности стала толще, защищая его самоуважение и оставшуюся детскую способность удивляться окружающему миру.

Читал он много – истрепанные романы в твердых и мягких обложках, которые он иногда находил в гаражных лавках. Несколько недель назад он сделал настоящую находку: ящик старых выпусков «Нэйшнл Джеогрэфикс», принесенных из чьего-то подпола, где они плесневели. Его путешествия – через леса по заброшенным железнодорожным путям и старым полузаросшим дорогам – уводили его дальше и дальше от дома; часто, когда бывало не слишком холодно, он уносил постельное белье в лес и ночевал там, довольствуясь компанией, состоящей из него самого, и прислушиваясь к лесным звукам, нарушающим ночную тишину. Сквозь бархатную черноту можно было видеть сотни падающих звезд, а иногда тусклые проблесковые огни самолета, летящего в Бирмингем. Днем он наслаждался солнечным светом и мог не хуже мастера выследить оленей, иногда подходя к ним на расстояние не более двадцати футов, прежде чем они замечали его присутствие.

Его любопытство толкало его на то, чтобы сделать еще один шаг, дойти до следующего поворота или подняться на следующий холм; мир зазывал его прочь из Готорна, от его дома, где его дожидались молчаливая мать и хмурый отец.

– Вот, – произнес Гренгер и положил упаковку гвоздей на прилавок рядом с другими покупками – хлебом, беконом, сахаром, молоком и мукой – которые сделал Билли. Джон задолжал Гренгеру большую сумму денег и в последнее время посылал за покупками Билли; Гренгер знал, что Крикморы едва сводят концы с концами, и что эти кровельные гвозди пойдут на то, чтобы лачуга, которую они называют домом, продержалась еще одно жаркое лето. В последний раз, когда Гренгер потребовал с ним расплатиться, а это было в конце зимы, Билли стал работать у него после уроков за бесплатные продукты; сейчас же Билли работал на заправочной станции, отрабатывая бензин и машинное масло.

– Хочешь, чтобы я занес на ваш счет? – спросил Гренгер парнишку, стараясь прогнать из голоса металлические нотки; несмотря на то, что он искренне любил Билли, счет Крикморов вызывал у него беспокойство.

– Нет, сэр, – ответил Билли и выложил на прилавок несколько долларов.

– О! Джон так рано отправился на рынок в этом году? – спросил Гренгер, делая пометку в записной книжке.

– Мама продала несколько своих работ дилеру в Файете. Я не думаю, что это покроет весь наш долг, но…

– Все нормально, – Гренгер взял деньги и, отсчитав сдачу протянул Билли несколько монет. – Плохо, что Джон не смог устроиться на лесопилку. Говорят, они хорошо платят.

– Да, сэр, но им было нужно всего пять человек, а папа говорил, что кандидатов было более пятидесяти. – Билли начал складывать покупки в сумку. – Я думаю, что из-за этой засухи очень многие нуждаются в деньгах.

– Да, – согласился Кой. Он не думал, что какая-либо другая семья испытывает большую нужду, чем Крикморы. Самой оплачиваемой работой в Готорне по всей вероятности была работа на лесопилке братьев Четемов; она принадлежала их семье уже более сорока лет, находясь во все том же обветшалом деревянном здании и используя все те же двигатели и приводы для вращения пил. – Ну, может быть к концу года у них еще появятся вакансии. А ты задумывался о своем будущем? Билли пожал плечами. Мистер Доусон, преподававший в школе автомеханику, говорил, что он довольно неплохо разбирается в механизмах и из него, возможно, выйдет неплохой механик; школьный воспитатель мистер Мербери говорил, что его знания в английском достаточно высоки, но не настолько, чтобы поступить в колледж.

– Не знаю. Наверное, буду некоторое время помогать папе.

Кой хмыкнул. Земля Крикмора вот уже три года не приносила урожая.

– Тебе нужно заняться строительным делом. Я слышал, что строители редко сидят без работы и она хорошо оплачивается. Знаешь, я думаю, что Готорн не место для такого блестящего молодого человека, как ты. Я не хочу сказать, что это относится ко всем, но в тебе есть талант. Нет, Готорн не для тебя, Билли.

– Я нужен моим предкам, – улыбнулся он. – Я единственный, кто поддерживает «Олдс» на ходу.

– Ну, это не будущее.

Над входной дверью зазвенел колокольчик, какой обычно привязывают коровам на шею. Билли оглянулся и увидел, как в магазин вошли миссис Петтус и Мелисса, чье голубоглазое лицо было обрамлено копной волос цвета летнего сена. Билли на время забыл дышать; он видел ее каждый день в школе, однако тем не менее низ его живота как будто прошило электрическим током. До школьного бала – Майской Ночи – осталось менее двух недель, и Билли пытался набраться храбрости и пригласить ее на бал раньше, чем это сделает кто-то другой, но когда он чувствовал, что вот-вот сможет осуществить свое намерение, он вспоминал, что у него нет ни денег, ни водительских прав, а его одежда всегда была с чужого плеча. Мелисса всегда щеголяла в ярких платьях с чистым и сияющим лицом. Билли поднял сетку с продуктами, желая уйти до того, как Мелисса увидит его запачканные руки и куртку.

– Ба, – воскликнул Кой. – Какие красавицы к нам пожаловали!

– Леди всегда должны быть в форме! – весело ответила миссис Петтус. Увидев Крикмора, она обняла свою дочь за плечи.

– Привет, – ляпнул, не задумываясь, Билли.

Мелисса улыбнулась и кивнула в ответ, но тут мать потянула ее к прилавку.

Подойдя к двери, Билли оглянулся и увидел, что она украдкой наблюдает за ним. Его сердце сразу застучало. В следующую секунду у него над головой звякнул колокольчик, и он со всего размаху врезался во входящего в магазин.

– Эй, Билли, – воскликнул Линк Паттерсон, стараясь посторониться. – Ты что, охотишься за скальпами?

Он добродушно усмехнулся, но в следующее мгновение улыбка застыла на его лице, потому что Билли уставился на него так, будто у него на голове выросли рога.

У Билли в жилах застыла кровь. Линк Паттерсон выглядел здоровым и сытым, возможно потому, что он был одним из немногих, принятых на работу на лесопилку, и в его жизни произошел поворот к лучшему; его жена ждала второго ребенка в октябре, и он внес первый взнос за трейлер, стоявший прямо возле входа. Тем не менее, Билли видел его завернутым в страшный туманный кокон иссиня-черного цвета, который медленно пульсировал.

Линк издал нервный смешок.

– Что случилось? Ты что, увидел… – Слово «привидение» тяжелой гирей повисло у него на языке, и он проглотил его.

Билли медленно протянул руку и коснулся тумана, но ничего не почувствовал. Линк отступил на шаг.

– Парень, какого черта с тобой произошло?

Кой Гренгер, миссис Петтус и Мелисса наблюдали за происходящим. Билли зажмурился и потряс головой.

– Ничего, мистер Паттерсон. Простите. Я…

Простите.

В следующее мгновение он выскочил за дверь и быстрым шагом, прижимая к себе сетку с продуктами, двинулся по шоссе. Пройдя несколько шагов, он и вовсе перешел на бег, чувствуя боль и страх. Что я видел? – спрашивал он себя и не мог остановить бег даже миновав зеленые развалины домы Букера.

– Пачку «Кента», Кой, – попросил Линк Паттерсон. Пока Гренгер доставал сигареты, Линк подошел к окну и стал наблюдать за убегающим Билли. Он слышал, как за окном раздавался высокий голос циркулярных пил; через пятнадцать минут ему заступать на смену, заменяя по просьбе начальства заболевшего рабочего.

– Этот парень, Крикмор…

Действительно странный, не правда ли? – спросил Линк ни к кому не обращаясь.

– Он носит в себе злое семя, вот что, – ответила миссис Петтус. – Моя Мелисса каждый день видит его в школе и говорит, что он постоянно затевает драки.

– Нет, мама, – вмешалась Мелисса, и высвободилась из объятий матери. – Совсем не так.

– Он постоянно дерется. Такой симпатичный мальчик, и такая дурная у него кровь.

– Билли в порядке, – встрял Кой. – Он умный мальчик и далеко пойдет, если развяжется со своей фермой. Вот твои сигареты, Линк. Как работается на лесопилке?

– Все крошится и режется, – пошутил Линк стараясь улыбаться. То, как Билли смотрел на него, заставило его занервничать. Он заплатил за сигареты и, усевшись за руль своего фургона, направился к лесопилке. Линк припарковал свой грузовик на посыпанной гравием площадке и пару раз затянулся сигаретой, чтобы успокоить свои взвинченные нервы, затем бросил окурок и взял свои тяжелые защитные брезентовые перчатки. Он прошел несколько дюжин ярдов, отделявших его от здания лесопилки, между желтых штабелей сосновых стволов, лежащих по обоим сторонам железнодорожных путей; их привезли совсем недавно и они еще распространяли вокруг себя запах смолы, ожидая, когда их скатят в маленький пруд за лесопилкой до того, как жара их высушит. Затем поднялся по шатким ступенькам, ведущим в здание лесопилки.

Пока он стоял за дверью, шум работающих пил просто раздражал; когда Линк вошел внутрь, в золотистый туман опилок и тепло от трения жужжащих циркулярных пил, ленточных пил и «конских хвостов», резкий крик механизмов ударил его по мозгам словно кузнечный молот. Он выудил из кармана затычки и засунул их в уши, но они мало помогали. От запаха свежих обрезков и опилок у Линка запершило в горле. Он отметил свой приход в стеклянной кабине, где за столом сидел Лемер Четем с телефонной трубкой одного телефона у уха, набирая при этом номер на другом. Лесопилка работала на полную мощность. Линк увидел свое рабочее место – мастер-пильщик, Дарки, работал на распиловочной машине, выравнивая бревна, – операции для двоих; отсутствие напарника замедляло обработку потока строевого леса, – и поспешил к дальнему концу конвейера. Он занял место у жужжащей распиловочной машины и начал манипулировать длинной ручкой, которая увеличивала или уменьшала скорость вращения циркулярной пилы, в то время как старый Дарки сортировал свежие стволы и направлял их так, чтобы они подходили к пиле под правильным углом и с соответствующей скоростью. Линк перемещал рукоятку, подстраивая скорость вращения пилы в соответствии с криками Дарки.