Текст книги "Грех бессмертия"

7. Закон в Вифаниином Грехе

В полдень Орен Вайсингер свернул на своей бело-синей патрульной машине марки «Олдсмобиль» с Фредония-стрит на автостоянку у «Макдональдса». Из-под краешка своей шляпы он видел, что некоторые люди перестали есть, чтобы посмотреть на него. Убедившись что стеклянный плафон на крыше машины не вращается и не вспыхивает синим светом, они вернулись к своим обедам. Это чувство власти сделало счастливым Орена Вайсингера, напомнив ему, что он важная персона. Возможно, самая важная персона в деревне. Он медленно объехал вокруг ресторана, разглядывая машины, припаркованные в специальные желтые загончики. Номера в основном были местные. Здесь стояла также красная спортивная машина, которую он не узнал; кто-то выехал на прогулку; вероятно, какой-нибудь молодой парень из Спэнглера или Бэрнсборо пытается подцепить девочек. Он припарковал свою машину и несколько минут наблюдал за этой красной штучкой. Через некоторое время мальчишка-подросток и девушка, оба в синих джинсах, она в блузке с хомутиком, он в белой рубашке с коротким рукавом, вышли из ресторана и сели в машину. Мальчишка заметил Вайсингера и кивнул ему, а Вайсингер приставил палец к полям своей шляпы. Спортивная машина медленно выехала с автостоянки, но у Вайсингера было смутное чувство, что мальчишка выберется на магистраль 219 и покатит словно дьявол, которому воткнули вилы в задницу.

Орену Вайсингеру было сорок шесть лет. У него было лицо, огрубевшее от ветра, раскосые линии окружали глаза, такие темно-коричневые, почти черные. Морщинки, трещины и углубления в коже выглядели словно высохшие русла рек. Седые коротко остриженные баки, спускавшиеся из-под шляпы, выглядели так, словно были густо посыпаны солью и перцем. Его скрюченный нос казался еще более скрюченным из-за большой костяной шишки на переносице. Три года назад во время драки в «Крике Петуха» ему угодили туда бутылкой из-под пива. Он казался бдительным, осторожным и опасным, недоверчивым к незнакомцам и яростно защищающим Вифаниин Грех. Потому что в этом заключалась его работа, как шерифа. На обеих морщинистых руках ногти были обкусаны до мяса.

Вайсингер растянулся на сиденье, полностью заполнив водительское место своим телом ростом в шесть футов и три дюйма. При этом его витиевато украшенная поясная пряжка задевала рулевое колесо. В половине шестого утра в маленьком кирпичном домике на Диэр-Кросс-Лэйн он съел омлет с ветчиной и во время утренних объездов сжевал «Фиг Ньютонз», «Крекер Джек» и выпил пару пинт молока. Свертки и коробки лежали сзади на полу. Он вылез из машины, прошел через автостоянку в ресторан. Он знал девушек за прилавком, поскольку был человеком твердых привычек. Это были милые маленькие ученицы высшей школы, две из Барнсборо и третья, самая миленькая, по имени Ким, из Эльморы. Ким уже подготовила для него второй завтрак: три гамбургера, жареная картошка стружкой и большая порция кока-колы. Она улыбнулась и спросила, как он поживает. Он солгал, сказав ей, что всего час назад приехал на полной скорости с Каулингтон. Он взял свой заказ, кивнул в знак благодарности, сказал несколько слов людям за столиками, а затем пошел обратно к машине. Он включил радио и, слушая переговоры дорожной полиции, стал поглощать свой завтрак. Один из полицейских спрашивал о регистрации на грузовичок-пикап. Коды передавались туда и обратно: статичные различные голоса при одной передаче, вой сирены, который ни с чем не спутаешь. Он обнаружил, что бесцельно щупает слой жира в средней части своей руки толщиной не более чем велосипедная шина. Тем не менее это его беспокоило, хотя сквозь жир он еще мог прощупать крепкий мускул. Когда-то мускулы и сухожилия выступали по всему его телу словно струны пианино, и когда он двигался, мог поклясться, что они вибрировали. Сейчас он не получал достаточной физической нагрузки. Раньше он мог делать свои обходы пешком, но в последние несколько лет деревня начала расширятся, и он посчитал более практичным брать патрульную машину. Выехав на шоссе, он думал о дорожной полиции, об этих мужчинах с крепкими мускулами в своих машинах обтекаемой формы из метала и стекла. Они носили зеленые или окрашенные серым солнцезащитные очки, чтобы солнечные блики от асфальта не слепили глаза, и эти фуражки а-ля Смоки Бир, которые придавали им впечатляющие профили. Он бы хотел быть патрульным, и много лет назад зарегистрировался в списках, но ничего не вышло. Это из-за его склада ума, сказали ему, его рефлексы также были слишком замедленными. Миленькая вещь для бюрократа, чтобы сказать ее человеку, который был штатным полузащитником футбольной команды сборной штата в Слэттери-Хай в Коунмау, его родном городе, что примерно в семи милях к северо-востоку от Джонстауна. Замедленные рефлексы. Вердикт. И этот вердикт насчет склада ума тоже. Когда склад ума вообще принимался в расчет? Они поставили его в такое глупое положение, потому что он был из провинции и не жил в Джонстауне, как остальные. Он не понравился им, потому что его фотография и рассказ о бывшей звезде футбола, собирающейся присоединиться к государственной транспортной программе, был опубликован в «Коунмау Крайер». За это его и высмеяли. Ублюдки. Вся чертова программа не стоила выеденного яйца. У него никого не было в Коунмау, все его друзья либо умерли, либо переехали, все отметины его отрочества сметены прогрессом и бетоном.

Он жадно сжевал свой последний гамбургер и, закончив кока-колу, смял стаканчик своей огромной ручищей. Итак что? У этих ублюдков открытая дорога, и они могут разбивать на ней свои колымаги, ему наплевать. Через несколько минут он услышал, как патрульные говорят о красном «Ягуаре», задержанном на 219 магистрали. Это, должно быть, спортивная машина, которую он только что видел, кивнул он и улыбнулся сам себе. По крайней мере, его инстинкты были еще остры. Он повернул ключ в зажигании, и двигатель взревел. Выезжая с автостоянки у «Макдональдса», он думал о мягком светлом оттенке оголенных рук Ким. Какая у нее фамилия? Грейнджер. Симпатичная девушка. Вероятно, у нее множество парней. Все футболисты.

Он ехал, переводя взгляд с одной стороны дороги на другую; проехал вдоль Круга, кивнув двум знакомым, махавшим с тротуара, и повернул к своей конторе. Тени деревьев, холодные и темные, задвигались над его машиной, поглотив ее. По радио все еще звучали голоса патрульных. О, их голоса звучали очень близко, но он знал, что на самом деле они за много миль отсюда, занятые своими проблемами. Как просто было бы ворваться в одну из этих передач, завопить в это радио, озадачить и отвлечь их от их ежедневных поездок, дико выкрикнуть: «Это Орен Вайсингер из Вифаниина Греха; нам нужны несколько машин и кое-какая помощь, потому что.»

Нет. Нет, он не мог сделать этого.

На его радио не было микрофона.

Пока он слушал, голоса, казалось, удалились. До него долетели последние приглушенные фразы. Голоса из другого мира, проявляющиеся и исчезающие в густой пелене статического электричества. На Каулингтон-стрит огромная тень нависла над патрульной машиной, и Вайсингер почувствовал короткую оторопь в ее присутствии. Он чуть-чуть надавил на акселератор. Поворачивая направо на следующем перекрестке, он быстро взглянул в зеркало заднего обзора и мельком увидел трехэтажный каменный дом, который затем скрылся за густыми зелеными деревьями. Ему не хотелось проезжать там, хотя это было частью его работы. Это напомнило ему о доме Флетчеров на окраине Коунмау; тот дом был поменьше, но он все еще оставался в его памяти спустя десять долгих лет, словно затаившись в глубине души.

В то время он водил патрульную машину в Коунмау. У него было два заместителя из местных людей, работавших неполный день. И холодным февральским утром он отправился в тот дом на холме. Его вызвала туда миссис Кахейн, учительница в Слэттери, которой показалось, что там не все в порядке. Тим и Рей, мальчики Сайруса Флетчера, отсутствовали в течение трех дней, и никто не отвечал ни на звонки по телефону, ни на стук в дверь. Он попробовал входную дверь и обнаружил, что она заперта; все окна были закрыты и зашторены, и он не мог в них заглянуть. Но задняя дверь от его прикосновения широко распахнулась. Войдя в дом, он почувствовал запах чего-то резкого и сладковатого, напоминающего запах мертвых псов, расплющенных автомобилями, с раздробленными черепами, которых ему приходилось убирать с автострады. Однако в доме было холодно, и это не был запах гнилого мяса или крови. Это был багровый запах Смерти. На кухне все было в полном порядке: холодный кофе в двух белых чашках на кухонном столе; тарелки, расставленные на свои места для мальчиков, жены Флетчера Доры и самого Сайруса; на тарелках ветчина и яйца, подернутые зеленью. Он позвал Сайруса и Дору, но никто не ответил, тогда он взобрался по лестнице с дубовыми перилами на второй этаж, где располагались спальни. Где-то в доме затикали часы, он помнил это все очень отчетливо, даже сейчас, спустя долгое время. Кто-то должен быть здесь, подумал он; кто-то должен был завести эти часы.

Он нашел мальчиков в кроватях, под простынями и одеялами. У них больше не было лиц, они были срезаны. Один из них – Тим? лежал с широко раскрытым ртом, и Вайсингер увидел, что его белеющие зубы покрыты местами толстым слоем засохшей крови. Глотки у них были тоже перерезаны.

В другой спальне, побольше, было еще хуже. Дора, в домашнем платье, в котором каждое утро она готовила завтрак для семьи, лежала на полу в луже крови. Ее голова была почти отделена от тела, и одна нога лежала в углу, словно отброшенная прогулочная трость. Именно тогда ему и стало плохо, и он усиленно старался добраться до ванной, чтобы не выблевать все свои внутренности на ковер.

Но в ванной лежал Сайрус. Его отдельные части были разбросаны по полу, а Сайрус Флетчер был большим сильным мужчиной, который рубил дрова и подвозил их в город для своих покупателей. Сейчас, казалось, от него осталось очень мало: клочки плоти и мускулов, и зазубренных осколков костей. Остатки потрясенного ужасом лица, расплющенного ударом тяжелого предмета. Много позже, когда Вайсингер перестал трястись и блевать, он обнаружил пометки на стенах ванной. Зарубки. Словно от ударов топора. Такие же зарубки были в комнате, где лежала Дора. Когда он бежал к своей машине, чтобы позвать на помощь, тиканье часов, которые не заводились уже в течение трех дней, неожиданно прекратилось.

С тех пор для него и начался настоящий ужас, наполняющий кружево огромной паутины времени. Ему не нравилось проезжать мимо того каменного дома на Каулингтон, потому что он был полон мертвых вещей, мертвых реликвий, которые он не понимал. Вещей из странного древнего прошлого. Его машина была закрыта тенями, и ему было холодно, хотя солнце ярко светило над нависающими деревьями, и пели птицы, и ветер шелестел сквозь листья, словно шепча что-то на древнем языке, которого не мог понять ни один человек.

Приблизившись к маленькому кирпичному зданию, которое было конторой шерифа, Вайсингер инстинктивно положил ногу на тормоза. Перед его офисом стоял потрепанный старый «Форд», нелепо покрашенный, с пятнами ржавчины. Задний борт был опущен, и в кузове сидел молодой человек, болтая ногами. Вайсингер въехал на место для парковки с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ МАШИНЫ ШЕРИФА». Слегка прищурившись, он посмотрел на человека. Он его никогда раньше не видел, и это его неожиданно заинтересовало. Как обычно, не торопясь, он выбрался из машины, притворяясь, что проверяет радио и содержимое отделения для перчаток, и лишь после этого высунул наружу ноги и встал; он закрыл дверь и запер ее, затем внимательно посмотрел на молодого человека.

– Добрый день, сказал человек с легким акцентом, неизвестным Вайсингеру.

За очками авиационного стиля его светло-карие глаза светились дружелюбием, как будто он ожидал, что Вайсингер пересечет эти несколько футов мостовой, которые их разделяли, и крепко пожмет ему руку.

Вайсингер кивнул и взглянул на номер машины. Небраска. Он запомнил эту информацию. Человеку было на вид около двадцати восьми или двадцати девяти, не больше. У него были вьющиеся коричневые волосы и такого же цвета усы. Волосы выглядели чистыми, но взлохмаченными, а усы только что подстриженными. Но номер из Небраски, грубая хлопчатобумажная ткань его одежды и синяя рабочая рубашка немедленно сказали Вайсингеру о том, что это бродяга, ищущий возможность подзаработать. Один из легиона людей, часто живущих в своих автомобилях или грузовичках, скитающихся по стране в поисках случайной работы, которая могла бы им помочь выкрутиться. Люди, которые рано оставили свои дома, увлеченные призывом открытой дороги к чему-то неизвестному, что только они, казалось, понимали.

– Я шериф, непонятно зачем сказал Вайсингер. Наверное, он хотел, чтобы этот молодой человек знал точно, с кем имеет дело.

– Да, сэр, отозвался парень с бодрым видом, который немедленно вызвал у Вайсингера раздражение. – Вы как раз тот человек, который мне нужен. – Он выбрался из своего грузовика и подошел. В кузове лежали набор инструментов, обломки кирпича и древесины и сложенный брезент.

– Что я могу для вас сделать? спросил Вайсингер.

– Мое имя Нили Эймс, сказал человек, протягивая руку. Вайсингер медленно взял ее и пожал.

– Кажется, мы знакомы? – Вайсингер внимательно разглядывал его.

– Нет, сказал человек. – Если только вы не были вчера в Гринвуде, как и я. На самом деле я здесь проездом по дороге на север.

– Угу, отозвался Вайсингер.

– Я выполняю случайную работу, сказал человек кивнув на свой грузовичок. – Выкорчевываю пни, подрезаю траву у дороги, отвожу мусор на свалку словом, делаю все что угодно. Я проезжал мимо и заметил, что у вас здесь миленький маленький городок, и я подумал, что, возможно, смогу найти здесь какую-нибудь работу. Прежде чем спрашивать об этом в округе, я решил, что должен встретиться с шерифом, чтобы не было никаких недоразумений.

– Верно, сказал Вайсингер.

Нили прочитал в глазах шерифа недоверие. Для него в этом не было ничего нового; он видел это раньше, множество раз, в городах, подобных Холлифорку, Уайтингу, Бомонту и множеству других. Это была маленькая драма, которую он привык разыгрывать и которая требовала от него серьезного умоляющего выражения на лице. Однако при этом важно не перестараться, чтобы не подумали, что ты насмехаешься над ними. Ему приходилось доказывать свою честность и отличие от гангстеров, способных ворваться в банк посреди ночи и убежать с городскими сбережениями. Нили недолюбливал позирование перед людьми такого рода, но человеку необходимо питаться и иногда отдыхать от дороги, а это означало, что у тебя в кошельке должны лежать кое-какие деньги. И часто было трудно удержаться. Но за четыре года странствий он ни разу не украл. Однажды в Баннере, Техас, он нашел один из этих маленьких пластиковых бумажников, которые раскрываются в середине, и в нем лежало немного более сотни долларов и никакой информации о владельце. Он взял деньги, но ни разу не думал об этом как о краже. Просто счастливый случай. Но ему в такой же степени и не везло. Например, тогда, когда он был брошен в пахнущую гнилью тюремную камеру в Гамильтоне, Луизиана, по подозрению в ограблении «Маджик-маркета» на семьдесят пять долларов. Девочка-подросток, работавшая за прилавком, указала на него, но не была в этом вполне уверена. Через день он был освобожден за отсутствием улик, и полисмен с квадратной челюстью приказал ему убираться и забыть начисто дорогу туда. Он обрадовался, и хотя он не был никогда около того «Маджик-маркета», у него появился случайный низкий порыв заскочить и ограбить это заведение до единого пенни, занесенного в регистр. Но он не сделал этого, потому что дорога, протянувшаяся перед ним, манила вперед, словно линия судьбы.

Но за эти четыре года он запомнил две вещи: все города в основном похожи друг на друга; и все служители закона в основном тоже похожи. Эти два урока дороги прочно втемяшились в его голову.

– Итак, ты хочешь получить здесь работу, не так ли? спросил его Вайсингер. Выражение лица шерифа не изменилось.

– Да, я подумал, что могу здесь что-нибудь найти, ответил Нили. Он почувствовал, что вот-вот получит обычный ответ типа мы-не-любим-шатающихся-вокруг-бродяг; он и раньше слышал его.

Вайсингер сделал движение по направлению к пикапу.

– Куда направляешься? У тебя на севере дом?

– Нет. Я просто путешествую. Осматриваю местность.

– Зачем?

Нили пожал плечами.

– Иногда мне кажется, что это хороший способ времяпрепровождения. И это то, что я всегда хотел делать.

– Мне же больше это кажется пустой тратой времени. – Вайсингер сузил свои глаза по-волчьи. – Ты что, сбежал от жены с тремя или четырьмя детишками?

– Нет, непринужденно сказал Нили. – Я не женат. И детишек тоже нет.

– Ты что, не в ладах с законом? Как, ты говоришь, твоя фамилия? Эймс? – Он понял, что это было пропащее дело, и сделал движение по направлению к грузовику. – Ну что ж, шериф, мне нужно еще проехать несколько миль, чтобы было что позаимствовать из поэмы.

– Поэмы? Какой поэмы?

– Фроста, ответил Нили, открывая дверь с водительской стороны и залезая внутрь. Он мог поехать на север в Спэнглер, Эмей, Стиффлертаун, Барнсборо, во множество крохотных точечек на красной ленте 219. Там, впереди, будет работа. К черту этого парня.

– Что, разговор о законе тебя немного пугает? спросил Вайсингер, подходя к пикапу сбоку. – И заставляет тебя бежать?

Нили вложил ключ в зажигание и завел двигатель.

– Я думал, ты хотел найти работу, сказал Вайсингер. – Куда ты едешь? Почему бы тебе не выйти, чтобы обсудить это, и, может быть, я свяжусь кое с кем и выясню, смогу ли что-нибудь для тебя сделать.

– Сожалею, сказал Нили. – Я передумал.

– Что ж, может, быть тебе просто лучше. – Вайсингер остановился посередине фразы.

Нили глянул на него. Шериф смотрел направо остекленевшим взглядом, приоткрыв рот. Нили взглянул в зеркальце заднего вида и через дорогу увидел припаркованный черный «Кадиллак» и очертания фигуры, сидящей за рулем. Неподвижной. Наблюдающей. Вайсингер, прекратив разговор с Нили, перешел улицу, приблизился к этой машине и склонился к окну, у которого сидел водитель. Нили мог видеть, как шевельнулись его губы, а фигура кивает головой. Затем, казалось, Вайсингер прислушивается. Нили покачал головой, развернул пикап и начал отъезжать.

– Эй! Подожди минутку! крикнул Вайсингер, и голова шерифа снова наклонилась к той машине. Через несколько минут черный «Кадиллак» плавно отъехал с изгиба дороги и исчез на улице внизу, а шериф, не спеша, перешел через дорогу и направился к поджидавшему его Нили. Вайсингер провел рукой по губам, в его глазах были беспокойство и тревога.

– Что происходит? спросил его Нили.

Вайсингер пожевал ноготь на большом пальце.

– Кажется, ты приглянулся кому-то в этой деревне, Эймс. Кто-то хочет, чтобы ты отправился здесь на работу.

– Кто?

– Мэр, сказал Вайсингер. – Если ты хочешь работать, тебя внесут в платежный список деревни. Это не даст слишком много денег, могу сказать тебе по опыту. А работать ты будешь много.

– А что мне предстоит делать?

– Все, что угодно. Вывозить хлам, подрезать ветки, скашивать траву, подбирать мусор, и так далее. Плата составляет сотню в неделю. Я буду вызывать тебя, когда понадобится что-либо сделать. – Он посмотрел в том направлении, куда уехал «Кадиллак». – Что ты думаешь?

Нили пожал плечами. Деньги казались достаточно хорошими, и он особо никуда не спешил. Вифаниин Грех был премиленькой маленькой деревенькой, приветливой и чистенькой. Есть смысл попытаться сделать пару сотен долларов до того как направиться в штаты Новой Англии.

– Почему бы и нет? сказал он. – Мне это подходит.

Вайсингер кивнул. Его глаза были словно черные зеркала, и Нили подумал, что может увидеть в них свое отражение.

– На углу улиц Китридж и Грант есть гостиница, это за Кругом. Ею управляет леди, которую зовут Бартлетт. Гостиница чистая и не слишком дорогая. Почему бы тебе туда не подъехать и не сказать, что это я тебя прислал? Скажи ей, что ты сейчас работаешь для деревни, и она даст тебе хорошую комнатку. – Его взгляд был странным и неподвижным. Мертвым, внезапно подумал Нили; его глаза кажутся мертвыми.

Именно тогда, глядя в черные и невыразительные глаза шерифа, Нили чуть не сказал: «Нет, не думайте, что я согласен. Поеду на Север и попытаю там счастья». Но он не смог этого сделать, потому что ему нужны были деньги. Он сказал:

– Хорошо. Конечно. Я поеду туда прямо сейчас.

Вайсингер удержал его взгляд на мгновение, а затем сказал:

– Езжай. И возвращайся обратно так быстро, как сможешь. Через две улицы отсюда есть сухое дерево, которое нужно спилить; я боюсь, что оно однажды утром упадет на дорогу. – Он отступил от грузовика и посмотрел в обе стороны. – Свободно, сказал он, можешь теперь дать задний ход.

Нили поднял руку и вывел грузовик на улицу, затем проехал обратно к центру деревни. Значит, это был мэр, в черном «Кадиллаке», решил он. Он не смог разглядеть лицо этого человека и ворчал про себя. Никогда раньше ему работу не давал мэр. И все-таки рядом с этим шерифом ему было как-то не по себе, потому что он почувствовал в нем жестокую жилку. Главное не подавать повод такому человеку для недовольства, так как это может стимулировать жестокость. Что же еще он почувствовал в этом человеке всего мгновения назад? Что-то темное и неуловимое, что-то, похожее на. страх? Да, вероятно, Вайсингер боится мэра. Очевидно, мэр Вифаниина Греха имеет кучу недостатков. Хорошо бы привлечь его на свою сторону, сказал себе Эймс.

Вайсингер смотрел, как грузовик исчез из виду за углом, покусывая ноготь левого указательного пальца. Сердце колотилось с шумом, напоминающим звуки ударов по пустому контейнеру. Он недолюбливал очень многих людей, его не слишком волновала судьба этого Нили Эймса, поскольку ему не нравились люди безответственные, принимающие жизнь такой, какая она есть. Он не любил людей, которые не жили в клетках. И все же чувства его сейчас больше были сродни жалости, чем чему-либо другому.

– Да спасет Господь твою душу, сказал Вайсингер, затем повернулся и исчез в своей конторе.