Текст книги "Бледные короли и принцы"

Роберт Паркер
Бледные короли и принцы

Я видел бледных королей, и принцев бледных,

И бледных воинов, их смерть звала к обедне,

И шли они, крича: "La belle Dame sans Merci!

Твои рабы навек, хоть честь у нас проси!"

Джон Китс. La Belle Dame sans Merci

Как обычно, посвящается Джоан, Дэну и Дэйву, а на этот раз еще и Кэти

Глава 1

Декабрьское солнце ненадолго заглянуло в выходящее на запад окно офиса Гаррета Кингсли, скользнуло бледным пятном по персидскому ковру и сдалось на милость ранним зимним сумеркам.

– Вальдес был стоящим журналистом, – вздыхая, рассказывал мне Кингсли. – И парнем что надо. Да и вообще, не заслуживал смерти.

– Мало кто заслуживает смерти, – уточнил я.

– Но только не те, кто убил Эрика, – возмутился Кингсли.

– Все зависит от того, почему они это сделали, – сказал я.

– Его убили, чтобы сохранить в тайне самую крупную сделку на восточном побережье. Кокаиновый бизнес...

Кингсли был пухлым коротышкой. Ему давно следовало подстричь не только волосы, но и пышные седые усы. Из-под кожаного жилета виднелась рубашка из шотландки в черно-зеленую клетку. Очечки сползли на нос, и, разговаривая, он смотрел на меня поверх них, напоминая располневшего Титуса Муди. На самом-то деле он являлся владельцем и главным редактором одной из трех крупнейших газет штата, и денег у него было больше, чем у Йоко Оно.

– В Уитоне, штат Массачусетс?

– Вот именно, штат Массачусетс. Жителей в городке ровно пятнадцать тысяч и семьсот тридцать четыре человека, из которых почти пять тысяч – колумбийцы.

– Моя бабка родом из Ирландии, – сообщил я, – но это не значит, что я торгую картофелем.

– Картофель не продают по сто семьдесят тысяч за фунт.

– Хорошо подмечено, – согласился я.

– Сразу после войны один парень открыл в Уитоне текстильную фабрику. Все его колумбийские родственники остались в Тахо, и он начал приглашать на работу людей из родного городка. Так что очень скоро в Уитоне народу из Тахо стало больше, чем в самом Тахо.

Кингсли вынул из одного кармана пиджака трубку, вырезанную из кочерыжки кукурузного початка, из другого – кисет с табаком марки «Черри Бленд», набил трубку, утрамбовав табак указательным пальцем, и раскурил от спички, чиркнув ею о ноготь большого пальца.

Я смотрел на него и думал, а не закурить ли и мне?

– С тех пор все изменилось, – продолжил Кингсли, – и ткацкий бизнес сошел на нет. Работает всего одна фабрика, а колумбийцы, плюнув на кофе, занимаются экспортом кокаина.

– И везут его к нам из Тахо, – вставил я.

– Приятно, когда тебя внимательно слушают, – ухмыльнулся Кингсли.

– А Уитон давно пора переименовать в Северный Тахо, – закончил я мысль.

– Колумбийцы открыли для себя достоинства кокаина в те далекие времена, когда ваши предки, вымазавшись синей глиной, носились взад-вперед по Ирландии. – Кингсли глубоко затянулся, затем медленно выпустил дым. – Люблю кукурузные, – он имел в виду трубки, – не нужно чистить. Забилась – выбрасываешь и покупаешь новую.

– К тому же отлично вписывается в интерьер, – добродушно заметил я.

Кингсли откинулся на спинку стула и взгромоздил на стол парусиновые ботинки. Глаза его искрились смехом.

– Эт-точно!

– Колесите, конечно же, на джипе «вагонер» или «форде-пикапе».

– Угу, – кивнул Кингсли, – и еще пью бурбон, регулярно матерюсь, а галстуки мне завязывает жена.

– Люди как люди, – понимающе произнес я.

– Мы – третья по тиражу газета штата, Спенсер, и десятая среди ежедневных на всем Северо-Востоке. Большинство наших подписчиков проживает в Вустере. Мы – провинциальная газета, да я и сам такой.

– Значит, вы отправили этого парнишку Вальдеса в Уитон разнюхать про торговлю кокаином?

Кингсли кивнул и обхватил затылок сплетенными ладонями; ноги его продолжали покоиться на столе. Кожаный жилет распахнулся, когда он чуть качнулся на стуле, – мне позволили взглянуть на широкие красные подтяжки.

– Парнишка этот – латинос. Дед с бабкой из Венесуэлы, так что по-испански он говорил бегло. Учился газетному ремеслу, когда работал на Неймана, хотя я считаю, что это у него от Бога...

– И тут кто-то его пристрелил...

– И кастрировал, надеюсь, уже мертвого. После чего выбросил на девятом шоссе у Виндзорской дамбы – это на юге водохранилища Куоббин.

– Что полиция?

– Полиция Уитона? – Кингсли вынул трубку изо рта и фыркнул. – Без баб Вальдес просто жить не мог, с этим не поспоришь. Вот они там и считают, что с ним разделался какой-то ревнивый муж.

– Вы не согласны? – спросил я.

– Баб он начал трахать в тот самый день, как достиг половой зрелости. А вот в историю впервые влип почему-то именно в Уитоне, где появился всего месяц назад, чтобы разнюхать насчет торговли кокаином.

– Полиция подозревает кого-нибудь, кто мог его кастрировать?

Кингсли снова фыркнул:

– Местный шериф – тот еще пижон. Разгуливает с пистолетом сорок пятого калибра с перламутровой рукояткой и воображает, что он Уайт Эрп. А на самом деле – задиристый легавый из мелкого городишка.

– Работает без посторонней помощи?

– Он и мысли о вмешательстве не допустит, – сказал Кингсли.

– Честный?

Кингсли пожал плечами:

– Возможно, возможно. Слишком глуп и упрям, отчего и неподкупен.

– А как насчет его подчиненных? Кокаин – это деньги, а деньги – это взятки.

– Циничный мистер Спенсер!

– Мудрый мистер Кингсли!

– Что, видимо, одно и то же, – со вздохом кивнул Кингсли. – Наверное, так оно и есть. Не знаю. В этом и заключалось задание Вальдеса – кокаин и деньги.

– Пошлете кого-то вместо него? – поинтересовался я.

Кингсли покачал головой:

– Чтобы еще одного прихлопнули? У меня в штате журналисты, а не наемники. Большинство из парней – безусые юнцы. Как говорится, только со школьной скамьи.

– А я, по-вашему, наемник?

– Не прибедняйтесь. Я навел о вас подробнейшие справки и знаю, кто вы такой. Поэтому и собираюсь нанять, чтобы вы отправились в Уитон и выяснили, кто убил моего парня. А когда выясните, сдадите в руки правосудия.

– Даже если это был ревнивый муж?

– Да.

– От Вальдеса приходили какие-нибудь отчеты?

– Ни единой строчки.

– Он должен был вести записи, – возразил я.

– Должен был, – согласился Кингсли, – но у меня ничего нет. Он пробыл там месяц, присматривался, принюхивался, беседовал с местными жителями. Думаю, что-то найти можно только в самом Уитоне.

– Вы не знаете, с кем он мог беседовать?

– Нет. Как не знаю и тех, с кем он мог развлекаться. Но готов предположить, что со многими. Все, что у меня есть, – его фотография и анкетные данные. Мы предоставили ему полную свободу действий. Посоветовали притереться к обстановке, главное – не торопиться. Большинство газет – это бизнес, поэтому им приходится делать деньги. Наша газета тоже делает деньги, хотя и не нуждается в них. Мой дед оставил столько, что всему нашему семейству хватит еще лет на сто. Газета для меня – что-то вроде развлечения.

– Цель его поездки хранилась в тайне?

– До определенной степени.

– А цель моей?

– Можете играть в открытую. Вы работаете на меня и можете говорить об этом, кому хотите. Или никому – если не хотите. Вам стоит уяснить одно: я не говорю тем, кого нанимаю, как им следует работать.

– А о деньгах вы с ними говорите?

– Деньги меня мало заботят. Скажите, какой вам необходим аванс, а когда выполните работу, выпишите чек на остальную сумму. Обманывать меня вы не станете.

– Не стану?

– Нет, – ответил Кингсли, – не станете. Я ведь не просто так сказал, что основательно вас изучил. Я знаю, что вы за человек.

– Звучит обнадеживающе, поскольку я частенько ломаю голову над этим же вопросом.

Глава 2

Я сидел в нижнем баре «Паркер-Хауса», потягивая «Киллиан Ред» вместе с Ритой Фиоре – помощником окружного прокурора округа Норфолк и, если не считать меня, самым очаровательным созданием среди законников Бостона. Точнее, я уже не принадлежал к их миру, а если еще точнее, Рита не пила со мной пиво – она предпочитала «Гленфиддиш» со льдом и длинные сигареты «Терейтон».

– Парня из агентства зовут Фэллон, – «накачивала» меня Рита. – Я знаю его года два-три, он – ничего, только не надо говорить с ним слишком быстро...

– И не использовать длинных слов?

Рита кивнула. Ее густые рыжеватые волосы лежали на плечах, строгий черный костюм прекрасно сидел на ней, подчеркивая фигуру. На ногах – чулки с ажурным узором. Как и всегда, она была сама элегантность.

– Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз, – отметила Рита.

– В прошлый раз я находился при смерти.

– Вот оно что! Сейчас тебе лучше?

– Значительно.

– Вернулся к своей милашке?

– Она предпочитает имя Сьюзен.

– Извини. Мы никогда не обсуждали таких тонкостей. – Рита сделала небольшой глоток виски. – Дискуссии на темы этики и секса мы только намечали.

– Был бы совсем не против.

– Но не сейчас?

– Не сейчас.

Рита грустно улыбнулась:

– Печальная история моей жизни... Свободными остались одни придурки.

Она прикурила сигарету от газовой зажигалки, глубоко затянулась и медленно выпустила дым.

– Ты одна, потому что тебе так больше нравится.

– Я одна, потому что свободными остались одни придурки. Свободные от семейных уз ничтожества бостонско-кембриджской зоны – феномен, всеми признанный. А когда тебе вдруг посчастливится столкнуться с непридурком, он уже у кого-то на крючке, к тому же – подстреленный.

– С удовольствием отказался бы от сцены со стрельбой, если бы знал, что тебя это так огорчит.

Рита быстро допила свой скотч.

– Твоя очередь заказывать, – напомнила она.

Себе я заказал еще пива, Рита охотно согласилась на скотч.

Отделанный дубовыми панелями нижний бар «Паркер-Хауса» с крошечной эстрадой в углу зала и большими портретами знаменитостей Бостона прежних времен, развешанными по стенам, напоминал ночной клуб.

– Ты счастлив в работе, – сказала Рита.

– Естественно, – ответил я.

– И с женщиной, которую любишь...

– Несомненно.

Она покачала головой:

– Бесчувственная скотина.

– Тоже верно, – согласился я.

У стойки бара рядом с Ритой появился мужчина – рост средний, волосы рыжеватые, очки в золотой оправе.

– Рита, ты с каждым днем становишься все неотразимей, – улыбнулся он.

– Фэллон, ты повторяешь это при каждой нашей встрече.

– Но это так и есть, – он заговорщицки подмигнул мне.

Рита устало улыбнулась.

– Спенсер, Фил Фэллон, – представила она нас друг другу.

Мы обменялись рукопожатиями.

Фэллон был в сером костюме, голубой рубашке с репсовым галстуком в красно-серую полоску и в черных туфлях с отстроченными носами. Он опустился на свободный стул рядом с Ритой. Мы расположились на самом углу стойки бара, поэтому, подсев к нам, он оказался напротив меня. Подошел бармен.

– Сухое мартини с джином «Бифитер», – заказал Фэллон. – Перемешать, но не взбивать. И с двумя оливками.

Теперь Фэллон посмотрел на меня.

– Рита сказала, вы собираетесь копать в Уитоне и вам нужна моя помощь.

– Она правильно сказала, – ответил я.

– Что вы хотели бы узнать?

– Расскажите об уитонской наркомафии.

Фэллону принесли мартини, он сделал глоток, состроил гримасу и жестом подозвал бармена.

– Слишком много вермута, – сказал он. – Я просил абсолютно сухое. Сухое с большой буквы.

– Простите, сэр, – извинился бармен и унес бокал.

– Уитон, – Фэллон вновь вспомнил обо мне. – Занимательная история. Маленький городишко в массачусетской глубинке, но через него проходит товара больше, чем через любое другое место к северу от Майами.

– И поймать вам никого не удается.

Фэллон покачал головой. Подошел бармен с новым вариантом мартини. Фэллон занялся дегустацией. Бармен молча ждал. Я подумал, что Фэллон обязательно вызовет старшего официанта, но все обошлось.

– Лучше, – неуверенно произнес Фэллон, сделал еще глоток и поставил бокал. – Нет, поймать не удается. Не хватает людей. Наши силы размазаны тонким слоем по всему штату. Основные усилия направлены, конечно же, на юг полуострова. Но даже там... Полагаю, этот разговор останется между нами?

Я кивнул. Рита посмотрела на меня, закатила глаза и залпом прикончила вторую порцию.

– Даже во Флориде, – продолжал Фэллон, – нам не хватает людей. А в других местах наше присутствие чисто символическое.

– Но все же вам известно, что Уитон – главный центр поставок.

– Снабжает весь Северо-Восток. Если б местная полиция лучше нам помогала... – Фэллон пожал плечами.

– Коррупция? – спросил я.

– Полиция маленьких городков редко способна противостоять деньгам и ноу-хау кокаинового бизнеса.

– А полиция штата?

– У них те же трудности. В Брукфилде есть спецподразделение – одно на две с половиной тысячи квадратных миль. Они в основном патрулируют автомагистрали.

– И как им это удается?

– Прошу прощения?..

– Я насчет торговцев. У них должна существовать отлаженная система поставок.

– Несомненно.

– Значит, цепочка начинается в Колумбии...

Фэллон вытащил из Ритиной пачки сигарету, сунул в рот, взял Ритину зажигалку, прикурил, медленно затянулся и так же медленно выпустил струйку дыма.

– Пытаюсь бросить, – усмехнулся он. – Но пока бросил только покупать.

Он сделал маленький глоток мартини и резко подался вперед, навалившись на стойку бара.

– Вообще-то, – до него наконец-то дошло, что мы говорим о деле, – цепочка начинается в Боливии или Перу.

Я знал об этом, но Фэллон относился к числу тех, кому нравится просвещать других, и я прикинул: если начну с неточности, то вызову на более откровенный разговор.

– Вот как? – очень натурально удивился я.

– В Колумбии очень редко, главным образом – в Перу или Боливии. Кокаин лучше всего растет на высоте от полутора до шести тысяч футов, при постоянной температуре около шестидесяти пяти градусов по Фаренгейту... Вас интересуют эти технические подробности?

– Фаренгейт меня несколько удивил, а вот про высоту я все понял.

Он кивнул и еще раз поднес бокал с мартини к губам, возможно, что даже и пригубил немного. Рита допила воду от растаявшего льда и подала знак бармену.

– Кокаин в тех местах выращивают практически все. Один фермер собирает от ста до ста пятидесяти килограммов листьев, обрабатывает их и в итоге получает около килограмма сухой массы.

Рита зевнула. Бармен принял ее заказ – повторить всем троим.

– Фермер обычно имеет дело с проводником – что-то вроде агента по продаже. Если фермер перуанец, проводник – тоже перуанец. Он приводит к фермеру скупщиков, вот они почти всегда колумбийцы. Встречает их на границе, ведет к месту и посредничает при сделке. Ни один фермер не доверится чужаку. Перуанцы заключают сделки только через перуанских проводников, боливийцы – через боливийских. Понимаете?

– Трайбализм, – сказал я. – Фанатическая приверженность к своему клану.

– Вот именно! Фермеры в тех горах всего в двух часах от каменного века, – согласился Фэллон. – Итак, скупщики переправляют товар в Колумбию. Там его подвергают первичной обработке, а затем переправляют в какую-нибудь крупную лабораторию неподалеку от одного из городов, где получают кристаллический порошок.

Бармен принес очередные порции выпивки. Фэллон удивился, увидев перед собой второй бокал мартини: он едва расправился с половиной первого.

– Я попал в компанию заядлых алкоголиков, – произнес он и смущенно улыбнулся, выражая недоумение.

– Адамантоподобных, – достаточно уверенно произнесла Рита Фиоре.

Фэллон взглянул на нее и нахмурился.

– Несгибаемых, – уточнила она.

После этого он снова смотрел на меня, вернувшись к понятной для себя теме.

– Порошок получают из сырья, поступающего откуда придется. Это как мед из полевых цветов. Настоящая мешанина кокаина. Сначала все сваливают в кучу, а уже затем перерабатывают. Тот, кто разглагольствует о чистоте колумбийского кокаина, обманывает и самого себя и других. Просто повторяет слова поставщиков, считая себя большим умником.

– Мы скоро доберемся до Уитона, Фил? – Рита сидела, облокотившись о стойку бара, подперев щеку кулаком, и цедила уже третью порцию скотча.

Фэллон рассмеялся и сказал мне:

– Женщины! Хотят быстрее именно тогда, когда ты хочешь медленнее. И назло тебе не хотят спешить, когда торопишься ты.

Он смущенно покачал головой. Рита уставилась в зеркало за стойкой бара.

– Мы как раз приближаемся к Уитону, – пояснил Фэллон. – Как только порошок готов, его контрабандой переправляют в Штаты. Главным образом на юг Флориды – по понятным причинам. Иногда небольшими партиями – на мулах. Иногда по триста килограммов зараз. Обычно оптовик приезжает к месту прибытия товара, скажем, к какому-нибудь домишке на побережье. Там он изучает его качество, покупает, сколько надо, и везет домой.

– В Уитон?

– Возможно. Но непременно в какое-нибудь надежное место у себя дома, скажем в Уитон. Там он перевешивает его, проверяет, может подмешать чего-нибудь – но это когда как, – потом упаковывает и продает дистрибьютору. А тот уже перепродает порошок мелкими партиями дилерам или торгашам. Дистрибьютор может подсыпать в товар для веса, иногда он-то и делает это первым. Дилеры точно подсыпают – это у них закон, да и дистрибьюторы практически всегда подсыпают. Какая-то часть улетучивается у контрабандистов во время переправки и восполняется за счет некой дряни. Поэтому, когда нашему кокаиновому гладиатору попадает, скажем, грамм или два порошка, в нем остается всего процентов двадцать кокаина. Но большая половина нюхачей тащится именно от такого кокаина. Когда же случайно перепадает чистая понюшка, они уверены, что им подсунули дерьмо.

– А как с ценами? – спросил я.

– Зависят от того, насколько круто обошлись с порошком на всем его пути. Сейчас здесь от ста да ста двадцати долларов за грамм.

– Что подсыпают?

– Лидокаин, манитол – это детское слабительное, лактозу, сахарозу, витамин В, кофеин, «спид»[1]1
  «Спид» – от англ. speed – скорость, сильнодействующий психостимулятор.


[Закрыть], бензокаин, и еще много-много всего, о чем мы даже не подозреваем.

– Не могли бы мы сфокусировать внимание на Уитоне?

– Сфокусировать! – усмехнулась Рита. – Да они там о нас и не слышали.

– Кто о нас не слышал? – растерялся Фэллон.

Рита лишь молча улыбнулась.

– Уитон, – напомнил я.

– У них в штате двадцать патрульных и три детектива. В прошлом году задержали шестнадцать человек, связанных с Уитоном. Арестованные в других городах люди имеют счета в уитонском банке, владеют барами и магазинами. У них в Уитоне полно родственников. Десятилетние пацаны заходят в уитонский банк и приобретают банковские чеки на девять тысяч долларов.

– Неплохое место для газетчиков? – поинтересовался я.

– Еще бы, – кивнул Фэллон. – Город – помойная яма. Все рвутся в Майами. Шикарное место, крупные ассигнования, сливки прессы – все там. Это мы здесь сосем высохшую титьку.

Он бросил взгляд на Риту. Рита глотнула скотча, затем выдохнула дым от сигареты в пузатый бокал с янтарной влагой. Дым поднимался с поверхности скотча клубами, превращая бокал в маленький котел колдуньи.

– Поэтому я был бы очень признателен за любую помощь, – сказал Фэллон.

– Постараюсь.

– Вы что-нибудь успели разузнать?

– Журналист из «Централ Аргус», парень по имени Эрик Вальдес, приехал в Уитон, чтобы провести журналистское расследование и был застрелен, а потом кастрирован.

– Его интересовал кокаин?

– Да.

– Его смерть связана с кокаином? – удивился Фэллон. – Я об этом ничего не слышал.

– Местная полиция считает, что это убийство на почве ревности. Вальдес волочился за чьей-то женой.

– За чьей именно?

– Мне об этом ничего не известно. О Вальдесе ходила слава распутника.

– Где он был, когда я в нем так нуждалась! – вздохнула Рита.

– Газета наняла вас, чтобы вы выяснили все на месте? – спросил Фэллон.

– Да.

– Будьте осторожны, – дал мне Фэллон ценный совет. – Справиться там в одиночку шансов мало.

– Благодарю вас, Гарри Морган.

Фэллон опять растерялся.

– "Иметь и не иметь", – пояснила Рита.

Нет, растерянность не покинула его лица.

Поверх плеча Фэллона я увидел спускающуюся по лестнице Сьюзен. Воротник ее красного кожаного пальто с широкими, по моде, плечами был поднят.

– Ага! – воскликнул я. – Вот и моя дама.

Рита посмотрела через зал на Сьюзен.

– Это она? – спросила Рита.

– Это Сьюзен, – ответил я.

– Ничего удивительного, что... – сказала Рита, пристально разглядывая ее.

Глава 3

Уитонский полицейский участок размещался на первом этаже городской ратуши – кирпичной постройки в готическом стиле девятнадцатого века. Здание стояло на берегу водохранилища Куоббин, в сотне миль на запад от Бостона и еще дальше – от всех прочих цивилизованных мест. Шефа полиции звали Бейли Роджерс, и он разъяснил мне бессмысленность моего визита:

– Газетная блевотина – вот что это такое, – говорил Бейли. – Может, и здесь слегка промышляют кокаином, но куда нам до «Централ Аргус»! Там таких типов найдется гораздо больше. Ими бы лучше и занимался.

– Меня наняли провести расследование в Уитоне. Возможно, лишь для того, чтобы сбить со следа.

– А мне нужно, чтобы какой-то бостонский умник поднимал в городе вонь?

– Тебе не нужно хорошей бостонской вони?

Мой взгляд так и приковывала к себе жирная шея Роджерса. Несмотря на солидный излишек веса, он находился в очень неплохой физической форме. А вот шею нарастил себе такую, что она буквально вываливалась складками жира из тесного воротничка, отчего лицо все время заливала краска полицейского «смущения».

Роджерс взялся за подлокотники кресла и приподнялся, словно приготовившись выпрыгнуть из него.

– Ты, ты мне здесь не нужен, и брось хамить, а то пожалеешь, что не остался в Бостоне.

Я изобразил улыбку неподдельного восхищения:

– Круто берешь!

– Думаешь, я с тобой шутки шучу?

– Думаю, кто-то убил у тебя под самым носом журналиста, собиравшего материал для статьи. Но никто не знает, кто убил. Зато мне старательно пускают пыль в глаза – авось да не замечу.

– Этот ублюдок сам напросился. Трахаешь чужих баб – не рассчитывай, что тебе это сойдет с рук.

– Чужих баб?

– Колумбийских телок. С ними лучше не связываться, это уж как два пальца. – Роджерс сменил тон, когда разговор коснулся колумбийцев. Или телок?

Но я решил поддержать его.

– Да, колумбийцев здесь изрядно.

– Изрядно? Тысяч пять наберется. Приехали вкалывать на фабриках, а фабрики позакрывались. Теперь сидят дома, получают пособие и трахаются, как кролики.

– Без всякого кокаина?

– А как без него?! Ясно же говорю: кокаин повсюду, но здесь его не больше, чем в сраном Бостоне. Конечно, живи тут у нас вместо колумбийцев какие-нибудь канадцы – заботы бы не знали, ну раз уж так... А в Майами небось иначе?

– В Майами теперь трудно понять, где собственно Майами, а где буй в ступе. – Я поддержал стиль разговора. – Но почему ты решил, что Вальдеса убил ревнивый муж?

– Да этот парень трахал здесь все, что шевелится, было б за что ухватиться. Нашли его с отрезанными яйцами, так что еще прикажешь думать?

– Подозреваемые есть?

Роджерс развел руками:

– Таскали латиносов в участок, трясли – дохлый номер.

– Кого конкретно? Я не из любопытства, поверь. Раз тебе известно, что он не терял здесь времени даром, то наверняка догадываешься – с кем.

– Послушайте... – он взглянул на мою визитную карточку, торчащую из-под журнала, в котором фиксируют задержанных, – мистер Спенсер. Если не хотите распрощаться с собственными яйцами, мой вам совет – не суйтесь в их квартал и в их дела.

– Лига женщин-избирательниц спонсирует поминки. Так все-таки – имя.

Роджерс покачал головой.

– Нет, ради твоей же пользы. Не лезь в это дело. Мы проверили – все чисто. И я не стану разглашать имена людей, с которых сняты подозрения, только для того, чтобы твоя долбаная газетенка трепала их почем зря.

– Бейли, – ласково начал я. – Я прекрасно понимаю, что ты несешь явную чушь. Но пойми и меня. Я пришел к тебе как к другу, человеку, чей профессиональный опыт невероятно ценю, – и что же? Вместо того, чтобы помочь мне раскрыть преступление, совершенное на твоем участке, и которое тебе оказалось не по зубам, ты советуешь мне сматывать удочки. Допустим, я так и сделаю. Вернусь к патрону и доложу ему, что расследование зашло в тупик, поскольку шеф полиции дал мне под зад коленом. Как ты думаешь, что будет написано в моем рекомендательном письме для дальнейшего трудоустройства?

– А мне плевать.

– Охотно верю. Это, вероятно, девиз вашего участка. Но мне от него ни холодно ни жарко, а потому я знаю, что сделаю дальше. Я задержусь в этом клоповнике и сам попытаюсь разобраться что к чему. А заодно, раз уж ты так несговорчив, попытаюсь доказать, что шеф местной полиции некомпетентный болван.

Лицо и шея Роджерса побагровели от ярости.

– Не лезь на рожон, иначе нарвешься, – процедил он.

Я встал и направился к двери, лишь на пороге обернулся:

– Ты тоже.

Плотно прикрыв за собой дверь, я двинулся через дежурку к выходу, посмеиваясь про себя: «Ты тоже».

О, Спенсер, какая фраза, полная драматизма!