Текст книги "Охотник-жертва"

Глава 9

Через полтора месяца Симмонс появился в комнате у Блэквелла.

– Ну как? – спросил он.

– Мне нравится, – ответил Блэквелл, – но иногда кажется, что подход к делу тут неправильный. Впрочем, мне это, наверно, только кажется.

– Да нет, подход правильный. Не стыдитесь наслаждаться убийством – и результатом, и процессом. Далекое прошлое человечества – время охотников и убийц. И это прошлое гораздо длиннее, чем история цивилизованного человека. Вы вообще как – настроены сделать то, что собирались?

– Думаю, что да, – ответил Блэквелл. – Хотелось бы с этим справиться. Собственно, я не верю, что буду это делать. Что убью человека. Да, я знаю, что собираюсь сделать это, но полностью не могу поверить.

– Большинство из нас глубоко в душе ненавидит убийство себе подобных, – сказал Симмонс, – однако мы убиваем. Вообще любой Охотник должен преодолеть отвращение.

– И что, всем Охотникам удается?

– Некоторым удается, некоторым нет. Даже некоторые с железной волей пасуют, когда приходит решающий момент.

– И что тогда?

– Обычно Жертвы убивают их.

– Я постараюсь справиться, – заверил Блэквелл.

– Постарайтесь. Мы подготовили вашу Жертву. Вот ее досье. Это богатый человек. Его хорошо охраняют. Вот почитайте.

Он подал Блэквеллу компьютерную распечатку. Альфонсо Альберто Гусман Торрес. Родился в 1933 году в небольшом городке к югу от Манагуа. Его отец, армянский торговец, был весьма богат, но незнатен. Юный Альфонсо учился в лучших школах и в 1949 году, когда ему исполнилось 16 лет, поступил в Никарагуанское военное училище. В 1952 году он его закончил, преисполненный желания сделать карьеру в полиции. Он поехал в Перу и четыре года учился в Национальной академии гражданской гвардии, постигая различные науки, которые не пришлось изучать дома.

После возвращения в Никарагуа Гусман поступил в полицию Манагуа и был назначен в службу национальной безопасности. Вскоре о его способностях, политической благонадежности и холодной безжалостности узнали, и он стал начальником образцово-показательной тюрьмы в Манагуа. Дослужившись до полковника, в 1970 году он женился на донье Катерине Лопес из знаменитой семьи Лопес, которая владела поместьями в Ля-Флор и Эль-Кастилье, одной из четырнадцати влиятельнейших семей в Никарагуа. Когда в апреле 1979 года его превосходительство президент Республики Никарагуа Анастасио Сомоса потерял власть, Гусман с доньей Катериной и тремя детьми бежал в Гватемалу на транспортном самолете никарагуанских ВВС. В Гватемале Гусман вступил в «Никарагуанский революционный фронт» (НИКРЕФ), одну из первых организаций контрас, но вскоре перешел в более активные «Никарагуанские демократические силы» (НИДЕС), которые стали главной организацией контрас, поддерживаемой США. После провала наступления контрас Гусмана сначала перевели в «Демократические вооруженные силы», а затем в «Антикоммунистические боевые отряды». Его способность безразлично относиться к чужой боли вместе с мастерством владения стрелковым оружием и ведения тайных операций сделали его идеальным командиром «эскадрона смерти».

Он знал, что занимается грязным делом, но терпел. Посылая в небесный «коммунистический рай» «левых» из индейских деревень в Кордильера-де-Йолайна или с кукурузных плантаций в Бокайе, он понимал, что это не его работа – но кто-то должен ее делать.

Попав в засаду, устроенную бойцами сандинистского Фронта национального освобождения, Гусман был ранен. Стараниями его заместителя и друга детства Эмилио Сальвадора Аранды Гусмана доставили через Рио-Коко в Данли в Гондурасе, затем агенты ЦРУ перевезли его в больницу в Майами.

Вместе с ним в США приехал Эмилио – теперь уже благодаря стараниям Гусмана. С ним также приехал Тито, здоровенный мужик, довольно умный для ублюдка-сержанта образцово-показательной тюрьмы Манагуа. Гусман не вернулся в Никарагуа – сандинисты приговорили его к смертной казни, назначили цену за его голову и объявили преступником-садистом, а не солдатом. Он остался в Майами, принял американское гражданство (что оказалось довольно легко, учитывая его прошлые заслуги и связи с ЦРУ) и в начале 1982 года вызвал жену и детей.

В Майами с помощью друзей и денег семьи жены, заранее расчетливо вложенных в коста-риканскую кофейную промышленность, он занялся строительным и кораблестроительным бизнесом.

Одновременно он продолжал заниматься своим старым ремеслом – убивать людей. В Майами живет очень много разговорчивых никарагуанцев, которых необходимо было заставить молчать, желательно с помощью быстрозастывающего цементного раствора. И Гусман со своими людьми занялся этим. Кроме того, он играл важную роль в поставках оружия различным правым группировкам в Центральной Америке.

– И что я должен делать? – спросил Блэквелл. – Съездить в Майами и выяснить, смогу ли я убить его?

Симмонс покачал головой:

– Гусман к этому готов. Мы уже пробовали, но пока безрезультатно. Мы должны пододвинуть вас к нему как можно ближе.

– Может быть, мне просто прийти к нему и предложить купить книгу? Энциклопедию, например?

– Он никогда не открывает двери сам. За него это делают другие. У него большой дом в Южном Майами, оснащенный новейшей системой сигнализации. Там полно телохранителей, собак, забор с сигнализацией. Никто не может подойти к нему незаметно.

– Но из дому-то он выходит?

– Конечно. Иногда он посещает латиноамериканский гандбол «хай-лай», рестораны, наведывается в «Бискэйн Клаб». Но ничего регулярного. Он ничего не планирует заранее, поэтому никто ничего не знает. Он просто вызывает телохранителей и идет куда хочет. Против него ничего нельзя организовать.

– Так как же мы сможем подобраться к Гусману?

– Как раз над этим мы и работаем. Они вообще крепкие орешки – эти старые хрычи из «эскадронов смерти». Просто поразительно, сколько у них друзей и сочувствующих, несмотря на все то, что они натворили. Они обычно в хороших отношениях с местным правительством и органами правопорядка. Да и на благотворительность они не скупятся.

– Да, нелегкая задачка, – заметил Блэквелл.

– А в округе Дэд, в окрестностях Майами, – трудная вдвойне. Там на обширной территории – в огромной тропической трущобе – живет чертовски много людей. Если не считать нескольких больших домов в центре, неподалеку от Западного Флэглера и Бискайского залива, там целыми милями тянутся одно– и двухэтажные домишки. Десятки крошечных земельных участков занимают все пространство от Хоумстеда до Норт-Майами-Бич. Почти все они принадлежат темнокожим или испаноговорящим. Появись в тех местах незнакомец, особенно белый, он сразу начнет бросаться всем в глаза. А люди в тех местах чрезвычайно подозрительны. Там высокий уровень безработицы и преступности. Многие промышляют торговлей наркотиками и оружием, немало незаконных иммигрантов. Там часто убивают – каждые несколько дней полиция находит в придорожной ирригационной канаве машину, а когда вытаскивает, внутри труп. Но прежде чем тот попадает в морг, до него обычно добираются сухопутные крабы, и тогда уже не определишь даже причину смерти, не говоря уже об уликах.

– Жаль, что внешность у меня не испанская, – заметил Блэквелл. – Это облегчило бы мне задачу.

– Вовсе нет, – возразил Симмонс. – Если только вы не родились и не выросли в окрестностях Майами. И даже окажись ваша внешность самой что ни на есть подходящей, в вас сразу признают чужака, едва вы произнесете несколько слов. А тогда вы станете дважды подозрительным.

– Здорово вы меня подбодрили.

– Просто хотел рассказать вам о реальной ситуации. Но мы сталкивались с задачками и потруднее этой. Осталось лишь дождаться подходящего «окна» для начала операции.

– А что это значит?

– Этим термином мы обозначаем те несколько часов или дней, когда Жертва становится уязвима. Такой момент может настать очень скоро, так что советую быть наготове. А пока продолжайте тренировки. Но находитесь в постоянной готовности – когда потребуется, действовать придется очень быстро. Назначаю вам специальный курс «Маскировка и методы убийства в тропиках». Там обучают кое-каким приемам, которые вам пригодятся в районе Майами. А заодно курс обеспечит вас тем, что иметь совершенно необходимо, если не желаешь выглядеть настоящей белой вороной.

– Чем же?

– Отличным загаром.

Часть II
НАЧАЛО ОХОТЫ

Глава 10

Пока Блэквелл проходил курс специальной подготовки, за сотни миль оттуда, в Гондурасе, происходили события, которые в конце концов сделали возможной встречу Блэквелла с его Жертвой.

На горной, черной от пыли дороге близ Сан-Франциско-де-ла-Пас сидели два дозорных контрас. Они охраняли лагерь повстанцев «Змеи», которыми командовал Мигелито. Лагерь располагался на лысом холме на берегу мутной Рио-Телика. Цыганский беспорядок в лагере делал его похожим на ночлежку в центре Порт-о-Пренса. Несмотря на отсутствие элементарных удобств, лагерь был нормальным, с точки зрения никарагуанцев, которые жили за рекой и продолжали поддерживать «левый» режим, угрожавший американским интересам. Такая поддержка была ошибкой, за которую никарагуанцы и расплачивались.

Двое контрас сидели, расстегнув рубашки и расшнуровав ботинки, то есть как все партизаны в мире, ведущие боевые действия в тропиках. В голубом небе висели розоватые облака – пришельцы с Мексиканского залива, – которые принесли обильные дожди. Видно, быть хорошему урожаю.

Один из дозорных, низкорослый бородач, подвижный парень по имени Валериано когда-то учился в университете городка Сильвес, что в восьмидесяти километрах от Манагуа. Там он изучал средневековую английскую литературу до тех пор, пока однажды вербовщики контрас не вломились в общежитие и насильно не записали его в «армию освобождения». Его друг Панфило жил с ним в одной комнате и был помолвлен с Пилар, сестрой Валериано. Его тоже взяли в «армию освобождения», и сейчас он был напарником Валериано в дозоре.

С тех пор прошло двенадцать лет. И вот Панфило в расстегнутой рубашке стоит, привалившись к огромному камню, и, покуривая мексиканскую сигарету «Деликадо», лениво глядит на своего друга Валериано, который в мощный цейсовский бинокль рассматривает черную ленту дороги.

Вдруг позади послышались шаркающие шаги, и друзья мгновенно обернулись, держа «АК-47» наготове. Но это оказался всего лишь Жан-Клод, повар лагеря, толстый коротышка в белом фартуке.

– Ну что там, в лагере? – спросил Валериано.

– Ужасно, – промямлил Жан-Клод, – мне пришлось убраться из лагеря, чтобы прийти в себя.

Он присел на камень. Его руки дрожали. Затем он встал и стал расхаживать взад-вперед.

– Успокойся, дружище, – сказал Панфило, – по-моему, ты принимаешь все слишком близко к сердцу.

– Потому что мне нужно все время быть начеку, – ответил Жан-Клод. – Что я могу сделать, если все в лагере одурели от наркотиков? Мигелито смотрит на это сквозь пальцы. Я сам не люблю наркотики. Но больше всего меня волнует эта свинья.

Два бывших университетских товарища посмотрели на повара, как на сумасшедшего.

– Ты имеешь в виду кого-то из наших общих знакомых? – спросил Панфило.

Жан-Клод запнулся и пробормотал:

– Да нет, я имею в виду поросенка для праздника.

Панфило и Валериано разом хлопнули ладонями себя по лбу, точно так, как это делают итальянцы. Ну конечно же, праздник! Их потому и поставили сюда, чтобы не прозевать Рамона де лас Касаса, представителя контрас в Майами. В его честь будет устроен праздник, и Жан-Клод имел в виду жареного поросенка, которым все говорящие на испанском народы потчуют важных гостей, даже если последние вегетарианцы.

– Ну, и что с поросенком? – поинтересовался Валериано. – Недостаточно хорош?

Жан-Клод сжал губы. И эти туда же. Рубашки расстегнуты до пупа. А еще образованные – не в европейском смысле, конечно, но для латиноамериканцев достаточно.

– Поросенок хорош. Сам выбирал. Проблема в том, что наш гость опаздывает. Я говорил Мигелито, что наш гость опоздает – эти гости всегда опаздывают. Я сказал Мигелито, что нельзя начинать готовить поросенка до тех пор, пока на дороге не увидим машину с гостем из Сан-Франциско-де-ла-Пас. Но я ведь всего лишь повар. Вы когда-нибудь слышали, чтобы команданте по прозвищу Бандера Негра прислушивался к совету повара? Начинай готовить, и все тут. Ведь он – команданте, а я просто повар. Я работал в лучшей гостинице Бордо, «Холидей Инн». Если бы не скандал с той одиннадцатилетней эстонкой, никогда бы не оставил место и не эмигрировал.

– И что ты сделал с поросенком? – спросил Валериано.

Жан-Клод пожал плечами:

– Что я мог сделать? Приказ есть приказ. Я начал готовить.

– Так в чем проблема? Ты забыл рецепт?

Губы Жан-Клода скривились.

– Кто? Я? Забыть рецепт, который я сам придумал и который только что был опубликован в последнем номере журнала «Гурман»? Да никогда! Я сделал все как нужно. Нафаршировал поросенка листьями мексиканской магвы, смоченными соком пьянящей текилы, а также специями, пряностями и хлебцами из кукурузной муки. Потом полил его своим фирменным соусом и свежайшим оливковым маслом из Севильи. Надел поросенка на вертел и заставил помощников поворачивать вертел на огне через определенные – точно по секундомеру – промежутки времени. Они делали так до тех пор, пока шкурка поросенка не приобрела матовый темно-золотистый цвет, а мясо не стало таять на языке – таким должен быть настоящий жареный поросенок.

– А нам кусочек не перепадет? – спросил Панфило.

– Вы не понимаете, – продолжал Жан-Клод, – поросенок уже готов. Еще десять минут на огне – и шкурка почернеет, а мясо станет жестким.

– Ну так сними его с огня! – не удержался Панфило.

– Тогда он остынет раньше времени, и к столу я подам холодное мясо с застывшим жиром.

– Почему бы тебе не завернуть поросенка в фольгу? – с издевкой спросил Валериано. Он не был приглашен на праздник, и поросенок ему явно не предназначался.

– Ты же знаешь, что ее тут не найти, – ответил повар. – Вот если бы я остался в Текусигальпе. Какая была гостиница! Если бы не случай с немецкой туристкой и ее ребенком…

Валериано, который пристально смотрел туда, где дорога сливалась с горизонтом, вдруг резко поднял руку.

– Тихо! Они едут!

Вдали на дороге появилось облачко пыли, которое оказалось легковым автомобилем, мчащимся на большой скорости. Это был «Плимут» пепельного цвета – такси из Сан-Франциско-де-ла-Пас.

– Праздник спасен! – закричал Жан-Клод и побежал к лагерю.

– И не только праздник, – сказал Валериано. – Теперь бойцы получат дополнительную порцию перуанского кокаина, которую обещал Мигелито. Я представляю, как у них заблестят глаза, когда они узнают, что приехал де лас Касас.

– Все-таки приехал. А ведь многие сомневались, что он почтит нас своим посещением.

И несостоявшиеся литературоведы улыбнулись друг другу, вытерли носы и пошли докладывать начальству.

«Плимут» свернул с каменистой дороги, вдоль которой торчали пеньки недавно срубленных деревьев, и въехал в лагерь с протяжным сигналом. Разряженные контрас, выстроенные для торжественной встречи, радостными криками приветствовали машину, подбрасывая в воздух головные уборы и вытирая обшлагами носы. Латиноамериканский квинтет из Табаско заиграл веселую мелодию. С заднего сиденья машины слез Рамон де лас Касас, представитель СФНО (контрас) в изгнании, организации, которая ставила своей целью освобождение Никарагуа и восстановление режима недавно приконченного Тача Сомосы и его распущенной «гвардии насиональ», хотя, конечно, на сей раз в более мягких формах.

На де лас Касасе был великолепный белый костюм с черным узким галстуком. Тщательно ухоженное лицо и кучерявые седые волосы делали его похожим не то на Боливара, не то на святого Мартина.

Команданте Мигелито, или команданте Бандера Негра, вышел лично встретить знатного гостя. Они крепко обнялись. У Мигелито – огромного верзилы без передних зубов – горел в глазах безумный огонь. Корреспондент «Нью-Йорк таймс» назвал его: «нечто среднее между наемным убийцей и вождем варваров Аттилой».

Они направились в палатку Мигелито. Касас сел на брезентовый стул. Мигелито налил в небольшие, украшенные орнаментом чашечки сероватую чичу.[3]3
  Слабоалкогольный напиток.


[Закрыть]

– Надеюсь, поездка была не очень утомительной?

– Совсем нет. А я надеюсь, что к вам благополучно добрались те женщины, которых я прошлым месяцем направил через нашего агента в Гватемала-Сити.

– Да, мои ребята вам чрезвычайно признательны.

– Женщины были что надо?

– Конечно, у вас превосходный вкус, дон Рамон… – Мигелито запнулся.

– Что такое? – встревожился Касас. – Слишком худые? Понятно. Но ты ведь знаешь, как трудно найти непотасканных шлюх, которые согласились бы ехать сюда. Наш агент в Панаме Манчего де Кесадильо просит понять его и простить.

За распахнутым пологом палатки виднелись темно-фиолетовые горы Сьерра-де-Агальта с золотистыми вершинами. Густую тропическую жару разогнали набежавшие облака. Несколько крупных капель упали на палатку.

– Черт! – воскликнул Мигелито. – Похоже, что сезон дождей в этом году начнется раньше обычного. А мы живем в дырявых палатках на этом богом забытом холме. Ни тебе фильмов, ни даже толстых шлюх, которые помогли бы одолеть скуку и одиночество центральноамериканской ночи. Слава богу, хоть свиньи есть.

Снаружи кто-то радостно произнес с французским акцентом:

– Поросенок готов! Прошу к столу!

– И последнее, перед тем как мы сядем за праздничный стол, – остановил гостя Мигелито. – Я просил вас приехать не только затем, чтобы отведать поросенка, хотя этот праздник – в вашу честь. Я хочу вам сказать, что мы наконец готовы.

Касас насупился.

– Ты имеешь в виду, что вы готовы быть готовыми?

Мигелито на мгновение закрыл глаза – незаметный, но весьма красноречивый жест.

– Так сколько у тебя людей в отряде?

– Мне досталось почти четыре тысячи первоклассных бойцов из отряда команданте Гато Азула. Он отошел от дел и занялся акварелями во Флезоле, поэтому все его бойцы пришли ко мне. Мне хорошо платили, но я все равно был вынужден израсходовать всю помощь от ЦРУ плюс все то, что мы добыли на армейских складах Тумбупу прошлой осенью.

– Четыре тысячи – это хорошо, – сказал Касас, – но…

– Подождите, это еще не все. Я договорился с командирами других повстанческих отрядов. Им надоело сидеть без дела, и они согласились наступать вместе со мной. Рамон, на этот раз у нас получится.

– Мигелито, я восхищаюсь тобой – ты поработал на славу.

Мигелито усмехнулся:

– Теперь вы понимаете, почему меня называли Эксихеньте,[4]4
  Требовательный (исп.).


[Закрыть] прежде чем я взял имя Бандера Негра. Рамон, я думаю, что мы справимся. Мы перейдем реку в Дос-Охетес, обойдем Вирден-Горда-Лайн, разобьем батальон в Долсес-де-Муэрте и соединимся с Норге Энсен Дадорой и его «Оранжевыми гусеницами» в Морена-де-Чурри.

– Превосходно! – воскликнул Касас. – А потом что?

– А потом мы выполним план Хончо Азула, который, как вы помните, мы обсуждали в прошлом году на съезде повстанцев на Ямайке. Как раз именно там я имел удовольствие познакомиться с вашей подружкой и ее полоумным младшим братом. Так вот, объединившись, мы малыми группами проберемся в Тасо-Энчилада, откуда выступим на Манагуа.

– Гениально, – заявил Касас. – Нет, правда, Мигелито. Неудивительно, что тебя называют Наполеоном провинции Бокачича.

– Но мне для этого кое-что нужно.

– А, знаю. Толстые шлюхи.

– Нет, хотя они тоже нужны. Но я имел в виду оружие.

Касас посерьезнел.

– Это всегда большая проблема. Особенно если учесть количество, которое ты просишь.

– Нам понадобится несколько зенитных пушек. Кстати, несколько танков тоже не помешают.

– Эй, полегче. Сейчас ты начнешь просить спальный мешок и новую пару обуви для каждого из твоих бойцов.

– К этому добавьте еще санитаров и врачей. Они тоже нужны моим людям.

– Мигелито, я бы с радостью исполнил все твои просьбы, но не я решаю. Только Революционный совет национальной свободы в изгнании может принимать подобные решения. Но у него все равно нет столько денег. – Касас быстро посчитал в уме. – Ты просишь около двадцати миллионов долларов. Это не шутки. Прости, конечно, если мои слова показались тебе обидными.

На лице Мигелито застыло недоуменное выражение.

– Я знал, что этим кончится. Это называется пустая болтовня.

– Мигелито, – сказал Касас, – мы с тобой старые друзья. Ты же говоришь с Рамоном. Ты меня понимаешь, дружище. Скажи, твои ребята будут воевать?

– Будут ли они воевать? – ощетинился Мигелито. Его голос прозвучал как удар хлыста в тишине центральноамериканского заката. – Они у меня все повязаны и потому будут воевать с кем угодно. Наркотики здорово помогают в этом деле. Мы как-то в горах задержали контрабандистов с грузом кокаина. Эти идиоты замаскировались под съемочную группу журнала «Нэшнл джиогрэфик». Мы конфисковали товар, и с тех пор я даю своим людям кокаин. Так что они готовы. Вы, наверно, заметили пеньки срубленных деревьев вдоль дороги на подъезде к лагерю. Это мои ребята штыками баловались. Мы через джунгли пройдем – деревьев не останется, а вы говорите – в бой. Они будут воевать, Рамон. Их нужно лишь постоянно подпитывать, и тогда они пойдут в бой с радостными криками. Но надо выступать – иначе, когда у меня закончатся наркотики, они начнут убивать друг друга. А потом прикончат меня и девочек.

– Послушай, – начал Рамон, – если бы я тебе дал все, что ты просишь…

– Я стал бы президентом нашей страны! – закончил Мигелито. – Я не политик, я просто хочу стать бессменным главнокомандующим вооруженных сил нашей любимой родины.

– Ну что ж, будем считать этот вопрос решенным.

– Да ну вас, Рамон. Либо наступаем, либо бросаем это дело, берем с собой все, что нужно, и уезжаем в Испанию. Я устал сидеть на этом холме и развлекать тысячи ублюдков солдат, да еще без помощи толстых девочек.

Тут в палатку ворвался возбужденный Жан-Клод с всклокоченными волосами и дико горящими глазами.

– Мой дорогой друг, – обратился Мигелито к шеф-повару, – в чем дело?

– Прошу прощения, что помешал, команданте Бандера Негра, – медленно, чеканя слова, как актер в традиционной японской опере, ответил Жан-Клод, – но если вы и ваш гость сейчас же не сядете за праздничный стол, я уйду в другой отряд, где выше ценят качественную еду.

– Ну зачем же так, – засмеялся Мигелито. – Мы идем есть поросенка и съедим его без остатка. Да, Рамон?

– И не только его, – ответил Касас.

– Точно? – спросил Мигелито.

Их взгляды, взгляды хищников, встретились. Касас кивнул и обнял Мигелито за плечи.

– Все в порядке, мой друг, – сказал он. – Этим мы и займемся.