Текст книги "Старплекс"

Глава 8

Людям понадобилось долгое время, чтобы расшифровать язык дельфинов. Когда они наконец это сделали, то обнаружили, что имя дельфина представляет собой его сонограмму, на которой наиболее необычная черта данного дельфина гротескно преувеличена. Поэтому неудивительно, что единственным видом человеческого искусства, от которого дельфины действительно получали удовольствие, оказалась политическая карикатура.

Одним из лучших пилотов кораблей-разведчиков на борту «Старплекса» был дельфин, чьё имя по-английски звучало как Длиннорыл – совершенно неадекватная замена для щелчков и трелей, которыми его соплеменники рисовали его образ, особо подчёркивая могучее рыло.

Любимым судном Длиннорыла был «Бутлегер» – бронзово сверкающий клин двадцати метров в длину и десяти в ширину. Вдоль оси аппарата располагался заполненный водой резервуар. Справа и слева находились изолированные помещения, наполненные воздухом, которые соединялись друг с другом в задней части, возле воздушного шлюза, образуя подобие буквы U. В левом из них поддерживались условия, привычные людям, в правом – валдахудам.

Для пилотирования свободно плавающие в воде сенсорные датчики облепляли дельфиньи плавники и хвост. Благодаря нескольким сотням двигателей ориентации корабль мог двигаться, довольно точно повторяя движения дельфина в своём резервуаре. Такой способ пилотирования расходовал невероятно много топлива – настолько много, что валдахуды отказались участвовать в строительстве кораблей такого типа, – но взамен давал небывалую манёвренность и, по словам Длиннорыла, ни с чем не сравнимое удовольствие для пилота.

Хотя срок автономности «Бутлегера» измерялся неделями, текущее задание не должно было занять больше суток, так что на борту были только двое: Длиннорыл и Яг.

Обычно «Бутлегер» стоял в причальном ангаре № 7, одном из пяти, куда был прямой выход с океанического яруса. Судно было закреплено на внутренней стене отсека, и три входных рукава под углом присоединялись к его верхним люкам.

Длиннорыл и Яг заняли свои места, и внешние ворота поднялись к потолку. Длиннорыл был знаменит своими театральными стартами. Он пулей вылетел из причального отсека, потом изогнулся и крутанулся в своём резервуаре, заставив «Бутлегер» пройти над всеми причальными воротами «Старплекса» и замкнуть круг почёта вокруг центрального диска. Затем Длиннорыл повернулся на бок, и кораблик заложил широкую дугу – со стороны это выглядело в точности как аэродинамический манёвр в космическом вакууме.

Яг начал проявлять нетерпение, но Длиннорыл, как истинный дельфин, не обращал на это внимания. Он выполнил ещё несколько переворотов и кувырков в своём резервуаре, и кораблик отреагировал соответственно. Гравитационные пластины под кабиной Яга полностью гасили вызванные манёврами перепады ускорения, однако Длиннорыл в своём бассейне ощущал корабль как продолжение собственного тела.

Наконец, когда ему наскучило дурачиться, Длиннорыл послал корабль к цели по полого изгибавшейся траектории – расточительной с точки зрения потребления горючего, но гораздо более интересной, чем скучные прямые линии или выверенные эллипсы небесной механики. В небесах царила зелёная звезда, хотя расстояние до неё уже превышало тридцать миллионов километров. «Бутлегер» имел гораздо более мощную физическую и полевую защиту, чем «Старплекс» в целом, так что был способен сблизиться с ней на очень малое расстояние. Под управлением Длиннорыла кораблик нырнул к звезде, пройдя всего в 100 000 км над её поверхностью, и зачерпнул образец звёздного вещества.

– Зелёность этой звезды трудность есть для меня, – сказал Длиннорыл через гидрофон у себя в резервуаре. Как и большинство дельфинов, Длиннорыл был способен издавать звуки, отдалённо напоминающие фонемы как английского, так и валдахудского языков (хотя с синтаксисом испытывал традиционные для дельфинов проблемы – понятие правильного порядка слов в дельфиньей грамматике отсутствовало). Компьютер просто обрабатывал эти звуки, приводя их к фонетической норме, хотя мог и переключиться в режим перевода, заговори Длиннорыл по-дельфиньи.

Яг хрюкнул.

– Я тоже в недоумении. Температура поверхности двенадцать тысяч градусов. Этот фардинт должен быть белым или голубым, но не зелёным. Спектральный анализ – тоже белиберда какая-то. Никогда не видел такой концентрации тяжёлых элементов в спектре звезды.

– Повреждена, возможно, проходом стяжкой? – предположил Длиннорыл, слегка повернув тело так, чтобы корабль начал медленно вращаться вокруг продольной оси. Даже при максимальной защите позволять звезде накалять всё время один и тот же бок корабля было неразумно.

Яг снова хрюкнул.

– Полагаю, это возможно. Вероятно, при проходе через стяжку с неё сорвало большую часть хромосферы и короны. Края портала наверняка выровнялись по верхней границе фотосферы, оставив более разреженные слои по ту сторону. Однако никаких структурных изменений при проходе через стяжку никогда не наблюдалось. Правда, никогда прежде через неё не проходило ничего настолько большого.

Обзорные экраны «Бутлегера» были до краёв заполнены зелёным пламенем; настоящие иллюминаторы уже давно сделались полностью непрозрачными.

– Пройди ещё раз над экватором, – сказал Яг, – а потом выведи нас на полярную орбиту. Прежде чем я начну ломать голову над этими линиями поглощения, хочу убедиться, что спектр везде одинаков.

На скорости в одну тысячную от световой потребовалось пять часов на то, чтобы совершить виток над экватором звезды, и ещё пять часов на полярный виток. Всё это время Длиннорыл сохранял вращение корабля вокруг оси. Яг не отрывал глаз от измерительных инструментов, пристально разглядывая тёмные линии поглощения, и всё время бормотал под нос: «Ил по воде, ил по воде» – истину нащупать не удавалось.

Ягу не составило труда измерить массу звезды по отпечатку, оставляемому ею в гиперпространстве; она оказалась несколько тяжелее, чем он ожидал. Не считая цвета, во всех других отношениях её поверхность выглядела вполне типично и состояла из плотно стиснутых ярких горошин, разделённых тёмными промежутками – конвекционные ячейки, созданные перемешиванием газа в фотосфере. На звезде даже были пятна, хотя, в отличие от обычных, все здешние пятна были соединены друг с другом перемычками в гантелеобразные пары. Это была, вне всякого сомнения, звезда – но непохожая ни на одну из тех, что Яг видел ранее.

Наконец облеты были завершены, и Длиннорыл спросил:

– Готовы домой вернуться?

Яг беспомощно развёл всеми четырьмя руками.

– Да.

– Тайна разгадана?

– Нет. Звёзд, как эта, попросту не бывает.

«Бутлегер» лёг на обратный курс; Яг всю обратную дорогу просидел над своими данными, что-то бормоча под нос.

* * *

Кейт лежал в постели рядом с женой и не мог заснуть. Он всматривался в темноте в её смутный силуэт, следил, как укрывающая её простыня поднимается и опускается в такт дыханию.

Она заслуживает лучшего. Он энергично выдохнул, словно пытаясь выдуть из себя всё беспокойство, и погрузился в воспоминания о более счастливых временах.

У Риссы были тёмные глаза, которые превращались в выгнутые вверх полумесяцы, когда она улыбалась. Рот небольшой, губы полные – в высоту вдвое меньше чем в ширину. Мать её была итальянкой, отец – испанец. От матери она унаследовала блестящие чёрные волосы, от отца – жгучие глаза. В свои сорок шесть лет Кейт не встречал ни одной женщины, которая при свете свеч была бы более желанна, чем Рисса.

Когда они встретились впервые в 2070-м, ему было двадцать два, а ей двадцать. У неё была сногсшибательная фигура. Разумеется, с возрастом она претерпела некоторые естественные изменения; она по-прежнему была в отличной форме, но пропорции несколько сместились. Тогда, в молодости, Кейт и предположить не мог, что когда-либо будет находить женщину сорока четырёх лет привлекательной. Однако, к бесконечному его удивлению, его вкусы за прошедшие годы изменились, и, хотя два десятилетия брака несомненно притупили его непосредственную реакцию на неё, стоило ему увидеть Риссу не такой, как всегда – в новом костюме, или тянущуюся за чем-то на верхней полке, или с по-другому зачёсанными волосами, – и у него перехватывало дыхание.

И всё же…

И всё же Кейт понимал, что время берёт своё. Его волосы начали редеть. О, против этого существуют «средства» – если предположить, что такое естественное явление, как мужская лысина, нуждается в лечении – однако прибегать к ним казалось глупостью и тщеславием. Кроме того, учёные среднего возраста и должны быть лысыми. Это общепризнанный стереотип.

У отца Кейта была густая тёмная шевелюра до самой его гибели в возрасте пятидесяти пяти лет; теперь Кейт подозревал, что отец пользовался-таки услугами реставратора волос. Но Кейт, сделай он что-либо подобное, чувствовал бы себя идиотом.

Он вспомнил Мэнди Ли, телезвезду, в которую он по уши влюбился в двенадцатилетнем возрасте. В то время ничто его так не возбуждало, как огромные женские груди, вероятно, потому, что ни у кого из девочек его класса груди ещё не было; это было символом запретного, чужого мира взрослой сексуальности. Да, Мэнди, прозванную «двойной звездой» одним остряком из «Телегида», именно грудь сделала знаменитостью. Однако Кейт потерял к ней всякий интерес, как только узнал, что её грудь была фальшивой; после этого он не мог смотреть на неё без мысли об имплантатах под выпуклостями её алебастровой кожи и о хирургических шрамах (хотя он, разумеется, знал, что анестезирующий лазерный скальпель не оставляет никаких следов вообще). Да будь он проклят, если превратит свою голову в такую фальшивку; черта с два люди будут смотреть на него и думать – а ведь этот парень на самом деле лысый, ну, вы понимаете…

Вот так вот они и жили, Кейт и Рисса; по-прежнему любящие, пусть и не страстной любовью юности, а более расслабленной и зрелой и в целом приносящей большее удовлетворение.

И всё же…

И всё же, чёрт его побери, ему только что стукнуло сорок шесть. Он стареет, лысеет, седеет, и не был ни с какой другой женщиной со времён своих трёх – так мало! – неуклюжих попыток в старших классах и в университете. Три плюс Рисса – то есть всего четыре. Меньше чем одна на десятилетие. Боже, подумал он, даже валдахуд может пересчитать моих партнёрш по пальцам одной руки.

Кейт знал, что не должен так думать, знал, что у них с Клариссой было то, чего большинство других людей так и не могут достичь, – любовь, которая растёт и эволюционирует по мере взросления, отношения крепкие, тёплые и надёжные.

И всё же…

И всё же была Лианна Карендоттир. Как и Мэнди Ли, символ красоты из его юности, у Лианны было лицо азиатского типа с тонкими чертами; что-то в азиатских женщинах всегда его влекло. Он не знал, сколько Лианне лет, но она, без сомнения, была моложе Риссы. Конечно, как директор «Старплекса» Кейт имел доступ к личным делам сотрудников, но он боялся им воспользоваться. Господи, да ей, может, и тридцати нет. Лианна появилась на борту, когда «Старплекс» в последний раз заходил на Тау Кита, и теперь, в качестве менеджера внутренних операций, часто находилась на мостике вместе с Кейтом по многу часов. Но, к его удивлению, сколько бы он ни проводил с ней времени, ему всегда хотелось ещё.

Пока что он не совершил никакой глупости. В сущности, он считал, что держит ситуацию под контролем. Однако он всегда был склонен к самоанализу и вполне осознавал, что происходит. Кризис среднего возраста, страх потери мужских качеств. И что может быть лучше для того, чтобы рассеять эти страхи, чем затащить в постель красивую молодую женщину?

Пустые фантазии. Конечно, конечно.

Он перевернулся на бок, отвернувшись от Риссы, и попытался свернуться клубком. Он не хотел делать ничего, что причинило бы боль Риссе. Но, если она никогда об этом не узнает…

О боже, да прекрати ты эту ерунду! Разумеется, она узнает. Как он сможет после этого смотреть ей в глаза? А их сын Сол? Как он будет смотреть в глаза ему? Он видел, как его сын сияет от гордости, как кричит на него в ярости, но никогда ещё не видел в его глазах отвращения.

Если бы он смог уснуть. Если б только он смог прекратить мучить себя.

Широко открытыми глазами он всматривался в темноту.

* * *

После того как «Бутлегер» пришвартовался, Длиннорыл отправился поесть, а Яг вернулся на мостик. Сейчас он мог сохранять вертикальное положение лишь с помощью покрытой замысловатой резьбой трости – это всё же лучше, чем опускаться на четвереньки. Кейт, Рисса, Тор и Лианна всю ночь проспали, а Ромбус… ну ибы-то вообще не спят, из-за чего их долгая жизнь кажется несправедливой вдвойне. Обычно Яг выходил для доклада в пространство перед шестью консолями, но сейчас он лишь доковылял до галереи для посетителей и грузно опустился в центральное кресло, заставляя остальных развернуть свои консоли на 180 градусов.

Кейт вопросительно посмотрел на Яга.

– Ну как?

Яг секунду помедлил, собираясь с мыслями, и залаял:

– Как некоторым из вас известно, звёзды разделяются на три большие возрастные категории. Звёзды первого поколения – самые старые звёзды во Вселенной – состоят практически полностью из водорода и гелия, двух изначальных элементов. Атомы тяжелее гелия составляют менее 0,02 % их массы, и они, разумеется, образовались здесь же в результате идущих внутри звёзд термоядерных реакций. Когда звезда первого поколения становится новой или сверхновой, межзвёздные газопылевые облака обогащаются этими более тяжёлыми элементами. Поскольку звёзды второго поколения образуются путём сжатия этих самых облаков, содержание в них металлов – под «металлами» здесь имеются в виду все элементы тяжелее гелия – составляет чуть больше одного процента. Звёзды третьего поколения ещё моложе; солнца всех планет Содружества принадлежат к третьему поколению, как и звёзды, рождающиеся в настоящий момент, хотя, разумеется, некоторые представители первого поколения и очень многие второго существуют и по сей день. Звёзды третьего поколения состоят примерно из двух процентов металлов.

Яг сделал небольшую паузу и оглядел по очереди всех присутствующих.

– Так вот, – продолжил он, – эта звезда, – он махнул средней рукой в сторону зелёного шара на голосфере, – состоит из металлов на восемь процентов, что вчетверо больше, чем у типичного представителя третьего поколения. В этой штуке железа столько, что его можно из неё добывать.

– А что насчёт зелёного цвета? – спросил Кейт.

– Ну, на самом деле она, конечно, не зелёная, не в большей степени, чем так называемые красные звёзды на самом деле красные. Почти все звёзды белые, лишь со слабыми следами цвета. – Он обвёл средней рукой окружающие мостик созвездия. – ФАНТОМ подкрашивает звёзды, которые показывает на голосфере, согласно их положению на диаграмме Гецшпрунга-Рассела[10]10
  Диаграмма, по вертикальной оси которой откладывается светимость звезды (мощность излучения), а по горизонтальной – её температура (или цвет, который есть функция температуры). Реально существующие звёзды, будучи нанесены на такую диаграмму, располагаются на ней не случайно, а образуют хорошо различимые кластеры, самый большой из которых – так называемая Главная последовательность, в которой светимость увеличивается с ростом температуры. (Прим. перев.)


[Закрыть]. Эта наша зелёная звезда на самом деле лишь немного зеленовата. Свет, поглощённый атомами тяжёлых металлов в синей и ультрафиолетовой областях спектра, переизлучается в зелёной; в результате в зелёной области спектра звезда излучает относительно больше энергии, чем в соседних, и потому приобретает зеленоватый оттенок. – По его меху пробегали волны. – Я бы сказал, что звёзды с настолько высоким содержанием металлов невозможны в нашей Вселенной в её текущем возрасте, если бы не видел одну из них собственными глазами. Возможно, она сформировалась в весьма нетипичных условиях, и…

– Прошу прощения, что перебиваю, уважаемый Яг, – сказал Ромбус, – но я регистрирую тахионный выброс.

Кейт резко развернул своё кресло в направлении стяжки.

– О боги, – произнёс Яг, поднимаясь на ноги. – Большинство звёзд входят в состав двойных и кратных систем…

– Мы не выдержим ещё одного сближения со звездой, – сказала Лианна. – У нас…

Но раскрытие стяжки уже прекратилось, и из неё выскочил крошечный объект. Максимальная апертура составила всего семьдесят сантиметров, после чего стяжка снова схлопнулась в неразличимую точку.

– Это ватсон, – объявил Ромбус. Автоматический коммуникационный буй. – Согласно сигналу транспондера, он с Гранд-Централа.

– Запустить воспроизведение, – приказал Кейт.

– Послание на русском, – предупредил Ромбус.

– ФАНТОМ, перевод.

Голос центрального компьютера заполнил помещение.

– Валентина Ильянова, управляющий, колония Новый Пекин, для Кейта Лансинга, командующего, «Старплекс». Красный карлик спектрального класса M появился из стяжки Тау Кита. К счастью, вектор его движения был направлен от Тау Кита. На настоящий момент неизвестно ни о каком материальном ущербе, хотя звезда создала нам трудности с запуском ватсона через стяжку. Это наша третья попытка связаться с вами. Нам удалось установить связь с астрофизическим центром на Реболло, и они сообщили, что из их стяжки тоже появилась звезда – в данном случае голубой гигант класса B. Мы пытаемся получить информацию по остальным активным стяжкам, чтобы установить, насколько повсеместно это явление. Конец сообщения.

Кейт оглядел залитое зелёным светом помещение мостика.

– Господи Иисусе… – тихо произнёс он.

Глава 9

– А я говорю, это нападение, – заявил Торальд Магнор, поднимаясь со своего места за навигационной консолью и усаживаясь на галерее для посетителей в паре кресел от Яга. – Пока нам вроде везёт, но вообще-то появление в системе ещё одной звезды может уничтожить там всякую жизнь.

Яг сложил две нижние руки в валдахудском жесте отрицания.

– Большинство стяжек находятся в межзвёздном пространстве, – ответил он. – Даже та, которую вы называете «стяжка Тау Кита», находится в тридцати семи миллиардах километров от этой звезды, вшестеро дальше, чем Плутон от Солнца. Я бы сказал, в пятнадцати из шестнадцати случаев появление ещё одной звезды почти не повлияет на близлежащие звёздные системы, а поскольку населённые миры редки и расстояния между ними огромны, риск нанести реальный вред планете с биосферой весьма невелик.

– А вдруг эти звёзды как бомбы? – сказала Лианна. – Вы сказали, что зелёная звезда очень необычна. А она может взорваться?

– Мои исследования только начались, – ответил Яг, – но я могу сказать, что нашему пришельцу жить ещё не менее двух миллиардов лет. А одиночные карлики класса M типа того, что прибыл к Тау Кита, вообще никогда не взрываются.

– Однако, – сказала Рисса, – они могли бы внести возмущения в облака Оорта систем, мимо которых проходят, отчего множество комет перейдёт на низкие орбиты и обрушится на внутренние планеты? Я припоминаю старую теорию о том, что коричневый карлик – кажется, его называли Немезида – мог пройти близко от Солнца и вызвать массовое выпадение комет в конце мелового периода.

– Ну, как потом выяснилось, никакой Немезиды не существует, – ответил Яг, – но даже если бы и существовала, в наши дни у каждой из рас Содружества достаточно ресурсов, чтобы справиться с угрозой столкновения с любым разумным количеством кометных тел – которым, замечу, понадобятся десятилетия или даже столетия, чтобы добраться до внутренних областей планетной системы. Это проблема будущих поколений.

– Но тогда почему? – спросил Тор. – Почему звёзды перемещаются? И нужно ли нам пытаться это остановить?

– Остановить? – рассмеялся Кейт. – Как?

– Уничтожив стяжки, – ответил Тор.

Кейт моргнул.

– Я не уверен, что их вообще возможно уничтожить, – сказал он. – Яг?

Мех валдахуда на мгновение пошёл волнами, отражая раздумья, и когда Яг заговорил, его лай звучал как-то приглушённо.

– Да, теоретически есть один способ. – Он смотрел на Кейта, но отводил обе пары глаз от его взгляда. – Когда первый контакт с людьми пошёл не так, нашим астрофизикам было поручено найти способ запечатать стяжку Тау Кита, если возникнет необходимость.

– Это возмутительно, – воскликнула Лианна. Яг обернулся к ней.

– Предусмотрительно. Всегда нужно быть готовым к худшему.

– Но уничтожить нашу стяжку! – вскричала Лианна, и на её лице появились незнакомые складки.

– Мы этого не сделали, – сказал Яг.

– Да даже просто думать об этом! Если вы не хотели видеть нас на Реболло, то должны были уничтожить свою стяжку, а не нашу.

Кейт обернулся к ней.

– Лианна, – тихо позвал он. Она обернулась, и он беззвучно, одними губами изобразил «Спокойно!». Потом снова повернулся к Ягу. – Вы нашли такой способ? Разрушить стяжку?

Яг приподнял верхние плечи в знаке согласия.

– Гаф Кандаро эм-Веэл, мой родитель, возглавлял проект. Стяжка – это гиперпространственный конструкт, связующее звено которого вытеснено в нормальное пространство. В гиперпространстве существует абсолютная система отсчёта. Именно поэтому эйнштейновское ограничение скорости там не действует; это нерелятивистская среда. Однако нормальное пространство – релятивистское, так что выход – то, что мы называем порталом стяжки, – должен быть заякорен относительно чего-нибудь в нормальном пространстве. Если бы удалось дезориентировать якорную точку так, чтобы она больше не выталкивалась из гиперпространства, то она бы просто испарилась во вспышке черенковского излучения.

– И как же можно «дезориентировать якорную точку»? – спросил Кейт; в его голосе прозвучал скептицизм.

– Ну ключом оказался тот факт, что стяжка – это и в самом деле точка, протяжённость она приобретает только при прохождении сквозь неё материального тела. Сферический массив генераторов искусственной гравитации, собранный вокруг неактивной стяжки, мог бы скомпенсировать локальную кривизну пространства-времени. Хотя большинство стяжек расположены в межзвёздном пространстве, они всё равно находятся в гравитационном прогибе, создаваемом нашей галактикой. Но если мы ликвидируем этот прогиб, якорю станет не за что держаться, и он – пуфф! – исчезнет. Поскольку неактивная стяжка очень мала, это можно проделать с помощью массива всего метр или два в диаметре, если подвести к нему достаточную энергию.

– «Старплекс» сможет обеспечить такую энергию? – спросил Ромбус.

– Легко.

– Да неужели? – усомнился Кейт.

– Так и есть, – ответил Яг. – Гравитация – это та сила, что «прогибает» пространство-время; всё, что делает искусственная гравитация – модифицирует этот прогиб. В нашей домашней системе в аварийных ситуациях мы пользовались гравитационными буями для того, чтобы разровнять пространство-время в ближайшем окружении и таким образом иметь возможность совершить гиперпрыжок из внутренних областей системы.

– И почему об это ничего не известно Астрофизической Сети Содружества? – резким тоном спросила Лианна.

– Э-э… потому что нас никто не спрашивал? – неуклюже огрызнулся Яг.

– Почему вы не предложили мне воспользоваться этим методом, чтобы уйти в гипер, когда мы убегали от зелёной звезды?

– Нет, так это не работает; воздействие должно производиться извне, с помощью внешнего источника энергии. Уж можете поверить, мы пытались разработать метод, который позволил бы кораблю уходить в гипер откуда угодно, но ничего не получилось. Пользуясь человеческой метафорой, это всё равно как тянуть себя из болота за волосы. Это попросту невозможно.

– Но если мы сделаем это прямо сейчас – заставим стяжку испариться, то мы не сможем вернуться домой, – сказал Кейт.

– Это так, – ответил Яг. – Но мы могли бы оставить здесь гравибуи, которые схлопнут стяжку после того, как мы через неё пройдём.

– Но звёзды, похоже, появляются из многих стяжек, – заметила Рисса. – Если мы испарим стяжки Тау Кита, Реболло и Плоскона, мы отрежем наши планеты друг от друга и разрушим Содружество.

– Для спасения составляющих его планет, – уточнил Тор.

– Боже, нет, – сказал Кейт, – разумеется, мы не хотим уничтожить Содружество.

– Есть ещё один способ, – сказал Тор.

– Да?

– Переместить население планет Содружества в звёздные системы, удалённые от всех стяжек. Можно ведь найти три или четыре системы, расположенные поблизости друг от друга и имеющие планеты нужного типа, терраформировать их и просто переселиться туда. А межзвёздные полёты мы по-прежнему сможем совершать на гиперприводе.

Кейт удивлённо воззрился на Тора.

– Ты говоришь о переселении… скольких?.. тридцати миллиардов живых существ?

– Плюс-минус… – согласился Тор.

– Ибы не покинут Плоскон, – заявил Ромбус с непривычной для его речи твердостью.

– Это сумасшествие, – сказал Кейт. – Мы не можем отключать стяжки.

– Если родная планета в опасности – то можем. И должны, – ответил Тор.

– Пока что нет никаких свидетельств того, что прибывающие звёзды представляют опасность. Не могу себе представить, чтобы существа, настолько развитые, чтобы двигать звёзды, были бы злыми.

– Они могут быть не более злы, чем строители, уничтожающие на стройплощадке муравейник, – сказал Тор. – Мы могли просто оказаться у них на дороге.

* * *

До появления новой информации о прибывающих звёздах Кейту нечего было делать, так что в полдень по корабельному времени они с Риссой отправились пообедать.

На борту «Старплекса» было восемь ресторанов. Выбор термина был не случайным. Среди людей бытовала привычка для наименования реалий «Старплекса» пользоваться военно-морскими терминами: «столовая», «лазарет», «каюта» вместо «ресторан», «больница» или «квартира». Однако из четырёх рас Содружества только люди и валдахуды имели воинские традиции, две же оставшиеся относились к этой стороне их культур достаточно нервозно и без постоянных напоминаний в повседневном общении.

Рестораны отличались друг от друга как оформлением, как и выбором подаваемых блюд. Дизайнеры «Старплекса» приложили колоссальные усилия к тому, чтобы жизнь на борту не была монотонной. Сегодня Кейт с Риссой решили пообедать в «Кег Таан», валдахудском ресторане на двадцать шестой палубе. В фальшивых окнах ресторана виднелись голограммы пейзажей Реболло – широкие и плоские заливные равнины, покрытые фиолетово-серой грязью и пересеченные руслами рек и ручьёв. По равнине были разбросаны клубки старгов – реболльских аналогов деревьев, на вид похожих на трёх-четырёхметровые перекати-поле. Влажная грязь не позволяла растениям надёжно закрепиться, зато была богата растворёнными минералами и распадающейся органикой. Каждый старг отращивал тысячи спутанных побегов, которые могли служить как корнями, так и, развернувшись, фотосинтезирующими органами, в зависимости от того, с какой стороны растения они окажутся. Гигантские растения либо медленно катились по равнине, переворачиваясь вновь и вновь, либо плыли по течению ручьёв, пока не находили место с плодородной почвой, после чего укоренялись и оседали в грязи, скрывались в ней на треть своего размера.

Голографическое небо здесь было зеленовато-серого цвета, а висящая над головами звезда – огромная и красная. Кейт находил здешнюю цветовую гамму угнетающей, однако признавал, что готовят здесь отменно. Валдахуды были в основном вегетарианцами и предпочитали сочные части растений с нежным вкусом. Кейт испытывал непреодолимую тягу к молодым побегам старга три или четыре раза в месяц.

Разумеется, все восемь ресторанов были открыты для представителей любых рас, что означало наличие в меню блюд для всех типов обмена веществ. Кейт заказал старговый салат и к нему сэндвич с плавленым сыром и маринованные корнишоны. Валдахуды, чьи самки, как и самки земных млекопитающих, вскармливали детёнышей своими питательными выделениями, находили привычку людей пить молоко других животных омерзительной, однако притворялись, что не знают, из чего делают сыр.

Рисса сидела напротив Кейта. Стол имел стандартную для валдахудской культуры овальную форму с одной вогнутой стороной, напоминающую человеческую почку. Он был сделан из полированного растительного материала, который не был древесиной, но тоже имел перемежающиеся светлые и тёмные полосы. Рисса сидела с вогнутой стороны стола. По валдахудской традиции самка всегда занимает почётное место; на родной планете она всегда сидит с вогнутой стороны, а её свита самцов рассаживается вокруг неё с выпуклой.

Рисса была менее консервативна в своих кулинарных предпочтениях. Она ела газ торад – «кровавые мидии», валдахудские двухстворчатые моллюски, живущие в мутной воде на дне озёр. Кейт считал их багрово-пурпурный цвет отвратительным, как, впрочем, и большинство валдахудов, потому как он в точности соответствовал оттенку их крови. Однако Рисса в совершенстве овладела искусством поднести моллюска ко рту, вскрыть раковину и высосать содержимое так, чтобы внутренность моллюска ни разу не попалась на глаза ни ей самой, ни сидящему напротив.

Они ели молча, и Кейт раздумывал, хорошо это или плохо. Темы для пустой болтовни у них кончились много лет назад. О, если у одного из них было что обсудить, то они могли разговаривать часами, но, похоже, общество друг друга им было приятно и без слов. По крайней мере, так чувствовал Кейт и надеялся, что Рисса разделяет это чувство.

Кейт как раз подносил ко рту порцию старговых ростков с помощью катука (валдахудского столового прибора наподобие плоских щипцов), когда из поверхности стола выскочила коммуникационная панель с изображением Хека, валдахудского специалиста по ксенокоммуникации.

– Рисса, – сказал он с ещё более ярко выраженным бруклинским акцентом, чем у Яга; панель была наклонена так, что Кейта он не видел. – Я проанализировал шумы, которые мы регистрируем в полосе двадцать один сантиметр. Вы не поверите, что я нашёл! Немедленно приходите ко мне в офис.

Кейт отложил катук и посмотрел через стол на жену.

– Я с тобой, – сказал он и поднялся из-за стола. Лишь, выходя из ресторана он осознал, что это были первые его слова за всё время обеда.

* * *

Кейт и Рисса вошли в лифт. Как всегда, монитор на стене лифта показывал номер палубы – 26 и её план – равносторонний крест с длинными перекладинами. По мере движения лифта номер палубы уменьшался, а перекладины креста укорачивались. Когда они достигли палубы с номером 1, перекладины практически исчезли. Двое людей покинули лифт и вошли в радиоастрономическую обсерваторию «Старплекса».

Хек, мелкий валдахуд со шкурой более рыжего, чем у Яга, оттенка, склонился над столом в поклоне.

– Рисса, ваше присутствие – честь для меня, – произнёс он стандартную валдахудскую формулу приветствия самки. Потом слегка качнул головой в сторону Кейта: – Лансинг. – Самца, хотя бы даже и собственного босса, положено приветствовать подчёркнуто безразлично.

– Хек, – в том же стиле ответил Кейт и кивнул.

Валдахуд снова обратился к Риссе.

– Вам известно о том, что мы регистрируем шумы в радиодиапазоне? – Лающие звуки его речи заметались в тесном помещении.

Рисса кивнула.

– Так вот, первичный анализ не выявил в них периодичности. – Он скосил одну пару глаз на Кейта. – Сигнал, используемый в качестве маяка, обычно повторяется с периодом от нескольких минут до часов. Здесь нет ничего подобного. Собственно, я вообще не нашёл никаких следов периодичности. Однако, когда я начал анализировать сигнал более детально, обнаружились повторяющиеся структуры длительностью менее одной секунды. К настоящему времени мне удалось выявить шесть тысяч семнадцать таких элементов. Некоторые встретились всего раз или два, другие повторялись много раз. Некоторые – более десяти тысяч раз.