Текст книги "Неандертальский параллакс. Люди"

Глава 36

Мэри и Понтер вернулись в лабораторию квантовых вычислений. Там их ожидал представительный мужчина 143-го поколения, которого Понтер тут же узнал.

– Гуса Каск, – сказал он с удивлением в голосе. – Для меня честь быть знакомым с вами.

– Спасибо, – ответил Гуса. – Я слышал о том отвратительном происшествии на другой Земле – в вас выстрелили из какого-то метательного оружия, не так ли?

Понтер кивнул.

– Так вот, Лонвес Троб связался со мной и предложил идею, как можно предотвращать подобные происшествия. Его предложение звучало интересно, но я решил пойти другим путём. – Он взял со стола длинный плоский металлический предмет. – Это генератор силового поля, – пояснил он. – Он обнаруживает любой приближающийся снаряд, как только тот попадает в зону действия сенсорного поля компаньона, и за несколько нанотактов выставляет на его пути электросиловой барьер. Барьер размером всего около трёх саженей и существует в течение четверти такта – иное потребовало бы слишком мощного источника энергии. Но он абсолютно жёсткий и абсолютно непроницаемый. Если кто-то выстрелит в вас тем металлическим снарядом, барьер отклонит его. Точно так же он отклонит удар копья или ножа, быстрый удар кулаком и тому подобное. То, что движется медленнее, чем предустановленное пороговое значение, не вызывает срабатывания, так что он не будет мешать вам касаться других людей, а им – касаться вас. Но следующий глексен, который захочет убить вас, должен будет воспользоваться менее прямолинейным методом.

– Вау, – сказала Мэри. – Это поразительно.

Гуса пожал плечами:

– Это наука. – Он повернулся к Понтеру: – Устройство пристёгивается к предплечью с противоположной стороны от компаньона, видите? – Понтер поднял левую руку, и Гуса закрепил прибор. – А этот оптоволоконный кабель подключается к внешнему интерфейсу компаньона – вот так.

Мэри была совершенно потрясена.

– Это словно персональная подушка безопасности, – сказала она. Заметив выражение лица Гусы, она добавила: – Я не хочу сказать, что принцип действия одинаков: подушка безопасности – это устройство, которое надувается почти мгновенно при столкновении автомобилей на высокой скорости. Но предназначение то же самое – моментально развёртываемая преграда. Вы сделали бы себе состояние, продавая такие штуки на нашей Земле.

Но Гуса покачал головой:

– Для нашего народа такое устройство – лишь решение частной проблемы, состоящей в том, что ваши люди стреляют в нас из своего оружия. Для вас же это лишь паллиатив. Настоящим решением было бы не защищаться от оружия, а избавиться от него.

Мэри улыбнулась:

– Хотела бы я увидеть ваши дебаты с Чарлтоном Хестоном[86]86
  Чарлтон Хестон (1923–2008) – американский киноактёр и, позднее, политический деятель, на момент написания книги – председатель Национальной стрелковой ассоциации США, объединяющей сторонников права граждан на хранение и ношение огнестрельного оружия.


[Закрыть].

– Это чудесно, – произнёс Понтер. – Вы уверены, что оно работает? – Он увидел выражение лица Гусы и быстро добавил: – Да, глупый вопрос. Прошу прощения.

– Я уже отослал одиннадцать штук тем нашим, что сейчас на той стороне, – сказал Гуса и на секунду замолк. – Обычно желают безопасного путешествия. Этот прибор сделает его безопасным. Так что от себя я пожелаю просто приятной поездки.

* * *

Мэри и Понтер прошли по туннелю, пересекающему границу между мирами. На другой стороне лейтенант Дональдсон, тот самый офицер канадской армии, которого Понтер уже видел ранее, приветствовал их.

– С возвращением, посланник Боддет. С возвращением, профессор Воган.

– Спасибо, – ответил Понтер.

– Мы не знали точно, когда вы вернётесь и вернётесь ли вообще, – сказал Дональдсон. – Дайте нам, пожалуйста, немного времени, чтобы организовать охрану. Куда вы направитесь? Торонто? Рочестер? ООН?

Понтер взглянул на Мэри.

– Мы ещё не решили, – сказал он.

– Нам придётся разработать маршрут, чтобы вы всюду находились под защитой. В штаб-квартире полиции Садбери сейчас работает офицер связи из службы безопасности…

– Нет, – сказал Понтер.

– Э-э… простите? – не понял Дональдсон.

Понтер потянулся к одному из карманов своего медицинского пояса и достал оттуда свой канадский паспорт.

– Разве это не даёт мне права на въезд в страну? – спросил он.

– Даёт, конечно, но…

– Разве я не гражданин Канады?

– Гражданин, сэр. Я сам смотрел церемонию по телевизору.

– А разве граждане не имеют права ходить и ездить, куда захочется, без вооружённого сопровождения?

– Обычно да, сэр, но сейчас…

– Так вот, теперь это обычное явление, – сказал Понтер, – что люди из нашего мира путешествуют в ваш и наоборот.

– Но ведь это для вашей защиты, посланник Боддет.

– Я это понимаю. Но мне не требуется защита. У меня есть защитное устройство, которое впредь защитит меня от ранений. Поэтому мне не угрожает опасность, и я не преступник. Я – свободный гражданин и хочу передвигаться свободно и без сопровождения.

– Я… хм, мне нужно связаться с моим начальством, – сказал Дональдсон.

– Давайте не будем тратить время на промежуточные звенья, – сказал Понтер. – Я недавно ужинал с вашим премьер-министром, и он сказал, чтобы я звонил, если мне что-нибудь понадобится. Давайте-ка ему позвоним.

* * *

Мэри и Понтер поднялись на поверхность и нашли машину Мэри, которая с тех пор, как они перешли на ту сторону, дожидалась их на парковке. Было довольно рано, так что они сразу поехали в Торонто, и хотя Мэри опасалась поначалу, что их всё равно будут негласно сопровождать, скоро их машина осталась на шоссе в одиночестве.

– Удивительно, – сказала Мэри. – Я и подумать не могла, что они всё-таки оставят тебя в покое.

Понтер улыбнулся:

– Ну что бы это было за романтическое путешествие, если бы за нами всюду таскалась охрана?

* * *

Остаток пути до Торонто прошёл без происшествий. Они подъехали к дому Мэри в Обсерваторном переулке на Ричмонд-Хилл, вместе приняли душ, переоделись – Понтер взял с собой свой трапециевидный чемодан, набитый одеждой, – и поехали в 31-й полицейский участок. Мэри хотела разобраться с этой частью незаконченного дела как можно быстрее, сказав, что всё равно не найдёт себе места, пока этого не сделает. Она взяла с собой свой альбом газетных вырезок.

По пути до полицейского участка они фактически проехали университетский кампус насквозь, а потом углубились в район, который даже Понтеру показался неблагополучным.

– Я это заметил ещё в первый раз, – сказал он Мэри. – Какое-то здесь всё обшарпанное.

– Дрифтвуд. – Мэри произнесла название района таким тоном, будто это всё объясняло. – Это очень бедная часть города.

Они проехали мимо нескольких облезлых многоквартирных домов и небольших стрип-моллов[87]87
  Стрип-молл – длинный одноэтажный торговый центр с парковкой, разделённый на секции, в которых размещаются магазины; обычно расположены вдоль автотрасс.


[Закрыть] с решётками на всех окнах и наконец остановились на крошечной парковке перед полицейским участком.

– Здравствуйте, профессор Воган, – сказал детектив Хоббс после того, как его вызвали. – Здравствуйте, посланник Боддет. Не ожидал увидеть вас снова.

– Мы можем поговорить наедине? – спросила Мэри.

Хоббс кивнул и отвёл их в ту же самую комнату для допросов, в которой они разговаривали в прошлый раз.

– Вы знаете, кто я? – спросила Мэри. – Не в контексте этого дела?

Хоббс кивнул:

– Вы Мэри Воган. Про вас много писали в газетах.

– Вы знаете почему?

Хоббс указал на Понтера:

– Потому что вы были с ним?

Мэри махнула рукой:

– Да, да, да. Но вы знаете, почему именно меня вызвали к Понтеру, когда он впервые у нас появился?

Хоббс покачал головой.

Мэри подняла свой альбом и положила его перед Хоббсом.

– Взгляните на это.

Хоббс открыл картонную обложку. На первой странице красовалась вырезка из «Торонто стар» с заголовком «Канадский учёный получает японскую награду». Он перевернул страницу. Там была вырезка из «Маклинз»[88]88
  «Маклинз» – канадский еженедельный журнал, издающийся в Торонто.


[Закрыть]: «Лёд тронулся: древняя ДНК извлечена на Юконе». А рядом – статья из «Нью-Йорк таймс»: «Учёные получили ДНК ископаемого неандертальца».

Он снова перевернул страницу. Пресс-релиз Йоркского университета: «Наш профессор творит предысторию: Воган извлекла ДНК древнего человека». Рядом страница, вырванная из журнала «Discover»: «Деградированная ДНК раскрывает секреты».

Хоббс поднял голову.

– И что? – озадаченно спросил он.

– Я… в общем, некоторые считают меня…

– Профессор Воган, – вмешался Понтер, – генетик и всемирно известный эксперт по извлечению деградированной ДНК.

– И?

– И, – сказала Мэри, которая теперь, когда речь пошла не о ней, почувствовала себя гораздо увереннее, – мы знаем, что у вас есть полный комплект улик с изнасилования Кейсер Ремтуллы.

Хоббс напрягся:

– Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть это.

– Но это правда, – настаивала Мэри и сразу почувствовала себя виноватой за то, что собиралась сказать дальше. – Как я могла об этом узнать, если не от неё самой? Она моя подруга и коллега, в конце-то концов.

– Допустим, – ответил Хоббс.

– Я хочу исследовать улики, – сказала Мэри.

Хоббса такое предположение повергло в шок.

– У нас есть штатные эксперты.

– Да-да, однако, видите ли…

– Никто из них не обладает квалификацией уровня профессора Воган, – сказал Понтер.

– Возможно, но…

– Вы уже проводили исследования этих улик? – спросила Мэри.

Хоббс сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. Наконец он ответил:

– Если эти улики и существуют, с ними не будут проводить никаких действий, пока не появится образец ДНК для сравнения.

– ДНК быстро деградирует со временем, – сказала Мэри, – в особенности если хранится в неидеальных условиях. Если вы будете выжидать, то можете упустить возможность получить ДНК-профиль.

– Мы знаем, как хранить замороженные образцы. – Тон Хоббса был подчёркнуто ровным. – И успешно делаем это уже долгое время.

– Мне это известно, но…

– Мэм, – мягко прервал её Хоббс, – я понимаю, как этот случай для вас важен. Каждое дело, которое мы расследуем, очень важно для потерпевшего.

Мэри изо всех сил пыталась не злиться.

– Но если бы вы позволили мне взять комплект улик к себе в Йоркский, я бы наверняка смогла выделить из него больше ДНК, чем ваши специалисты.

– Я не могу этого сделать, мэм. Мне очень жаль.

– Почему?

– Ну, во-первых, Йоркский не сертифицирован для производства судмедэкспертизы, и…

– Лаврентийский, – прервала его Мэри. – Пошлите комплект в Лаврентийский университет, я поработаю с ним там. – Лаборатория Лаврентийского университета, где она впервые анализировала ДНК Понтера, работала по контракту с канадской полицией и полицией Онтарио.

Хоббс вскинул брови.

– Ну, в принципе, – задумался он, – Лаврентийский – это другое дело, однако…

– Я подпишу любые бумаги, – сказала Мэри.

– Может быть. – В голосе Хоббса звучало сомнение. – Хотя это совершенно не в наших правилах…

– Прошу вас, – сказала Мэри. Ей не хотелось даже думать о том, что с единственным оставшимся образцом что-то случится. – Пожалуйста.

Хоббс развёл руками:

– Я посмотрю, что можно сделать, но я бы на вашем месте не слишком надеялся. У нас очень строгие правила относительно цепи хранения улик.

– Но вы попытаетесь?

– Да, конечно, попытаюсь.

– Спасибо, – сказала Мэри. – Спасибо.

Неожиданно для Мэри Понтер спросил:

– Мы не могли бы увидеть собранные улики?

Хоббс выглядел не менее озадаченным, чем Мэри.

– Зачем? – спросил он.

– Чтобы профессор Воган могла на глаз оценить адекватность условий их хранения. – Он посмотрел на Мэри: – Не правда ли, Мэре?

Мэри не знала, что Понтер затевает, но полностью ему доверяла.

– Э-э… да. Да, конечно. – Она повернулась к детективу и улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой: – Это займёт несколько секунд. Мы бы сразу поняли, стоит ли игра свеч. Ни к чему заставлять вас проходить через всю бумажную волокиту, если образцы уже непригодны для анализа.

Хоббс нахмурился и на некоторое время задумался, уставившись в пространство.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Сейчас принесу.

Он вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с картонным контейнером размером с коробку из-под обуви. Он снял крышку и показал Мэри его содержимое. Понтер встал и заглянул ей через плечо. Внутри было несколько предметных стёкол с образцами и три зиплоковских[89]89
  Зиплоковский пакет – разновидность герметично застёгивающихся пластиковых пакетов.


[Закрыть] пакета с наклеенными на них ярлыками. В одном из них оказалась пара женских трусиков, во втором – маленькая гребёнка с несколькими лобковыми волосами на ней, в третьем – несколько пузырьков, содержащих, по всей видимости, вагинальные соскобы.

– Всё это с самого начало хранится в холодильнике, – сказал Хоббс, будто оправдываясь. – Мы знаем, что мы…

Внезапно правая рука Понтера метнулась вперёд. Он схватил пакет с трусиками, разорвал его и поднёс их к своему носу, делая глубокий вдох.

Мэри остолбенела:

– Понтер, остановись!

– Отдайте! – взорвался Хоббс. Он попытался вырвать пакет у Понтера из рук, но тот легко уклонился и снова глубоко вдохнул. – Господи Иисусе, да вы что? Извращенец какой-то!

Неандерталец вынул нос из пакета и, не говоря ни слова, протянул его Хоббсу, который раздражённо выхватил его у него из рук.

– Убирайтесь отсюда к чёртовой матери! – рявкнул он. Ещё двое полицейских появились в дверях комнаты для допросов, по-видимому привлечённые криками.

– Прошу прощения, – сказал Понтер.

– Просто убирайтесь. – Хоббс повернулся к Мэри: – Мы сами позаботимся о наших уликах, дамочка. А теперь сгиньте!

Глава 37

Мэри вышла из полицейского участка, кипя от ярости. Но она не сказала ни слова до тех пор, пока они с Понтером не сели в стоящую на парковке машину.

И только после этого она потребовала объяснений:

– Что это такое было?

– Прости, – произнёс Понтер.

– Теперь меня никогда не подпустят к этим образцам, – сокрушалась Мэри. – Господи, думаю, что он нас не арестовал только потому, что иначе ему пришлось бы расписаться в собственной тупости и признаться, что он сам дал нам улики.

– Я снова прошу прощения.

– О чём ты, чёрт возьми, думал?

Понтер молчал.

– Ну? Не молчи!

– Я знаю, кто изнасиловал Кейсер Ремтуллу и, предположительно, тебя тоже.

Мэри в полнейшем изумлении осела в водительском кресле.

– Кто?

– Твой коллега – я не могу правильно произнести его имя. Что-то вроде «Корнелеус».

– Корнелиус? Корнелиус Раскин? Да нет, это бред.

– Почему? Что-то в его внешности противоречит тому, что ты заметила в тот вечер?

После вспышки ярости Мэри всё ещё не могла отдышаться. Но гнев полностью исчез из её голоса, сменившись потрясением.

– Ну… нет. Ну, то есть да, у Корнелиуса голубые глаза – но у многих людей такие же. И Корнелиус не курит.

– Курит, – возразил Понтер.

– Я никогда не видела, чтобы он курил.

– Я почуял запах при встрече.

– Он мог быть в баре и пропитаться дымом.

– Нет. Запах был в его дыхании, хотя он, по-видимому, пытался замаскировать его каким-то веществом.

Мэри нахмурилась. Она знала нескольких тайных курильщиков.

– Я никогда не чувствовала от него запаха.

Понтер промолчал.

– Кроме того, – сказала Мэри, – Корнелиус не стал бы нападать на меня или Кейсер. В смысле, мы же коллеги и…

Мэри замолчала, и Понтер наконец не выдержал:

– И что?

– Ну, я-то считаю нас коллегами. Но он… он просто сезонный преподаватель. У него докторская степень – из Оксфорда, не кот начхал. Но всё, чего он смог добиться, – это позиция сезонного преподавателя: не постоянная должность и уж точно не бессрочный контракт. А Кейсер и я…

– Да? – снова сказал Понтер.

– Ну, я тоже женщина, однако Кейсер вообще вытянула счастливый билет в том, что касается шансов на бессрочный контракт в научной сфере. Она одновременно и женщина, и визуальное меньшинство[90]90
  Визуальное меньшинство – официальное обозначение, используемое преимущественно в Канаде: люди с внешностью, резко отличающейся от наиболее распространённого расового типа населения в данной местности. Противопоставляется более традиционному для этой страны разделению по «невизуальным» характеристикам: религиозным (католики – протестанты) и языковым (англофоны – франкофоны).


[Закрыть]. Говорят, что на изнасилование толкает вовсе не сексуальное влечение, а жажда силы и власти. А Корнелиус наверняка чувствовал, что не имеет ни того, ни другого.

– Он также имел доступ к холодильнику для хранения образцов, – заметил Понтер, – и сам, будучи генетиком, разумеется, понимал, что женщина-генетик сделает первым делом в подобных обстоятельствах. Он знал, что должен отыскать и уничтожить любые свидетельства.

– Бог мой, – сказала Мэри. – Но… нет. Это всё косвенные улики.

– Они были косвенными, – сказал Понтер, – пока я не исследовал вещественные доказательства изнасилования Кейсер, хранящиеся в полицейском участке, где Раскин не мог до них дотянуться. Я запомнил его запах, когда мы встретили его в коридоре возле твоей лаборатории, и этот запах был на вещах Кейсер.

– Ты уверен? – спросила Мэри. – Ты абсолютно уверен?

– Я никогда не забываю запахи, – ответил Понтер.

– Бог мой, – снова повторила Мэри. – Что нам теперь делать?

– Мы можем сказать принудителю Хоббсу.

– Да, но…

– Что?

– Ну, мы не в твоём мире, – сказала Мэри. – Здесь нельзя потребовать от кого-то предоставить алиби. В том, что ты сказал, нет ничего такого, что позволило бы полиции потребовать от Раскина образец его ДНК. – Он больше был не «Корнелиус».

– Но я могу засвидетельствовать, что его запах…

Мэри покачала головой:

– Не существует прецедента принятия подобных показаний судом, даже в качестве версии. Даже если Хоббс тебе поверит, он не сможет на этом основании вызвать Раскина на допрос.

– Этот мир… – с отвращением сказал Понтер.

– Ты абсолютно уверен? – спросила Мэри. – У тебя нет ни тени сомнения?

– Тени сомне?.. А, понял. Да, я абсолютно уверен.

– То есть у тебя не просто нет обоснованных сомнений, – не отставала Мэри. – У тебя вообще нет в этом сомнений?

– У меня вообще нет сомнений.

– Никаких?

– Я знаю, что у вас маленькие носы, но мои способности совершенно заурядны. Любой представитель моего вида и многих других видов способен на такое.

Мэри задумалась. Собаки определённо умеют различать людей по запаху. Так что у неё нет серьёзных причин считать, что Понтер ошибся.

– Что мы можем сделать? – выдохнула она.

Понтер молчал довольно долго. Наконец, он сказал очень тихим голосом:

– Ты говорила, что не сообщила о преступлении, потому что боялась того, как с тобой будет обращаться ваша судебная система.

– И что с того? – резко спросила Мэри.

– Я не хотел тебя злить, – сказал Понтер, – я просто хочу убедиться, что правильно тебя понял. Что бы было с тобой и твоей подругой Кейсер, если бы началось расследование?

– Ну, даже при совпадении образцов ДНК адвокат Раскина мог бы попытаться доказать, что Кейсер и я согласились на секс.

– Ты не должна была через это проходить. – Понтер покачал головой. – Никто не должен.

– Но если мы ничего не сделаем, Раскин нападёт снова.

– Нет. Не нападёт.

– Понтер, ты ничего не можешь сделать.

– Отвези меня в университет.

– Понтер, нет. Нет! Я не повезу.

– Если ты не отвезёшь меня, я пойду пешком.

– Ты даже не знаешь, куда идти.

– Хак знает.

– Понтер, это безумие. Ты не можешь просто так убить его!

Понтер тронул себя за плечо там, куда попала пуля.

– Люди этого мира убивают друг друга всё время.

– Нет, Понтер, я тебе этого не позволю.

– Я должен не дать ему совершить насилие снова, – сказал Понтер.

– Но…

– И даже если тебе удастся остановить меня сегодня или завтра, это не может продолжаться вечно. В какой-то момент я ускользну из-под твоего контроля, вернусь в кампус и устраню проблему. – Взгляд его золотистых глаз упёрся в Мэри. – Единственный вопрос – случится это до или после того, как он нападёт снова. Ты правда хочешь задержать меня?

Мэри на мгновение прикрыла глаза и сильнее, чем когда-либо в жизни, прислушалась к голосу Господа, пытаясь узнать, собирается ли Он вмешаться. Но Господь молчал.

– Понтер, я не могу тебе этого позволить. Я не могу позволить тебе хладнокровно убить. Даже его.

– Его нужно остановить.

– Пообещай мне, – сказала Мэри. – Пообещай мне, что ты не станешь этого делать.

– Почему ты так о нём беспокоишься? Он не заслуживает жизни.

Мэри сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– Понтер, я знаю, что ты считаешь меня дурочкой, когда я говорю о загробной жизни. Но если ты его убьёшь, твоя душа понесёт наказание. И если я позволю тебе его убить, моя душа будет наказана тоже. Раскин уже дал мне почувствовать, что такое ад. Я не хочу провести в нём вечность.

Понтер насупился:

– Я хочу сделать это для тебя.

– Только не это. Не убийство.

– Ладно, – сказал Понтер. – Хорошо. Я его не убью.

– Ты обещаешь? Клянёшься?

– Я обещаю, – сказал Понтер. И потом, через секунду: – Хрящ!

Мэри кивнула: это было единственное ругательство, которое она слышала от Понтера. Но затем покачала головой.

– Есть возможность, о которой ты не подумал, – сказала она наконец.

– И какая же? – спросил Понтер.

– Что между Кейсер и Раскиным был секс по согласию, прежде чем её изнасиловал кто-то другой. Это был бы далеко не первый случай, когда мужчина и женщина, будучи коллегами, затевают роман на рабочем месте.

– Я не знал, – сказал Понтер.

– Верь мне. Такое происходит сплошь и рядом. И разве после этого его запах не остался бы на её… трусиках и прочем?

Би-ип.

– Трусики, – повторила Мэри. – Ну… э-э… внутренняя деталь одежды. Которая была в полиции в пакете для улик.

– Да. То, что ты говоришь, возможно.

– Мы должны быть уверены, – сказала Мэри. – Мы должны быть абсолютно уверены.

– Ты можешь спросить Кейсер.

– Она мне не скажет.

– Почему? Ведь вы подруги.

– Да. Но Кейсер замужем – состоит в союзе – с другим мужчиной. И поверь мне: такое тоже бывает сплошь и рядом.

– Ах, – сказал Понтер. – Ну, тогда…

– Я вообще не уверена, что мы можем хоть что-нибудь сделать, – произнесла Мэри.

– Мы можем сделать многое, но ты заставила меня пообещать этого не делать.

– Да. Однако…

– Мы должны дать ему понять, что он раскрыт, – сказал Понтер. – Что за ним наблюдают.

– Я не смогу разговаривать с ним.

– Нет, разумеется, нет. Но мы можем оставить для него записку.

– Не уверена, что это что-либо изменит, – сказала Мэри.

Понтер поднял левую руку.

– В этом состоит вся идея компаньонов. Если ты знаешь, что за тобой следят или что все твои действия записываются, то ты меняешь своё поведение. В моём мире это отлично работает.

Мэри снова сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух.

– Полагаю… полагаю, что хуже от этого не будет. Что у тебя на уме? Просто анонимная записка?

– Да, – ответил Понтер.

– То есть сказать ему, что с сего момента за ним ведётся постоянное наблюдение? Что в следующий раз ему никак не отвертеться? – Мэри задумалась. – Я думаю, надо быть идиотом, чтобы снова совершить изнасилование, зная, что тебя раскусили.

– Точно, – кивнул Понтер.

– Думаю, послание можно просто бросить в его ящик в университете.

– Нет, – сказал Понтер. – Не в университете. Он уже предпринял шаги, чтобы уничтожить улики. Полагаю, он считал, что ты вернёшься не раньше чем через год, так что он может избавиться от улик, которые ты сохранила, и никто и не вспомнит, когда именно они пропали. Нет, эту записку надо доставить в его жилище.

– Жилище? В смысле, ему домой?

– Да, – ответил Понтер.

– Поняла, – сказала Мэри. – Это очень угрожающе – показать, что ты знаешь, где он живёт.

Понтер сделал озадаченное лицо, но спросил:

– А ты знаешь, где он живёт?

– Недалеко отсюда, – ответила Мэри. – У него нет машины – он живёт один и не может себе её позволить. Я подвозила его домой пару раз во время пурги. Он живёт почти на самой Джейн-стрит… хотя погоди. Я знаю, в каком здании он живёт, но понятия не имею, в какой квартире.

– Это дом на несколько семей, такой же, как твой?

– Да. Но далеко не такой респектабельный, как мой.

– Разве у входа не должно быть списка, показывающего, в какой квартире кто живёт?

– Так уже давно не делают. Теперь там только номера квартир и кнопки звонков – вся идея как раз в том, чтобы предотвратить то, о чём ты говоришь, – не дать никому точно узнать, кто где живёт.

Понтер удивлённо покачал головой:

– На что только глексены не пойдут, только чтобы не иметь ничего подобного компаньонам.

– Да ладно, – сказала Мэри. – Давай на обратном пути подъедем к его дому. Я его узнаю, когда увижу, и тогда мы будем знать хотя бы адрес.

– Давай, – согласился Понтер.

Мэри чувствовала себя не в своей тарелке, ведя машину по Финч-авеню и сворачивая на улицу, где стоял дом Раскина. Она осознала, что это не из-за страха случайно встретиться с ним – хотя это тоже её нервировало. Это было из-за мысли о возможном судебном разбирательстве. Вы знаете, где живёт человек, которого вы обвиняете, мисс Воган? Вы когда-нибудь были у него дома? Правда? И тем не менее вы утверждаете, что секс был не по согласию?

Дрифтвуд, район вокруг Джейн-стрит и западного Финч-авеню, был местом, где никто в здравом уме не захочет задерживаться надолго. Это был один из самых криминальных районов Торонто – да и, если на то пошло, всей Северной Америки. Его близость к Йоркскому университету была постоянной головной болью для руководства и, вероятно, основной причиной того, что, несмотря на годы лоббирования, Спадинская линия подземки так и не дотянулась до кампуса[91]91
  Работы по продлению этой линии до кампуса Йоркского университета и дальше до соседнего городка Воган начались в 2008 году (через пять лет после выхода книги).


[Закрыть].

Но у Дрифтвуда было одно преимущество – низкая стоимость аренды. И для того, кто пытается свести концы с концами на зарплату сезонного преподавателя, для того, кто не может позволить себе машину, это был единственный район в радиусе пешей доступности, где он мог поселиться.

Дом Раскина был башней из белого кирпича с ржавеющими балконами, забитыми всяким хламом, примерно треть окон которого была заклеена старыми газетами или алюминиевой фольгой. На глазок в башне было этажей пятнадцать-шестнадцать, и…

– Подожди! – воскликнула Мэри.

– Что?

– Он живёт на последнем этаже! Я вспомнила: он называл свою квартиру «пентхаусом в трущобах». – Она задумалась. – Конечно, я всё ещё не знаю номера квартиры, но он здесь живёт больше двух лет. Я уверена, что почтальон его знает – преподаватели обычно получают кучу журналов и тому подобного.

– И что? – спросил Понтер, явно не понимая.

– Ну, мы просто отправим письмо «Корнелиусу Раскину, доктору наук» на этот адрес и просто укажем «верхний этаж» как часть адреса, и, я уверена, письмо дойдёт.

– Ага, – сказал Понтер. – Хорошо. Тогда наши дела здесь закончены.