Текст книги "Красная жара"

Глава 3

На следующее утро Данко, облачённый в полную форму офицера советской милиции, стоял у входа в «Гарвин». В окружающей обстановке он выглядел так же уместно, как плясунья стриптиза на собрании Дочерей Американской Революции[4]4
  Дочери Американской Революции – женская патриотическая организация, отличающаяся весьма пуританским мировоззрением.


[Закрыть]. При этом он оставался столь же разговорчивым, как и прошлым вечером, а Том Галлахер все так же галантно пытался выглядеть дружелюбным.

Данко отклонил предложение Галлахера выпить чашку кофе, настаивая на том, чтобы немедленно отправиться на участок и подписать документы, передающие Виктора в его распоряжение. На участке, как всегда, царил бедлам. Старое здание было переполнено пьянчугами, наркоманами и шлюхами, которых привели за прошедшую ночь и которые теперь толпились здесь в ожидании суда. У стола дежурного толкалась дюжина человек, выкрикивая что-то сидящему там сержанту на полудюжине языков – испанском, китайском, польском, – причём каждый из них требовал отреагировать на его заявление немедленно. Сержант же невозмутимо не реагировал ни на кого из них.

Данко неодобрительно посмотрел на весь этот хаос. На родине они бы такого ни за что не позволили. Участки милиции были священными, тихими, вызывающими страх заведениями. Простые граждане без крайней необходимости туда никогда не заходили.

Галлахер был рад увидеть на лице Данко хоть какую-то реакцию, даже если она выражала неприятие или отвращение. Все лучше, чем эта вечно каменная физиономия.

– Будто по городу волна преступлений прокатилась, – сказал он, оглядывая окружающий балаган. – Помню, когда я впервые попал сюда, то же самое подумал.

Но ничего подобного. Просто нормальная обстановка в понедельник утром.

Данко кивнул. «Побольше полиции, – думал он. – Вот что нужно Америке».

Галлахер оглядел ряд стоящих в помещении столов. За каждым из них сидело по оперативнику, пытающемуся допросить преступника, спорящему со свидетелями, звонящему по телефону и печатающему на машинке – причём все это одновременно. По горло были заняты все – за исключением одного: Арта Ридзика. Тот сидел за своим исцарапанным столом, заваленным всевозможными бумагами, и играл в шахматы на маленьком шахматном компьютере, усердно игнорируя другого полисмена, стоящего перед ним.

– С возвращением тебя, Арт, – говорил Неллиган. – Слушай, я хочу, чтоб ты знал, что в моем поступке ничего личного не было. Мне полагалось написать отчёт – вот я его и написал. И я тебя туда вставил не потому что ты – это ты, а просто… – он пожал плечами. – Во всяком случае, ты ведь не обижаешься, верно? – и Неллиган протянул руку.

Ридзик поднял голову от шахмат:

– Вы что-то сказали, Неллиган?

– Ну и черт с тобой, если ты так к этому относишься.

– Именно так я к этому и отношусь, – Ридзик снова вернулся к шахматной игре. И уже собирался сделать следующий ход, когда услышал голос Данко.

– Не королём, – прорычал русский. Ридзик раздражённо взглянул на него:

– А почему нет?

Данко, едва глянув на доску, мгновенно оценил ситуацию. Исходя из предположения, что Ридзик его не послушается, он просчитал в уме несколько ближайших ходов:

– Мат в два хода.

– Неужели? – спросил Ридзик скептически.

– Ходите слоном. Сицилийская защита.

Ридзик откинулся на стуле и посмотрел на Данко:

– Сицилийская защита? Послушайте, товарищ, по моим последним данным, Сицилия ещё не принадлежит Советскому Союзу. И не думаю, что пойду слоном, если вас это устроит; у меня тут свои планы, – он вернулся к игре. – Но спасибо за помощь, товарищ, я это учту, – завершил он тоном, выражающим явное нежелание продолжать разговор.

– Идём, капитан, – сказал Галлахер. – Командир Доннелли хочет вас видеть.

Не сказав больше Ридзику ни слова, Данко последовал за своим проводником. Ридзик пошёл королём. Компьютер ответил ладьёй. Защищаясь, Ридзик сделал ход слоном, но компьютер победно запищал. Королю был поставлен мат красной королевой. И это свершилось именно за два хода.

– Вот дерьмо, – пробормотал Арт Ридзик, бросив взгляд в сторону удаляющегося Данко. – И какой бы хрен поверил?

Если бы вы увидали командира Лу Доннелли на улице, вы бы сразу предположили, что он фараон. Роста он был высокого, сложения крепкого, и видно было, что за долгие годы он уже успел вкусить свою долю как закона, так и беспорядка. Внешность его говорила и о том, что он может неплохо справляться с оперативной работой. Но он уже давно отошёл от оперативной работы. Теперь он был старшим офицером, администратором, главой полицейского отделения. Когда он ещё боролся с уличными подонками, ему было плевать на все. У него не случалось и дня, который стоил бы даже выеденного яйца. Теперь, когда ему приходилось иметь дело лишь с другими полисменами – такими, как Ридзик, – он чувствовал себя трупом.

Кабинет его не был похож на кабинет полицейского. Он скорее напоминал смесь зоомагазина с ботаническим садом. На каждой плоской поверхности размещалось по сосуду, полному ярких тропических рыбок, а окна были увиты пышными зелёными насаждениями. Данко не совсем понял, для чего все это нужно.

Галлахер представил их друг другу – и Данко с Доннелли встретились на секунду взглядами, словно меряя друг друга.

– Вот ордер на передачу, – сказал Доннелли, вынимая из стола документ. – Требуется лишь ваша подпись.

Данко взял листок бумаги своими большими руками и стал изучать его.

– Он не просил политического убежища? Доннелли покачал головой:

– Думаю, он смирился с тем, что возвращается домой. С нами он не разговаривает. Мы обыскали его, его автомобиль, номер в гостинице – он проехал на красный свет, а прав у него не оказалось. Мелочь – но он не говорит по-английски. И вообще не говорит, даже с переводчиком. В машине был спрятан револьвер. Это уже посерьёзней. Мы увидали у него татуировку на русском и поняли, что он один из ваших, – и Доннелли пожал плечами, словно говоря: «И вот вы здесь».

– Московская милиция благодарит чикагскую полицию, – сказал Данко таким оном, словно собирался произнести речь.

– Ерунда. А за что вы, ребята, его ловите? «Государственное преступление», – подумал Галлахер, Московская милиция была не столь благодарна Чикагской полиции, почувствовав, что нужно отвечать на вопрос, кого же это они арестовали и почему он разыскивается в Советском Союзе.

– Государственное преступление, – сказал Данко.

– Довольно расплывчато, – заметил Доннелли.

– Торговал на чёрном рынке.

– Тоже не слишком ясно.

– Это преступление.

– Как скажете, – ответил Доннелли. Он достал из стола другой документ. – Это свидетельство об имущественном расчёте. То есть, тут указывается, что все его личные вещи мы передаём вам, – он прочитал по списку:

– Пятьдесят шесть долларов наличными, ключ и полпачки Крекерджека.

– Крекерджека? – за все время поездки это было первое английское слово, которое озадачило Данко.

– Конфеты, – подсказал Галлахер.

– Одри, – окликнул Доннелли секретаршу, сидящую за дверями рядом с его кабинетом, – вызовите ко мне Ридзика.

«Ридзика? Зачем?» – мелькнула в головах Данко и Галлахера одна и та же мысль.

– Все вещи Виктора Росты в городской тюрьме. Получите их вместе с ним.

– Хорошо, – сказал Данко. Его взгляд задержался на аквариуме, где синие с жёлтым рыбки беззаботно плавали по своему маленькому домику.

– Средство от стрессов, – объяснил Доннелли. – Когда устанешь, предлагают посмотреть на рыбок, на воду и зелень. Расслабиться под звуки приятной музыки, – он включил стоящий на столе магнитофон и комнату заполнила нежная мелодия.

– Интересно, – сказал Данко, решив, однако, что все это бред. Разве может какая-то мелкая рыбка помочь полисмену?

– Лично я считаю, что все это дерьмо, но когда в качестве альтернативы тебя предлагают операцию на сердце, то пробуешь любые средства.

Данко кивнул:

– Кстати, любопытно, капитан, – поскольку в этом отношении, полагаю, все полицейские одинаковы – будь то в Советском Союзе, будь то в Швейцарии – как вы там, в Москве, боретесь с переутомлением и стрессом?

– Водкой, – ответил Данко. Галлахер впервые услышал из его уст нечто, похожее на шутку.

– Водкой, – сказал Доннелли. – Может, в следующий раз попробую.

В комнате появился Ридзик. Он попытался выглядеть таким полисменом, каким хотел его видеть Галлахер. Завязал галстук и надел пиджак.

– Да, сэр, чем могу быть полезен, сэр? Доннелли бросил взгляд на Ридзика, не уверенный, что подобная услужливость Ридзика пришлась ему по вкусу.

– Отвезите капитана в городскую тюрьму. Проследите, чтобы он подписал документы, когда получит заключённого, и принесите мне первые копии.

Ридзик нахмурился. Это задание не для оперативника, а для какого-нибудь клерка, курьера.

Доннелли снова повернулся к Данко. Они обменялись официальным рукопожатием.

– Счастливо, капитан, – сказал Доннелли. – Приятно было познакомиться.

После того как оба чикагских полисмена покинули комнату, уводя за собою русского, командир Доннелли полил цветы и покормил рыбок, размышляя о том, что по крайней мере Виктор Роста не будет той проблемой, которая сможет неблагоприятно повлиять на и без того неважное состояние его сердечно-сосудистой системы. Неплохая была бы идея: арестовывать их всех и отправлять в Россию. Он снова вернулся к своему расписанию дежурств. «С одним делом, – подумал он, – на сегодня покончено». Но он ошибался.

* * *

Виктор Роста был не особо удивлён, увидав Ивана Данко, но это не заставило его ненавидеть того меньше. Ведь Данко убил его брата. И Данко за это заплатит. Московский милиционер защёлкнул наручник на одной из рук Росты и зацепил металлическое кольцо вокруг своей собственной, закрывая и запирая его. Он безразлично взглянул на Росту, ничем не выдавая того отвращения, которое он испытывал к преступнику; не выдал он и радости от того, что наконец держит Росту в своих руках.

– Теперь отвезу тебя домой помирать, Виктор, – сказал он.

Роста презрительно усмехнулся:

– Подавишься, Данко.

На сей раз Данко не смог сдержать своего гнева. Швырнув Росту на серую каменную стену камеры, он прошипел ему в ухо:

– Или предпочитаешь подохнуть тут? Мне ведь все равно.

Ридзик повернулся к Галлахеру:

– Смотри-ка, можно подумать, что они старые друзья. Язык телодвижений – великая вещь.

– Ээээ, капитан… – сказал Галлахер. Ему хотелось, чтобы оба русских наконец-то убрались из Чикаго – и желательно живыми. Мёртвый заключённый в камере ничего хорошего не сулит.

Данко постарался взять себя в руки. Он отпустил Росту и оправил форму:

– Мы готовы идти.

– Отлично.

Следующий остановкой была камера хранения. Клерк передал им пакет, содержащий вещи, изъятые у Росты при аресте. Данко внимательно исследовал каждую из них. Деньги особого интереса не представляли, но пачку Крекерджека проверил тщательно и даже открыл маленький конвертик, в который был вложен сувенирный пластмассовый свисток. Потом он вынул ключ.

– От чего ключ, Виктор?

– Иди в жопу.

Данко покачал ключом перед глазами Ридзика:

– Кто-нибудь знает, от чего он?

Ридзик взглянул на ключ без особого интереса.

– Похоже, от какого-то шкафчика. А почему ваш друг сам не расскажет? – он кивнул на Виктора. – Вы-то можете с ним поговорить?

– Я пытался.

– Попробуем по-английски, – Ридзик склонился вперёд, пока чуть не упёрся носом в лицо Росты. – Где-тот-шкафчик-который-открывается-этим-ключом, товарищ? – спросил он медленно, словно обращаясь к ребёнку.

Виктор посмотрел ему прямо в глаза, но не ответил ничего.

Ридзик понимал, что подобное обращение может вывести человека из себя.

– Слушай, советское дерьмо, я тебе задал вопрос. Виктор усмехнулся и ответил что-то по-русски.

– Что он сказал? – спросил Ридзик.

Данко аккуратно перевёл все это на русский:

– Он сказал, что… твою мать в задницу.

– Угу, – сказал Ридзик, – я потрясён, капитан. Как видно, вас в Киеве научили многим гадким выражениям, – Ридзик кивнул. – Очень хорошо. – Затем, быстрее, чем кто-либо мог ожидать, Ридзик перепрыгнул через стол и, ехав руками глотку Росты, трахнул того головой о стенку. – Слушай, ты, сука, – прорычал он сквозь сжатые зубы.

– Господи, Арт! – воскликнул Галлахер. Потребовались совместные усилия Данко и Галлахера, чтобы оттащить Ридзика от Росты. Галлахер страстно желал, чтобы Ридзик наконец-то перестал наполнять свою жизнь кучей невероятных проблем. Сперва один русский пытается прикончить другого. Теперь тем же занимается Ридзик. С какой радостью он наконец-то будет наблюдать за тем, как покинет Америку отлетающий самолёт.

– Арт, хватит, ради Бога!

– Не нужно так выражаться о моей маме, – проворчал Ридзик.

– Слушай, если мы хотим успеть на этот самолёт, то нам уже пора отправляться.

– Поехали, – сказал Данко.

Они двинулись к выходу. Ридзик сложил документы, которые ему следовало вернуть командиру, и сунул их в нагрудный карман. Роста и Данко последовали за ним.

– Мне плевать, преступник этот парень или нет, – сказал Ридзик, – но про чужую маму ему лучше помолчать.

Галлахер закатил глаза:

– Не все ли тебе равно, что он сказал? Не все ли тебе равно, что он там про что угодно говорит? Это не твоё дело, Арт. И не моё дело, – Галлахер глянул через плечо на Данко. – Господи, это ведь даже не американское дело.

– Ладно, – ответил Ридзик. – Оставим это, хорошо? Но Галлахер оставлять не хотел:

– Мы здесь только сопровождающие. Так что придержи свои эмоции.

– Слушай, Том, ты ведь слышал, что этот говнюк сказал. Не могу же я на это не реагировать.

– Ты должен научиться справляться со своими эмоциями.

– Все, все, – Ридзик посмотрел в сторону дверей. Четверо человек в форме охранников инкассаторской службы – трое чёрных и один белый – вошли в здание. На секунду Ридзику подумалось, что это странно. Но потом он припомнил, что Бюро Нарушений Парковки на пятом этаже получает кучу денег за счёт дорожных штрафов. Наверно, просто доставили наличные. Все охранники были в чёрных очках.

– Ну что ж, капитан, – сказал Ридзик. – Вот и все. Теперь я попрощаюсь. Желаю прекрасно долететь, – он взглянул на Виктора. – И ещё, Данко. Если вы захотите спустить эту кучу дерьма в сортир, сделайте это над Польшей. Увидимся на участке, Том.

– Конечно, Арт.

Ридзик продефилировал через вестибюль и купил себе газету и бюллетень ипподрома. Он решил заглянуть в кафе, перекусить и просмотреть результаты у лошадок, прежде чем возвращаться на работу. В первый рабочий день ему было не больно охота перегружать себя.

– Дайте мне «Сан Тайме» и «Бега». Киоскёр вложил бюллетень в газету и протянул Ридзику:

– Знаете победителя? Хотите, скинемся на пару? Ридзик рассмеялся:

– Шутите? Они мне после задницу отобьют.

Четверо охранников, которых прежде уже заметил Ридзик, разделились на пары и пристроились по обеим сторонам от Росты, Данко и Галлахера. Изо всех троих только Роста заметил их. И когда детективы повели его вперёд, один из чёрных выхватил обрезанную бейсбольную биту и со всех сил ударил ею Данко в затылок. Тот рухнул на пол – и лишь боль удержала его от потери сознания. Его мозг пытался отдавать приказы телу, но оно не слушалось. Сквозь пелену боли Данко осознал, что происходит: Росту пытались спасти. Словно издалека услышал он, как дважды прогремели выстрелы.

Обе пула, выпущенные из револьвера белым бандитом, попали в Галлахера. Первая ударила в грудь, нанеся опасную рану. Вторая, попав в сердце, убила его.

Роста натянул цепочку наручников, связывающую его с Данко. Один из негров вытащил тяжёлые кусачки для проволоки и легко перерезал её. Как только руки его освободились, Роста размахнулся и со злобой ударил Данко по губам.

– Ты что делаешь, мужик?! – закричал один из Бритоголовых. – Надо скорей мотать отсюда на хрен…

Роста начал обшаривать карманы Данко – так, словно хотел очистить пьяного, упавшего в тёмном переулке.

– Идём! Идём!

– Ключ, – пробормотал Роста.

Белый бандит крутил по комнате револьвером. Все в помещении быстро прятались, опасаясь, что он начнёт стрелять. Все, кроме Ридзика.

Он присел в боевой стойке, прицелился как следует – и белый рухнул, а его револьвер, отлетев, загрохотал по полу.

– Мать твою, – крикнул один из Бритоголовых и, ухватив Росту за воротник, поднял его на ноги. И когда они бросились к выходу, ключ, который Виктор уже держал в руке, выскочил из его пальцев.

– Мотаем! – крикнул кто-то.

Они вылетели за дверь и помчались вниз по лестнице тюрьмы к фургону, который с заведённым двигателем ожидал их на улице. Ридзик задержался у тела своего друга лишь на мгновение, позволившее ему понять, что помочь тому он ничем больше не сможет. Галлахер был мёртв – и кое-кто за это заплатит. Ридзик выскочил наружу.

А за дверьми здания его сразу же приветствовал треск выстрелов, раздавшихся из фургона. Ридзик пригнулся, поднял револьвер – и обнаружил, что смотрит прямо в перепутанные глаза женщины, направляющейся ко входу в здание. Ещё секунда – и он мог бы выстрелить в неё, но вовремя успел удержаться:

– Черт бы тебя побрал! Убирайся с дороги!

Но страх сковал движения женщины. Ридзик пробежал мимо неё и выпрыгнул на дорогу. Заскрежетали тормоза автомобилей. Загудели клаксоны. Ридзик трижды выстрелил в фургон, который рванулся с места, запетлял по улице и исчез.

Ридзик тяжело вздохнул и выпустил револьвер из рук. Они смылись, а Том Галлахер убит. Убит, потому что был слишком уж милым парнем. Эта война только начинается.

А внутри здания творился сущий ад. Кричали люди. Парень, которого сбил Ридзик, рычал от боли и потрясения. Лишь Галлахер был до страшного неподвижен. Данко с трудом поднял голову. И первое, что он различил своим затуманенным от боли взглядом – ключ, лежащий на залитом кровью полу. Ключ Виктора Росты. Собрав все свои силы, он прополз пару метров, схватил ключ и крепко зажал его в руке.

Глава 4

Та боль, которую чувствовал Данко, лёжа на больничной кровати, не имела отношения к его травмам – она ощущалась гораздо сильнее, чем трещина в челюсти и ушиб головы. Это была боль от чувства провала: но не потому, что он подвёл своё милицейское начальство, а потому, что подвёл сам себя и память своего друга, Юры. Но он поклялся, что достанет Виктора – и он его достанет, только теперь это будет не так просто, как казалось прежде. И все же ключ ещё у него в руках.

Миловидная молодая негритянка во врачебном халате посветила ему в глаза маленьким фонариком. Она кивнула, записала что-то в его больничной карте, сверилась с рентгеновским изображением на экране прибора, стоящего возле кровати.

– Вчера у вас в голове мы обнаружили небольшую трещинку. Как вы себя чувствуете?

Данко смотрел на неё, ощущая себя неудачником и болваном. Он ничего не ответил.

– Хорошо? – она взяла его за руку и взглянула на часы, считая пульс. – Удар вызвал у вас лёгкое сотрясение. Чтоб выздороветь, придётся побыть здесь пару дней.

Данко не думал, что им удастся удержать его здесь, пока Виктор Роста гуляет где-то на свободе. Формы нигде не было видно, но на стуле в дальнем конце палаты он заметил свой чемодан. А форма ему и не понадобится. Он будет действовать тайно.

Ридзик с лейтенантом Стоббзом ждали возле операционной, этажом ниже палаты Данко. Они стояли, прислонившись к стене и не обращая внимания на суету больничного коридора. Тому белому парню, которого подстрелил Ридзик, делали вторую операцию. А он сможет дать им ценную информацию – если выживет, – и информация эта крайне необходима. Сейчас, когда половина Чикагской полиции бегает по кругу, словно обезглавленные цыплята, пытаясь найти убийц Галлахера.

Ничто так не будоражит полицию, как убийство одного из её членов. И не играет роли, что мэр придёт на похороны Галлахера и что тысячи чикагцев пожертвуют деньги в фонд помощи его вдове. Единственный результат, который удовлетворит полицейских, – это шкура убийцы их коллеги. Когда погибает полисмен, на улицах становится жарко. Полицейские прекращают все поблажки и всеми силами наваливаются на игорный и наркобизнес, на притоны и сводников, пока вся эта уличная шпана не превращается в компанию осведомителей. Убийство полицейского очень вредит их бизнесу – как правило. Но на этот раз, хотя атмосфера раскалилась уже до предела, никто все ещё не проронил ни слова.

– Просто не верится, – сказал Ридзик. – Они словно в воздухе растворились. Машина, комуняка, и вся эта компания.

– Кроме одного, – произнёс Стоббз чуть ли не с восторгом. Он показал пальцем в сторону операционной. – И как поживает этот дерьмоголовый?

– Нормально, если не считать дырки в груди. Когда вы осчастливите нас своим очередным красочным отчётом, Арт?

Ридзик с трудом сдержал злость. Прикончили его друга, а Стоббз требует отчёта.

– Как только доберусь до машинки, лейтенант.

– Может, вкратце расскажете мне? Ридзик пожал плечами. Ему уже приходилось делать это с дюжину раз.

– Это скорее вопрос баллистики. Когда кто-нибудь серьёзно пытается пристрелить тебя, то об отчётах как-то не думаешь, – он перенёс вес тела с одной ноги на другую, словно нервничая, горя желанием поскорее выбраться на улицу и дать кому-нибудь в задницу. – Хотя, должен сказать, мне показалось, что эти чёрные хмыри – те же Бритоголовые, которых мы сцапали позавчера. Я конечно понимаю, что это идиотизм. То есть, если уж у кого и есть алиби, так это именно у тех ребят, верно?

Стоббз покачал головой.

– Их отпустили.

– Что?!

– Их отпустили вчера утром. Арест без законных предписаний.

– Погодите, погодите, погодите. А как же тот с револьвером? Может, я ошибаюсь, но помнится, как раз стрелять в людей незаконно, с предписаниями или без.

Стоббз печально покачал головой. Есть одна вещь, с которой даже ему и Ридзику придётся согласиться.

– Без законных предписаний мы не могли – не должны были – оказаться там. А если бы нас там не было, то и этот дерьмюк не смог бы в нас стрелять.

– Ну а если б он кого-нибудь убил? Вы считаете, что его следовало бы освободить, если бы он пришил вас или меня, или…

– Спорьте с судьёй. Арт, не со мной.

– Вот сукин сын.

– Хотите услышать одну странную штуку?

– Ещё более странную, чем та, что вы мне рассказали? – саркастично спросил Ридзик.

– Тот, которого вы подстрелили…

– Ну?

– Угадайте, откуда он.

– Вы что, шутите? Ещё один?

– Абсолютно верно. Из России. Можете поверить? Ещё один. Да их тут, наверно, полон город.

– А сегодня прилетела ещё парочка, по крайней мере Доннелли мне так сказал.

Глаза Стоббза подозрительно сощурились:

– Кто? Что за парочка? Опять бандиты?

– Это уж зависит от того, с какой стороны посмотреть.

* * *

Это были дипломаты, прибывшие из советского посольства в Вашингтоне. И это были первые люди, которым было позволено поговорить с Данко. Разговор вёл старший из них, Григорий Муссорский. Это был стройный, европеизированный человек, умеющий держать себя в руках и умудрённый опытом общения с американцами. Его шеф, Дмитрий Степанович, больше походил на тот тип советского бюрократа, с которыми привык иметь дело Данко: суровый, с каменной физиономией, облачённый в мешковатый серый костюм.

– Мы хотели бы знать, что произошло, – сказал Муссорский по-русски. – Товарищ консул должен представить Москве полный отчёт.

Данко прекрасно понимал, что происходит. Муссорский со Степановичем составят отчёт, обвинят Данко, и все будут довольны. Карьере Данко придёт конец, может, даже придётся провести какое-то время за решёткой – то есть, козёл отпущения будет найден и наказан. Но оба дипломата не разумели одного: Данко больше на них не работал. Теперь он сам стал себе хозяином.

– Тут не в чем отчитываться.

– Ваша позиция меня обескураживает, – Муссорский сказал именно то, что думал. Он читал и помнил личное дело Данко. Прекрасный офицер милиции, много раз награждённый за храбрость, считающийся лояльным к своему начальству. Он мог бы далеко пойти. Конечно, не после такой катастрофы, но не стоило же ещё ухудшать положение – в том числе и их положение.

– Он скрылся. Подробности вы можете узнать от американцев.

– Американцы и так уже задают слишком много вопросов. Нам нет смысла выносить сор из избы.

Данко поразило, что это была именно та фраза, которую произнёс майор Бондарев. Он не ответил. Дипломаты раздражённо переглянулись. Степанович, атташе по вопросам безопасности – по крайней мере так значилось в его паспорте – на самом деле был одним из представителей КГБ. Будь его воля, он охотно воспользовался бы кой-какими менее корректными методами из числа тех, что были на вооружении у этой отрасли деятельности.

– Виктор Роста сбежал, – сказал он своим холодным, плоским голосом. – Сбежал из-за вашей тупости. Теперь он свободен продолжать своё дело и пересылать через свою сеть на родину американскую отраву. Вы полностью провалили дело.

«Но в следующий раз не провалю», – подумал Данко.

– Так я и сообщу в своём отчёте, – закончил Степанович.

– Сообщайте, что вам угодно. – Данко отметил, что Степановича интересует только Виктор. И как бы ни желал Данко разыскать этого гангстера и отомстить ему за смерть Юрия, он не забывал и про Галлахера. Тот тоже был детективом и тоже погиб. Данко отомстит и за него. Степанович криво усмехнулся:

– Что я и делаю. Министерство внутренних дел просило меня передать вам, что как только вы выпишитесь из больницы, вас отвезут в аэропорт и отправят обратно в Москву. И вы немедленно предстанете перед дисциплинарным судом.

Если Степанович полагал, что испугает Данко, то он глубоко заблуждался.

– Сообщите в Москву, что я останусь тут, пока Виктор Роста не будет схвачен.

«Или мертво, – добавил Данко про себя.

* * *

Ридзик и Стоббз ожидали, пока советские дипломаты не выйдут из палаты.

– Ну, как он? – спросил Стоббз.

– Он очень благодарен за медицинскую помощь и с нетерпением ожидает возвращения в Советский Союз, – ответил Муссорский доброжелательным тоном, как и полагается хорошему дипломату.

«Благодарен? – подумал Ридзик. – С нетерпением ожидает? Что-то не похоже на старину Данко».

– Извините, а вы кто? – спросил Степанович.

– Меня зовут Стоббз. Лейтенант Стоббз из чикагского отделения полиции. Оперативный офицер, занимающийся расследованием этого дела. Можно с вами переговорить?

Советские дипломаты не имели ни малейшего желания переговаривать с кем бы то ни было, тем более с работниками чикагской полиции. Данко устраивает проблемы, Роста на свободе, погиб американский полицейский – ничего благоприятного это их стране не несёт. И что ещё важнее, это отнюдь не лучшим образом отразится на самих Муссорском и Степановиче. Им нравилось жить на Западе и не хотелось, чтобы какой-то строптивый милиционер и паршивый продавец наркотиков разрушил их столь старательно взлелеянные карьеры. Но от Стоббза и остальной части разгневанной чикагской полиции никуда не денешься. Даже мрачный и неуступчивый Степанович понимал это.

– Будем рады служить вам по мере возможности, – ответил он.

– Хорошо. Я надеюсь, вы сможете сообщить нам, что делал здесь Виктор Роста. Ваш капитан Данко не больно разговорчив на сей предмет.

«Ну что ж, – подумал Степанович, – по крайней мере хоть один приказ Данко исполнил».

– Роста разыскивается за преступления, совершённые в Советском Союзе, – сказал Муссорский. Стоббз закатил глаза:

– Да, это мы себе представляем. Но нас интересует его связь с Бритоголовыми.

– Бритоголовыми? – недоуменно спросил Муссорский.

– Очень крепкая банда. Очень опасная и вовлечённая во многие гадкие дела. Наркотики, рэкет, наёмные убийства…

Муссорский нахмурился:

– И они связаны с Ростой?

– Мы полагаем, что именно они устроили его побег.

– Очень загадочно, – Муссорский быстро переговорил со Степановичем по-русски. Ответ начальника был однозначен: ничего им не рассказывать.

– Да, очень загадочно. У нас нет никаких сведений на этот счёт. – Он сделал паузу, словно ища какого-либо логического объяснения. – Быть может, они его друзья?

– Ох, Господи Боже мой, – вдохнул Ридзик, следующий в нескольких шагах сзади и прислушивающийся к разговору. – Все те же старые красные выкрутасы.

Стоббз одарил его гневным взглядом:

– Отвалите, Ридзик!

Ридзик решил, что мысль неплоха. Он протопал по коридору, завернул за угол и отправился прямиком в палату к Данко. Капитан уже выбрался из постели и успел облачиться в гражданский костюм. Навряд ли ему удалось бы получить приз за вкус в выборе одежды, а в список наилучшим образом наряжённых людей он мог попасть бы разве что во Владивостоке – если, конечно, там существуют подобные списки. Костюм был из чистой синтетики – Ридзику подумалось, что если такой загорится, то можно подохнуть от вони – и казалось, что пошит он тем же мастером, что проектировал Чернобыльскую электростанцию.

Но Ридзика не слишком волновал костюм Данко. Гораздо больше внимания обращали на себя его галантерейные пристрастия. Иван Данко аккурат цеплял на тело внушительный образчик тяжёлого вооружения. На взгляд Арта, калибром не менее 7.63 миллиметра .

– Черт побери, как вам удалось протащить это через таможню?

– В чемодане, – сказал Данко, застёгивая кобуру под мышкой.

– Полагаю, что это преимущества дипломатической неприкосновенности. А чего ж это вы не надели свою чудесную форму?

– Теперь я буду работать секретно.

«Секретно? В этаком-то костюмчике?» – подумал Данко. Да даже если не обращать внимания на одежду – Данко ведь все ещё стремится выйти на чикагские улицы. А уж если кто и похож на русского, да при этом ещё и на русского мента, так это именно капитан Данко.

– Вы очень для этого подходите, – съязвил Ридзик. – Будьте посерьёзней.

Данко захлопнул чемодан. Ему некогда было выслушивать Ридзика. Он приехал сюда за Ростой.

– Ладно, – сказал Ридзик, – не обижайтесь. Некоторые люди чувствуют моду, другие нет. Вы все же расскажите мне, что за тип этот Роста.

– Я пошёл.

– Нет, – ответил Ридзик, – вы погодите. Давайте я угадаю. Наркотики, верно? Наркотики – это для Бритоголовых самая выгодная операция. Они достанут все, что вам угодно, и в любом количестве. А я полагаю, что ваш приятель Роста – оптовый покупатель, верно? Вы мне в общих чертах описываете дело – и пистолет остаётся при вас. Ваши секреты остаются при мне.

Мышцы на челюсти Данко напряглись:

– Если вам нужен пистолет, то отнимите его.

– Ну все, успокойтесь, товарищ, – утомлённым тоном произнёс Ридзик. – Может, все эти штучки и сработают за шахматной доской, но каков вы в деле, я видел, милок. Впечатляюще. Очень впечатляюще.

Данко почувствовал себя жарко от стыда. Ридзик попал в точку. Данко вляпался прямо в ловушку, не заметив расставленной ему сети.

– А пока вы катались по полу, выковыривая из зубов цемент, я хлопнул одного из них. Сейчас он в реанимации. И он тоже русский. Вам бы стоило заглянуть, поболтать с ним.

– Русский? Как его зовут?

– Расскажите мне про Росту.

Данко покачал головой. Он поднял чемодан.