Текст книги "Обмани себя. Как самообман помогает нам выжить"

Фактор власти

Ранее уже было сказано, что власть склонна к своей абсолютизации и завышенной самооценке. Она провоцирует на выгодные ей действия, подчас используя нечестные подходы. Психологи продемонстрировали, что власть может почти мгновенно искажать наши ментальные процессы. Когда люди чувствуют в себе силу, они реже готовы принять точку зрения других и чаще сконцентрированы на самих себе. Результатом является пониженная способность к пониманию чужих мыслей и чувств. Слепота по отношению к другим – негативное последствие власти.

Основным методом, применяемым в экспериментах для изучения этого явления, является стимулирование соответствующего состояния сознания с помощью так называемого прайма[2]2
  Прайм (от англ. priming) – фиксирование установки, явление имплицитной памяти, при котором обработка воздействия заданного стимула определяется предшествующим действием того же самого или подобного стимула. – Примеч. пер.


[Закрыть] власти, который может быть осознанным или неосознанным. Например, людей просят в течение пяти минут описать на бумаге ситуацию, в которой они чувствовали себя сильными, могущественными, попутно позволяя им распределить в своей группе конфеты, – так создается прайм власти. Для создания прайма отсутствия власти других участников группы просят описать противоположную ситуацию, при этом им разрешается озвучить количество конфет, которые они надеются получить.

Этот простой эксперимент дал ошеломляющие результаты. Его участников просили пять раз щелкнуть пальцами правой руки и быстро написать букву «е» на своем лбу. Немедленно была обнаружена бессознательная тенденция смещения фокусировки внимания с себя на других: обладатели прайма отсутствия власти в три раза чаще писали букву так, чтобы ее могли прочитать другие в сравнении с членами группы прайма власти. Этот эффект проявлялся у обоих полов. Дополнительные исследования подтвердили данные выводы. Участники эксперимента, подвергающиеся нейтральному прайму, гораздо успешнее различали выражения лица, ассоциирующиеся со страхом, гневом, грустью, радостью, чем участники с праймом власти.

В целом результаты по обоим полам близкие, но у женщин способность определять эмоциональное состояние человека более развито, мужчины же чаще показывают склонность к завышению самооценки. Иными словами, властные мужчины больше страдают от дефицита способности адекватного восприятия окружающего мира. А так как именно они чаще являются зачинателями военных конфликтов, это еще больше подтверждает то, что их восприятие мира искажено, они менее ориентированы на окружающих, более склонны к завышению своего мнения, что, увы, приводит к печальным последствиям (см. главу 11).

Наверное, есть сотни примеров мужской слепоты, но почему бы нам не вспомнить Уинстона Черчилля? На протяжении своей карьеры он испытывал и феерические подъемы, и серьезные поражения. Во время Второй мировой войны он был премьер-министром Соединенного Королевства – одним из самых могущественных политиков, некоторое время спустя стал уже экс-премьер-министром, почти не имеющим никакой политической власти. На самом пике карьеры его описывали как властного, высокомерного, нетерпимого человека; в момент падения же – как задумчивого и даже скромного.

Моральное превосходство

Никакие переменные не играют такой большой роли в нашей жизни, как утвержденный моральный статус. Эта переменная ценится едва ли не выше привлекательности и компетентности, а поэтому провоцирует обман и самообман. Моральное лицемерие заложено глубоко в нашем характере: мы склонны судить других людей (обычно аутсайдеров нашей группы) за их проступки гораздо строже, чем себя. Например, я готов простить себе многое… Откровенно говоря, я простил бы себе и такое преступление, за которое вздернул бы на дыбу кого-нибудь другого.

Социальным психологам удалось продемонстрировать это явление в весьма интересном свете. Когда испытуемый подвергается воздействию когнитивной нагрузки (его просят запомнить некую последовательность чисел и в то же время дать моральную оценку), его заключение о себе лишено обычной предвзятости. Без когнитивной же нагрузки появляется сильная предвзятость по отношению к себе в сравнении с другими людьми, совершающими похожие поступки.

По-видимому, у нас есть механизм, который всеми силами пытается дать универсально справедливую оценку окружающим явлениям, но в то же время склонный «дать фору» своему обладателю. Почему нашей психике может быть выгодно такое поведение? Наличие внутреннего непредвзятого наблюдателя, очевидно, должно приносить пользу, так как он будет следить за нашим поведением и определять виновника конфликта с другими людьми.

Иллюзия контроля

Человеческие существа (как и животные) нуждаются в предсказуемости и контроле. Эксперименты показали, что удары электрическим током, происходящие произвольно, несистематично, приносят гораздо больше беспокойства испытуемым (вызывают повышенное потоотделение, увеличение ударов пульса), чем регулярное предсказуемое наказание. Определенность легче переносить, чем неопределенность. А контроль над ситуацией дает большую уверенность. Если испытуемый хотя бы частично контролирует частоту ударов током, то чувствует себя лучше, чем при менее редких, но непредсказуемых ударах. Подобные же эффекты наблюдаются и у животных (крыс, голубей).

Существует такое явление, как иллюзия контроля, при котором у нас есть уверенность в том, что мы способны влиять на последствия наших поступков в большей степени, чем это на самом деле есть. Например, нет никакого шанса повлиять на ситуацию на фондовом рынке, поэтому любые свидетельства контроля являются иллюзией.

Были проведены исследования с участием брокеров. Их усаживали перед экраном компьютера, на котором они видели график, похожий на графики движения средств на фондовом рынке. Сначала линия графика устремлялась вниз, затем – вверх, тем временем испытуемому говорили, что нажатие кнопки мыши «может» повлиять на изменение графика. Испытуемый нажимал на кнопку, следя за движением линии. На самом же деле мышь даже не была подключена к компьютеру. По завершении этой части эксперимента его спрашивали, насколько, по его мнению, он контролировал ситуацию («иллюзия контроля»).

Результаты оказались весьма занятными. В эксперименте принимали участие 92 брокера. Ранее фирмы предоставили информацию об их компетентности и зарплатах. Оказалось, что по обоим параметрам те брокеры, которые были склонны к большей иллюзии контроля, были менее удачливы. Начальники оценивали их как менее продуктивных сотрудников, они зарабатывали меньше денег.

Казалось бы, связь не так очевидна. Но если бы брокеры-неудачники в ответ на свои промахи увеличивали контроль над внешними событиями, то за ошибки им пришлось бы винить только себя. Однако на деле происходит следующее: преувеличение в своих глазах собственного контроля над событиями ведет к ухудшению продуктивности: неудачным торгам на фондовом рынке. Нет никакой возможности обмануть своих начальников, так как успех можно измерить непосредственно и быстро. Совсем неочевидно то, что в других ситуациях такая иллюзия не предоставляет социальной выгоды в противовес усилению попыток достигнуть реального контроля.

Интересно, что недостаток контроля повышает вероятность неправильного распознавания поведенческих сценариев. Иными словами, когда индивидуум испытывает недостаток возможностей контролировать свои дела, он склонен видеть глубинный смысл в обычных ситуациях, тем самым как бы увеличивая зону своего контроля (что, естественно, далеко от правды).

Искаженная социальная теория

У каждого из нас есть свое понимание общества, своя социальная теория. У всех имеется свое мнение по поводу брака. Например, муж и жена могут сойтись на том, что один из них – страдающий альтруист, а второй – безнадежный эгоист, но они так и не смогут решить, кто из них кто.

У всех нас свое отношение к работе. Например, зачастую мы уверены, что недооценены руководством, нас жестоко эксплуатируют, нам недоплачивают, а раз так, то мы можем работать «через пень-колоду», а то и приворовывать на рабочем месте.

Обычно у каждого есть определенное мнение по поводу общества в целом. Например: богатые нечестно преумножают свои богатства за счет нас, обычных людей (в этом есть большая доля истины). Или: богатые испытывают на себе тяжкий налоговый и административный гнет.

Действительно ли существует демократия, позволяющая нам время от времени влиять на ход истории, или же все находится в руках сильных мира сего? Действительно ли в судебной системе есть постоянное предубеждение против определенных групп (афроамериканцев, бедных, физических/юридических лиц)? И так далее.

Такие личные «теории» нужны нам не только для того, чтобы помочь понять мироустройство, но и для того, чтобы в нужный момент убедить себя или других людей в существовании фальшивой «реальности» на пользу себе.

Не осознаваемая нами значимость социальных теорий особенно ярко проявляется в спорах. Порой они кажутся бессмысленными, так как к моменту начала спора в умах спорящих все уже предопределено. Спор может возникнуть спонтанно, без предварительной подготовки. Бывает достаточно маленькой вспышки гнева или непонимания, чтобы развернулись и столкнулись два совершенно разных информационных пласта, две системы. Эти пласты, пристрастные социальные взгляды, формировались под действием неосознанных импульсов, которые могли способствовать появлению предвзятости по тому или иному вопросу.

Социальная теория представляет собой комплексный набор фактов, которые, вполне возможно, плохо организованы в уме или воспроизводятся с искажениями. Противоречия могут быть запрятаны очень глубоко. Когда представители палаты общин стенали по поводу того, что бы подумали отцы-основатели, знай они о том, что будущий президент Америки (Клинтон) будет заниматься сексом со стажеркой, афроамериканский комик Крис Рок заметил, что сами-то они занимались сексом не со стажерками, а с рабынями. Здесь проявляется важная функция юмора – выявлять и подчеркивать скрытый обман и самообман (см. главу 8).

Фальшивые истории

В огромном количестве мы создаем фальшивые истории о себе. Возвеличивая собственные заслуги и принижая достижения других людей, мы порождаем целые персональные легенды. Представляем себя более духовными, более привлекательными, более полезными, чем мы есть на самом деле.

Недавние исследования подтвердили, что люди в возрасте от сорока до шестидесяти при описании событий десятилетней давности склонны выбрасывать из памяти воспоминания о своих неблаговидных поступках, «хорошие» же дела они помнят отлично. То же касается и деяний, не связанных с нравственными аспектами. «Прежний „я“ вел себя плохо, „я“ нынешний и недавний ведет себя гораздо лучше.

Я заметил это за собой: когда я рассказываю что-то личное, негативное или позитивное, то в своем повествовании помещаю его глубже в прошлое, как будто бы сообщаю что-то не о нынешнем себе, а о «прежнем», – и особенно заметно это в случае с негативной информацией.

Когда участников экспериментов просят вспомнить случаи их гнева (агрессор) и случаи чужого гнева (жертва), вскрывается целый ряд острых противоречий. Агрессор обычно описывает свои действия как оправданные и значимые, в то время как жертва склонна оценить их как неправильные, необъяснимые. Жертва обычно предоставляет подробное изложение событий с ярким описанием своих страданий, агрессор же говорит о своих действиях кратко, как об изолированном событии. Асимметрия в отношениях агрессора и жертвы здесь проявляется в том виде, что жертва подавляет свою агрессию при провокациях и делает ответные шаги только после целой последовательности актов пренебрежения, агрессор же обращает внимание только на конечное действие жертвы и ответный ее гнев рассматривает как неоправданную реакцию.

Нередко мы сталкиваемся с фальшивым изложением событий. Человек искажает свою мотивацию в целях сокрытия реального побуждения от других людей. Поэтому поступок сопровождается целым рядом объяснений своей мотивации, к которым при необходимости индивидуум прибегает, сочиняя альтернативный сценарий происшедшего: «…но я об этом совсем не думал! Я думал о…»

Модули бессознательного, участвующие в обмане

Мне потребовалось несколько лет, чтобы понять, что я – бессознательный клептоман. Я могу в вашем присутствии украсть у вас мелкие предметы: ручку, карандаш, зажигалку, спички – те, что легко спрятать в кармане. В процессе я совершенно не осознаю этого, хотя поступаю так уже около сорока лет. Получается, будто мое бессознательное живет своей жизнью и часто действует вопреки моим интересам.

Во время лекций я сам у себя ворую мел (хотя дома у меня нет доски, на которой можно было бы писать) и остаюсь без него на следующей лекции. Из своего офиса я могу стащить ручки и карандаши, только чтобы выгрузить их дома из кармана, а через день мне будет нечем писать. Недавно, находясь на Ямайке, я украл целую связку ключей у ректора университета. Мне-то они совсем не нужны, но вот ему эта связка обошлась дорого.

Что я хочу сказать? Очевидно, в моем мозгу есть некий бессознательный модуль, отвечающий за мелкие кражи, изолированный от других модулей, чтобы не мешать всем прочим действиям (например, разговору). Я воображаю, будто во мне сидит некое существо, которому вдруг понадобились спички: оно зорко смотрит по сторонам, выжидая удобного момента, когда можно их стащить. Конечно, это существо изучает реакции жертв, но оно также следит и за моим поведением, чтобы воровство прошло незаметно и чтобы я не выдал нас обоих.

Самое удивительное заключается вот в чем: несмотря на то что моя общая осознанность увеличивается, этот модуль продолжает действовать в большей степени бессознательно. Кроме того, чем старше я становлюсь, тем чаще модуль дает осечки. Однако единственным человеком, кто «поймал меня с поличным», был мой брат, на год младше меня. Нас воспитывали как близнецов, и мы с легкостью распознавали обманы друг друга в отличие от других членов семьи. Однажды (нам обоим было уже далеко за сорок) во время беседы моя рука схватила его ручку и потащила в карман, но он заметил это и вовремя остановил «грабеж».

Кажется, я никогда не пытаюсь стянуть что-то из чьего-то пустого кабинета. Допустим, я вижу ручку, которую легко можно стянуть, и уже тяну к ней руку, но тут внутренний голос останавливает меня и говорит: «Роберт, это воровство!» Наверное, если я тащу предметы у вас из-под носа, то как бы подразумеваю, что вы дали на это согласие. Когда я утащил ключи ректора, я одновременно с этим вручил ему какую-то небольшую вещь в плату за ключи. При этом мое подсознание, наверное, думало: «Это вам, а значит, это должно принадлежать мне».

Сколько же таких бессознательных модулей действует в нас в течение жизни? О проделках своего собственного я узнаю только благодаря карманам, наполненным всякой всячиной, и периодическим вопросам друзей. Плагиат идей, например, не так очевиден, но весьма распространен в академических кругах. Однажды я написал работу, содержание которой было в большой степени позаимствовано из одной известной книги, о которой я напрочь забыл, когда писал свою. И только перечитав ту книгу, на полях которой было множество моих пометок, я понял, откуда взялись мои идеи.

Я почти не сомневаюсь, что повсеместно распространены неосознанные сценарии манипуляции другими людьми. Некая часть нашего мозга внимательно ищет, как можно было бы использовать других. Ценность такого модуля в том, что он позволяет совершать одновременно несколько действий, не мешающих друг другу. Если независимый бессознательный модуль изучает, что можно было бы позаимствовать или украсть, он совсем не мешает осознанной мозговой деятельности. Мы даже не представляем себе, насколько распространена такая бессознательная активность.

Критерии самообмана

Признаками самообмана для введения в заблуждение других людей являются отрицание обмана, подсознательное выполнение эгоистичных и обманчивых сценариев, культивирование выгодного публичного имиджа, создание выгодных социальных теорий и искаженных объяснений событий – как настоящих, так и прошедших – с целью скрыть реальные мотивы действий. Очевидный симптом – искажение информации, при этом сознание (частично) занято созданием ложных образов и не замечает в них противоречий.

Разумеется, человеку очень выгодно знать правду, истинное положение вещей, поэтому механизмы самообмана должны действовать бок о бок с механизмами корректного восприятия реальности. Наш мозг устроен очень сложно, в нем много сознательных и бессознательных модулей.

Основной платой за самообман является неправильное восприятие окружающей реальности, особенно социальной, и фрагментарное наполнение ментальной системы. Далее мы увидим, что есть также важные иммунные издержки самообмана. Есть нечто, называемое «налагаемым» самообманом, при котором организм бессознательно действует в интересах другого организма, что увеличивает его издержки во много раз (наихудший из сценариев).

Из главы 3 мы узнаем, что в ментальной системе есть некая «слабинка», которая способствует самообману в целях немедленного получения выгоды (даже иммунной). Но сначала мы обратимся к природным явлениям и изучим проявления обмана в указанной среде. По этому вопросу существует огромное количество литературы, которая в основном имеет дело с несколькими важнейшими глобальными принципами.

Глава 2. Обман в природе

Прежде чем мы глубже окунемся в человеческий самообман, давайте подробнее изучим проявление обмана у других живых существ. Так нам будет проще оценить глобальные принципы его действия.

Что мы можем узнать об обмане, рассматривая его в эволюционном контексте? Такой подход к изучению данной темы заключается в том, чтобы рассмотреть обман во всех его возможных проявлениях и выявить основополагающие принципы.

Сейчас мы знаем, что форм обмана очень много, а принципы одни и те же. Обман склонен прятаться, поэтому его секреты можно выявить только путем тщательного наблюдения и анализа, а исследований уже было проведено достаточно много.

Можно обозначить основные принципы, относящиеся ко всем видам живых существ. Во-первых, живые существа неизменно получают эволюционные вознаграждение за «новшества» в поведении, что способствует появлению огромного числа обманных сценариев. Когда появляются некие новые черты, действия, против них еще нет защиты, а поэтому новизна – надежный помощник в обмане. Именно поэтому новые «трюки» распространяются очень быстро.

Так происходит коэволюционная[3]3
  Коэволюция – совместная эволюция биологических видов, взаимодействующих в экосистеме. Изменения, затрагивающие какие-либо признаки особей одного вида, приводят к изменениям у другого или других видов. – Примеч. ред.


[Закрыть] борьба между обманщиком и обманутым. Она приводит к взаимному усложнению применяемых методов – у нас есть удивительные примеры странных, чудесных способов обмана и его распознавания. В основном, особенно в случае птиц и млекопитающих, эта эволюционная борьба способствует развитию интеллекта.

Простой пример: что нужно, чтобы обнаружить объект на некоем фоне? Если окраска объекта отличается от окраски фона, то увидеть объект легко. Но естественный отбор способствует выживанию объектов, окраска которых максимально соответствует фону, а следовательно, обнаружение объекта уже становится гораздо более сложным процессом.

Коэволюционная борьба между обманщиком и обманутым

Наиважнейший глобальный принцип обмана заключается в том, что обманщик и обманутый находятся во власти коэволюционной борьбы. Так как интересы каждого участника почти всегда противоположны – что один приобретает с помощью обмана, другой теряет при неспособности его распознать, – генетические изменения одного из участников всегда способствуют таковым другого. Причем изменения частотно обусловлены – обман чаще успешен, если применяется реже. Это означает, что обманщик и обманутый находятся в рамках непрерывного цикла в том смысле, что ни один из видов не может полностью истребить второй. Периодически численность представителей видов колеблется, но в пределах допустимых границ, что предотвращает полное вымирание вида. Подобным же образом знание о новых способах обмана распространяется среди людей быстрее, если данный механизм обмана встречается чаще. Заметьте, что роли обманщика и обманутого не исключительны – все мы в разные моменты принимаем на себя каждую из них.

Частотно обусловленный отбор у бабочек

Не нужно далеко ходить за примерами частотно обусловленного отбора механизмов обмана у хищников и их добычи. Например, у некоторых видов бабочек (а также змей), ядовитых или несъедобных, эволюция способствует развитию особого яркого предупреждающего окраса. В результате естественного отбора другие виды, полностью съедобные и безобидные, учатся мимикрировать под несъедобные, имитируя их окрас.

Например, в Западной Африке обитает несъедобная бабочка, число видов которой достигает пяти – все с разным окрасом. Оказывается, есть другой вид бабочек, который способен мимикрировать под все пять видов несъедобной. Самки этих бабочек откладывают яйца пяти видов!

Этот необычный способ мимикрии дает нам ошеломляющие доказательства частотно обусловленного отбора. Здесь один из видов бабочек является съедобным, но мимикрирует под любой из пяти видов ядовитой бабочки. Они отличаются друг от друга окрасом и рисунком на крыльях, так же как и их «имитаторы». Частота каждой имитации в пределах съедобного вида соотносится с частотой распространения изначальной модели окраса несъедобного вида. Причиной этого мог стать только частотно обусловленный отбор, при котором мимикрирующая особь теряет свои преимущества, когда становится слишком часто встречающейся. Если бы все съедобные бабочки выглядели одинаково, то хищные птицы сосредоточились бы только на бабочках с этим шаблоном окраса, быстро истребив их.

Одним из проявлений частотно обусловленного отбора является неизменное эволюционное «вознаграждение» новых механизмов обмана. Как видно из предыдущего примера, новые формы мимикрии встречаются тем чаще, чем более численность мимикрирующего вида превышает численность несъедобного вида. Каждый новый механизм обмана сначала встречается редко, а поэтому изначально выигрышен. Если механизм успешен, частота его применения увеличивается, что способствует появлению нового механизма, отличного от уже вошедшего «в колею». Мы также можем пронаблюдать, как некоторые отличительные черты окраса мимикрирующего вида, напоминающие окрас несъедобного вида, становятся началом новой формы мимикрии.