Текст книги "История раннего Средневековья"

В пылу борьбы, настаивая на божественной природе Христа, Кирилл впал в крайность, противоположную Несторию: его недоброжелатели заметили, что он не признает человеческой природы Спасителя. В то время как за Кирилла вступилось большинство духовенства и народа в Египте и Сирии, малоазийцы и константинопольцы потребовали суда над ним. Двадцать лет спустя после осуждения Нестория (в 451 г.) на четвертом вселенском соборе в Халкидоне (нын. Скутари у Босфора против Константинополя) учение Кирилла было в свою очередь признано ересью, под названием монофизитства (т. е. учения о единосущной природе Христа, тогда как православие остановилось на взгляде, что в Христе соединяются две природы, божественная и человеческая).

Гибель Рима и западной империи

Во время несторианских и монофизитских споров положение западной империи все более ухудшалось. Вандальский конунг Гейзерих завладел Африкой, главной житницей Рима, отрезал подвоз хлеба в Испанию; мало того, он завел свой флот, занял Сицилию и стал грозой всего Средиземного моря. На Дунае появилась новая опасность: гунны, в свое время давшие первый толчок переселениям, перебросили сами свои кочевья за Карпаты и придвинулись к самому порогу империи.

В 440 г. разрозненные до тех пор дружины и отряды гуннов объединились в большую орду под начальством темнолицего Аттилы, которого народное сказание за дикую энергию прозвало «бичом Божиим». Из своего лагеря на верхнем течении Тиссы он повлек за собой гуннов с остроготами и другими подвластными народами на запад, перешел Рейн и вступил в Галлию. Начальник германо-римской армии Аэций, сам варвар по происхождению, призвав на помощь франков и визиготов, встретил Аттилу на равнинах нынешней Шампани. Искусству римского вождя и дикой ярости визиготов, мстивших за смерть своего старого конунга, удалось отбить полчища Аттилы.

Аттила на другой год обошел Восточные Альпы и двинулся прямо на Рим. Его встретило посольство, во главе которого находился римский епископ, или папа Лев I. Богатые подарки римлян, а также слухи о восстании на Дунае побудили Аттилу повернуть домой, но там его внезапно постигла смерть. Громадная орда, державшаяся только его волей, немедленно распалась. Рим ничего не выиграл от гибели Аттилы: два года спустя вандал Гейзерих напал со стороны моря и подверг Рим новому разграблению, гораздо худшему, чем было первое (455 г.). Среди добычи вандалы увезли в Карфаген сокровища, захваченные в иерусалимском храме Титом.

После этого в течение 20 лет сменилось несколько императоров, которые были вполне в руках варварских вождей германских, защищавших Италию. Все сношения метрополии с провинциями прекратились; римские гарнизоны, не получая жалованья из казны, разбежались.

В совершенно беззащитном придунайском Норике (нын. Австрии), среди заморенного, отчаявшегося населения, появился в год разграбления Рима никому неведомый подвижник по имени Северин, пришедший из далекой Фиваидской пустыни в Египте. Он поражал всех своей выносливостью, в жестокий мороз ходил босиком, спал на голой земле, принимал пищу раз в день после заката солнца. По словам жития, составленного благоговейным учеником Северина, один священник вздумал прогнать отшельника за его проповедь поста и покаяния; не успел уйти Северин, как священник и много народа с ним были перебиты напавшими варварами. В одном городе, захваченном германцами, он обещал жителям близкую Божию помощь; никто сначала не поверил ему, но вот скоро произошло землетрясение, варвары побежали и в темноте перебили друг друга. В народе стали говорить, что он повелевает силами природы, что гнев Божий неминуемо должен обрушиться на всякого, кто посмеет нарушить его заветы.

Северин приобрел неограниченную власть в провинции: там, где уже давно нельзя было собрать налог для казны, он предписал собирать, по церковному обычаю, десятину (десятую часть жатвы и приплода скота), чтобы употребить вырученные деньги на выкуп пленных и на помощь беднякам. Даже варвары, к которым проникла слава его прорицаний, стали его слушаться; нередко у германских конунгов добивался он освобождения пленных или пощады обывателям какого-нибудь угрожаемого города. Северин основал в Норике несколько монастырей; по восточному обычаю каждый монастырь составлял группу небольших хижин. Однажды к нему зашли за благословением варвары, отправлявшиеся в Италию искать счастья; среди них выдавался рослый, покрытый лишь звериной шкурой Одоакр, который должен был согнуться для того, чтобы стоять в низкой келье подвижника. Северин сказал ему: «Иди в Рим, сейчас ты плохо одет, но скоро ты будешь раздавать народу обильные дары».

И, эти слова Северина сбылись. Одоакр занял видное место среди германских начальников, защищавших Рим. Когда варвары потребовали отвода им земель и дворов в Италии, как будто это была завоеванная ими страна, Одоакр обещал исполнить их желание, если они выберут его конунгом. Захватив в свои руки власть, он отстранил малолетнего Ромула Августула (т. е. маленького Августа), носившего императорский титул, и отослал знаки императорского достоинства в Константинополь (476 г.).

В это время восточную империю теснили остроготы, освободившиеся от гуннской неволи и захватившие на Балканском полуострове то же самое положение, какое за сто лет до того занимали визиготы. Император Зенон повторил ту же политику, которую тогда применили к Алариху: принял вождя остроготов Теодориха на службу и натолкнул на Одоакра.

Иной, более прочный характер приобрело господство франков, утвердившихся в северо-восточной Галлии. Между тем как готы и вандалы оторвались от старой родины и жили разрозненные среди римского населения, франки, хотя и передвинулись частью в Галлию, но сохранили свои прежние поселения за Рейном; притом они перешли на новые места сплоченной массой. Франкский вождь Хлодвиг из фамилии Меровингов, по старинному обычаю никогда не стригших своих волос, долго не соглашался, несмотря на увещания своей жены-христианки, покинуть веру в Подана, бога буйного ветра и войны, и обратиться к Христу. Во время битвы с алеманнами (племенем, занимавшим юго-западную Германию) он поднял руки к небу с молитвой: «Я призывал своих старых богов, но они меня покинули. Если ты, Иисусе Христе, дашь мне победу над врагами и я узнаю силу твою, испытанную народом, который тебе поклоняется, я поверю в тебя и окрещусь именем твоим». Когда епископ Ремигий, собираясь его крестить, рассказал о страданиях Христа, Хлодвиг воскликнул: «Если бы я был тут с моими франками, я бы отмстил за него!»

Принятие христианства не укротило нрава франков. Хлодвиг продолжал коварно истреблять своих соперников, других франкских вождей, придумывая все новые предлоги: одного он убил будто бы за трусость, другого он сначала подговорил умертвить своего отца, а потом выступил мстителем за убитого и поразил убийцу. Под конец он стал жаловаться на свое одиночество и отсутствие родственников и друзей. Но люди, знавшие его, уверяли, что и это была хитрость тирана: Хлодвигу хотелось выведать, не объявится ли кто из его родства с тем, чтобы поскорее от такого соперника избавиться.

Опираясь на сочувствие католического духовенства, Хлодвиг сломил господство арианских бургундов и визиготов, занимавших южную половину Галлии: бургундов он заставил сдаться, визиготов прогнал из Галлии за Пиренеи. Вся страна от океана до Альп и Рейна вместе с родиной франков за Рейном была теперь в руках франкского короля.

В начале шестого века (500–520) западной римской империи не существовало более: на ее месте образовались 4 большие государства германцев: в Африке – вандальское, в Италии и Испании – остроготское и визиготское, в Галлии – франкское. Британию заняли германские племена англов и саксов, покинувшие низовья Эльбы и переплывшие на ладьях Северное море. Великое переселение народов Европы окончилось после 125 лет (375–500) странствований. Области от Эльбы до Днепра и от Балтийского моря до Дуная, опустевшие вследствие ухода германцев, заняли племена славянские.

Вера и права европейцев около 600 г

Первые учителя христианства, как, например, апостол Павел или Юстин Философ, были люди тонко образованные, знакомые с греческой наукой; Евангелия распространялись среди общества, читавшего греческую и римскую литературу. Теперь после германских нашествий все переменилось: школы пришли в упадок, а потом стали и вовсе исчезать. Само духовенство содействовало гибели культуры. Папа Григорий I, боясь, чтобы клирики не заразились язычеством, запретил им чтение античных писателей, а также изучение математики, как науки, связанной с волшебством; старинную библиотеку, помещавшуюся в Риме на Палатинском холме, где были императорские дворцы, он приказал сжечь.

Греческий текст новозаветных книг, а также латинский перевод его для массы варваров были непонятны, но скоро они стали недоступны и для огрубевшего романского населения. Таким образом, книги, заключавшие в себе основу христианства, сделались достоянием одного духовенства. Среди неграмотного населения проповедь велась исключительно устная: новообращенные узнавали учение о Христе с голоса, как Хлодвиг от епископа Ремия.

Христианские проповедники должны были приспособляться к новому обществу, жившему верой в колдовство. При этом они допускали множество понятий и обычаев, совершенно чуждых христианству; они сами незаметно для себя грубели, усваивая воззрения окружающего варварского мира. Таково было учение о чистилище (временных муках ада), ведущее свое начало от самого папы Григория I.

Однажды в монастыре, основанном Григорием, у монаха Юста, лежавшего при смерти, нашли под подушкой три золотых, которые он заработал врачебным искусством, сберег себе и не отдал братии. Папа жестоко осудил это укрывательство и велел умершего закопать без обряда в навозную кучу; деньги бросили с покойником в яму, приговаривая: «Золото да послужит тебе на погибель!» Спустя месяц после смерти папа, однако, сжалился над грешником и предписал, чтобы в течение 30 дней читались по нем заупокойные молитвы. На 30-й день Юст освободился от мук чистилища и возвестил о том в видении своему родному брату. С этих пор утвердилось учение, что церковь имеет силу своими молитвами заменять вечные муки временными.

Христианство европейцев после великого переселения гораздо более напоминает старое язычество, чем учение апостолов и отцов церкви (т. е. христианских писателей II и III веков по Р.X.). В молитвах обращались не к Христу, а к различным святым, под которыми разумели своих старых языческих богов.

Необычайно сильно распространилось почитание мощей, останков умерших подвижников. Ни одна могила не могла в этом отношении равняться с гробницей св. Петра в Риме. Считалось, что богомолье к такому месту есть приближение к небу: кому выпадает счастье умереть и быть похороненным близ могилы святого, тому обеспечен прямой переход в рай. Особенно много богомольцев и странников высылала к Риму новообращенная Британия, или Англия: целые вереницы мужчин и женщин, старых и молодых, богатых и бедных, шли пешком, невзирая на все трудности и лишения, на опасности от разбойников, на стужу и ветер при перевале через снежные Альпы. Множество странников погибали в пути, разорялись, обращались в бродяг и нищих; их участь не останавливала других, и поток благочестивых путников продолжал стремиться с острова на материк к заманчивой цели.

Помимо святынь несдвигаемых, почитались еще подвижные, которые могли странствовать, становиться вездесущими, останавливать бури, спасать тонущих, сохранять в целости дома среди бушующего пожара, давать победу в сражении. Часто воины и торговцы брали с собою кусочки мощей, зубы, пальцы и волосы святого в опасные предприятия и трудные поездки. Их покупали за дорогие цены, их бессовестно выкрадывали; из-за них поднимались жестокие распри, совершались всякие насилия и преступления. Однажды конунг франкский Гундобад услыхал, что был на востоке царь, неизменно одерживавший победы благодаря пальцу св. Сергия, который он прикреплял к своей правой руке. Жадно стал конунг разыскивать в городе Бордо останки этого святого и когда узнал, что таковым пальцем обладает один сирийский купец, отправил ко владельцу чудотворного средства своего приближенного, римлянина Муммола. Напрасно сириец предлагал 200 золотых, чтобы ему оставили сокровище; Муммол велел вскрыть шкатулку, где хранилась драгоценная кость, расколол ее на три куска и один из них унес.

Епископы пользовались верой варваров в волшебство, чтобы внушать им страх и оберегать от них свое церковное достояние. Григорий Турский рассказывает, что один из Меровингов Хариберт хотел забрать имение, принадлежавшее исстари церкви св. Мартина в Туре. Он отправил туда своих конюхов с лошадьми; как только лошади начали есть сено, снятое с лугов церковных, они взбесились и вырвались на волю: одни ослепли, другие бросились со скалы и расшиблись. Испуганные слуги донесли о несчастии своему господину, прося поскорее возвратить то, что было неправильно захвачено. Хариберт ответил в гневе: «Справедливо это или нет, пока я царствую, церковь ничего не получит». Тотчас же после этого конунга поразила смерть, и его преемник поспешил вернуть имение церкви.

Конунги, или короли (как их потом называли славяне от имени знаменитого франкского конунга Карла), далеко не имели той власти над народом, которою располагали римские императоры и их наместники. У них не было канцелярий, не было многочисленных писцов, чтобы описать и оценить имущества для вычисления налога, не было также сборщиков, чтобы взимать подати с населения. Они иначе добывали доходы: своих дружинников (т. е. военных товарищей, которые обыкновенно жили вместе с вождем) они назначали заведовать переправами и мостами через реки, проходами в горах, чтобы собирать деньги и товары с проезжающих, или посылали к рудникам и соляным варницам, чтобы отбирать долю добытого железа, меди, золота, соли у промышленников и рабочих. Во всех этих случаях часть сбора доставлялась королю, часть поступала в виде вознаграждения заведующему дружиннику.

Падение персидской державы

Противник Юстиниана, Хозрой Аношарван (531–579) был последним крупным правителем персидским. Так же, как его отец, Кавад I (488–531), он вел беспощадную борьбу с аристократией, которая в V веке создала себе в областях независимое положение, держала свои собственные военные отряды, располагала в своих громадных имениях множеством слуг и крепостных рабочих. Чтобы сломить магнатов, Кавад открыл простор проповеди маздакитов (последователей Маздака), восстававших против неравенства имуществ, провозглашавших отмену рабства и коммунизм, прославлявших бедность. Хозрой также объявил себя заступником слабых против сильных и этим привлек на свою сторону мелкую знать, враждовавшую с крупной. Конфискациями больших имений магнатских, усиленным взиманием налогов, поземельного и поголовного, введенных по образцу империи, он создал себе полную казну; это дало ему возможность взять на свое содержание всю панцирную конницу, прежде раздроблявшуюся по областям в подчинении отдельным магнатам.

Создавши неограниченную власть, Хозрой получил перевес во внешних делах, в войнах с Юстинианом. Но, с другой стороны, непрерывное почти военное положение принесло персидской державе свои опасности: выросло чрезмерно значение войска и его предводителей. Слабые преемники Хозроя, сами неумелые в военном деле, не могли справиться со своеволием генералов. Ко всем затруднениям прибавились еще религиозные распри. Среди последователей Заратустры было два направления: одни держались дуализма (раздвоения мира), признавали добрую силу Ормузда и злую Аримана равными друг другу, допуская, что лишь в конце времен первая возьмет верх над второй; другие считали мир целостным зданием и возводили начало всех жизненных явлений к одному высшему божественному существу.

Почти непрерывные войны между империей и персидской державой отражались наиболее вредно на Сирии и нижнем Двуречьи, двух цветущих, плотно населенных странах, которые и составляли главную опору у каждого из противников: с них более всего собирали налогов, и они же, как пограничные, более всего терпели от неприятельских нашествий. Между тем обе области, расположенные по окраинам большой сирийско-аравийской пустыни, представляли привлекательную добычу для степняков-арабов, на летавших с юга на своих быстрых конях. Вместо того чтобы обороняться общими силами против возрастающего натиска арабов, империя и персы пользовались их вооруженной силой в борьбе друг против друга. Императоры поселили в Сирии на краю пустыни несколько западно-арабских племен, поручив им границу наподобие германских федератов; такие же военные колонии – из арабов восточных – образовали персы в Двуречьи для обороны своих владений от империи. Как население германских федератов на северных границах империи подготовило захват ее европейскими варварами, так и здесь водворение арабов на южной окраине двух культурных государств подготовило завоевание степняками всей Передней Азии.

Особенно гибельны и для персидской державы, и для империи были войны начала VII века. Хозрой II заключил союз с аварским каганом, уговорившись одновременно напасть на Константинополь и на азиатские провинции. Династия Юстиниана погибла среди военной грозы, надвинувшейся со всех сторон.

Ираклий собирался уже бросить Константинополь и перенести столицу в Карфаген, как его остановил патриарх Сергий, от имени аристократии и народа, взявши с императора клятву не покидать столицы и предпринять крестовый поход против язычников для освобождения святынь. Церковь предоставила в распоряжение императора свои громадные богатства; все пошло на войну; перестали выдавать столичному населению хлеб от казны. Чтобы обеспечить себе тыл, император заключил с каганом унизительный мир, заплатив ему громадный выкуп.

Ираклий стал набирать войско из населения самой империи. С тем, чтобы закрепить постоянный состав солдат, он раздавал военнообязанным земледельческие участки, главным образом в областях пограничных или опустошенных врагами, надеясь тем самым восстановить и разрушенное хозяйство. Участки передавались в наследственное владение и были неотчуждаемы: сыновья поселенных на этой земле воителей должны были снова заполнять ряды войска. Таким образом пограничные области обратились в фемы, т. е. поселения полков, поставленные под власть военных начальников.

На его сторону перешли кавказские горцы. После второго большого сражения при Ниневи и Хозрой бежал в Ктезифон, где был убит своим сыном Кавадом II. Между тем имперцы под руководством патриарха Сергия отбили яростное нападение персов и арабов на Константинополь. Кавад заключил с Ираклием перемирие и возвратил захваченный его отцом св. крест, который Ираклий торжественно привез в столицу.

Север Балканского полуострова пришлось предоставить аварам и славянам. О возврате итальянских областей, занятых лангобардами, нельзя было и думать. Юг Испании, отнятый Юстинианом, опять вернули себе визиготы. Таким образом, империя потеряла большую часть того, что было восстановлено в правление Юстиниана. Она опять сжалась, покинула замыслы о возвращении Запада, сосредоточилась больше на Востоке. В Константинополе перестали интересоваться Британией и Галлией. Напротив, о Китае начали усердно собирать сведения: многим имперцам нравилось спокойствие китайской политической жизни, отсутствие споров из-за престола, нравилась строгость китайских законов, запрещавших обвешивать себя золотыми украшениями.

Хотя государство продолжало называться римской империей, а его население ромеями (римлянами), но все больше стала в нем проступать греческая народность. При Юстиниане языком официальным (придворным и канцелярским) был еще латинский; при его преемниках с конца VI века обязательным языком становится греческий, на котором говорила большая часть населения: в армии Ираклия раздавалась уже греческая команда.

Эту вновь эллинизованную империю мы зовем греческим именем Византии. В качестве самостоятельного государства Византия просуществовала более 800 лет (610–1453).

Арабский халифат

Родственные по языку евреям, арабы составляли население огромного Аравийского полуострова, который по своему климату, вместе с Сахарой, может быть назван самой сухой и жаркой частью света.

На юге в плодородном Йемене, или Счастливой Аравии, было развито садоводство; благодаря тропическому солнцу и сухости здесь изобиловали сильно пахучие растения, бальзамные кусты и ладанное дерево. Йемен снабжал страны средиземноморского мира курением для храмов, мазями, духами и притираниями, а также предметами роскоши, изделиями из золота и слоновой кости, алмазами, жемчугом и самоцветными камнями, привозимыми из Индии. Благодаря торговле в Йемене возникли цветущие города; сношения с другими странами, с Индией, Сирией, Египтом, при несли южным арабам новые понятия, ввели их в круг культурных народов. Раньше своих северных единоплеменников познакомились они с иудейством и христианством.

Иной характер представляли арабы северные, или так называемые измаильтане, населявшие прибрежную полосу на западе, Xиджас, и середину полуострова, Неджд. В этой части Аравии лишь немного оазисов, прерывающих огромные безводные пространства. Постоянно текущих рек совсем нет; есть только временные потоки от проливных дождей, после которых остаются сухие русла (вади). Население, сравнительно редкое, вынуждено странствовать со своими стадами от одного колодца к другому, весною переселяясь в травянистые степи, на холодное время года прячась от буранов в закрытые долины. Бедуины, т. е. степные арабы, не любят труда, особенно земледельческого, плуг им ненавистен, они способны подолгу довольствоваться скудной пищей, но зато также склонны к разбою. Степной герой гордится тремя спутниками: «смелым сердцем, блестящей саблей, темно-коричневым, гудящим луком». Свою семью, свой скарб, свой шатер, разобранный по частям, он перевозит на одногорбом верблюде, а сам скачет на стройной «быстрой, как стрела» лошади, которую любит больше всего на свете.

Бедуин крепко стоит за свою честь, готов защищать свой род и лагерь. Между соседними племенами – вечные усобицы; спор часто начинается состязанием в насмешливых стихах; от одного поколения к другому передаются рассказы о богатырских подвигах предков; из рода в род переходит священный долг кровавой мести за убитых родственников и единоплеменников. Одной из главных добродетелей считается гостеприимство: ночью у шатра горит огонь для того, чтобы заблудившийся видел, где ему найти приют; даже злейшему врагу своему бедуин не смеет отказать в покровительстве, если тому удалось охватить его шатер руками. Однажды осужденный на смерть попросил у судьи глотка воды; напившись, он сказал: «Неужели ты убьешь своего гостя?» – и судья подарил ему жизнь.

В быту степных арабов господствует всесильный случай и мало значения имеет правильный труд: то удачный набег доставит несметную добычу и обогатит на всю жизнь, то, напротив, чума или неожиданный буран унесет сразу целое стадо – все достояние кочевника. Араб привык поэтому покоряться судьбе: при наступлении беды он говорит спокойно и без отчаяния: «Так определено на небесах!»

В Хиджасе садовладельцы нашли себе выгодное занятие по перевозу на верблюдах товаров. Когда род богател, его глава, гордясь своим обильным потомством, окружал себя многочисленной челядью, слугами и подчиненными, взятыми в плен и отдавшимися под его покровительство. Несколько таких родов, называвшихся корайшитами, сосредоточились в Мекке, на полпути движения торговых караванов из Йемена в Сирию и к Средиземному морю. С большим искусством корайшиты привлекли беспокойных бедуинов к праздникам около главного святилища Мекки, Каабы, здания кубической формы со вделанным в стену черным камнем, который, по преданию, был передан ангелом Адаму, первому человеку, или Аврааму, общему праотцу арабов и евреев. В Каабе почитался бог Мекки Хобал-Аллах, но стояли также изображения богов всех племен, заключивших союз с корайшитами. На мекканских ярмарках степные арабы продавали скот и покупали ковры, оружие и другие произведения сирийского ремесла, привозимые корайшитами; на четыре месяца в году прекращались разбойничьи набеги и устанавливался всеобщий мир в Аравии; к мекканским святыням подходили со всех сторон богомольцы, получавшие возможность потом спокойно вернуться домой. Корайшиты устраивали для приезжих блестящие конские скачки и музыкально-поэтические состязания: самые удачные стихи степных поэтов вышивались шелком на занавесах, украшавших потолок Каабы.

Мохаммед в бою

В языческую среду арабов стали проникать великие религии культурных народов. Незадолго до Юстиниана христианские проповедники из Египта направились в Абиссинию, горную область северо-восточной Африки, лежащую против Йемена; принявши христианство, воинственные абиссинские цари покорили южную Аравию, где уже успела распространиться иудейская вера. Тогда арабы обратились к помощи персов, и Хозрой Аношарван отправил в Йемен войско и наместников. Скоро, однако, арабы разочаровались в персах; многие, убегая от тягостей персидского управления, стали переселяться к своим более диким единоплеменникам в Хиджас и Неджд. Корайшиты, управлявшие Меккой, оказались в положении затруднительном: нелегко было найти занятие для вновь прибывшей бездомной массы и оберечься от ее жадной воинственности.

Наплыв южан имел еще одно последствие для севера. Они принесли северным арабам религиозные понятия, близкие к иудейству и христианству; появились ганифы, отшельники, своим примером чистой непорочной жизни подкреплявшие учение о Едином божестве, бесконечно высоко поднимающемся над узкой жизнью разрозненных родов и племен. Под влиянием ганифов началась проповедь Мохаммеда, объединителя арабского народа.

Учение Мохаммеда и первая мусульманская община. Мохаммед (род. 570 г.) принадлежал к корайшитам, но происходил из семьи обедневшей; с детства чувствовал он себя чуждым правящим родам Мекки, из которых особенно выдавались Омайяды. В качестве управителя дел богатой вдовы Хадиджи, на которой он потом женился, Мохаммед совершил немало торговых поездок на север и на юг Аравии, всюду присматривался к религиозным обычаям и верованиям. Его поражало строгое почитание единого Бога иудеями сравнительно с грубым идолопоклонством у арабов; сильное впечатление также произвело на него христианское учение о близящемся Страшном суде. Болезненный, склонный к видениям, он часто слышал таинственные голоса, которые, казалось, внушают ему откровение Божие. Долго он сомневался в своем призвании, боясь, что внушение идет от злых бесов; наконец, когда в пророчество его уверовали близкие люди, его жена Хадиджа, его сверсник Абу-Бекр, его приемный сын Али, затем пылкий и властолюбивый Омар и даже один из Омайядов, Отман, Мохаммед сам признал себя избранным орудием Божиим, продолжателем пророков Авраама, Моисея и Иисуса, высшим из всех. Первое и основное положение он выразил в словах: «Нет иного Бога, кроме Аллаха, и Мохаммед – его пророк».

Кругозор Мохаммеда был ограничен Аравией. Он требовал истребления идолов и восставал против жестокого обычая зарывать живыми в землю новорожденных девочек. В ожидании предстоящего великого суда, в котором каждому воздастся по делам его и особенно пострадают бессердечные богачи, он предписал собирать щедрую милостыню в пользу бедных; по его учению, богатства должны равномерно распределяться между всеми благочестивыми людьми. Новую веру он назвал исламом, т. е. покорностью Богу.

В Мекке, где преобладали промышленные расчеты, Мохаммед встретил мало сочувствия; богатые корайшиты, окруженные множеством подчиненных, боялись провозглашения равенства и коммунизма, грозившего разрушить старое родовое устройство. В 617 г. все мекканские роды сомкнулись против Мохаммедова родства, запретили своим сочленам всякие с ним сношения и повергли его в большую нужду. Мохаммед должен был прекратить свою проповедь.

Он уже подумывал о бегстве в Абиссинию, как познакомился с посещавшими мекканские ярмарки жителями Ятриба. В этом городе, находившемся на север от Мекки, ближе к Сирии, населенном наполовину евреями, принявшем много беглецов из южной Аравии, Мохаммед встретил больше расположения к новой вере, чем на родине. Вступая в союз с ятрибцами, он произнес клятву: «Мир за мир, кровь за кровь; вы – доля моего существа, я доля вашего!»

Соглашение с чужеродцами было по арабским понятиям изменой родной общине, следовательно, великим преступлением. Когда оно открылось, Мохаммеду пришлось бежать со своими приверженцами в Ятриб; там его с радостью приняли, так как между двумя городами были вечные споры и вражда. Мохаммед назвал Ятриб Мединаальнаби, т. е. городом пророка; со времени гиджры, или бегства (622 г. после Р.X.) мусульмане (муслимы), т. е. преданные вере, начинают считать свою историю.

В Медине Мохаммед заменил родовое устройство, основанное на происхождении от знаменитых предков, устройством религиозным, которое возвышалось над родственными связами и стирало сословные различия между людьми; вследствие этого кровная месть осталась обязательной лишь в кругу тех, кто уверовал в единого Бога и его пророка. В договорной грамоте между наби Мохаммедом и верующими мусульманами Корайша и Ятриба говорилось: «Они составляют единую общину против всех остальных людей. Ни один верующий не должен убивать другого из-за неверного, не должен помогать неверному против верующего». Все споры разрешаются судом Божиим через Мохаммеда. Близ дома, где поселился пророк, была устроена мечеть, т. е. помещение для общей молитвы в виде большого барака с крышей из пальмовых ветвей; сюда же приходили все, кто хотел посоветоваться с Мо-хаммедом.

Опираясь на мединцев, Мохаммед начал борьбу с правителями Мекки. Он привлек на свою сторону соседние племена бедуинов, стал нападать на торговые караваны корайшитов. Когда однажды ему удалось отбить у них богатую добычу, он распорядился удержать одну треть захваченного для Бога, для семьи своей, для сирот, для бедных и неимущих путников, остальное предписал разделить поровну между всеми верующими, как участниками боя. Он старался воспламенять их к храбрости, обещал особенную награду всем, кто запечатлеет свою веру «свидетельством крови своей»; рай он рисовал красками грубыми, понятными степняку-арабу в виде тенистого парка с журчащими ручьями, где ароматные яства подают вечно юные подруги героев, гурии. О загробной жизни женщин, как существ низшего рода, Мохаммед почти не упоминает. После смерти своей первой супруги он взял себе несколько жен и разрешил своим последователям многоженство.