Текст книги "Нежный плен"

Роберта ДЖЕЛЛИС
НЕЖНЫЙ ПЛЕН

1.

Леди Элинор отступила на шаг и восхищенно-пристально оглядела дочь. Любая мать гордилась бы таким ребенком. Уже в пятнадцать лет леди Джоанна была исключительно хороша: огненно-рыжие волосы, уложенные тяжелыми косами, тонкие брови, нежной линией очерчивающие лучистые серо-зеленые глаза, опушенные темно-коричневыми густыми длинными ресницами, лишь подчеркивали хрупкое изящество девушки. И хотя обычно рыжеволосые девушки имеют бледные редкие ресницы, от чего глаза скорее кажутся немного воспаленными, в случае Джоанны природа сделала прелестное исключение. Вообще черты лица Джоанны – овал, тонкий нос, прелестный рот с маленькой красивой верхней губкой и полной, чувственной, нижней – казались безукоризненными. К тому же она обладала трезвым умом и прекрасными способностями, могла хорошо управлять замком Роузлинд, повелевать слугами и, в случае необходимости, воинами. В довершение всех этих достоинств девушка была добродушна, мягка и послушна. Да, любая мать гордилась бы такой дочерью – любая, но не леди Элинор, наделенная бурным, страстным характером и властным нравом.

– Джоанна, – сказала Элинор, стараясь придать своему голосу как можно больше мягкости, – я снова спрашиваю тебя: за кого ты хочешь выйти замуж? Вокруг столько разных мужчин! Неужели среди всех встреченных кавалеров нет ни одного, кто бы тебе понравился?

– Они мне все нравятся… почти все, матушка. Говорю еще раз: я выйду за того, которого вы выберете мне.

Элинор даже прикрыла глаза от раздражения, но смолчала– крик никогда не оказывал на Джоанну ни малейшего действия. Огромные серые глаза широко открылись бы, нежную белую кожу залил бы румянец – вот и все. Прелестный ротик так и остался бы плотно сжатым, а в глазах не промелькнуло бы ни тени страха или злости. Конечно, Джоанна могла гневаться на слуг, но никогда не ссорилась с матерью.

– Но наверняка кто-то нравится тебе больше других, – спокойно настаивала Элинор.

– Да… – В голосе Джоанны слышалось сомнение. – Обычно это мужчины, с которыми я лучше знакома. Мне нравятся люди, которых я хорошо знаю. С ними гораздо спокойнее.

– Джоанна, присядь. Ты поняла то, о чем говорил тебе вчера вечером Иэн?

– Конечно, матушка. Хотя это какой-то абсурд! Как король или лорд Ллевелин могут злиться на Иэна за то, что он не может разорваться на части? – Серые глаза Джоанны прояснились, а уголки рта поднялись вверх: она обладала тонким чувством юмора. – В конце концов какая разница: разорвет ли он себя вдоль, с одной рукой и одной ногой на каждой половине, или поперек, отделив обе ноги? Пользы не будет никакой.

– Джоанна! – попыталась возмутиться леди Элинор, но, не выдержав роли строгой матери, весело рассмеялась.

На этом обычно и заканчивались ее ссоры с Джоанной. Дочь заставляла ее смеяться, и проблема откладывалась, чтобы со временем возникнуть снова. Элинор с внезапной острой болью в сердце подумала о Саймоне – отце Джоанны. Он был первым мужем Элинор. Обычно воспоминания о Саймоне смягчали Элинор. Как правило, Джоанна всегда оставалась в выигрыше, когда воскрешала в матери образ отца, которого сама Джоанна почти не помнила. Элинор любила Саймона пылкой, всепоглощающей любовью. Неотступно следуя за ним по пути в Святую землю, когда он сопровождал жену и сестру короля Ричарда Львиное Сердце в крестовом походе, она всячески угождала ему, потворствовала всем его желаниям. Джоанну назвали в честь сестры Ричарда, крестившей девочку.

Двое сильных, решительных, страстных людей не могли произвести на свет «безвольную тряпку», считала Элинор. И в самом деле, Джоанна отнюдь не такая. Внешне она выглядит гораздо уравновешеннее матери, но способна на неистовую любовь. Как она любит этого проклятого пса! Элинор бросила взгляд в сторону камина, где у огня возлежало, свернувшись калачиком, нечто похожее на косматого серого пони. Тотчас же грязный, нечесаный хвост, толщиной с запястье Элинор, заколотил об пол. Как правило, если на Брайана смотрели слишком долго, он устремлялся к этому человеку, порываясь устроиться у того на коленях. Однако Элинор не видела никакого удовольствия в том, чтобы держать на коленях пса весом почти в пятнадцать стоунов [1]1
  Стоун – дословно: камень. Равен 14 фунтам, или 6,34 кг.


[Закрыть].

Трудно было не любить это дружелюбное создание, но леди Элинор держалась мнения, что любое существо таких размеров следует содержать в конуре. Джоанна не спорила: она просто шла со своим любимцем к его будке. Элинор убеждала, умоляла, даже ругала дочь. Джоанна снова возвращалась к конуре и опять получала нагоняй, но все повторялось: Брайан появлялся, как и прежде, в комнатах замка со своей хозяйкой. Элинор пристально посмотрела на собаку: возможно, в Брайане и есть ключ к разгадке того, кому Джоанна должна оказать предпочтение…

– Да, – сказала Элинор, – хотя ты и рассмешила меня, но радоваться нечему. Не знаю, помнишь ли ты, любовь моя, но, когда Иэн женился на мне, он нажил себе врага в лице короля. Джон до сих пор не любит его, и граф Солсбери с величайшим трудом примирил их. Отправившись на службу к лорду Ллевелину в Уэльс, Иэн нарушит перемирие и подвергнет себя опасности. Но Иэн не может служить и королю. Он связан с лордом Ллевелином братскими узами… и очень любит его.

– Я понимаю это. Согласна, что ваше решение самое верное, но… О, матушка, вы действительно уверены, что между Ллевелином и королем начнется война? Ллевелин не совершил ничего такого, что обидело бы Джона! К тому же он женат на дочери короля…

– Разве обязательно что-нибудь совершать, дабы нанести королю Джону смертельную обиду? – резко спросила Элинор. – Джону достаточно убедиться в том, что Ллевелин обладает слишком большой властью. Но это несправедливо. Мне нравится Ллевелин и не нравится король – это голос сердца. По правде говоря, даже Иэн согласен, что на этот раз виноват не только Джон. Ллевелин подчинил себе почти весь Уэльс. Вне всяких сомнений, в дальнейшем он начнет мало-помалу теснить границы Англии, если не получит должного урока. Ллевелин – хороший лорд, и это еще больше усугубляет обстановку. Люди скорее и охотнее присягнут ему, нежели королю.

– Что худого, если бы Ллевелин правил Англией?

– Это невозможно! У него нет такого права. В нашей стране хватает порядочных людей, которые помешают ему, – граф Пемброкский, графы Солсбери и Арунденский, да и сам Иэн, несмотря на всю свою любовь к кровному брату. У Джона есть право на английский престол, а у Ллевелина – нет. Для хорошего человека, как я тебе часто говорила, понятия права и чести не имеют никакого отношения к тому, что лучше и проще. Иногда, по случайности, эти вещи совпадают – вот и все.

– Но вы ведь сами уговаривали Иэна поступать так, как лучше и проще. Разве нет?

– Ты сомневаешься в чести и доблести Иэна? – Карие глаза леди Элинор гневно сверкнули.

Джоанна, казалось, не заметила никакой опасности в неясных золотистых искорках, блеснувших в глазах матери. Она покачала головой:

– Нет, у меня и в мыслях не было подобного. Мне лишь интересно, насколько любовь способна так изменять человеческую природу.

Элинор помолчала, раздумывая над словами дочери, потом заговорила снова. Она нехотя согласилась с последним доводом дочери, хотя и поспешила добавить:

– Однако истинная любовь не допустит, чтобы ее объект шел по неверной дороге.

– И человек должен терзаться душой…

Снова зависло молчание. Элинор внимательно вглядывалась в лицо дочери, будто впервые уловила в нем нечто новое для себя, пугающее. Как правило, любовь и брак почти не связаны между собой. Мужчин и женщин соединяют брачными узами ради политических союзов, ради укрепления и воссоединения владений, ради обеспечения безопасности женщины, а если женщина обладает и правом наследования, да и ради средств к существованию для ее мужа. Дед и бабка Элинор, поженившиеся против своей воли, потом полюбили друг друга страстно и остались верны этому чувству всю свою долгую жизнь. Элинор воспитывалась ими в атмосфере настоящей любви, ведь ее родители погибли в кораблекрушении, когда ей едва исполнилось два года. Она видела радость истинного согласия. Видела она и боль: ссоры и слезы, а также страх, терзавший бабушку, когда дед отправлялся на войну. Однако, безрассудно смелая от природы, Элинор понимала, что боль – не такая уж и существенная плата за радость жизни.

Ей и в голову не приходило, что Джоанна может думать иначе. Джоанна не испытывала недостатка в храбрости – ни в малейшей степени. Подобно своему отцу, она обладала решительностью, отвагой и предельной выносливостью, унаследовала Джоанна и осторожность Саймона. Там, где Элинор неслась навстречу опасности сломя голову, с неудержимой решимостью стремясь к столкновению, Джоанна просто ждала, пока беда сама не подкрадется к ней. Она никогда не отступала перед трудностями, но и не искала неприятностей.

«Джоанна не хочет позволить любви завладеть ею», – думала Элинор. За этим стояла обыкновенная логика. Джоанна тоже выросла в доме, где всем правила любовь, но, возможно, она видела или помнила гораздо больше боли, чем радости. Девочке было восемь лет, когда ее отец серьезно заболел. Больше года она наблюдала, как Саймон умирает медленной смертью, а вместе с ним умирают и чувства матери. Затем Джоанна пережила первые бурные годы второго замужества своей матери. Элинор любила Иэна так же сильно и, возможно, с еще большей страстностью, чем Саймона, но Джоанна видела лишь их неспособность ужиться друг с другом и постоянный страх матери за жизнь отчима.

«И тем не менее Джоанне не укрыться от любви», – думала Элинор. Страстность, до поры до времени дремавшая в ней, была под стать ее огненным волосам. Элинор быстро отыскала глазами собаку. Только посмотрите, как легко ее дочь прониклась любовью к этому глупому животному, как крепко держится за эту любовь! Джоанна обладает сильным чувством справедливости и долга. Если бы мужчина был желанным, если бы он хорошо относился к ней, проявлял нежность и ласку, а самое главное, любил бы ее, она подарила бы ему свою любовь, как дарила ее Брайану.

«Возможно, любовь уже витает где-то рядом. Может быть, Брайан – всего лишь безобидная замена тому молодому человеку, что подарил Джоанне этого пса», – думала Элинор, наблюдая за дочерью, слегка прикрыв глаза. Это таит в себе и плохое, и хорошее. С одной стороны, уже взращенные семена любви гораздо быстрее принесут плоды цветущему древу, а с другой… Смутные догадки Джоанны о существовании этих семян и страх перед их плодами могли подтолкнуть девушку к отчаянному сопротивлению. В обоих случаях прийти к чему-то определенному пока невозможно. На все воля Божья.

– Единственный благородный путь – не высказывать излишней преданности ни одной из сторон, что Иэн и сделал, решившись уехать в Ирландию, – наконец сказала Элинор. – За свои земли в Уэльсе он уже отдал должное Ллевелину. Ллевелин обязан Иэну тем, что ему служат уэльские вассалы Иэна и их люди. За северные владения Иэн заплатил королю Джону тоже сполна. Как опекун Адама, он поклялся в верности его людям. Я тоже присягала на верность из-за своих земель, но, так как сама я не могу вести людей на войну, прямая обязанность моего мужа сделать это за меня.

Прямые рыжеватые брови Джоанны взметнулись вверх.

– Возможно, Иэну вовсе не обязательно разрываться на части. Поскольку его долг перед королем так велик, Ллевелина вполне может удовлетворить либо одна его рука, либо одна нога.

– Я убью тебя, Джоанна! – воскликнула Элинор, не зная, смеяться ей или плакать. – Дело-то серьезное.

– О, я понимаю, но не вижу, как все это связано с моим замужеством.

– Как раз имеет непосредственное отношение к твоему замужеству! Уэльские вассалы не представляют проблемы. Иэн приказал им подчиняться в его отсутствие лорду Ллевелину, как ему самому. Однако Иэн боится отдать своих, моих и людей Адама во власть короля. Либо Джон попытается завладеть нашими вассалами, соблазнив их присягнуть в верности непосредственно ему и таким образом лишив нас наших доходов и власти, либо он бросит их в самое пекло, откуда им не выбраться живыми, и возьмет тем самым под свой контроль их наследников. Нам нужен человек, способный стать таким же военачальником, как Иэн. Человек, обладающий правом занять место Иэна, правом, которое не сможет подвергнуть сомнению даже король. Твой брат слишком молод…

– Только не Адам! – вскричала Джоанна, едва не упав со стула. Ее глаза потемнели от страха. – Я выйду замуж за любого, кого вы предложите, за любого! Только не допустите, чтобы Иэн послал Адама на войну!

Элинор рассмеялась, хотя ее глаза наполнились слезами.

– Иэн… Иэн скорее сам умрет ради любого из вас. Я только сказала, что твой брат слишком молод. Тем не менее, Джоанна, он быстро возмужает. Ты должна понимать, что не сможешь оградить его от опасности, а твой страх только навредит брату. Мужчина обречен подвергать ранам свое тело, а женщина – свое сердце.

Голос Элинор слегка дрогнул: возможно, оно и к лучшему, если Джоанна не познает любви, но сегодня проблема состоит не в этом.

– Так или иначе… речь идет не об Адаме. Если ты вступишь в брак, твой муж породнится с нами, получив неоспоримое право распоряжаться нашими людьми в отсутствие Иэна. Он должен будет поклясться в этом!

– Матушка, да вы понимаете, что говорите! Вы предлагаете мне выбрать мужчину, готового принести свою жизнь в обмен на прихоть короля!

– Вздор! – резко возразила Элинор. – Твой отец скончался от болезни в своей постели, хотя и сражался всю жизнь. Мой дед, проживший восемь десятков лет, тоже умер в постели. Иэну уже почти сорок. Он повидал немало войн, не раз сталкивался с предательством, а все еще крепок и бодр. Мужчины часто погибают на войне. Женщины тоже умирают при родах. Разве это причина, чтобы не иметь детей? Я предлагаю тебе выбрать мужа, мужчину, с которым ты пожелаешь прожить жизнь, от которого захочешь иметь детей, чьим интересам ты сможешь отдать всю себя.

Джоанна упрямо покачала головой:

– Я не могу выбрать! Я уже говорила и повторяю снова: я хочу выйти замуж за человека, которого назовете мне вы. – Внезапно ее взгляд ожил. – Ваш покорный слуга уже здесь.

Элинор повернулась к двери. Она ничего не сказала, но ее глаза заблестели, а лицо слегка покраснело. Иэн замешкался в дверях и теперь переводил испытующий взгляд своих карих глаз с матери на дочь.

Ничего удивительного в том, что Джоанна отказывается выходить замуж. Ведь знакомые ей мужчины мало похожи на ее отчима. Элинор часто говорила, что у Иэна лицо черного ангела и Господь счел нужным оберегать его суровую, мужественную красоту – все боевые шрамы доставались только телу. Возможно, рядом с Иэном друзья Джоанны выглядят бледно, но об этом не стоит беспокоиться. Просто ни один мужчина не походил на Иэна – вероятно, другого подобного творения и не существовало вовсе.

– Итак, что вы решили? – спросил Иэн, убедившись, что женщины не собираются продолжать разговор.

Элинор только пожала плечами, а Джоанна ответила:

– Я исполню вашу волю, милорд. И выйду замуж за любого, кого вы с матушкой сочтете подходящей партией.

Вместо удовлетворения на лице Иэна отразилась тревога.

– Любовь моя, – ласково сказал он, – мы не хотим принуждать тебя. Скорее я останусь здесь и…

– Нет-нет! – запротестовала Джоанна, поднявшись и направляясь к отчиму. – Я не противлюсь этому, нет! Знаю, что мне пора, уже давно пора выходить замуж.

Иэн обнял Джоанну, притянул к себе и бросил поверх ее головы полный сомнений взгляд на жену.

– Для нее одинаковы все знакомые мужчины, – бесстрастно отреагировала Элинор на немой вопрос мужа.

– Мы проявляем чрезмерную поспешность, – мягко, будто уговаривая обеих, произнес Иэн. – У нас достаточно времени. Не подумать ли тебе еще раз, любовь моя?

Элинор бросила на мужа раздраженный и выразительный взгляд. Когда Иэн общался с Адамом и Джоанной, можно было подумать, будто в теле у него нет ни единой косточки, а в жилах вместо крови течет вода. Происходило это не только потому, что они – дети Саймона, человека, которому сам Иэн был обязан многим, можно сказать, жизнью. С той же мягкостью он относился и к маленькому Саймону – своему сыну. Он не выносил печали на лицах детей, даже если она была следствием обычного каприза.

– Нет надобности думать об этом еще раз! – резко сказала Элинор. – Мужчину либо желают, либо нет! Если Джоанна не может выбрать себе суженого, лучше это сделать нам.

Первой реакцией Иэна было удивление. Года два назад он сам советовал обручить Джоанну, получив весьма подходящее предложение. Тогда Элинор решительно отказалась, мотивируя свою непреклонность, вопреки всем соображениям и приличиям, тем, что Джоанна сама должна выбрать себе жениха. В подобных случаях Элинор никогда не меняла своих взглядов.

Иэн покровительственно прижал падчерицу к себе, но взгляд его стал настороженным. Когда Элинор сердилась, она могла проявлять к детям чрезмерную суровость. Иэн часто вставал на их защиту. Иногда ему удавалось спасти их от взбучки, а иногда и нет, но эти проблемы мало-помалу улаживались. Однако сейчас Элинор, похоже, не злится. Она смело встретила взгляд супруга, но в ее глазах нет даже искорки негодования, и она, кажется, хочет что-то сказать Иэну.

– Джоанна, любовь моя, ты действительно этого хочешь? – спросил Иэн. – Не позволяй своей матери запугивать тебя. Времени подумать вполне достаточно, и, если ты не пожелаешь выходить замуж… Что ж, я найду другой выход из создавшегося положения. Мои трудности не должны отражаться на тебе, тем более – лишать тебя возможности стать счастливой. Их можно легко преодолеть иным способом.

Когда Иэн заговорил, Элинор открыла было рот, чтобы возразить, но передумала: уж если Иэн предлагает в жертву самого себя – он, конечно, не считает это жертвой, – Джоанна может тут же раскрыть свои Карты, если ей есть что открывать. Иэн не меняет своих решений. У него нет привычки отступать перед трудностями. Идея об отъезде в Ирландию принадлежала Элинор и поначалу была отвергнута Иэном с явным негодованием. Он принял ее только после письма от графа Пемброка, в котором тот уверял, что присутствие Иэна в Ирландии просто необходимо, и письма графа Солсбери, слезно умолявшего его оставить Англию Однако Джоанна охотно поверила бы, что Иэн подвергает себя опасности из-за ее прихоти.

– Вы не понимаете, – Джоанна решительно высвободилась из объятий отчима, чтобы видеть его лицо. – Для меня станет облегчением, если этот вопрос поскорее решится. Я уже основательно думала о своем замужестве. Любая девушка, не желающая посвятить себя лишь Богу, именно так и должна поступать. Просто я не могу отдать предпочтение какому-то определенному мужчине. Я полностью доверяю вам и матушке выбрать мне мужа, и я буду хорошей и верной женой. Клянусь!

«Все уладится», – подумала Элинор. Если бы Джоанна могла назвать кого-то, она уже так и сделала бы, желая снять груз с сердца Иэна.

– В таком случае мы подошли к самой сути вопроса, – сказала Элинор. – Присаживайся, Иэн. И ты тоже, Джоанна, возьми стул.

Когда девушка села, Элинор серьезно заговорила с ней.

– В этом вся твоя жизнь, дитя мое. Если у тебя появятся хоть малейшие сомнения, доверься нам. Ты правильно полагаешь, что Иэн и я знаем, кого посоветовать тебе в мужья. Тем не менее вокруг достаточно подходящих мужчин. Если ты почувствуешь неприязнь… неважно, насколько неуловимой и беспричинной она тебе покажется, тотчас же скажи мне об этом. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. И вот что еще. Ничто так не огорчит меня и Иэна, как твое горе.

– Я постараюсь быть искренней, но…

– Тебе не обязательно отвечать прямо сейчас, – поторопился успокоить девушку Иэн. – Позволь нам сначала предложить несколько…

– Нет! – запротестовала Элинор. – Назвав более одной кандидатуры, мы только усложним дело. Но насчет первого Иэн прав. Ты можешь не спешить с ответом. Мы предложим тебе одного мужчину. Ты можешь отказаться сразу же. Так и сделай, если у тебя появятся сомнения и ты решишь, что не сможешь разделить с ним радости и горести жизни. Можешь сразу принять наше предложение или дать ответ позже. Помни: есть и другие мужчины. То, что мы предлагаем тебе сейчас лорда Джеффри Фиц-Вильяма, еще не значит, что ты обязана тут же дать согласие.

Имя было произнесено непринужденно, как бы само собой. Элинор все время не спускала с дочери глаз, так что легко было и определить ее реакцию. Но в лице Джоанны ничего не изменилось. Возможно, в ее глазах и мелькнуло мимолетное волнение (или облегчение?), но оно было таким кратковременным, что Элинор не смогла уловить его истинной причины.

Джоанна ничего не ответила. Воцарилось молчание. Через минуту Иэн беспокойно заерзал в кресле. Элинор повернулась к мужу, потом снова перевела взгляд на Джоанну, которая не мигая смотрела на Брайана. Пес поднял голову, затем встал и подошел к своей госпоже. Джоанна оживилась. Брайан прыгнул на колени хозяйки с глухим шумом, заставившим задрожать прочный деревянный пол, и начал ластиться к ней. Даже стул накренился. Элинор улыбнулась: именно Джеффри когда-то привез в подарок Джоанне слепое, неуклюжее и тощее существо, которое превратилось сейчас в любимца дочери.

– Итак, Джоанна… – заговорил Иэн, – все мы действительно любим Джеффри, но если ты чувствуешь… если, возможно, ты думаешь…

– Фу! – нетерпеливо воскликнула Элинор. Мужчин всегда обвиняют в грубости, ибо они ругаются, плюются и мочатся не там, где нужно… Однако главная беда в том, что большинство из них просто страдает болезнью мозга! – Иэн хочет знать, Джоанна, не будешь ли ты чувствовать себя в постели с Джеффри как с братом, когда придет время проводить с ним ночи?

– Элинор!

– Разве не это ты имел в виду, милый?

Иэн молча поднялся и отошел к окну. Там он остановился, разглядывая стены замка и зыбь, белеющую на морской глади. Джоанна и Элинор весело переглянулись, и обе прикусили губы, чтобы сдержать смех. Ведь ясно же: Иэна не столько беспокоит проблема кровосмешения, сколько интимная жизнь Джоанны. Однако его реакция удачно сняла общее напряжение.

– Ответь нам, Джоанна, – все еще улыбаясь, потребовала Элинор.

– Нет, – ответила Джоанна. – Этого не случится.

– Подумай о проблеме интимной жизни, Джоанна, – настоятельно посоветовала Элинор. – Тебя ничто не пугает? Представь себе детей, которые во всем будут походить на Джеффри. Не хочешь ли ты, чтобы твои дети были похожи на кого-нибудь другого?

Элинор с облегчением заметила некоторую заинтересованность на лице Джоанны. Очевидно, ее дочь никогда не рассматривала Джеффри как своего любовника или мужа. Это вполне объяснимо. Подобные мысли об оруженосце отца просто не могли возникнуть в голове девушки, ибо они были бы опасны и могли привести к большой беде. А вот если сейчас Джоанна начнет думать о Джеффри, то подобные размышления неминуемо заронят в ее душу зерна любви…

Элинор поднялась и расправила юбки.

– Когда ты все взвесишь, дай мне об этом знать. Мы согласимся с любым твоим решением. Если ты откажешься, мы предложим тебе не менее достойного жениха.

– Я не нуждаюсь в дополнительном времени, матушка, – сказала Джоанна. – Я согласна, если только…

– Если только что, любовь моя? – участливо-осторожно спросил Иэн.

– Если только Джеффри захочет, – спокойно ответила Джоанна.

Смуглое лицо Иэна пошло темными багровыми пятнами.

– Что значит «если только захочет»?! – взревел он. – Мы предлагаем ему жемчужину, которой цены нет. Да и где он найдет равную тебе по красоте и достоинствам…

– И по владениям, – заметила Элинор, весело пересмеиваясь с дочерью.

Любые, даже самые незначительные сомнения в достоинствах пасынка и падчерицы всегда вызывали в Иэне подобный гневный отклик.

– Но, Иэн, – запротестовала Джоанна, заметив, что он все еще сердится, – возможно, Джеффри думает обо мне как о сестре. Это было бы ужасным! – Глаза ее вдруг расширились: – Ведь лорд Солсбери не станет принуждать Джеффри, ведь правда?

– Не говори глупостей, Джоанна! – отрезала Элинор. Больше всего она желала не касаться этой темы. Джоанна способна всей душой ответить на любовь, но никогда не предложила бы ее первой. – Тебе известно, что Вильям безумно любит Джеффри, особенно потому, что он – его незаконнорожденный сын. Ты ведь знаешь. Ты учла это?

– Что именно я должна была учесть? – спросила Джоанна.

– Джеффри дорог графу Солсбери и поэтому часто бывает при дворе. Если ты выйдешь замуж за Джеффри, то тоже будешь проводить там достаточно много времени. Сплетни – обычное явление в этом логове: многие женщины будут насмехаться над тобой, раз ты вышла замуж за незаконнорожденного, несмотря на его близость к трону.

– Многие женщины… – повторила Джоанна, и ее глаза сверкнули.

Губы Элинор медленно вытянулись в улыбке. Иэн захохотал, но тем не менее, когда он заговорил, в его голосе прозвучало беспокойство:

– Джоанна, ты ведь не имеешь права поднимать руку на фрейлин королевы!

Девушка ничего не ответила, но ее блестящие глаза смело встретили взгляд отчима. Он потер шею, как это сделал бы озадаченный человек, и покачал головой.

– Ты должна понять, любовь моя: ревность и недовольство обрушатся на тебя с недосягаемых высот. Бессмысленно наказывать слуг за ошибки хозяев. Король любит лишь одного человека в мире – Вильяма Солсбери, своего единокровного брата. Именно поэтому он и ненавидит Джеффри.

– Он что, сумасшедший? – изумилась Джоанна.

– О нет! Просто жадный и ревнивый, – пояснила Элинор. – Джону хотелось бы проглотить весь мир. Он должен обладать всем. Поэтому ему так ненавистно, что Вильям нашел в сердце место и для любви к своему сыну.

– Но ведь это безумие! – воскликнула Джоанна. – Это то же самое, как если бы я ненавидела Адама или Саймона за то, что вы любите их.

– У тебя добрая душа, любовь моя. Ты готова поделиться всем, чем можешь, – похвалил девушку Иэн.

– Нет! – возразила Джоанна. – Я не отдам ни йоты своей любви! Ибо каждого из нас – Адама, Саймона и меня – вы любите безграничной, но разной любовью, потому что мы сами очень отличаемся друг от друга. Если вы наблюдаете за Адамом, то смотрите на него, слушаете его и думаете только о нем. Вы совсем не думаете в этот момент обо мне или Саймоне. Вы ведь не любили меня меньше до рождения Саймона?..

– Конечно, нет! – Иэн опередил любые возражения Джоанны.

– И не будете любить меня меньше, если у вас родится еще одна дочь.

– Ты абсолютно права, Джоанна, – отозвалась Элинор. – Но ревность безрассудна, уж поверь мне. Не стоит тебе спорить на такие темы. Эти вещи существуют, они обычны. Король, безумен он или нет, ненавидит Джеффри… Он ненавидит его, но не может причинить ему никакого вреда, ибо на самом деле он не так уж и безумен. Джон знает, что, навредив Джеффри, он потеряет Вильяма. Однажды такое уже чуть было не произошло, но проблему как-то уладили. Тем не менее король не перестанет мстить юноше… А Джеффри просто не посмеет отказаться от своего отца…

– Потому что боится короля? – Голос Джоанны прозвучал негромко, но Элинор уловила в нем беспокойство. Возможно, Джоанна заговорила о страхе, потому что ее мужу придется выполнять свой долг, а к робкому мужчине она ничего, кроме презрения, не испытывала бы.

– Нет! От того, что Джеффри любит и беспокоится об отце! Он знает: Вильям считает себя виноватым, что его сын – бастард. Как Джеффри выразит недовольство своим положением, не раня отцовского сердца? Он должен страдать молча либо прибегать к доступным ему способам мщения.

Это замечание рассмешило Иэна.

– Уверяю тебя, теперь придворные сдерживают свои языки. Джеффри хорошо проучил нескольких за чрезмерно вольные речи. По крайней мере, один из них вообще не может говорить – он мертв. Но вот с женскими язычками Джеффри ничего не может поделать!

– Он может оставить их мне, – тихо и твердо сказала Джоанна.

В ее словах угроза прозвучала столь решительно, что Элинор лишь вздохнула и покачала головой:

– Хорошо, Джоанна. Если ты уверена, что Джеффри подойдет тебе и у тебя нет никаких условий, которые ты так любишь ставить, то вопрос решен.

– По крайней мере, у меня нет никаких возражений против Джеффри, – неуверенно ответила Джоанна. – Что касается условий… я знаю, как распорядиться своими землями, – добавила она уже более твердо. – Сейчас они принадлежат вам, а затем перейдут ко мне и моим сестрам, если Господь осчастливит меня сестрами. Но тем, что я получу по праву, я смогу распоряжаться по своему усмотрению.

Иэн тихо присвистнул. За внешним сходством Джоанны с ее отцом скрывалось немало черт матери. Если Саймон имел хорошего коня и добрые доспехи, он мог спокойно доесть сегодня последний кусок хлеба, совершенно не заботясь о том, чем станет питаться завтра. Элинор, за что и любил ее Иэн, была иной. Ее нельзя было назвать скупой, но она обладала чрезвычайно развитым чувством собственности. Элинор пересчитывала зернышки в любом колоске пшеницы, росшей на ее полях, и требовала отчет даже по каждому недостающему семени. Она могла легко подарить кому-нибудь целый бушель или полную телегу зерна, но никто не имел права украсть или отнять у нее силой даже одно-единственное зернышко. Элинор никогда не притесняла своих подданных, просто следила со всей справедливостью и даже добротой, чтобы они относились к своим обязанностям добросовестно. И люди платили ей той же монетой. Джоанна воспитывалась в подобном духе с самой колыбели, и теперь уже было ясно, что она станет достойной заменой своей матери.

– Когда составят брачное соглашение, ты с ним ознакомишься. Если найдешь какую-нибудь ошибку, она будет исправлена, – заверила Элинор.

* * *

Убедившись, что Джоанна уже не сможет их услышать, Иэн обратился к жене:

– Не понимаю тебя, Элинор! Ты клялась, что не станешь торопить Джоанну с замужеством, пока ее не толкнет на это собственное желание. Ты доказывала мне, что это наилучшее решение. Теперь же фактически приказала ей обвенчаться с Джеффри! Если ты идешь на это, чтобы прикрыть меня…

– Нет, клянусь, это не так! Это не имеет к тебе никакого отношения!

Элинор рассказала о своем разговоре с дочерью и объяснила причины, побудившие ее изменить точку зрения. Иэн даже кивнул головой несколько раз в знак согласия, но все-таки выглядел озадаченным и недовольным.

– Не нравится мне это, – угрюмо обронил он, когда Элинор закончила.

– Ты что, не доверяешь Джеффри? – обеспокоенно спросила она. – Или графу Солсбери?

– Нет! По-моему, Джеффри – идеальная пара для Джоанны. Я всегда так считал, но теперь я лучше узнал Джоанну. Она послушна… но только потому, что ей не приходится самой думать о многом. Когда Джоанна начнет по-настоящему заботиться о своих делах… как заботится об этом проклятом псе… она станет неуправляемой и непослушной.