Текст книги "Кровные узы"

Стол накрыли под самый вечер. Весь ужин Леа просидела не шелохнувшись. Вконец измученная дневными событиями, она не проронила ни слова, хотя прекрасно понимала, что надо просто из вежливости поговорить с графом Гонтом, который к тому же и сидел рядом с ней. Но сил у нее на разговор уже не осталось. Старый Гонт с расспросами не приставал, а лишь временами бросал пронзительный взгляд то на унылую девушку, то на побледневшего сына, рассеянно ковырявшего вилкой по тарелке. «Похоже, этот медведь напугал до смерти малышку Пемброков, – подумал старик Гонт. – Надо будет понаблюдать за ней».

При первой же возможности Леа спешно покинула пышное застолье. Ей хотелось побыть в тишине и одиночестве, чтобы хоть немного успокоиться. Она старательно прикрыла за собой дверь спальни, зажгла от кремня свечной огарок и принялась за шитье. Это привычное занятие немного отвлекло ее, но что-то все равно не давало покоя… Одежда лорда Реднора!

Леа собрала вещи Кейна и принялась за дело. Вначале все нужно очистить от пыли и крови. Пока отмокала рубашка, Леа сбрызнула водой бархатный камзол и старательно оттерла темно-бурые пятна. Все отчистилось довольно неплохо, только вот камзол оказался сильно поношенным. Она пригляделась к работе. Изумительная дорогая ткань, но пошито грубо. А не сшить ли ей самой к свадьбе рубашку для Кейна? Хотя, возможно, предусмотрительный отец уже все приготовил. Ну, а если все-таки попробовать?

Она тщательно сняла размеры с камзола и принялась за рубашку, откисавшую в лохани. Пятна почти сошли, но оказалось, что, несмотря на великолепие материи, пошита она была, как и камзол, из рук вон плохо. Леа повесила рубашку сохнуть у огня в комнате мамы – в ее собственной камин отсутствовал – и принялась латать темно-голубые штаны. Зажечь свечи она не решилась, и потому пристроилась поближе к огню: свечи стоили дорого, и мать пользовалась ими чрезвычайно редко. За этим занятием и застала Эдвина свою дочь.

– Леа! Что это ты делаешь? – удивленно спросила она.

Погруженная в собственные мысли, Леа некоторое время смотрела на маму с явным недоумением.

– Чиню его одежду, – сказала она, наконец, так, словно в мире не осталось других мужчин, кроме одного-единственного – Кейна Реднора. – Она в таком плачевном состоянии. Мама, у меня лежит отрез ткани, приготовленный для нового белья. Могу я пустить его на новую рубашку для Кейна? По-моему, материала хватит, и если я начну шить сегодня вечером, то успею в срок.

Эдвина бросила на дочь долгий изучающий взгляд.

– Да, конечно, у тебя все получится. Если уж тебе так хочется поступиться своей обновкой… – Эдвина подумала, что могла бы пожертвовать всем ради дочери или своих родителей, когда они еще были живы. Но пойти на это ради совершенно незнакомого мужчины, который и так получит возможность вертеть ею как ему только заблагорассудится… Это выходило за пределы ее понимания.

– Ничего страшного, у меня есть две рубашки, которые еще вполне можно носить. – Камин полыхал огнем, и лицо Леа порозовело. Эдвина не могла бы сказать наверняка: покраснела дочь от смущения или от жара, исходившего от пылающего очага.

– Зажги свечи, а то подожжешь волосы.

Леа немедленно повиновалась. Она встала, сходила за свечами и установила их на столе неподалеку от очага. Эдвина поймала дочь за руку, когда та подошла к рубашке лорда Реднора – проверить, не высохла ли она.

– Леа, а ты довольна? – Теперь стало ясно, что девушка действительно покраснела и явно не от близости к камину. Это насторожило Эдвину.

– Да, мама, – кротко ответила Леа.

– Ну, разумеется, по-другому и быть не может, если так решил твой отец. Но… ты долго разговаривала с лордом Реднором. Как, по-твоему, ты ему понравилась?

Леа смиренно стояла перед матерью, не поднимая глаз.

– Не знаю. Он был очень… любезен, – через силу ответила Леа.

Эдвина поняла это по-своему.

– Леа, ты должна радоваться тому, что посылает тебе Господь. Бесспорно, лорд Реднор не так уж молод, да и не красавец, как тебе хотелось бы того. Он совсем не похож на рыцарей, о которых пишут в твоих книгах. Но дать тебе он может многое: лорд Реднор богат, он известный человек, к мнению которого прислушиваются самые влиятельные лица в нашей стране. После смерти графа Гонта он станет одним из самых могущественных людей в королевстве. Радуйся, что его выбор пал на тебя.

– А я и радуюсь, мамочка. Я всем довольна. – Девушка снова потянулась за иголкой.

Ответ Леа привел Эдвину в полнейшее недоумение. Ее дорогое дитя находилось полностью во власти собственных мыслей, прочесть которые ей было пока не под силу.

– Все, рубашка уже высохла. – Эдвина ласково прикоснулась к руке Леа. – Заштопай ее, а я помогу тебе раскроить новую.

3

За роскошным утренним столом разговор не клеился, поскольку у всех собравшихся вид был довольно-таки утомленный. Пемброк и Гонт полночи пили, а Эдвина промаялась без сна, борясь со страхом за будущее дочери, опечаленная ее замкнутостью. Леа провела ночь за шитьем, а лорд Реднор долго промучился без сна и, в конце концов, лег на пол. Однако и это не принесло ему облегчения – не давали покоя видения. В итоге он перебрался в кресло и до утра просидел перед камином. Он был рад лишь одному – похоже, отец ничего не заметил, так как накануне крепко выпил.

Первой из-за стола поднялась Леа. Это было совсем на нее непохоже, тем более, когда за столом оставались сидеть гости. На завтрак подали холодное мясо, пирожные, яйца, хлеб и вино, но девушка ни к чему не притронулась. Бормоча извинения, она удалилась на женскую половину замка. За столом она поймала себя на мысли, что чувствует себя неловко рядом с Кейном. Она чуть не выронила хлеб и едва не пролила вино, когда несколько раз украдкой взглянула на Реднора. Его лицо с красными воспаленными глазами казалось сердитым.

Потом Пемброк и Гонт уехали поохотиться. Они несколько раз звали с собой Реднора, но тот весьма грубо отказался. Он надумал прогуляться вдоль крепостной стены до рва, а потом пройтись по полям, что прилегали к замку. Леди Эдвина сновала из одной башни в другую по всяким домашним делам. Некоторое время она присматривала за ним, а потом отправила ему вдогонку Леа – просто подумала, что так приличнее. А то приедет Гонт с охоты и узнает, что сын в одиночестве целый день слонялся по округе.

Кейн с закрытыми глазами сидел под деревом, когда к нему подошла Леа. Каким-то неведомым чувством он понял, что она рядом, и у него сразу как-то потеплело на душе.

– Добрый день, милорд, – вежливо приветствовала его девушка.

– Чего прибежала? – отрывисто спросил он. Леа сжалась, как в прошлый раз, когда он оттолкнул ее после поцелуя.

– Мама не хотела, чтобы вы оставались в одиночестве. Это она меня к вам послала, но я немедленно вернусь, если… – запнулась она и приготовилась уйти.

– Нет! – Реднору стало стыдно за себя. Он ведь отлично знал: Леа слишком хорошо воспитана и не станет навязываться, это не придворная дама. – Я и сам не знаю, почему сказал так. Видишь ли, я плохо спал ночью. Леа, присаживайся, раз уж пришла. Для тебя не слишком холодно, может, ты хочешь пройтись?

– Да, сегодня как-то свежо. – Леа готова была предложить прогулку до своих любимых лугов, где растут крокусы – вдруг они уже цветут! Но она тут же вспомнила про больную ногу Кейна. – Если вы не возражаете, давайте лучше посидим здесь. Просто замечательно: сидеть и ничего не делать. Я ведь тоже почти всю ночь не спала.

– И ты? – казалось, в его глазах промелькнула неприязнь, смешанная с подозрением.

– Увы… Вам не спалось, милорд?

– Ну да, а тебе? – Возможно, ему не стоило столь откровенно признаваться девушке в собственной чувственности, но Леа ведет себя так лишь потому, что невинна как младенец. Реднор не смог сдержать улыбки.

– К сожалению, да, но, в конце концов, я чуть-чуть подремала.

– А что же мешало тебе лечь раньше? – спросил он, желая подразнить девушку.

– Да то, милорд, – улыбнулась она, – что я штопала и чистила вашу одежду.

Кейн перестал смеяться – оказывается, он недооценил ее.

– Почему ты штопала мне одежду?

– Неужели вы думаете, что в нашем доме принято отпускать гостей в грязном и рваном? Я решила немного подлатать ее, уж очень все потрепано. Вы не возите с собой что-нибудь для перемены?

Вопрос показался Реднору просто трогательным.

– Раньше возил, а потом бросил. Даже если мы не теряли это в каком-нибудь ручье или по дороге, то все равно у меня обычно не получалось переодеться. Так я, в конце концов, и бросил эту затею. Разумеется, в каждом из моих замков меня ждет новая одежда и, когда представляется возможность, я переодеваюсь, – ответил он. И тут же поймал себя на мысли, что он бесконечно счастлив сидеть вот так, без дела, и болтать о пустяках.

– Если бы вы так не торопились с отъездом, милорд, я бы успела вам сшить новую рубашку. Вы такой огромный! Мы ничего не можем предложить вам из одежды отца, хотя мама была бы очень рада, – сказала Леа, лукаво посматривая на Кейна. Она колебалась, продолжать ли ей, но по лицу Кейна было видно, что он очень доволен. – Я рада, что нас здесь никто не видит. Хоть вы и знатный граф, а я всего лишь скромная подданная, я бы не пережила, если бы кто-нибудь меня увидел рядом с так одетым мужчиной.

Реднор оглядел себя. Да, посмотреть было на что. Пояс штанов, которые были короче, чем нужно, по меньшей мере, дюймов на восемь, торчал из-под камзола, сплошь усеянного наспех приделанными заплатками. В плечах камзол расставили кусками материи, чтобы хоть как-то вместить его могучие плечи и грудь. Кейн ухмыльнулся, обнажив красивые зубы.

– Понимаю вас, миледи. Мне действительно следует хоть как-то думать о подобных вещах. Ну, что ж, твоя мать воспитала в тебе хорошую хозяйку. Наверное, это она надоумила тебя продемонстрировать передо мной все свои добродетели. Похоже, она обеспокоена, остался ли я доволен своим приобретением.

– Ей незачем было советовать мне что-либо. Я и сама могу догадаться, что нужно гостю, чтобы он чувствовал себя уютно, а тем более, когда речь идет о вас, милорд.

Реднор вновь с нежностью посмотрел на девушку. Смущенная откровенностью взгляда, она поспешно отвела глаза и стала лихорадочно подыскивать новую тему для разговора.

– Если мой вопрос не покажется вам дурным тоном, милорд, то скажите, почему вы так торопитесь уехать? Вы выглядите смертельно уставшим. Вам просто необходимо отдохнуть подольше, и очень жаль, если вы не сможете себе этого позволить.

Ее последние слова напомнили Реднору о проведенной им бессонной ночи, и он еле сдержал смех. Оказывается, эта барышня вполне может его развеселить – и она совсем не похожа на жеманных аристократок и глупых деревенских девок.

– Парочка мелких баронов захватила земли моего отца. Похоже, они ищут повод для драки. Они оскорбили нас и, кроме того, напали первыми, а сейчас не время для войн на моей земле.

Кейн зажмурился от ударивших в глаза пронзительных лучей апрельского солнца. Любой, даже самый легкий его жест мгновенно находил отклик в Леа. Она обняла Кейна за плечи и ласково притянула к себе.

– Милорд, положите голову мне на колени и рассказывайте. А я поберегу ваши глаза от яркого солнышка.

Вздохнув, он положил голову ей на колени и закрыл уставшие глаза. – По-моему, я и так уже все рассказал. Еще ходят слухи, что Генрих Анжуйский вновь хочет попробовать захватить трон. Если это случится, Честер нарушит перемирие с королем, земли твоего кузена Фиц-Ричарда будут потеряны, а валлийцы, поднимут мятеж. Я должен буду утихомирить их, и тогда каждый мой вассал окажется на счету. Я не могу позволить, чтобы мои люди грызлись между собой. Когда валлийцы дичают…

– Разве во времена короля Генриха они не были покорены? – Леа добросовестно пыталась докопаться до истинного положения вещей.

– Я же тебе рассказывал вчера. Они никогда никому не подчинялись. Валлийцы… – Реднор безнадежно махнул рукой. – Они все до единого сумасшедшие. Говорят, мы их притесняем. Но и оставлять Уэльс без присмотра нельзя – там сразу вспыхнет война. Валлийцы готовы к борьбе, они говорят, что будут сражаться за свою свободу, а я говорю, что они сражаются из-за того, что в них вселился дьявол.

Леа почувствовала, как напряглись плечи Кейна.

– Успокойтесь, милорд. Не надо мне больше ничего рассказывать, если это причиняет вам такую боль. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. В конце концов, на этой земле царят мир и покой, и здесь вам не нужно ни от чего защищаться.

– Мой рассказ меня совершенно не расстраивает, тем более, если он тебе интересен. Просто я подумал, что уэльские болота во время мятежа, – не место для женщины благородных кровей.

– Не думаю, что мне нужно чего-то бояться. Что, они захотят убить меня? Но какой в этом прок? В любом случае, я думаю, у меня хватит мужества самой выбрать себе достойную смерть, – Леа произнесла это несколько напыщенно, и Кейн ласково рассмеялся в ответ: все звучало так, словно голубка пытается стать кречетом. Леа обиделась.

– Не смейтесь надо мной, милорд. У женщины должно найтись мужество, если ей придется отстаивать честь мужа!

Реднор изумленно уставился на девушку. Его опыт общения с женщинами подтверждал обратное: они больше заботятся о том, чтобы запятнать честь мужа.

– Кто тебя надоумил говорить такие вещи? – поинтересовался он, мысленно признаваясь себе, что женская душа – вечная загадка, никогда не знаешь, что в ней происходит.

– Мама и капеллан говорили, что это мой долг, – строго ответила девушка.

– Скажи, ты никогда не слышала от мамы или капеллана о самоубийцах? – продолжал подтрунивать Кейн.

– Нет, но я слышала много рассказов о смелых женщинах. Да вы опять смеетесь надо мной! – по-детски надула губы Леа.

Реднор поспешно заверил ее, что ему просто приятно смотреть на нее, оттого он и улыбается, и упросил ее продолжить разговор. Убедившись, что Кейн серьезен, Леа стала рассуждать дальше:

– Я знаю, священники говорят, что убить себя – смертный грех. А вам не приходило в голову, что Господь наш бесконечно милостив и способен все взвесить? Он поймет, что лучше страдать самой, нежели из-за вас будет страдать муж.

Лорду Реднору стало не до смеха. Ее слова оказались для него полнейшей неожиданностью. Они неожиданно напугали его бесконечной искренностью, но чувствовал он себя скорее очарованным и невероятно смущенным. Сейчас он был готов на все, лишь бы случайно не задеть и не обидеть ее. Кейн закашлялся.

– Мне кажется, Господь все поймет, но не знаю, одобрит ли он это… Леа, скажи мне, ты много времени проводишь в раздумьях?

– Конечно же, нет! – смеясь, ответила девушка. – Неужто вы думаете, милорд, что я такая бездельница? Женщинам надо много чего знать, даже если это не очень интересно. Я умею готовить, ткать, шить, даже прясть, правда, не очень хорошо. Чтобы стать хорошей пряхой, нужно много учиться. Я разбираюсь в травах и знаю, какие из них от чего помогают. Если вы только позволите, я покажу вам, что умею делать. Я вот предложила вам отдохнуть, а вы легли так, словно готовы вскочить в любую минуту. Милорд, чуть-чуть повернитесь, вот так, я попробую научить вас отдыхать.

И снова Кейну пришлось удивиться. Он действительно всегда пребывал в напряжении и настолько свыкся с таким своим состоянием, что даже не замечал этого.

Он лег так, как она ему сказала, и Леа плавными движениями рук начала разминать ему шею и плечи. Она все говорила и говорила о каких-то пустяках из жизни замка, голос ее становился все тише, слова звучали все медленней и медленней, а под конец вообще слились в тихое ровное журчание. Веки у Реднора отяжелели, тело обмякло, и он заснул, раскинув могучие руки и уткнувшись лицом девушке в колени.

Когда Реднор проснулся, солнце стояло в зените. Открыв глаза, он увидел Леа, склонившуюся над ним с улыбкой.

– Ну, как вы отдохнули? – спросила она.

– Просто восхитительно. Да ты околдовала меня! Знаешь, я с детских лет не спал так хорошо. – В подтверждение сказанного он сладко потянулся.

– Вы выглядели таким уставшим, милорд. До чего трудно вы живете, если даже не чувствуете своего напряжения! Мне так грустно, что вы не сможете здесь задержаться подольше, – вздохнула она.

– Правда? – поднялся на ноги Кейн.

Леа ничего не ответила, а лишь улыбнулась. Они медленно пошли, держась за руки. Он продолжил:

– Куда ты меня теперь ведешь? Я так околдован, что могу прийти вслед за тобой на край пропасти и ничего не заметить при этом.

– До чего же у нас вежливый разговор! – рассмеялась Леа. – И как дурно вы обо мне думаете! Даже если бы я хотела отвести вас туда, поверьте, ничего бы не вышло – у нас здесь никаких пропастей нет. Я желаю вам только добра, не сомневайтесь, пожалуйста! Однако нам пора возвращаться домой. Если вы не против, я бы взглянула на ваши раны. А может, мне еще удастся уговорить вас переодеться. Тогда вы в моих глазах превратитесь из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

Ее последние слова звучали довольно странно, но Кейн связал их со всем предыдущим разговором об одежде. Он вдруг вспомнил, как Леа помогала ему раздеваться, и голова его сладко закружилась…

Между тем они вошли в комнату, и Леа от слов перешла к делу – она развязала пояс Кейна и сняла с него верхнее платье.

– Признаюсь тебе, – заметил он, – ничего хорошего в такой огромной фигуре нет. На поле брани моя голова выше всех. – Его голос зазвучал мечтательно и слегка напряженно: Леа стала снимать с него рубашку. – Да, конечно, мне следует благодарить Господа – это все его милость. Однажды он поймет, какую ошибку совершил, и я…

– Нет! – неожиданно прервала его девушка.

– Что такое, Леа?

– Я смеялась над тем, что вы такой большой, но это просто шутка! Я и не думала, что в этом кроется какая-то опасность для вас! Мне не нужно было шутить так! – Еще мгновение – и слезы опять навернулись ей на глаза.

– Конечно, не нужно. Это не предмет для веселья. – Он заметил слезы и попробовал успокоить девушку: – Леа! Да я же пошутил! Перестань плакать. Мне ничего не угрожает. Честное слово, верхом мы все одного роста.

Однако Леа не могла успокоиться. Она внезапно поняла, что все, что она читала в книжках, все романтические истории – лишь слова, в жизни так не бывает. В книжках герой всегда победитель, совершенно не уязвимый для врагов. Но страшные следы на теле Реднора говорили совсем об ином.

Ее вырастили в покорности воле отца. Она знала, что должна постараться полюбить того человека, которого отец выберет ей, не важно, страшен он, жесток или стар. Но с лордом Реднором все получилось иначе, ей не пришлось заставлять себя влюбиться в него. Он не был дряхл, шрамы не сделали его уродом, и он уж точно не был с нею жесток. Только бы ничего не помешало их свадьбе – вот что волновало Леа. Она схватила Кейна за руки и прижалась к его груди, словно пытаясь удержать рядом с собой.

– Леа, ну я ведь уже очень давно воюю. Ну, хорошо, если не ради меня, то ради Всевышнего – перестань плакать. Я не могу этого видеть! – Кейн не на шутку растрогался. Ни одна из его прежних женщин не плакала в тревоге за него. – О Господи! – он почти кричал. – Да ты сделаешь меня несчастным! – Слезы Леа задели Кейна едва ли не сильнее, чем все ее разговоры.

– Милорд, я не плачу, – с усилием проговорила она, тотчас подняв голову. На ее ресницах еще трепетали слезинки, но она заставила себя говорить спокойно. – Мужчины должны сражаться, а женщины – ждать. Так хочет Бог. Но, если я сделаю вас несчастнее себя, смею ли я страдать? – это было сказано с истинной страстью, хотя и прозвучало несколько книжно и напыщенно. Она вцепилась Кейну в руку так, что ногтями чуть не поранила ему кожу.

– Если ты не отпустишь мою руку, то ран у меня прибавится, – ласково укорил ее Реднор и с деланной легкостью добавил: – А если мы останемся в этой холодной комнате, я точно замерзну и умру.

Леа улыбнулась, заставила Реднора опять сесть и сходила за мазью. Та ужасная воспаленная рана на плече выглядела намного лучше; Леа даже взвизгнула от восторга.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы не уезжали так скоро, – искренне призналась она.

– Я изо всех сил постараюсь вернуться поскорее. А ты будешь так же нежна со мной, когда я вернусь? И станешь так же ухаживать за моими ранами?

– Вы говорили, – Леа так надавила на рану, что Кейн невольно поморщился, – что больше никаких сражений не будет.

«Война будет всегда, так или иначе», – мелькнуло в голове у Кейна.

– Но человек в любой момент может просто упасть с лошади или грохнуться с лестницы, выпив лишнего, – игриво заметил он вслух.

– Милорд, я более чем уверена, что у вас нет привычки падать с лошади, – со смехом ответила Леа и вдруг поджала губы, словно сдерживалась, чтобы не расплакаться. – Вот вам мазь – можете сами смазать раны на бедре. А мне нужно, пока не поздно, пойти переодеться к обеду. Папа ужасно сердится, когда я опаздываю. Ваша одежда, милорд, здесь, на кресле.

После этого Леа быстро удалилась. Прикрыв дверь комнаты Кейна, она со всех ног бросилась к себе в спальню, а там рухнула на постель, обливаясь слезами. Она знала – он никогда не вернется, слишком уж ей хорошо с ним. Радость не бывает дарована просто так. Она билась в истерике, когда в комнату вошла Эдвина.

– Леа! Что такое? Что случилось? О Боже! Да почему ты плачешь? – бросилась она к дочери.

– Мама, мамочка, должно непременно случиться что-то страшное, я знаю, я чувствую это. Ничем хорошим это все не закончится!

Эдвина побледнела. Неужто дочь узнала, что Пемброк задумал отправить Кейна на тот свет? Если бы лорд Реднор осторожничал и не согласился на этот брак, все планы Пемброков потерпели бы неудачу. А они ведь хотели сделать из Уэльса независимое королевство во главе со стариком Пемброком и Эдвиной! Если бы жениха насторожила глупость Леа, то раздосадованный Пемброк мог бы даже сгоряча убить дочь. Откуда Леа стало известно об этом? И как много она знает?

– О чем ты говоришь? Что случилось? Где лорд Реднор? – Но Эдвине так ничего и не удалось добиться от Леа, кроме бессвязного бормотания о том, что должно случиться нечто кошмарное.

Наверняка Леа ничего толком не знает – при ней такие разговоры никогда не велись. Если и говорили, то только о том, что нужно приглядеть за землями Фиц-Ричарда, пока молодой барон находится в лондонской тюрьме. Мысль о захвате этих земель пришла Пемброку на ум далеко не сразу. Заставить Честера нарушить перемирие особого труда не составит – король Честеру не доверяет, да и обращается с ним, мягко говоря, не очень вежливо. И тут Пемброк вспомнил о лорде Редноре. Он отлично понимал – Гонты против любых перемен власти в Уэльсе и имеют на то серьезные причины. Отчасти они опасались новых мятежей, а с другой стороны, им не хотелось, чтобы росло могущество Пемброков.

Эдвина сама предложила этот брак. Как ни грустно, но для Леа наступила пора выходить замуж. Конечно, лорд Реднор – не лучший муж. Его подолгу не будет дома из-за бесконечных междоусобных войн, да и груб он для такой девочки, ей нелегко с ним придется. Пемброк поначалу колебался, он ненавидел все семейство Гонтов – что отца, что сына. Он сомневался до тех пор, пока Эдвина не заметила как-то раз, что кровные узы – это очень серьезно, и к тому же у Реднора никаких близких родственников нет. Какие возможности тогда появятся у Пемброка-тестя! Эдвина отлично помнила, как Пемброк поначалу просто онемел, потом долго ходил, молчаливый и неприступный, погруженный в раздумья. И, наконец, стал посмеиваться.

– Как тебе нравится перспектива сохранить свою дорогую доченьку? – как-то спросил он с ехидцей. – Богатой вдове с заботливым папашей не нужно выходить больше замуж. Ты не против того, чтобы стать первой леди Уэльса?

Он мог не дожидаться ответа. Гилберт слишком хорошо знал Эдвину и потому намеренно задел две самых чувствительных струны в ней – ее любовь к дочери и гордость.

– Конечно, ты права, моя умная женушка. Действительно, почему бы Реднору не жениться на Леа? Он человек и тоже смертен. Даже если родится ребенок, то позаботиться о нем скорее обязанность тестя, если свекор совсем стар. – Гилберт резко оборвал смех и стал нервно теребить камзол. – Все не так просто. Этого дьявола убить нелегко, но вполне возможно.

Так шаг за шагом родился план. Старик Гонт долго не протянет, ему почти шестьдесят. А когда умрут и Реднор и Гонт, Уэльсом править будет некому, за исключением самого Пемброка! Он станет почти королем. Впрочем, почему «почти»? Он и будет самым настоящим королем!

Проще всего убить Реднора на поле брани. Но, увы, он осторожен, не жаден до побед и старается защищать только себя и свою землю.

Как только Пемброк заговорил с Гонтом о браке между Леа и Реднором, он тотчас начал выискивать слабые места Гонтов. Большинство вассалов оказались преданными им всей душой, не имея достаточных поводов для обид, – Гонты были хорошими хозяевами. Но Пемброк искал не зря, и, в конце концов, нашел приемлемый вариант. Недовольного звали сэр Роберт, и был он кастеляном[2]2
  Кастелян – смотритель, комендант замка.


[Закрыть] замка Реднора. Пемброк ликовал – замок Реднора находился по соседству с землями Фиц-Ричарда. Если бы только удалось подбить валлийцев с земель Фиц-Ричарда на вооруженное выступление! Их можно натравить на любой замок рядом с замком Реднора. Тогда Кейн окажется меж двух огней: с одной стороны – орда валлийцев, с другой – гарнизон норманнов. План хорош, но не совсем совершенен. Валлийцы – народ независимый, да и сэр Роберт в любой момент мог передумать. Ко всему прочему, Реднор – отличный стратег, он не зря имеет репутацию искуснейшего воина. Словом, Пемброка вело скорее чутье, нежели взвешенные размышления, когда он давал согласие на брак Кейна с Леа.

Зимой Пемброк на несколько дней съездил в Лондон. Он знал – со Стефаном говорить бесполезно, проболтается. А вот с королевой Мод можно поделиться таким секретом. Он почти не сомневался, что найдет в ней надежного и могущественного союзника, хотя даже Мод не до конца понимала тайные мотивы устремлений Пемброка. Она с восторгом приняла его план ударить по Глостеру с тыла и положить конец гражданской войне. Честера и Херефорда не составило бы труда взять в плен, как только они появятся при дворе. Их вассалы и пальцем не шевельнут, чтобы восстать против королевской власти в Уэльсе.

Реднор останется тогда совсем один. Никто, кроме него, не станет противиться переходу этих земель в полную зависимость английской короны. Однако Кейн слишком осторожен, чтобы, как Честер, поддаться на мелкие уловки Стефана и Мод и попасть в западню. Но ведь Стефан вполне может устроить какой-нибудь турнир и пригласить на него Реднора. Люди гибнут и на турнирах, хотя и не так часто, как на войне. Пемброк не стал до конца раскрываться перед королевой Мод, да и зачем? Если он будет испытывать настоятельную потребность выговориться, у него для этого есть более достойный слушатель – Эдвина. Именно при ней Гилберт обмолвился, что Реднор, конечно, может отказаться от участия в турнире и тогда его придется подловить в темных коридорах замка, и нож довершит дело.

У Эдвины не было ни малейшего желания вдаваться в подробности, она и так знала уже достаточно. На душе у нее было мерзко, но мысль о том, какие золотые горы ждут их при успешном завершении этой интриги, не покидала ее.

Она отшлепала дочь по щекам и добилась того, что рыдания стихли.

– Мне нет дела до того, чего ты понаслушалась. Держи язык за зубами, понятно? Если из-за твоей болтливости сорвется свадьба, отец вырвет тебе язык раскаленными щипцами. А теперь ступай, умойся, надень самое красивое платье и не вздумай появиться на людях, пока я не пришлю за тобой. Ты обязательно выйдешь замуж, я сделаю для этого все возможное! И да поможет нам Бог!

Эдвина переоделась и поспешно отправилась в гостиную. То, что она увидела, обрадовало и одновременно смутило ее: Кейн, Пемброк и граф Гонт дружно смеялись, чокаясь чашами с вином. На столе лежала бумага – брачный контракт с тремя подписями внизу листа. Уже ничто не могло испортить дела. Если дочери что-то и стало известно, она не проговорилась, а теперь уж тем более ничего не скажет.

Эдвина вошла как раз в тот момент, когда мужчины обсуждали, кого приглашать на свадьбу. Вопрос этот был действительно очень серьезный. Дело в том, что Гонт и его сын оказались как бы между разными лагерями участников гражданской войны. Они симпатизировали и Генриху Анжуйскому и Стефану. Их, в свою очередь, не любили многие и с той и с другой стороны, но уважали все.

Непризнанной императрице Матильде, по правде говоря, вообще ни до чего не было дела. Ей хотелось домой, во Францию, и отказываться от этого-намерения она не собиралась. Генриху Анжуйскому, видимо, тоже жилось неплохо, в Англии он пока не появлялся, и неизвестно, приедет он или нет в будущем. Но как быть с королем Стефаном и Робертом, графом Глостером? Появись они вместе на свадьбе – быть беде. С другой стороны, оба – слишком значительные фигуры, чтобы их забыть пригласить. В конце концов, Гонт пообещал лично написать королеве Мод и попросить ее уговорить Стефана не появляться на свадьбе. Пусть она сама объяснит ему, насколько опасно оказаться так глубоко на вражеской территории. Вообще-то, Стефан был любитель подраться, а уж отказать себе в удовольствии насолить Глостеру ему бы стоило больших трудов! Лорд Реднор вызвался встретиться с Филиппом Глостером – его лучшим другом, вторым сыном Роберта, – и попросить присмотреть за отцом: мало ли что, вдруг Мод не уговорит Стефана. С остальными гостями все обстояло проще – большинство знаменитостей так часто перебегали из одного лагеря в другой, что никаких неожиданных встреч уже просто не могло быть. А некоторые бароны, подобно графу Честеру, вообще затруднились бы вспомнить, на чьей они стороне сегодня.

Как только разобрались с гостями, старый граф Гонт обратился к Эдвине.

– Я очень доволен тем, как все складывается, – сказал он почему-то с грустной улыбкой. – Хорошо, когда жена под стать своему мужу. Пару лет назад его бросила одна шлюха. А он еще жениться на ней собирался. Я его отговаривал, но он и слышать ничего не хотел, горячий больно. Вот теперь – другое дело! – Гонт хохотнул. – Ваша дочь здорово окрутила его! Он всю ночь не спал – все ходил по комнате; думал, я сплю, а я все слышал. Не сомневайтесь, отсутствие моего сына не будет долгим, он вернется к ней при первой же возможности. Нам придется-таки уехать, никак нельзя потерять северные земли. Мы с сыном сейчас только об этом и думаем. Я, пожалуй, тоже поеду вместе с ним, а то уж забыл, как там все выглядит. – Горькая усмешка пробежала по лицу старика. – Там все связано с его матерью. Как я любил ее!