Текст книги "Кровные узы"

– Что?! – взвизгнула Эдвина, тотчас же побледнев, как и ее дочь. – Когда?! С кем?! – срывающимся голосом вопрошала она. – Ведь я все время приглядывала за тобой!

– Когда он поцеловал меня, – Леа разрыдалась, испугавшись бурной вспышки материнского гнева. – Я и подумать ничего не успела. Я не владела собой. Это охватило меня так быстро, что я не смогла сдержаться.

Эдвина взяла дочку за подбородок и заглянула ей в лицо.

– Теперь понятно, почему ты так странно ведешь себя. Ты должна немедленно все рассказать мне прямо сейчас. Во-первых, кто он? Один из людей отца? Деревенский парень? Кто?

– Это был лорд Реднор. – Леа ощущала себя предательницей.

С души Эдвины свалился камень.

– Лорд Реднор? Слава Богу, все не так уж плохо. Перестань дрожать, дитя мое. Конечно, это неразумный поступок, но брачный контракт уже подписан. Он, конечно, вправе теперь относиться к тебе несколько свысока. Не следовало тебе сдаваться так быстро. Но все-таки он бы мог и подождать до… – На лице Эдвины отразилось недоумение. – А когда же это могло произойти?

– Когда я провела его наверх, чтобы он мог принять ванну, – робко призналась Леа.

– Что? – Леди Пемброк не верила своим ушам. – В первый же день?! Он овладел тобой в первый же день, и ты до сих пор мне ничего не сказала?! Тем не менее, на следующий день он подписал контракт… Ситуация дурацкая, но он, безусловно, человек чести. Значит, как я понимаю, он не собирается расторгнуть контракт, заявив, что ты не была девственной на брачном ложе.

– Мама, но я девственница. – Щеки девушки вновь заалели, когда она вдруг поняла, о чем подумала ее мать. – Боже мой, он не… Мама, я бы не стала лгать тебе. Я же сказала – он не сделал ничего бесчестного. Он лишь поцеловал меня. Я захотела этого… О, мама! – Голос Леа дрожал. – Он такой желанный мне. При одном воспоминании о нем у меня кружится голова. Я все еще ощущаю, как его губы касаются моих. Я согрешила, но я не могу покаяться, потому что в душе не жалею о случившемся.

Эдвина не сводила глаз с дочери, слушая ее нехитрое признание, терзаясь нежностью и страхом. Бедная девочка! Если она уже отдала свою любовь этому человеку, какое же горькое разочарование ее ждет! Когда она получит то, о чем мечтает, ее желание сменится отвращением.

– Желанный муж – грех небольшой. Милая моя, что мне сказать тебе? Мужчины совсем не такие, как женщины. Если они хотят чего-то, они добиваются своего, а потом очень часто теряют к этому всякий интерес. Леа, в этом мире лучше всего любить одного Господа. Любовь к людям приносит только боль. Родители уходят раньше, дети умирают или покидают отчий дом, мужья укладывают в постель других женщин. – Эдвина потрепала девочку по щеке. – Детка, послушай, что я тебе скажу. Мужчине не следует знать, как сильно ты его любишь. Мужчины иногда думают, что страстная женщина готова отдать свою любовь первому встречному. Ты должна вести себя осторожно. Потеряв честь, ты больше никогда и никому не будешь нужна, а твой собственный муж может просто убить тебя после этого. Не верь мужским заверениям и мольбам. Женщина, отдающая себя без должной скромности даже мужу, слишком явно обнаруживающая свое желание, даже у него вызывает подозрение. Ухаживай за ним, корми его и одевай – это достойный путь выказать супругу свою любовь и преданность, но не бросайся ему на шею.

Леа прекрасно понимала, что мать права. Она помнила, как отреагировал Кейн, когда она искренне попыталась ответить на его поцелуй.

– Я постараюсь, мамочка, – прошептала Леа, и в голосе ее прозвучала полная безнадежность.

Первый посыльный от лорда Реднора объявился через две недели. Он приехал зверски уставшим и потому в ответ на все расспросы бормотал что-то нечленораздельное. Посыльный передал девушке маленький свиток пергамента, исписанный вдоль и поперек. Почерк Реднора оказался похожим на него самого – такой же крепкий, крупный и суровый. Письмо было коротким. Реднор сообщал, что с ним все в порядке, дела идут хорошо, и он по-прежнему надеется в скором времени вернуться. И нигде – ни слова эмоций, все строго по делу, только в конце несколько строк оказались затерты, а поверх он дописал короткую благодарность Леа за подарок. Девушка дважды перечитала письмо, а потом спрятала за корсажем платья, чтобы позднее прочесть еще разок. Несмотря ни на что, на сердце у нее потеплело, ведь он помнит о ней.

В тот день произошло еще одно событие. Леа с матерью отправились в соседний город Эрдсли на ярмарку купить ткани себе на платья. Кроме того, Леа страшно хотелось подыскать что-нибудь специально для Кейна.

Окрыленная, совершенно счастливая, Леа кубарем скатилась по лестнице и выбежала во двор, где ее уже дожидалась мать. Молодой конюх подсадил девушку в седло. До города было недалеко, и прошло совсем немного времени, прежде чем Леа приметила издали пестрые палатки ярмарки. У нее перехватило дыхание – ей показалось, что даже на таком расстоянии она уловила запах специй, которые привозили из земель еще более дальних, чем те, за которые сражались крестоносцы.

Надо бы присмотреться, как мать делает покупки. Кто знает, возможно, в следующем году ей самой придется покупать соль и специи для собственного большого хозяйства.

На лице дочери можно было прочесть все ее мысли, и Эдвина горько улыбнулась. Что ж, возможно, Леа и станет хозяйкой в доме, хотя более вероятно, что, если Реднор и проживет еще год, Леа ему уже надоест, и тратить его деньги на ярмарке выпадет на долю другой женщины. Как бы то ни было, Эдвина старательно втолковывала дочери премудрости закупок на хозяйские нужды. Вот, к примеру, соль – самое первое, что следует иметь в доме, и покупать ее нужно много. Мать показала Леа, как выбирать соль. Прежде всего, она должна быть белоснежной, ибо если она серая или коричневатая, то, значит, ее плохо очистили от земли; от такой соли на зубах будет скрипеть песок. Хорошей белой соли нужно покупать фунтов сто, ее расходуется довольно много. Соль похуже покупается для прислуги. Эдвина добавила, что соль пробуется из каждого мешка, и не сверху, а из серединки. Кроме того, пробы соли надо растворить в воде. Если соль чистая, то и вода останется такой же чистой и прозрачной. Если вода помутнела или на поверхности плавают какие-то частички – значит, продавец подсыпал мусору для большего веса.

Отдав указания продавцу соли о доставке, Эдвина отправилась за перцем. Перец – тоже очень нужная вещь в хозяйстве, и качество его необходимо проверять не менее тщательно. Зернышки перца не должны крошиться между пальцами – их можно разбить только специальным молоточком; они не должны слипаться или иметь некруглую форму. Черный перец обжигает язык, а серый пахнет острее, но жжется меньше. Эдвина объяснила дочке, что продавца надо попросить рассыпать немного перца на белой тряпице. Тогда можно разглядеть, нет ли в перце черных букашек. То, что используется для приготовления пищи, должно быть только отменного качества. Если ей жаль продавца, она может бросить ему несколько монет, но покупать плохие специи нельзя никогда. Но вот, наконец, они добрались и до палаток с тканями и одеждой. Конечно, все, что говорила мать о продуктах, важно, такие покупки – ее обязанность в будущем. Но, едва они подошли к палаткам с нарядами, у Леа замерло сердце. Всю жизнь Леа одевали во что-то простенькое или перешитое из маминых платьев. А сейчас ей предстояло впервые покупать одежду именно для себя. Она купит себе на платья лучшие ткани, и не важно, сколько уйдет на это денег. Девушка металась от прилавка к прилавку, сияя от удовольствия. Завидев такого выгодного покупателя, хитрые продавцы разворачивали перед ней все новые рулоны материи.

– Леа, – обратилась, наконец, к дочери Эдвина, – успокойся, ну что ты прыгаешь из стороны в сторону? Так ты не сможешь ничего выбрать. Поди-ка сюда, давай сделаем все как положено. Для начала подыщем ткань для нижнего белья, а потом присмотрим материю для юбок и туники.

Леа кивнула и нехотя отвернулась от бледно-лилового шелка, столь тонкого, что он казался невесомым. В конце концов, она выбрала рулон чудесного, почти прозрачного белого льна и рулон тонкой белой шерсти. Кроме того, для теплого зимнего белья купили по рулону грубой шерсти и плотного льна. На платье Леа подобрала несколько кусков одной и той же материи, но разных цветов. Эдвина лишь покачала головой, когда дочь, примеряя, набросила все на себя. Разве можно шить наряд из кусочков! Потом она махнула рукой. Пусть Леа выбирает что хочет!

Для длинного, с глубоким вырезом, облегающего платья Леа приглядела густо-зеленую, с ворсом ткань, массивную и при этом нежную, как шерсть котенка. Она не удержалась и взяла еще роскошной, шоколадного цвета материи и по куску тканей горчичного и теплого оранжевого цветов. Густо-красный и темно-синий цвета тоже очень нравились ей, но мать наотрез отказалась брать эти ткани, заявив, что они делают дочь бледной и придают болезненный вид. Для летней одежды приобрели несколько рулонов пестренького льна и легкой шерсти.

Пока Леа занималась всем этим, мать разговорилась с одним из продавцов.

– Леа, детка! Поди, сюда! – окликнула Эдвина дочь, стоявшую между палаток. Похоже, она смогла, наконец, что-то выбрать и теперь успокоилась. – Как тебе нравится это? – спросила мать, разворачивая рулон нежно-зеленой, с прожилками серебряной нитки парчи.

У Леа даже дух захватило. Никогда в своей жизни она не видела ничего подобного. Не в силах вымолвить ни слова, она лишь тихонько ахнула.

– Это для твоего свадебного наряда, Леа, хотя такое платье вполне можно будет надевать и потом, для торжественных выездов ко двору.

Дрожащими пальчиками девушка прикоснулась к ткани. Такие вещи в те времена в Англии были еще в диковинку. Сто лет назад возвратившиеся из Первого крестового похода привезли с собой такие ткани в качестве трофея. Тогда же англичане впервые увидели бархат. Леа слышала, что ткани эти родом из Италии, Испании и Сицилии. Удивительные, сказочные названия. Медленно, через всю Европу идут караваны, которые, в конце концов, добираются до Англии. Такую материю редко купишь на провинциальной ярмарке – это товар для больших лондонских рынков. Просто Эдвина попросила продавца показать ей что-нибудь особенное, и тот решил – стоит рискнуть и продемонстрировать даме лучшие образцы.

– Хорошо, за двенадцать марок мы это возьмем, – твердо заявила Эдвина, которой пришлось, как следует, поторговаться, прежде чем речь зашла о цене, хотя бы относительно приемлемой. Продавец пустился причитать и жаловаться, хотя на самом деле остался очень доволен – в Лондоне ему пришлось бы продавать материю другому, местному торговцу, а тот заплатил бы намного меньше.

– Леа, нам пора возвращаться. В полдень мы должны встретиться с отцом, а уже почти двенадцать.

– Но, мамочка, я так ничего и не выбрала для лорда Реднора! – спохватилась девушка, и лицо ее озарилось радостной улыбкой.

– Ладно, только поторопись, – холодно обронила Эдвина. Упоминание имени будущего зятя чем дальше, тем больше раздражало графиню Пемброк. Ох уж это сияющее выражение на лице дочери! – Леа, взгляни, какая симпатичная темно-синяя шерсть. Это добротная ткань, из которой получится хороший костюм. Он будет ладно сидеть и хорошо носиться. – Эдвине стоило немалых усилий скрыть раздражение. Леа бросила на нее взгляд, полный недоумения и обиды, и Эдвина ощутила угрызения совести.

– Нет, – медленно ответила Леа, не желая перечить матери. Просто она хотела выбрать для своего мужа самое лучшее. – Не думаю, что ему пойдет этот цвет. – Леа прошла по палатке; продавец семенил за ней по пятам, всем своим видом выражая крайнюю заинтересованность и готовность помочь. – Вот! – воскликнула, наконец, девушка. – Это именно то, что я искала!

Продавец достал тяжелый рулон роскошного бархата. Он затаил дыхание. Если удастся продать этот отрез, то остальной товар можно перепоручить ученику, а самому возвратиться в Италию за новой партией. Еще никогда торговля в Эрдсли не приносила ему таких денег. Похоже, свадьба ожидается грандиозная. Он развернул рулон на прилавке. Ткань играла красками и вспыхивала в лучах солнца точь-в-точь как тот рубин, что подарил Кейн Леа. Девушка прижала бархат к щеке.

– Леа! – резко окликнула ее Эдвина. – Ты хоть представляешь, во сколько обойдется эта ткань на костюм для такого великана, как лорд Реднор?

– Нет, – с дрожью в голосе ответила Леа. – Я понятия об этом не имею. Думаю, очень дорого. – Она отвернулась, делая вид, что рассматривает прочий товар, выложенный на прилавке. Радость от всех предыдущих покупок вдруг потускнела. Продавец тотчас же заметил перемену в настроении девушки.

– Леди, – решился, наконец, заговорить он, – такой ткани у меня остался один рулон, и я назначу вам особую цену – ровно столько, сколько понадобится, чтобы покрыть расходы на дорогу в Лондон. Взгляните-ка еще разок. Посмотрите, какая чудесная выделка. Материал не выгорит даже на ярком летнем солнце. А зимой в таком костюме будет очень тепло, и при этом ткань легкая, как перышко.

Цена, которую я прошу, чисто символическая, мадам, ее можно вообще в расчет не принимать. Зато носить такой костюм вы будете долгие годы.

– Сколько вы хотите? – робко спросила Леа.

– Почти ничего… за такую-то материю!

В душе девушки шевельнулась надежда.

– Сколько?

– Десять марок.

Слезы навернулись на глаза Леа. Такой кучи денег Леа в жизни не держала в руках, не говоря уже о том, чтобы потратить их против воли матери.

– Нет, нет, это слишком дорого, – разочарованно протянула она.

– Хорошо, за сколько вы готовы это купить?

Леа взглянула на мать. Она знала: у Эдвины осталось еще много серебряных и золотых монет в сумках, притороченных к седлу. Именно оттуда мать доставала монеты, расплачиваясь с продавцом соли. Сколько там их еще, Леа не имела представления. Она вообще не очень хорошо понимала, что такое деньги, а Эдвина и не думала хоть как-то помочь дочери. Леа снова отвернулась к прилавку и принялась рассматривать лежавшие там рулоны материи. Она прикоснулась к винно-красной сарже[4]4
  Саржа (от лат. serious «шелковый») – хлопчатобумажная или шелковая ткань.


[Закрыть], и внезапно на ее лице появилось то отрешенно-упрямое выражение, которое Эдвина уже заметила раньше.

– Сколько стоила парча?

– Двенадцать марок, мадам, – с готовностью ответил продавец.

– Очень хорошо, – обронила Леа, с трудом скрыв разочарование. – Если так, то я покупаю этот красный бархат и вот этот зеленый шелк.

– Леа! – ахнула Эдвина. Дочь продолжала ее удивлять. И откуда в ней вдруг столько самостоятельности и упрямства?

– Или я покупаю это, – упрямо поджала губы девушка, – или не возьму вообще ничего, – она выжидающе посмотрела на мать.

– Десять – слишком дорого за этот бархат, – медленно проговорила Эдвина.

«Боже, да что это творится с дочерью? – подумала она в смятении. – Что за дьявол вселился в нее? Неужели все это из-за Реднора? Околдовал дочку. Правду о нем говорят – есть в нем что-то сатанинское. Ведь любая женщина полжизни отдала бы за эту тряпку!»

– Я плачу вам половину, – обратилась леди Эдвина к продавцу.

– О нет, мадам, умоляю вас! Вы разорите меня! У меня жена, дети… – Лицо торговца исказила гримаса боли.

– Моя дочь говорит, она вообще ничего не возьмет, если не сможет купить этот бархат. А я такие деньги платить за него не буду.

– Тогда девять марок, леди, – склонился в умоляющем поклоне торговец.

– Пять с половиной!

– Восемь с половиной. Леди, я сам заплатил за него столько! Я не могу больше сбрасывать цену!

– Семь, и ни монетой больше, – Эдвина буквально кипела от ярости. Продавца ей, конечно, упрекнуть было не в чем, но Леа!

– Леди, я очень прошу вас… – продавец прижал руки к сердцу, будто опасался, что оно выпрыгнет из груди.

– Я сказала – семь. Решайте быстрее. Мой муж ждет нас.

Продавец сдался и кивнул в знак согласия. Ему не удалось заработать на бархате так же хорошо, как и на парче, но внакладе он отнюдь не остался и потому был вполне доволен.

С торжествующими восклицаниями Леа подхватила рулон материи, но мать грубо одернула девочку:

– Веди себя приличнее. И давай поторопимся.

Если мы опоздаем, отец будет вне себя.

И тут Леа словно очнулась. При мысли об отцовском гневе радость вмиг угасла, и румянец сбежал с ее щек. Эдвине тоже стало не по себе. Ей предстояло объясняться с Гилбертом по поводу трат. Муж хоть и сказал, что они могут купить все необходимое для предстоящей свадьбы, но вряд ли он будет доволен, узнав сумму, которую они истратили на покупки.

Едва приметив Гилберта, Эдвина пришпорила лошадь. Леа остановилась чуть поодаль, предпочитая наблюдать за разговором родителей с безопасного расстояния, но, услыхав отцовский смех, решилась подъехать поближе.

– А мне какое дело, – отмахнулся старый Пемброк. – Смех, да и только: Реднор оставлял деньги, чтобы эта девчонка кое-что себе прикупила, а выходит, оплатил и свою обновку. – Лицо его на мгновение потемнело. – Он сказал, что потребует отчет о тратах… так что остаток можно спокойно потратить на его же платье. Ну что, вы закончили с покупками?

– Как вам будет угодно, милорд, – покорно проговорила Эдвина. – Осталось прикупить немного лент, шнурков и тому подобных мелочей.

– Ну ладно, ступайте тратить деньги дальше. Я возвращаюсь в замок. Смотрите, не задерживайтесь и закончите все дела с покупками сегодня.

5

В связи с предстоящей свадьбой на Эдвину обрушилось море забот. Два месяца – очень небольшой срок, а ведь предстоит принять около сотни именитых гостей, и так, чтобы каждому из них угодить. Всех нужно расселить, накормить, напоить! Старый Пемброк занимался тем, что готовил турнир и охоту для гостей-мужчин, а Эдвине следовало позаботиться, чтобы не скучали приглашенные дамы.

Все крестьяне округи подверглись дополнительным поборам в связи с предстоящим великим торжеством. Животных, которых Пемброку удалось заполучить, где законным путем, а где просто силой, доставляли в замок на откорм – они должны были украсить собой свадебный стол.

Леа принимала самое деятельное участие во всех этих хлопотах. Ей теперь некогда было сидеть и мучиться переживаниями о Редноре, доводя себя до исступления. Теперь она бывала так занята, что к ночи просто падала от усталости, и сил на то, чтобы думать, у нее уже не оставалось. К тому же теперь и после работы Леа не сидела, сложа руки, – вечер за вечером она старательно украшала камзол из красного бархата, сшитый для Реднора, дивным узором из меха и драгоценностей.

А у самого лорда Реднора дела обстояли вовсе не так гладко, как он описывал в письме. Склонить вассалов к миру оказалось не так просто, к тому же их военные приготовления всколыхнули соседние валлийские племена. Кейн обнаружил, что наилучшим выходом из создавшейся сложной ситуации станет вытеснение мятежных отрядов в горы. Это был трудный и опасный поход, который становился все тяжелее по мере их продвижения в глубь уэльсских земель. Серьезных ран в боях Кейн не получал, он по-прежнему прекрасно владел оружием, вот только радости от этого он больше не испытывал: его голова и сердце рвались совсем в другую сторону.

Страсть так распалила его, что однажды в середине дня он бросил свой отряд прямо на марше и пустился искать облегчения своим страданиям в объятиях первой попавшейся шлюхи. К вящему удивлению Кейна, никакого облегчения ему это не принесло. Ухищрения проститутки оставили его равнодушным, а между тем он все так же стонал и метался по ночам в постели, находясь во власти самых разнузданных фантазий. В него вдруг вселился страх, что он, чего доброго, может утратить свою мужскую силу. И это накануне свадьбы! Реднору виделось в этом наказание свыше за смерть матери и брата. Отец всегда твердил, что это убийство, хотя Кейн так и не смог понять, при чем здесь был он – невинный, только что родившийся младенец. Можно было не сомневаться лишь в одном – если старик Гонт прав, то Реднор проклятии род Гонтов закончится вместе с ним.

Второй посыльный от Кейна прибыл в конце мая. Леа вышла встретить его прямо во двор, даже не отряхнув муку, покрывавшую ее платье и руки. Девушка нетерпеливо выхватила свиток из рук посыльного, не обращая никакого внимания на стоявшую рядом мать, – уже две недели подряд снился ей возлюбленный мертвым, с широко открытыми остекленевшими глазами.

– Постойте, – обратилась она к уставшему всаднику и принялась читать. – Он пишет, с ним все в порядке… – Она повернулась к посыльному, который стоял, привалившись к боку своей взмыленной лошади. – Когда вы уезжали, с ним действительно было все в порядке?

Седрик – так звали посыльного – нервно закашлялся. Он совершенно не был приучен к обращению с благородными аристократками. Невинный вопрос девушки поставил его в тупик.

– Если милорд говорит, что все хорошо… ну, значит… так оно и есть, я надеюсь.

– Вы надеетесь? Он что, ранен? Ему пришлось сражаться? – В глазах Леа появилась тревога.

– Сражались мы много раз, миледи, но его светлость не пострадали. Вот только на душе у него сильно нехорошо, миледи. К нему никто не решается обращаться, кроме разве что старого Джайлса.

Девушка чуть помолчала. Решение пришло ей в голову почти мгновенно.

– Вы возвращаетесь обратно к лорду Реднору? – с дрожью в голосе спросила она.

– Да, миледи, и чем быстрее, тем лучше.

– Зайдите ко мне перед отъездом, я передам для него письмо, – едва договорив, Леа сорвалась с места и бросилась к себе в комнату, перескакивая через ступеньки.

Седрика проводили передохнуть в комнату для прислуги, а Эдвина поднялась к дочери. Она застала Леа, поглощенную перечитыванием письма Реднора.

– Что-то случилось?

Леа вздрогнула. Увлеченная чтением, она даже не заметила прихода матери.

– Все в порядке, мама, обычное письмо, – она не удержалась и с нежностью посмотрела на испещренный буквами пергамент. Содержание письма она знала уже почти наизусть.

– Будешь отвечать ему? – В душе Эдвины все больше закипала ревность: похоже, у девочки становится все больше тайн от нее.

– Я бы и не решилась, но… его человек говорит, что Реднор плохо выглядит. О Господи, я знала, что так и случится. Господи, не наказывай его за мои грехи!

Эдвина не удержалась и дала дочери пощечину.

– Не смей подвергать сомнению пути Господа! Все, что Он посылает нам, служит исключительно нашей пользе! – гневно сказала она.

– Я совсем не хотела рассердить тебя. Но… я так люблю его, мамочка! – Леа, чуть морщась, потирала покрасневшую щеку, но глаза ее, против обыкновения, остались сухими.

– Любовь к человеку из плоти и крови приносит лишь горькие мучения.

– Я знаю. Но, если Господь оставит мне мою любовь, я готова стерпеть любые муки, клянусь! – с непоколебимой уверенностью в собственной правоте воскликнула Леа.

Эдвина укоризненно покачала головой. Она видела – ни одно ее слово не доходит до сознания дочери. Она спит и видит, чтобы Реднор поскорее вернулся. Эдвина не ждала от мужчин ничего хорошего и не сомневалась – вернувшись, Реднор очень быстро вылечит дочь от этой блажи.

Леа одолжила у капеллана перьев и чернил, однако написать письмо оказалось не таким простым делом. Легко излить на пергамент все свои надежды, страхи и мольбы, но она не решалась на это, терзаясь сомнениями.

Однако в итоге ее коротенькое послание приобрело вполне приличный вид. Она просила Реднора не сердиться за ее дерзкое решение ответить на его письмо и простить ей все ее страхи. Только в самых последних строчках тревога выплеснулась наружу. «Женщин всегда беспокоят разные глупости, – писала она. – Едите ли вы досыта? Спите ли в тепле, ухожены ли раны?» В конце листа она аккуратно вывела свое имя, ведь печатки у Леа еще не было.

Июньское солнце грело так жарко, что даже в вечно сыроватых комнатах замка заметно потеплело. Леа, однако, вряд ли смогла бы заметить, зной на дворе или лютый холод. На завтра был назначен день свадьбы, а ни Реднора, ни письма от него все не было. Днем раньше приехал нагруженный багажом граф Гонт. Он лишь рассмеялся в ответ на ее беспокойство и заверил Эдвину, что недавно получил весть от сына и с ним все в порядке.

– Он немного похудел, если верить его гонцу, но выйти замуж за него еще вполне можно.Леа была совершенно не в состоянии делать что-либо; к счастью, от нее уже ничего и не требовалось. Она мерила шагами крепостную стену, все время, вглядываясь в уходящую за горизонт дорогу, пока мать не застала ее за этим занятием и насильно не увела на женскую половину. Даже когда прибежал слуга с известием, что показался отряд лорда Реднора, Эдвина не позволила ей покинуть комнату.

– Сиди тихо, – приказала она. – Куда тебя несет, бесстыжая? Ты что, хочешь всему миру показать свои страдания? Завтра ты выходишь замуж. Смею тебя заверить – ты еще насмотришься на лорда Реднора. А пока сиди здесь. Это просто неприлично. Хочешь опозорить и отца, и меня, и лорда Реднора?

Леа подчинилась – другого выхода у нее просто не оставалось – и припала к материнской руке.

– Посмотри, все ли с ним в порядке, – полным мольбы голосом попросила она мать. – Его человек говорил… Ты придешь рассказать мне о нем?

– Не тревожься ни о чем, – холодно ответила Эдвина. – Я позабочусь о моем зяте.

Эдвина увидела, как лорд Реднор въехал во двор замка. Его уже ожидала группа молодых мужчин из числа приглашенных на свадьбу. Как только отряд замер на месте и смолк цокот копыт, из толпы донесся зычный молодой голос:

– Глядите-ка! Жених явился!

Реднор, осторожно спускавшийся с коня, сразу нахмурился и круто развернулся, но, разглядев обладателя голоса, посветлел лицом и дружелюбно поднял руку.

– Херефорд! Ради всего святого!

Протолкавшись сквозь толпу смеющихся юношей, граф Херефорд приблизился к Реднору и протянул ему палец.

– Ну, уж нет! Я тебе руки не подам и обниматься с тобой не собираюсь, – дружелюбно проворчал Херефорд. – В последний раз, когда я подал тебе руку, моя потом неделю висела плетью. Мы обнялись с тобой, – и ты сломал мне два ребра. Крупный ты не в меру, настоящий медведь!

Толпа взорвалась хохотом. Хотя Херефорд был изящен и строен, как девушка, с искрящимися весельем синими глазами, его репутация искусного воина была вполне им заслужена.

Кейн медленно развязал и откинул капюшон. По его щекам и шее градом катился пот, волосы спутались и прилипли ко лбу.

– О, Всевышний! Реднор, да что с тобой? Ты тоже болен?

Реднор уставился на Херефорда налитыми кровью глазами, мгновенно насторожившись.

– Тоже? Что значит – тоже? А кто еще болен? – Реднор, как клещами, стиснул руку Херефорду. Любой другой на его месте взвыл бы от боли, но, похоже, собеседник Реднора был выкован из стали, а не из человеческой плоти.

– Я слыхал, Филипп Глостер вроде как при смерти.

– Филипп? Я видел его месяцев шесть назад – он был здоров как бык. Должно быть, тебе что-то переврали. Во всяком случае, я очень надеюсь на это. Мы не можем позволить себе потерять такого человека.

Херефорд тотчас же ощетинился:

– Мы?! Да ничего с нами не будет! Только не говори мне, Реднор, что ты и не слыхал, что Филипп переметнулся на сторону короля.

Реднор улыбнулся и покачал головой.

– Как и я, Херефорд, как и я. Как бы то ни было, он мне почти брат, и я просто обязан любить его.

– Не о том речь, и ты отлично это понимаешь. Филипп предал отца так же, как и…

– Херефорд, Херефорд! – прервал его другой голос. – Ну, давай не будем заниматься здесь политикой. Дай-ка я лучше поприветствую крестника. – Стареющий лысоватый граф Честер уже пробирался сквозь толпу. – Ну, дайте Реднору хоть оружие снять, что ли. – Он протянул Кейну руку, и тот почтительно поцеловал ее. – Какой же ты измученный, мальчик мой! – сочувственно заметил Честер.

– Я знал, что вы не оставите меня, – улыбнулся Реднор. – Только бы не дать разгореться вот этому огоньку, пусть лучше тлеет… – С этими словами Кейн обнял Херефорда за плечи – ему хотелось немного охладить пыл молодого человека – и пошел вместе с ним к главной башне замка, раздавая на ходу приветствия.

– Мортимер! – Легкое рукопожатие – и молодой человек уже позади.

– Шрусбери! – сдержанный поклон.

– Лестер! – глубокий, полный уважения поклон. – Для меня большая честь видеть тебя здесь!

– Тесть, здравствуйте! – еще одно легкое рукопожатие.

А толпа встречающих тем временем вновь разбилась на отдельные группы. Гости продолжали болтать и смеяться.

Вместе с Кейном в главный зал замка отправились только Херефорд и Честер. Пока Реднор здоровался с друзьями, Эдвина держалась как бы в тени; сейчас она, соблюдая некоторую дистанцию, проследовала за этой троицей. Херефорд что-то говорил о последних беззакониях Стефана, но Кейн слушал его вполуха. Он оглядел зал, но Леа нигде не было видно. Тут он заметил Эдвину. В то же мгновение рука Реднора соскользнула с плеча Херефорда.

– Милорды, вы мне позволите переговорить с тещей?

Гостиная – не самое лучшее место для конфиденциальных разговоров, и Херефорду с Честером ничего не осталось, как вежливо отвернуться и сделать вид, что они поглощены беседой. Реднор подошел к Эдвине.

– А где же Леа? С.ней все в порядке?

– С ней все хорошо. Прошу вас, милорд, позвольте мне забрать у вас оружие и искупать вас. Вы можете продолжить разговор с друзьями, принимая ванну.

– Она не выйдет поздороваться со мной?

– Это не принято.

Реднор тяжело опустился на стоявшую у стены лавку.

– Да, я знаю, но я хотел сказать ей буквально несколько слов. Если пожелаете, то в вашем присутствии.

– Лорд Реднор, если такова ваша воля, то Леа, конечно, покорнейше исполнит ее, но я предлагаю вам сначала искупаться и переодеться, – голос Эдвины отдавал холодом, хотя тон оставался почтительным. – Так вам готовить ванну? Кейн сдался – он понял, что увидит Леа лишь в том случае, если отдаст Эдвине прямой приказ привести девушку. Он не мог взять в толк – козни ли это Эдвины или так захотела сама Леа. Ему очень хотелось выяснить это, но тогда пришлось бы избавиться от компании Херефорда и Честера, а этого делать было нельзя – они могли обидеться. Они явно были переполнены новостями, которыми им не терпелось поделиться с Кейном.

– Ну, разумеется, я не стану настаивать на такой непристойности. Трудно предугадать заранее, как может обернуться все, если приглашенные на свадьбу застанут нас в объятиях.

– Так как насчет ванны? – с каменным выражением лица повторила Эдвина.

Реднор провел по лицу ладонью, словно пытаясь смахнуть усталость, и поднялся на ноги.

– Да, конечно, но только в башне. Я предпочитаю купаться в одиночестве.

Эдвина присела в низком реверансе.

– Постойте! – окликнул ее Реднор. – Отправьте за моим багажом. Пусть принесут мои седельные сумки. Я хочу подарить кое-что вашей дочери. – После этих слов Реднор снова подошел к мужчинам. – Милорды, прошу прощения, что был вынужден ненадолго вас оставить.