Текст книги "Приют сердец"

– Ox! – воскликнула она, когда он схватил ее за плечи.

– Потише. Что ты здесь делаешь? Едва слышно Бренетта ответила:

– Я ищу Ингрид, мистер Хансон. Она здесь?

– А зачем она тебе? – подозрительно спросил Джейк.

– Моей маме нужна ее помощь.

Джейк сдавленно рассмеялся.

– Итак, одной из Латтимеров понадобилась помощь моей дочки, не так ли? Это что-то новенькое.

Паника снова охватила Бренетту.

– Пожалуйста, мистер Хансон, – умоляюще произнесла она в то время, как глаза ее наполнялись слезами.

– Па, чья лошадь…

– О, Ингрид. Пожалуйста, пойдем, – закричала Бренетта, вырвавшись от Джейка Хансона и хватая Ингрид за запястья. – У мамы будет ребенок, а мисс Хаскин нет, а папа и все остальные на пожаре, и… и ты нужна ей.

Ингрид крепко прижала к себе девочку, стараясь успокоить ее.

– Конечно, я поеду, – мягко ответила она. Подняв глаза, чтобы встретиться взглядом с отцом, она спросила: – Па, что ты с ней сделал, чем так напугал ее?

– У нас своих неприятностей хватает, не так ли? Что-то они нам не помогают, – пробурчал он.

– Па!

Ингрид потащила Бренетту вслед за собой в сарай. Она набросила седло на чалую лошадь с кувшинообразной головой, которая явно видела лучшие дни. Одевая уздечку, Ингрид сказала:

– Иди, выводи свою лошадь, Нетта. Я уже выезжаю.

Бренетта сделала, как ей велели, а Ингрид сдержала слово. Едва Бренетта села в седло и взяла в руки вожжи, как молодая женщина уже выезжала рысцой из сарая. Она подняла серо-коричневую юбку, чтобы та не мешала ей при езде верховой, ни одна из них не вспомнила, как Бренетта предложила ей пользоваться обычным седлом, а Ингрид это страшно удивило. Срочность дела не позволяла пытаться скакать боком, или волноваться по поводу условностей.

Они галопом направились к «Хартс Лэндинг».

Слезы оставляли дорожки на покрытых сажей щеках над платком, так как дым ел глаза. Рори казалось, что руки его отваливаются, когда он снова вонзил топор в дерево. Где-то поблизости, кто-то – он решил, что это сварливый старый ковбой Сандман, судя по крепким словцам – бормотал, раз за разом опуская лопату на упорно возникающие языки пламени.

Рори едва расслышал крики Брента о помощи, когда пламя перенеслось через огневую заграду, с таким трудом построенную ими. Он заставил ноги передвигаться в направлении голоса Брента, спотыкаясь на обуглившейся земле.

Автоматически, достигнув нового места борьбы, Рори начал взмахивать топором, пытаясь изгнать из сознания горящую усталость в ногах, болезненность в легких, и глубокую тяжесть в руках и спине.

Ингрид стояла у самой кровати, бессознательно помогая тужиться Тейлор.

– Давайте еще раз, миссис Латтимер. Мы почти вытолкнули его.

Ингрид казалась одновременно возбужденной и испуганной. Она помогала отцу принимать телят и жеребят с возраста, когда была еще младше Бренетты, но первый раз ее позвали в качестве акушерки для женщины. Она все еще боялась, что что-нибудь пойдет неправильно по ее вине. Но возбуждение от факта присутствия при начале новой жизни, оставалось неоспоримым.

– Он выходит, миссис Латтимер. Он выходит!

Спустя всего несколько минут Ингрид опустила младенца в ожидающие руки Тейлор, ослепительно улыбаясь матери и сыну.

– Спасибо, Ингрид, – охрипшим голосом сказала Тейлор, взглянув на крошечное существо рядом с ней. Ее черные взмокшие волосы прилипали к лицу, но она была по-прежнему прекрасной, освещенная внутренним теплом счастья.

– Ты не хочешь сказать Нетте, чтобы она пришла посмотреть на своего братика?

Ингрид закончила скатывать промокшие простыни, отложила ножницы и прочие принадлежности и вышла из комнаты в поисках Бренетты. Вместо девочки она нашла поспешно написанную записку.

«Ингрид, я думаю, что папе следует знать о ма, поэтому я поеду сообщить ему. Целую, Нетта».

Ингрид подняла взгляд на лестницу, понимая, как это расстроит Тейлор. Но она не могла придумать никакого выхода, чтобы не сказать ей об этом. Тяжелым шагом она поднялась по лестнице к комнате Тейлор.

Гарви несколько часов наблюдал за дымом, говоря себе, что надо помочь бороться с огнем, но зная, что не сможет этого сделать. Что ему действительно хотелось сейчас, так это еще одной выпивки. Он не пил с самого утра, а в домике нет ни бутылки. Ощущая неприятную грань перехода к отрезвлению, Гарви взглянул в сторону большого дома. У Брента наверняка что-нибудь есть. Старый друг не обидится, если он позаимствует немного виски до тех пор, пока сможет пополнить свои запасы.

Гарви двинулся от домика, но резко остановился, услышав детский плач. Не может быть, чтобы… но это так. У миссис Латтимер родился ребенок. А она, наверное, совсем одна. Он прибавил шагу.

– Мэм? – окликнул Гарви, открывая дверь. Наверху лестницы появилась Ингрид, склонив вниз лицо.

– Вы кто? – требовательно спросил ее Гарви. – Где миссис Латтимер?

– Что вы хотите? – в ответ вызывающе спросила Ингрид.

– Я – Гарви О'Хара. Я живу здесь, – он заметил, что она осматривает его с головы до ног и понял, что вид его не внушает доверия, – мятый, неряшливый и маловероятно, что он – часть этой семьи. – С хозяйкой все хорошо? – спросил он более мягким тоном. Ингрид немного успокоилась.

– Мистер О'Хара, роды прошли хорошо, но миссис Латтимер ужасно расстроена. Бренетта поехала к отцу.

– Поехала за… Вы хотите сказать, на пожар? Ингрид мрачно кивнула.

– Скажите миссис, что Гарви О'Хара поехал за маленькой мисс, и пусть она не волнуется. Передайте ей это.

Бренетта нервничала все больше и больше. День убывал; почерневшее от дыма небо переходило в вечернюю темноту, а она все еще не могла отыскать отца. Горло горело от густого дыма, руки устали от борьбы с пугливой пони. Казалось, щелканье и потрескивание огня раздается со всех сторон, местность в оранжевом сиянии и дымовой завесе стала совсем незнакомой.

Она уже была готова повернуть назад и ехать домой, когда ей показалось, что кто-то зовет на помощь. Как будто, голос отца, и она потянула вожжи в направлении, откуда послышался голос. Нетта была уверена, что вскоре увидит его. Вместо этого, она неожиданно очутилась перед стеной огня. Лошадь, резко выгнув тело, попятилась назад. Ее передние ноги взмыли в воздух, глаза стали дикими, ноздри пылали. Застигнутая врасплох, Бренетта вылетела из седла, перекувыркнулась назад и приземлилась с глухим стуком. Воздух вырвался из ее легких, и она осталась лежать бесформенной массой в то время, как обезумевший пони рванулся прочь.

Огромным усилием Бренетта оторвалась от земли, ловя ртом воздух. В желудке возникло ощущение, будто он наполнен свинцом, когда она уставилась на огонь, истребляющий местность. Она уже не понимала, в какой стороне дом; казалось, что повсюду только огонь. Бренетта поднялась на ноги и побежала, увертываясь от языков пламени, поглощающих деревья и кусты, в поисках выхода из этого ада. Вовремя не заметив узкого оврага, она свалилась в него.

Гарви не терял времени, пересекая окрестности между домом и «Индиан Бутте». Он никогда бы не определил, куда уехала Бренетта, не зацепись ее пони поводьями за поваленное бревно. Его полные ужаса крики пронзали воздух, они и привели Гарви на окраину леса. Его собственная лошадь начала спотыкаться и нервно приплясывать, когда он остановился возле попавшего в западню животного.

– Нетта! – позвал он. Никакого ответа.

Он освободил пони и, надеясь, что кто-нибудь из работников, сражающихся с огнем, заметит их и приведет помощь, отпустил обеих лошадей. Когда он в одиночестве бросился вперед, выкрикивая ее имя, то заметил огонь, перепрыгивающий с одной кроны дерева на другую, и понял, в какой он западне.

Бренетта, кашляя и чихая, пришла в себя. Все тело болело от падения на каменистое дно. Было больно открывать глаза, а жара стала невыносимой. Она поползла на четвереньках по оврагу, тихие испуганные всхлипывания срывались с губ.

Когда она первый раз услышала, зовущий ее голос, то подумала, что ей показалось. Но нет! Там действительно кто-то звал.

– Здесь, я здесь! – полукрикнула, полувыдохнула она, стараясь выкарабкаться наверх.

– Нетта, девочка моя, ты ушиблась? – спросил Гарви, появившись над ней и протягивая к ней руки.

– Не совсем, мистер О'Хара.

– Тогда пошли. У нас мало времени.

Он схватил ее за руки и потащил за собой. Снова и снова они были вынуждены менять направление. Бренетта брела вперед, полностью утратив чувство пространства и времени, она настолько устала, что даже не обращала внимания на свой страх. Ее глаза, как приклеенные, не отрывались от земли, внимательно смотря, куда она ставит ногу, опасаясь еще одного падения.

Поэтому Нетта уже не поднимала глаз на пляшущие вокруг языки пламени.

Гарви резко остановился, дыхание с трудом вырывалось из его горла. Он быстро осмотрелся. Пожар пошел по собственному следу, как он и боялся, приближаясь к ним со всех сторон. Они оказались в кольце огня!

– Девочка моя, нам придется пройти через него.

Ее золотистые глаза широко распахнулись от ужаса; пламя, отражающееся в них, придавало им темно-красный цвет. Лицо Бренетты почернело от сажи, блузка в нескольких местах разорвалась, волосы, выбившиеся из косичек, развевались, Гарви почувствовал тяжесть на сердце. Мог ли он спасти эту девочку ради Брента, единственного друга, который у него был? Он должен спасти ее. Он сам был всего лишь ничтожеством, пустым пьяницей-лодырем, но Брент Латтимер никогда не оставлял его. Сейчас Гарви должен отплатить за все спасением его дочери. Если он не сможет это сделать, то лучше ему умереть.

Гарви снял холщовую куртку и закутал голову и плечи девочки.

– Мы побежим, – сказал он, поднимая ее и крепко прижимая к своему мягкому, бесформенному животу. – Дитя мое, ты только не дергайся.

Бренетта думала, что они умрут. Закутанная в темную куртку, она боялась, что задохнется от жары. Она была уверена, что огонь достанет ее и ждала, как его пламя прорежет ее кокон. Но вместо этого ее вдруг бросили на землю и грубо прокатили, руки Гарви постоянно хлопали по ее ногам. Куртка упала с лица, и Бренетта снова могла видеть, что происходит. Брюки ее обгорели, но боли она не ощущала. Мы пробились! – удивленно подумала она.

– Пойдем, девочка, – закричал на нее Гарви. Он подтолкнул ее вперед, когда они побежали, огонь, казалось, все еще окружает их. – Только не останавливайся, дитя. Я буду… позади. Просто… все время беги.

И она бежала. Бежала и будто по пятам за ней гнался сам дьявол, спотыкаясь и падая, но все время поднимаясь. Мысли исчезли, кроме одной – бежать. Просто бежать. Бежать. Бежать. Бежать.

Рори, Бак Франклин и Джо Саймоне устало тащились позади Брента; лопаты и топоры покоились у них на плечах. Их глаза стали пустыми из-за усталости, но тела оставались готовыми для борьбы. Они не могли все бросить до тех пор, пока не победят.

Рори первым заметил ее. Несмотря на густой дым, дикий и растрепанный вид, он узнал ее. Он бросил топор и, крикнув Бренту, бегом отделился от остальных. Рори схватил девочку как раз в тот момент, когда она споткнулась и плашмя падала на землю.

Глядя на него и не веря своим глазам, Бренетта прошептала:

– Рори? Ах, Рори, мы сделали это. Мы в безопасности.

Брент взял у Рори дочь.

– Нетта! Нетта, что ты здесь делаешь? Что с тобой случилось?

– О, папа, – крикнула она, – я пришла, чтобы найти тебя, но заблудилась. Мистер О'Хара спас мне жизнь.

– Рори спас тебя? – удивленно переспросил Брент.

– Нет, не Рори, мистер О'Хара. Он там, сзади меня. Рори оглянулся. Сквозь обуглившиеся деревья пожирающей волной накатывался бушующий ад.

– Па. О, Боже, только не папа.

Глава 9

Ноябрь 1874 – «Спринг Хейвен».

Мариль сидела в кабриолете стоявшего возле небольшого белого дома на окраине Бельвиля. Она задумчиво смотрела на него, вспоминая, какой счастливой росла она здесь. Ее отец, преподобный Стоун, был любящим, нежным, хотя временами и строгим отцом. Рядом постоянно находились друзья и родственники; Тейлор и Филипп, доктор Рид с женой и дочерью Элизабет, кузены Джеффери и Роберт Стоуны. Отец умер сразу после конца войны. Когда Элизабет Рид признали психически ненормальной, доктор и миссис Рид уехали в поисках помощи для нее. Мариль слышала, что Элизабет повесилась, находясь в сумасшедшем доме. Тейлор уехала так далеко, что все казалось почти сном. А ее дорогие кузены… Джеффери пал геройской смертью в разгар войны между Штатами, а Роберт потерял руку.

Она старалась не думать о визитах Филиппа в этот дом в то время, когда он ухаживал за ней. Ах, какой счастливой и возбужденной была она. И отец… Он так гордился, что его дочь выйдет замуж за человека из рода Беллманов. Для Мариль это стало счастливым концом ее собственной сказки – бедная девушка выходит замуж за прекрасного принца.

Но брак окончился неудачей, и воспоминания только причиняли лишнюю боль.

Слегка стегнув лошадь, Мариль отъехала от дома, направляясь назад, в «Спринг Хейвен». Она не спешила возвращаться, ей совсем не хотелось. Все, что ее там ожидало – это большой погруженный в гробовую тишину дом, дети, ходившие только на цыпочках и разговаривающие шепотом.

– Но когда придет весна, так тихо не будет, – произнесла она вслух.

Мариль только что нанесла визит доктору. Он подтвердил ее догадки. Она снова беременна. Но радости она не испытывала. Она носит под сердцем ребенка Алана, а сам он уехал. Мариль отослала его прочь сразу после несчастного случая с Филиппом, потому что вина тяжелым грузом давила на сердце.

– Я уеду, если ты хочешь этого, Мариль, – сказал Алан в тот последний вечер. – Но я вернусь. Когда-нибудь, ты почувствуешь необходимость во мне, и я буду здесь.

– Нет, Алан. Ты не должен возвращаться. Наша любовь преступна. Посмотри, что она сделала с Филиппом.

Он крепко сжал ее в объятиях, его мрачное лицо стало совсем злым.

– Это сделала не наша любовь, Мариль, и никогда не говори так. Филипп уже был болен, когда я появился здесь, и ты знаешь это. Что случилось с ним, произошло бы так или иначе.

Потом он поцеловал ее и ушел. На следующее утро он исчез; и Мариль понятия не имела, куда.

Филипп сидел в кресле возле окна, пристально разглядывая тихий ноябрьский день. Он никогда не покидал свою комнату. Он обнаружил, что надо гораздо больше сил, чем у него было, чтобы сталкиваться лицом к лицу с цветущим миром внизу, поэтому он оставался в своей комнате всегда угрюмый, часто испуганный и одолеваемый жалостью к себе.

Филипп так и не смог воспроизвести события, предшествующие его падению. Но он помнил, как долго его преследовал призрак. Казалось, он понимал, что стал его жертвой, но больше он не звал Филиппа. Однако ощущение, что оно где-то поблизости, не покидало его. Вот и сейчас, призрак пошевелился в углу, пронизывая холодом всю комнату. Он ждал… Ждет, все время ждет. Когда наступит благоприятный момент, он сразу же охватит Филиппа.

Итак, они оба ждут.

Мартин поморщился, но не издал ни звука, и учитель еще раз опустил линейку на его раскрытые ладони.

– Вот так, господин Беллман. А сейчас посидите вон там, до тех пор, пока класс разойдется. Полагаю, это послужит уроком не повторять свои оскорбления.

Мартин ничего не ответил. Его большие карие глаза были наполовину скрыты под опущенными веками, когда он решительно направился к табурету в углу. Мальчик сжал страдающие от жгучей боли ладони в кулаки, стараясь подавить набегавшие слезы. Кто-то из ребят захихикал, но строгий взгляд мистера Йорка мгновенно установил тишину.

Неприятности начались сегодня утром, когда Питер Хейл стал насмехаться над потертыми брюками Мартина. Питер был сыном янки-саквояжника,[2]2
  Прим. редактора. Янки-саквояжники – население Севера Америки, после гражданской войны 1861–1865 гг.


[Закрыть] который купил Розвуд за налоги, точнее сказать украл Розвуд. Когда класс разошелся на обеденный перерыв, Мартин присоединился к Меган, Алистеру и Кинсли на школьном дворе. Питер и еще два парня подошли и возобновили насмешки. Он смог не обращать на них внимания до тех пор, пока Питер не зашел слишком далеко в своих колкостях.

– Не удивительно, что вы не можете получать прибыль с плантации, чтобы купить кое-какую одежду. Ведь у тебя сумасшедший калека вместо отца.

Питер не успел сбежать. Мартин так быстро налетел на него, что застал всех врасплох. Склонив голову, он ударил обидчика в живот, а потом начал бешено работать кулаками, постоянно выкрикивая:

– Ты, грязный ублюдок янки! – он ни за что не остановился бы, если рука мистера Йорка не схватила его за воротник, резко отбрасывая назад и лишая воздуха.

Сейчас он сидел, мысленно проклиная учителя из Новой Англии, сына саквояжника – это белое ничтожество, и судьбу, которая, казалось, действовала против него.

Глава 10

Март 1875 – «Хартс Лэндинг».

Она почувствовала, что он изменился. Он стоял по другую сторону ограды, опираясь на перила и внимательно глядел на нее. Огонек повела в его сторону ушами и тихонько заржала.

Трехлетняя кобыла огненного цвета с крепкими, развитыми мускулами, рысью пересекла загон, направляясь к своему хозяину. Она ткнулась в его плечо мягкой мордой, словно прося, чтобы он погладил ее по шее. Она давно забыла тот ужасный момент почти год назад, когда его лассо стянуло ее шею. Сейчас она смотрела на него доверчивыми глазами, прислушиваясь к его успокаивающему голосу, пока он почесывал лошадь.

– Рори, это правда?

Он отвернулся от рыжей кобылы и смотрел, как Бренетта подбегает к нему.

– Это правда? – снова спросила она. – Ты действительно уезжаешь?

– Да, это так.

– Но почему?

Рори молча смотрел на нее, стараясь запечатлеть в памяти ее образ, чтобы сохранить его на месяцы, а может быть, и годы предстоящей разлуки. В свои почти двенадцать лет, Бренетта была тощей, как жердь, почти бесформенной под мешковатыми брюками, которые она носила по-прежнему. Начинающие развиваться груди скрывались под просторной рубашкой. Видавшая виды шляпа тщетно пыталась спрятать от солнца густо усыпанный веснушками нос. Он улыбнулся, подумав, как сильно ему будет не хватать ее постоянных надоедливых просьб поехать с ним, куда бы он ни отправлялся, прокатиться на Огоньке, сделать это, увидеть то…

– Я еду, потому что этого хочет твой отец, – ответил Рори, поворачиваясь лицом к кобыле.

Бренетта дотронулась до его локтя.

– Но ты не хочешь ехать в Нью-Йорк, не так ли?

Минуту он молчал. Нет, он не хотел ехать; он не хотел покидать свой дом, друзей, эту землю. Но после всего, что Брент Латтимер сделал для него, как он мог отказать ему? Здесь с ним всегда обходились, как с родным сыном. Его обучали, поддерживали, воспитывали как равного себе. Они ни разу ни слова не сказали против его отца, ни до, ни после его смерти. Фактически, они считали его настоящим другом, который погиб, спасая их дочь. Поэтому, если Брент хотел, чтобы он ехал в Нью-Йорк обучаться банковскому делу, посмотреть другую жизнь, он согласен. И сделает все от него зависящее, чтобы добиться наилучших успехов. Поглаживая Огонька по носу, Рори ответил:

– Я буду скучать по тебе, малышка. И буду скучать по Огоньку.

Бренетта протянула руку и тоже погладила лошадь, морща в задумчивости лоб.

– Ты не создан для того, чтобы запирать себя в клетке, Рори.

– Как и Огонек, но посмотри, какая довольная она сейчас. Я хочу, чтобы ты взяла ее, Нетта. Ты будешь заботиться о ней, любить ее так же, как я?

– Я? О, Рори, ты правда хочешь, чтобы я взяла ее?

– Она твоя, – ответил он. – Хорошенько присматривай за ней.

Он пошел прочь, оставляя возбужденную Бренетту, скользнувшую через ограду, наедине с ее новым другом. Сунув руки в карманы, Рори быстро подошел к амбару, оседлал лошадь и поскакал в направлении Индиан Бутте.

Невысокие зеленые побеги храбро пробивались сквозь обуглившуюся землю, обещая в скором времени скрыть опустошение, что оставил после себя пожар прошлой осенью. К счастью, тогда вовремя хлынул ливень, предотвратив уничтожение более сотен акров земли. Пастбищные угодья остались целы, но часть скота, попавшая в западню каньона, там и погибла.

Рори подъехал к месту, где они нашли его отца. Гарви умер ужасной смертью, и Рори старался не вспоминать этого. Он даже не понимал, почему вообще приехал сюда, чувствуя только, что ему необходимо сделать это перед отъездом. Он остановился среди пустынного пейзажа, сел на корточки, отдыхая.

Последние полгода для Рори были очень трудными. Он боролся с чувством вины, словно каким-то образом подтолкнув к смерти отца. Если бы только он выражал больше понимания, терпения, помощи, больше… чего-то еще. Слезы медленно скатывались по его смуглым щекам. Отец погиб, спасая жизнь Бренетты. Он пришел только ради нее. Неужели он умер, так и не узнав, как сильно Рори любил его?

Как он мог знать об этом? Даже себе Рори отказывался признать любовь к отцу.

– О, па, мне жаль. Мне так жаль, что я не понял этого вовремя.

Тихонько покачиваясь, Тейлор баюкала малыша. Юному Карлтону Дэвиду Мартину Латтимеру было уже почти шесть месяцев. Ему дали второе имя отца – Карлтон, и первые имена обоих дедушек. Имя казалось ужасно длинным для столь крохотного малыша, но Тейлор с уверенностью знала, что он вырастет до нужных размеров. Сейчас, наблюдая, как ребенок жадно сосет грудь, она не была так уверена. Она не могла больше притворяться. С Карлтоном что-то неладное.

Оторвав взгляд от него, Тейлор с трудом удерживала слезы. Как ей сказать Бренту? Он так гордится сыном. Пропустив развитие Бренетты, и увидев ее лишь в полтора года, сейчас Брент был очарован буквально всем, что делал этот крошечный Латтимер. Как она могла высказать свои подозрения, что маленький Карл слепой?

Удовлетворив свой аппетит, малыш выпустил сосок и довольно зачмокал. Его глаза, такой же темной синевы, что и ее, пристально смотрели вверх, и Тейлор пыталась притвориться, что он смотрит на нее.

– О, пожалуйста, увидь меня, Карлтон, – прошептала она. – Пожалуйста, увидь меня.

Ингрид поставила перед отцом тарелку, потом положила себе. Она знала, что не сможет проглотить ни кусочка; ее желудок словно связали миллионы узелков.

Она села напротив и наблюдала, как Джейк уплетал печенье с густым кремом, в то время, как она катала вилкой свою порцию.

– Па.

– Да?

– Мне надо поговорить с тобой, па.

– Так говори, – пробормотал он с набитым ртом. Ингрид судорожно глотнула и быстро произнесла:

– Па, я выхожу замуж.

Он уставился на нее, крем застыл в уголках рта.

– Ты собираешься выйти замуж?

Ингрид попыталась воспринять его слова как оскорбление.

– Ты думал, что никто не посватается ко мне?

Глаза Джейка Хансона сузились, пока он отодвинул от себя тарелку.

– Хочешь еще? – нервно спросила Ингрид, порыв ее храбрости улетучился.

– Кто он, и когда ты виделась с ним, так что он даже смог сделать тебе предложение?

Ингрид вскочила и начала убирать со стола, боясь взглянуть на отца. Она не могла отступать, так как пообещала Тобиасу, что именно сегодня скажет отцу.

– Я… я встретилась с ним в прошлом году в Бойсе. Он – работник на ранчо; нет, он – управляющий ранчо. Это ведь очень ответственная должность, правда? Возможно, когда-нибудь у него появится собственное имение. Я думаю, он понравится тебе, если ты получше узнаешь его.

Она осторожно взглянула на отца. Он тщательно засовывал за щеку щепотку табака, откинувшись на стуле.

– Как его зовут, дочка?

Она больше не могла уклоняться. Ингрид повернулась к нему, расправив хрупкие плечи, храбро вздернув подбородок; в ее глазах сверкнула независимость.

– Тобиас Леви, – четко произнесла она.

Не сводя с нее глаз, Джейк сплюнул табачную жвачку на пол. Лицо его оставалось твердым, как гранит, и Ингрид с уверенностью поняла, что сердце его изо льда, настолько холодным стал его взгляд. Ее отец всегда был человеком грубым и вульгарным, но она никогда не боялась его. До этого момента.

Наклоня стул вперед, Джейк встал. Он подошел к двери, открыл ее, потом повернулся и еще раз взглянул на дочь.

– Может ты и не шлюха, насколько я знаю…

– Па! Я никогда…

– …но ты никогда не выйдешь замуж за еврея. Даже, если мне придется держать тебя на цепи, как бешеную собаку. Нет, если бы у меня была бешеная собака, я пристрелил бы ее. А сейчас не смей выходить из дома до тех пор, пока я не вернусь. Ты слышишь меня, дочь?

Корова сломала шею, упав в овраг, и теленок вопил от голода, когда Тобиас нашел его. Для теленка лучший шанс выжить, – фактически, его единственный шанс, – оставался в том случае, если Тобиас возьмет его с собой домой. Там они могли бы попытаться поместить его к какой-нибудь корове, заставить принять ее еще одного детеныша, а если не удастся, то кормить его с рук.

Тобиас обхватил теленка и поднял его на лошадь, положив поперек седла, прежде, чем сесть самому.

– Еврей!

Он быстро обернулся и увидел перед собой Джейка. Тобиас не удивился. Он весь день ожидал этого визита.

– Мне следует пристрелить тебя, грязный сукин сын. Я говорил, что тебе лучше держать свои вонючие лапы подальше от моей дочери.

– Мистер Хансон, я люблю…

– Заткни свою пасть, Леви, или я заткну ее за тебя.

Тобиас пристально смотрел на громадного мужчину, стараясь предугадать, что же сказать, чтобы образумить его. Но понял, – это все бесполезно. Он повернулся к лошади, собираясь сесть в седло и уехать, не тратя лишних слов.

Приклад ружья треснул, когда Джейк со всей силы опустил его на голову Тобиаса. Он упал навзничь, не чувствуя второго удара, распоровшего ему плечо.

Брент нашел его на следующий день. Сначала он думал, что парень мертв. Земля вокруг него потемнела от крови. Лицо было ужасным синевато-белым с фиолетовыми кругами под глазами. Очевидно, пару раз он приходил в себя, так как короткий кровавый след указывал на то, что он пытался ползти вперед.

– Боже! Что произошло? – пробормотал Брент, опускаясь на колени возле друга. Он начал приподнимать его за плечи, но болезненный стон Тобиаса, почувствовавшего тошнотворную боль в плече и предплечье, остановил его.

С помощью двух работников Брент соорудил носилки, и они перенесли Тобиаса на ранчо. Тейлор поместила его в комнате рядом со своей. Пока Рори бегал за доктором, они постарались устроить его как можно удобнее. Потом им оставалось только ждать.

Ингрид механически бросала цыплятам корм, даже не замечая их. На прошлой недели ей удалось дважды ускользнуть из дома, но Тобиас не появился в их условном месте встреч, и не было никаких признаков, что он был там. Возможно, она не волновалась бы так сильно, если бы ее отец не стал внезапно таким равнодушным. Он не упоминал ни имени Тобиаса, ни ее планов выйти за него замуж. С каждой минутой ее охватывала все большая уверенность, что с Тобиасом случилось что-то ужасное.

Ингрид резким движением запустила в цыплят миску с кормом, вызвав громкий протестующий писк и шум хлопающий крыльев. Решено, она не собирается больше ждать здесь.

Отец уехал примерно полчаса назад и не вернется в течение часа или даже больше. Ей вполне хватит времени съездить в «Хартс Лэндинг» и узнать, что произошло.

Так как в доме не было другого седла, Ингрид неуклюже соскользнула с забора на широкую спину лошади. Было трудно охватить ее бока ногами из-за сбившейся юбки, но она все же пустила лошадь галопом, крепко впившись ей в гриву.

Бренетта с Карлтоном сидели на полу. Малыш улыбался ей, пока она помогала ему вставать; маленькие ножки распрямились и снова сгибались под ним. Девочка с трудом верила, что он – слепой, хотя врач и сказал это родителям. Доктор предложил, чтобы ребенка, когда он подрастет, посмотрели специалисты. Это была единственная надежда, которую он смог дать им.

– Бедный Карл, – сказала ему Бренетта. – Ты не можешь увидеть, как красив мир.

Он рассмеялся, услышав ее голос, и она засмеялась в ответ. Его жизнерадостность была заразительной.

– Пошли. Давай погуляем. Я покажу тебе свою новую лошадь. Мне дал ее Рори. Ее зовут «Огонек», потому что она такая рыжая и сверкающая, что кажется огненной.

Посадив ребенка на бедро, Бренетта вышла из дома в направлении к загону. Огонек увидела ее приближение и подошла к ограде. Она потянулась было обнюхать Карлтона, но удивленный крик малыша испугал ее, и она отбежала назад.

– Карл, это – Огонек. Она не обидит тебя. Иди сюда, Огонек, и познакомься с моим братиком. Подойди, девочка. Все хорошо. Иди сюда.

Огонек осторожно шагнула вперед, поводя ушами. Бренетта взяла маленькую ручку Карлтона и погладила ею морду Огонька.

– Когда-нибудь ты будешь скакать на лошади, такой, как эта, Карл, если тебе повезет, – пообещала Бренетта. – Когда-нибудь, когда ты сможешь видеть.

Огонек резко вскинула голову и с тихим ржанием устремилась к противоположной стороне загона. Бренетта посмотрела в том направлении и увидела Рори, легким шагом направляющегося к ним. Казалось, Огонек дрожит от нетерпения, зовя его. Сердце Бренетты упало.

Огонек никогда не станет действительно моей, подумала она.

Тобиас пошевелился, и боль огромным кинжалом впилась в голову, руку и отдалась в позвоночнике. Врач привел в порядок руку и перебинтовал вывихнутое плечо. Понадобилось двадцать пять стежков, чтобы закрыть рваную рану на голове. Тобиас осторожно открыл глаза. Свет, льющийся из окна, причинял боль, но он упорно держал их открытыми.

– Как ты себя сегодня чувствуешь, Тобиас? – спросила Тейлор, склоняясь над ним.

– Лучше, – стиснув зубы, ответил он.

Каждый раз, когда он просыпался, Тейлор была здесь. Интересно, подумал он, спит ли она вообще когда-нибудь. Раньше – это было вчера, или позавчера? – Брент тоже сидел рядом. Он попытался узнать у Тобиаса, что произошло, но Тобиас симулировал полное незнание. Не мог же он сказать им, что отец Ингрид старался убить его. Это – его личное дело, и он сам позаботится о нем.

– Как ты думаешь, ты сможешь что-нибудь съесть? – спросила Тейлор.

– Да, я постараюсь.

Врач сказал, что пройдет несколько месяцев, пока полностью заживут рука и плечо, но он не собирался долго оставаться прикованным к постели. И ему надо увидеть Ингрид. Он должен дать ей знать, что любит ее и что не по своей воле не приходит к ней.

Ингрид почти свалилась с седла, оставив лошадь перед домом. Придерживая юбки, она стремглав взбежала по лестнице и постучала в дверь. Никто не отозвался, и она постучала еще раз.

– Привет, Ингрид.

Она резко обернулась и увидела перед собой Бренетту и смуглого юношу примерно ее возраста с широкими плечами и понимающим взглядом.

– Нетта, где Тобиас? – выпалила Ингрид.

– Тобиас? – эхом отозвалась Бренетта. – Как, он наверху. Я думала, что ты знаешь… Ох! – закончила она, заметив выражение лица Ингрид, и до нее дошло, в чем дело. – Пойдем. Я отведу тебя к нему.

Бренетта передала Карлтона Рори, попросила отнести малыша в детскую за нее, взяла Ингрид за руку и повела в дом. Они поднялись по лестнице, и Бренетта остановилась перед дверью, за которой Ингрид помогала Тейлор произвести на свет Карлтона. Она тихонько постучала.