Текст книги "Город Драконов"

Хеби беспокойно двигалась, покачивая головой от волнения. Она была единственной из драконов, кто ни разу не заговорил с Элис. Несмотря на то что красная драконица самой первой научилась летать и охотиться, она никогда не производила впечатления особо смышленой, хотя, похоже, вполне разделяла добродушный нрав своего хранителя. Сейчас, когда Лефтрин держал юношу на руках и взволнованно говорил с ним, Хеби была больше похожа на обеспокоенного пса, чем на опасного хищника.

И тем не менее Элис сделала глубокий вдох, перед тем как тоже залезть на помост. Это потребовало от нее гораздо больших усилий, чем от Лефтрина, но она справилась. Капитан стоял на коленях на холодном камне, укачивая Рапскаля.

– Да что с ним такое? Что случилось?

– Он чуть не утонул, – тихо сказал Лефтрин, и в голосе его прозвучал ужас.

Но когда лицо Рапскаля повернулось к ней, Элис увидела лишь ошарашенную, какую-то идиотскую улыбку и полуприкрытые глаза. Она нахмурилась:

– Что?! Да Рапскаль больше похож на пьяного, чем на утопленника! Вот только где, интересно, он раздобыл спиртное?

– Нигде. Он не пьян. – Однако с этими словами Лефтрин снова встряхнул Рапскаля. – Эй, парень, возвращайся. Вернись к своей собственной жизни. Ты нужен своему дракону, да и ночь приближается. К тому же вот-вот разразится гроза. Чтобы перебраться на ту сторону до темноты, нам нужно, чтобы ты проснулся.

Лефтрин взглянул на Элис и принялся командовать, словно бы находился на капитанском мостике, а их корабль попал в чрезвычайную ситуацию.

– Быстро спрыгни и подхвати его ноги, когда я стану спускать его вниз, – велел Лефтрин.

«И когда только парень успел так вымахать?» – удивлялась Элис, выполняя приказ капитана. Когда она впервые встретила Рапскаля, тот выглядел совсем мальчишкой и казался моложе сверстников из-за своего простодушия. Потом, во время наводнения, он исчез вместе со своим драконом, и некоторое время все думали, что оба они мертвы. А когда они снова встретились, оказалось, что Хеби выросла, окрепла и превратилась в полноценного хищника, а Рапскаль возмужал и стал более таинственным – порой он походил на легендарного Старшего, хотя иногда по-прежнему вел себя словно восторженный мальчишка. Как и на всех хранителей, на него накладывало отпечаток близкое общение с драконом. Из-под обтрепанных штанов была видна плотная красная чешуя на ступнях и икрах, напоминавшая Элис плотную оранжевую кожу на лапках у цыплят. И сейчас, когда Лефтрин отпустил Рапскаля и она приняла его вес полностью, чтобы удержать парня на ногах, оказалось, что, как и птица, он весит гораздо меньше, чем можно было ожидать. Его глаза были широко распахнуты.

– Рапскаль? – позвала Элис, но он безвольно склонился на ее плечо.

Лефтрин тяжело спрыгнул к ним и, шумно выдохнув, скомандовал:

– Давай его сюда.

Хеби уткнулась носом в спину Рапскаля, заставляя Элис неуверенно попятиться от пьедестала статуи.

– А ну, прекрати! – велел капитан Хеби, но, когда глаза драконицы начали вращаться, мягко добавил: – Я пытаюсь ему помочь, Хеби. Отойди в сторонку, дай мне немного места.

Уверенности в том, что она поняла, не было, но, когда Лефтрин уложил Рапскаля на холодный камень, драконица отступила на шаг.

– Просыпайся, парень. Вернись к нам. – Капитан легонько похлопал Рапскаля по щекам, затем взял за плечи, усадил и встряхнул.

Голова юноши мотнулась назад, глаза распахнулись, и затем, когда голова снова наклонилась вперед, жизнь вернулась на его лицо. Приветливая улыбка, уже вполне осмысленная, расцвела на лице Рапскаля, когда он поднял на них блаженные глаза.

– Одетая к празднику, – сказал он радостно. – В платье из кожи угря, выкрашенной в розовый цвет, в тон чешуек у нее на лбу. Она была нежнее, чем крохотная ящерка на воздушном цветке, а ее губы – мягче, чем розовые лепестки.

– Рапскаль! – резко оборвал его Лефтрин. – А ну, немедленно очнись. Вернись к нам сейчас же. Только посмотри вокруг. Мы замерзли, приближается ночь, и этот город мертв Са знает как долго. Здесь нет никакого праздника и прекрасной женщины в платье, которую ты описываешь. Возвращайся! – Он сжал лицо юнца между ладонями и заставил того встретить его сердитый взгляд.

Спустя долгое мгновение Рапскаль резко подтянул колени к груди и сильно задрожал.

– Я так замерз! – пожаловался он. – Нам нужно поскорее вернуться на тот берег и обогреться у костра. Хеби! Хеби, ты где? Темнеет! Ты должна отнести нас домой!

Услышав звук его голоса, драконица сунула голову в центр их кружка, вынудив Лефтрина и Элис попятиться. Она широко раскрыла пасть, пробуя воздух вокруг Рапскаля, когда он воскликнул:

– Конечно же, со мной все в порядке! Я просто замерз. Почему мы все еще здесь? Сколько времени?

– Уже вечер, – мрачно ответил Лефтрин. – И мы все еще здесь по твоей милости. Поверить не могу, что ты оказался настолько безалаберным и неосмотрительным! Но сейчас мы не станем говорить об этом. Надо как можно быстрее перебраться на тот берег.

Юный хранитель быстро приходил в себя. Элис наблюдала, как он выпрямился, поднялся на ноги и заковылял к своему дракону. Как только он прикоснулся к Хеби, оба заметно успокоились. Драконица прекратила метаться, а Рапскаль глубоко вздохнул и обернулся к ним. Его красивое лицо наконец расслабилось.

Он откинул темные волосы и заговорил как ни в чем не бывало:

– Не будем понапрасну терять время. Бедной Хеби и так придется в третий раз лететь в полной темноте.

– Элис полетит первой, – заявил Лефтрин. – Потом ты. Тебя нельзя оставлять здесь без присмотра.

– Без присмотра?

– Ты знаешь, о чем я. Мы обсудим это, когда будем в безопасности на другом берегу, возле огня.

Рапскаль с обидой взглянул на капитана, но сказал лишь:

– Значит, сначала Элис.

Элис не впервые поднялась в воздух на драконе, но ей казалось, что она никогда не сможет к этому привыкнуть. Она знала: другие драконы не одобряли того, что Хеби позволяла людям взбираться к ней на спину и ездить, словно на вьючном животном, – и опасалась, что они захотят положить этому конец. Громче всех возмущалась Синтара, самая крупная из самок. Но не стоило сейчас думать о плохом, сердце Элис и без того отчаянно колотилось от страха. Шутка ли сказать, тут ведь совершенно не за что ухватиться, нет даже самого короткого троса.

– А зачем тебе это? – озадаченно спросил Рапскаль, когда впервые уговорил Хеби отнести Элис на тот берег, а она поинтересовалась, за что можно держаться во время полета. – Драконица знает, куда летит. Просто сиди спокойно, и все.

Лефтрин подсадил ее, а драконица услужливо присела, но Элис все равно пришлось карабкаться вверх по чешуйчатому плечу. Она оседлала Хеби, устроившись там, где крылья соединялись с телом. Это было не слишком удобно. Ей пришлось наклониться вперед и положить ладони на шею: эх, жаль, что нет никакой упряжи. Рапскаль научил Хеби взлетать, разбегаясь и подпрыгивая, но остальные драконы считали, что он не прав: они говорили, что нужно просто резко взмыть с земли прямо в небо. Тем не менее каждый полет Хеби начинался со стремительного бега с вершины холма в сторону реки. Затем следовали наклон, резкий прыжок, хлопок, когда она раскрывала крылья, и, наконец, неровное тяжелое биение огромных кожаных крыльев. Элис никогда не была уверена до конца, что Хеби сможет подняться в воздух, не говоря уже о том, чтобы удержаться там.

Но когда драконица взлетела, ритм ее крыльев стал ровнее. Ветер пронизывал Элис насквозь, обжигал ее щеки, пробирался под изношенную одежду. Женщина судорожно вцепилась в чешуйчатую мускулистую плоть. Если она соскользнет, то упадет в холодную реку и погибнет. Никто не сможет ее спасти. С тех пор как беспомощную Хеби унесло наводнением, та боялась воды. Она ни за что не нырнет в ледяную воду вслед за свалившимся седоком. Элис отогнала пугающие мысли. Она не упадет. Не упадет, и все тут.

Прищурившись, молодая женщина внимательно смотрела на крошечные огоньки на противоположном берегу реки и уверяла себя, что совсем скоро будет там. Огней было не так уж и много. Хранители и команда «Смоляного» заняли несколько домов, в которых еще можно было жить, и постарались по мере сил отремонтировать их: все-таки какое-никакое укрытие от холода и дождя. Однако их было слишком мало даже для того, чтобы основать деревушку.

«Но придут и другие, – с грустью подумала Элис, – как только весть о нашем открытии разнесется повсюду. И вполне возможно, это станет концом Кельсингры».

Лефтрин следил, как алый дракон исчезает в темной дали.

– Са, сохрани ее! – горячо воскликнул он, а затем губы его скривила удивленная усмешка.

Прежде, пока Элис еще не вошла в его жизнь, капитан никогда не молился. Сейчас же он ловил себя на этом каждый раз, когда она вновь и вновь шла на риск: исследовала заброшенные города, пыталась охотиться, летала верхом на драконе… Лефтрин покачал головой, когда Элис скрылась во мраке. Как бы сильно он за нее ни боялся, именно отважный характер этой женщины стал первой чертой, столь привлекшей его. Когда Элис Финбок появилась в порту Удачного в первый раз, в шляпке с вуалью и развевающихся юбках, он был потрясен до глубины души: ну надо же, столь утонченная дама собирается взойти на борт его баркаса и отправиться в опасное путешествие по реке Дождевых чащоб!

Теперь ее руки загрубели, волосы были небрежно стянуты в пучок, а вуаль и ленты давно позабыты. Но Элис по-прежнему оставалась утонченной дамой, такой же элегантной, как и прежде, подобно тому как хороший инструмент сохраняет свои свойства, сколь бы долго им ни пользовались. Она была особенной и неповторимой, его Элис. Крепкой, как диводрево, и изящной, словно кружево.

Лефтрин больше не мог видеть ни ее, ни драконицу. Тьма поглотила их обеих. Но он все равно смотрел в небо, надеясь, что Хеби будет осторожна в полете и благополучно доставит Элис на безопасную сторону.

– Они уже приземлились, – тихо сказал Рапскаль.

Лефтрин удивленно посмотрел на него:

– Ты можешь видеть так далеко?

Рапскаль весело улыбнулся. Его глаза мерцали в сумерках голубым.

– Моя драконица сообщила это мне. Она уже возвращается к нам.

– Ну конечно, – ответил Лефтрин.

Он тихо вздохнул. Было так просто забыть о связи Рапскаля с драконом. Так просто забыть о мальчишеской стороне юного Старшего. Как и все подростки, Рапскаль любил опасные забавы. И сегодня он проявил непростительную беспечность. Даже Хеби поняла это. Нельзя позволить ему так рисковать собой снова.

Лефтрин прочистил горло:

– Что ты делал, когда мы нашли тебя? Этому нет оправданий. Только не говори, что не осознавал опасности: все, кто родился в Дождевых чащобах, в курсе, к чему это может привести. И о чем ты только думал? Ты что, хотел утонуть в воспоминаниях? Навсегда стать потерянным для нас?

Рапскаль прямо встретил его взгляд. Его глаза светились в темноте голубым так ярко, словно он был стариком, прошедшим через долгие годы изменений. Его улыбка стала шире, и он радостно заявил:

– Вообще-то, да, хотел.

Лефтрин изумленно уставился на него. Слова парня поразили его. Рапскаль и не думал огрызаться, он произнес их совершенно искренне, без всякого вызова.

– О чем ты говоришь? Ты и впрямь намерен превратиться в пускающего слюни идиота, вечно блуждающего по воспоминаниям древних и не способного контролировать свое тело? Одряхлеть и стать обузой для тех, кто тебя любит, или умереть от голода в собственных испражнениях, когда все покинут тебя из-за твоего эгоизма? А именно так и случится, можешь не сомневаться.

Он описал смерть человека, утонувшего в воспоминаниях, стараясь нагнать на Рапскаля побольше страха. Нужно любой ценой убедить парня не возвращаться к наслаждению прошлым, которое ему не принадлежит. «Тонуть в воспоминаниях» – так называли это в Дождевых чащобах. Сейчас это происходило уже не так часто, как в ту пору, когда города Старших были только-только найдены, однако все еще случалось, причем обычно с юношами вроде Рапскаля. Соблазн прикоснуться к стенам и статуям, сделанным из камня памяти, был велик. Существование в Дождевых чащобах уже не было таким тяжелым, как прежде, однако не шло ни в какое сравнение с роскошной и богатой жизнью Старших, запечатленной в камнях памяти.

Как только молодой парень обнаруживал один из таких артефактов, соблазн снова и снова возвращаться к чудесному сну, сотканному из чужих воспоминаний о пирах, музыке и любви, зачастую оказывался слишком велик, чтобы устоять. Предоставленные самим себе, юнцы буквально тонули в воспоминаниях, забыв о собственной жизни и нуждах своих реальных тел ради удовольствий призрачной цивилизации, не существующей больше.

Лефтрин понимал магию этого притяжения. Почти каждый смелый парнишка из Дождевых чащоб хоть раз попробовал погрузиться в нее. Тайные сведения о том, где спрятаны самые лучшие и самые сильные воспоминания, передавались из уст в уста, от поколения к поколению. Рассказывали, что якобы, дотронувшись до резьбы на камне в городе Старших, похороненном под Трехогом, можно перенестись на роскошный пир, где играла неземная музыка. Ходили слухи и о другом камне памяти, хранившем воспоминания о впечатляющих состязаниях Старших в искусстве плотской любви. Много лет назад Совет торговцев Дождевых чащоб принял решение уничтожить оба упомянутых артефакта, так как слишком многие молодые люди пали их жертвами. Даже говорить об этом строго запрещалось.

Наблюдая сейчас за Рапскалем, Лефтрин задумался: что же, интересно, тот обнаружил, прикоснувшись к статуе? Какие воспоминания хранят эти камни? И как сильно будет их притяжение, когда об этом узнают и другие хранители? Капитан с ужасом представил, как скажет Элис, что скульптуру необходимо разрушить, а затем прикинул, как трудно будет разбить ее на куски. Старшие строили на века. Ничто из созданного ими не сдавалось легко – ни природе, ни человеку. Уничтожение артефакта займет дни, а может, и недели. И это будет сопряжено с немалым риском. Для тех, кто чувствителен к камню памяти, опасно даже легкое прикосновение. Даже вдыхание пыли может иметь серьезные последствия.

– Что ты нашел в этой статуе, парень? Неужели ради этого стоит отказаться от своей собственной жизни?

Рапскаль улыбнулся:

– Капитан, не надо так волноваться. Я действую вовсе не бездумно, а делаю то, что и должен делать. То, что Старшие делали всегда. Именно для этого воспоминания и были сохранены в камне. Мне это нисколько не повредит, а, напротив, поможет стать тем, кем я должен стать.

Сердце Лефтрина падало все глубже с каждым уверенным заявлением юноши. Он уже говорил как незнакомец, совсем не так, как вечный непоседа Рапскаль, к которому капитан привык. Неужели его могло затянуть так быстро?

Лефтрин строго произнес:

– Так это видится тебе, хранитель. Так это виделось многим до тебя, а когда несчастные погрузились слишком глубоко, то не смогли вернуться, и было уже слишком поздно, чтобы еще раз об этом подумать. Поверь, мне и самому знакомо это притяжение, Рапскаль. Когда-то и я был молод. Однажды я тоже положил руку на камень памяти, и меня захватило…

– Правда? – Рапскаль склонил голову и воззрился на Лефтрина. В угасающем свете дня моряк не смог различить выражения глаз мальчишки. Сквозило ли в них сомнение? Или даже снисхождение?

– Но даже если и так, – продолжил Рапскаль мягко, – то для тебя все наверняка было иначе. Это как… как читать чужой дневник. – Он поднял глаза и широко улыбнулся. – А вот и она, моя красавица, моя дорогая девочка, мое алое чудо!

Красная драконица замедлилась, хлопая широко распахнутыми крыльями, легко опустилась и замерла, приземлившись в нескольких шагах от них. Ее мерцающие глаза закружились от удовольствия при словах хранителя.

– Теперь твоя очередь, – сказал Рапскаль капитану, улыбаясь.

Но Лефтрин не улыбнулся в ответ:

– Нет уж, твоя. Пришли потом Хеби за мной. Я не намерен оставлять тебя наедине с этой статуей.

Рапскаль наградил его долгим и пристальным взглядом, а затем пожал худым плечом:

– Ладно, капитан. Но знаешь, что я тебе скажу: здесь, в этом городе, я чувствую себя куда менее одиноким, чем прежде. – Он развел руки в стороны, как будто хотел обнять свою драконицу, и потянулся к ней. Маленькая красная королева приподнялась на задних лапах, а затем снова опустилась. Она склонила к хранителю голову и издала что-то среднее между рычанием и мурлыканьем, когда Рапскаль дотянулся до нее и взобрался к ней на плечи. – Я отправлю за тобой Хеби! – пообещал парень Лефтрину, прежде чем алая драконица развернулась на задних лапах и начала свой разбег по склону холма.

Пятый день месяца Перемен, седьмой год Вольного союза торговцев

От Рейала, исполняющего обязанности смотрителя голубятни в Удачном, – Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге

Послание от торгового семейства Мельдар и торгового семейства Кинкаррон с повторным предложением значительного вознаграждения за любые сведения о местонахождении и здоровье Седрика Мельдара и Элис Финбок, урожденной Кинкаррон, с просьбой послать уведомление в Трехог и Кассарик.

Детози, несколько слов лично от меня. Спасибо тебе за советы и передай также мою благодарность Эреку. Я с трудом сдержался и оставил без внимания возмутительное письмо Кима. Теперь нашими клиентами подано уже несколько жалоб о состоянии посланий, поступающих из Кассарика. Я буду держаться тише воды ниже травы, как и подобает юному подмастерью. И пусть другие разбираются, правда ли письма вскрываются именно там, а также кто и с какой целью нарушает правила.

Твой племянник Рейал

Глава 5. Торговец Удачного

Дверь распахнулась в темноту. Гест осторожно ступил в комнату, поморщившись от запахов выветрившихся духов и затхлости. Кто бы ни убирал это помещение в последний раз, этот человек явно не особо старался. Угли давно угасшего огня до сих пор так и лежали в маленьком камине, распространяя зловоние старого пепла. Сделав несколько больших шагов, Гест оказался у окна и отдернул занавески, впуская в комнату серый зимний свет. Широко распахнув окно навстречу холодному дню, он так и оставил его открытым.

Изначально предполагалось, что это небольшое помещение будет служить Элис комнатой для шитья. Его мать получила огромное удовольствие, подготавливая ее для будущей невестки: Силия Финбок тщательно выбирала кресла, которые должны были стоять у камина, маленькие столики, темно-синие портьеры и ковер с цветочным узором. Но его неудобная жена не интересовалась рукоделием. Нет, это занятие не для Элис! В то время как супруги других мужчин вдохновенно отделывали новые шляпки или вышивали девизы, его жена шаталась по рынкам, разыскивая старые свитки, чтобы купить их по непомерным ценам и притащить домой. Полки, окрашенные в золотой и белый цвета и предназначавшиеся для безделушек, прогибались под грузом свитков, книг и стопок записок. Поверхность большого деревянного стола, который заменил собой изящный столик для шитья, была пуста. Надо отдать должное Элис: по крайней мере, она навела здесь порядок, перед тем как уехать.

И вдруг Гест понял, что стол был абсолютно пуст. НЕТ! Она не могла забрать с собой подобный раритет! Даже Элис не была настолько одержима, чтобы рисковать драгоценным свитком Старших, который Гест преподнес ей перед свадьбой в качестве подарка. Он был просто невероятно дорогим. Зная его цену и хрупкость, она поместила проклятую диковинку в специальный футляр, чтобы предохранить от пыли и любопытных прикосновений. Элис ни за что бы не взяла с собой такой уникальный предмет, отправляясь на лодочную прогулку по реке Дождевых чащоб. Или все-таки она прихватила его?

Этот самый свиток – один из немногих полностью уцелевших документов Старших, найденных в Кассарике, – Седрик разыскал для него еще в те времена, когда Гест ухаживал за Элис. Секретарь уверил его, что, несмотря даже на заоблачную цену, которую заломили за раритет, это будет очень выгодным вложением средств. Ведь в результате Гест не только приобретет уникальный артефакт Старших, но заодно и добьется согласия Элис на брак. Ну, просто не сделка, а мечта любого торговца: отдать что-то только для того, чтобы немедленно получить это обратно, да еще и женщину в придачу. Они смеялись над этим накануне того дня, когда Гест торжественно преподнес драгоценный свиток убогому маленькому созданию.

Гест презрительно нахмурился, вспомнив ту ночь. Да, он тогда веселился от души, сознавая, как ловко все обстряпал. А вот Седрик сидел тихо, кусая губы, а потом осмелился спросить:

– Ты точно намерен продолжить свою затею? Не сомневаюсь, что этот прекрасный подарок, как ничто другое, поможет тебе завоевать расположение Элис и добиться от нее согласия стать твоей женой. Но действительно ли ты уверен, что хочешь именно этого?

– Ну конечно же нет!

Они пили в кабинете Геста, с комфортом расположившись у камина и наблюдая, как сучковатое яблочное полено прогорает в пепел. В большом доме было тихо и спокойно, занавески задернуты, чтобы не впускать в комнату ночь. Война с Калсидой наконец-то закончилась, торговля возобновилась, и жизнь постепенно налаживалась. Доброе вино и выдержанный бренди, песни и развлечения вернулись в Удачный. Вновь открылись постоялые дворы и таверны, заработали театры – все это быстро восстанавливалось и поднималось из пепла, чтобы придать городу еще большее великолепие, чем то, каким обладал старый Удачный, до того как он был сожжен и разграблен врагами. Здесь легко делались состояния. Это было прекрасное время для молодых, богатых и независимых.

А потом… И надо же было отцу Геста, этому закостенелому консерватору, все испортить, настояв на том, что сын должен найти жену и обзавестись потомством. Старик заявил, что в противном случае Гест утратит право считаться единственным наследником фамильного состояния Финбоков.

– Если бы это зависело только от меня, я бы оставил все по-старому, – сказал Гест Седрику. – Я вполне доволен своей жизнью: у меня есть друзья и свое дело, вполне процветающее торговое предприятие. Я могу укладывать тебя в постель, когда захочу. Последнее, что мне нужно, – это назойливая дамочка, создающая в моем доме излишнюю суету, требующая, чтобы ей уделяли время и внимание. Еще меньше я хочу получить вечно вопящих младенцев и чумазых маленьких детишек.

– Но пока твой отец жив, носит мантию торговца и единолично распоряжается семейным состоянием, ты должен всячески ему угождать.

Слова Седрика заставили Геста нахмуриться – и тогда, и сейчас.

– Не совсем так. Я должен делать вид, что угождаю ему. Однако думать в первую очередь я буду о том, чтобы мне было хорошо. Вот так-то, мой друг.

– Ну, коли так, то ладно. – Седрик слегка пьяным движением указал на свиток в древнем декоративном футляре. – Тогда эта вещица – именно то, что тебе нужно, Гест. Я знаю Элис многие годы. Увлечение древними Старшими и драконами целиком поглотило ее. Такой подарок склонит ее на твою сторону.

Так и случилось. В то время ему казалось, что проклятая безделушка, за которую пришлось выложить заоблачную сумму, того стоила. Элис сразу согласилась выйти за него замуж. А дальше все пошло как по маслу: ухаживать за ней, придерживаясь традиций Удачного, было так же просто, как и следовать маршруту по карте. Они поженились, отец Геста предоставил новобрачным прекрасный новый особняк и значительно увеличил содержание сына, так что все было просто замечательно. Правда, время от времени его родители выражали недовольство тем, что Элис не производит на свет наследников, но это едва ли была вина Геста. Даже если бы ему и нравились женщины, он вряд ли бы выбрал Элис. Непослушные рыжие волосы и целая россыпь веснушек, похожих на отметины после оспы: на лице, руках и плечах. Она была крепкой здоровой женщиной, которая, казалось бы, должна была легко зачать и сразу же родить ему надоедливого писклявого отпрыска. Но даже этого она не смогла сделать как следует.

И вот, спустя годы, когда Гест думал, что Элис давно уже смирилась и привыкла к налаженному, ее вдруг посетила дикая мысль – отправиться в Дождевые чащобы изучать драконов. И будь он проклят, если Седрик не поддержал ее в этом глупейшем начинании. Они оба имели наглость напомнить ему, что он сам согласился на такое путешествие как на одно из условий брачного контракта. И что? Даже если и так, ни одна порядочная женщина не стала бы настаивать на столь абсурдной затее. Основательно разгневавшись на секретаря и на Элис, Гест отослал их в Дождевые чащобы вместе. Пусть Седрик сполна насладится вечным нытьем своего «старого друга» и всеми прелестями изнурительной дороги. Посмотрим, как этому изнеженному франту понравится жить в походных условиях на корабле посреди зловонной реки. Эгоистичный негодяй, неблагодарный идиот. Да и Элис ему под стать, ничуть не умнее. Так Гест думал тогда. И обнаружить теперь, что эта парочка обокрала его, что они прихватили наиболее ценный свиток из всей дорогостоящей коллекции, которую собрала эта глупая рыжая корова, было просто невыносимо.

Гест шагнул обратно к двери и выглянул наружу:

– Чед! Ты где? А ну, немедленно подойди сюда!

– Иду, сударь! – Голос слуги звучал издалека, возможно из винного погреба. Ленивый ублюдок. Его никогда нет рядом, когда он нужен хозяину.

Гест нетерпеливо зашагал по комнате, ища и не находя драгоценный свиток. Эта сучка украла его! Он сжал кулаки. Ну ничего, вскоре она узнает, что муж оставил ее без гроша. И вероломный Седрик тоже получит по заслугам! Когда Гест, приехав из путешествия по делам фирмы, обнаружил, что ни его жена, ни его секретарь, невесть зачем отправившиеся в Дождевые чащобы, до сих пор не вернулись, он пришел в ярость. Несмотря на это, он сдерживался и ничего не предпринимал до тех пор, пока мерзкие слухи о том, что эти двое сбежали вместе, наставив ему рога, не начали вредить его общественному положению. Разумеется, в кругу ближайших друзей Геста знали, что это просто не может быть правдой, поскольку Седрик одинаково был не в состоянии как соблазнить женщину, так и проявить характер. Но в Удачном были и другие люди, общество, в котором верили сплетням и осмелились жалеть Геста, сочувствовать обманутому мужу.

Многие искренне сопереживали молодому Финбоку, не сомневаясь, что его сердце разбито, имели наглость советовать Гесту, как лучше вернуть расположение жены. Но хуже всех были честолюбивые матроны, которые тихонько подстрекали его расторгнуть брачный контракт и найти «более подходящую, порядочную, здоровую и способную к деторождению супругу», тем паче что у них как раз была дочь, племянница или внучка, которая превосходно отвечала всем этим требованиям. Одна вдова даже отважилась предложить свою кандидатуру. Такие домогательства были унизительны, но еще хуже были жалость и сочувствие окружающих. Похоже, многие вообразили, что Гест Финбок не предпринимает никаких решительных действий, поскольку и впрямь скорбит по своей рыжей корове!

Именно тогда он и разослал по всем крупным городам на реке Дождевых чащоб уведомления, недвусмысленно заявив: любому, кто окажется достаточно глуп, чтобы предоставить кредит сбежавшей парочке, нечего рассчитывать на оплату их долгов из кармана Геста Финбока. Элис и Седрик решили бросить его? Прекрасно! Поглядим, как они запоют, когда он полностью перекроет им денежный поток. И заодно все поймут, насколько мало его заботит, что случилось с его женой и секретарем.

Да куда же подевался этот проклятый слуга? Гест опять высунулся в коридор.

– Чед! – яростно завопил он, и его гнев не смягчился, когда слуга заставил хозяина вздрогнуть, появившись в коридоре позади него и сказав:

– Я здесь, господин мой.

– Где ты ходишь? Когда я тебя зову, это значит, что ты нужен мне немедленно.

– Прошу прощения, господин, но я встречал посетителя и устраивал его в вашем кабинете. Этот человек хорошо одет и приехал в наемном экипаже – самом лучшем, смею заметить. Он говорит, что прибыл из Калсиды на корабле, который причалил только этим утром, и что вы ожидаете его.

– Как его зовут? – спросил Гест. Он напряг мозги, но не мог припомнить ни одной назначенной на сегодня встречи.

– Посетитель наотрез отказался сказать мне это, господин. Он сказал, что это вопрос весьма деликатный и что он привез подарки и сообщения не только вам, но и некоему господину по имени Бегасти Коред. Он также упомянул о том, что Седрик Мельдар договорился с ним обо всем несколько месяцев тому назад, но вроде как ожидаемые грузы не прибыли вовремя, и теперь кто-то должен заплатить за задержку…

– Достаточно!

Опять этот проклятый Седрик! Гест уже устал думать о нем. Но чтобы секретарь сбежал, даже не предупредив о том, что заключил какое-то соглашение? Это совершенно на него не похоже. Седрик отличался щепетильностью в деловых вопросах и тщательно продумывал любую мелочь, никогда ни о чем не забывал. И к тому же очень странно, что этот паразит так долго остается вдалеке от привычного комфорта. Если только за всем этим не кроется нечто большее. Эта мысль встревожила Геста. Седрик и Элис с детства были друзьями. А вдруг эти двое объединились и составили против Геста какой-то заговор с целью присвоить себе его торговое предприятие? И как раз в этот момент он вспомнил, зачем вызвал Чеда.

– Хватит уже трепать языком! Займись лучше делом. На этом столе был свиток, очень ценный, в деревянном футляре со стеклянной крышкой. Он лежал вот тут, а теперь пропал. Я хочу, чтобы его нашли.

– Осмелюсь доложить… – начал этот идиот Чед.

– Разыщи свиток! – прикрикнул на него Гест. – Найди его немедленно, или будешь обвинен в воровстве!

– Но господин! – внезапно возразил слуга. – Я ничего не знаю о содержимом этой комнаты. Когда я только прибыл, мне было сказано, что это территория горничных госпожи. Потом, когда ты, господин мой, повелел уволить горничных, я не взял на себя их заботы, поскольку ты…

– Найди свиток! – завопил Гест. Он отвернулся от слуги и зашагал по коридору прочь. – И подай нам в кабинет угощение, пока я выясняю, какие еще планы ты мне расстроил.

Отведя душу криком, Гест испытал некоторое облегчение. Приятно было видеть, как побледнел и задрожал слуга, испугавшись за свое место. Ничего, теперь Чед непременно отыщет пропажу.

Если только Элис с Седриком и впрямь не украли драгоценный свиток. А как насчет других раритетов, которые эта неблагодарная маленькая женщина и его вероломный секретарь скупали годами? Гест резко остановился, припоминая, как старательно Седрик отыскивал для Элис самые дорогие и древние документы и как он постоянно уговаривал Геста их купить, внушая ему, что надо же чем-то занять жену. А к концу того времени, что они были вместе, Седрик даже отважился утверждать, что его жена – подумать только! – заслуживает таких подарков в качестве вознаграждения за брак по расчету. Гест тогда решительно возразил, что Элис прекрасно знала, на что идет, когда подписывала брачный контракт. С самого начала он дал ей четко понять, что их брак – это только видимость, он заключен по расчету, исключительно с целью обзавестись наследником. Теперь Гест предался невеселым размышлениям о том, какую часть его состояния супруга истратила на рваные клочки коровьих шкур и заплесневелые книги. Где-то должны быть записи, что-то вроде реестра этих предметов с указанием стоимости каждого. Седрик скрупулезно вел отчетность. Но где же эти записи? Или они забрали их вместе с драгоценными артефактами, когда задумали сбежать от него?