Текст книги "Любовник"

Нет, он не причинит зла женщине, которая, как говорится в поговорке, способна снести золотое яичко. К тому же их сделку скрепил стряпчий.

Майкл провел ее по каменной лестнице к парадному и уверенно вставил ключ в скважину. Энн с трудом разглядела в полутьме богатый вестибюль, отделанный дорогими дубовыми панелями. В углу на столике красовался гиацинт – его голубые лепестки полностью распустились. В тени поблескивало серебро – поднос дожидался утренней почты. Впереди мраморные ступени, огражденные хитроумно витыми железными перилами, уводили куда-то во тьму. Да, дом, где ей предстояло расстаться со своей девственностью, не походил на обиталище человека с дурной репутацией. Это было настоящее жилище. Воздух наполнял аромат цветов и пчелиного воска.

А ее дом в Дувре пропах болезнью и карболкой; старый лондонский дом – плесенью и пылью.

Все так же молча Майкл зажег газовый светильник и увлек Энн к темному подножию лестницы. Наверху виднелся призрачный свет.

Не чувствуя под собой ног, Энн ухватилась за изящные железные перила, потом начала подниматься.

Обитый бледным шелком коридор тянулся вдоль всего этажа. Каблуки выстукивали ритмичную мелодию на гладком, как зеркало, дубовом полу: проникновение, овладение – проникновение, овладение. В дальнем конце прохода настенное, в виде веера, бра боролось с наползающей темнотой. Наконец дорогу им преградили кремовый карниз и двери – врата перед женщиной, намеревавшейся пробудить свою сексуальность.

Майкл толкнул тяжелую дверь, которую стерегло бра, и перед ними в полоске света блеснула массивная, на четырех столбиках, медная кровать. Он потушил газ и мягко подтолкнул Энн в спальню. Угольная чернота комнаты показалась давящей, терпкой и удушающей. Энн испугалась: на секунду ей показалось, что она очутилась в теплице или на бдении у гроба.

Майкл, не произнося ни слова, шел впереди. Послышался треск зажигаемой спички, и из цветного шара разлился мягкий свет и выхватил из темноты дубовый прикроватный столик с кроваво-красными розами в вазе. Рядом стояла медная кровать – белоснежные простыни и зеленое покрывало уже откинуты в гостеприимной готовности.

Майкл бросил сгоревшую спичку в крохотную пепельницу и повернулся к ней – лицо в тени, но на черных волосах отсветы золотистого огня.

– Позвольте принять вашу накидку.

Энн похолодела при мысли о том, как он исследует каждый изгиб и каждую выпуклость ее тела.

– Спасибо.

Руки в шрамах напомнили, что это уже не тот человек, от которого восемнадцать лет назад млели матроны и дебютантки. Одну за другой он расстегнул на ней пуговицы. Все происходило слишком стремительно.

– Я не захватила ночную рубашку, – пробормотала она. Черные ресницы взметнулись вверх, и фиалковые глаза застали Энн врасплох.

– Она вам не потребуется. – Майкл разжал ее пальцы, принял ридикюль и отшвырнул на пол. Легкий стук нарушил тишину ночи. За ридикюлем с тяжелым бархатным шелестом последовала накидка.

В сером шелковом платье Энн почувствовала себя провинциальной простушкой – скромной курочкой рядом с цветастым павлином. Она закрыла глаза. Сейчас платье последует за накидкой, однако ей не хотелось, чтобы он смотрел на ее слишком маленькие груди и не в меру широкие бедра. Но любопытство взяло верх. В конце концов, она заплатила большие деньги! Энн открыла глаза и отступила на трясущихся ногах.

– Пожалуйста, разденьтесь.

В фиалковых глазах промелькнула дьявольская искра.

– Вы хотите видеть меня обнаженным?

Энн выпрямилась во все свои пять футов и пять дюймов.

– Я старая дева, месье, но я женщина. И у меня такие же желания, как у любой другой женщины. Конечно, я желаю видеть вас обнаженным.

– Вы представляете, как устроен мужчина, шери?

Ее подбородок гордо вздернулся вверх.

– Я не упаду при виде вашего мужского отростка, если вы это имеете в виду.

– Но доставит ли вам удовольствие его вид?

– А другим женщинам доставляет?

– Вы девственница, мадемуазель. Созерцание обнаженного мужчины способно… встревожить вас.

Энн поджала губы.

– Я узнаю это только после того, как посмотрю.

– А если все-таки испугаетесь?

– Не до такой степени, чтобы переполошить соседей.

Лампа стала меркнуть так же внезапно, как и вспыхнула.

– Ничего подобного я о вас и не думал.

Майкл умело освободился от черного сюртука, и тот с соблазнительным шелестом упал к его ногам. Не отрывая от нее глаз, он расстегнул верхнюю пуговицу жилета. Без сомнения, этого от него добивались многие красивые и опытные женщины.

Но Энн смотрела не в его горящие глаза, а на обезображенные кисти.

– Больно?

Пальцы Майкла замерли.

– Может быть, вам помочь? – Энн успокоилась. Ей всю жизнь приходилось помогать родителям. Сначала в гостиной, потом в спальне, а в последнее время – у их смертного одра. Женщина подошла к Мишелю и отвела его пальцы. Но маленькие жемчужные пуговки не поддавались. Никогда у постели больных она не казалась такой неуклюжей. Она нахмурилась и сняла перчатки. Железные пальцы стиснули ее запястья, и невесомые перчатки упали на пол. Энн в тревоге вскинула голову. Лицо мужчины было всего в нескольких дюймах от ее лица. Шрамы прорезали волевые скулы.

– Мне не требуется сиделка, мадемуазель.

Энн замерла. Сама того не желая, она его обидела. Энн облизала губы, на которых оставался привкус его влажного дыхания.

– Я не собираюсь становиться вашей сиделкой.

– В кебе вы утверждали, что и понятия не имеете, чего желать.

Энн не отвернулась и не притворилась, что не поняла его.

– Я спрашивала, что может произойти, если женщина не знает, чего просить. Но не утверждала, что не знаю, чего хочу.

Майкл склонил голову, и его губы оказались рядом с ее губами.

– И чего же вы желаете, мадемуазель?

В его словах звучал вызов. Как будто он спрашивал: «Как далеко вы готовы зайти, госпожа старая дева? Не побоитесь ли ласк мужчины, который известен тем, что умеет доставлять наслаждение женщинам?»

Энн глубоко вздохнула. Все, что у нее есть, – это один месяц наслаждений. И она не собиралась поддаваться своим девическим страхам.

– Я хочу испытать оргазм.

– Сколько раз?

– Столько, сколько позволит тело.

– Сколько желаете пальцев?

– Столько, сколько примет тело.

– Как глубоко мне в вас проникать?

– Насколько сможете.

Фиалковые глаза вспыхнули.

– Ваших грудей когда-нибудь касался мужчина?

– Нет. – Энн признавалась в этом с трудом. Мужчины охотились за состоянием ее родителей, но никогда не обращали внимания на нее как на женщину.

– Какой-нибудь мужчина ласкал вас языком?

Энн проглотила подступивший к горлу комок.

– Один раз.

– Вам понравилось?

Нет, ей не понравилось. Юнец, сорвавший поцелуй, признавался потом приятелям, что за Энн просто невозможно ухаживать. И только вконец отчаявшийся подцепить богатую невесту бедняга способен положить глаз на такую несмышленую телку.

Женщина смотрела на бахрому трепетавших перед ней ресниц. Они казались черными, как уголь, и невероятно длинными.

– Он меня чуть не задушил, а потом насмехался надо мной, – с трудом выдавила она.

– Я не стану вас душить, шери. И насмехаться тоже не стану.

Майкл отступил назад и снял жилет. Энн замерла и только смотрела во все глаза. Его черные ресницы скрывали возбужденный блеск глаз, рука потянулась развязать узел белого галстука. Энн мучительно захотелось, чтобы он поцеловал ее, и Майкл, вероятно, об этом догадывался. Женщину охватила безрассудная отвага.

– А что же вы предпримете, месье?

– Во время поцелуя буду посасывать ваш язык. – Его руки опустились, на пол упал галстук, зато черные ресницы взлетели вверх. – После того как я вас раздену, я поцелую ваши груди. А когда вы останетесь совершенно нагой, – он отстегнул от белоснежной манжеты золотую запонку, – примусь целовать ваш клитор.

У Энн перехватило дыхание. Майкл отстегнул вторую запонку.

– Вы знаете, где расположен ваш клитор, мадемуазель?

Женщина изо всех сил старалась не отводить взгляда от его лица и не смотреть на темные волосы во все расширяющемся вырезе рубашки;

Восемнадцать лет назад, возвратившись из Лондона в Дувр, она стянула медицинские записки у домашнего врача своих родителей. И в них нашла упоминание об интересующих ее частях тела. Но в записках ничего не говорилось о том, что с этими частями женского тела делает мужчина.

Энн так и не узнала, чего мужчины требуют от женщин.

Майкл положил золотые запонки в карман брюк, и этот жест приковал ее взгляд к припухлости под его брюками.

– Я уверена, что испытаю оргазм. И надеюсь, не один. Вы ведь недаром получили свое прозвище, месье. Это благодаря вашему умению лизать и посасывать женщину?

– И всему прочему, – загадочно ответил Майкл. Скрестив руки, он ухватился за рубашку и снял ее через голову.

Сердце Энн гулко забилось о ребра. Шея и руки Майкла были исполосованы шрамами, но тело оставалось совершенно чистым. Кожа смуглая, волосы на груди черные, мускулы рельефные. Голова неожиданно вынырнула на свет, и рубашка присоединилась к груде одежды на полу.

Майкл понимал, какой произвел на нее эффект – в этом она ничуть не отличалась от других покупавших его услуги женщин.

– Вы достаточно возбуждены, месье?

– Да. – На первый взгляд его как будто не поразила е неожиданная смелость. – Достаточно.

Горячая влага уже струилась меж ее бедер.

– Вы всегда возбуждаетесь, когда… бываете с женщиной?

– Да, – просто ответил Майкл.

– Я хочу вас видеть.

– Тогда снимите с меня брюки, мадемуазель. – Фиалковые глаза призывали коснуться и изучить то, за что она платила.

Ощутить все девять с половиной дюймов.

– Отлично, месье. – Энн шагнула вперед. Его тело излучало жар. Она решительно взялась за обшитые шелком пуговички на широком поясе. С каждой новой расстегнутой пуговицей открывался все больший покрытый черным волосом участок; темная стрела убегала к низу живота. Под шелком подкладки брюк Энн ощущала его тело: плотное, твердое. Пенис пульсировал и жил своей собственной жизнью.

Затаив дыхание, она приспустила ему брюки на бедра… Ее опалил жар и запах свежего мыла и мужчины,

Майкл оказался прав. Она не готова увидеть настоящего мужчину. Энн встретилась с ним взглядом. Его фиалковые глаза смотрели выжидательно.

– Вы утверждали, что доводили до оргазма всех женщин.

– Непременно.

– Даже если женщина девственница?

– У меня ни разу не было девственницы.

У него ни разу не было девственницы!

А она никогда не знала мужчины.

Если она примет его, то больше не будет такой, какая есть.

Энн изо всех сил старалась, чтобы голос не выдал ее нарастающий страх;

– Но если у вас никогда не было девственницы, откуда вы знаете, что способны доставить мне удовольствие?

Спокойно и методично Майкл снова натянул на себя брюки, подошел к кровати, сел и принялся снимать сапоги и чулки. Его ноги были такими же длинными, массивными и смуглыми, как и руки.

Из расстегнутых брюк виднелась мясистая, увитая голубыми прожилками плоть с красноватым, напоминающим садовую сливу кончиком – плотная и тяжелая. Темные волоски испещрили мошонку, отливавшую голубизной вен.

– Откуда вы знаете? – продолжала допытываться дрожащим голосом Энн.

Майкл встал, стряхнул с себя брюки и направился к ней – шесть футов смуглых жилистых мускулов. Напряженный член уперся в серый шелк на ее животе. Он трепетал.

– Ты останешься довольна, шери. – Его дыхание опалило ее лицо. – Верь мне.

– Если вы одолжите мне ночную рубашку, то я разденусь в вашей гардеробной. Выключите свет и подождите меня в кровати.

Смуглая рука прошлась по ее заплетенным в пучок волосам и освободила заколку. Та упала на дубовый пол с неестественно громким щелчком, так что он даже заглушил удары ее сердца.

– Не пойдет. – Щеку вновь опалило горячее дыхание.

Энн не знала, как себя вести… и что делать. А мужчина рядом с ней принимал ее незнание за неловкость. Она разозлилась.

– В конце концов, это мои деньги и вы должны себя вести так, как угодно мне.

Вторая заколка последовала за первой.

– Вы мне платите за то, чтобы я доставил вам удовольствие.

– Именно, но неподчинение моим желаниям не приносит мне удовольствия.

– Вы его получите, шери, обещаю.

Энн перехватила его руку в своих волосах.

– Пожалуйста, не надо.

Но Майкл проигнорировал ее просьбу и обеими руками продолжал освобождать пучок.

– Нет никакого удовольствия в том, что вы начинены заколками, как еж. – Сильный толчок пениса в живот доставил Энн мучительное наслаждение, но его размеры и природная мужественность пугали ее.

Волосы Энн рассыпались по спине. Их еще ни разу не распускал мужчина. Отчаянно стараясь сохранить самообладание, Энн неумело положила ладони на его тонкую талию. Мускулистое тело было на ощупь таким же твердым, как и на вид.

– Я никогда не стояла обнаженной перед мужчиной. – Она вообще ни перед кем не стояла обнаженной, кроме своей старушки няни.

Майкл запустил пальцы в ее волосы. Грубая от ожогов кожа то и дело касалась ее головы.

– Уверяю, у вас нет ничего такого, чего бы я не видел раньше.

Но Майкл сказал не правду. Он никогда не видел женщины, подобной этой.

– Я немолода.

Он заставил ее поднять лицо.

– Я тоже.

На ее ресницах заискрились слезы.

– Я некрасива.

Его пальцы замерли в ее волосах.

– Я тоже.

– У вас красивые глаза. Они обжигают… страстью.

Боль промелькнула в его взгляде.

– И ваши тоже, шери.

Майкл не позволил ей отвернуться, прильнув к ее губам в мучительном поцелуе. Пальцы Энн впились в его талию, но твердые мышцы не поддавались.

– Я не знаю, как следует принимать тело мужчины в свое.

– Это что-то вроде поцелуя, – прошептал он. – Я стану пробовать вас на вкус, лизать, щекотать языком, а потом проникну внутрь.

– Тоже языком? – Ее самообладание улетучивалось, подобно утренней росе в лучах солнца.

Он отпустил ее голову, взял за правую руку и притянул ее к своей подрагивавшей плоти – мягкой, но в то же время упругой.

– Вот этим.

Глава 3

Бесконтрольное желание охватило ее тело. Энн не могла пошевелиться и только восхищалась чудом мужского возбуждения. Ничто не могло сравниться с Майклом: ни эротические мечты, ни сексуальные фантазии и, уж конечно, ни бесконечные часы ухода за отцом.

Он был мягче бархата и тверже стали. Гораздо длиннее ширины ладони. И пульсировал так, что пронимало до самого сердца.

Энн судорожно вздохнула.

– Пожалуйста, выключите свет.

– Не могу этого сделать.

Энн собралась протестовать – мол, она платит за их свидание, – но задохнулась от обжигающего жара. Он ее лизал, ласкал языком, а затем проник в рот. Майкл касался ее языка и неба «. – А плоть в кулаке пульсировала и трепетала. Легкие Энн ныли от потребности в кислороде, но Майкл не отрывался от нее. Он се сосал, как и обещал.

Сначала рот, потом груди, а затем клитор.

– Подними руки.

Платье шелковой змеей соскользнуло через голову. Взгляд Майкла перебегал с ее макушки к кончикам пальцев на ногах.

– Как вас зовут, мадемуазель?

Она удивленно посмотрела на него.

– Энн.

И тут же вспомнила, что стряпчий советовал оставаться анонимной – глупое предостережение. Может ли быть что-нибудь страшнее той боли, которая лишает женщину всего, кроме необузданно дикого желания? Ловкие пальцы расшнуровывали ее корсет.

– Вы можете называть меня Энн… – Она ужаснулась, услышав собственные слова, но они уже сорвались с ее губ. – Можно я буду звать вас Мишелем?

Проворные пальцы возились с ее нижней юбкой.

– Мы станем близки, Энн. Так близки, как только могут быть близкими два человека.

Нижняя юбка с шелестом распласталась возле ее ног. Стараясь сохранить последнюю одежду, женщина прижала руки к бокам. И отчаянно пыталась сосредоточиться на его словах.» Мы станем близки…»

– Вы говорили, что у нас не романтическая связь.

– Так оно и есть. В страсти нет ничего романтического. – Ладонь Майкла охватила ее ягодицы, пальцы проникли в отверстие в шерстяных панталонах. Вторая нижняя юбка упала рядом с первой. – Страсть – абсолютно земная вещь. Изначальная. – Внезапно его руки оказались в ее панталонах. Шероховатость шрамов ощущалась во впадине между ягодицами. – Мы будем потеть. Мы будем кричать. – Ладони скользнули вниз, охватили бедра и привлекли к твердой мужской плоти. – Мы будем сражаться друг с другом за ваше наслаждение. А когда достигнем наивысшей точки, сольемся в страсти в единое тело. – Фиалковые глаза приковали ее взгляд. – Вот что произойдет, мадемуазель, когда я увлеку вас в постель.

Энн реально ощутила хрупкость своего позвоночника, даже на мгновение показалось, что вот-вот переломится спина. Она отчаянно пыталась собраться с мыслями.

– Вы испытываете оргазм одновременно с женщинами?

Его пальцы вынырнули из ее панталон и принялись расшнуровывать корсет.

– Когда наступает нужный момент.

Китовый ус смялся, как разорванный аккордеон, и корсет тоже оказался на полу. Но его потеря скорее затруднила, чем облегчила дыхание Энн.

– А как вы узнаете, что наступает нужный момент?

– Тогда женские крики начинают отдаваться в моем мозге. – Не отводя от нее взгляда, Майкл положил ладони ей на груди и провел по болезненно напрягшимся соскам. – А сама женщина настолько измотана, что больше не в состоянии испытать оргазма. Поднимите руки, – неожиданно приказал он.

У Энн не оставалось выбора, и она повиновалась. Льняная ткань скользнула вверх через голову. Прохладный воздух. Горячая кожа. Руки Майкла тяжело лежали на ее обнаженных грудях. Ощущение было необыкновенно сильным. Невероятно болезненным. Энн не представляла, что бывают такие всепоглощающие желания.

Но стоило ей об этом подумать, как Энн тут же осознала, что это ложь. Она захотела Майкла восемнадцать лет назад, когда увидела, как он танцевал с графиней Рали – красивой, богатой женщиной старше ее на пятнадцать лет. И прекрасно понимала: хоть она и богатейшая наследница в Англии, но он на нее и не взглянет.

Так и произошло.

Энн зажмурилась. Майкл не был бы теперь с ней, если бы у нее не хватило денег.

– Открой глаза, Энн, – приказал он. Она нехотя повиновалась.

– И больше не закрывай. Не от кого прятаться. Я знаю все, что ты чувствуешь. И понимаю все, что ты хочешь.

Откуда этот мужчина – этот превосходный самец, который не притворялся, когда голым целовал ее и дрожал от страсти, – откуда он может знать о желаниях старой девы?

– Откуда вам знать, чего я хочу? – Слова с трудом слетали с ее языка. – Почему вы один понимаете, насколько непреодолимо желание, чтобы к тебе прикасались, что женщина даже готова за это платить?

Глаза Майкла затуманили чувства, о которых Энн не могла даже подозревать.

– У каждого есть свои желания.

– Даже у вас?

Он не отвернулся.

– Да.

– И вы когда-нибудь платили за них?

Шрамы на правой щеке напряглись.

– Да.

– Но зачем? – хрипло выкрикнула Энн. Глаза Майкла потемнели, но одновременно в них вспыхнул огонь.

– Вот за этим. – И он провел ладонью по ее каменно-твердому, заострившемуся соску.

У Энн все сжалось в груди, и она судорожно выдохнула, когда он наклонился и взял ее сосок в рот. В груди разлился и побежал по спине раскаленный металл.

Руки? Что делать с руками? А с пальцами? Запустить в его волосы, как он сам недавно это делал? Притянуть его голову к груди, чтобы он полнее вобрал се сосок в рот?

Беспорядочные мысли нарушило прикосновение грубой от шрамов кожи. Рука проникла в панталоны и коснулась губ, до которых раньше, кроме нее, никто не дотрагивался. Это прикосновение заставило ее тело содрогнуться.

Он уже в ней или только касается заветного места? Ноги Энн невольно раздвинулись, предоставляя мужчине свободу действий. Энн напряглась и ждала… ждала…

И вот это произошло: женщина ощутила влажный, горячий, шероховатый палец. Она судорожно обхватила голову Майкла, шея ее изогнулась в безмолвной конвульсии наслаждения. Оргазм совпал с чмокающим звуком, и Энн смутно поняла, что Майкл освободил ее сосок. Прохладный воздух после жара его рта показался ледяным. Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом.

– Ты не кричала.

Энн пыталась восстановить дыхание.

– Это… недостойно.

Особенно если ты старая дева!

– Я говорил тебе, шери, это страсть, а не роман. В моей постели нет места приличиям. Я бы все равно их изгнал. Ты обратилась ко мне ради того, чего не сыскать в мужниной постели, когда мужчина заботится только о том, чтобы сотворить себе наследника или удовлетворить потребности,

Палец продвинулся дальше во влажный проход. И оба почувствовали сопротивление мембраны – символа ее девичества.

– Крикните, когда я это сделаю. Мне надо знать, что я причинил вам боль. А потом кричите снова, когда испытаете наслаждение.

Слова Майкла встревожили и возбудили Энн.

Мать в сорок лет зачала ее – своего первого и единственного ребенка. Болезненная женщина, все остатки здоровья она отдала беременности и родам. Отец был на десять лет старше жены. Им не требовался ребенок – родители нуждались в няньке. И обрели ее в Энн.

Девочка никогда не плакала. И никогда громко не смеялась, чтобы не побеспокоить стариков. Все детские радости, подростковые заботы и взрослые горести она переживала тайком.

– У меня ничего не выйдет.

– Я тебя заставлю, шери. – Слова прозвучали, словно клятва. – До исхода ночи ты задохнешься от крика.

Энн напряглась. Мужчина находился у самых незащищенных врат ее женственности.

– Вы собираетесь проникнуть в меня пальцем?

– Ты меня хочешь?

– Да, – твердо ответила она.

Она хотела всего: его языка, его пальцев и члена. Всего, что он мог предоставить женщине. Всего, за что платила.

Внезапно мучительная угроза его руки исчезла. Панталоны опустели. Впервые она отдыхала после оргазма, вызванного чужими руками. И он показался ей недостаточным.

– Я захватила коробку французских штучек. – Энн сдерживалась, чтобы не дотрагиваться до своих пылающих грудей. – Там, в ридикюле.

Ловкие пальцы расстегнули пуговицы ее панталон. Черные ресницы в очередной раз скрыли выражение его глаз.

– Не нужно.

Нет, нельзя ему подчиняться! Она докажет, что умеет владеть своими чувствами.

– Я хочу, чтобы мы использовали те, что я купила.

– А я, шери, – нет.

– Но почему?

Энн наблюдала, как с нее сползала светло-бежевая шерсть, и понимала, что открываюсь его взгляду: слишком полные бедра, округлость живота, каштановые волосы на лобке…

Она вдруг осталась совершенно обнаженной. Густые черные ресницы взлетели вверх, взгляд фиалковых глаз пронзил ее насквозь.

– Дело в размере, шери. Мои презервативы специально скроены.

Пальцы Энн сомкнулись на его запястье.

– Я хочу, чтобы вы их надели.

Майкл, словно сдаваясь, поднял руку. Шрамы испещряли ее и с внешней и с внутренней стороны.

– Tout ce que tu vue. Все, что ни пожелаешь.

Ухватившись за пальцы, которые вскоре окажутся в ней, Энн неуклюже вылезла из панталон. Никогда еще она не осознавала свою женственность настолько остро.

Перед ней стояла непомерно огромная кровать на медных ножках. Воздух наполнял терпкий, сладкий аромат роз.

Энн отпустила его руку. Майкл выдвинул верхний ящик дубового комода и достал коробочку, на крышке которой красовался портрет премьер-министра Гладстона. Снял крышку и подал ей.

Энн невольно вспомнила, что на ее коробочке был портрет королевы Виктории. Но выражение монаршего лица казалось не менее суровым, чем у Гладстона. Она осторожно взяла кусочек туго скатанной резины.

Предложив женщине презерватив, словно какую-то обычную вещь, Майкл закрыл коробочку крышкой и поставил рядом с вазой с цветами.

Энн склонила голову. Волосы, обрамляя лицо, рассыпались по плечам. Девическая скромность боролась с плотским желанием. Преодолеть и то и другое значило продемонстрировать ему, что она, как и все другие, такая же земная женщина. Медицинские записки умалчивали о том, что у мужчины во время возбуждения выделяется секрет.

– У вас влага.

– У вас тоже, мадемуазель.

Преодолевая смущение, Энн принялась накатывать презерватив. Головка пениса была слишком велика. И как Энн ни старалась, у нее ничего не получалось. Она замерла, и на пульсирующий член упали ее слезы.

Совершенно униженная, она, однако, по-прежнему хотела его.

Его дыхание коснулось ее волос. Энн заметила какое-то движение: рука Майкла проникла ей между ног и пальцы коснулись заветных губ. Что-то твердое коснулось затылка – его лоб. Палец дрогнул, чувствуя, как она возбуждена. А в следующую секунду Энн увидела свое возбуждение: Майкл поднял руку – на среднем пальце блестела капелька ее женского сока.

– Всему требуется смазка, шери. – Он, размазывая влагу, провел пальцем по головке члена. – Оттяни кончик презерватива, чтобы осталось место для спермы, а теперь накатывай вверх.

Едва дыша, Энн натянула на сливообразный предмет тонкую резиновую пленку. Французская штучка не скрыла пульсации под кожей и запаха мужского желания: мускуса, смешанного с пикантным ароматом роз.

Пальцы Энн касались его пальцев. Но внезапно Майкл отстранился. Женщина почувствовала себя ограбленной и накатила оставшиеся два дюйма резины до самых волос, которые по цвету и жесткости напоминали те, что покрывали его грудь и мысом спускались вниз к животу.

– Я закончила. – Энн старалась не встречаться с ним взглядом, боясь увидеть в глазах насмешку.

Горячие, шершавые пальцы разделили ее волосы на две большие пряди и потянули вниз так, что у Энн не осталось выбора и пришлось задрать подбородок. Фиалковые глаза смотрели прямо на нее: в них бушевала страсть.

– Ошибаешься, шери, ты только начала. Конец наступит тогда, когда ты будешь изнемогать от оргазмов. Но и тогда я тебя не отпущу и устрою еще разок, даже если ты запросишь пощады.

Энн не отвернулась и выдержала его пристальный взгляд.

– Я не запрошу пощады, месье, сколько бы оргазмов вы мне ни устроили.

Она возвратится в Дувр с сознанием, что в полной мере испытала природу собственной женственности.

Губы Майкла изогнулись в улыбке – красивые губы: верхняя – четко очерчена, нижняя – мягкая, но в то же время волевая.

– Ты очень категорична, шери. – Он медленно потянул ее за волосы, так что они оба одновременно повернулись, и Энн увидела, каким рельефным стал от света шрам на его правой щеке. Сердце ее подскочило в груди.

– Я готова к боли.

– А к наслаждению? – Ладони легли на ее обнаженные плечи, и она почувствовала тяжесть исходящего от них жара. И сомкнула ноги, чтобы они не подогнулись под ней.

– Да.

Майкл наклонился, его дыхание терзало ее губы.

– Но как вы можете быть к этому готовы, если не знаете, чего просить?

– Я знаю, – прошептала она. Энн хотела всего, чего раньше неосознанно жаждала, не подозревая, что такое существует на свете.

Внезапно ее колени ослабли, и она навзничь опрокинулась на кровать. Майкл опустился подле на деревянный пол. Пальцы Энн сомкнулись на его руках, и она почувствовала, что волосы на них щекочущие и мягкие.

– Говори, шери. Облеки свои желания в слова. Будь моей женщиной. Потребуй, чего ты хочешь, и получи свое!

Сердце молотом загромыхало в груди, в животе, между бедер.

– Испей меня.

– Раздвинь ноги.

– Разве мы не ляжем под простыни?

– Нет. – Майкл схватил ее за бедра – выше белых кружевных подвязок. – Ты видела меня. Теперь я хочу увидеть тебя.

– Ты же видел достаточно женщин.

– Много, но ни разу не встречал такой, как ты, Энн.

Майкл присел на корточки и принялся раздвигать ее колени – все шире и шире, пока мышцы протестующе не возопили и прохладный воздух не коснулся самой интимной части тела. В такой позе он видел абсолютно все.

Она была совершенно беззащитна.

– Подвинься вперед, но ноги не сдвигай.

Темные волосы показались меж ее бедер и щекотали незащищенную чулками кожу. Мягкие губы встретились с мягкими губами – прикосновение, как дуновение воздуха. Энн судорожно всхлипнула, сладкая агония взметнулась от живота к грудям.

– Я тебя испробовал. Что еще желает мадемуазель?

Все внимание Энн сосредоточилось па темной шевелюре Майкла и на его рте, который был всего в дюйме от ее сокровенного местечка.

– Лизни меня.

Майкл наклонился и коснулся языком меж припухших губ, кончик языка уперся в клитор и ласкал, ласкал. Энн закрыла глаза, погружаясь в пучину наслаждения.

– Что еще, шери? Говори, чего ты хочешь?

Энн едва узнала его голос.

– Возьми меня языком.

Майкл так яростно толкнул внутрь жаркого грота языком, как будто уже собирался лишить ее девичества. Мышцы Энн свело. Он толкал языком и лизал защищавшую ее мембрану, и в конце концов она перестала понимать, что испытывает: удовольствие или боль. Энн не представляла, что такое возможно. Но вот пронзительная боль сменила горячечное наслаждение. Он ее пробил!

Веки взлетели в немом изумлении, и Энн ухватилась за его голову. На одно безумное мгновение губы Майкла сомкнулись на ее клиторе; зубы сошлись у корня, пока он сосал и сосал. Острая боль смешалась с острым наслаждением.

Энн не представляла, что мужчина способен сосать женщину, словно младенец. Внезапно Майкл распрямился; его губы блестели от ее соков. Волосы на его лобке оказались рядом с ее, а напряженная плоть уперлась в то место, которое он только что ласкал, лизал и покусывал. Ладонь охватила щеку, он наклонился к ней – рот оказался горячим, влажным и отдавал ее ароматом.

– Если захочешь, кричи.

Энн поперхнулась. Нечто огромное, округлое и обжигающе горячее рвалось к ней внутрь. Она вспомнила призовые сливы миссис Килдайрн – самые большие в городе, как хвасталась вдова: четыре дюйма в диаметре. Такого же размера была головка пениса Майкла.

Энн вцепилась ему в плечи. Она полагала, что у нее отнимут девственность, пока она лежит на спине, – постоянно воображала это в своей пустой, одинокой постели.

– Разве так можно?

– Да. – Губы мазнули ее по губам, как соблазняющий Еву змей. – Если хочешь.

Энн хотела всего, что он собирался с ней сделать.

Левая рука скользнула по ее щеке – вниз, к груди, ладонь зацепила соски. Вновь всколыхнулось желание и устремилось в поясницу к бедрам. Давление усилилось.

– Расслабься, шерри. Это все равно что поцелуй. Сначала я тебя пробовал. – Губы Майкла открылись навстречу ей, а напор меж бедер усилился. – Затем лизал. – Его зубы были почти у нее во рту. – Брал языком, а теперь проникаю внутрь.

Энн забыла о достоинстве и потеряла контроль над собой. Она, которая никогда не кричала, завопила в голос.

Ее крик приглушили губы Майкла. Левой рукой он ухватился за ее бедро, а правую подвел под ягодицы.

– Спокойно!

Энн почувствовала себя распятой и уязвимой, словно собственное тело ей больше не принадлежало. Она платила не за это. Энн стиснула зубы, на глазах ее показались слезы.

– Больно.

– Смотри на меня. Изогни бедра. Почувствуй, что я делаю. – Майкл схватил ее руку и зажал между их телами. – Я еще не внутри. Боль пройдет, шери. Охвати меня губами… Вот так.

Боже! Он был горячий, влажный, напористый!

– Не закрывай глаза! Смотри на меня. Я хочу видеть твое желание. У тебя хватило смелости сказать о том, чего ты хочешь. А теперь узнай, как сильно ты этого хотела.