Текст книги "Чувство движения. Интеллектуальная история"

Глава 5
Каузальная сила

[Сила есть] великое понятие, которое, развившись из грубой идеи причинности в начале XVII века и постоянно совершенствуясь с тех пор, показало нам, как объяснять все двигательные изменения, испытываемые телами, и как осмыслять все физические явления, которое дало жизнь современной науке, изменило лицо мира и которое, не говоря о более специфическом его использовании, сыграло принципиальную роль в указании направления современной мысли и способствовало социальному развитию. А значит, стоит приложить некоторые усилия, чтобы его постичь.

Ч. С. Пирс (Peirce, 1934, p. 262; см. также: Jammer, 1962, p. 14)

Динамические теории материи

Все, что было сказано об осязании за несколько столетий, связывалось с философским представлением о материальной реальности. Доктор Джонсон «изобразил» основную причину этого одним красноречивым жестом. Описание контакта и сопротивления породило мысль о принципиальной неразделимой совокупности познающего и познаваемого. В этой главе будет более подробно рассмотрена философия XVIII века, переходящая в век XIX с характерными способами описания данного феномена. Существовали описания динамического отношения, то есть динамического отношения сил, а не только джонсоновского пинка по камню, в терминах которых натурфилософы пытались установить, что они знают о природе.

Убежденность в том, что источник знания о феноменах находится в сенсорной деятельности и представлен в сознательном восприятии, можно отнести к «феноменализму». В этой главе рассматриваются взгляды на силу в натурфилософии как имеющие основное эпистемологическое значение в феноменалистской теории познания. Поскольку ее авторы рассматривали осязание, а позже движение-сопротивление как базовые и элементарные чувства при возникновении самосознания индивида, их дискуссии чрезвычайно важны для понимания чувства движения.

Это довольно сложные вопросы, и они могут быть чужды читателям, не проявляющим интереса к истории науки. Более того, направление дискуссий может дезориентировать тех, кто считает возможным писать о чувстве «просто» как о психофизиологической системе. Я рассматриваю случаи, когда осознавание движения было неотъемлемой частью философских размышлений о действии в природе, особенно действии, являющимся некоей причиной, то есть о каузальном действии. Это станет основой для рассмотрения силы и мышечного чувства, какими их представляли в XIX веке (глава 8), и для введения чувства движения как воплощенного чувства живой активности в исследования XX века в их современном представлении (главы 11 и 14).

Без сомнения, полная история идеи силы должна бы включать историю физических наук. Но здесь мы можем только пройтись по верхам. Мне бы хотелось показать, что описания силы (или сил) в значительной степени зависело от осуществленного в конце XVIII века выделения чувства движения, и именно это помогло понять, что это за чувство. В данном подразделе идея силы связывается с динамической теорией материи, с уверенностью в том, что материя не есть нечто жесткое («бильярдные шары»), а силы, собранные в определенной точке. Такое истолкование материи близко взглядам феноменализма, представлению ощущаемого движения в сознательном восприятии индивида как сообщение о реальной активности в мире. Второй подраздел посвящен длительным и многоаспектным спорам о природе жизни, основным путям, по которым идея силы вошла в дискуссии и в понимание жизни как движения. В последнем подразделе основное внимание уделено понятию силы, которое связано с самосознанием человека, интерпретируемым как самовозникающая активность, встречающая сопротивление. Это связало воедино чувство движения, силу и каузальные процессы. Некоторые авторы описывали осознание движения в виде чувства активной силы и видели в нем модель для описания причинно-следственных связей вообще. Как полушутя заметил Ч. С. Пирс, писавший в последней четверти XIX века (см. эпиграф к этой главе), широко распространенным было мнение, будто идея силы возникла из интуитивного ощущения, что одна вещь является причиной другой, то есть из ощущения активной связи между вещами или событиями. Иными словами, активность заложена в природе сознания. Осознание действия – сопротивления было описано в каузальных отношениях, они связывали причинные отношения в материальном мире с причинными отношениями между духом, человеческим и божественным, и материей.

Как уже отмечалось при разговоре о природе и о наследии научной революции, слово «сила» (англ. force) и соответствующие понятия, включая немецкие Kraft (сила, воздействие) и Trieb (побуждение, импульс), французское pouvoir (способность, мощь), а также «жизненная сила» и «действующая сила» встречались очень часто в натурфилософии XVIII и XIX веков. Авторитет Ньютона и его размышления, бесспорно, этому способствовали. В то же время я предполагаю, что такое обилие упоминаний силы в натурфилософии отражало широко распространенное интуитивное понимание, что человек, осознавая действие и сопротивление, «знает», что на свете существуют каузальные силы. В свете изощренных современных теорий это суждение может показаться довольно слабым и уязвимым. Шаг от чувства силы при осуществлении движения или от чувства сопротивления движению к выводу о динамических отношениях в мире может показаться наивным и неаргументированным. Более того, в механике, как уже говорилось, сила определялась как мера изменения движения, но не как обладание некоей мощной способностью. Конечно, наивность здесь присутствовала. Однако в то же время можно увидеть глубокий смысл в этих утверждениях о наличии каузальной силы, ибо они предполагали участие человека в мироздании. Ньютоновская наука XVIII века включала большой спектр размышлений, наряду с точными экспериментальными и математическими исследованиями, касающимися материи и сил. Мысль о том, что «классическая физика» была монолитной, следует безоговорочно отбросить[68]68
  Это категорически утверждается и подробно рассматривается в связи с понятием «силы» (см.: Harman, 1982a).


[Закрыть]. Можно выделить целый набор гипотез, иногда именуемых динамическими теориями материи и достаточно хорошо изученных историками науки. Можно также спросить, сознавали ли авторы динамических теорий материи, что имеют дело с парой «действие – сопротивление».

Хорошо известно, что далматский ученый-иезуит отец Руджер Иосип Бошкович полагал, что материя состоит из не обладающих протяженностью определенных центров сил притяжения и отталкивания. Бошкович писал на латыни, и его читали многие, особенно в Англии. Кант в своих ранних опубликованных трудах, а за ним Джозеф Пристли развивали схожие идеи или же следовали за Бошковичем. Его «Теория натуральной философии, приведенная к единому закону сил, существующих в природе» была сложнейшим математическим исследованием материи в терминах точечных сил, в котором не рассматривались метафизические вопросы о том, чем на самом деле являются эти силы (Boscovich, 1922)[69]69
  О дискуссиях и литературе по восприятию сочинения Бошковича см.: Guzzardi, 2017.


[Закрыть]. Бошковича, как и раннего Канта, больше интересовали обобщения теоретической механики, чем теория познания. И Кант, и Бошкович обращались к дискуссиям о механике и к более древним дискуссиям о природе субстанции и не были слишком озабочены сенсорным знанием. Рассуждения Спинозы и Лейбница проходят на таком же философском фоне. Приняв все это во внимание, разумно все-таки спросить, сыграло ли роль феноменалистское осознание силы – силы, интуитивно познаваемой в действии. Похоже, что, по крайней мере, для Пристли это было так.

В более поздних сочинениях Кант отходит в своей философии от собственных утверждений раннего периода и, в частности, от того, что он теперь стал считать метафизическими спекуляциями о динамической, а не вещественной природе материи. Тем не менее, комментируя вопросы натурфилософии, особенно в своем труде «Метафизические начала естествознания» (1786), Кант продолжал говорить о силах притяжения и отталкивания как составной части идеи материи. Он использовал термин «сила» в тех положениях, которые относили непроницаемость как фундаментальное свойство материи к распространяющейся или сопротивляющейся способности, занимающей пространство. Он включил рассуждение о «динамической дефиниции понятия материи, [которая] добавляет некое свойство, относящееся как причина к следствию, а именно способность противиться движению внутри того или иного пространства» (Кант, 1966, с. 90). В этом контексте Кант имплицитно объяснил познание непроницаемости через соприкосновение, а соприкосновение объяснил как взаимодействие сил. Но поскольку «соприкосновение в физическом смысле есть непосредственное действие и противодействие непроницаемости», соприкосновение противопоставлено силам (Кант, 1966, с. 110; cм.: Friedman, 2004). Конечно, когда Кант описывал силы как притягивающие (гравитация) и отталкивающие (непроницаемость), он отказался от права философа сформулировать, что же такое силы. Тем не менее можно предположить, что его описания и способ изложения данной темы добавили убедительности идеям, в которых силы природы связывались со способностью (силой) человека быть в соприкосновении с чем-либо и, следовательно, знать, что такое сопротивление.

У Джозефа Пристли был совершенно иной стиль рассуждений. Этот философ был чистейшей воды «рационалистом» в теологическом смысле этого слова: Пристли считал, что всякая истина должна соотноситься с разумом, и это соотношение может быть продемонстрировано. Интеллектуальным последствием такого подхода в рамках натурфилософии стала приверженность Пристли материализму. Впервые он объявил об этом в сочинениях, служащих введением к адаптированной и сокращенной публикации труда Дэвида Гартли «Размышления о человеке, его строении, его долге и упованиях» (Priestley, 1775, Essay 1). Напомню, что Гартли подчеркивал роль осязания и описал нервные вибрации, которые передавали ощущения в мозг, соединяя таким образом мозг – через соприкосновение – с окружающим миром. Приняв все это, Пристли, однако, пришел к выводу, что у людей есть непосредственное знание о вызывающих вибрации силах, а не о состоящей из частиц материи. Он полагал, что, в отличие от непроницаемой материи, реальны именно силы. Свои соображения он высказал в «Исследованиях о материи и духе» (1777) с радикальными теологическими обобщениями, касающимися души, природы Христа и воскресения тела. Исходя из его рассуждений, становится очевидным, что благодаря чувству осязания мы познаем материальную реальность – через ее сопротивление нашему действию. Пристли сделал вывод, что то, что люди называют материей, есть на самом деле сила: «Сопротивление, на котором только и основывается наше мнение о твердости или непроницаемости материи, никогда не вызывается твердой материей, а вызывается чем-то совершенно иной природы, а именно силой отталкивания» (Priestley, 1777, p. 4). Он посчитал осознание индивидом действия – сопротивления неразложимым знанием о «реальном», а затем вместо того, чтобы приписать действие сознанию, а сопротивление материальному телу, приписал действие – сопротивление общему представлению о силах.

Когда Пристли защищал теорию Бошковича (на него повлияли идеи именно Бошковича, а не Канта), он утверждал, что бессмысленно, а потому не вполне научно полагать, что в материи есть что-то, кроме сил притяжения и отталкивания. Это было разумное утверждение, поскольку он считал, что знание о материальном мире приходит через осязание и сопротивление осязанию – от одной силы, встретившейся с другой силой. Не существует непосредственного знания о состоящей из частиц материи. Это утверждение стало удачным аргументом в более поздних интеллектуальных контекстах, как в середине XIX века показали рассуждения Майкла Фарадея о силовых полях и электромагнитных явлениях и изложение Герберта Спенсера с настойчивым упоминанием силы в его «Синтетической философии»[70]70
  Историки физических наук дискутируют о зависимости теорий Майкла Фарадея и Джеймса Кларка Максвелла о силовых полях от исследований XVIII века (см.: Guzzardi, 2007, p. 411–413).


[Закрыть]. В данном случае я не настаиваю на прямом влиянии Пристли. Скорее речь идет об общем фоне для этих ученых-естествоиспытателей, попавших под влияние теории познания сил. Мысль о том, что ты человек, вся вселенная – твой родной дом и все на свете взаимосвязано, была грандиозной. С точки зрения христианина Пристли, это означало, что в человеке есть что-то от божественной природы. Человек – центр активной силы, а Бог – источник всякой силы.

Размышления Ньютона и других натурфилософов о динамической природе материи и силе привели, таким образом, к альтернативному взгляду на материю как на движущиеся частицы, обладающие протяженностью и непроницаемостью. В середине XVIII века появились динамические теории материи, которые обрели несколько иную жизнь в веке XIX.

В данном подразделе были рассмотрены отношения между динамическими теориями и попытками довести интуитивное восприятие «реального» до сенсорной модальности прикосновения и сопротивления.

Силы живой природы

В XVIII веке велись оживленные дискуссии о различном понимании «жизни», не в последнюю очередь по причине того, что ученых постоянно обвиняли в материализме, атеизме и вольнодумстве. Как обнаружил Локк, когда предположил, что Бог мог дать материи способность (силу) мыслить, спокойная дискуссия о природе силы мгновенно привела к яростным религиозным и политическим выступлениям (см.: Yolton, 1983). Еще до Локка Спиноза получил репутацию атеиста за то, что описывал природу и человека в физических термина, хотя приписывал материи, по аналогии с человеком, волевое стремление, или «конатус». После Локка одним из многих философов, обвиненных в материализме и атеизме, был Дидро. И все же, если Дидро рассуждал о жизненных процессах в терминах материализма, его рассмотрение было далеко не механистичным и оставляло место для разговора о жизненных силах, разговора, основанного на интуитивном представлении, что значит быть живым человеком (или организмом). Дидро полагал, что живые организмы обладают некоей раздражимостью или живым реагированием, которое он трактовал как естественную, но не механическую способность или силу: «Эта сила раздражимости отлична от всякой другой известной силы: это жизнь, чувствительность» (Дидро, 1935, т. 6, с. 359)[71]71
  Ср.: рассуждения о Ж.-Б. Робине: Lovejoy, 1960, p. 281–283. Эту тему я начал рассматривать в 1973 году (Smith, 1973). О теориях XVIII века, связанных с пониманием жизни, см.: Riskin, 2016; Reill, 2005. Рилл подчеркивал, что философская мысль в XVIII веке не была радикально дуалистичной. Скорее она учитывала собственное движение, имманентное живым организмам. Позже Рилл использовал эту идею как аргумент против тех, кто считал науку эпохи Просвещения механистической, и таким образом защищал Просвещение от модернистской критики.


[Закрыть]. Если это и был материализм, то материализм, дающий простор для действия сил, которых в сущности материальными не назовешь. Многие другие натурфилософы и врачи конца XVIII века имели схожие взгляды. К примеру, врач Эразм Дарвин считал, что раздражимость как сила создает жизнь. Будучи силой, она и не вполне физическая, и не вполне психическая. Скорее это способность быть активной, что свойственно жизни. Другие авторы с еще большей очевидностью указывали на существование жизненных сил. Жизненная сила, активное стремление и активная реакция, именуемая раздражимостью, – все это были силы движения, силы, известные как движение. «Знание» этих сил и являлось элементом чувствительности, из которой возникли утверждения о существовании чувства движения. Дарвин, как будет показано далее, относил эту чувствительность именно к чувству мышечного движения. В дискуссиях о понятии «жизни» еще одним важным аспектом было понятие «организация». Те авторы, которые утверждали, что живые существа подчиняются тем же законам, что и материальная природа, как правило, подчеркивали, что организмы все же имеют свои отличия, и эти отличия суть следствие их организации (Figlio, 1978; Riskin, 2016, chs. 5–6). Идеи об организации, а особенно о самоорганизации, способствовали формированию области науки, которая получила название биологии. Не принимая механистических объяснений, но и не обращаясь к сверхъестественным силам, биология искала собственные способы описания исследуемых явлений. Яркое тому доказательство – сочинения великого французского натуралиста Ламарка. Они демонстрируют, как сила, получая сведения об осознании организмом своего стремления и движения, работает в эволюции.

Ламарк публиковал свою философию жизни в течение первого десятилетия XIX века. Он описал присущую живым существам активность силы, результатом которой является раздражимость или ответная реакция, вследствие чего возникает организация, характерная для растений и животных. На самом деле, он пошел еще дальше, приписав активную силу всей материи (дело в том, что у него возникла оригинальная мысль о том, что вся материя обладает органической природой), он также говорил, что внутренняя сила организмов толкает их к преобразовательному (как позднее сказали бы, «эволюционному») развитию. В простейших организмах, полагал Ламарк, первоначальная сила возникает из физических сил окружающего мира, активность организмов ограничена только раздражимостью. Но потом, по мере развития организмов, они поглощают эти силы. У человека такая сила становится внутренним стимулом для появления чувств, мыслей и воли.

«Природа, вынужденная в отношении самых несовершенных животных заимствовать действующее начало, возбуждающее в них жизненные движения и действия, из окружающей среды, сумела, все более и более усложняя организацию животных, перенести это действующее начало внутрь их тела и в конце концов передала его во власть самого индивидуума» (Ламарк, 1955, т. 1, с. 188)[72]72
  О взгляде Ламарка на активную природу см.: Jordanova, 1984, p. 84–85.


[Закрыть].

Приписав таким образом органической материи стремление к постоянному развитию, Ламарк далее назвал его основой политической активности человека, способностью организовывать свою деятельность и добиваться прогресса в обществе (Ламарк, 1955, т. 1, предисловие).

Широкая дискуссия о жизненных силах конца XVIII – начала XIX вв. в области физиологии и медицины обернулась появлением захватывающего романа Мэри Шелли «Франкенштейн». Нет нужды пересказывать его сюжет, разве что только напомнить, что решающий момент в начале романа, когда «существо» обретает жизнь, был отмечен движением. Как рассказывает Франкенштейн: «Я увидел, как открылись тусклые желтые глаза; существо начало дышать и судорожно подергиваться» (Шелли, 1989, с. 73). Способность двигаться свидетельствовала о пробуждении жизни.

Обширная литература на немецком языке, охватывающая проблемы морали, натурфилософии, медицины, физиологии и психологии, изучавшая происхождение языка и искусства, также исследовала силы, скрытые в окружающей природе и в душе человека. Иллюстрацией может служить социальное и медицинское явление месмеризма, названное так по имени врача Франца Антона Месмера, практиковавшего в Вене в 1770-е годы. Врачи, увлеченные месмеризмом, соединяли терапию со спекулятивной космологией, обращаясь к активной силе как особой способности. Они пробуждали в своих пациентах «животный магнетизм», передавая жизненные и психические силы из «резервуара» или физического источника людям (и животным) (Элленбургер, 2018, гл. 2–3; Darnton, 1968; Riskin, 2002, ch. 6). Последователи Месмера использовали движущие силы природы, чтобы «подтолкнуть» своих пациентов к выздоровлению.

Врач-психиатр Иоганн Христиан Рейль из немецкого города Галле рассматривал сознание и тело как единое целое (Bell, 2005, p. 167–170; Hansen, 1998; Heller-Roazen, 2007, p. 237–243). Он оперировал понятиями жизненных сил (нем. Lebenskräfte) и психических сил, полагая, что силы эти действуют на протяжении человеческой жизни, подчиняясь определенной иерархии, взаимодействуя и противостоя друг другу. Органическая сила, отвечающая за раздражимость, утверждал он, является основной на более высоких уровнях осознанного восприятия и понимания. А поскольку, по его мнению, все уровни силы взаимодействуют, легко понять, почему болезнь может поразить как тело, так и разум. Такого же мнения придерживались многие ученые в конце XVIII века. Сам Рейль в вопросе о жизненных силах, как и Кант, испытал влияние естествоиспытателя Иоганна Фридриха Блуменбаха, который выделил важное понятие «формообразующего стремления» (нем. Bildungstrieb). Речь идет о предполагаемой причине роста организма, о силе, отвечающей за формирование организованных живых тел (Lenoir, 1989, p. 17–37; Reill, 2005, p. 166–171)[73]73
  Ведутся серьезные споры о природе теологии в критической философии Канта в связи с тем, что она занимает центральное место в его «Критике способности суждения» (Kritik der Urteilskraft, 1790) и является неким «мостом» между знанием о материальной деятельности природы и нравственным императивом разумной души. Кант пытался построить этот «мост», толкуя теологию как «регулирующий принцип» познания жизненных процессов по модели регулирующего принципа эстетики. О теологии жизненных процессов см.: Larson, 1979; Müller-Sievers, 1997, p. 44–60.


[Закрыть]. Он представлял себе Bildungstrieb как теологический и формообразующий принцип, но в то же время и как естественную силу, а жизнь виделась ему как формообразующее изменение или движение. В этих и во многих других описаниях характеристика сил, активно действующих в живом организме, дается с феноменалистских, а не метафизических позиций. Естествоиспытатели и врачи представляли себе силы как понимаемые или ощущаемые в субъективном восприятии активно-пассивные отношения с миром и не особенно дискутировали об их природе на основе первопринципов. Авторы, исследовавшие жизнь, описывали изменения – будь то движение материи, формирование живой организации или мутации частного или общего характера и здоровья – как выражение действия активных сил. Они не формулировали, чем являются эти силы в метафизическом плане (как и Ньютон, который говорил о существовании гравитационной силы, но не уточнял ее природу). Так, Блуменбах писал:

«Понятие Bildungstrieb, подобно всем другим Lebenskräfte, таким как чувствительность и раздражимость, само по себе ничего не объясняет. Скорее, оно призвано обозначить определенную силу, результат постоянного действия которой следует выводить из явлений опыта, но причина которой, как и причины всех других общепризнанных естественных сил, остается для нас скрытой. Однако это вовсе не мешает нам пытаться путем эмпирических наблюдений исследовать воздействие этой силы и выводить из них общие правила»[74]74
  Цит. по: Lenoir, 1989, p. 21 (Blumenbach. Handbuch der Naturgeschichte, 5th edn, 1797); о субстанциализации силы см. также: Reill, 2005, p. 144–149.


[Закрыть].

При таком подходе непосредственное интуитивное восприятие действия – сопротивления приводило к пониманию эмпирически определяемых закономерностей, свойственных силам, и описание этих закономерностей заменило метафизику наукой. Мен де Биран, выступая за несомненное осознание индивидом действия воли, придерживался тех же феноменалистских эпистемологических позиций. Он пришел к заключению, исходя из субъективного восприятия, что воление, то есть собственное чувство имманентной агентности индивида, является источником понятия силы. Однако осознающий мир, писал де Биран, раскрывает активность как явление, а не как онтологическую почву активности в душе или в природе: «Нам ничего не известно о природе сил. Они раскрываются нам лишь через свое воздействие» (Maine de Biran, 1929, p. 52). Рассуждая сходным образом, Ф. А. Карус полагал, что именно признание явления активного движения в противовес увлеченности материалистическим взглядом на природу сделает психологию наукой. Сам Карус внес вклад в формирование определенной области психологических исследований, представив историю мнений, касающихся души человека. Излагая историю психологии, он продемонстрировал непрерывность веры в принцип активности, связал древнее представление о душе как о дыхании с современным ему понятием души как разумной основы и свободы[75]75
  Карус опубликовал свою «Историю психологии» в 1808 году (см.: Vidal, 2011, p. 209–217).


[Закрыть].

Философ-идеалист Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг вывел из созидательной силы природы принцип целостности мира. Он объявил, что «в нашем духе есть бесконечное стремление организовать себя», и это качество он счел присущим существованию вообще. Многие критики философского идеализма полагали, что эти слова следует относить не к существованию вообще, а только к человеческой субъективности. Как заметил С. Р. Морган, «вся история [Шеллинга] похожа на миф о происхождении мира» (Morgan, 1990, p. 31; см.: Reill, 2005, ch. 5). И действительно, рассуждение о единстве сил в природе и человеке, сил, о которых духу известно, что они активны и ведут к изменениям, но встречают сопротивление, оказало глубокое воздействие на мифологическую трактовку сотворения мира. Шеллинг придал этой трактовке систематизированную форму метафизики и теории познания. Установив тождество активного принципа живой мысли и активного принципа природы, он считал, что легко понять возможность познания. В переводе Эндрю Боуи: «Природа должна быть видимым сознанием (нем. Geist), сознание – невидимой природой. Таким образом, в абсолютном тождестве сознания в нас и природы вне нас вопрос о том, как возможно существование природы вне нас, должен исчезнуть» (цит. по: Bowie, 1993, p. 39).

Исследователи английской литературы много говорят о том, что Сэмюэл Тейлор Кольридж принес философский идеализм Шеллинга в Великобританию, и это добавило новые краски рассуждениям об активных силах в английской натурфилософии. Для Шеллинга и Кольриджа силы имеют каузальную природу, и исследователь должен постулировать их существование, если речь идет о познании вещей, имеющих свойства и испытывающих воздействие этих сил. Такой способ рассуждения напоминает объяснение Аристотеля, касающееся формальной и действующей причины (это еще раз свидетельствует о том, что научная революция завершилась не во всем). Кольридж понимал, что душа или сознание создаются силами; посредством этих сил, встречающих противодействие, сознание существа, имеющего эти силы, приходит к самоосмыслению (Levere, 1990; см. также: Richardson, 2001).

Лишенное туманностей философии Шеллинга, такое мировоззрение было широко распространено. К примеру, современник Кольриджа, знаменитый ученый Гемфри Дэви, как удачно подметил Кристофер Лоуренс, использовал «слово „сила“ во всех мыслимых контекстах, говорил ли он о химии, поэзии, сознании или обществе» (Lawrence, 1990, p. 214). По мысли Дэви, сила, в конечном счете, исходит от Творца, но его изложение свидетельствует о том, как рассуждения о силе и о сопротивлении силе иногда служили образчиком размышлений практически о чем угодно. В Англии такой взгляд на вещи в наибольшей степени проявился в гимне вездесущей силе Томаса Карлейля:

«Эта вселенная, увы, – что мог знать о ней дикий человек? Что можем знать даже мы? Что она – сила, совокупность сил, сложенных на тысячу ладов; сила, которая не есть мы, – вот и все; она не мы, она – нечто, совершенно отличное от нас. Сила, сила, повсюду сила; мы сами – таинственная сила в центре всего этого» (Карлейль, 1908, б/п).

Карлейль подчеркивал таинственность и всемогущую инакость этой силы в мире, однако при всем том он имел в виду, что каждый человек есть центр силы. Карлейль никак не рассуждал впрямую о психологии чувства движения, но полагал, что субъективно мы все-таки что-то знаем о силе. Это знание, предполагаю я, происходит из интуитивного восприятия движения. Что и подразумевается в риторике Карлейля.

Все эти интерпретации понятия силы окружены аурой философской глубины и божественной тайны. В середине XIX века некоторые английские авторы, среди которых наиболее ярким примером может служить Спенсер, на первые позиции в качестве источника знания о действии и противодействии, о себе и другом, о причине и следствии поставили мышечное чувство. Когда это произошло, рассуждения о мышечном чувстве и интуитивном восприятии иногда сливались в одно, и разговор шел о «шестом чувстве», чувстве, которое раскрывает таинственные мировые силы, одновременно материальные и духовные.