Текст книги "Девять принцев Амбера. Ружья Авалона"

Итак, какой у меня теперь выбор?

Я закурил сигарету и стал мерить шагами палубу. Утренний туман рассеялся, горячие лучи солнца касались моих плеч. Скоро полдень. Часа через два…

Я снова достал колоду, провел пальцем по обрезу карт. Можно вызвать на поединок воли Каина или Эрика. Была у Козырей такая возможность, и, вероятно, имелись и другие, о которых я не знал. Такими их создал по воле великого короля Оберона безумный художник Дворкин Баримен, горбун с диким взглядом, колдун, жрец или психиатр – по разным версиям истории, – родом из какой-то отдаленной Тени, откуда отец однажды вытащил его, спас от жуткой участи, которую тот сам навлек на себя. Подробности остались неизвестны, однако с тех самых пор Дворкин был несколько не в своем уме. Но оставался великим художником, и не было сомнений в том, что он обладал также некоторыми загадочными талантами. Он исчез давным-давно, после того как создал наши фамильные карты и начертил Образ Амбера. Мы, бывало, спорили о нем, но никто, похоже, не знал, где он и что с ним. Возможно, отец сам его прикончил, чтобы тайны остались тайнами.

Каин к поединку через Козырь сейчас готов, и сломать я его так вот сразу вряд ли сумею, но смогу удержать. Впрочем, его капитаны наверняка уже получили приказ и атакуют в любом раскладе.

Эрик, уж конечно, готов ко всему, однако если другого варианта не будет, могу рискнуть. Терять мне всяко нечего, кроме собственной души.

А еще имеется карта Амбера. Могу переместиться туда напрямую и попробовать просто прикончить Эрика. Шансов, правда, примерно один на миллион не в мою пользу.

Сам я готов погибнуть в бою, но бессмысленно тянуть за собой всех прочих. Возможно, кровь моя все же ослабла, хотя я и сохранил власть над Образом. Истинный принц Амбера таких сомнений испытывать не может. Возможно, столетия в Тени Земля все-таки изменили меня, сделали мягче, непохожим на остальных моих братьев.

Итак, я принял решение: сдаю Каину флот, перемещаюсь в Амбер и вызываю Эрика на решающий поединок. Он будет глупцом, если примет вызов, но какого черта! Что мне еще оставалось?

Я повернулся к своим офицерам, чтобы отдать распоряжения, но тут на меня обрушилась чужая мощь, и я замер, не в силах вымолвить ни слова.

Ощутил контакт, сумел выдавить: «Кто?» сквозь стиснутые зубы, но ответа не последовало, если не считать таковым медленно вворачивающееся мне в мозги сверло, с которым я отчаянно сражался.

Наконец абоненту на той стороне стало понятно, что без долгой борьбы меня не сломать, и тогда раздался голос Эрика:

– Как изволит поживать брат мой?

– Худо, – сказал или подумал я.

Он рассмеялся, но тоже через силу: слишком тяжко нам обоим давался поединок воли.

– Достойно сожаления. Если бы ты возвратился и поддержал меня, я бы вознаградил тебя по достоинству. Ныне, разумеется, слишком поздно. Ныне я порадуюсь, лишь когда сражу вас обоих, тебя и Блейза.

Я ответил не сразу, сражаясь с ним всеми доступными мне силами. Он немного отступил под моим напором, но сумел удержать меня на месте.

Отвлекись кто-то из нас хоть на мгновение, и контакт меж нами стал бы физическим или же в ментальном поле схватки второй получил бы серьезное преимущество. Я сейчас четко видел Эрика, в его дворцовых покоях. Тот, кто дернется первым, проиграет, оказавшись под контролем у противника.

Так что мы продолжали внутренний поединок глаза в глаза. Что ж, Эрик избавил меня от мук выбора, атаковав сам. В левой руке он держал мой Козырь, сведя брови. Я искал хоть какую-то зацепку – напрасно. Люди из моей команды напрасно обращались ко мне: я их не слышал и продолжал стоять, опираясь спиной на поручни и слепо глядя в пространство.

Сколько времени прошло?

Я не знал. Утратил всякое ощущение времени с начала поединка. Может, прошел час, может, все два. Я не знал.

– Я чувствую озабоченность дум твоих, – сообщил Эрик. – Да, мы с Каином действуем сообща. Он связался со мной после твоей просьбы. Я сумею удержать тебя так, пока весь твой флот будет уничтожен и отправится на дно, в Ребму, а воинов твоих съедят рыбы.

– Постой! – ответил я. – Они-то невиновны. Мы с Блейзом вели их к ложной цели, но они считали, что бьются за правое дело. Их смерти никому не принесут пользы. Я уже готовился сдать флот.

– Тогда не следовало тянуть так долго, – отозвался он, – ибо теперь уже слишком поздно. Я не могу связаться с Каином и отменить прежний приказ, не отпустив тебя – а как только отпущу, ты тут же нанесешь удар, ментальный или физический. Сознания наши слишком плотно связаны.

– А если я дам слово, что не сделаю этого?

– Ради королевства любой отречется от клятвы, – вздохнул Эрик.

– Разве ты не читаешь моих мыслей? Мой разум сейчас открыт для тебя, и слово я сдержу!

– О да, я чувствую странную привязанность твою к обманутым тобой смертным, и хотя я не знаю, что послужило причиной такой привязанности, но – нет. Ты и сам это знаешь. Даже если сейчас ты искренен в намерении своем – что может быть правдой, – слишком сильным будет искушение в тот миг, когда тебе представится возможность. Ты и сам это знаешь. Не могу рисковать.

О да, я знал. Неугасимым пламенем горел Амбер в нашей крови!

– Твое фехтовальное искусство возросло, – отметил Эрик. – Вижу, изгнание сослужило тебе хорошую службу по этой части. Теперь ты ко мне в этом ближе, чем кто-либо иной, не считая Бенедикта, который, вероятно, мертв.

– Не обольщайся, – сказал я. – Я знаю, что способен одолеть тебя. В общем-то…

– Можешь не продолжать. Вызов на поединок я сейчас от тебя не приму, слишком поздно, – он усмехнулся, прочитав мои мысли, что не составило ему ни малейшего труда. – Мне бы очень хотелось иметь своим союзником тебя, – продолжал Эрик. – Пользы от тебя куда больше, чем от других. На Джулиана мне наплевать. Каин – трус. Жерар силен, но глуп…

Я решил вставить хоть одно доброе слово.

– Послушай, я перехитрил Рэндома, заставив пойти со мной. Сам он этого не слишком хотел. Думаю, он поддержал бы тебя, попроси ты его об этом.

– Этот ублюдок! – бросил Эрик. – Да я ему не доверил бы выносить свой ночной горшок! Однажды он подбросил бы туда пиранью. Ну уж нет. Может, я и пощадил бы его, если бы не твоя рекомендация. Ты хочешь, чтобы я прижал его к груди и назвал милым братом? О нет, что-то слишком горячо ты защищаешь его. Это открывает истинное его поведение, о котором ты, несомненно, осведомлен. Более не говори мне о Рэндоме и милосердии.

Я почувствовал запах дыма и услышал лязг металла. Каин пошел на абордаж.

– Вот и хорошо, – сказал Эрик, прочитав мои мысли.

– Останови их! Прошу тебя! Нам все равно не выстоять!

– Даже если бы ты сдался сам… – Он выругался, не договорив. Я понял его мысль: Эрик мог потребовать, чтобы я сдался в плен, пообещав в обмен пощадить моих воинов, а потом велеть Каину продолжить резню. Вполне в его стиле. Но в запале он ненароком проговорился.

Я фыркнул в его раздраженную физиономию.

– Все равно тебе конец, так или иначе! – прорычал Эрик. – Как только они займутся флагманом.

– Что ж, – ответил я. – А пока попробуй-ка этого!

И я ударил его всем, что имел, таранным ударом врываясь в его сознание, разя его своей ненавистью. Я чувствовал его боль и от этого давил еще сильнее. Он заплатит мне за все проведенные в изгнании годы, за то, что бросил меня подыхать от чумы. Я крушил барьеры его рассудка, взыскуя отмщения за автокатастрофу, в которой также подозревал его вину, я разил, желая, чтобы и он испил свою чашу страданий, равную моим невзгодам.

Под моим бешеным напором он начал отступать. Я удвоил усилия. Я давил и давил на его рассудок, и в конце концов Эрик сдался.

– Ты дьявол! – вскричал он и судорожно закрыл ладонью мою карту. Контакт прервался.

Я стоял на палубе, весь дрожа.

Я сделал это. Я одолел Эрика в поединке воли! Больше мне не страшен мой брат-тиран ни в каком противостоянии. Я сильнее.

Я несколько раз глубоко вздохнул и выпрямился, готовый к холоду очередной подобной атаки. Хотя и понимал, что таковой не будет. Уж точно – не со стороны Эрика. Я чувствовал, что он боится моей ярости.

Я огляделся. Вокруг кипел бой. Кровь на палубе. Корабль противника пытался взять нас на абордаж. С противоположного борта с той же целью подходил еще один. Рядом просвистел арбалетный болт.

Я обнажил клинок и кинулся в самую гущу схватки.

Не знаю, скольких я свалил в тот день. После двенадцатого или тринадцатого потерял счет. Вероятно, я убил вдвое больше только в той схватке. Сила принца Амбера, та сила, что позволила мне поднять «мерседес», хорошо послужила мне в тот день – схватив врага, я просто швырял его за борт.

Нам удалось перебить почти всех на обоих кораблях, что пытались взять нас на абордаж, а потом прорубили им днища, и они отправились в Ребму. Пусть Рэндом полюбуется. У меня на корабле после боя осталась едва половина команды, а сам я отделался множественными порезами и ушибами – впрочем, ничего серьезного.

Затем мы двинулись на помощь нашим соседям и потопили еще один корабль Каина. Остатки спасенной команды перешли на флагман, так что у меня снова был полный экипаж.

– Крови! – вскричал я. – Дайте мне крови и отмщения, мои вояки, и вас вечно будут помнить в Амбере!

И все до одного воздели оружие и прокричали:

– Крови!

Бочки, нет, реки, крови были пролиты в тот день. Мы утопили еще два корабля Каина, пополняя убыль экипажа спасенными с наших кораблей, и двинулись к очередному, шестому по счету. Я взобрался на грот-мачту, чтобы осмотреться.

Нас превосходили числом, примерно три к одному. От моего флота осталось что-то от сорока пяти до пятидесяти пяти кораблей.

Мы потопили шестой корабль. Седьмой и восьмой искать не пришлось, они сами пришли к нам. Когда мы расправились с ними, у меня снова осталась всего половина команды, а еще я получил неприятные раны в левое плечо и правое бедро, а порез на правом боку сильно болел.

Когда ушли на дно эти два корабля, на нас нацелились два других.

Мы отступили и соединились с одним из своих кораблей, успешно одолевшим своего противника. Снова объединив остатки двух экипажей, я перенес флаг на этот корабль – он был в лучшем состоянии, чем мой, который опасно кренился на правый борт, а в трюме открылись течи.

Времени передохнуть нам не дали. Приближался очередной корабль противника, и его команда готовилась к абордажу.

Мои люди устали, да и я утомился. К счастью, неприятель также был не в лучшей форме. Прежде чем другие суда Каина пришли на помощь, мы успели сами взять противника на абордаж, перебили команду и захватили корабль. Он почти не пострадал, так что я перенес свой флаг на него.

Мы разобрались и со следующим, после чего у меня остался прекрасный корабль, сорок человек экипажа и горящие от натуги легкие.

Помочь нам не мог уже никто. Каждый из моих кораблей сцепился как минимум с одним из судов Каина. А еще один противник шел прямо на нас, и мы отступили.

Форы у меня было минут двадцать. Я попытался уйти в Тень, но в такой близи от Амбера это задача очень трудная и медленная. Куда легче приблизиться к нему, чем уйти, ибо Амбер – центр всего сущего, связующее звено. Будь у меня в запасе еще минут десять, я бы, наверное, успел.

Но этих минут не было.

Когда неприятельский корабль стал настигать нас, я заметил еще один, тоже направляющийся в нашу сторону. На его мачте под вымпелом Эрика с белым единорогом трепетал черно-зеленый стяг. Это был флагман Каина. Который готов был нанести последний удар.

С первым мы все же разобрались, но не успели его потопить: подошел Каин. Я стоял на залитой кровью палубе, вокруг – дюжина оставшихся в живых воинов, а Каин шагнул к борту своего флагмана и велел мне сдаваться.

Я спросил:

– Даруешь ли ты жизнь моим воинам, если я добровольно сложу оружие?

– Да, – ответил он. – Если я откажусь, они успеют проредить мой экипаж, а необходимости в этом нет.

– Ты даешь слово принца? – снова спросил я.

Он с минуту раздумывал, потом кивнул.

– Хорошо. Пусть твои люди сложат оружие и переходят ко мне на борт, когда я подойду.

Я вложил клинок в ножны и сказал своим:

– Вы доблестно сражались и навеки останетесь в моем сердце. Но здесь и сейчас мы проиграли. – Я вытер окровавленные руки краем плаща, чтобы не испачкать более важные вещи. – Сейчас сложите оружие, но знайте: ваши сегодняшние подвиги пребудут в веках. Настанет день, и я восславлю вас при дворе Амбера!

Мои воины – девять больших краснокожих и трое маленьких волосатых – плакали, бросая оружие на палубу.

– Пусть вас не терзает мысль, что все потеряно, – добавил я. – Эту битву мы проиграли, но борьба продолжается в иных местах. Мой брат Блейз прямо сейчас прорубается к Амберу по суше. Каин сдержит свое слово и оставит вам жизнь, когда увидит, что я ушел к Блейзу, ибо он не может знать, чем ему обернется клятвопреступление, пока борьба за Амбер не завершена. Простите, что не могу увести и вас с собой.

Я вытащил Козырь Блейза и держал его в опущенной руке чуть впереди, чтобы не было видно с того корабля. Когда Каин уже подходил к борту, под холодной поверхностью карты что-то шевельнулось.

– Кто это? – спросил Блейз.

– Корвин, – ответил я. – Как у тебя дела?

– Мы выиграли битву, но потери большие. Сейчас отдыхаем. Завтра снова в поход. А у тебя как?

– Мы потопили половину флота Каина, но все же проиграли. Он сейчас берет меня на абордаж. Помоги мне уйти.

Блейз протянул руку, наши пальцы встретились, и я упал в его объятия.

– Это уже становится привычкой, – пробормотал я и увидел, что Блейз тоже ранен: зацепило голову, а левая ладонь перевязана.

– Пришлось схватиться не за тот конец сабли, – объяснил он, перехватив мой взгляд. – Болит как проклятая.

Я перевел дух, а потом мы проследовали в его шатер. Блейз открыл бутылку вина и предложил мне хлеба, сыра и вяленого мяса. Сигарет у него все еще было вдоволь, и я с наслаждением выкурил одну, пока военврач обрабатывал мои раны.

У Блейза оставалось сто восемьдесят тысяч солдат. С вершины холма в сумерках лагерь был в точности похож на те бесчисленные военные лагеря, в каких я ранее бывал, простирающийся на многие мили и многие века. Глаза мои затопило туманом, и я оплакивал всех тех, кто, в отличие от владык Амбера, живет лишь краткий миг, в итоге обращаясь в прах, тех многих, кто нашел свой преждевременный конец на полях сражений во всех мирах!

Я вернулся в шатер, и мы с Блейзом прикончили бутылку.

Глава седьмая

В ту ночь разразилась ужасная гроза. Она не прекратилась, когда рассвет с изрядным трудом окрасил тучи в серебро, и продолжалась весь день, пока войско двигалось вперед.

Ползти по раскисшей жиже под ледяным дождем – отвратная штука. Ненавижу грязь. А ведь я тащился по ней долгие века.

Мы искали обходной путь через Тень, где не было бы дождя, но что бы мы ни делали – все впустую.

Мы все равно пробьемся к Амберу, но будем мокрые насквозь, под барабанный грохот грома и стены молний за спиной.

На следующую ночь резко похолодало, и наутро мир окрасился в белое, а флажки и палатки задубели. С серого неба падали рыхлые хлопья, изо рта у меня валил пар.

Обмундирование у наших войск к такой погоде готово не было, разве что маленьким волосатым было все равно, и мы погнали их быстрым маршем, чтобы избежать обморожений. Краснокожие великаны страдали: их родной Аверн холодов не ведал.

В тот день на нас поочередно нападали тигры, белые медведи и волки. Тигр, которого уложил Блейз, имел более четырнадцати футов от носа до кончика хвоста[83]83
  Примерно на треть больше самых крупных земных экземпляров.


[Закрыть].

Мы продолжали идти, даже когда опустилась ночь. Началась оттепель, и Блейз все подгонял уставших воинов, стремясь поскорее выбраться из холодных Теней. Козырь Амбера показывал, что там сейчас осень, теплая и сухая, а мы уже приближались к настоящей Земле.

К полуночи на вторые сутки безостановочного марша мы наконец миновали слякоть и снег с дождем, холодные дожди и теплые дожди и вышли в сухой мир.

Тут же отдали приказ разбить лагерь, выставив утроенные караулы. Учитывая, как устали солдаты, в случае нападения мы стали бы легкой добычей. Но двигаться дальше измотанные войска просто не могли.

Нападение произошло несколько часов спустя, и организовал его Джулиан, судя по описаниям немногих уцелевших. Его егеря обрушились на самые уязвимые части лагеря, обтекая лагерь по периферии и не связываясь с основными силами. Знай я заранее, что это будет Джулиан, я попробовал бы удержать его с помощью Козыря – но узнал я обо всем уже постфактум.

Двух тысяч бойцов нам стоила внезапно обрушившаяся зима. Скольких вырезали люди Джулиана, не знаю.

После этого боя наши войска начали падать духом, но, получив приказ выступать, послушно двинулись дальше.

На следующий день мы без конца попадали в засады. Войско таких размеров, как наше, физически не могло эффективно отражать молниеносные фланговые удары Джулиана. Погибла и часть его людей, но относительно немногие: примерно по одному за десяток наших.

К полудню мы пересекли долину, что тянулась параллельно побережью. Слева от нас, на севере, темнел Арденский лес. Амбер находился прямо впереди. Прохладный ветерок был полон сладковатых ароматов девственной земли, трав и опавшей листвы. До Амбера оставалось миль восемьдесят, и сейчас он казался маревом где-то за горизонтом.

Затем небо закрыли облака, закапал дождичек, даже сверкнуло несколько молний, но потом распогодилось и снова выглянуло солнце, быстро высушив все вокруг.

Через некоторое время потянуло дымом.

А дальше уже и не потянуло, а буквально заволокло все вокруг.

Сквозь дым начали пробиваться языки пламени. Они вздымались и опадали, приближаясь к нам неумолимой поступью, неся жар, а вместе с ним в рядах войска возникла и паника. Раздались крики, колонны смешались, задние налегали на передних…

И мы бросились наутек.

На головы сыпались хлопья пепла, дым стал еще гуще. Мы мчались сломя голову, но огонь приближался – всполохи света и волны жара разили молниями, треск сгорающих деревьев был достойной заменой грому, и вот стены пламени обступили нас справа, и слева, и позади, и деревья вокруг чернели и дымились, листья скручивались и опадали, кустарник и деревья потоньше тоже начали заниматься. Впереди, насколько хватало глаз, нас тоже ждали огни.

Мы помчалсь еще быстрее, опасаясь, что скоро будет значительно хуже.

И не ошиблись.

Большие деревья начали рушиться прямо перед нами. Мы перепрыгивали через стволы, пытались обогнуть их, но не останавливались.

Жар становился совершенно невыносимым, с трудом можно было дышать. Нас обгоняли объятые паникой волки и олени, лисы и зайцы. Они бежали вместе с нами, не страшась близости человека, не замечая своих природных врагов. В дымных небесах кружили стаи жалобно кричащих птиц. Помет их редким дождем падал на головы, но нам было не до того.

Поджечь этот лес, столь же древний, как Арденский, по мне, граничило со святотатством. Но принцем близ трона Амбера сейчас был Эрик, и вскоре он должен был стать королем. Возможно, на его месте я бы тоже не удержался.

Волосы и брови мои были опалены, глотка покрыта копотью, как каминная труба. Скольким суждено сгинуть в огне, мелькнуло у меня в голове.

Семьдесят миль заросшей лесом долины отделяло нас от Амбера, чуть больше тридцати – осталось позади, до самого края леса.

– Блейз! – хрипло окликнул я. – Через две-три мили развилка. Свернем направо – выйдем к реке Ойзен[84]84
  Название реки Oisen может быть отсылкой к ирландскому герою Ойшину (Оссеану), сыну Финна, к германскому eisen (железный), или же к французской реке Уаза (Oise), каковой гидроним восходит к индоевропейскому «исара» (живая).


[Закрыть], а она течет в море! Других вариантов нет, вся долина Гарната сейчас сгорит, наша единственная надежда – пробиться к воде!

Он кивнул.

И мы помчали дальше. Но огонь обгонял нас.

Мы достигли развилки, сбивая пламя с одежды, вытирая запорошенные пеплом глаза, отплевываясь от все того же пепла и стряхивая искры с волос.

– Всего четверть мили осталось! – закричал я.

Несколько раз меня задевало горящими сучьями и ветвями. Не прикрытую одеждой кожу дергало от ожогов, да и одежда не всегда спасала от них. Мы бежали по горящей траве вниз по склону, а у подножия его увидели воду и еще ускорились, хотя и так мчали на пределе возможностей. А потом бросились прямо в воду, и она приняла нас в прохладные объятия.

Мы с Блейзом старались плыть рядом, влекомые теченьем по извилистому руслу Ойзена. Сплетенные ветви деревьев над головами выглядели как стропила в объятом пожаром соборе. Когда они падали, приходилось либо отплывать в сторону, либо нырять. Вокруг было полно дымящихся и шипящих обломков, а головы воинов, плывших за нами, походили на гирлянду кокосовых орехов.

Воды реки были темны и холодны, раны наши ныли, мы дрожали, стуча зубами.

Несколько миль спустя горящий лес закончился, и река вынесла нас на плоскую низину, что простиралась до самого моря. Отличное местечко, где мог поджидать нас Джулиан – с лучниками наготове. Я намекнул об этом Блейзу, и он согласился, но сказал, что особого выбора у нас нет. С этим уже вынужден был согласиться я.

Лес пылал, теченье влекло нас дальше.

Миновали, кажется, часы, хотя на самом деле прошло куда меньше времени. А потом страхи мои оправдались и в нас полетела первая туча стрел.

Я нырнул и долго плыл под водой. А поскольку плыл по течению, то вынырнул довольно-таки далеко. Но когда вынырнул, рядом снова начали свистеть стрелы.

Только богам ведомо, сколько может продолжаться такая игра со смертью! Лично я на себе проверять это не желал, быстро вдохнул воздух и нырнул снова.

Я достиг дна, прочувствовав подводные камни собственной шкурой. Продержался там, сколько сумел, а потом сместился к правому берегу, потихоньку выдыхая, и, вылетев на поверхность, глубоко вздохнул и снова нырнул, даже не осмотревшись.

Я плыл под водой, пока легкие не начали разрываться от напряжения, затем снова вынырнул.

На этот раз мне не так повезло. Я поймал стрелу левым бицепсом. Нырнул и где-то на дне отломил прошедший насквозь наконечник и выдернул древко из раны. Потом я поплыл по-лягушачьи, помогая себе правой рукой. Если в следующий раз окажусь под прицелом, мне придется тяжко.

Так что я оставался под водой, пока перед глазами не заплясали красные молнии и не начало мутиться сознание. Кажется, я задержал дыхание минуты на три.

Однако, когда вынырнул, уже ничего не случилось, и я наконец смог как следует отдышаться и поплыл к левому берегу, где замер, уцепившись за корни травы, и осмотрелся.

Деревьев вокруг не было и близко, пожар сюда не добрался. Берега были пусты, река тоже. Неужели только я и выжил? Вряд ли, ведь еще утром нас было так много…

Я был полумертв от усталости. Все тело болело, бесчисленные ожоги саднили, но после заплывов в ледяной воде меня буквально трясло от холода. Мне нужно выбираться на сушу, если я хочу выжить, однако я чувствовал, что сумею продержаться в спасительных глубинах еще немного.

И еще четыре раза нырял, одолев неплохое расстояние под водой. Нырнуть в пятый раз не решился, опасаясь, что могу и не вынырнуть. Уцепился за камень, перевел дух и выполз на берег.

Перекатился на спину. Осмотрелся, но местности не узнал. Пожара здесь точно не было. Справа был густой кустарник; я дополз до него, заполз внутрь, упал ничком и тут же уснул.

Проснувшись, я немедля об этом пожалел. Все тело ломило, меня лихорадило. В полубреду я несколько часов провалялся в кустах, потом заставил себя добраться до реки и напиться. Потом забрался обратно в кусты, где погуще, и снова заснул.

Когда я вновь пришел в сознание, мне все еще было плохо, но силы уже начали возвращаться. Я прошелся по берегу, а затем холодное касание Козыря дало мне знать, что Блейз все еще жив.

– Ты где? – спросил он, как только контакт установился.

– Кабы я знал! Хорошо, что вообще где-то. Но вроде недалеко от моря – слышен шум прибоя, да и запах знакомый.

– Ты у реки?

– Да.

– На каком берегу?

– На левом, если лицом к морю. На северном.

– Тогда там и сиди, – решил он, – я за тобой пришлю. Я как раз собираю уцелевших. Нас уже тысячи две, Джулиану нас так просто не взять, и постепенно подходят еще.

– Хорошо, – сказал я. – Буду ждать.

Потом опять лег и погрузился в сон.

Сквозь сон я услышал шаги и моментально вскочил, раздвинул кусты…

Их было трое – больших краснокожих.

Я встал, немного привел себя в порядок, одернул одежду, провел рукой по волосам, потом несколько раз глубоко вздохнул и вышел из кустов.

– Я здесь, – сказал я громко.

Двое сразу же обернулись; в руках у них блеснули клинки. Но, увидев меня, великаны заулыбались, почтительно поклонились и проводили меня в лагерь. До него оказалось около двух миль, и я сумел преодолеть их самостоятельно.

– Уже собралось больше трех тысяч, – сообщил мне Блейз и пригласил врача, чтобы тот осмотрел меня.

Ночью нас никто не беспокоил, и остатки нашего войска стекались к нам всю ночь и весь следующий день.

Нас оставалось тысяч пять. Амбер сиял прямо впереди.

Мы отдыхали и следующую ночь, а наутро вновь выступили в поход. Мы двигались вдоль берега моря, и Джулиан не давал о себе знать.

Ожоги меня беспокоили уже куда слабее, бедро тоже зажило, а вот плечо и рука чертовски болели.

Мы шли все дальше, вскоре оказавшись в сорока милях от Амбера. Погода стояла отменная. От леса слева от нас остались обугленные останки. Пожар истребил практически всю растительность в долине, здесь сыграв нам на руку: Джулиану, да и любому другому, тут особо негде устроить засаду, мы заметили бы ее за милю. Преодолев до заката еще десяток миль, мы встали лагерем на берегу.

Утром меня осенило, что до коронации Эрика осталось всего ничего, и я напомнил об этом Блейзу. Мы почти потеряли счет дням, но решили, что еще немного в запасе все-таки есть.

До полудня мы совершили настоящий марш-бросок, затем остановились передохнуть. До подножия Колвира оставалось двадцать пять миль. К закату – уже всего десять.

Мы двигались дальше и на ночлег остановились лишь в полночь. К этому времени я снова почувствовал себя среди живых, немного поупражнялся с клинком и понял, что справлюсь, если понадобится. А утром мне стало еще лучше.

Мы двинулись дальше, а у подножия Колвира нас встретили войска Джулиана, а с ними и часть моряков Каина, которые временно переквалифицировались в пехоту.

Блейз, увидев их, закатил речь, как Роберт Эдвард Ли при Чанселорсвилле[85]85
  В битве при Чанселорсвилле (1863) Северовирджинская армия генерала Ли разбила вдвое превосходящую Потомакскую армию генерала Хукера, понеся при том меньшие потери… но сам Ли итогом этого сражения доволен не был: слишком много потерь и слишком малый результат.


[Закрыть], и мы атаковали их.

Нас осталось около трех тысяч, когда мы покончили со всеми, кого Джулиан бросил против нас. Сам он, естественно, сбежал.

Но мы победили. И вечером вовсю это праздновали. Мы победили.

Однако меня одолевали страхи и сомнения, которыми я поделился с Блейзом. Три тысячи солдат против Колвира!

Флота я лишился, сухопутная армия Блейза уничтожена на девяносто восемь процентов. Радоваться нечему.

Все это мне сильно не нравилось.

На следующий день мы начали подъем. На Колвир вела лестница, по которой двое могли идти бок о бок. Вскоре она, однако, сузилась, заставив нас идти цепочкой по одному.

Мы поднялись на сотню ярдов ввысь, потом еще на сто, и еще.

А затем с моря на склон горы обрушилась буря, и мы держались за руки, пока она хлестала нас, а когда она закончилась, примерно двух сотен бойцов недоставало.

Мы продолжали подъем, и ливень хлестал по нашим плечам, ступени стали скользкими. Мы преодолели примерно четверть лестницы, когда столкнулись с колонной спускающихся нам навстречу вооруженных солдат. Первые обменялись ударами с нашим авангардом; двое упали. Мы поднялись на две ступени, упал еще один.

Так продолжалось более часа; мы преодолели первую треть подъема и продолжали идти вверх, но все меньшее расстояние отделяло нас с Блейзом до того места, где сверкали клинки. Хорошо уже то, что краснокожие великаны из Аверна оказались куда сильнее солдат Эрика. Звенела сталь, затем следовал вопль, и одним бойцом становилось меньше. Иногда это был краснокожий, порой волосатый, но гораздо чаще – человек в цветах Эрика.

Так мы поднялись до половины склона, отвоевывая буквально каждый шаг. У вершины ступени станут более широкими, как на лестнице в Ребму, которая является копией этой. Они приведут к Великой арке – восточным воротам Амбера.

У нас в авангарде оставалось всего человек пятьдесят. Потом – сорок, двадцать, дюжина…

Мы прошли уже две трети пути. Лестница зигзагом шла по склону Колвира. Этой восточной лестницей пользовались нечасто, она больше служила для украшения. Первоначальный план предполагал, что мы проберемся по сгоревшей ныне долине, зайдем с запада, вскарабкавшись по скалам, и проникнем в Амбер с тыла, где нас никто не ждет. Пожар и Джулиан поставили на этом плане крест. Прежний путь для нас был уже недоступен. Или атаковать в лоб, или все было зря. А зря быть не должно!

Погибло еще трое воинов Эрика, мы отвоевали еще четыре ступени. Потом погиб один из наших и мы потеряли ступеньку.

С моря дул холодный пронзительный ветер, к подножию горы уже начало собираться воронье. Сквозь тучи вдруг проглянуло солнце. Видимо, Эрик оставил свои штучки с погодой, раз мы сошлись вплотную с его войском.

Мы отвоевали еще шесть ступеней, потеряв одного воина.

Странно, печально и дико…

Блейз шел впереди меня. Скоро придет и его черед. А потом – мой, если он погибнет.

В авангарде оставалось всего шестеро.

Еще десять ступеней…

Осталось пятеро…

Мы давили медленно и неуклонно и ступени позади нас заливала кровь. Где-то здесь, наверное, и кроется мораль.

Пятый уложил четверых, прежде чем погиб сам, отвоевав для нас еще один пролет лестницы.

Выше и выше. Третий дрался двумя клинками, не ведая сомнений, для него это была священная война. Перед смертью он убил троих.

Следующий не был столь отважен или хуже владел клинками, его уложили сразу. Перед нами осталось двое.

Блейз уже вытащил из ножен свой длинный клинок, украшенный филигранью: лезвие засверкало на солнце.

– Вскоре, братец, – проговорил он, – мы увидим, на что они способны против принца Амбера.

– Надеюсь, одного принца им хватит, – ответил я.

Он рассмеялся.

Мы преодолели уже, наверное, три четверти пути, когда пришла очередь Блейза.

Он бросился вперед, и тут же первый воин противника полетел в пропасть. Потом острие его клинка вскрыло горло второму, а третий получил по башке плашмя и тоже рухнул вниз. С четвертым Блейз обменялся несколькими ударами, а потом свалил и его.

Я не отставал ни на шаг, держа клинок наготове.

Блейз дрался великолепно, куда лучше, чем в те годы, что я помнил. Он метался вихрем, клинок его сверкал, как солнечный луч, и враги падали перед ним – о, как они падали! Что бы ни говорили о Блейзе, в тот день он проявил себя истинным принцем Амбера. Но надолго ли хватит у него сил?

В левой руке он сжимал кинжал, которым пользовался с жестокой эффективностью, сходясь с противником вплотную. Блейз оставил его в горле одиннадцатой жертвы.