Текст книги "Знак Единорога. Рука Оберона"

И наконец с грохотом и звоном цепь лопнула. Жерар отлетел по инерции назад, но не упал – его поддержала заботливая рука. Он обернулся и увидел, как я понял, Рэндома – мне его видно не было. С облегчением развернулся, присел и поднял на руки Бранда, который снова потерял сознание. Удерживая его в руках, Жерар протянул к нам руку из-под обвисшего тела. Рядом в поле зрения возник Рэндом, уже без стула, и тоже потянулся к нам.

Все мы протянули руки братьям и через мгновение они были среди нас, а мы окружили их.

С радостными криками мы бросились к ним, желая прикоснуться к нашему брату, который пропал на столько лет и вот только что был вырван из лап неведомых тюремщиков. И наконец-то – может быть – возродилась надежда вырвать из неизвестности кое-какие ответы. Только он был так слаб, изможден и бледен…

– В стороны! – крикнул Жерар. – Я перенесу его на кушетку! Потом насмотритесь, слышите, вы?!

Немая сцена. Все отшатнулись и застыли как каменные.

Потому что Бранд был в крови, и кровь капала на пол. В левом боку Бранда торчал нож. Но ведь его там не было несколько мгновений назад! Кто-то из наших попытался пырнуть его в почки и преуспел.

Я не испытал особого восторга от того, что гипотеза Рэндома-Корвина – за всеми пакостями стоит кто-то из нас – только что получила солидное подтверждение. Одно-единственное мгновение у меня было на то, чтобы резко сосредоточиться и употребить все свои способности, чтобы мысленно сфотографировать положение, в котором находился каждый из нас во время немой сцены. А потом чары рухнули. Жерар отнес Бранда на кушетку, все мы остались в стороне; все мы отлично понимали и что тут произошло, и что из этого следует.

– Принесите чистой воды, чтобы вымыть его, – распорядился Жерар, положив Бранда на живот и разорвав его грязную, ветхую рубаху. – И полотенца. Физраствор, глюкозу и на что все это повесить. И полную аптечку, быстро!

Дейдра и Флора поспешили к выходу.

– Моя комната ближе всех, – предложил Рэндом. – Там есть аптечка. А вот единственная капельница в лаборатории на третьем этаже. Я помогу дотащить. – Рэндом догнал сестер и скрылся из виду вместе с ними.

Все мы учились медицине – и здесь, и за пределами Амбера. Но то, что применимо в Тени, для Амбера требует переработки. Так, антибиотики из миров Тени здесь практически бесполезны. С другой стороны, иммунная система у нас сильно отличается от любых других народов, с которыми мы сталкивались, так что подцепить какую-нибудь болячку нам куда сложнее, а уж если подцепим, боролись с ней гораздо успешнее. Опять же учтем наши исключительные способности к регенерации.

Так, разумеется, и должно быть, ибо идеал всегда превосходит отброшенные им тени. Мы, амбериты, знаем об этом с младых ногтей и медицине учимся достаточно рано. В основе своей, вопреки поговорке «врач, исцели себя сам», просто потому, что не доверяем практически никому – имея на то некоторые основания. И уж тем, кто может держать нашу жизнь в руках, не доверяем в особенности. Отчасти поэтому я и не стал отталкивать Жерара и настаивать, чтобы самому оказать помощь Бранду, хотя в Тени Земля пару поколений назад и закончил медицинские курсы. А отчасти причина в том, что Жерар вообще никого к Бранду не подпускал. Джулиан и Фиона двинулись вперед, вероятно, подумав примерно о том же, о чем и я… и наткнулись на левую руку Жерара, как на шлагбаум на железнодорожном переезде.

– Нет, – заявил он твердо. – Я знаю, что я этого не делал, и это все, что я знаю. Второго шанса я никому не дам.

Получи такую рану любой из нас, в целом здоровых, я бы с уверенностью заявил: если не умрет в течение получаса, будет жить. Но Бранд, в его состоянии… трудно сказать.

Когда вернулась троица с лекарствами и оборудованием, Жерар вымыл Бранда, очистил рану и наложил повязку. Рэндом захватил молоток и зубило, и Жерар быстро сбил с Бранда кандалы. Подвесил капельницу, укрыл Бранда простыней и одеялом и пощупал его пульс.

– Ну как? – спросил я.

– Слабый, – ответил Жерар, потянул к себе кресло и сел рядом с кушеткой. – Принесите кто-нибудь мой клинок, – попросил он. – И вина. А то я выпить не успел еще. И еды какой-нибудь, если есть, жрать охота.

Ллевелла поспешила к буфету, а Рэндом, добыв оружие Жерара с полки у двери, спросил:

– Ты тут лагерем встать собираешься?

– Вот именно, – кивнул Жерар.

– А может, стоит перенести Бранда и уложить поудобнее?

– Ему и здесь неплохо. Я сам решу, когда его можно будет перенести. А пока, кто-нибудь, разведите в камине огонь. И свечи сюда поставьте.

– Я все сделаю, – кивнул Рэндом и взял в руки нож, который Жерар вынул из бока Бранда, – тонкий стилет с лезвием примерно в семь дюймов. Рэндом положил оружие на ладонь и спросил: – Никто не узнает ножичек?

– Я – нет, – ответил Бенедикт.

– Нет, – сказал Джулиан.

– Нет, – сказал я.

Девушки молча покачали головами.

Рэндом внимательно разглядывал стилет.

– Такой легко спрятать – в рукаве, за голенищем, за корсажем… Да, тут нужны крепкие нервы…

– И отчаяние, – добавил я.

– А еще точный расчет на то, что мы собьемся в кучу. Стало быть, и воображение.

– Может, это кто-нибудь из стражей – там, в башне? – предположил Джулиан.

– Нет, – отрезал Жерар. – Никто из них так близко не подходил.

– Хороший баланс, легко метать, – проговорила Дейдра.

– Верно, – согласился Рэндом, покрутив стилет между пальцами. – Но ни у кого из них там не было такой возможности, уверен на все сто.

Вернулась Ллевелла – с подносом, на котором лежали куски нарезанного мяса и полковриги хлеба, стояли бутылка вина и кубок. Я расчистил маленький столик и поставил его рядом с креслом, на котором сидел Жерар.

Ставя на столик поднос, Ллевелла проговорила:

– Тогда получается, что это сделал кто-то из нас? Но почему?

Я вздохнул:

– А как ты думаешь, чьим он был пленником?

– Что, кого-то из нас?

– Если он знает что-то такое, что кто-то настолько желал оставить скрытым… Собственно, та же самая причина, почему его законопатили туда и держали там.

Ллевелла нахмурилась:

– А смысл? Почему его тогда просто не убили и не закрыли вопрос?

Я пожал плечами:

– Наверное, он был зачем-то нужен. Но на эти вопросы может ответить только один человек. Найдешь его, спроси.

– Его или ее, – поправил меня Джулиан. – Сестричка, ты иногда просто потрясающе наивна.

Ллевелла устремила на Джулиана взгляд своих ледяных глаз, подобных айсбергам над зыбкой бездной.

– Насколько я помню, – проговорила она, – как только Рэндом и Жерар с Брандом появились, ты вскочил, обогнул письменный стол слева, встал за ним справа от Жерара. Ты сильно наклонился вперед – и рук твоих видно не было.

– А мне помнится, – парировал Джулиан, – ты и сама была совсем близко, слева от Жерара, и тоже довольно сильно наклонилась.

– Тогда бы мне пришлось бить левой рукой, а я правша.

– Может, поэтому Бранд как раз еще и жив? – съязвил Джулиан.

– По-моему, тебе очень хочется, чтобы это был кто угодно, только не ты.

– Ну-ну, – прервал я их перепалку. – Не надо, Ллевелла. Вполне нормальная самозащита. Ясно, что это сделал кто-то из нас, но таким путем мы не выведем его на чистую воду.

– Его или ее, – снова поправил меня Джулиан.

Жерар встал, упер руки в бока и грозно посмотрел на нас.

– Хватит тут орать! – рявкнул он. – Я никому не позволю тревожить больного. Рэндом, если не ошибаюсь, ты обещал подбросить дров.

– Сейчас, сейчас, – спохватился Рэндом и бросился к камину.

– Давайте переберемся в гостиную за парадным залом, – предложил я. – Этажом ниже. Жерар, я поставлю у двери пару стражников.

– Не надо, – резко отказался Жерар. – Пусть всякий, кому захочется, еще разок попытает счастья. Утром получишь его голову.

Я кивнул.

– Если что-нибудь понадобится, вон колокольчик, или вызови любого из нас по Козырю. А утром расскажем тебе обо всем, что узнаем.

Жерар опустился в кресло, крякнул и приступил к еде. Рэндом развел огонь и зажег новые свечи. Одеяло, которым был укрыт Бранд, вздымалось и опадало, медленно, но ровно. Мы тихо вышли из библиотеки и пошли вниз по лестнице, оставив Жерара и Бранда наедине с игрой огня и треском поленьев, с капельницей и флаконами лекарств.

Глава седьмая

Много раз я просыпался среди ночи от страха, порой бросавшего в дрожь, от ночного кошмара, жуткого сна, в котором мне виделось, будто я снова ослеп и сижу в своей старой темнице в подземельях Амбера. Не скажу, что ощущения узника были мне внове; в своей жизни я несколько раз попадал в застенки, когда надолго, когда не очень. Но камера-одиночка и слепота при малой надежде на восстановление изрядно нагрузили полку сенсорной депривации на складах в моем сознании. Плюс тогдашнее осознание краха всех моих начинаний. Как правило, в часы бодрствования я держу эти воспоминания под спудом забвения, однако ночами они порой спрыгивают с полки и отплясывают кадриль в коридорах моего подсознания, раз-два-три. Вид Бранда в темнице пробудил их вновь, вместе с ознобом не по сезону, и этот толчок даровал им более или менее постоянную опору. И теперь, сидя в кругу родственников в гостиной, где на стенах висели гербовые щиты, я не мог избавиться от мысли, что кто-то из них поступил с Брандом примерно так же, как Эрик со мной. То, что любой из нас на подобное способен, само по себе откровением не стало, однако находиться в одном помещении с виновником, понятия не имея о том, кто это, было более чем неприятно. Единственное мое утешение состояло в том, что все остальные ощущают себя примерно так же, включая виновника, ведь теперь теорема о его существовании доказана. А ведь я так надеялся, что всему виной некий внешний враг. Но теперь… С одной стороны, стало еще труднее подбирать правильные слова. С другой стороны, как раз сейчас подходящее время надавить, чтобы получить толику информации, ибо настроение у всех нас далеко от обычного. Желание сотрудничать, чтобы разобраться с общей угрозой, может оказаться небесполезным. Причем даже виновник захочет вести себя так же, как остальные. Кто знает, что он выдаст, активно стараясь смешаться с окружением?

– Ну что? Хочешь предложить еще какие-нибудь маленькие эксперименты? – поинтересовался Джулиан, закинув руки за голову и развалившись в моем любимом кресле.

– Не сейчас, – ответил я.

– Жаль, – вздохнул он. – А я-то надеялся, что ты станешь предлагать в таком же духе разыскать отца. И тогда, если нам повезет и мы его найдем, кто-то получше постарается и уберет его с дороги. А потом мы бы сыграли в русскую рулетку с этими новыми игрушками, которые ты приволок в Амбер, и… победитель получит все[17]17
  Отсылка к «Откровению» 21:7.


[Закрыть].

– Ты неверно подбираешь слова, – сказал я.

– Напротив. Я их подобрал очень верно, – возразил Джулиан. – Мы столько лгали друг другу, что я решил – будет забавно сказать то, что я чувствую на самом деле. Хотя бы посмотреть, заметят ли.

– Как видишь, заметили. А еще мы заметили, что настоящий ты не лучше прежнего.

– Выбирай любого, но мы оба гадаем, есть ли у тебя соображения относительно того, что ты собираешься делать дальше.

– Есть, – ответил я. – Я собираюсь получить ответы на некоторые вопросы и выяснить, кто же бросает тень на всех нас. Начать можно, к примеру, с Бранда… Бенедикт, – окликнул я брата – он сидел ко мне вполоборота, задумчиво глядя на пламя в камине. – В Авалоне ты мне говорил, что Бранд был одним из тех, кто искал меня после моего исчезновения.

– Верно, – кивнул Бенедикт.

– Не только он. Мы все искали, – уточнил Джулиан.

– Не сразу, – возразил я. – Сначала меня искали Бранд, Жерар и ты, Бенедикт. Так ты сказал?

– Да, – откликнулся Бенедикт. – Позднее подключились и остальные, это я тебе тоже говорил.

Я кивнул:

– А Бранд в это время ни о чем необычном не сообщал?

– В каком смысле «необычном»? – спросил Бенедикт.

– Не знаю. Просто пытаюсь найти какую-то связь между тем, что случилось с ним и что стало со мной.

– Тогда ты ищешь не там, – сказал Бенедикт. – Он вернулся и сказал, что ничего не нашел. И потом еще долго болтался там и сям, и никто его не трогал.

– Это мне известно, – согласился я. – Но из того, что рассказал Рэндом, я понял, что в последний раз Бранд исчез примерно за месяц до того, как я обрел память и вернулся в Амбер. Вот это меня особенно удивляет. Пусть он ничего такого не рассказывал, когда вернулся из поисков, а вот перед самым своим исчезновением? Или в промежутке? Кому-нибудь, что-нибудь? Если кто что знает, скажите!

Последовал быстрый обмен взглядами. Взгляды были скорее удивленные, чем испуганные или подозрительные.

И наконец:

– Ну… – проговорила Ллевелла. – Честно говоря, не знаю… В смысле не знаю, важно ли это. – Взгляды всех присутствующих устремились к ней. А она принялась неспешно развязывать и завязывать узелки на концах витого пояска. – Это произошло в промежутке и, возможно, совершенно не связано с делом… Просто мне это показалось необычным… Как-то раз, довольно давно, Бранд прибыл в Ребму…

– Насколько давно! – потребовал я.

Ллевелла нахмурила брови:

– Пятьдесят лет назад, шестьдесят, семьдесят. Точно не помню.

Я попытался применить грубый коэффициент, который вывел во время своего долгого тюремного заключения. День в Амбере соответствовал примерно двум с половиной дням в Тени Земля, где я провел долгие годы изгнания. Может, чуть больше. Я хотел сопоставить события в Амбере со своей личной временно́й шкалой, если только возможно – вдруг да возникнет какое-нибудь странное совпадение. Итак, Бранд прибыл в Ребму где-то в девятнадцатом столетии, по моему счету.

– Когда бы это ни случилось, – продолжала Ллевелла, – он навестил меня. Пробыл в Ребме несколько недель. – Глянув на Рэндома, она добавила: – Расспрашивал о Мартине.

Рэндом прищурился и наклонился вперед.

– Почему, сказал?

– Ну не то чтобы сказал, – уклончиво ответила Ллевелла. – Намекнул, будто встретился с Мартином где-то во время своих странствий и вроде бы был не прочь снова связаться с ним. Только потом, когда он отбыл, я сообразила, что разузнать все о Мартине и было основной целью его визита. Вы же знаете, насколько хитро ведет себя Бранд, когда что-то ищет, но делает вид, что это не так. Потом, когда я переговорила кое с кем из других его собеседников, я начала понимать, что же произошло. Но так и не узнала почему.

– И правда… занятно, – проговорил Рэндом. – Потому что теперь и я припоминаю то, чему прежде не придавал никакого значения. Однажды Бранд довольно долго расспрашивал меня о сыне – очень может быть, что примерно в то же самое время. Однако не намекал, что встречал его или что имел желание познакомиться. Мы тогда сплетничали о бастардах, я принял его слова за оскорбление, он извинился и задал несколько более вежливых вопросов о мальчике – мне показалось, что он это делает просто из деликатности, чтобы я не затаил на него обиды. Но ты правильно сказала, Ллевелла, он умеет отводить внимание, когда беседует с людьми. Только почему ты мне раньше ничего не рассказала?

Ллевелла очаровательно улыбнулась:

– С какой стати?

Рэндом медленно кивнул. Лицо его оставалось бесстрастным.

– Хорошо. Что ты сказала Бранду? – спросил он. – Что он о нем узнал? Что тебе известно о Мартине такого, что неизвестно мне?

Ллевелла покачала головой и перестала улыбаться.

– Ничего. Честное слово, ничего. Насколько я знаю, в Ребме ни одна душа о Мартине ничего не ведает с тех пор, как он прошел Образ и сгинул. Не думаю, чтобы Бранд покинул Ребму, узнав о Мартине больше, чем знал до ее посещения.

– Странно… – проговорил я. – А еще к кому-нибудь Бранд приставал с подобными расспросами?

– Не припомню, – ответил Джулиан.

– Я тоже, – согласился Бенедикт.

Остальные молча покачали головами.

– Ну что ж, возьмем на заметку и отложим пока в сторонку, – сказал я. – Хотелось бы выяснить еще кое-что. Джулиан, как я понимаю, вы с Жераром некогда пытались пройти по Черной Дороге, и где-то в пути Жерар был ранен. Какое-то время, пока Жерар оправлялся от раны, вы провели у Бенедикта. Нельзя ли узнать о подробностях этой экспедиции?

– Похоже, ты и так все знаешь, – отозвался Джулиан. – Ты только что перечислил все, что тогда случилось.

– А где ты об этом узнал, Корвин? – поинтересовался Бенедикт.

– Еще в Авалоне, – ответил я.

– От кого?

– От Дары, – ответил я.

Бенедикт встал, подошел и уставился на меня в упор:

– Ты продолжаешь повторять эту идиотскую историю про девчонку?

Я вздохнул:

– Мы обсуждали это уже не раз. Я рассказал тебе все, что знаю о ней. Верить или нет – твое дело, но рассказала обо всем мне именно она.

– Прости, но тогда выходит, что ты мне не все рассказал. Эту часть, например, ты прежде не упоминал.

– Но это правда или нет? – спросил я. – Про Джулиана и Жерара?

– Правда, – ответил Бенедикт.

– Тогда давай пока оставим в покое источник информации и поговорим о том, что тогда произошло.

– Договорились, – кивнул Бенедикт. – Я могу говорить открыто, ибо причины хранить секреты больше нет. Я об Эрике. Он обо мне ничего не знал, как и большинство прочих. Амберские новости я в основном получал от Жерара. Эрик чем дальше, тем больше интересовался Черной Дорогой и в конце концов решил отправить разведку, чтобы пройти сквозь Тень до ее истока. На эту роль он избрал Джулиана и Жерара. Неподалеку от Авалона их атаковал мощный отряд каких-то тварей. Жерар по Козырю позвал меня, и я прибыл на помощь. С врагами разобрались. В схватке Жерару сломали ногу, да и Джулиану как следует досталось, потому я забрал обоих к себе домой. Тогда я открылся Эрику и сообщил ему, где Джулиан и Жерар и что с ними случилось. Он велел им не продолжать поход и вернуться в Амбер, как только они поправятся. До тех пор они оставались у меня. Потом вернулись.

– Это все?

– Все.

Нет, не все. Дара мне еще кое-что рассказывала. Она упоминала еще об одном госте Бенедикта. Это я помнил совершенно отчетливо. В тот день на берегу ручья, где над занавешенным дымкой брызг водопадом стояла маленькая радуга, где без устали вертелось мельничное колесо, творя и перемалывая мечты; в тот день мы фехтовали, болтали и бродили в Тени, прошли через девственный лес и добрались до могучего потока, где кружилось мельничное колесо, достойное житницы богов; в тот день мы устроили пикник, флиртовали, сплетничали, и Дара наговорила мне с три короба, в том числе и уйму вранья. Но насчет экспедиции Джулиана и Жерара она не соврала, а значит, по всей вероятности, не соврала и тогда, когда сказала, что Бранд бывал у Бенедикта в Авалоне. Сказанное ею слово было: «часто».

Бенедикт не скрывал, что не доверяет мне. Ну что же, недоверие – уже веская причина для того, чтобы скрывать информацию о том, что он считал слишком личным, чтобы я совал в это свой нос. Черт подери, на месте Бенедикта я бы сам себе не доверял. И только дурак в подобный момент указал бы ему на это. Учитывая иные варианты.

Не исключено, что об обстоятельствах визитов Бранда он собирался поведать мне позднее и наедине. Может быть, тут крылось нечто такое, чего Бенедикт не хотел обнародовать при остальных, в особенности в присутствии возможного убийцы Бранда.

Либо… оставался еще вариант, что сам Бенедикт за всем этим и стоял. Думать о последствиях мне даже не хотелось. После службы у Наполеона, Ли и Макартура я ценил тактиков ничуть не меньше, чем стратегов. Бенедикт в обоих амплуа не знал себе равных. То, что он недавно лишился правой руки, нисколько не умаляло этих его талантов. И даже его личных боевых умений. Повези мне в нашем прошлом недоразумении чуть меньше, и он нашинковал бы меня в капусту. Нет, мне совсем не хотелось, чтобы это был Бенедикт, и я счел за лучшее не выпытывать у него то, что он сейчас предпочел скрыть. Оставалось только надеяться, что он приберег эти сведения на потом.

Так что я удовлетворился его ответом.

– Все так все.

И двинулся дальше.

– Флора, – обратился я к сестре, – когда я впервые нанес тебе визит после автокатастрофы, ты сказала нечто такое, что я так и не совсем понял. Вскоре после той нашей встречи у меня появилась масса свободного времени, я многое вспоминал, в том числе тот разговор, и неизменно удивлялся. До сих пор не пойму. Не будешь ли ты так добра объяснить мне, что ты имела в виду, когда сказала, что Тени таят больше ужасов, чем считалось возможным?

– Честно говоря, не припомню, чтобы я говорила именно так, – сказала Флора, – но раз ты так запомнил, значит, так и было. А ссылалась я на вполне известный тебе эффект: Амбер для близлежащих теней вроде магнита, притягивает разных тварей. Чем ближе ты к Амберу, тем легче путь, даже для созданий Тени. Между соседними тенями всегда протекает определенный обмен веществ, но для Амбера этот процесс становится сильнее и более односторонним. Мы всегда готовы к появлению чего-то странного. Ну а за несколько лет до твоего появления в пределах Амбера появлялось все больше таких существ. И почти исключительно опасных тварей. Многие были знакомыми нам созданиями из сопредельных миров. Через некоторое время, однако, среди них стали появляться твари издалека. А потом и вовсе неизвестные. Причин такого внезапного вторжения так и не нашли, хотя мы тщательно искали в дальних краях возмущения, которые могли бы вызвать подобное. Иными словами, имело место весьма маловероятное проникновение множества тварей из Тени.

– И все это началось, когда отец еще был здесь?

– О да. Я же сказала: за несколько лет до твоего возвращения.

– Ясно. А никому в голову не пришло усмотреть некую связь между этими событиями и отъездом отца?

– Естественно, – отозвался Бенедикт. – Я до сих пор думаю, что он поэтому и отбыл. То ли на разведку, то ли на поиски средств борьбы с этой напастью.

– Это лишь предположение, – возразил Джулиан. – Ты же знаешь отца. Объяснений он не давал.

Бенедикт пожал плечами.

– Предположение разумное, – сказал он. – Как я понимаю, он говорил о своей обеспокоенности – миграцией чудищ, если угодно, – не раз и не два.

Я вынул колоду – в последнее время у меня появилась привычка держать ее при себе. Добыл козырь Жерара и сосредоточился. Остальные молча смотрели на меня. Через считаные мгновения произошел контакт.

Жерар все так же сидел в кресле с клинком поперек колен и жевал. Уловив мой зов, он проглотил кусок и спросил:

– Да, Корвин, чего тебе?

– Как там Бранд?

– Спит. Пульс получше. Дышит все так же ровно. Но пока еще рано…

– Знаю, – оборвал я Жерара. – Я пока хотел проверить твою память. Перед самым отбытием отца из Амбера не сложилось ли у тебя впечатления из-за того, что он сказал или сделал, что причина его исчезновения могла быть связана с возросшим количеством тварей из Тени, проникающих в Амбер?

– Это называется, – встрял Джулиан, – наводящим вопросом.

Жерар вытер губы.

– Связь могла быть, факт. Он вроде бы нервничал, чем-то встревоженный. И о тех существах упоминал. Но ни разу не говорил, что именно в них все дело – впрочем, не говорил, что это нечто совсем другое.

– То есть?

Жерар мотнул головой:

– Да что угодно. Я… Да… да, пожалуй, тебе стоит знать, важно это или нет. Через некоторое время после исчезновения отца я пытался выяснить один момент, а именно: был ли я последним, кто его видел перед отбытием. Получается, что да. Я весь вечер проторчал тогда во дворце, а к ночи собирался вернуться на флагманский корабль. Отец ушел примерно на час раньше меня, а я еще посидел – мы с капитаном Тобеном в караульной комнате резались в шашки. Поскольку утром мне предстояло отплывать, я решил прихватить с собой какую-нибудь книжку, вот и пришел сюда, в библиотеку. Отец сидел вот здесь, за письменным столом, – Жерар кивнул в сторону стола. – Он даже не переоделся, сидел и просматривал старые фолианты. Кивнул мне, когда я вошел, а я ему сказал, что просто пришел за книгой. Он пробурчал: «Тогда ты пришел куда нужно», – и продолжал читать. Пока я рыскал по полкам, отец еще заметил, мол, не спится. Я нашел нужную книжку, пожелал ему доброй ночи, а он мне – счастливого плавания, и я ушел.

Жерар опустил взгляд и добавил:

– Теперь я уверен: в ту ночь на нем был Камень Правосудия – висел на цепочке на груди, как сейчас у тебя. А еще я уверен в том, что раньше тем вечером Самоцвета у отца не было. Я потом долго думал, что он забрал его с собой, куда бы там ни отправился. В покоях отца не осталось никаких следов, что он потом переоделся. Камня я с тех пор не видел аж до того дня, когда вас с Блейзом разбили около Амбера. Тогда его носил Эрик. На мой вопрос он ответил, что нашел Самоцвет в отцовских покоях. Не имея четких доказательств обратного, пришлось поверить. Но мне все это не нравилось. И вот теперь ты спросил, я увидел у тебя на груди камень – и вспомнил обо всем. Решил, что тебе стоит знать об этом.

– Спасибо, – сказал я. На языке вертелся еще один вопрос, но я решил пока его не задавать. Ради спокойствия остальных родственников я спросил: – Значит, ты считаешь, что Бранду не надо больше одеял? Или еще чего-нибудь?

Жерар молча отсалютовал мне поднятым бокалом и сделал глоток.

– Отлично, – сказал я. – Желаю успехов, – и провел рукой по карте.

– Братец Бранд, похоже, поправляется, – сообщил я всей компании. – А Жерар не помнит, чтобы отец говорил о чем-то таком, что напрямую связывало бы проникновение тварей из Теней и его отбытие. Интересно, что вспомнит Бранд, когда очнется?

– Если очнется, – уточнил Джулиан.

– Думаю, очнется, – сказал я. – С каждым из нас бывало и похуже. Наша жизнестойкость – одна из немногих вещей, в которые еще можно верить. По моим подсчетам, Бранд должен прийти в себя к утру.

– Что ты намерен делать с виновным, если Бранд назовет его?

– Допросить, – ответил я.

– В таком случае я хотел бы участвовать в допросе. У меня такое подозрение, что на сей раз ты прав, Корвин: тот, кто пырнул Бранда кинжалом, может также нести ответственность и за наше неустойчивое осадное положение, и за исчезновение отца, и за убийство Каина. Так что я с наслаждением допрошу его перед тем, как мы перережем ему глотку, и последнее готов также проделать самолично.

– Мы это учтем, – сказал я.

– Но и ты не свободен от подозрений, Корвин.

– Понимаю.

– Я должен сказать кое-что, – вмешался Бенедикт, перехватывая инициативу у Джулиана. – Лично меня волнует как сила врага, так и не оставляющая никаких сомнений его цель. Я уже не раз сталкивался с этими тварями, и они жаждут крови. Если на минуточку поверить в твою, Корвин, байку о той девице Даре – ее последние слова вполне внятно суммировали их поведение: «Амбер будет разрушен». Не завоеван, не побежден, не наказан – разрушен. Скажи, Джулиан, ты ведь не отказался бы поцарствовать здесь, а?

Джулиан криво усмехнулся.

– Через годик примерно, пожалуй, – промолвил он. – Сейчас – увольте, благодарю покорно.

– Я к тому, что вполне представляю, как ты – равно как и любой из нас – используешь наемников или привлекаешь внешних союзников, чтобы устроить переворот. Но не могу представить, чтобы ты использовал для этого силы столь могущественные, что потом не можешь справиться с ними сам. Такие силы, которые настроены на уничтожение, а не на завоевание. Не представляю, чтобы ты, я, Корвин и прочие стремились бы к разрушению Амбера или стали бы рисковать связываться с силами, способными на это. Вот почему мне не по душе мысль Корвина о том, что за всем этим стоит кто-то из нас.

Я был вынужден кивнуть. Не скажу, чтобы я не понимал слабости этого звена в цепи своих умозаключений. Но слишком много оставалось неизвестных в этом уравнении. Я мог бы предложить альтернативные гипотезы, как и Рэндом, но догадками ничего не докажешь.

А Рэндом сказал следующее:

– Может быть, кто-то из наших сговорился с чужаками, но недооценил их. Виновник теперь точно так же обливается холодным потом, как и все мы. Может быть, в его позиции он уже не может изменить ход вещей, даже если хочет.

– Мы могли бы предоставить ему такую возможность, – сказала Фиона. – Пусть предаст своих союзников ради нас. Если убедить Джулиана оставить его глотку в целости и остальные согласятся его не трогать, он может и согласиться – если верна догадка Рэндома. Трона ему уже не видать, но у него и до того явно не было шансов. А так виновник останется жив и убережет Амбер от многих бед. Кто поддержит такую позицию?

– Я, – сказал я. – Если он во всем признается, я согласен сохранить ему жизнь, но жизнь эту он проведет в изгнании.

– Поддерживаю, – сказал Бенедикт.

– Я тоже, – сказал Рэндом.

– С одним условием, – проговорил Джулиан. – Если он лично невиновен в гибели Каина, я согласен. В противном случае – нет. И мне потребуются доказательства.

– Жизнь в изгнании, – задумалась Дейдра. – Что ж, я – за.

– Я тоже, – сказала Флора.

– И я, – добавила Ллевелла.

– Скорее всего, Жерар тоже согласится, – добавил я. – А вот поддержит ли нас Бранд, не знаю. Боюсь, что нет.

– Давайте спросим Жерара, – предложил Бенедикт. – Если Бранд потом окажется единственным несогласным, виновник будет знать, что опасаться ему надо будет только одного противника. Между собой они как-нибудь разберутся.

– Хорошо, – кивнул я, отбросив смутные опасения, и снова вызвал на связь Жерара, который согласился.

А потом мы все встали и принесли клятву именем Единорога – Джулиан произнес клятву с дополнительным условием, – а еще мы поклялись, что любой из нас, кто нарушит клятву, уйдет в изгнание. Честно говоря, я считал, что от клятвы толку чуть, но семейное единство всегда так греет душу!

После этого все заявили, что намерены провести ночь во дворце, очевидно желая этим доказать, будто не боятся того, что может сказать очнувшийся к утру Бранд, а в особенности же чтобы продемонстрировать свою решимость не покидать города. Подобное не упустят из виду, даже если Бранд ночью все же уйдет к призракам. Поскольку больше я вопросов к родственникам не имел и никто из присутствующих не спешил назвать себя виновным, я вытянулся в кресле и молчал. Компания разбилась на группы и принялась болтать. Одной из главных тем было воссоздание сцены в библиотеке – кто где находился и, конечно же, почему каждый мог нанести тот удар, за вычетом рассказчика. Я курил и помалкивал. Небезынтересную мысль высказала Дейдра – что сам Жерар и нанес Бранду удар, пока мы толпились вокруг, и все его героические усилия были продиктованы желанием не спасти Бранду жизнь, а оказаться в позиции, где его легко будет заставить замолчать, в каковом случае Бранду не суждено дотянуть до утра. Оригинально, однако лично мне в такое не верилось. Прочие также не купились, по крайней мере, никто не вызвался подняться в библиотеку и вышвырнуть оттуда Жерара.

Через некоторое время ко мне подошла Фиона и уселась рядышком.

– Что ж, я сделала единственное, что сумела придумать, – проговорила она. – Надеюсь, это к лучшему.