Текст книги "Психолавка"

Когда мы с Адамом уже шли по пустынной улице Бронкса, мимо нас прошел человек, сперва внимательно поглядевший на Адама, а потом – и гораздо внимательнее – на меня. На нем были темные очки-хамелеоны, изящные мокасины, тренировочные брюки и зеленая с белым рубашка-поло. Запястья у него были перетянуты кожаными браслетами, утыканными острыми заклепками. Волосы рыжие, очень коротко стриженные. Я тут же вспомнил: это он приходил в лавку, когда Адам с мистером Тигабом были в Дыре! Сперва мне показалось, что незнакомец хочет нам что-то сказать, но он еще раз внимательно рассмотрел меня – мою аккуратную бородку и усы, мою любезную улыбку и все остальное – и, похоже, разговаривать с нами раздумал. И рванул мимо нас. Я хотел было указать на него Адаму, но тот сказал:

– Ну вот мы и пришли!

Хотя Адам кратко описал мне этот вонючий квартал, я все же не представлял себе, что человеческое жилище может быть таким ужасным. Жилой комплекс буквально пропитался ароматами экскрементов и помойки, а пока мы карабкались по лестнице на верхний этаж жуткого многоквартирного дома, я то и дело видел трупы людей, собак, которых поджаривали на костре, голых детишек, лежавших на земле и тоже, вполне возможно, мертвых… И этот шум! Это же просто кошмар какой-то!

Так что, войдя в квартиру этого Каца Ван Рина, я испытал истинное облегчение. Во-первых, в его квартире была настоящая, запирающаяся на замок дверь с глазком, а когда он наконец эту дверь перед нами распахнул, то за ней оказалось вполне чистое и аккуратно прибранное жилище, и пахло там свежестью. Стены квартиры были расписаны яркими абстрактными сюжетами, а разбитые, видимо предыдущим хозяином, плитки пола были искусно сложены в виде некоего пазла, прелестного лабиринта-загадки.

– Опять вы! – мрачно прорычал художник.

– Да, но на этот раз с новым и весьма выгодным предложением! – От Адама исходил магнетизм красавца-леопарда. – Кстати, разрешите представить: Альф, мой партнер. Альф, это мэтр Ван Рин.

Мы обменялись беглыми, но внимательными взглядами. Интересно, думал я, что этот тип видит во мне с помощью своего шестого чувства? Каков я в прошлом, настоящем и будущем? Во всяком случае, в настоящий момент ничего, кроме презрения к самому себе, я не испытывал. Ведь, судя по его настоящему имени, я предполагал увидеть типичного обитателя отелей «борщ-белт» note 7Note7
  Очень популярные у американских евреев отели курорта в Кэтскил-маунтейнз (по названию кушанья, которое считается почему-то «еврейским»).


[Закрыть]. Но он был скорее похож на генерала Де Голля – усатый, высокий и крепкий. Лет сорока на вид.

– Как мне лучше вас называть? – дружелюбно осведомился я. – Сэм или Ван?

– А вам что за дело, черт побери?

– Просто хотелось бы познакомиться поближе… Я большую часть жизни был интервьюером и очеркистом и обнаружил, что с человеком гораздо легче сойтись, если называть его тем именем, которое он сам предпочитает. Я писал очерк о самой известной и прославленной рыцарственной даме Британской империи – о леди Джудит. Она была со мной чрезвычайно корректна и холодна, пока я не задал ей тот же самый вопрос, что и вам. И тут она вдруг рассмеялась и сказала, что в детстве все звали ее Фрэнки. После чего мы с ней окончательно поладили.

Художник улыбнулся:

– А меня в детстве звали Ринсо.

– Вот и договорились. Значит – Ринсо!

– А мне вас как называть?

– В колледже меня прозвали Блэки.

– Значит – Блэки! – Похоже, он действительно несколько успокоился.

– А что это за новое предложение, с которым он теперь ко мне явился?

Еще одна уловка. Когда берешь интервью, постарайся найти общего врага. В данном случае «врагом» пришлось стать бедняге Адаму.

– Не обращайте на него внимания, – сказал я. – Понять состояние творческого человека, да еще профессионала, ему просто не дано. Я ведь с огромным трудом убедил его отправиться сюда, чтобы познакомиться с вами! Я знаю, что вы здесь как в западне, знаю, как тяжело вам приходится… Я и сам не раз бывал в таком положении…

– Тяжело приходится?! Нет, черт возьми, со мной все кончено! – вскричал он.

– Ну да, ну да, творческим натурам свойственно впадать в крайности, все мы порой так думаем, именно поэтому художники (и вообще артистические личности) должны держаться друг друга, именно поэтому я и хочу поддержать вас! Ваш талант слишком значителен, чтобы тратить его на пустяки, и мы с вами прекрасно знаем, сколь многие считают себя гениями – «Ах, я мог бы написать великую вещь, да только времени не хватает!» – но сколь малое число людей действительно обладают талантом.

Он кивнул:

– Да, Блэки, многие в этом отношении заблуждаются.

– Моя первая девушка, Вероника Ренахен, рыжая и вся в веснушках, пролила по ночам немало слез, в итоге засыпая от усталости, потому что была гениальна, только никто не хотел этого признавать! Ведь ей тогда было всего двенадцать…

Он засмеялся, взял меня за руку и усадил рядом с собою на скамью, по-прежнему полностью игнорируя присутствие Адама, который тихонько взял стул и тоже уселся в уголке.

– Ну и что же дальше, Блэки? Ты ее трахнул?

– Нет, хотя мне ужасно хотелось. Черт возьми, я тогда совершенно не представлял, как это делается!

Он снова засмеялся.

– Вот и я так. Мне ужасно хотелось стать грубым и безжалостным наемником, да только не знал, как это сделать!

Рядом стоял небольшой столик, где аккуратно расставлены были чистые стаканы и графины с напитками. Он чего-то плеснул в стаканы, и мы с ним выпили. На «врага», то есть на Адама, он по-прежнему внимания не обращал. Это было что-то очень крепкое, вкусное и с запахом персика.

– Старый Ренахен владел ближайшим к нам гастрономом, – продолжал болтать я, – и больше всего любил рассказывать об одной еврейской даме, которая как-то раз зашла к нему в магазини попросила взвесить ей кусочек кровяной колбасы. Ренахен достал из холодильника изрядный кусок, взял острый большой нож и принялся нарезать колбасу. Нарезав с десяток ломтиков, он спросил: «Хватит вам?» «Нет, – сказала она, – еще немного отрежьте». Он нарезал еще с десяток ломтей и снова спросил: «Хватит?» «Нет, еще, еще», – велела она. Нарезав половину куска, он остановился: «Ну, теперь-то уж хватит, наверное?» И тут она говорит: «Да, теперь достаточно. И взвесьте мне, пожалуйста, на десять центов».

Кац-Ван Рин взревел от смеха.

– Ну еще бы! Какая замечательная особа! Она же просто хотела убедиться, что колбаса свежая! Типично! Ах как типично!

– И вы знаете, какая мысль пришла мне в связи с этим в голову? – сказал я. – Это удивительно похоже на нас! Ведь мы с вами – художники! – видим всего десять процентов всего богатейшего спектра, этакий кусочек из серединки – на десять центов! Скажу вам честно: разве не мечтаете вы видеть всю «колбасу» целиком? От одного ее конца до другого?

– Боже мой, Блэки! Что за мысль?!

– Однако такую возможность я и намеревался вам предложить!

– Не может быть!

– Правда, в обмен на ваше шестое чувство.

– Вы это серьезно?

– Абсолютно. Абсолютно серьезно, Ринсо. И мы действительно можем это сделать. Подумайте, приятель! Какие перспективы открываются у вас с вашим талантом, если вы обретете способность видеть весь спектр – от ультрафиолетового излучения до инфракрасного! И вам не будет больше мешать чужое прошлое, настоящее и будущее! Никаких неожиданных вспышек гнева со стороны заказчиков, никаких феодальных междуусобиц! Вы сможете вернуться к настоящей работе и создать нечто такое, от чего весь мир придет в восхищение. Нечто доселе невиданное!

– Боже мой! Боже мой! – бормотал он, уставившись в пространство. – Увидеть и изобразить ауру различных людей и вещей, разглядеть колебания их поля, бессознательное восприятие ими… Понять их ощущения, экстрасенсорику… Пикассо, конечно, пытался это сделать, но то были всего лишь догадки…

– А вам и догадываться не придется!

– Вы меня не обманываете, Блэки?

– Посмотрите на меня, Ринсо. Вы же можете прочитать мои мысли, верно? Вот и читайте внимательно, читайте то, что написано на скрижалях моей души! Я весь перед вами – нараспашку. Загляните в мою душу – и решайте!

С минуту мы пристально, не мигая, смотрели друг другу в глаза; глаза у него чуть не вылезли из орбит. Наконец его крупное тело несколько обмякло.

– Вы говорите правду… – прошептал он. – Хотя… в вашей жизни очень много неясного, туманного… Но мне кажется, вы пришли, чтобы спасти меня. Вот только не знаю, смогу ли я когда-нибудь расплатиться с вами… Это ведь сделка, правда? И что от меня требуется теперь?

– Теперь нам нужно только нырнуть в черную дыру, – сказал я. – И поведет нас этот проходимец, уже известный вам Адам Мазер!

Уже входя в знакомую дверь из эбенового дерева, я вдруг так крепко задумался о том, Кто-Что-Когда-Где и – Почему сделал этому несчастному пожирателю кирпичей (тайну которого Ринсо Ван Рин, возможно, сумеет для нас раскрыть), что происходившее в этот момент в гостиной настолько меня шокировало, что я чуть с катушек не слетел.

В кресле с подложенной под голову подушечкой из шитой золотом парчи восседал труп пожирателя кирпичей, точно некий мифический правитель на своем троне, а у его ног возлежала чернокожая нубийская девушка-рабыня! Однако мгновение спустя выяснилось, что это не нубийка, не рабыня, не девушка и вообще не живое существо! А старая, только что сброшенная кожа Глории Сссс. Нижняя часть была совершенно целой, а на верхней имелись разрывы. Совершенно очевидно, обновленная Глория выползала из своей кожи именно с этого конца.

Адам-Магнетрон одним махом преодолел гостиную, подошел к чугунной лестнице, ведущей наверх, и громко крикнул:

– Няня, мы вернулись!

Сверху донесся ее голос, заглушаемый звуками душа:

– Сейчас я спущусь, Дамми! – Голос звучал чуть выше того, к которому я привык, и походил теперь скорее на кларнет, чем на гобой. Интересно, подумал я, а как в новом исполнении будет выглядеть все остальное?

– Не задерживайся, дорогая! Альфу, нашему мастеру подачи, удалось вернуть нам нашего художника.

Ринсо, с любопытством осматривавший чудесную комнату, с изумлением посмотрел на меня и спросил:

– Что, черт возьми, здесь такое? Музей?

– Расскажи ему, Блэки, – шепнул мне Мазер.

– Итак, условия сделки прежние, – сказал я. – Никаких «если», «и» или «но». Ваше шестое чувство в обмен на ультравидение. Честно, не правда ли?

Он кивнул.

– Однако мы хотели бы попросить вас об одном одолжении, прежде чем наш специалист Закот удалит ваше шестое чувство.

– О каком одолжении?

– Воспользуйтесь вашим видением еще один лишь раз.

– Воспользоваться?.. Но для чего?

– Опишите нам природу этого трупа.

– Святой Моисей! Вы тут, право, с ума посходили! – зарычал он. – Я немедленно ухожу прочь!

– Погодите, Ринсо. Позвольте мне объяснить вам. – И я рассказал ему о пожирателе кирпичей и о загадочном списке покупок. Не хочу хвастаться – но я все-таки профессионал и знаю, как надо подавать материал! Ван Рин, разумеется, клюнул. И в итоге даже одобрительно хлопнул меня по плечу.

– Ну ты даешь, Блэки! – И он направился к величественно восседавшему в кресле трупу.

Мы с Адамом довольно долго ждали, пока он сконцентрируется. Наконец он обернулся и обес-кураженно покачал головой:

– Ничего, Блэки! Абсолютно ничего!

– Это потому, что он мертв?

– Нет, потому что он какой-то совершенно нереальный. Не из нашего мира. И этот тоже. – Он указал на Адама. – Я заодно попытался и его классифицировать. Еще один выродок неизвестно откуда! У тебя тут, надо сказать, довольно диковатая компания.

И тут еще одна представительница диковатой компании проворно сбежала по лестнице и присоединилась к нам – это была совершенно новая Глория, еще более ослепительная, чем прежде! Пожалуй, кожа у нее стала чуть светлее, словно негритянской крови в ней теперь стало не более одной восьмой. А пятнышки, похожие на блестки слюды, стали странно светиться розовым, особенно когда она двигалась. В волосах стали заметнее серебристые нити, а взгляд огромных золотистых глаз прямо-таки гипнотизировал…

И я всей душой поддался этому гипнозу! Адам, конечно, тут же это заметил и засмеялся-замурлыкал от удовольствия. А потом принялся снова всех представлять друг другу самым изысканным образом, словно мы только что впервые встретились. Обменявшись самыми теплыми приветствиями с совершенно ошалевшим художником, Глория повернулась ко мне.

– Моя младшая сестренка все рассказала мне о тебе, Альф. – Она жестом указала на свою старую кожу.

– Glory Hallelujah! – только и вымолвил я в ответ.

– Между прочим, она станет боа у тебя на шее, она удушит тебя, Блэки!

– взорвался вдруг Ринсо.

–Что?

– Я видел ее-в твоем будущем, когда классифицировал тебя.

– Все ясно, – засмеялась Глория. – Вы видели, как я превратилась в боа из перьев и украсила его плечи? – Она снова засмеялась. – Не могу пожелать себе лучшей доли!

– Нет, леди! Вы превратились в настоящего боа-констриктора! – Ван Рин повернулся ко мне. – Я видел вас с нею – вы тесно сплетались телами и душили друг друга…

– «И возгордились они, и делали мерзости пред лицем Моим» note 8Note8
  Иезекииль, 16:50.


[Закрыть], – пробормотал Адам. – Ну все, довольно, мэтр. Пойдемте же в мое гнездо порока и освятим заключенную нами сделку. – Он посмотрел на меня озабоченно, чуть приподняв бровь. – А в конце двадцатого века говорят «освятим», Альф?

– По-моему, тебе больше хочется ее ЗАВЕРШИТЬ, верно?

Мы не слышали ни звонка, ни скрипа двери, но точная копия покойного, его абсолютный двойник, вдруг оказалась прямо перед нами, каким-то образом проникнув в лавку. Этот фантастический тип был в потрепанном тренировочном костюме, а на груди у него болталась на шнурке какая-то черная коробочка. Он быстро огляделся и нажал на какую-то кнопку в стенке коробочки.

– Pariatta Italiano? – донесся оттуда скрипучий голос. – Сипански? Инглизи? Френези? Данск? Germanisch?

– А по-этрусски слабо? – спросил я.

– Заткнись, Альф! – Адам повернулся к пришельцу: – Нам удобнее всего было бы по-английски, сэр! Рады вас приветствовать. Добро пожаловать к нам!

Незнакомец нажал на другую кнопку.

– Мне очень вам признательно. Мне видно, что наш брудер попал на вас чересчур поздно…

– Могу я спросить, откуда вы оба и почему здесь оказались? – спросил вежливый Адам.

Глаза пришельца сверкнули; он оглядел Адама с головы до ног и разразился радостным смехом:

– Какая интересная параллелограмма! А ваше место в пространстве?

– Мы из далекого будущего.

– А мы из далекого прошлого! Мы называемся Улей. А вы?

– А мы называемся Зоопарк! Как вам удалось сюда проникнуть?

– Такая же дыра, как здесь.

– Дыра? Где это?

– Планета номер четыре.

– Ах вот как! Значит, на Марсе есть еще одна черная дыра и оттуда – выход в другое пространство! Опять становится все страньше и странь-ше… А как вас зовут? Как ваше имя?

– Имя? Мое имя? – Он явно понятия об этом не имел.

– Термиты! – воскликнул вдруг Ринсо. – Это же термиты! Вот почему я не мог сканировать их мозг и почерпнуть там хоть какую-то информацию! Они всего лишь часть огромной колонии.

– Ясно… Улей!… Спасибо большое, мэтр! – Адам снова повернулся к инопланетянину: – А скажите мне, пожалуйста, сэр: почему ваш собрат по Улью явился сюда в поисках разных стальных предметов?

– Большая потребность! Для пищеварения.

– Господи! – вмешался я. – Это же примитивно! С той же целью земные птицы заглатывают камешки! Так вот почему он грыз кирпичи! Ведь алмазный борт прочнее даже, чем инструментальная сталь…

– Просвети меня на сей счет, Альф, – попросил Мазер.

– Понимаешь, некоторые животные и птицы специально глотают мелкие камешки, чтобы с их помощью измельчать в желудке проглоченную пищу, делая ее удобоваримой. Такие камешки находили, например, в окаменевших экскрементах динозавров, дронтов и гигантских страусов. Да и в наши дни существуют отдельные виды живых существ, которые перерабатывают пищу подобным способом.

– Верно, верно, – подтвердил черный ящичек на шее у пришельца. – У брудера нет камешки. Смертельно голодал. И в Улье ни одного не осталось. Пришел за помощью.

– И, к сожалению, опоздал, – сказал Адам. – Что же вы будете с ним теперь делать?

– Должен уносить назад.

– Да? Чтобы там его похоронить?

– Не похоронить. Съесть!

И этот «термит» удалился, унося с собой свой будущий обед и оставляя позади оглушающую тишину.

– Ничего удивительного, что для пищеварения им требуется глотать камешки, – наконец промолвил я.

– Ты думаешь, он мог бы попробовать и нас съесть?

– Только если пожевал бы твоего алмазного борта.

– Господи, Блэки, перестань! – умоляюще простонал Ринсо. – И помоги мне поскорее убраться отсюда! Мне осточертели все эти шарлатанские штучки! Разве здесь место порядочному еврейскому мальчику из Бронкса?

– Ты прав, дорогой Ринсо! Ступай же с этим Свенгали', и пусть он сделает свое черное дело. Но предупреждаю: как только ты увидишь его кладовые собственными глазами, художник, что сидит в тебе, взвоет и не позволит тебе так просто оттуда уйти!

Адам повлек Ван Рина за обитую льняной тканью панель. Дверь в Дыру он старательно за собой прикрыл. Глория подобрала свою старую кожу, аккуратно ее свернула и понесла куда-то наверх. Вскоре я услышал стук молотка. Потом она вернулась, присела рядом со мной на кушетку и взяла меня за руку. Руки у нее были по-прежнему холодные. Я весь дрожал. Она не выпускала моей руки и не говорила ни слова. Ну а я и вовсе не мог говорить!

Наконец она промолвила:

– Знаешь, Альф, твое очарование отчасти связано с тем, что ты не позволяешь себе обращаться с женщинами как грубый самец…

– Верно, я всегда с девушками кроткий, как ягненок.

– Но не с мужчинами! Дамми успел рассказать мне, как ты очаровывал этого художника…

– Он рассказал тебе? Когда? Я не слышал.

Персонаж романа «Трилби» английского карикатуриста и новеллиста Джорджа дю Морье (Дюморье) – зловредный гипнотизер, который стремится заставить всех остальных исполнять свои приказания.

– Ты и не мог. Это УВЧ.

– Ах вот как!

– А теперь ты пытаешься очаровать меня.

– Что ты, Глория, я даже и не пытаюсь! Господи, мне бы очень этого хотелось, но я понимаю, что не пара тебе.

– Вот-вот. Теперь-то я понимаю, как ты это делаешь! Ты предоставляешь возможность сделать первый шаг твоему собеседнику. Или собеседнице… В этом и кроется твое странное очарование…

Я уже собирался было спросить, кто же из нас тот боа-констриктор, что в итоге удушит другого в объятиях, но тут из Дыры показались наш рыжий психоброкер и совершенно ошалевший художник. Кац-Ван Рин умоляюще блеял:

– Еще минутку, пожалуйста! Еще чуть-чуть! Видения, явившиеся мне там…

– Их более чем достаточно, дорогой Ринсо, чтобы ты снова мог вернуться к занятиям живописью! – Закот опять был неумолим и источал потоки энергии.

– А снова начав работать, ты сможешь в любое время заглянуть к нам и, так сказать, подзарядиться художественными образами. Только тогда уж тебе придется за это платить.

– Отдам все, что угодно! Все на свете отдам! – Ван Рин чуть с ума не сошел от благодарности. Потом вдруг уставился на нас немигающим взором и завопил: – Пресвятая дева! Да над вами обоими такая аура, что… И такое удивительное смешение нейронов обоих северных полушарий мозга… и…

– Перестань нести эту ахинею и пытаться словами передать собственные новые ощущения! – велел ему Адам. – Лучше рисуй. Давай-ка, нянюшка, отправим нашу «сверхновую» звезду в области живописи домой, в Нью-Йорк, – пусть поражает тамошний мир искусства! Ты присмотри тут за лавочкой, Блэки… – Он вдруг умолк и озадаченно посмотрел на меня. – А откуда у тебя, интересно, такое прозвище? Ты же совершенно коричневый человечек, типичный «брауни». Разумеется, я не девушек-скаутов имею в виду note 9Note9
  Коричневы и человечек, «б р ау н и „,-шотландский фольклорный персонаж, добрый темнокожий (в отличие от светлокожих фей) домовой. Также «брауни“ называют (по цвету формы) младшие отряды девочек-скаутов.


[Закрыть].

– Это из-за моей фамилии. Noir. По-французски -«черный». Вот и вышло «Блэки».

– Ах да, понятно! А у тебя дома ее произносят на французский манер? Нуар?

– Нет, «нуайе»; они ее рифмуют с «фойе».

– C'est domage note 10Note10
  Жаль! (фр.)


[Закрыть]. Ну хорошо. Ко взлету готов, Ринсо? Avanti, artista! note 11Note11
  Вперед, артист! (чтал.)


[Закрыть] Глория как раз в этот момент легонько коснулась моей ладони губами, и, хвала небесам, наша «сверхновая» не заметила, какое впечатление это произвело на меня! Когда они уже выходили на улицу, Адам обернулся и крикнул мне:

– Мы, возможно, немного задержимся! По-моему, там есть еще кое-что интересное для Иддроида. Кстати, в верхнем ящике валлийского комода есть лупа…

– Ну и что? Зачем она мне?

– Кто-то оставил тут на крыльце маленький презент. Ты бы взглянул, а? Ну все, пока!

И все трое мгновенно исчезли, а в приемную, крутясь, вкатилась крошечная бутылочка шампанского. Очень точная и очень маленькая копия настоящей бутылки – пробка, этикетка и все остальное, – только сама бутылочка не больше пузырька с лекарством. На этикетке крохотными буковками было написано: «Олд Бонд лтд.», но сколько я ее ни осматривал, смог определить лишь, что никакой жидкости она не содержит, а сквозь темно-зеленое стекло видна лишь крошечная записка, свернутая в трубочку.