Текст книги "Психолавка"

– Мы и сами с усами. И нам денежки карман жгут, – вдруг начал выпендриваться я. – У меня, может, полсотни лир имеется!

– Да ведь это ж целый американский «никель», дружище! Ничего себе! Ты поистине последний из великих мотов, скажу я тебе! – тут же включился в игру Адам.

– Ну вот еще! Скажешь тоже! Денежки, они счет любят! А за меня, как ты сказал, фирма платит!

Но не успели мы подойти ко входу в Дыру, как нас снова окликнула Глория:

– Еще один клиент, Дамми!

– Вот как? Откуда и из какого времени?

– Из созвездия Бета Прометея. Туманность номер 25.

– Господи! – вырвалось у меня. – А у него случайно не две головы?

– Заткнись, Альф. И по какому он делу, ты спросила?

– Его зовут Тигаб. Он хочет избавиться от одной мании. Говорит, что его преследует стойка, к которой лошадей привязывают. И будто бы эта стойка… в его жену влюблена!

Когда мы вернулись в гостиную, Глория занимала клиента. Я шепнул Адаму:

– А если я сейчас пройду в дверь, я смогу оказаться в этой 25-й туманности?

– Ты окажешься там и тогда, где и когда действительно захочешь оказаться, – прошептал он в ответ. – И отнюдь не в мечтах. Ладно, детали мы обговорим попозже. – Он повернулся к посетителю и громко сказал: – Добрый вечер, сэр. Как мило, что вы пожелали посетить нас и прибыли из такого далека! Вы, кажется, уже познакомились с Няней? Это моя ассистентка. А вот это Альф, мой помощник. Самого меня зовут Адам. Я психоброкер.

Голов у нового клиента было не две, а одна, и притом поразительно напоминавшая классические портреты и бюсты Шекспира. Две руки, две ноги. Одет во вневременной спортивный костюм.

– Итак, – продолжал между тем Адам, – расскажите-ка нам поподробнее об этой замечательной влюбленной коновязи, мистер Тигаб?

– Ну, случилось примерно… следующее… Мы с женой… собрали… целую кучу и… решили… что пора немножко… потратить. Мы купили… большой… особняк у одного… торговца… антиквариатом, меблированный и… элегантный, как эта… комната…

– Благодарю вас, мистер Тигаб!

– И снаружи он был… тоже… красив. Знаете – сад… лужайки… деревья, подъездные аллеи… а… вдоль всего крыльца… старинная… коновязь…

– Простите, мистер Тигаб, но почему вы так странно говорите?

– Как – так?

– Три слова ровным тоном, затем пауза, затем еще слово совсем тихо.

– Ах это… Мы в нашей… туманности… такими родились. Знаете… как… дети рождаются правшами… или… левшами? А мы… вот рождаемся со… врожденной… склонностью к модуляции.

– Понятно. И все у вас вот так модулируют?

– О нет! Все… по-разному… Однако позвольте, я… дорасскажу… об этой негодной… коновязи… Мы уже устроились… и… все было прекрасно… пока… однажды, когда мы… сидели… в гостиной, моя… жена… не подскочила вдруг… и… не закричала: «Вон… там… человек к нам… в окно… смотрит!» Я тоже… подскочил: «Где? Где?» Она… указала: «Вон там». Я… посмотрел… Ничего. «Да тебе… показалось!» – сказал я… Она… поклялась, что видела… его… и он был… похож… на привидение, потому… что… она могла сквозь… него… видеть деревья.

Ну что ж… воображение у нее… есть… – ей всегда хотелось… стать… поэтессой – так что… я… не обратил на… этот… случай особого внимания… Но… ей продолжали видеться… подобные… вещи, и черт… меня… побери, если она… и… меня не заставила… тоже… думать, будто и… я… вижу его.

– Да? И как же вы его увидели?

– Мы сидели у… камина… в моем кабинете… беседовали… и вдруг я… увидел… как… этот коротконогий урод… входит… и садится себе… рядом… с моей женой!.. Собственно, это была деревянная… фигура… с той самой… коновязи…

– И что дальше?

– Я продолжал воображать… будто… я вижу, как… эта фигура сидит… рядом… с моей женой… и… смотрит на меня… так… словно хочет стать… мною!.. И представьте, я… поверил-таки… в возможность такого… превращения!.. И теперь вам… необходимо… вышибить эти мысли… из… моей головы. Сам… я… не могу с этим… справиться.

– Вы уверены, что это действительно деревянная фигура с коновязи?

– Да. Это он.

– Он? А как этот «он» выглядел?

– Настоящая древность! Много… сотен… лет. Черт возьми… да… я сейчас вам… его… нарисую! Листок бумаги… найдется?

Глория подала ему большой лист бумаги и карандаш.

– Нет, – сказал Тигаб, – мы не… пользуемся пишущими предметами… Мы… проецируем. Просто подержите… листок так, чтобы… вы… могли его видеть.

Он ткнул в листок пальцем, и на нем возникло изображение старинной коновязи, украшенной коренастой человеческой фигурой в одежде восемнадцатого века; правая рука у деревянной скульптуры была поднята, а левая заложена за спину; шляпа сдвинута на затылок, высокий воротник сорочки расстегнут, узел галстука распущен, полы длинного сюртука разлетаются, физиономия явно сердитая…

Мы с Адамом переглянулись, засмеялись и разом заговорили быстро и бессвязно.

– Что тут смешного? – спросил Тигаб.

– Да ваше привидение с коновязи, – сказал Адам. – Нет, мистер Тигаб, это не галлюцинация и не обман зрения. Это самый настоящий дух, только он и не думал влюбляться в вашу жену. Он очарован тем, как ВЫ с нею разговариваете.

– Я вам не…верю… Привидению… нравится то, что… я… говорю моей жене?

– Нет, ему нравится, КАК вы это говорите. Ему нравится ваша способность модулировать. Если вы соизволите пройти со мной, я постараюсь разрешить вашу проблему. Я могу продать вам совершенно иной способ модуляции. И тогда ни один наглец не осмелится сидеть рядом с вашей женой и подслушивать вас.

Несколько ошалев от такого предложения, Тигаб все же последовал за Адамом в Дыру, а мы с Глорией, улыбаясь и качая головой, уставились друг на друга.

И тут в гостиную вошел смутно знакомый мне человек в темных очках-хамелеонах, тренировочных штанах и белой рубашке-поло. Я увидел его, глядя в зеркало. Он был примерно моего роста и похожего телосложения; его рыжеватые волосы были коротко острижены; на нем были такие, знаете ли, мокасины… точнее, такие туфли для бальных танцев… А на запястьях кожаные ремешки со множеством заклепок.

Он подошел к Глории и спросил:

– Хозяин дома?

– Да, но он занят, – ответила она. – Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?

– Нет, спасибо, – сказал он. – Я его в другой раз поймаю. – Повернулся и вышел – причем совершенно беззвучно.

Когда Мазер и Тигаб вышли из Дыры – буквально через несколько секунд после ухода этого незнакомца, – Тигаб казался настолько потрясенным, что едва мог говорить. И тем не менее новая особенность его речи была налицо. Я не скрывал улыбки.

– Теперь расплачусь – и домой! Жене еще привыкнуть надо. Да и мне тоже.

Он вытащил из кармана кошелек и высыпал на стол горсть зеленых камешков.

– Это у нас в галактике монеты такие. Честно! – буркнул он. – Берите сколько надо. Заработали! Очень обязан!

Это оказались необработанные изумруды. Адам выбрал самый маленький камешек, а остальные вернул владельцу.

– Это слишком щедрая плата, мистер Тигаб. Но раз уж вы сами сказали, что вам удалось кое-что скопить, то я не чувствую особых угрызений совести. Няня, ты его проводишь?

Мы вместе с Глорией проводили Тигаба до порога. Он что-то миролюбиво напевал себе под нос. Когда мы вернулись, то все трое подошли к «портрету коновязи» и уставились на него.

– Я не раз видел, как коновязи украшали фигурами негров или наездников, – сказал я, – но какой безумец решил использовать для этой цели Бетховена?

– Я же говорил тебе, Альф: нет в мире предела удивительному и прекрасному! Ну, и как, по-твоему, «Ригодон» это напечатает?

Я пожал плечами, желая, чтобы он поскорее отвязался, и сказал:

– Между прочим, я догадался, чем ты заменил эти первые четыре ноты из Пятой симфонии, что тут были раньше изображены!

– Вот как?

– Да! Я их узнал. Это основная тема «Рапсодии в блюзовых тонах». Неужели теперь Тигаба будет преследовать призрак Джорджа Гершвина?

– Все зависит от коновязи, – засмеялся Адам.

– Если я правильно понимаю, должен осуществляться некий обмен? Но тогда почему же ты не можешь просто удалить некоторые нежелательные аспекты психики клиента, если она не в порядке?

– Опасность заключается в том, – пояснил он, – что в психике твоей могут незаконно поселиться этакие… сквоттеры! У меня как-то раз бьша женщина, одержимая совершенно дикой идеей: ей хотелось иметь в своем сердце свободное местечко для каждого из своих любовников. Я попытался проследить, как это будет работать, и что же? Проклятый паук Черная вдова притаился у нее за дверным косяком, и конец! О, разумеется, все на свете – все живые существа, люди, звери или овощи, имеют душу… Но больше – никогда! Борджиа

– вот как ее звали! Люси Борджиа.

Входная дверь внезапно распахнулась, и в проеме возник столб атмосферного электричества. Светясь холодным светом, столб переместился на середину приемной, и из него показалась огромная, исполненная невыразимого достоинства фигура Мефистофеля.

Пришлось с радостной улыбкой приветствовать его.

Он грациозно поклонился в ответ.

– Merci! Merci! Merci! Я десятый граф Але-сандро ди Калиостро.

– Ну как же! – улыбнулся Адам. – Потомок того самого Калиостро, авантюриста, волшебника, лжеца и великого мошенника. Умершего в крепостной тюрьме Сан-Лео в 1795 году.

– Да. Имею честь, месье Мазер!

– Вы десятый граф Калиостро? Значит, вы должны были родиться где-то в конце двадцать первого века?

– В самом начале двадцать второго, месье. В Париже.

– Добро пожаловать к нам, граф. Мы сочтем за честь… А это моя…

– Да-да, это ваша ассистентка, она из змей, а зовут ее Сссс. – Он явно произносил это имя именно так, как надо. – Но вот этот джентльмен из Etats-Unis мне не знаком…

– Это Альф, он из журнала «Ригодон». Он помогает мне, а заодно готовит статью о нашей меняльной лавке «Черная дыра».

– Очень приятно, месье Альфред! Счастлив с вами познакомиться. Но вы, разумеется, понимаете, что ваши распрекрасные сочинения так никогда и не будут напечатаны? В это просто никто не поверит. Да и можно ли поверить волшебству, которое творит месье Мазер? И тем не менее он настоящий гений! Как и мой прапрапра… и так далее дед, знаменитый…э-э… Пардон, мэтр, как лучше перевести слово simulateur?

– Обманщик. Фальсификатор.

– Да-да, месье Мазер – такой же великий фальсификатор, как и мой дед!

– Благодарю вас, граф Алесандро. Надеюсь, это просто визит вежливости? Полагаю, нам будет приятно общество друг друга. Как-то раз к нам с визитом вежливости заходил доктор Франц Голл, так много давший для развития френологии note 3Note3
  Теория, согласно которой на основании размеров черепа якобы можно судить о психических особенностях человека.


[Закрыть] . Но потом он сказал, что ему хотелось бы исследовать шишки на черепе какого-нибудь шарлатана. Мне это было очень приятно, а ему – не очень.

– Почему же нет? – спросил я.

– Он очень смутился, когда я предложил ему осмотреть мою голову. И сказал, что у меня вообще нет на черепе ни одной шишки, из-за чего может рухнуть вся его теория. Я начал подбадривать его с помощью… Как следует перевести слово craque, граф Алесандро?

– Небылица. Попросту вранье.

– С помощью одной небылицы насчет того, что у меня мозги там, где у всех прочих кишки, и наоборот. Он сказал, что в таком случае я урод, и попросил разрешения ощупать мой живот. Удалился он в гневе.

Мы посмеялись. Затем Калиостро сказал:

– Очень жаль разочаровывать вас, мэтр, но это не просто визит вежливости. Я пришел к вам по делу. Я очень хочу купить вот это. – И он протянул Адаму кассету.

Адам осторожно вытянул кончик пленки и стал пропускать ее между своим большим пальцем и указательным. Пленка, казалось, состояла из каких-то мерцающих искорок. Калиостро заметил, с каким любопытством я смотрю на это, и пояснил:

– Фонотакт XXII века. Там все 666 составляющих.

Адам тихонько присвистнул.

– Число зверя в «Откровении» обозначено как шесть сотен, плюс три раза по двадцать, плюс еще шесть. Вы замышляете создание какого-нибудь чудовища, граф Алесандро? Или, может, всеведущего мага?

– Вы забываете, что там дальше: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя; ибо это число человеческое"'.

– Совершенно верно. В таком случае вы, значит, создаете человека?

– Точнее, некоего inconnu, «человека неслыханного».

– Ей-богу, все страньше и страньше!

– Я намерен синтезировать уникального андроида. Не какое-нибудь неуклюжее подобие тех моделей, какие выпекают в лабораториях, но само совершенство – он сможет не только общаться с вами, но и держать под контролем все свои чисто человеческие порывы, все свои врожденные инстинкты… Нет, это будет не андроид, друг мой!..

– Значит, Иддроид!note 4Note4
  2


[Закрыть] С большой буквы! – воскликнул Адам, сверкая глазами. – Но это же чудесно! Ваш дедушка, то есть ваш девять раз пра-пра, может, и был гениальным фальсификатором, но вы аболютный гений!

– Тысяча благодарностей, мэтр. Значит, вы мне поможете?

– Непременно! Я просто настаиваю на этом! . И я так вам признателен – это же просто замечательный вызов науке, судьбе!.. А в какой степени вы оцениваете возможность успеха?

– Chacun la moitie. Пятьдесят на пятьдесят.

– Хм, вполне прилично… Ну что ж, поговорим о том, что вам может понадобиться для работы над вашим Иддроидом. У меня многое из вашего списка уже имеется, однако кое-чем придется заняться специально. Например, нужно где-то раздобыть шестое чувство, порожденную агрессивностью способность предсказывать будущее по волшебному кристаллу, патологическую суеверность, абсолютное невежество и – это самое трудное! – источник архетипов в сознании человека, то есть Коллективное Бессознательное.

– Все это чрезвычайно важно, мэтр, и я готов заплатить вам сколько угодно.

– Ни в коем случае, граф Алесандро! Я же с вами сотрудничаю! Мы же с вами бросаем замечательный вызов науке! Итак, est-ce que cela presse? Вы торопитесь?

– Совсем не тороплюсь.

– Можете дать мне неделю?

– Я дам вам две недели и даже больше! Аи ге-voir. – И Калиостро удалился в виде столба пурпурного дыма.

Не успел я открыть рот и выразить свое изумление, как наш рыжий Магнетрон уже фонтанировал энергией.

– Ты готова, нянюшка? – Глория кивнула. В данный момент он явно ее подавлял. – Вот и отлично! Мы только туда и сразу обратно, Альф. Немного поищем в разных временах и пространствах. Надеюсь, ты не откажешься немного посторожить нашу лавку?

– Эй! Погодите минутку! Что я тут с вашими психами делать буду? Я же не знаю, как…

– Ну конечно, не знаешь! – Он повернулся к Глории: – Дорогая, не забудь ту пленку! – И постарался успокоить меня: – Ни о чем не беспокойся. Просто попроси всех немного подождать – мы скоро вернемся.

– Попросить? Но как? Я же не лингвист, у меня вообще с иностранными языками неважно… А что, если сюда заявится какой-нибудь печальный друид?

– А ты обмани его. Альф! – рассмеялся Адам. – Придумай какой-нибудь прикол. Можешь оторваться на всю катушку!

И они исчезли.

И не успел я решить, то ли мне остаться в этой психолавочке, то ли смотаться отсюда к чертовой матери, как проклятый столб от коновязи в виде Людвига ван Бетховена (1770-1827) влетел в лавку и сердито загремел на чистейшем немецком.

Боже мой!

– Моя не говорить по-немецки, – промямлил я, как полный кретин. – Пусть твоя лучше говорить по-английски.

Бетховен смерил меня сердитым взглядом, подбежал к клавикордам и ударил по клавишам, взяв аккорды сразу в трех октавах, – возможно, это как-то помогло ему прийти в себя, потому что он прорычал уже спокойнее:

– Dot verdammt Shakespeare. Его schatten призрак гонялся за мной und задал mir schoene прекрасную инспирацию. Это же… ist dein Пятая. С-с-соль-соль-соль-ми бемоль… Fuenste. А здесь ф-ф-фа-фа-фа-ре… И все в до-миноре! Wunder-schoen!

– И это ваша Пятая? Пятая симфония?

– Ja! Ja! Fuenste symphonie. Я слушал этого духа, ожидая продолжения, желая komponieren, сочинять, und неожиданно проклятый schatten переменил мою инспирацию.

– Как?!

– Никакой Пятой симфонии до-минор! Этот verdammt призрак Шекспира стал напевать мне вполголоса минорные терции, квинты… Блюзо-вый интервал! Синкопы! Mit synkopieren! Неслыханно! Auslaendish! Verrueckt! Symphonie in Blau!

В общем, полный гевальт!

ГЛАВА 2. АССОРТИМЕНТ ЛАВКИ МАЗЕРА

– Он вгрызался в ваши алмазные кирпичи снаружи, – сообщил я им, – а когда я весьма бегло, надо сказать, осведомился на суахили, что ему угодно, он упал замертво.

– Возможно, не смог вынести твоего акцента, – усмехнулся Адам, осматривая тело. – По-моему, это вообще никто. Настоящий Джон Доу!' У него хоть какие-нибудь документы есть?

– Я как-то не искал. Просто оттащил труп подальше, с глаз долой, и стал ждать вашего пришествия на землю.

– Проверь-ка ему карманы, нянюшка. Тип, который способен жевать кирпичи из алмазной крошки, не может не быть интересным. – Мисс Сссс молча принялась за дело. – А ты, Альф, расскажи-ка мне все по порядку. С какой стати тебе понадобилось выбегать на двор? Ты что, слабительное принял? Или просто решил пренебречь своими прямыми обязанностями?

– Ничем я не пренебрегал. Хотя, если честно, такую возможность обдумывал. Но не успел я ее обдумать как следует, как сюда ворвался этот чертов столб от коновязи да еще с обвинениями в мой адрес.

– Что? Неужели сам покойный великий Людвиг ван пожаловал?

– Да-с, Бетховен во плоти-с! И ужасно злобствовал по поводу того, что этот дух заставил его сочинить «Симфонию в блюзовых тонах»!

Адам заржал.

– Ну, полный гевальт!

– Именно эти слова я и произнес.

– И как тебе удалось это уладить?

Фиктивный персонаж в суде.

– Я на него воздействовал как психотерапевт.

– Ну-ну, ври дальше!

– Но я, честное слово, сумел на него подействовать!

– Только не говори, что там. – Адам указал на Дыру.

– А я и не говорю. Я воздействовал на него прямо здесь, возле клавикордов! И мне ужасно интересно, что на сей счет думают те, кто за тобой наблюдают.

– Cela m'importe peu. Это совершенно неважно. Давай все по порядку.

– В общем, воздействовать на него было нетрудно. Я просто напевал, выстукивая одним пальцем то, что смог припомнить из его Пятой, и вдруг он весь затрясся и заявил, что я вдохновил его на новый шедевр, и принялся как безумный набрасывать мелодию на каких-то клочках бумаги. А потом я его проводил до порога, и он благословил меня по-немецки. А за дверью я и обнаружил того типа, что жевал кирпичи…

– Да ты просто гений. Альф! Между прочим, этот великий покойник, Людвиг ван, не предложил никакой платы?

– Он был весь охвачен вдохновением. Но я все-таки умудрился кое-что с него содрать.

– Как же тебе это удалось?

– Я умыкнул часть его записей. – И я передал Адаму клочок бумаги с нацарапанными на нем нотными линейками, нотами и пометками AJlegro con brio и Andante con moto. Внизу красовались инициалы: LvB.

– Господи Иисусе! Пресвятая дева Мария! – Адам был просто в восторге.

– Это же стоит целое состояние! А не сделать ли мне тебя своим постоянным партнером, Альф?

– Нет, это уж совсем ни к чему. Но отчего это наша дорогая Глория не говорит со мной и не смотрит на меня? Неужели она за что-то на меня сердится? Может, я снова что-то сделал не так?

– Нет, дело совсем не в этом. Она просто готовится менять кожу, а это всегда повергает ее в депрессию.

– Менять кожу? Вылезать из собственной шкуры?

– Вот именно. Она ведь змеиного племени, если ты помнишь. И никогда не знает, как будет выглядеть в новой коже. Вот и волнуется.

– Но ведь змеи, меняя кожу, не меняют окраски; они просто становятся больше, и…

– Ты совершенно прав, и она все прекрасно понимает сама, но ничего не поделаешь – волнуется!

– Я просто не представляю, чтобы она согласилась утратить хотя бы часть своей привлекательности!

– Ага! И ты к ней в плен попался!

– А у вас, в вашем кошачьем племени, тоже бывают проблемы, связанные с вашим естеством?

– Господи, конечно! И еще какие! Да с ними все наши непристойные любовные песни связаны! – И Адам запел:

Коты на крышах, коты – герои, Пораженные сифилисом и геморроем, Кошки с поднятыми кверху задами Празднуют славный разврат вместе с нами…

– А что, и Глория в этом участвует? – ревниво осведомился я.

– Няня? Моя дорогая хранительница? Да ты с ума сошел! Никогда в жизни! К тому же меня всегда привлекали исключительно женщины-кошки.

Мне сразу стало легче.

– Ну тогда расскажи, где, в каком времени и как долго вы пробыли? – попросил я его. – Здесь-то всего часа два прошло.

– Мы были в Нью-Йорке. В XXV веке. Неделю.

– Так, значит, Нью-Йорк в XXV веке все еще существует…

– Более или менее.

– Добыли что-нибудь для этого Иддроида, которого создает граф?

– Да, будь я проклят! Шестое чувство. Это что-то вроде дара предчувствия.

– Если только такой дар существует. Я, правда, знаю, что многие женщины уверены в том, что обладают какой-то там интуицией…

– Да, и они правы, Альф. У меня есть в запасе несколько таких красоток. Из-за одной, между прочим, Дока Холлидея убили.

– Того ковбоя? А что же он ее предсказаний не послушался?

– Сказал, что и без того понимал, что скоро умрет, и просто не хотел знать точное время и место. Но то шестое чувство, о котором я упоминал, – это некое всеобъемлющее чувство времени и пространства, этакое омнихроночувство, дающее возможность окинуть взором всю временную ось и разом увидеть прошлое, настоящее и будущее.

– Не может быть!

– Может. Именно поэтому Калиостро так хотелось раздобыть это чувство.

– Где ж ты его обнаружил?

– Как ты выражаешься, «во плоти-с».

– А теперь, как ты выражаешься, «давай все по порядку»!

– Лет пять назад, – покорно начал Адам, – тот парень явился ко мне с собственным портретом, нарисованным одним модным американским художником по имени Ван Рин. Парень этот был из самого начала двадцатого века и жутко боялся за свою жизнь, потому что этот Ван Рин изобразил его как «Le Pendu», то есть «Висельника», из карт Таро – знаешь, на которых предсказывают судьбу? И мой клиент был изображен болтающимся на перекладине вверх ногами, то есть он был подвешен за ногу, а руки у него были связаны за спиной! И был он абсолютно мертв.

Ну и, разумеется, ему хотелось, чтобы я его обследовал и выяснил, за какое невероятное преступление ему в будущем могла бы грозить столь страшная кара. И, если это действительно его ждет, он желал, чтобы я его от подобной перспективы избавил. Полнейшее безумие! Но я все-таки его всесторонне изучил и не нашел ничего страшного, кроме страстной затаенной жажды приключений. В общем, я отослал его обратно в 30-е годы двадцатого века и выкинул всю эту историю из головы.

Пока через несколько лет не узнал (от его современника), что он погиб в результате несчастного случая. Страшная смерть! Он увлекся скай-дайвингом – вот она, жажда приключений! – и однажды умудрился запутаться в стропах уже раскрывшегося парашюта и камнем полетел вниз. И прямо головой врезался в землю. Ну откуда Ван Рин мог знать об этом заранее? Хотя он, конечно, изобразил несколько иную сцену гибели этого несчастного…

В общем, увидев шестое чувство в списке, составленном Алесандро, я подумал, что оно, возможно, есть у этого Ван Рина. Я стал просматривать каталоги музеев, галерей, художественных школ и обнаружил следующее: Виктор Ван Рин был, есть и будет замечательным и вполне удачливым художником. Родился он, правда, с именем Сэм Кац, но что это за имя для модного художника? К тому же Виктор страдал когнитивным астигматизмом…

– А что это…

– Об этом потом, Альф! Потом. Физический астигматизм – это искажение изображения оптической системой глаз, в результате чего световые лучи, отраженные предметом, проникают в глаз неравномерно и создают уродливые образы. Именно поэтому Эль Греко, например, изображал все лица и тела такими удлиненными.

Однако самая лакомая цель художника-портретиста – возможность увидеть сущность изображаемого им объекта сквозь личину, эту сущность скрывающую, короче – рассмотреть истинное лицо своего героя, а потом все это – и личину, и суть – изобразить на холсте, то есть показать одновременно и внутренний, и внешний мир человека. Такое видение требует глубочайшего чувственного проникновения в предмет творчества. Ван Рин такой способностью обладал, однако был еще и когнитивным астигмати-ком, то есть видел прошлое, настоящее и будущее всего того (или всех тех), что изображал на холсте. В итоге он совершенно запутался и не знал уже, чему верить, вот и решил так или иначе постараться отразить в своих полотнах все то, что подсказывало ему его восприятие.

Поэтому в портретах заказчиков было отражено порой их прошлое, настоящее и будущее одновременно. Клиенты, правда, очень обижались, когда их изображали в виде дряхлых старцев или набальзамированных трупов, лежащих в гробу. А одного Ван Рин «увидел» как маленького мальчика, который занимается тем, что китайцы называют «похотливостью рук». Ну и, естественно, клиенты в итоге отказывались ему платить!

Конец его карьере художника пришел, когда Ван Рин получил тайный заказ от одного кандидата в президенты нарисовать портрет его тайной любовницы в потаенном саду купленного им втайне имения. Ван Рин изобразил очаровательницу совершенно нагой, хотя и украшенной драгоценностями, купленными на деньги кандидата, в том самом потаенном саду, но только… в пылких объятиях совершенно другого мужчины. Никогда не стоит путаться в дела могущественных политиков и их прелестных куколок-любовниц!

В общем, в итоге мы этого Ван Рина выследили. Что было нелегко, потому что он вернул себе свое прежнее, настоящее имя и снова переехал в Бронкс, который оказался настоящим гетто. Он поселился на верхнем этаже многоэтажной развалюхи для бедняков, с трудом зарабатывая на хлеб тем, что малевал для магазинов объявления о распродажах, а также писал лозунги для различных манифестаций. Ужасно грустная получилась картина!

Глория тихо прервала его:

– Я закончила, Дамми.

– Прекрасно. Какие-нибудь документы при этом пожирателе кирпичей нашла?

– Ничего, и у него только две отрицательные черты. Сколько-нибудь выраженные.

– И какие же?

– Во-первых, у него даже снять отпечатки пальцев нельзя: пальцы абсолютно гладкие, никакого рисунка!

– Но это же невозможно! – заспорил я. – Даже у обезьян примитивный рисунок на пальцах имеется!

– А у этого типа – нет! – Она отвечала как бы не мне; она вообще разговаривала исключительно с Адамом. – Он вообще никакой.. пустышка какая-то! Ты сам посмотри.

Мы посмотрели. Глория была права. Никогда в жизни не видел более обезличенного лица! Ни одной выдающейся черты. Он весь был такой бежеватый, тестообразный… Так мог бы выглядеть недоделанный андроид перед выходом из автоклава.

– И одежда тоже… – продолжала Глория. – Совершенно новая, очень дешевая, купленная не по размеру… какая-то неопределенная!

– Может, краденая? – предположил Адам. – Или из благотворительного фонда? А вторая отрицательная черта какая?

– У него в карманах абсолютно ничего нет, кроме списка покупок.

– Но это же может послужить отличной зацепкой, Глория! – воскликнул я.

– Никоим образом. – Она по-прежнему обращалась исключительно к Адаму.

– Да ты сам убедишься, как только этот список увидишь. – Она протянула ему список. На полоске пергамента – честное слово! я мог бы в этом поклясться!

– было напечатано:

Под списком были изображены шестиугольный жареный пирожок и шарик для пинг-понга.

– Черт возьми! – поразился Адам. – Все чудесатее и чудесатее. Разве ты не говорил мне, Альф, что относишься к типу «ученых янки»?

– Угу. Один из лучших выпускников «Браун университи».

– Да? Ну я так и думал, что ты из «Айви Лиг»! note 5Note5
  Группа университетов и колледжей на северо-востоке США, пользующихся особым престижем: Йейл, Харвард, Принстон, Корнелл, Дартмут и др.


[Закрыть]note 6Note6


[Закрыть]И какие же выводы вы сумели сделать путем дедукции, дорогой мистер Холмс?

– Во-первых, кто бы ни составлял этот список, у него явно сложности с написанием букв С и S.

– Но что это вообще за буквы?

– Это обозначения химических элементов, дорогой Ватсон. Углерод, кремний, марганец, вольфрам, хром, железо. А цифры обозначают проценты.

– И все вместе это…

– …составляющие вольфрамовой стали, самой твердой инструментальной стали из ныне известных.

– Вот это да, Холмс! Инструментальная сталь, чтобы испечь пирожок и сделать шарик для пинг-понга?

– Не совсем так, мой дорогой Ватсон. Этот тип должен был сделать закупки для изготовления гаек и подшипников из инструментальной стали. Возможно также, что он не говорил ни на одном из земных языков и этот список должен был все сказать за него. К тому же он, видимо, не знал, что за все это ему придется платить – ведь при нем не было вообще ничего, что можно было бы считать деньгами. Итак, скорее всего это инопланетянин, причем из таких мест, о которых мы и понятия не имеем.

– Великолепно, мой дорогой Холмс!

– Не забывайте еще и о том, что он грыз ваши кирпичи, Адам! Вот вам загадка, которую разрешить в состоянии разве что Сэм Кац.

– Вы правы. И, несомненно, он может узнать его славное прошлое, а также настоящее и будущее!

– Когда вы его сюда доставите, мы сразу попросим его нарисовать нам этого типа, и тогда все станет ясно.

– Кроме одной маленькой детали.

– Это какой же?

– Он ни за что сюда не приедет!

– А почему?

– Ему очень не понравилось то, что я ему предложил в обмен.

– И что именно?

– Видение мира, каким обладал любой – по выбору – известный ему художник.

– Ой, как это неудачно, Адам! Как бестактно!

– А почему, собственно?

– Вот послушай. Я ведь немало имел дела с художниками и фотографами, будучи журналистом, и знаю, что больше всего на свете им хочется одного: произвести на свет то, что обычно называют «самым писком», и продемонстрировать «свое собственное, абсолютно новое видение мира»! СВОЕ СОБСТВЕННОЕ, Адам! Зачем художнику ЧУЖОЕ видение мира? Чтобы повторить то, что уже кто-то когда-то сделал до него?

– Продолжай, Альф. Только осторожно, не торопись.

– Отправляйся назад и постарайся увлечь его каким-нибудь иным предложением. Неким СОВЕРШЕННО НОВЫМ восприятием действительности, например.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, например, способностью воспринимать вещи в более широком контексте…

– Но это уже было! Так делали Пикассо, Шагал, Джексон Поллок, и…

– Ну и что? Можно иметь в виду более широкий спектр зрения – чисто физически, вплоть до восприятия невооруженным глазом ультрафиолетового и инфракрасного излучения. А может, и еще что-нибудь покруче – если у тебя найдется в запасе что-нибудь этакое.

– Найдется, найдется! У Адама Мазера есть все! Прав твой шеф, Альф: у тебя абсолютно научный склад ума. Нет, тебе просто необходимо к нам присоединиться! А пока что не забывай присматривать за лавкой. Няня, за мной!

– Я не могу. – Голос Глории звучал еле слышно, и она была чрезвычайно бледна.

Адам ласково ей улыбнулся и сочувственно покивал:

– Я вижу, у тебя грядут перемены? Не стоит так волноваться, дорогая! Подожди нас. Мы мигом. Пошли, Альф. Ты мне понадобишься, чтобы перетащить сюда Ван Рина. Если не боишься, конечно. Просто пожелай быть вместе со мной

– и все.

– Конечно же, я отправлюсь с тобой, старина! – И я пропел: – Альфы на крышах, Альфы – герои…