Текст книги "Больше чем слова"

Глава 4

Четверг, 14 августа 2008 года

Джейми

Если не считать мерцания телеэкрана в углу, в комнате темно. Хелен легла спать несколько часов назад, она всегда ложится намного раньше меня. Мы никогда не были одной из тех пар, у которых часы сна синхронны. В первые годы мы ложились рано, болтали часами перед тем, как практически каждую ночь заниматься сексом. Довольно стандартно в начале брака, верно? С развитием отношений все меняется, нет, не к худшему, просто становится другим. Но теперь я люблю читать допоздна, смотреть телевизор, рисовать, думать. Хелен просто любит спать, и это тоже хорошо, ведь все мы разные.

Мой палец зависает над кнопкой «Отправить» на маленьком телефоне с зеленой подсветкой. Я ждал этого мгновения много месяцев. Десять, если быть точным. Но теперь оно наступило, и я в ужасе. Я правда такое смогу?

Я бросаю быстрый взгляд на фотографию на каминной доске – на нашу свадебную фотографию. Она действительно мне нравится. Мы с Хелен едва видны среди конфетти, которые в нас бросали. Мы выглядим такими счастливыми, и мы действительно были счастливы.

Мы и сейчас счастливы. Правда.

Первыми мое внимание привлекли ее глаза. У нее были огромные карие глаза под стать длинным, каштановым волосам. Она заявлялась на занятия по рисованию в длинных гамашах и переднике (одна лямка застегнута, другая болтается), так что был виден крошечный топ под ним. Хелен была остроумной, любила яркий макияж, хорошо оттенявший ее лицо. Я никогда не встречал девушек вроде нее.

Я бы не сказал, что это была «любовь с первого взгляда», но определенно «что-то с первого взгляда» – по меньшей мере: «Ты мне несомненно понравилась с первого взгляда». Тогда она была другой, скорее бунтаркой. В ней было что-то необузданное, что я просто обожал. Я распознал, что она на одной со мной волне, что очень важно для парня восемнадцати лет, когда пытаешься найти свое место в мире.

Все время мы проводили, работая над творческими проектами в художественных студиях, не уходили на ланч, засиживались допоздна. Приблизительно через два месяца мы впервые поцеловались – напившись сидра, в потном захудалом клубе в пятницу вечером. С тех пор мы не расставались.

И то, что мы вместе, казалось таким правильным. Я никогда не мечтал о ком-то другом. Да, разумеется, временами мы ссорились, как любая другая пара. А кто не ссорится? Но в целом у нас хорошие и ровные отношения. Мы уважаем друг друга и любим. У каждого из нас своя, независимая жизнь, каждый из нас понимает, как важно иметь время для себя и своих собственных, отдельных друзей. Она часто уезжает на выходные с подругами, я – со своими друзьями. Хелен не из тех, кто станет донимать, если я не приду домой, когда обещал, засижусь в пабе посмотреть футбол.

Наше основное различие – пути, которыми пошли наши карьеры. Хотя изначально отправная точка у нас была одна и та же, Хелен отказалась от романтических фантазий о выставках, о том, чтобы творить собственное искусство и с его помощью добиться признания (я же всего этого по-прежнему хочу). Возможно, она всего этого добилась бы, она невероятно креативна и колледж Святого Мартина закончила первой по отделению графического дизайна, но, когда дошло до дела, оказалось, что ей не слишком хочется идти этим путем. Она предпочла коммерческую стезю, прокладывала себе путь с самых низов и выбилась в заместители редактора свадебного журнала в Манчестере. В конечном итоге ей предложили чертову прорву денег – в обмен на мечту. Я поддразниваю ее этим, называю «продавшей душу», а она вечно смеется в ответ, помахивая у меня перед носом новейшей дизайнерской сумочкой.

Она постоянно твердит, что может найти мне хорошо оплачиваемую работу в журнале. Знаю, зарплата учителя рисования в школе просто дерьмовая. Слишком много часов, слишком много переживаний из-за учеников, при этом очень мало платят. Но я люблю мою работу. Дети рисуют, потому что у них есть страсть, которую они должны лелеять. Ее видно, когда они входят в класс. Они швыряют на пол сумки, им не терпится начать. Они работают на переменах и задерживаются после звонка. В них мне видится истинная вовлеченность, они напоминают мне, каким когда-то был я сам. Ученики на той стадии, когда изголодались по вдохновению; их умы готовы впитывать искусство, проникнуться им. Школа, в которой я работаю, расположена в запущенном районе. У моих ребятишек мало шансов в жизни, но я чувствую, что могу на что-то повлиять. Кое-кто из них действительно талантлив. Я не хочу от такого отказываться.

Но в конечном счете мы – удачная пара и знаем друг друга как облупленных.

Я никогда не испытывал даже позыва изменить Хелен.

Пока не встретил Стефани.

Сомневаюсь, что смогу выразить словами, что именно в ней сразу меня привлекло. Мне, наверное, нарисовать проще, чем описать.

Что-то … темное, уникальное, захватывающее.

Красиво меланхоличное. Вот оно.

Совершенно очевидно, что она от природы поразительно красива. Но дело было не в этом. Этого не хватило бы, чтобы меня к чему-то подтолкнуть. Ничего не хватило бы.

Я все еще не могу поверить, что сделал это.

Поговорив со Стеф всего минуту, я понял, что хочу узнать ее лучше. Прибегая к чудовищному клише: «в ней что-то было».

Во второй раз, когда мы столкнулись у фонтана, я испугался, что она догадается, что я слишком долго на нее пялился. Было темно, но я все равно не мог оторвать от нее глаз. Я повторял про себя: «Да возьми себя в руки!» – и все равно она меня как загипнотизировала. Стефани так честно и открыто говорила о своих проблемах. Ее ранимость сверкала как солнечный зайчик от осколка битого стекла. И по каким-то причинам она позволила мне ее увидеть – мне, совершенно чужому человеку, с которым она познакомилась каких-то несколько часов назад. Что во мне было такого особенного?

Та ночь под деревом привела меня в ужас. Я никогда раньше не поступал так с Хелен. Я едва не оступился. Один черт знает, что на меня нашло. И в то же время я никогда раньше не испытывал такой вспышки огня. Не знаю, что такого есть в Стефани, но она как наркотик. Потребовались все на свете душевные силы, чтобы от нее уйти.

Я не знал, не выйдет ли она из себя, когда дарил ей портрет. Я только надеялся, что она нормально его воспримет. Я хотел, чтобы он вышел как надо. Прежде чем рисовать, я изучал ее лицо, пока она слушала лекцию, наблюдал, как она морщит нос, когда смеется, как время от времени закладывает прядь за левое ухо, как поджимает пухлые губы, когда сосредотачивается. Я так нервничал, когда дарил ей портрет. Она ведь могла счесть меня настоящим психопатом. Слава богу, такого не произошло.

После той первой встречи я часто о ней думал. Правду сказать, практически постоянно. Я силился перестать, но она все равно проникала в мои мысли, и я вспоминал ее улыбку, смех и сухое чувство юмора. Честно, я не предполагал, что она снова приедет в следующем году. Мне и в голову бы такое не пришло. Я был рад хранить ее под замком в маленькой клетке у меня в голове: таинственное волшебное создание, с которым меня однажды столкнула судьба. Ничего такого, из-за чего можно чувствовать себя виноватым, но нечто, чего я никогда не забуду. Приятное воспоминание.

Но Стеф вернулась.

И я пошел еще дальше. Сказал себе, что буду ее избегать, но ничего не мог с собой поделать.

Понять не могу, как я оказался в такой ситуации. Такое чувство, что просто сошел с ума. В воскресенье, поцеловав Стефани, я сам возмущался своим поведением. Чертовский узел, внутренний конфликт: с одной стороны, меня снедало чувство вины, с другой – желание обладать женщиной, которая не была мне женой. Как мне смотреть в глаза Хелен, зная то, что я сделал? Интересно, она сразу поймет?

Погода в тот день была ужасная. Включенные на полную мощность стеклоочистители едва успевали смахивать падающие на лобовое стекло капли. Всю дорогу домой я репетировал историю о том, как провел выходные. Хелен, конечно же, ничего не спросит, но чувство вины переросло в паранойю, и я просто ничего не мог с собой поделать.

Когда я вошел, Хелен лежала, распластавшись на диване, все еще мучилась похмельем после ночки, проведенной накануне с подругами. Растянувшись в пижаме, с бутылкой энергетика, она смотрела сериал о подростках «ОК» по телевизору.

– Боже, мне так плохо! – прокряхтела она, медленно наклонив голову вместо приветствия.

– Значит, хорошо погуляли? – рассмеялся я, нежно погладив ее по волосам, груз измены с каждой секундой давил на меня все сильнее.

– Замечательно! Попозже расскажу, когда буду в силах разговаривать. Как курс? В порядке?

– Да. Ну знаешь, как обычно, – солгал я.

После ничего уже не было прежним.

Оставшуюся часть года я пытался выбросить Стефани из головы. У нас же не роман. Но сколько бы я ни старался, она то и дело возвращалась. Я думал о ней всякий раз, когда видел девушку со светлыми волосами. Всякий раз говоря со школьницей с зелеными глазами, я вспоминал, как смотрел в ее. Иногда я просто отключался, вспоминая наши разговоры. И Хелен тогда рывком возвращала меня к реальности, спрашивая, что со мной творится. Почему в последнее время я такой «отстраненный»? И я понимал, что надо взять себя в руки. Что я, черт возьми, делаю? Я ведь счастлив с Хелен. И все же я не могу не увидеться со Стефани: она слишком меня волнует и заинтриговывает.

Вот так я до этого и дошел. Я готов установить первый контакт.

Я писал и удалял текст по крайней мере десять раз. Я намеренно сделал его неопределенным. Возможно, она предпочтет встретиться днем, а не вечером и ночью. Правду сказать, я готов на любой вариант. Я просто хочу ее увидеть, пусть даже при одной этой мысли у меня эрекция.

Это роман? Мы не занимаемся сексом. Это эмоциональный роман? Понятия не имею. Возможно, это просто безумное увлечение, через которое надо пройти, и никто в результате не пострадает.

Я смотрю на часы, 21.37. Я думал, не отправить ли сообщение днем, но засомневался, что смогу, не выпив для храбрости. Днем я бы пошел на попятный. Только после двух бутылок пива и пары стаканов виски я набираюсь достаточно храбрости, чтобы хотя бы подумать нажать кнопку.

Я трижды читаю сообщение. И нажимаю «Отправить».

Глава 5

Пятница, 11 октября 2008 года

Стефани

Я ничем особенным не занималась, когда это случилось.

Мы только два месяца как переехали в новый дом, но жизнь понемногу налаживалась. Дом нашел Мэтт и тут же настоял, чтобы мы отправились его посмотреть, утверждая, что долго на рынке он не пробудет. Мэтт был прав. Еще пять пар приехали смотреть его в тот же день, что и мы, и все сделали предложения. Но когда Мэтт чего-то хочет, он этого добивается, а потому позаботился о том, чтобы мы предложили больше всех (с помощью наших родителей). Это – ошеломляющий дом, наш «дом на веки вечные» (и должен быть, учитывая, сколько мы за него выложили). Это трехсотлетний, отдельно стоящий особняк в Поппибруке, в деревушке, следующей за той, где живут папа и Эбони, недалеко от Кембриджа. Потолки украшены открытыми деревянными балками, благодаря большой газовой плите на кухне тепло и уютно, приятная терраса. Он очень напоминает мне наш старый семейный дом.

Мой сотовый завибрировал на кровати, когда я вернулась в спальню, приняв душ одним солнечным августовским вечером. Завитки пара медленно забирались за мной из пристроенной ванной, пока я шла к кровати.

Взяв телефон, я застыла, увидев, от кого сообщение.

SMS: Джейми

Сердце у меня отчаянно заколотилось. Это действительно он? Последние десять месяцев я хранила его номер в списке контактов, но не знала, воспользуется ли он им, и поклялась, что сама этого делать не буду. Все должно исходить от него. Нажав «Открыть», я прочла сообщение:

«Привет, Стефани. Как жизнь?! Все еще хочешь встретиться в октябре? Чудесно было бы тебя повидать. Дай знать, если не передумала, и мы организуем все. Джейми».

Я села на кровать и сразу набрала ответ.

«Привет, Джейми! Рада получить от тебя сообщение. Если ты свободен в «наш» уик-энд, мне бы хотелось повидаться. Куда бы ты хотел поехать?»

Я, не раздумывая, отправила сообщение и стала нервно ждать. Ответ пришел шесть минут спустя.

«Я смогу выбраться вечером в субботу, если тебе удобно. Был бы рад вернуться в Хитвуд-Холл. Зачем нарушать застарелую привычку?»

Меня поразила официальность ответа. Так по-английски, больше похоже на электронное письмо, какое посылаешь на работу: «Пожалуйста, сообщите, сможете ли прибыть. С уважением» – такого рода письмо. Я понятия не имею, что будет дальше. Я напугана и взволнованна, охвачена тревогой, да я просто в ужасе. Джейми засел в моих мыслях, и я не могу его выгнать.

Знаю, так неправильно.

Той ночью я почти не спала. Не могла найти себе места от беспокойства. Мэтт то и дело клал на меня руку поверх покрывала. От веса мне становилось неудобно, поэтому я все время ее сталкивала и отползала к краю большой двуспальной кровати.

В последние десять месяцев я много думала о Джейми и всякий раз чувствовала себя ужасно виноватой. Не счесть, сколько раз я задавалась вопросом: «Что, черт побери, я делаю?» Почему подвергаю опасности свой брак ради девчачьего увлечения парнем, которого едва знаю? И все же я не могу… не думать о нем. Джейми заставляет меня чувствовать себя настолько живой, настолько наэлектризованной… то, как он на меня смотрит, со мной разговаривает, то, что он заставляет меня испытывать. Это как наркотик. Такое ощущение, что когда я с ним, то способна на что угодно.

Следующие недели проносятся, слившись в размытое пятно. Я веду обратный отсчет дней со смесью волнения и предвкушения. К счастью, на работе много дел, так что я все время занята. Как выяснилось, работать на папу не так плохо, как я думала. Я – теперь менеджер по маркетингу в семейной фирме, компании-разработчике программного обеспечения, которая вышла на международный рынок. Папа начал строить свой бизнес с нуля, когда ему было чуть за двадцать, и с тех пор компания все разрастается. Папа получил несколько премий от ассоциации предпринимателей, в том числе за благотворительность в регионе. В сущности, так он и познакомился с мамой – она была его секретаршей. Такое классическое клише. Я вечно прошу его рассказать «великую историю о любви», о том, как они встретились, но он отделывается общими фразами. Мужчины просто не умеют о таком говорить, верно?

Эбони в настоящее время упивается новообретенным материнством. Ну, я говорю «упивается», а на самом деле это больше похоже на очередной проект. Она буквально все свое время проводит за поисками новейшей детской моды, чтобы превратить ее в одержимость. Уж и не знаю, с чего она взяла, что мне нужно выслушивать двадцатиминутную проповедь про «направляемое младенцем отнимание от груди» (кстати, я до сих пор понятия не имею, что это такое). Она очень во всем «разборчива». Помню, когда Джуд родился, она заставляла всех мыть руки, прежде чем дать подержать ребенка. Она все еще таскает в сумочке гигиенический гель на случай, если кто-то в радиусе пяти миль пожелает его потрогать, не пройдя санитарную обработку.

Когда одним ясным субботним утром в прошлом месяце она привезла к нам моего трехмесячного племянника, то использовала его как предлог, чтобы завести разговор, которого я избегала.

– Ну… и когда вы с Мэттом думаете… – Она жестом указала на Джуда, который крепко спал в своем автокресле.

– Не в ближайшее время. Я только-только начинаю понемногу чувствовать себя нормально, – ответила я. – И мы оба в настоящий момент заняты карьерой. Не хотелось бы надолго от нее отрываться. Когда ты собираешься назад на работу?

– Хм. Ну, даже не знаю, вернусь ли. Я столько статей и отчетов прочитала о том, как дети в конечном итоге становятся умнее и здоровее, если кто-то из родителей сидит с ними дома, и подумала, может, я просто… не вернусь. Ну… не прямо сразу… – Ее голос стих.

От изумления я застыла с открытым ртом. Эбони изучала юриспруденцию в Даремском университете и всего два года назад начала работать в престижной юридической фирме.

– О! Э… ладно… а ты уверена? – спросила я несколько озадаченно.

Из нас двоих для Эбони карьера всегда была важнее.

– Послушай, Стефани, – она сказала спокойно, отпивая кофе, – что может быть важнее, чем самой воспитывать своего ребенка и быть рядом каждый день его жизни?

Ну как с таким поспоришь?

– И кроме того, наша мама так нас растила. Я хочу, чтобы и у Джуда было то же самое. Помнишь, как здорово было, когда она каждый день встречала нас у ворот школы?

Конечно, помню. Я могу нарисовать это себе, словно все случилось каких-то несколько часов назад. В солнце или в снег она всегда была там. Такое можно оценить, только став взрослой. Мама не умела водить машину, а потому ходила пешком. Все поддразнивали ее из-за того, что она восемь раз проваливала экзамен на права. Но она умела смеяться над собой, в этом была она вся. В конечном счете мама признала, что она явно из тех женщин, которым суждено, чтобы их повсюду возили. Даже когда шел дождь, она настаивала, чтобы мы надевали резиновые сапоги и шлепали по лужам по пути в школу – так веселее. В школу мы шли через деревню, потом сельскими тропинками. Так красиво было летом: колокольчики в полях, и высокая трава щекотала нам ноги, когда мы скакали по ней в форменных юбках.

И она всегда приходила, ждала у ворот, чтобы нас забрать: высматривала наши взволнованные мордашки, когда мы выбегали из школы, чтобы ее обнять. Столько раз на школьном дворе мы подносили ей поделки с уроков труда: космические ракеты, хижины-иглу и замки? В действительности это были нагромождения пузырьков, рулонов туалетной бумаги и коробок от бумажных салфеток. Она всегда охала и ахала, когда их получала.

– А что думает Уилл о твоей идее оставить работу? – спросила я.

Да, конечно, идея сидеть с детьми благородна и все такое, но решиться на такой огромный шаг? Я не сомневалась, что они могут себе его позволить. У Уилла шестизначная зарплата, которую он получает за что-то «банкирское» в Лондоне (я так и не поняла, за что именно), а потому я уверена, что дело не в деньгах, но суть-то не в них.

– Со мной согласен. Он хочет для своего мальчика самого лучшего.

– А ты сама? С ума не сойдешь?

– Не глупи, Стеф! Конечно, не сойду. Я найду чем заняться! Я уже записалась на этой неделе на детский массаж, в секцию маленьких пловцов и «крошек-топтышек». А когда он подрастет, будет еще больше всякого разного. И вообще я, наверное, за это время рожу еще парочку.

– Похоже, у тебя все распланировано, – откликнулась я, пораженная таким планом.

Эбони и Уилл женаты уже пять лет, но сестра всегда намеревалась выйти замуж первой. Она уже в пятнадцать лет начала планировать свою свадьбу, и собственно событие мало чем отличалось от исходного замысла. С Уиллом она познакомилась в университете, и они действительно идеально подходят друг другу. Они – из этих пар, которые взаправду хорошо притерлись друг к другу, но, знаете что? – в их семье это она носит брюки, и за ней последнее слово абсолютно по любому вопросу: от того, куда поехать в отпуск, до того, какой гель для душа покупать. В прошлом Эбони перебрала уйму бойфрендов, и мало кто готов был мириться с «ее замашками». Кое-кто назвал бы ее мегерой, желающей все контролировать. Она же считает себя просто «организованной».

– Послушай, можно дать тебе совет? – спросила она.

Ее лакрично-черная грива завязана в неплотный пучок на макушке, и пучок подпрыгивает вверх-вниз в такт ее репликам. Сестра всегда умудряется выглядеть без усилий стильно, как мне никогда не удается. Сейчас она сногсшибательно смотрится в джинсах и футболке «Ганз-эн-роузес» (я искренне сомневаюсь, что ей нравится музыка группы) и выглядит «ах какой небрежной»… но я-то знаю, что она уйму времени потратила, чтобы добиться такого впечатления.

– Я знаю, что вы женаты… ну… всего несколько месяцев, – сказала она (а в голове у меня вспыхнул образ Джейми, который я быстро удалила). – Но просто помни… чем ты моложе, тем легче вернуть себе фигуру. Вот у меня снова джинсы десятого размера. А ты старше меня, поэтому не затягивай. – Она подняла брови, точно это самый веский и приемлемый аргумент.

Да, всегда можно положиться на младшую сестру, уж она-то даст тебе почувствовать себя лучше или хорошо о себе думать.

У Эбони не было времени засиживаться. Она умчалась на собрание какой-то «группы младенцев» в частной школе недалеко от нашего дома. Думаю, она действительно уже записала Джуда в школу. Такое вполне в ее духе.

После отъезда Эбони я еще долго думала про сестру и ее «план». В какой-то момент, вероятно скоро, Мэтт начнет заговаривать о детях. Знакомые уже спрашивают. Это же естественно, верно? «Ага, теперь вы женаты, так скажите же, когда намерены произвести человечков?» Но нельзя же им ответить: «Не ваше собачье дело», поэтому приходится вежливо смеяться и бормотать «поживем – увидим» или какую-то еще чушь в том же духе. Помоги боже женщинам, которые вообще не хотят детей! Они-то как умудряются вывернуться?

Вот только я правда хочу детей. Но не прямо сейчас. Наверное, после того, как себя в порядок приведу. Надо сначала разобраться в проблеме Джейми. Что бы она, черт побери, ни подразумевала.

Вполне предсказуемо, Мэтт использовал ситуацию Эбони, чтобы оседлать любимого конька и начать проповедовать.

– У нее мозги варят. Я про то, что ей же не надо работать, тогда какой прок? – размышлял он вслух однажды вечером за длинным обеденным столом на застекленной террасе, пока мы ждали приезда папы.

Я люблю сидеть на застекленной террасе. Она – единственное, что мы привнесли в дом. Это – красивое помещение в задней части дома, куда попадает поразительное количество света. Из восстановленной древесины нам вытесали балки, вышеупомянутый обеденный стол нам изготовили на заказ – он такой большой, что сначала пришлось поставить его, а уже потом стеклить вокруг него террасу. Мэтт надеется, что однажды все места вокруг него заполнят дети. У него есть брат и сестра, но он с ними не ладит. Он – врач, она ученый, оба очень талантливы и успешны в своей области. Мэтт вечно их критикует, обзывает «высокомерными» и «самодовольными». Но со мной они всегда были очень милы.

– Какой еще прок? – произнесла я. – Она же не машина для деторождения, Мэтт. У нее есть своя жизнь.

– Но, боже ж ты мой, да кто на свете захочет работать, если нет необходимости? Она должна радоваться своей удаче, – вещал Мэтт, налегая на домашнюю лазанью, чесночный хлеб и салат, на которые я убила последние два часа.

– Некоторые любят свою работу. Увлекаются ею. Эбони всегда любила право и так много работала, чтобы добиться нынешнего положения. Мне просто не хочется, чтобы она приняла опрометчивое решение. Не в том дело, нужно ей работать или нет… – ответила я, гоняя по тарелке лазанью.

Подняв взгляд, я увидела, что Мэтт театрально закатил глаза, прежде чем отпить глоток красного вина.

– Все эти типы, которые «любят свою работу», потому что «увлечены своим делом» и прочее дерьмо. Ни на грош не верю. Самодовольные чурбаны.

Я тут же подумала про Джейми и про то, как взволнованно и увлеченно он говорил о своей работе учителем рисования.

– А я верю, – возразила я, что для меня нехарактерно. – Я думаю, что некоторые люди действительно удивительные.

– Ну, я думаю, что тебе посчастливится найти хотя бы одного, – насмехаясь, бросил он.

«Да, вот уж точно!»

Тут на террасе появился папа, что было очень кстати. Мэтт все видит только в черном и белом свете, иногда с ним просто невозможно разговаривать.

– Извините, что опоздал, – сказал папа, обнимая меня. – Как лазанья, Мэтт? Удалась?

– Восемь из десяти, могла бы быть немного сочнее. Но отлично постаралась, детка! – воспылал энтузиазмом Мэтт, почти как воспитатель в детском саду.

Я ему улыбнулась, уходя на кухню, чтобы принести папе моей посредственной лазаньи.

– Как работа, Мэтт? – спросил папа. – Сделка с Фаррингтоном прошла?

– Ну, презентация была просто замечательная, Майкл. Они готовы подписать, как только мы составим контракт.

– Отличные новости! Ты просто кудесник, Мэтт. Не знаю, в чем дело, но у тебя однозначно дар, – с восторгом хвалил отец, когда я принесла и поставила перед ним ужин.

– Спасибо, Майкл. Надо просто любить свою работу. На мой взгляд, упорство и трудовая дисциплина возьмут свое и принесут плоды.

Я глянула на Мэтта, проверяя, а до него-то дошло, что сейчас он сбалтывает совсем не то, что говорил мне каких-то пару минут назад. Он даже не поморщился.

– Как ее сеансы терапии? – спросил папа у Мэтта, кивнув на меня.

– Ты про меня говоришь? Знаешь ли, мог бы у меня спросить… – вставила я, наливая папе красного вина. Я наливала чуток быстрее, чем следовало, и вино едва не перелилось через край.

– Эй, помедленней, Стеф! Сколько ты уже сегодня выпила? Ты же не перебираешь снова, так? – спросил папа малость чересчур театрально и отодвинул от меня бокал.

– Что?! Нет, я выпила всего полбокала! – взвизгнула я.

Папа с Мэттом переглянулись так, что тут же стало ясно, что они мне не поверили.

– Вот что я вам скажу, доедайте и сами уберите со стола. Пойду приму ванну, – заявила я и опрометью бросилась наверх, оставив их сидеть и разговаривать.

– Я про то, Джейн… меня так это из себя вывело!

Инцидент с лазаньей не давал мне покоя несколько недель, и я прямо-таки предвкушала, как расскажу про него Джейн на ближайшем сеансе.

– Они просто выжидают, когда я снова где-нибудь напортачу. Обращаются со мной как с ребенком. Все они…

Ручка Джейн неистово корябала в блокноте, который она пристроила на коленке.

– Как по-вашему, почему они так делают?

– Наверное, потому, что раньше я так поступала, – ответила я, теребя бахрому на синевато-сером шарфе, накручивая отдельные нитки на палец. – Я знаю, что они только заботятся обо мне.

– Вы счастливы с Мэттом? – напрямик спросила Джейн. – Вы чувствуете лояльность к нему? То есть после всего случившегося.

Я нахмурилась. На такой вопрос трудно ответить честно.

– Я очень благодарна ему за то, что он для меня сделал, и да, я с ним счастлива.

Джейн только молча посмотрела на меня. Тишина между нами разрасталась, ни одна не произносила ни слова. Джейн хотела, чтобы я продолжала. Я ненавижу молчание, начинаю паниковать и говорю вещи, о которых жалею. Она знает, что за мной такое водится.

– То есть нет, я не просыпаюсь каждый день с мыслью «спасибо тебе, боже, что я с этим человеком», но неужели кто-то так думает? Взаправду? – выплевываю я.

– Некоторые думают, – отвечает она, подняв брови.

– Не верю. Только не в реальной жизни, – твердо говорю я. – Вы действительно так считаете?

– Я верю, что каждый заслуживает, чтобы с ним был кто-то удивительный.

– Ну, – улыбаюсь я, – «удивительный» это еще слабо сказано.

Накануне поездки в Хитвуд-Холл на встречу с Джейми меня переполняют смешанные чувства: волнение, нервозность, беспокойство, сексуальное желание, просто общее ощущение неизвестности. И я не знаю, какие вещи упаковать с собой. Стоит ли брать сексуальное нижнее белье? Мне кажется, я слишком предаюсь фантазиям, а потом вспоминаю, что встречаюсь с женатым мужчиной, с которым собираюсь провести ночь в двухместном номере: не тот случай, чтобы сомневаться, смешанные ли сигналы я получаю. Я даже не знаю то, что мы будем делать вечером… Пойдем выпьем? Останемся в номере? Что?

Я упаковываю элегантное платье на случай, если мы решим пойти выпить в баре. Поразительно, насколько нелепы сами мои волнения, он же видел меня в повседневной одежде, так почему вдруг мне взбрело в голову беспокоиться из-за нарядов. И мы остановимся в одном номере… Я буду одеваться перед ним, он увидит меня без макияжа. Я не вполне уверена, хочу ли я, чтобы Джейми видел меня в «переходном состоянии» сборов на какое-то странное квазисвидание в баре. Какая идиотская затея.

Мэтту я сказала, что поеду в Хитвуд-Холл на сей раз с подругой. Можно было бы сказать, что я еду на воркшоп, но это слишком рискованно, он мог бы погуглить курс и выяснить, что его больше не проводят. Поэтому я сказала, что еду с подругой, чтобы попользоваться спа и все такое. Ему и в голову не пришло что-то заподозрить.

Я несколько раз подумывала, не отменить ли поездку, но ужас при мысли о том, что не поеду, перевешивает чувство вины – вот так все ужасно. Я пыталась уговаривать себя, мол, возможно, после той первой встречи потеряю к Джейми интерес. Пожалуйста, пусть это будет просто дурацкое увлечение, которое себя изживет.

Мэтт сегодня вечером едет играть в покер с приятелями. Это – его очередная идея фикс и становится модным у «нашего поколения». Один его приятель купил полный набор с фишками и всем прочим, так что раз в две недели они устраивают по пятницам покерный вечер с виски и сигарами. Женщин туда и близко не подпускают.

Я счастлива, что осталась дома одна, я всегда этому рада. Я собрала сумку на завтра, приняла долгий горячий душ, сделала эпиляцию, накрасила ногти и тайком выпила пару бокалов вина.

Свернувшись на кремовом диване, я накрыла колени одеялом. Середина октября – определенно погода, чтобы укутаться поуютнее. Пушистые махровые носки и халаты – жизненная необходимость.

Я отправляю сообщение Джейми, один последний раз перед тем, как увижусь с ним завтра, просто чтобы подтвердить нашу встречу. Это его последний шанс отступить.

«Привет, Джейми. Жду завтрашней встречи. Я приеду около 15.00. Надеюсь, ты еще не передумал».

Его ответ приходит через три минуты:

«Ни за что на свете не пропущу. Жду не дождусь, когда увижу твое лицо».

Забравшись в постель, я выключаю свет и лежу с открытыми глазами, я не в силах заснуть.

Что, если будет странно? Что, если будет неловко? Что, если, увидев меня, Джейми не почувствует того же?

Завтра в это время я буду с ним.

«Только любовь способна причинить такую боль».

Табличка занимает почетное место в самой середине каминной доски. Рамка толстая, усеянная искусственными жемчужинами. Фотография не слишком хорошего качества, немного зернистая, как обычно бывают старые снимки. Но я помню, как мы с Эбони детьми обожали ее рассматривать.

И не важно, что на ней устаревшее платье, а на папе просто ужасный костюм – это была роскошная фотография с дня их свадьбы. Это была даже не гламурная фотография, просто два человека стоят на ступеньках у бюро записи актов гражданского состояния, но на их лицах – такой восторг.

– А что ты чувствовала, мамочка? Ты чувствовала себя принцессой? – спросила я однажды. Мне было, наверное, лет восемь, никак не больше.

На ее лице расцветает широкая улыбка.

– Радость. И да, я чувствовала себя принцессой. Я чувствовала себя самой везучей девушкой на свете. Я все еще себя ею чувствую, – сказала она, с нежностью глядя на фотографию.