Текст книги "Чувства на продажу (сборник)"

– Говорят мистер О’Нил много выпил в тот вечер?

– На этот вопрос я отвечу после заключения экспертов. Пока не могу сказать ничего определенного.

– Спасибо, господин лейтенант. А теперь, уважаемые зрители, позвольте вам напомнить картины в которых принимал участие Николай О'Нил. Сюжет подготовлен при участии студии Орион, одним из ведущих игроков на рынке шоубизнеса…

Я сел на диван и обнаружил, что по-прежнему сжимаю в руке письмо Ника.

– Убрать звук, – тихо сказал я.

У меня совсем не осталось времени. Все нужно было сделать очень быстро.

* * *

Ричард появился около восьми. Консьерж позвонил мне и предупредил о госте, – как я его и просил. Так что когда Ричард постучал, я сразу открыл дверь.

– Привет! – выдохнул он, примеряя дежурную сверкающую улыбку.

В руках он держал большой бумажный пакет, из которого торчало горлышко бутылки.

– Принимай подарки, – сказала Ричард, передавая мне свою ношу.

– Привет, – отозвался я, подхватывая пакет, – Проходи. Располагайся в гостиной. Я только кое-что захвачу с кухни.

Ричард довольно хихикнул, и пошлепал в гостиную, не снимая лаковых ботинок.

На кухне я поставил пакет на стол и вытащил из него бутылку. Коньяк. Очень хороший и наверняка жутко дорогой. В отдельном пакете – красная рыба. Боже мой, откуда у Ричи эти ужасные привычки? Зачем он принес с собой рыбу, да еще в пакете? Откуда он набрался таких привычек? Ладно. Ерунда. Вряд ли дело дойдет до закуски.

Я вытащил из кармана трубку домофона и позвонил консьержу.

– Луи, это Генрих. Скажи, там других гостей не видно?

– Каких гостей? – удивился Луи.

– С Ричардом пришел кто-то еще?

– Нет, господин Генрих, ваш гость пришел один.

– Спасибо Луи.

Бросив трубку на стол, я улыбнулся. Отлично. Он пришел один, как я и рассчитывал. Прихватив коньяк и достав из хьюмидора пару сигар, я вернулся в гостиную. Ричард сидел на диване, положив ноги на журнальный столик. В руках он держал свежую газету, которую я оставил на диване.

– Так что? – осведомился он. – О чем ты хотел поговорить? Предупреждаю – я не надолго. Дела, знаешь ли.

И он улыбнулся как сытая акула, продемонстрировав достижения современной стоматологии.

– Не беспокойся, – отозвался я, доставая из бара рюмки. – Это не займет много времени. Ты торопишься?

– Через два часа мне надо быть в центре, – ответил Ричард и нахмурился, глянув на часы. – Так какие у тебя проблемы, старик?

– Ну, не то чтобы проблемы, – отозвался я. – Вот, держи.

Ричард принял рюмку и вопросительно взглянул на меня. Кажется, он все-таки почувствовал мое напряжение, – его глаза вдруг стали злыми и пронзительными.

– Какой тост? – спросил он, разглядывая меня, словно увидел в первый раз.

– За справедливость, – откликнулся я, подходя ближе и наклонясь к нему, чтобы чокнуться, как это принято.

В последний момент он все же заметил, что я держу руку в кармане, и дернулся, пытаясь встать. Поздно. Выхватив электрошокер, я ткнул его прямо в грудь. Голубая дуга электрического разряда со звонким щелком сорвалась с контактов и пронзила цветастый пиджак. Ричи попытался встать, но упал с кресла, беспомощно раскрыв рот. Он был парализован, но не отключился. Все правильно – именно такой шокер я и просил в магазине.

Я быстро накинул на его запястья приготовленные наручники и поволок его в столовую. Там красовалась моя сегодняшняя покупка, на которую ушли почти все мои сбережения – кресло для контроля мнемозаписей. Усадив своего агента, – бывшего агента, – я стал тщательно пристегивать его широкими ремнями к спинке. Обычное дело – во время записи сенсетов всегда пристегивают, чтобы сошедший с ума сенсетив не повредил сам себе. Ричи только ворочал глазами, и судорожно глотал воздух раззявленным ртом. Он пытался что-то сказать, но пока не мог.

Проверив крепления, я вернулся в комнату. Подойдя к столу, дрожащей рукой взял рюмку с коньяком и залпом ее выпил. Коньяк обжег горло. Дрянь. Фальшивка – как и сам Ричард Клео. Закашлявшись, я бросился на кухню, достал из холодильника пакет сока и, разорвав зубами упаковку, выпил почти половину. Меня всего трясло, и сок выплеснулся мне на грудь. Пусть. Осталось немного.

Вернувшись в гостиную, я сел на диван и раскурил сигару. Надо дождаться, когда Ричард придет в себя. И обдумать, что делать дальше. Нет, план у меня, конечно, был. Отличный план, что чудесно смотрелся на бумаге. Но когда все случилось по настоящему… Я чувствовал себя растерянным. Мне казалось, что все происходящее нереально. Шлем. О господи. А что если О'Нил был прав и это всего лишь запись. Нет. Не нужно об этом думать. Не сейчас.

Прикуривая дрожащими руками сигару, приготовленную для Ричи, я услышал проклятья из столовой. Крепкий парень. Чтобы прийти в себя ему понадобилось всего лишь несколько минут. Я затянулся сигарой как простой папиросой и отчаянно закашлялся. Хватит. Пора идти к Ричи. Время вышло.

Когда я появился на пороге комнаты, он как раз пытался встать. Вместе с креслом.

– Не выйдет, – сказал я.

– Что за черт? – зло бросил Ричард.

Его глаза, холодные и блестящие, сверлили меня пронзительным взглядом, словно хотели проделать во мне дыру. На меня смотрел не агент по продаже чувств, нет. На меня смотрел хищник, волею случая попавшийся в капкан.

– Не выйдет, – хрипло повторил я и подошел ближе.

– Генрих, – сказал Ричард, перестав дергаться. – Постой. Что происходит? Зачем это все?

Я присел на корточки взглянул ему в лицо.

– Ты знаешь, что О’Нил мертв? – спросил я.

– Да, – отозвался он, хмуря брови. – Причем тут Николай?

– Тогда, в баре я говорил с О’Нилом. Я был там.

– И что? – раздраженно сказал Ричи. – Причем тут этот черный психопат?

– Он предупредил меня. Ты виноват в его смерти. И думаю в смертях многих других сенсетов.

Ричард глубоко вдохнул. Медленно выдохнул. И улыбнулся.

– Генрих, – ласково сказал он. – Ты ошибаешься. Развяжи меня, пожалуйста. Мы сходим к моему личному врачу. Ты все ему расскажешь, а он немного поговорит с тобой. Все будет хорошо.

– Нет, – я улыбнулся, – так не пойдет. Ты не выставишь меня сумасшедшим и не запихнешь в клинику. Я знаю, что ты можешь сделать это. Моя жизнь не стоит для тебя ничего, я только средство для получения денег. Рабочий. Ездовая лошадь. А когда ты меня загонишь, что будет? Когда я не смогу выполнять те заказы, которые ты подсовываешь мне? Когда придется делать по две или по три записи в день? Я же вижу, к этому все и идет. Однажды я останусь в кресле, пуская слюну. Что ты тогда сделаешь со мной, Ричи? Пристрелишь? Из своего Глока?

– Генрих, – сказал Ричард и его голос даже не дрогнул. – У тебя завтра запись. Помнишь? Берег океана, любовная сцена. Ты расслабишься. Все будет хорошо. А потом я устрою тебе отпуск. Целый месяц на курорте. Идет?

Он говорил так спокойно и разумно, что я чуть не поверил ему. Но потом я увидел его глаза – ужасные горящие глаза, обещавшие мучительную смерть, и понял, как нужно поступить.

– Нет, Ричи, – отозвался я, поднимаясь на ноги. – Самая главная запись у нас сегодня.

Я подошел к шкафу и вытащил из нее еще одну покупку, которая обошлась мне много дешевле кресла. Два спаренных шлема – обычная гарнитура для ценителей мнемозаписей.

Обернувшись к Ричи, я спросил:

– Знаешь что это такое?

Он не ответил, лишь злобно сверкнул глазами. Я подошел ближе и, распутывая провода, продолжил:

– Это парные мнемошлемы с усилителем. Они обычно продаются в секс-шопах – чтобы богатенькие пары могли полностью чувствовать друг друга в постели. В рекламе сказано, что ощущения связи с партнером, – потрясающие. Но поскольку это рассчитано на обычных людей, то тут есть усилитель. Не очень мощный, правда. Но если его подсоединить к усилителю этого профессионального кресла… Тогда все будет немного иначе.

Я распутал провода, поставил коробку усилителя на стол и воткнул шнур в разъем на кресле. Потом подключил оба шлема к стандартному усилителю.

– Генрих, – спокойно сказал Ричи, – что ты задумал?

– Я хочу показать тебе, что это такое – быть сенсетивом. Думаю, ты никогда полностью не понимал, что это значит.

Я надел шлем и, взяв в руки второй, подошел к Ричарду.

– Генрих, ты болен, – сказал он, пытаясь поймать мой взгляд. – Послушай, у тебя приступ! Я не знаю, что ты вообразил, но я ни в чем не виноват! Я хотел только добра! И тебе и О’Нилу!

– Да, конечно, – улыбнулся я. – Знаю. Я тоже желаю тебе только добра.

С этими я словами я надел на его голову шлем и застегнул ремешки.

Он шумно задышал, мотнул головой, пытаясь сбросить шлем. Я вернулся к столу, сел прямо на пол, включил усилитель и застегнул свой шлем. Темнота навалилась на меня, я привычно шагнул в нее, сам, становясь темнотой. Вспышка была ослепительной. А потом я очутился внутри самого себя.

Мне еще никогда не приходилось пользоваться таким прибором. Это было очень странно – на этот раз я не ушел полностью в себя, как при записи. Я осознавал, что сижу в гостиной, и помнил, зачем я здесь и почему. Мои мысли беспорядочно метались, и пространство вокруг становилось то темным, то светлым, то кружилось серой метелью. Забавно. Чувствовать сразу и внешний мир и внутренний… Так необычно.

Я почувствовал крик. Не услышал, – а именно почувствовал. В ту же секунду на меня навалился страх Ричарда. Я чувствовал его присутствие – тяжелое, шумное, задыхающееся от страха. Я рванулся ему навстречу и окружил со всех сторон комочек влажного страха. Он тоже почувствовал меня – только благодаря усилителям, – и заворочался. Ричард, наверно пытался со мной поговорить, но, увы, такие вольности недоступны домашнему мнеморекордеру. Я потянулся к клубку страха, сжал его и повел за собой, вдавливая свои эмоции в личность Ричарда, ставшего всего лишь одной из моих эмоций Это оказалось проще, чем я думал.

Машина неслась по автобану с бешеной скоростью. Я сидел за рулем, весело оскалив зубы. Мне хорошо, я люблю скорость, очень люблю скорость. Я быстрее всех! Я лучше всех! Я бросаю свой кар с полосы, на полосу, обгоняя едва ползущие машины. Ублюдки! Они не способны испытать то щемящее чувство восторга, что появляется на трассе. Адреналин бурлил в моей крови. Вперед, вперед только вперед! Я сжимал руль так, словно это штурвал истребителя. Вправо! Влево! Быстрее, еще быстрее… Позади визг тормозов, хлопки… Плевать. Я вдавил педаль в пол и прикусил нижнюю губу. В этот момент кар вильнул в сторону, руль вырвался у меня из рук, и время остановилось. Я видел, как медленно приближается бампер машины справа. Я понял, что сейчас случится. Сладкая боль пронзила меня навылет, словно пуля из штурмовой винтовки. Холодный пот выступил на лбу. Я попытался вывернуть руль, и время снова пустилось вскачь. Мой кар чиркнул по машине идущей справа, споткнулся, и завертелся как детский волчок. Из прокушенной губы хлынула кровь. Я застонал, чувствуя каждую клеточку своего тела. Они все ждали боли. Они все кричали, – дай нам боль! Краем глаза я заметил впереди большой пассажирский кар. Я успел вскинуть руки, закрыть лицо, и в тот же момент удар бросил меня вперед. Я ощутил, как захрустели ребра, прижатые к рулю, но затем…

Я остановился. Комок страха, что я крепко держал в призрачных руках, остался неподвижен. Он был раздавлен. Рыхлый, словно весенний снег, но горячий, словно пламя. Он таял среди потока моих ощущений. Я сжал его еще крепче, и комок страха очнулся, задергался, пытаясь вырваться из той петли, что свили для него мои чувства. Напрасно. Петля уже затянулась.

Пистолет дрожал в руке. Я оглянулся по сторонам. Рабочий кабинет погружен в темноту, окна забраны тяжелыми бархатными шторами. Там, на улице, светило солнце, но это не имело сейчас никакого значения. Рабочий стол, за которым я провел столько времени, стал чужим. Все на этом свете стало чужим – и даже стол. Полированная столешница, на которой лежали мои руки, стала холодной. Отчужденной. Она отталкивала меня. Она тоже предала меня. Все меня предали! Впрочем, и это уже не важно. Я поднял пистолет и взвел курок. Вот мой последний товарищ. Единственный, кто остался верен мне до конца – матово-черный Глок последней модели. Только на него можно сейчас положиться. Пистолет приятно холодил вспотевшую ладонь. Я поднял его и заглянул в дуло. Черное отверстие взглянула на меня черным глазом, и я почти утонул в нем. Нет! Не так! Не могу выдержать этот взгляд! Судорожно сглотнув, я поднял руку выше. Она так дрожала, что мне пришлось прислонить пистолет к виску. Я чувствовал, как холодный металл скользит по коже. Дрожь в руках не проходила. Зажмурившись до боли, я онемевшим пальцем потянул тугую скобу спускового крючка. Не поддается. Я слишком ослабел. Переведя дух, я сжал пальцы так сильно, как только мог. Заскрежетал дверной замок. Вот и все. Время вышло. Они идут. Я выдохнул и сжал пальцы. Кажется, я успел еще услышать, как противно хлопнула входная дверь, но потом…

Я вернулся. Комок страха оставался неподвижен. Вернее, это уже не было комком страха. От него остались только склизкие крошки, что рассыпались в моем сознанье как куличики из песка. Холодные и тяжелые, как свинец, песчинки. Мертвые. Я поворошил их. Нет. Тишина. Никакого отклика. Они плавно рассыпались и осели в темноту. Я засмеялся. Вот и все – Ричи больше нет. Он растворился в потоке чувств, – в потоке того, чем он так успешно торговал. Туда ему и дорога. Теперь можно не торопиться. Есть время спокойно собраться и уехать из города. Теперь никто не будет меня искать. Не будет.

Я засмеялся, чувствуя облегчение. Все кончено. Осталось только снять шлем. Я сосредоточился, пытаясь нащупать реальность. Я помню, – я сижу на полу, на голове дешевый шлем из супермаркета. Надо только сосредоточится на реальных ощущениях и вернуться. Проклятье. Как это обычно бывает? Не помню. Не могу нащупать голову. И где мои руки? Где они? Нужно снять этот проклятый шлем! Снять! Снимите с меня шлем, снимите!

* * *

– Стоп. Снимите с него шлем.

Желудок прыгнул к горлу, дыхание перехватило. Темнота окружала меня со всех сторон, но я испытал громадное облегчение, ощутив, наконец, свои руки. Они лежали на мягких подлокотниках кресла, впившись ногтями в бархатную обивку. Я шевельнулся, пытаясь разжать онемевшие пальцы, но тут с мой головы сняли шлем, и яркий свет ударил в глаза. Я прищурился, но тут же распахнул глаза, пораженный в самое сердце. Где я? Что это такое? Где моя квартира и почему я очутился в огромном зале, где полно людей. Это запись? Вроде бы – нет. Передо мной большая сцена, на ней огромный стол. Над ним возвышается седая голова старика с суровым лицом. Нет. Это не запись.

– Спасибо, уважаемые эксперты, – раздал оглушительный голос. – Господа! Теперь все вы стали свидетелями преступления, которое совершил обвиняемый.

– Протестую! – я скосил глаза влево. Какой-то незнакомый тощий тип в очках. Напоминает сушеную рыбу. Или знакомый? Я застонал, поднимая руки к голове. Господи, ну почему у меня всегда болит голова после записи.

– Ваша честь, я протестую! Это нельзя рассматривать как намеренное противоправное деяние. В заключении медэспертов сказано, что мой подзащитный находился в пограничном состоянии разума и не отвечал за свои действия. Он и сейчас находится в данном состоянии – это профессиональное заболевание сенсетивов.

– Отклоняется! В заключение независимых экспертов указано, что данное состояние возникло у подсудимого только вследствие совершенного им поступка. Перед деянием подсудимый осознавал и само деяние и его последствия. Таким образом, деяние следует классифицировать как виновное.

О господи! Это же суд! Все верно, теперь припоминаю. Меня везли на машине, допрашивали, обследовали. Нехорошо. Мне что-то нехорошо. Снимите с меня шлем. Это ведь только запись, да? Это просто дурной фильм. Снимите с меня шлем, пожалуйста!

* * *

– Стоп! Уберите эту гадость с его головы.

Темнота больно ударила по истерзанным нервам. Боль пронзила виски, но я так и не открыл глаза. Если оставаться в темноте, то становиться легче.

– Господин адвокат!

Я приоткрыл глаза. Это я адвокат?

– Да, ваша честь, – раздался голос справа. Противный, скрипучий голос. Это не я адвокат. Это он. Хорошо. Я не хотел, чтобы у меня был такой голос.

– Рассмотрев все предложение материалы дела, руководствуясь законом и внутренним убеждением, верховный суд европейского сообщества вынужден отклонить апелляцию. Решение пражского суда вступает в силу, приговор должен быть приведен в исполнение не позднее завтрашнего числа. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Приговор? Меня судили? За что? Ах да. Я же убил Ричи. Веселого, улыбчивого Ричарда, продававшего мои чувства. Я замучил его до смерти. Так говорили на суде. Но ведь это неправда. Я только хотел объяснить ему, что такое – быть сенсетивом. Это все неправда! Это просто новый фильм, который мы придумали с Ричи. Снимите с меня шлем! Снимите, я требую убрать шлем!

* * *

– Стоп. Снимите шлем.

И снова темно. Кажется, вся моя жизнь прошла в темноте. Неужели это навсегда? О, нет! В мире осталось достаточно света. Нужно только открыть глаза.

Я улыбнулся. Белоснежный потолок, нависший надо мной, показался мне самым прекрасным зрелищем на свете. Но ведь в мире должен быть не только потолок? Я скосил глаза. Белые стены, белый пол. Все на свете белое, словно снег. И человек, стоявший рядом со мной, тоже в белом халате. Его строгое лицо, покрытое бесчисленными мелкими морщинками, кажется знакомым. Где я видел его?

– Ваше последнее желание выполнено. Материалы дела и избранные записи продемонстрированы в полном объеме, – сказал человек в халате. – Приговор суда вступил в силу и подлежит исполнению.

Он подошел ко мне, и я увидел в его руках шприц. Я дернулся, пытаясь отодвинуться, – я боюсь уколов! Но у меня ничего не вышло. Опустив глаза, я увидел широкие ремни из твердого пластика, что плотно прижимали меня к койке. Врач приближался. Врач? Суд? Приговор?

Я вспомнил. Я все вспомнил. Ричард. А это – не врач. Я снова взглянул на человека в белом халате и вдруг я увидел, что это Ричард. Он улыбался, его губы шептали – привет старик. Но в его руке почему-то блестел пистолет. Я хотел поздороваться с ним и сказать, что очень рад его видеть – но не смог. Ричард наклонился, словно хотел поцеловать меня в щеку, и тут я увидел, что это не Ричи. На самом деле это О’Нил. Его черное лицо с аккуратной бородкой наклонилось ко мне, и на пухлых губах расцвела приветливая улыбка.

– Привет, брат, – шепнул он. – Помнишь, что я говорил о шлеме? Ну так как, тебе еще не хочется избавиться от него?

– Да, – шепнул я, и на этот раз губы послушались.

– Я тебе помогу. Помни, эта сучья жизнь позволяет снять этот шлем. Но только один раз, помни об этом. Ты решился?

– Сними с меня шлем, Ник, – крикнул я. – Сними с меня шлем! Сними его к чертям собачьим, сними!

Я не почувствовал боли, когда игла вошла в мою руку. Только услышал противный скрип, который почувствовал каждой клеточкой тела. Мне стало легко. Боль в голове прошла, и я смог улыбнуться.

– Стоп. Запись, – сказал я. – Снимите с меня шлем.

Кажется, Николай что-то мне ответил, но потом…

2000

Оборотень

Созданный Файл: Дневник_1

Дата создания: 5 августа 2210

Владелец: Джонатан Жаррэ, индекс 1

Мне снова снятся кошмары. Это продолжается уже больше двух недель и это меня все больше беспокоит. Я решил записывать даты и краткое содержание снов. Быть может это поможет понять – что так сильно влияет на меня.

В любом случае, мне необходимо выговориться, больше не могу носить этот ужас в себе. Я никому не могу открыться и надеюсь, что этот файл никто и никогда не прочтет. Но сам я должен помнить, о чем мои сны.

Сегодня сон выдался не особенно страшным, скорее – неприятным. Мне снилось, что я бегу по длинному коридору с пистолетом в руке, а за спиной маячит чья-то зыбкая тень. Не знаю, что это было, но стало так жутко, что я закричал и проснулся под эхо собственного крика. Долго пытался уснуть, но, в конце концов, это мне удалось. С утра был совершенно разбитым и не выспавшимся.

Вот и первая запись. Очень надеюсь, что продолжения не последует – страшно подумать, что это все из-за работы. Ведь я, – перевертыш. Один из тех, кто оставляет память на работе перед тем как уйти домой. В последнее время эта технология стала распространенной, особенно ее ценят в больших корпорациях – они трясутся над своими секретами и все чаще заставляют работников проходить эту жутковатую процедуру. Пока, правда, память забирают не у всех, а только у тех, кому доверены конфиденциальные сведения.

Я работаю на ЛунаТек, одну из самых крупных корпораций в Европе. Каждое утро прихожу на работу, сажусь в кресло купирования памяти, надеваю нейрошлем и через миг просыпаюсь снова в кресле, но уже в конце рабочего дня. Иду домой, чувствуя жуткую усталость и головную боль, а все, что произошло со мной на работе, остается в памяти компьютера. Следующим утром этот отрезок памяти вернется ко мне, и я стану личностью с индексом два.

Умом я это понимаю, но никак не могу принять сердцем. Личность два помнит все, что происходит со мной, личностью один. А тот я, что пишет эти заметки, ничего не знает о жизни личности номер два. Я чувствую свою неполноценность, знаю, что я номер один лишь обрывок моей полной личности и это меня страшно пугает. Ведь получается, что на работе я совсем не тот человек, что дома.

Я не знаю, кем работаю в ЛунаТеке, хотя кое-какие догадки у меня есть. Корпорация занимается почти всем, ее отделения раскиданы по миру. Одни занимаются транспортом, другие компьютерами, третьи продуктами питания. Даже и даже с космосом работают. ЛунаТек это огромная махина, настоящее государство в государстве. Офис в мегаполисе, где я работаю, тоже невероятно огромен: в нем множество разных подразделений. И каждое занимается своим делом – от продажи фастфуда до осуществления рекламных компаний.

Иногда я пытаюсь угадать – чем именно занимаюсь. Конечно, дома храниться служебный контракт подписанный мной. Но в нем просто указано место моей работы, срок действия контракта, и куча всякой юридической чепухи. Там не указано кем я работаю. Конфиденциальность информации – превыше всего, как говорят в рекламных роликах.

Но мне известно, что контракт это приложение номер один к настоящему договору, который я подписал при приеме на работу. Он храниться в корпорации, у меня в рабочем столе. Это я знаю точно – в контракте есть соответствующий пункт. Конечно, я догадываюсь, чем занимаюсь – по образованию я бухгалтер. Прекрасно помню свою прошлую работу в небольшой фирма по торговле прохладительными напиткам. Внутренняя бухгалтерия, приход, расход, годовой баланс…

Наверняка и в ЛунаТеке я работаю бухгалтером. Ведь больше я ничего не умею. И если я занимаюсь деньгами, то в курсе многих финансовых операций корпорации. Это оправдывает применение купирование памяти. Я более чем уверен, что среди них есть и те, о которых никому не положено знать. Не случайно на эту должность в других компаниях набирают работников только по договору купирования. Выходит, я знал, на что шел, когда подписывал контракт. И пока все шло хорошо. Целых полгода.

Но теперь ко мне пришли эти сны. И мне это не нравиться. Ведь эти техники копаются в моей голове, вдруг что-то пошло не так? Страшно.

Подождем следующей ночи. Сейчас мне пора на работу.

END OF FILE

Созданный Файл: Дневник_2

Дата создания: 9 августа 2210

Владелец: Джонатан Жаррэ, индекс 1

Это ужасно! Все стало еще хуже. Бог мой, до сих пор трясутся руки. Новая неделя – новый кошмар. А я так надеялся, что это пройдет. Как же я ошибся.

На этот раз сон выдался очень ярким и запоминающимся. Я до сих пор вижу перед собой эти ужасные картины, так отчетливо, что меня гложут сомнения, а сон ли это? Быть может, это воспоминания? Все кажется таким реальным.

Мне снилось, что я пришел в большой офис, похожий на отделение банка. Осмотревшись, я поднялся по широкой лестнице. Никто не обратил на меня внимания. Потом я блуждал по коридорам и, наконец, нашел дверь, около которой дежурили два охранника. Они хотели остановить меня, но в моих руках внезапно, словно по волшебству, появились пистолеты.

Я выстрелил первым. Охранники упали сразу – одному я прострелил голову и он умер мгновенно. Второму я дважды попал в живот. Упав на пол, он закричал и задергал ногами. Ему я тоже выстрелил в голову, и крик оборвался. В этот момент меня чуть не стошнило, и только тогда я понял, что сплю. Отчаянно хотелось проснуться, но мне не удалось.

Во сне я открыл дверь и очутился в большом кабинете. Там стоял длинный стол, за ним сидел толстый человек в черном костюме. Он успел только посмотреть на меня, а потом я снова начал стрелять. Тихие хлопки заполнили комнату, костюм толстяка словно взорвался десятком дыр, и кровь брызнула во все стороны.

Потом мне пришлось убегать, стреляя во всех, кто попадался навстречу. Я свернул в длинный темный коридор, вихрем промчался по нему, пытаясь добраться до светлого пятнышка в самом его конце… А потом проснулся.

Меня до сих пор тошнит. Я все еще чувствую запах крови. Видение было так реально, что мне не по себе. Когда я встал, до выхода на работу оставалось еще полтора часа, но я уже не мог спать. Чтобы отвлечься, включил ТриВи и попал на новостной канал.

В городе за эту неделю произошло пять заказных убийств. Ни одного киллера не поймали. Куда катиться этот мир? По другой программе показали, как две банды устроили разборку на окраинах города. Погибли все участники перестрелки. Полиция в восторге.

Мне страшно. Кажется, я схожу с ума. Одна мысль преследует меня и во сне и наяву – а что если мои сны это реальность? Может это воспоминания о том, что когда-то случилось со мной? Чем меня заставляют заниматься на работе? Кем я работаю? Может быть, я и есть киллер?

Нет. Ерунда. Это я от отчаянья. Не надо сходить с ума – самые отчаянные бухгалтеры обычно просто бросаются из окна, а не убивают президентов банковских холдингов. И все же мне не по себе. Понимаю, что это очень глупо, но мне страшно идти на работу. Я боюсь сам себя.

Надо как-нибудь расслабиться. Быть может, по дороге домой стоит купить бутылочку чего-нибудь покрепче апельсинового сока?

Пора собираться.

END OF FILE

Созданный Файл: Дневник_3

Дата создания: 12 августа 2210

Владелец: Джонатан Жаррэ, индекс 1

Только что со мной произошло нечто ужасное. Я все еще не могу прийти в себя, меня трясет, пальцы не попадают по клавишам. За окном уже темно, но я боюсь включать свет. Выпил успокоительные таблетки но, похоже, они не действуют. Мне надо рассказать кому-нибудь о том, что случилось, но я не могу никому открыться. Дневник остается моим единственным собеседником и другом.

Сегодня, вернувшись домой, я как всегда загнал свой электрокар на стоянку под нашим жилым комплексом. Все было как всегда – длинный ряд машин, уходящий в бесконечность и где-то в конце этой очереди несколько свободных мест. Я экономен и не закрепляю за собой платное место: на самом нижнем уровне всегда найдется свободное место для моего маленького кара. Вот и сегодня я припарковался в самом дальнем уголке стоянки. Здесь обычно темно и тихо, отсюда довольно долго добираться пешком до лифта, но тут всегда найдется свободное место.

Едва я захлопнул дверь кара, как из-за соседней машины выскочили двое. Я замер, чтобы не провоцировать их – таких типов я достаточно часто вижу в новостях. Эти ребята были прилично одеты, но на лицах красовались маски кошки и собаки. Кажется, один из них был темным, – тот, что нарядился собакой. Он сразу прыгнул ко мне, схватил за плечо и зарычал прямо в лицо:

– Ключи от машины, пропуск стоянки! Быстро!

Второй, в маске кота, выглядывал из-за ряда машин, высматривая – нет ли свидетелей. Тот грабитель, что держал меня за плечо, снова зарычал и хорошенько встряхнул меня. Я принялся шарить по карманам в поисках ключей от машины: с этой шпаной лучше не связываться, искалечат не задумываясь. А если мне повезет, то всего лишь потеряю кар и получу страховку. У меня и в мыслях не было звать на помощь. Голос пропал от страха, а до пункта охраны все равно очень далеко.

Проклиная себя за грошовую экономию на стоянке, я нашарил в кармане ключи, и собрался отдать их грабителю, надеясь, что не попаду в выпуск новостей, как неопознанная жертва.

В этот момент громиле показалось, что я слишком долго вожусь. Он размахнулся и я понял, что сейчас он ударит меня по лицу. Я всхлипнул от ужаса, а потом внутри меня что-то щелкнуло и началось самое страшное…

Моя голова пригнулась сама по себе, и кулак грабителя лишь скользнул по макушке. Потом я вывернулся, и ударил громилу снизу вверх прямо под маску. Он пошатнулся, а мои руки сами стукнули его в лицо еще раз. И еще.

Что случилось потом, помню смутно. На мгновенье я перестал быть собой, и это было самым страшным – словно вернулся мой ночной кошмар. Тело действовало само по себе, а я лишь наблюдал за ним со стороны.

Громила в маске собаки упал на бетонный пол, и я обернулся ко второму. Тот успел вытащить нож и без тени сомненья кинулся на меня. Я отмахнулся от ножа рукой, подставив под удар предплечье. Потом пнул грабителя ногой в пах, а когда он согнулся, со всего маху ударил ребром ладони в лицо. Что-то мерзко хрустнуло, и негодяй опрокинулся на спину. Кажется, я сломал ему переносицу. От этой мысли меня затошнило и в тот же момент наступило просветление. Я снова стал собой – бухгалтером, что припарковался в неудачном месте. Задрожав от страха, я прыгнул в машину, и отогнал ее к посту охраны, на самое дорогое место на стоянке. Выбравшись из машины, я отдал деньги служащему и бросился к лифтам. Когда я добрался до квартиры, меня все еще трясло от страха. Трясет и сейчас.

Это было очень похоже на мой сон. Самый настоящий кошмар. Это был не я, за меня дрался кто-то из моих снов. Я никогда не умел драться. В колледже брал призы только на соревнованиях по скоростному счету. Я не смотрю боевики, меня мутит от вида крови. Это был не я!

Мне плохо. В голове бродят дикие мысли. Кем я становлюсь на работе? Кто я? Неужели моя вторая личность такая агрессивная? А быть может, на меня так влияет купирование памяти? Мало ли что там разладилось в этой адской машине.

Мне становиться хуже. Я боюсь ложиться спать. Наверняка во сне ко мне снова вернуться кошмары. Боюсь сам себя. Не хочу быть убийцей.

Болит рука. Порез совсем маленький, это ерунда, зато сильно болят костяшки пальцев. На ребре ладони наверняка останется приличный синяк. Надеюсь, что ничего себе не сломал.

Но эта боль ничто по сравнению с моими мыслями. Рука? Чушь, ерунда завтра все пройдет. Но то, что у меня в голове – останется навсегда. Что со мной творится?