Текст книги "Дикая охота"

– Это почему? – искренне удивился мужичок с папиросой.

– Потому что Михалыч вчера отмечал с кумом в поселке, – отозвался носатый, кинув на друга злой взгляд. – За баранку до вечера не сядет, а Кузьмин на тридцать третьем рейсе подменяет того чернявого.

– А, ну ясен пень, – бросил мужичок, смущенно покашливая. – Да, если уж Михалыч начал отмечать, то это надолго, да.

– Что ж делать-то, отцы? – сокрушенно вопросил Кобылин. – А? Замерзну я тут.

– Ну, раз такое дело, – протянул носатый, затягиваясь сигаретой, – отвезу я тебя до Родничков.

– На чем поедем-то, отец? – ухмыльнулся в ответ Кобылин. – На санях?

Местный без слов мотнул головой, и Алексей заглянул за угол палатки. Там, в сугробах, стояла белая «Нива», заляпанная замершей грязью по самую крышу.

– Эва, – Кобылин засмеялся, – вот и транспорт! Сколько возьмешь?

– Тыщу, – без колебаний бухнул носатый.

Кобылин снова засмеялся, обернулся к местным.

– Ну, ты загнул, отец! За тысячу я сейчас тут в палатке сяду и буду греться до самого автобуса! Поди, все ж протрезвеет к вечеру ваш Михалыч да выйдет на маршрут.

– А чего, чего, – оживился второй мужичок, отбрасывая окурок папиросы. – Это мы запросто. У меня товару – завались. Дня на три точно хватит.

– Э, ну да, – раздраженно бросил носатый. – Хлебнешь твоего товару да потом… Тебя как звать-то?

– Леха я, – радостно лыбясь, выдохнул Кобылин.

– Ну, скока дашь, Леха?

– Три сотни дам, пожалуй.

– В такую даль три сотни? – притворно изумился носатый. – Пять!

Кобылин нахмурился. Деньги у него были, хотя основной запас он оставил в городе, на теплом чердачке в тайнике с ноутбуком. Но и расшвыриваться деньгами не хотелось, уж больно трудно ему они доставались. С другой стороны, на улице не то что не теплело, а скорее холодало. Мороз был градусов в десять, если не все пятнадцать. Так, действительно, и простыть недолго.

– Ладно, отец, поехали, – решился наконец Кобылин. – Оберешь ты меня до нитки, но хоть погреюсь в твоем лимузине.

– Поехали! – обрадовался носатый. – Костян я, слышь. Давай, рванули прямо сейчас.

Даже не попрощавшись с продавцом палатки, водила развернулся и зашагал к машине. Кобылин подмигнул на прощание разочарованному продавцу, лишившемуся потенциального покупателя, и двинулся следом.

Пока хозяин «Нивы» забирался на свое место да открывал двери, Кобылин перетаптывался с ноги на ногу, пытаясь понять, какого черта тут, в лесах, стоят такие холода. В городе уже растаяло почти все. Хотя это широко известный факт – в больших городах всегда на пару градусов теплее. Там машины, заводы, предприятия, народ, опять же, с центральным отоплением. Греется воздух над городом, греется.

Юркнув в приоткрывшуюся переднюю дверь, Кобылин устроился в кресле и поставил на коленки огромный рюкзак, что глухо звякнул.

– Что там у тебя? – водила кивнул на сумку. – Бухло?

– Инструмент, – отозвался Кобылин. – Надо помочь корешу с ремонтом. А то не дождешься от него поляны.

– Помочь – дело хорошее, – одобрительно отозвался Костян, заводя машину.

Кобылин поерзал на холодном сиденье, устраиваясь поудобнее, и спрятал руки в карманы куртки. Похоже, в машине еще холодней, чем на улице. Железная тачка промерзла насквозь, и казалось, еще немного, и воздух внутри нее кристаллизуется.

– Ничего, сейчас нагреется, – буркнул Костян, и двигатель «Нивы» взревел.

Кобылин шмыгнул носом и притих, пытаясь согреться. Костян тем временем оставил двигатель включенным, чтобы прогрелся, а сам выскочил из машины и, утопая по колено в снегу, бросился к ларьку. Вернулся он минут через пять. Из кармана куртки у него торчал блок сигарет, а под мышкой он держал большую штыковую лопату.

– Пригодится, – буркнул он, бросая ее на заднее сиденье. – А то края там дикие, всякое может быть.

– Может, поедем? – предложил окоченевший Кобылин.

Костян глянул на приборы, нахмурился, потом со вздохом вытащил из-за плеча ремень и пристегнулся.

– И ты пристегнись, – бросил он пассажиру. – А то тут такие кочки, не ровен час еще головой в лобовуху воткнешься.

Пока Кобылин возился с ремнем, Костян тронул машину с места, и та, надсадно ревя мотором, стала перекатываться по сугробам. Потом выбралась на площадку у остановки и пошла ровнее. Алексей справился с ремнем, а «Нива», набирая скорость, устремилась по наезженной дороге, уходившей в лес.

– Я, пожалуй, покемарю, Кость, – сказал Кобылин, обнимая свой рюкзак и устраиваясь на нем щекой. – Ты разбуди, если что.

– Ну попробуй, – водила хмыкнул. – Если уснешь по такой дороге-то.

– Не выспался, – признался Кобылин, – рано очень выехал.

– Оно и видно, – разочарованно буркнул водила, рассчитывавший скоротать дорогу за разговорами.

Кобылин даже ответить не успел, – уснул, как только его щека коснулась рюкзака.

* * *

Проснулся Кобылин оттого, что в мире что-то переменилось. Дернулся, вскинул голову и только тогда сообразил, что машина стоит, тихо рыча двигателем, пущенным вхолостую.

Алексей скосил глаза на водительское место – Костяна на сиденье не оказалось. Брошенный руль, обернутый замшей, был свернут набок, а в замке зажигания покачивались ключи с черным брелоком. Распрямившись, Кобылин машинально сунул руку в широкий рукав, где за подкладкой прятался длинный нож, но тут заметил шофера. Он стоял перед машиной и всматривался в пустую дорогу, что тянулась сквозь высокий хвойный лес узкой бесконечной полосой. Оттянув пальцем левый рукав, Алексей бросил взгляд на часы и удивленно хмыкнул – прошло чуть меньше часа. Вообще-то, по всем расчетам, они должны были уже приехать на место.

Отстегнув ремень безопасности, Кобылин распахнул дверь и выскользнул из машины. И тут же по колено провалился в снег на обочине. Мороз больно куснул за лицо, и охотник недовольно замычал. Похрустывая свежим снежком, он обошел «Ниву» и присоединился к водиле, что стоял в глубокой колее.

– Чего стоим, кого ждем? – осведомился Кобылин, пряча руки в карманы.

– Стоим вот, – буркнул Костян. – Замело все нах.

Он махнул рукой в сторону, и только сейчас Кобылин заметил, что там, в паре метров от вставшей машины, виднеется небольшой съезд с дороги. Он спускался к деревьям, превращался в узкую дорогу, на которой не разминуться двум машинам, а она уже терялась в глубинах елового леса, засыпанного снегом.

– Нам туда? – спросил Кобылин, шмыгнув носом.

– Тебе, – уточнил Костян. – Тебе туда. Это съезд к Родничкам. Замело-то как, японский бог. Видать, уже два дня никто не выезжал.

– Ну? – спросил Алексей, тиская в кармане мобильный телефон. – Два дня?

– А то и три, – бросил Костян и сплюнул в снег. – А чего им там. Народу сейчас почти нет, сидят по домам, квасят, телик смотрят. Потом кому-нить припрет смотаться в город за продуктами, вот и выедет. С лопатой, досками и такой-то матерью.

– Так что, едем или как? – задумчиво спросил Кобылин, осматривая пустую дорогу и низкие серые тучи, из которых того и гляди посыплется снег.

– Или как, – недовольно отозвался водила. – Не проеду я там. Сяду на брюхо, и капец. Не откопаюсь.

– Да ладно, – буркнул Кобылин, с неприязнью оглядывая нетронутые сугробы. – У «Нивы» посадка высокая, не то что у этих заграничных драндулетов.

– Посадка-то высокая, да ямы тут тоже не заграничные, а отечественные, – отозвался Костян, затягиваясь сигаретой. – Сяду всеми колесами в колею, что еще осенью прокатали, и привет. Не. Не полезу, извини, братан.

– И чо мне делать? – раздраженно бросил охотник.

– Сойдешь с дороги и пешочком. Тут минут пять идти, не больше. Да, снегу наберешь в сапоги, но потом у кореша своего отогреешься. А мне тут, если что, куковать придется до вечера, пока Михалыч проспится, да на базу выйдет, где грузовики стоят.

– Может, попробуем? – сказал Кобылин, широко улыбаясь. – Лопата есть. Я помогу, если что. Веток под колеса набросаем…

– Лопата, – буркнул Костян. – Лопатой той сраной только по балде кому засадить, да и то сломается. Нет. Не полезу.

Алексей шумно втянул носом воздух, и мороз обжег ноздри, чуть не заставив их слипнуться. Плохо. Морозец-то настоящий, не то что в городе.

Костян же щелчком отбросил бычок в снег и выдохнул свой последний аргумент:

– Триста.

Глянув на водилу исподлобья, охотник подумал, не заставить ли засранца взяться за руль силой? Нет. Не тот случай. Ничего, не сахарный, дойдет сам.

Молча расстегнув молнию на куртке, он достал кошелек, вытащил три сотни и сунул их Косте. Потом, храня молчание, вернулся к машине, вытащил из нее свой рюкзак, закинул за спину и потопал к занесенному снегом съезду с дороги.

Водила так и мялся у машины. Когда Алексей проходил мимо, он дернулся, словно хотел что-то сказать, но потом лишь махнул рукой. Кобылин же ступил на край дороги, провалился в снег и начал спускаться по заснеженному съезду, разгребая ногами сугробы. Позади взревела мотором «Нива», но охотник не обернулся – уже выкинул водилу из головы, сосредоточившись на новых проблемах.

Пять минут по такому снегу – значит, верные десять, если не больше. Кобылин решил, что это приемлемо, если думать о предстоящей баньке. А думать было трудно – мороз кусал за лицо, отогревшееся в машине, да грыз костяшки рук. Продолжая шагать к деревьям, охотник вытащил новенькие вязаные перчатки, натянул их на замерзшие руки – хоть какая-то защита. Потом надвинул вязаную шапочку на самый нос, накинул капюшон куртки. Сразу стало теплей – жить можно. Ботинки у него были высокие, на шнуровке, что-то типа армейских ботов, сделанных для подросших мальчишек, что так и не наигрались в солдатики. Они должны были выдержать небольшую прогулку по снегу. Джинсы, правда, не особо грели, но Кобылину показалось, что это не слишком большая плата за отдых в деревне. Мороз его особо не волновал. Волновало его совсем другое.

Шагая по дорожке, вьющейся между разлапистых елей, Кобылин думал о том, почему у Бороды не работает телефон. Он звонил ему уже раз десять, и каждый раз робот милым женским голосом сообщал, что абонент недоступен. Забыл зарядить? Вряд ли. Не берет связь в этой глухомани? Может быть. Но почему Гриша застрял на три дня в этой деревне? Не может выехать из-за снега? Ну он же не один там живет. Если нужно, собралась бы команда, почистили дорогу. Наверное.

Идти по глубокому снегу было трудно, но не так тяжело, как ожидал Алексей, пускаясь в дорогу. Он заметил, что если переходить с одной стороны дорожки на другую, то можно нащупать твердый снег под сугробами. Главное было не проваливаться в ямы, о которых говорил Костян. А так в целом все было очень неплохо, не считая того, что он брел сквозь елки уже минут пятнадцать, а впереди не было и намека на поселок.

Остановившись, Алексей оглянулся по сторонам. Картина была удручающе однообразной – ровные ряды елок да нетронутый снег под ними. Если здесь и существовала когда-нибудь дорога, то сейчас ее не было видно. Во многих местах деревья стояли далеко друг от друга, и дорога, в принципе, могла пролегать где угодно. Но на белоснежном покрове не было никаких следов.

Кобылин осторожно стянул шапку с головы и прислушался. Морозец тут же принялся щипать за уши. В звенящей тишине заброшенного леса слышалось только тихое потрескивание качающихся деревьев. Это тут, внизу, тихо. А наверху ходит ветерок, качая верхушки лесных великанов. Затаив дыхание, Кобылин вслушивался в тишину леса, пытаясь услышать хоть какие-то признаки человеческой жизни. Было тихо. Даже не гудели вдалеке машины, что было для Алексея самым странным – он, как житель города, давно привык к постоянному звуковому фону, что сопровождал его всю жизнь. А здесь – тихо. По-настоящему.

Наконец впереди что-то глухо треснуло, словно захлопнулась сырая дверь. И следом чуть слышный звон – металлом о металл. Все это прозвучало так тихо, что Кобылин едва расслышал. Он тотчас натянул шапку и двинулся вперед, уже не обращая внимания на отсутствие дороги. Он шел на звуки людского жилья, и ошибиться здесь было невозможно.

Перебираясь через сугробы, охотник тяжело дышал сквозь стиснутые зубы, и облачка пара поднимались над его головой. Было холодно, чертовски холодно – как в самый разгар зимы. Кобылин, раздвигая руками ветки орешника, что стал попадаться на пути, решил, что пришли те самые весенние заморозки, которыми порой пугают синоптики. Настроение портилось на глазах – еще час назад Алексей был преисполнен предвкушения купания в теплой бане и последующего банкета. А теперь мерз посреди зимнего леса. Раскидистые лапы елей закрывали от него хмурое небо, что нависло над лесом серым покрывалом, превращая день в густые сумерки. Это тоже настроения не улучшало. Так что, когда впереди среди деревьев забрезжил просвет, Кобылин был уже готов материться в полный голос.

Увидев, что лес кончается, Кобылин поднажал и рванул напрямик через сугробы, проваливаясь по пояс. Через пару минут он выбрался на окраину леса и вздохнул с облегчением. Дошел.

Лес и в самом деле кончился, открывая поселок, приютившийся посреди зарослей. Даже отсюда было видно, что он не так уж и велик – десятка два самых разнообразных домиков, построенных по бокам дороги. Над дорогой высились гигантские разлапистые железные мачты – это шла через лес высоковольтная линия передачи. Именно под нее и была прорублена в лесу просека, а уж потом кому-то пришла в голову глупая идея отдать под дачи и огороды землю под линией. Даже здесь, на краю поселка, Кобылин слышал тихий гул и треск от проводов, висевших высоко над головой.

– Вот дурачье, – пробормотал Алексей, перебираясь через последний сугроб.

Здесь, прямо у леса, уже стояли домики, охотник вышел как раз к двум маленьким одноэтажным строениям с остроконечными крышами, что больше напоминали выкрашенные в голубой цвет сараи, чем настоящие дома. На его пути оставалось одно лишь препятствие – оказалось, что поселок обнесен высоким забором из крупноячеистой сетки рабицы, что крепилась к бетонным столбам, вбитым в землю. Метра два высотой. Нахмурившись, Кобылин вцепился пятерней в сетку, покачал ее – еле держится. Тогда он отошел в сторонку, выбрал сугроб побольше и с него перебрался на столб, к которому крепилась рабица. Лезть было очень неудобно – сетка гнулась, толком уцепиться было не за что, но Кобылин не сдавался – картина теплой бани, как никогда, манила замерзшего охотника. Очутившись наверху столба, он осторожно перебрался по другую сторону сетки, едва не разодрав куртку в двух местах, призадумался, а потом просто спрыгнул в ближайший сугроб. И провалился по пояс.

Отчаянно матерясь, Кобылин двинулся к домикам, разгребая снег руками, как пловец, пытающийся выйти из моря. Выбравшись на твердое место, он чуть перевел дух, а потом стал пробираться к дорожке между двумя домиками.

Выглядели они братьями-близнецами – одноэтажные, с маленькими крылечками, обшиты досками. У обоих – невысокие деревянные заборчики, над которыми торчат одинокие деревья, засыпанные снегом, кажется яблони. И оба заброшены, занесены снегом по самые окна. Судя по всему, это летние домики дачников, что на зиму перебираются в город.

Выйдя на узкую дорожку между двумя заборчиками, Кобылин покачал головой и двинулся дальше, к большой центральной дороге, что проходила поселок насквозь. Проходя мимо домов и огородиков, засыпанных снегом, Кобылин подумал, что, в общем-то, это неплохая идея – пустые дома. Конечно, добираться сюда далеко, но вполне можно время от времени навещать такие заброшенные поселки, чтобы передохнуть и почувствовать себя человеком. Главное – не попасться местным. Дачники за свой милый домик порвут незваного гостя на части не хуже самого лютого вервольфа.

Добравшись до широкой дороги под линией электропередачи, Кобылин скинул капюшон куртки и огляделся. Оказалось, не так сильно ошибся с направлением – вышел к поселку у самого въезда, у двух крайних домов. Метрах в ста от него находились ворота – железные столбы, вкопанные в землю и перечеркнутые шлагбаумом, выкрашенным черно-белыми полосками. Рядом расположилась большая пустая площадка, используемая в качестве стоянки, – на ней нашли приют два старых «жигуленка», почти занесенных снегом, и «ЗИЛ» с кунгом, выкрашенный почему-то в желтый и красный цвета, как машина аварийно-технической службы. За ним виднелись два больших сугроба – под ними явно скрывалась пара легковых машин, которых никто не касался с прошлого года.

Повернувшись, Кобылин окинул взглядом противоположный конец поселка. Широкая центральная дорога вела к дальнему краю леса, там виднелась вырубка под мачты высоковольтки, уходящая дальше в лес, но она уже успела сильно зарасти. Дома там не строили, видимо, проход был закрыт. От центральной дороги расходились короткие съезды, что и вели к дачным домикам. Те не баловали разнообразием – большинство выглядели как чуть расширенная версия одноэтажного сарая. Порой, правда, попадались деревянные домики в два этажа – неладно скроенные коробки старых времен, когда об архитектурном дизайне для простых граждан никто еще не слышал. Выбивались из общего ряда только два дома, построенные на дальнем краю поселка. Одним из них был огромный трехэтажный дом из красного кирпича, с остроконечной крышей, на которой виднелась засыпанная снегом спутниковая тарелка. У домика и забор был под стать – высокий, метра два, из желтого кирпича, с большими железными воротами. Второй дом, что располагался напротив, выглядел немного усохшей копией первого – тоже из красного кирпича, но всего два этажа, и забора нет. Вокруг него расстилалась гладкая площадка, и вряд ли это был огород, скорее уж стоянка, залитая бетоном.

Над первым, самым большим домом поднимался легкий дымок – видно, кто-то из местных топил камин, наверняка плохо сложенный и чадящий. И это было единственным признаком жизни в заброшенном месте, засыпанном снегом.

Шмыгнув носом, Кобылин взглядом измерил расстояние до большого дома. Выдавать еще один марш-бросок по сугробам не очень-то хотелось. Ему пришла на ум страшная мысль: а что, если Бороды и в самом деле тут нет? Что, если он давно уехал вместе с родственниками и теперь наслаждается городской жизнью? Неужели он зря тащился в такую даль?

Тяжело вздохнув, Кобылин решил, что если все так и есть, то он точно засядет на пару дней в одном из пустых домов и устроит настоящий загул. И плевать на соседей, пусть хоть всей деревней соберутся его выгонять – фигу с маком получат.

Оглянувшись, Алексей поискал взглядом будку у въездных ворот. Должен же здесь быть сторож или охранник… Или на худой конец какой-то дед, что присматривает за воротами? Надо же узнать, в конце концов, появлялся тут Григорий или нет.

Никакой будки у ворот не было. Зато Алексей заметил, что один из «жигуленков» – белая «шестерка» – стоит передними колесами на дороге, словно водитель собирался выехать со стоянки да на минутку притормозил, чтобы найти что-то в бардачке. Присмотревшись, Кобылин заметил, что за рулем виднеется чья-то фигура.

– Ну хоть что-то, – буркнул он, направляясь к стоянке.

До нее было гораздо ближе, и Алексей решил, что проще будет поймать местного на машине, чем ломиться в ворота большого дома.

Последний десяток метров Кобылин чуть ли не бегом бежал – боялся, что водитель уедет, не став дожидаться какого-то неместного обормота. Успел – водитель даже движок не начал прогревать. Торопился он и еще по одной причине – машина очень напоминала «жигуль» Гриши, и за рулем сидел кто-то грузный, похожий размерами на Бороду. Да, машина один в один, но охотник бы не пропустил бегущего по снегу одинокого человека.

– Эй, – задыхаясь, бросил Кобылин, постучав в стекло пассажирского места. – Эй, отец, можно вопрос?

Не получив ответа, разозленный и замерзший Алексей рванул на себя дверцу машины, и она послушно распахнулась. Кобылин нагнулся, сунулся в салон, опершись рукой о сиденье пассажира. За рулем сидел грузный мужик в толстой старой дубленке с меховым воротником. Мохнатая шапка-ушанка была надвинута на лицо, руки спрятаны в отворотах, словно водитель решил их погреть, прежде чем браться за руль.

– Эй, отец, – с раздражением бросил Кобылин, – чего не отзываешься? Не спи, замерзнешь.

Протянув руку, он схватился за плечо мужика в дубленке и тотчас отдернул руку. Один долгий миг Кобылин не дышал и вслушивался в окружавшую тишину, в которой звенели провода высоковольтки. Потом осторожно подался вперед, ухватил дубленку за воротник и рывком повернул водителя к себе.

На него глянуло белое от изморози лицо. Абсолютно белое. На посиневших щеках лежит иней, а в широко распахнутых глазах блестят мутные льдинки.

Очень осторожно Кобылин разжал пальцы и обвел ошалевшим взглядом знакомый до боли салон с потертыми чехлами на сиденьях. Да, все точно – это машина Гриши. Вот только за рулем – не он. И слава небесам, что не он, но… Сжав зубы, Кобылин, пятясь, выбрался из салона. Очутившись на улице, сбросил с плеча сумку и вжался спиной в холодный бок машины.

Перед ним расстилался опустевший поселок, над которым висели серые лохматые тучи, набухшие сырым снегом, готовым обрушиться на дома. В тишине, накрывшей поселок тугим одеялом, едва слышно гудели провода высоковольтки. Здесь все выглядело таким тихим, мирным… мертвым.

Очень медленно Кобылин, не отрывая взгляда от пустой дороги, открыл клапан рюкзака и сунул в него руку. Плавным движением выудил верный маленький дробовик, походивший на огромный кремниевый пистолет, и застыл, прислушиваясь к тихому зуду в вышине.

Вокруг было по-прежнему тихо и пустынно. Лишь над самым дальним домом, сложенным из красного кирпича, вился легкий дымок. Волосы на затылке Кобылина встали дыбом, грозя поднять шапку. Он вдруг ясно ощутил, что дышит слишком часто, как загнанный зверь. И ему вдруг стало стыдно. Это ведь… Всего лишь охота. Очередная охота, только и всего.

Помотав головой, Кобылин отлепился от машины и сделал шаг к дороге. Потом еще один. В правой руке он сжимал дробовик, в котором оставалось три патрона с серебряной картечью. В левой – тяжелый рюкзак, которым можно сбить с ног любого, кто ходит на двух ногах. Это судьба. От нее не сбежишь на дачу, не возьмешь отгул, не уедешь в отпуск.

Кобылин чуть присел и мягко, по-кошачьи, зашагал по дороге к большому дому, над которым вился белый дымок.

* * *

Идти по главной дороге оказалось не так сложно, как пробираться по сугробам в лесу – под ногами чувствовались крепкие бетонные плиты, не так уж сильно засыпанные снегом. Пройдя сотню метров, Кобылин забросил рюкзак за плечи и пошел быстрее, настороженно поглядывая по сторонам.

Дачный поселок спал глубоким зимним сном, одноэтажные домики, засыпанные снегом, выглядели мирными и опустевшими. На месте огородов виднелись белые поля нетронутого снега, из которых айсбергами торчали остовы парников. Ледяная пелена ложилась на стылую землю белыми волнами, превращая поля в подобие песчаных дюн, безмолвных, пустых.

Эта мертвенная неподвижность, эта тишина и пугала охотника больше всего. Кобылину, привыкшему к неумолкаемому городскому шуму, стало не по себе. Он давно уже не нервничал на охоте, повидал достаточно, чтобы перестать удивляться и дергаться при каждом подозрительном звуке. Но это белое безмолвие, дышащее лютым зимним холодом, действовало ему на нервы.

Алексей приноровился наконец к глубокому снегу, перестал обращать внимание на промокшие до колен джинсы и минут за пять добрался до конца основной дороги. Прямо перед охотником, в конце дороги, высился огромный коттедж из красного кирпича, с остроконечной крышей, с печными трубами, над которыми курился легкий дымок. Самое большое здание в поселке было надежно укрыто от окружающего мира высоким кирпичным же забором, в котором виднелись массивные железные ворота.

Кобылин оглянулся, приметив, что очутился на небольшом перекрестке. Прямо от его ног налево уходил съезд с главной дороги, ведущий к паре небольших домиков, скрытых за щуплыми деревянными заборчиками. Маленькая дорожка, уходящая направо, вела к еще одному дому – деревянному, двухэтажному творению советских дизайнеров, что прятался за чахлой рощицей яблонь, так и не набравших силу.

Охотник оглянулся. За ним, к самому выезду, тянулась взрыхленная полоса – его собственные следы. Впереди, до самых ворот особняка, тянулось снежное нетронутое полотно. За особняком виднелась заросшая кустарником вырубка, уходящая дальше в лес, следуя за линией высоковольтки.

Застыв, Кобылин снова огляделся, окинув внимательным взглядом оба съезда. Идти вперед не хотелось. Нетронутая снежная целина неприятно напоминала охотнику о минном поле. Черт его знает, что там может быть, подумал Алексей и тут же устыдился. Какое, к псам, минное поле в занюханном дачном поселке? Надо просто подойти и разобраться, что тут происходит.

И все же, делая шаг вперед, на перекресток, он невольно присел, пробуя ногой ноздреватый снег. Нащупав опору, перенес вес на переднюю ногу, потом шагнул снова, и еще раз, и еще…

Заметив краем глаза движение справа, Кобылин не раздумывая повернулся всем телом, вскидывая дробовик. И замер. Там, на дороге, ведущей к домику в яблонях, что-то шевельнулось.

В снегу, прямо на ровном месте, вспух сугроб. Ноздреватый снег подрагивал, трясся, сыпля снежинками, словно из него пыталось вылезти что-то размером с собаку. Алексей без трепета взял бугорок на прицел. Стрелять не стал – для дробовика слишком далеко, серебряная картечь уйдет в «молоко». Лишь бросил быстрый взгляд на дорожку, ведущую к дому, – нет ли новых целей.

Сугроб рванулся вперед и бодро покатился по заснеженной дорожке к охотнику, разбрасывая белые комья, оставляя за собой колею. Кобылин не дрогнул, лишь чуть опустил ствол, корректируя прицел. Сугроб катился к нему – не быстро, но уверенно, словно какая-то тварь ползла под снежным покровом. У Кобылина не было и тени сомнений в том, что теплого приветствия ожидать не стоит. Возможно, и был шанс, что неведомая штуковина просто хочет пообщаться, но припомнив труп в «жигуленке» Гриши, Кобылин решил, что этот шанс слишком мал.

Когда до странно подвижного сугроба остался десяток шагов, Алексей нажал на спуск. Выстрел дробовика раскатом грома разорвал звенящую тишину, нависшую над поселком. Серебряная картечь ударила в сугроб, выбив из него фонтан белого снега, и в тот же миг неведомая тварь рванулась вперед, ускоряя бег и увеличиваясь в размерах, как снежный ком, катящийся с горы.

Кобылин развернулся и прыгнул. Даже не передернул затвор дробовика, не вскрикнул – просто рванул с места и огромными прыжками помчался по заснеженной дороге к маленькому домику с остроконечной крышей, что больше напоминал сарай. Он уже ни о чем не думал и ничего не прикидывал – рвал во все лопатки прочь от неведомой твари, как подсказывал ему инстинкт.

Хватая ледяной воздух открытым ртом, Алекс прыгал с ноги на ногу, как спортсмен, готовящийся к прыжку в длину. Проваливался по колено в снег, спотыкался, но тут же наверстывал упущенное, даже и не думая оглядываться. Со спины тугой волной накатывал холод – страшный обжигающий холод, который Кобылин почувствовал в тот миг, когда сугроб рванулся ему навстречу. От него не было защиты, его нельзя было застрелить или зарезать, от него можно было только бежать. И он бежал.

За пару секунд Кобылин добрался до покосившегося забора из потемневших деревянных реек, за которым скрывался небольшой садик у дома, напоминавшего сарай. Не останавливаясь, охотник с разбега вломился в хлипкий забор, тот захрустел, поддался, и Алексей вместе с обломками реек рухнул в снег. Рванулся прыжком с места – к домику, до которого оставалось десяток шагов, не больше. Ему было нужно опередить эту тварь на десяток секунд. Всего десяток, не больше…

Домик, размером с однокомнатную квартиру хрущевки, был сложен из белых кирпичей, и у него имелось только одно окно – старое, с прогнившей рамой, с самыми обычными стеклами. Покосившееся деревянное крыльцо было засыпано снегом, до железной двери с навесным замком было не добраться, но туда Кобылин и не собирался.

Одним длинным прыжком он подскочил к окну и с размаху ткнул в него дробовиком. Осколки стекла брызнули во все стороны искрящимся фонтаном, один зацепил щеку, но Кобылин не обратил на это внимания, он шуровал дробовиком в оконном проеме как простой палкой, сметая торчащие осколки. Потом ухватился рукой за центральную рейку, уперся ногой в стену и рванул на себя. Гнилое дерево заскрежетало, поддалось и сломалось, выплеснув в лицо охотнику ворох трухи. Кобылин швырнул дробовик в черный проем, подскочил, хватаясь за деревянные края, и нырнул в окно, упав животом на узкий подоконник.

В спину ударила ледяная волна холода, забралась под куртку, резанула по разгоряченной спине. Кобылин, заорав, рванулся вперед, нырнул головой в темноту и рухнул на пол, опрокинув хлипкий деревянный стул.

Тотчас дом вздрогнул – что-то с мокрым шлепком ударило в его стену, тяжело и мощно, как океанская волна. Сразу стало темно – окно словно заткнули пробкой, и на Кобылина, возившегося в темноте на полу, посыпался снег.

Раскинув руки, Алекс нашарил ледяной дробовик, поднялся на ноги, чуть не опрокинул простой деревянный стол, и тут же в стену дома ударила вторая волна снега. В полутьме Алексей увидел, как из разбитого окна на пол комнаты потоком изливается мокрый снег. Не раздумывая, он схватил стол и притиснул его к окну, пытаясь хоть как-то заткнуть снежный фонтан. А потом, не дожидаясь следующего удара, рванулся в темноту, к входной двери.

Путаясь ногами в хламе, разбросанном по полу, натыкаясь на ведра и табуретки, Алексей с грохотом прорвался сквозь вязкую темноту и уткнулся лицом в брезентовое полотнище, свисавшее с потолка. Это подобие входа в палатку должно было спасать дачников от сквозняков из распахнутой летом двери, но сейчас оно лишь мешало охотнику, лихорадочно шарящему руками по сторонам.

Новый удар сотряс дом, и Кобылин услышал, как загрохотал деревянный стол, отброшенный в глубь комнаты потоком снега, ввалившимся в окно. Алексей шарахнулся в сторону и чуть не сбил лестницу – обычную садовую лестницу, прислоненную к голой кирпичной стене у самого входа в дом. Именно ее он и искал.

Вскинув руки, Кобылин ухватился за верхнюю перекладину, рывком подтянулся и в мгновенье ока взлетел на чердак. Здесь было намного светлее – крыша оказалась дырявой и сквозь прорехи в листах рубероида, наброшенных на деревянные ребра крыши, лился дневной свет. Тяжело дыша, Алексей перебрался через баррикаду из старых стульев и деревянных ящиков, расшвырял ногами сноп мокрого и подгнившего сена и, перемахнув через барьер из туго набитых мешков, оказался у дальней стены чердака.