Текст книги "Чему быть, того не миновать. Летопись Линеи"

– Наверное… я не знаю… не хочу знать, – ответил рыцарь, глупо улыбаясь и вымокая под дождем.

Готфрид хотел добавить что-то еще, но Лиса приложила указательный палец к его губам, а затем развернулась и убежала прочь, растворившись в серой пелене дождя. Готфрид поднял свой плащ и веревки. Смыв грязь с плаща под дождем, рыцарь прокрался к нужнику и избавился от веревок. К его изумлению, эйдос за ним в деревенский нужник не последовал. Перерезанные путы в том месте, где была связана альвийка ему были ни к чему. Сейчас все его мысли были о Лисе и повсюду следующий за ним эйдос не волновал Готфрида совершенно. Впрочем, если бы сейчас по пятам за ним следовал дракон, рыцарь бы не заметил и его.

***

– Я уже успел соскучиться по домашнему уюту! На улице черти что, гроза не ослабляет хватку. – отжимая в очередной раз плащ на крыльце, посетовал Готфрид и зашел в дом. Эйдос остался снаружи, не смея следовать внутрь. Женская фигурка подплыла к окну и осторожно заглянула внутрь, подсматривая за застольем друзей.

– Опять дороги развезет так, что не пройти, ни проехать! – прокомментировал грозу Зотик.

Петр утомился от игр с отцом после еды и уснул прямо у него на руках. Рыжий великан унес его в комнату и вернулся к друзьям. Анна откланялась, покинув застолье, чтобы заняться вышивкой.

– Кстати, Зотик, а что это за статуя у вас стоит посреди деревни. Выглядит если честно это так, как если бы она с неба упала, – вдруг вспомнил Готфрид.

– А-а, баба то без титек? Эт точно, Боги задели ненароком ее на балконе своего небесного града, вот она к нам на голову и рухнула. – хохотнул Зотик, развивая шутку.

– Если честно и мне крайне любопытно, откуда она, – отозвался Леон.

– А мне любопытно, почему у нее передок сколот, упала на землю грудью? Видимо не маленькая грудь была, раз все остальное уцелело. – пошутил Готфрид.

– Да эт бабы наши, собрались да попортили, чтоб мужики их и дети не пялились. Ворчали, мол шибко уж как настоящая, мол нехай на холодную грудь зенки таращить и лапать, покуда живая и теплая под боком. Тут еще один мужик придумал поверье, что мол это статуя самой Богини Эйнилеи и если тереть ее грудь, то удача будет сопутствовать в каждом деле.

– Ладно, хорош томить, откуда статуя?

Веселый настрой Зотика вдруг как рукой сняло, и здоровяк враз погрустнел.

– Это как раз связано с тем делом о котором я говорить при детях и бабах не хотел.

– Так-так, сейчас вокруг ни детей, ни девиц. Теперь поведаешь нам о своем таинственном деле? – присаживаясь за стол, спросил Готфрид.

– Ох мужики, тут такое дело… – Зотик тяжело вздохнул и задумался, что для него было несвойственно.

Леону и Готфриду сразу стало ясно, что проблема с кабаном – это лишь верхушка репки, а что там вылезет наружу, когда ее потянут, вот это настоящий вопрос.

– С хряком этим все ясно, загоним его, да забьем, а вот это…

– Прошу, не томи Зотик, в чем дело? – настоял Леон, порядком заинтригованный таинственным делом и статуей.

– Мне нужна помощь, чтобы решить дело, касающееся… дома с привидениями и зловещим стуком в ночи, – наклонившись к столу и поближе к друзьям, вполголоса выдал как есть Зотик.

Драматизма в повисшую паузу добавило колыхнувшееся пламя свечей за столом и сверкнувшая молния за окном. Леон и Готфрид тоже наклонились к столу, поближе к Зотику.

– Прости, я правильно расслышал, – с привидениями? Призраки, из страшилок и детских сказок? – уточнил Готфрид, с трудом сдерживая в узде рвущуюся на свободу улыбку, которая уже оседлала боевого скакуна и размахивая саблей хотела ворваться в оплот невежества, сеча на лево и право, попутно насмехаясь над услышанной нелепостью.

– Рад бы я был до усрачки кабы бы эти приблуды токмо в сказках своих сидели, а тут свалилось же на голову! Призраков на вилы не возьмешь и в петлю не загонишь. Вы у нас башковитые, может посоветуете чего, а? Я уж совсем отчаялся, за помощью к чаровникам Белого Клыка уж ехать вознамерился, да тут еще кабан этот окаянный объявился. В общем хлопот полон рот.

– Расскажи по порядку все, что знаешь об этом доме с привидениями: кто что знает и видел, почему решили, что имеете дело с призраками и статуя тут причем? – попросил Леон и сложив пальцы в замок, подпер ими подбородок, глядя на старого друга.

– Значится медвежий хутор у нас тута имеется, знаете ведь? Недалеча от Луковок, рукой подать.

Эквилары кивнули в ответ.

– Усадьба там графа какого-то стоит, имя уж не упомню. Преставился значит старик энтот еще полгода назад. Ни семьи, ни детей у него не было. Слуги все умотали, прихватив из усадьбы кто что может. Князь наш решать вопрос с добром графа не спешит и пес его разбери чейное оно теперича, вроде как ничейное. Повадились мужики мои значится на добро графа, пошли к усадьбе, да и начали тащить оттуда все, что приглянется. Приволокли статую вот эту, да пялились каждый день на нее. Ткани красивой нарезали бабам своим, да вот со второго заходу враз стрекоча дали с хутора. Говорят, там кровищей все окрасилось в усадьбе то и скелеты всюду. Я не придал поначалу россказням значения, тем паче, что приказал к добру покойного лапы не тянуть, не то лично оттяпаю. Опосля с огородов наших стали пугала пропадать, а по ночам завывания какие-то слышаться с хутора. Собрал я значится дружину мужиков, кто с дубинами, кто с вилами и косами, да пошли мы под вечер к усадьбе разобраться враз с тем лихом, что там буянит… Ох и пили потом мужики мои, после этого вечера! Если б не их жены, точно б спились.

– Что произошло? – вернул друга к рассказу Готфрид.

– Вокруг усадьбы все утыкано пугалами, нашими и чужими, только вот вместо привычных голов у них черепа животных и глаза огнем горят! Горят огнем, представляете!?

– Перед вашим походом вы точно на грудь не принимали? Ну, знаешь, для храбрости? – уточнил Готфрид.

Зотик лишь отмахнулся рукой.

– А дальше-то что? – произнес Леон, явно заинтригованный.

Зотик встал из-за стола и походив у окна, обернулся к друзьями и продолжил:

– А дальше значится как завоет вой мертвецкий, аж кровь в жилах застыла, а потом в окнах свет зажегся и тени появилися. Причем тени такие мракобесные, что пара мужиков прям на месте и обделались. Ну мы бегом с хутора и умотали, по домам засели. С тех пор так и живем, даже свыклись с воем по ночам и огнями на хуторе, токмо вот духи энти начали жертв требовать.

– Дай угадаю, не иначе как юных девственниц? Прямо как в байках про всякую ворожбу и прочее?

Тут Зотик просиял и хохотнул.

– Скажешь тоже, девственниц! У нас тут девиц то в Луковках штуки три не больше. Эти значится требовали ведро крови каждодневно. Или ежели его не смогем предоставить, то мясо, овощей, да вина, иначе грят изопьют кровь детей наших, коли ублажать не будем.

– Я конечно экзорцистских книг не читал, но что-то мне подсказывает, что призраки не едят мясо с овощами, запивая винцом, – заключил Готфрид.

– Так тама мож чудище какое живет на пару с призраками. Кто ж там окаянных разберет, что за лихо в том доме деется? Мы в окнах углядели, что ходит там внутри такая образина, что я сам чуть Лар Ваготу душу не отдал лишь заприметив. Да и зачем ведро с кровью просить?

– Возможно потому, что вы как раз его и не можете дать, – заметил Готфрид.

– Это как же, не пойму?

– Очевидно, что вам сподручнее организовать вариант с едой, нежели ведро крови и требование оной могло присутствовать как элемент запугивания, – рассудил Леон. – Но ты продолжай, Зотик, что дальше было?

– Ух, мудрено то все как! В общем посовещались мы с мужиками и решили, что не обеднеем, ежели по корзине еды с вином будем на хутор каждодневно приносить.

– Как призраки связались с вами? – поинтересовался Готфрид.

– Мужики поутру нашли на столбе череп бычий, а в зубах дубленая кожа и на ней кровью написано послание. Яж один читать умею в Луковках, мне ее и принесли, записку эту проклятущую. Спалили бы на хрен эту усадьбу, да вокруг такой лесище густой, что огонь сразу перекинется на деревья. – с досадой поведал Зотик и даже веснушки на его лице как будто приуныли.

– Можно взглянуть на записку, а заодно и на розыскную грамоту? – попросил Готфрид.

– Послание с хутора я в хате не храню, в амбаре оставил, на всякий, подальше от семьи, а что до розыскной, так нету уж ее. Я прочесть-прочел, да и использовал бумажонку как следует, проверил так сказать народную мудрость о том, что все познаете в сравнении.

– Вой значит говоришь каждую ночь с хутора доносится?

– Не каждую. Бывает несколько дней подряд завывает так, что мы ставни наглухо закрываем, а бывает несколько дней к ряду тишь да гладь.

– Леон, ты думаешь о том же, о чем и я?

– Определенно, решено! Сегодня ночью мы отправляемся в этот таинственный дом. Положим конец бесчинству тех, кто смеет угрожать честным людям, будь то привидения или иная бестия.

– Друзья мои! Я в неоплатном долгу перед вами! – разразился лучезарной радостью Зотик, вклинившись меж двух рыцарей, сидящих рядом на скамье и обхватив их за плечи руками, прижимая к себе.

– Полегче же! Не то задушишь нас и тебя будут преследовать уже наши призраки! – прокряхтел Готфрид, спасаясь из медвежьих объятий Зотика. – Не спеши с благодарностями, мы еще ничего не сделали.

– И то верно, не стоит благодарности, мой друг, это наш долг как эквиларов и просто как твоих друзей, – сообщил голос Леона, глухой как голос узника, сидящего в крепости объятий старого друга.

– А что там со стуком? Ты в самом начале рассказал про дом с привидениями и зловещий стук, если я ничего не путаю? – уточнил Готфрид.

– А ну эт меньшая из бед, может даже и не стоит вас беспокоить по таким пустякам.

– Беспокоить может и не стоит, – согласился Готфрид. – Но рассказать нам в чем дело после того как коварно заинтриговал, изволь!

– По ночам с запада от деревни после полуночи стук какой-то доносится.

– То есть не с медвежьего хутора, который на востоке?

– Ага. Ничего вроде особенного, но странно же! Такое ритмичное и глухое «тук-так-тук-так» – Зотик настучал костяшками пальцев по столу.

– Весело живете, – с востока по ночам призраки воют, с запада стучит кто-то, еще и кабан носится этот дикий по лесам, тут и будучи не кабаном одичаешь, как спать под такой шум? А городские еще презрительно говорят, что в деревнях жизнь скучная! – заметил Готфрид.

– Надо разобраться, в чем дело, но со всем по порядку. Сначала медвежий хутор, потом – остальное. – высказался Леон, и друзья поддержали его.

До полуночи было еще далеко, а на улице все еще лил дождь, хотя уже и начинал затихать. Давние друзья какое-то время поговорили, а затем взяли передышку. Леон сел на скамью у окна, взял уголек, палено и начал разрисовывать его. Зотик вышел по домашним делам на улицу. Готфрид выглянул в окно и увидел знакомую фигурку, опасливо заглядывая внутрь дома. Леон приметил эйдоса за окном и отложив палено, подошел взглянуть. Эйдос преобразовался в крылатого конька, верхом на котором сидела прежняя женская фигура с плавающими волосами.

– Мне кажется или это тот же самый эйдос, что встретился нам прежде?

– Это он и похоже я ему приглянулся, – заключил Готфрид. – По нужде, когда отходил, он за мной увязался, но в дом не последовал. До меня только сейчас дошло, что эти причуды не проникают в дома без разрешения, хотя для них стена не преграда. Ну что мелкая, заходи, гостем будешь! – пригласил рыцарь и крылатый конек с серой фигуркой тут же проплыл сквозь окно.

Фигурка эйдоса оттолкнулась от конька и тот растворился в воздухе. Осталась лишь крохотная женская фигурка, парящая в воздухе. Рыцарь подставил ладонь, и эйдос плавно опустился на нее, встав на самые носочки, само собой имитируя это. Пепельные волосы призрачной девушки походили на языки пламени или водоросли, вертикально колеблясь в воздухе.

– Ты знаешь, что это значит? – поинтересовался Леон, глядя на то как друг балуется с эйдосом.

– Знаю, он, она или оно, в общем эйдос – выбрал меня и теперь будет всюду следовать за мной. Видал такое десятки раз, но понял только сейчас.

– Ты можешь прогнать его и тогда он оставит тебя в покое, но разве можно прогнать такое чудо?

– Ты прав, так приятно знать, что ты кому-то нужен в этом мире, что у тебя есть кто-то кому ты дорог. У меня это ты Леон, Зотик и все, ну, а теперь у меня есть… хмм, звать тебя эйдосом не дело, тебе нужно имя…

– Есть что-нибудь на примете?

– Нет, у меня с этим туго, сочинительство тебе легко дается. Всегда восхищался тем как ты просто брал в руки перо и писал… или рисовал. Ощущаю себя обделенным, как будто у тебя есть ключ от потайной двери, а у меня его нет.

– Не говори так, у тебя есть ключи от дверей куда мне хода нет.

– Например?

– Тебе не нужна похвала, мой друг, ты и сам прекрасно знаешь свои сильные стороны. Лучше сосредоточься на имени.

– Беатриче, – со взглядом, смотрящим как будто не в стену, а на линию горизонта, произнес Готфрид.

– Беатриче? – Леон задумался, мысленно вороша кипу пыльных книг в библиотеке личных знаний. – Это имя образовано от Беатрисы, которое в свою очередь уходит корнями к Виатрикс, что в переводе с альвийского значит – путешественница. А ведь и правда, теперь этому эйдосу предстоит странствовать с нами. И после этого ты еще будешь утверждать, что у тебя нет ключа от комнаты творцов?

– Боги всемогущие! Леон, ты просто ходящая библиотека. Хоть раз подыграй мне и сделай вид, что не знаешь. Я так извернулся, думал ты не смекнешь, эх! – добродушно пожурил друга Готфрид.

– Похоже Беатриче нравился этот образ, – заключил Леон.

Готфрид опасался, что Леон раскусит в образе эйдоса намек на Лису, ведь похоже, что эйдос принимал форму образов, выуженных из мыслей Готфрида, но нет, умышленно или же искренне – Леон ничего не знал и не подозревал. Желание Готфрида сбылось, ибо порой всепроникающее понимание сути вещей Леона пугало. Готфрид решил, что это он видит во всем теперь Лису, альвийка занимала все его мысли и ее лицо не выходило у него из головы, уютно устроившись там как у себя дома.

– Беатриче, тебе нравится твое имя? – поинтересовался Готфрид, но эйдос никак не отреагировал, девчушка лишь покружила вокруг, а потом уселась к рыцарю на плечо, болтая ножками.

– Деваха ваша убегла! Или я не знаю куда вы ее там заныкали, идите смотрите сами. – заскочив домой, выпалил Зотик.

– Да ну! – воскликнул Готфрид и выскочил на улицу, следом за ним поспешил и Леон.

Беатриче так и сидела в воздухе, несколько секунд болтая ножками, не замечая, что под ней уже и опоры нет, а приметив, поспешила за Готфридом.

– Точно тут оставили? – уточнил Зотик, стоя у дерева, к которому пришли рыцари.

– Точнее некуда.

– Другие на месте, – доложил Леон, проверив разбойников.

– Сейчас я мужиков позову, да и отправим этих в петлю, пока и они не убегли. Хрен с ней с бабой этой, авось от страха поумнела враз, коли сообщников оставила. Покараульте покамест этих. – распорядившись, Зотик ушел, молотя в дверь хат и созывая народ засвидетельствовать казнь пойманных разбойников.

Дождь практически прекратился, лишь чуток накрапывал, но все небо оставалось затянуто тучами, даруя ложное чувство позднего вечера.

– Ты ее отпустил, Готфрид. Она же головорез и видимо не мелкого пошиба, раз розыскные грамоты шлют. Не хочу и не буду читать тебе мораль, ты взрослый человек и я уважаю тебя, я на твоей стороне. Объясни мне лишь, – зачем? Ты обманул Зотика и спас ее от петли, так зачем еще и освободил?

Побег Лисы удивил простодушного Зотика, но не Леона. Рыцарь знал, что пленников повязали в деревне так крепко, что такие узлы проще было разрезать, чем развязать. Тем не менее, у дерева, где была Лиса, веревок не обнаружилось. Очевидно, Готфрид сделал это для того, чтобы не вызывать лишних мыслей у Зотика и противоречий с прежней легендой о том, что она в банде на вторых ролях. Так все могло сойти за то, что она выпуталась сама, ну, а отсутствие веревки уже можно додумывать самому, но Зотик был не из мыслителей. Произошедшее логично складывалось с защитой Лисы в доме Зотика, но итог Леона удивил, ведь тот искреннее полагал, что Готфрид достиг цели еще в застольном разговоре.

– Смешно прозвучит, особенно от меня, но она запала мне в сердце. Я в ней увидел, как бы дико это не звучало – родственную душу.

– Даже и не знаю, что думать теперь об этих словах, ведь мы всегда считали друг друга родственными душами, а тут, ты говоришь о близости к преступнице.

– Не бери в голову, просто поверь. Когда ей грозила смерть все, о чем я мог думать это только о том, как уберечь ее от гибели. Да, я этого добился, но не тут-то было. Стоило мне представить, как ее оголят на виду у мужичья и будут хлестать плетью, а потом еще и тронут раскаленным железом… я не смог ничего с собой сделать. Пусть у альвов и заживают все шрамы без следа, но я не мог позволить сделать с ней такое. Клянусь тебе мой друг, со мной такое впервые и это не сиюминутная прихоть.

Леон усмехнулся, а затем глубоко вздохнул.

– Скажу откровенно, – я не никогда не предполагал, что из нас двоих ты будешь первым.

– Первым? – переспросил Готфрид, потирая колючий подбородок, Беатриче повторила этот жест за ним, потирая крохотной ручкой свой подбородок.

– Да, через тебя прошло столько женщин, что я и не думал, что ты сможешь вот так вот взять влюбиться в одну из них, это как будто не для тебя, что ли.

– Поверь, Леон, ты у меня с языка снял эти мысли! Я не знаю, что в ней черт подери такого! Даже не знаю, веришь ли ты мне? Но меня тянет к ней так, что сил нет сопротивляться, клянусь наследством отца! Все эти годы воплощением любви для меня был стон и треск крепостных стен, что хрустят как сухой хворост в костре и раскалываются подобно ореху, под ударами будоражащих кровь выстрелов требушета. Я испытывал любовь к музыке мелодию в которой составляли крик вошедших в раж воинов, звон мечей и топот копыт, разбавляемых ржанием и сопением лошадей. Моя любовь – сражение, лишь в нем я чувствовал себя живым, хотя в два счета мог оказаться мертвым. Теперь же, моя любовь и любовь ли, принадлежит женщине, а ратному делу придется примерить на себя роль любовницы.

– Что ж, я рад за тебя и искренне надеюсь, что все это всерьез, а не однодневный роман, – Леон обнял друга, похлопав по спине. – Только обещай мне, что сам не станешь разбойником, ты же рыцарь в конце концов.

– Обещаю! – ответил на шутку друга Готфрид и они оба посмеялись.

От Готфрида не укрылась тревога Леона, который хоть и поддержал друга, был крайне обеспокоен тем, что он сделал. Готфрид испытывал крайний, удушливый дискомфорт от того, что его другу придется хранить эту тайну. Леон делил мир на черное и белое, Готфрид же после потери родителей своих скитаний по улицам, уже и забыл о существовании таких цветов, его мир состоял только из полутонов. Ему лишь оставалось гадать с каким трудом и внутренней борьбой Леону далось произошедшее. Но как говорится в иных сказках и присказках, – победила дружба. Дружба, которую Леон ставил превыше принципов, обетов и прочего как показала практика, хотя ранее он считал, что это вовсе не так.

Под накрапывающем дождем, по грязи пленников провели к плачущей сосне, дали право последнего слова, а потом все закончилось. Последними словами одного из разбойников стали: «Целуйте до старости жопу старосты», обращенные к эквиларам. Второй попросил прощение у матери, а третий от страха потерял дар речи и так ничего не сказал, но судя по всему, надул в штаны. Разбойники украсили собой одинокую сосенку в поле, покачиваясь на ее ветвях. После не самого воодушевляющего зрелища, рыцари обратились к записке от призраков, – она действительно была нацарапана кровью на клочке дубленой кожи. Характер царапин указывал на то, что сделаны они были чем-то вроде когтей, но никак не ножом, как предполагал Готфрид, который без всякой брезгливости распробовал на вкус кровь с послания, ожидая, что это будет вино. Зотик попутно подготовил к ночной вылазке три отличных одноразовых факела, способных гореть в любую погоду.

Эквилары вернулись в дом и за сном скоротали время перед ночным походом. Беатриче спала на груди Готфрида, крохотная как новорожденные котенок, а может просто имитировала сон, кто их разберет, этих загадочных существ? Как и было велено, Арина разбудила мужа к полуночи, когда люди уже заперли дома, закрыли все окна ставнями и заложили их досками. Мужчины с досадой обнаружили, что накрапывающий дождик не утих, но лишь разошелся, вновь обернувшись грозой. Проливного ливня к счастью уже не было, но дождь есть дождь, – в конце концов рыцари зря что ли сушили пол дня свои вещи? Зотик одел частично распущенную кольчугу, опоясался охотничьим ножом и топориком. Водрузил на голову конусообразный формы шлем, вооружился дубиной и оберегами. При оружии и кольчуге здоровяк Зотик выглядел еще крупнее, напоминая заправского племенного воина атабов.

– Зотик, тебя кто в темноте увидит сам призраком станет! Ума не приложу чего ты так перепугался хутора этого. – заметил Готфрид, любезно отказавшись от оберегов, предложенных рыжеволосым другом.

– Посмотрю я на вас, когда сами увидите это бесовство. Призраку дубиной по башке не врежешь как негодяю какому, верно я говорю?

– Верно, но помимо оберегов ты и в кольчугу нарядился, думаешь от призраков спасет?

– Эт самое, яж грил уже, вдруг там и не призраки, а леший какой или иное чудище? Да и не пристало мне по лесу ночью налегке шастать. Призраки-призраками, а волки на охоту по ночам выходят.

Леон поблагодарил Зотика и одел один из оберегов, не то из вежливости, не то и правда на всякий случай.

– Да помогут нам Боги! – выдохнул Зотик и вышел в ночную тьму.

– Ну и темнотища! Да уж – глушь есть глушь. – посетовал Готфрид.

– Чем ночь темней, тем ярче звезды, – в своем обычном, романтическом ключе ответил Леон, а затем взглянул на небо. – Но не сегодня, увы.

Все небо было затянуто грозовыми тучами, не было видно ни луны, ни звезд. Спрятав голову в капюшонах походных плащей, эквилары и староста Луковок оседлали лошадей, зажгли факела и покинули деревню, направляясь на запад, к графскому хутору.

– Слыхали? – прошептал Зотик, обернувшись к друзьям с дикими глазами.

С хутора доносилось протяжное завывание, весьма жуткое, неприятное, потустороннее и давящее как мешок с овсом, что положили на грудь, затрудняя ее подъем при каждом вздохе. Рыцари молча кивнули, поерзав в седле. Лес озарила вспышка молнии, а над головой вновь кто-то замолотил в небесный барабан или же катал горы, ассоциации у друзей были именно такие. Деревья и кусты качало из стороны в сторону порывистым ветром. Тут и там мерещились тени, слышались странные звуки, обыденные днем, но холодящие кровь ночью. Атмосфера выдалась та еще: ночь, лес, гроза и трое мужчин с факелами, пробирающимися к усадьбе с призраками, завывающей на всю округу. За пределами деревни стало темно как в колодце и так же сыро. Лишь где-то в глубине леса изредка едва мерцали эйдосы.

– Свезло же нам, Леон, в один день столько событий, – шайка разбойников, эйдос, теперь еще и это, – заметил Готфрид.

– Трудно с этим не согласиться, мой друг.

– Страшно?

– Скорее неприятно и тревожно, но я же с вами, вместе не страшно.

Беатриче расположилась меж ушей Гермеса, как меж двух черных гор.

– Зотик, а ты вот приведений боишься, а эйдосов нет?

– Энти летучие чудесатики сызмала нам повсеместно встречаются, а призраки что?

– И то верно.

По мере подъема на хутор, завывание становилось все сильнее и от того ныло в животе при мыслях о том, кто и ли что может издавать такие звуки. Пламя металось на кончиках факелов как разъяренный бык в загоне. Порывистый ветер и дождь усердно корпели над тем, чтобы бастион света созданный факелами пал. Сродни последним защитникам бастиона, не желающим опускать руки и сдаваться, пламя факелов рьяно разрывало в клочья окружающую тьму. Отбрасываемые пламенными защитниками света, тени искажались и вились как кривые, запутанные корни деревьев, отступая и растворяясь в кромешной темноте.

– Твою ж мать! – выругался Готфрид, шарахнувшись и чуть не подскочив прямо на лошади.

Справа от рыцаря стоял трехметровый гриб в ножке которого были вырезаны кровоточащие глазницы и рот. Широкая шляпка гриба была искромсана и лохмотья мякоти безвольно повисли на волокнах вокруг ножки как застывшие слезы. Леон молниеносно выхватил меч и замер, напрягшись как сжатая до предела пружина.

– Эта овца чумная тут так и стояла, значится приехали. Под грибом энтим каждый день мы оставляем корзину со съестным. Когда приносим новую, в старой уже ничего нет. – пояснил Зотик, освещая факелом землю вокруг гриба.

У ножки гриба сравнимой по толщине со стволом обычного дерева, на траве и правда лежала пустая корзина. Троица поднялась выше по холму и перед ними открылся густо поросший травой двор усадьбы. Сердце троих юношей пронзили стрелы ужаса – весь двор был заполонен фигурами в черных балахонах. Вместо голов у фигур были бычьи черепа с горящими кроваво-красным светом глазами. В костлявых руках одних фигур были косы, у других вилы. Сверкнувшая молния осветила весь двор, лишь приукрасив развернувшуюся картину ужаса, показав, что фигур в черном на самом деле куда больше. Просто у некоторых из них не горели глаза, а потому они скрывались под вуалью тьмы. Помимо этого, сама усадьба ужаса внушала не меньше. Весь фасад был покрыт светящимися во тьме кроваво-красными надписями и рунами на незнакомых языках. Окромя надписей тут было множество «порезов», – красные росчерки из которых сочилось нечто багряного оттенка. Сам дом не иначе как кровоточил.

– Я чуть язык не проглотил, – прошептал Готфрид, впечатленный увиденным.

– Спору нет, пугает будь здоров, – согласился Леон.

– Я чуть кучу не сделал, – голос Зотика скатился по склону ужаса в тревожный шепот, очевидно тот не находил себе места от страха. – Я хоть и видал уже это, пугает как в первый раз! – тыкая пальцем в сторону дома, добавил староста Луковок.

– Это и есть пугала?

– Да, те самые, о которых я вам молвил, – пояснил Зотик и спешился, привязывая лошадь к покосившейся, но все еще стоящей ограде.

– Обратите внимание, из трубы валит дым, – заметил Леон во время очередной вспышки молнии.

Очевидно, раньше во дворе усадьбы располагался цветущий сад с беседками, фонтанами и статуями, по нему прогуливались благородные аристократы, ведя куртуазные беседы под сенью листвы. Ныне же ротонду-беседку подобно змею обвил плющ, а фонтан из мрамора оброс мхом и грязью. У фигуры танцующего ангела расположившегося в центре фонтана не было головы. Вместо нее был человеческий череп с горящими глазами. Эффект от пугал видимо должен был заставить чужаков повернуть вспять и убежать сломя голову ни о чем не думая. Не слезая с лошади, Леон снял с плеча лук и выстрелил в косу, удерживаемую ближайшей фигурой в черном. Оружие упало в траву, а зловещая фигура даже не шелохнулась. Не искушая судьбу, а потому прикрываясь щитом, Готфрид подошел к одному из пугал и врезал мечом по вилам, направленным на рыцаря. Тот же эффект, что и с первым пугалом. Тогда Готфрид смело подошел к пугалу в упор, глядя в глазницы бычьего черепа. Те пылали красным светом. Рыцарь ухватился обеими руками за рога и оторвал череп, обнаружив внутри обычную свечу. Леон проделал то же самое со своим пугалом, попутно расстегнув черный балахон пугала. Внутри оно ничем не отличалось от своих безобидных собратьев с сельских полей, – форма была придана соломой, а оружие крепилось веревкой к деревянному каркасу.

– Похоже на… стекло или красный янтарь, – заключил Леон выковырнув из глазницы прозрачный камень красного цвета, именно он и придавал свету от свечи внутри черепа кровавый оттенок.

Осмелев от такого расклада, Зотик снес с пути одно из пугал своей дубиной. Балахон разорвало, и фигура под ним податливо рассыпалась на комья соломы и деревяшки.

– Ничего сверхъестественного, но нужно отдать должное – чертовски изобретательно. Достаточно, чтобы напугать до сердечных коликов любого. – вынес свой вердикт Готфрид. – Я же говорил, призраки не распивают вин, Зотик. Кто-то вам голову морочит и сейчас этому кому-то мы зададим хорошую трепку.

– Глядите! – в ужасе выкрикнул Зотик, указав дубиной на окна второго этажа.

Юноши увидели в высоком окне согбенную фигуру в черном балахоне ростом под три метра. Длинные пряди черных волос покрывали ее как плащ и тянулись за ней следом, что сопровождалось почему-то гремящим звуком, на фоне завывания, что было слышно даже в Луковках. Существо сжимало и разжимало похожие на кинжалы когти. Внезапно оно остановилось у окна, повернулось и вперилось замогильным взглядом прямо на бесстрашную троицу. У существа были поменяны местами глаза и рот. Неестественно большие, матово-черные глазницы располагаясь там, где у людей был рот. Подо лбом существа расположился сморщенный рот. Зотик от испуга громко пустил ветры и попятился, повалив многострадальную ограду, к которой привязал своего коня. Эквилары инстинктивно прикрылись щитами, ожидая чего угодно. Одно дело ряженые пугала и совершенное другое существо, способное двигаться.

– Готфрид, – негромко позвал друга Леон.

– Да?

– Ты заметил? Лошади никак не реагируют. – животные загодя чувствуют опасность, даже от хищников.

– Ты прав! – рыцарь вдарил по собственному щиту Корвусом, привлекая к себе внимание твари в окне, а затем сам скорчил жуткую гримасу.

Беатриче описала круг вокруг головы рыцаря, глядя на его все еще перекошенное лицо и судя по жестикуляции, хихикая.

– Зотик, это все не взаправду. Нас пугают, но никаких призраков тут нет! Пора покончить с этим фарсом. Идем, нам нужна твоя помощь. – произнес Леон, подергав ручку дверей и подальше отойдя от крыльца, чтобы снова взглянуть на жуткую фигуру в окне.

– Ага, иду-иду, – поправляя шлем на голове и поднимаясь с травы, вымолвил рыжий великан, не отрывающий глаз от чудовища.

Черная фигура отошла от окна и скрылась в кустистом мраке усадьбы. Все окна тут были разбиты, но рвать плащи влезая через них, Леон не хотел. Готфрид подошел к стене и провел пальцем по светящейся красным светом линии. Яркая субстанция осталась на перчатке и продолжала светиться. Поднеся ее к носу, юноша принюхался.

– Не имею ни малейшего понятия, что это, но могу сказать однозначно, что это не кровь, – заключил Готфрид.

– Покажем, что мы их раскусили и ничуть не боимся. Ломай дверь, Зотик. – распорядился Леон. – Полагаю кто бы тут не осел, он или они, пользуются другом входом, но мы пойдем прямо в лоб.

Рыжий верзила взял разбег и уже собирался врезаться в парадные двери, как Леон его внезапно остановил.

– Стой! Не так, не то залетишь внутрь, а там я погляжу весь пол в коварных сюрпризах.