Текст книги "Выдающиеся психиатры ХХ века"

Карл Бонхеффер: ученый и противоречивая историческая личность

Карл Бонхеффер (Karl Bonhoefer) (1868–1948)

Карл Людвиг Бонхеффер родился 31 марта 1868 г. в Нересхайме (южная Германия) в семье Жюли и Фридриха Бонхеффер. С 1874 по 1878 г. учился в средней школе в Тюбингене, в 1886–1887 гг. проходил военную службу в Штутгарте. С 1887 по 1892 г. изучал медицину в университетах Тюбингена, Берлина и Мюнхена. После получения высшего медицинского образования К. Бонхеффер получил должность директора клиники для «душевнобольных преступников» в г. Вроцлаве. Там он начал свои научные исследования о влиянии алкоголя на организм и обусловленных им дегенеративных процессах в мозге. За время работы там он также сделал свои первые наблюдения о принципиальной возможности и критериях разграничения (дифференциальной диагностики) острых экзогенных реакций и эндогенных психозов. Результаты этих наблюдений, в дальнейшем неоднократно развитые и дополненные им, собственно, и обеспечили К. Бонхефферу в будущем научное признание [Meyer, 2000]. В 1897 г. он представил свою диссертацию на соискание ученой степени доктора медицины, посвященную изучению алкогольного делирия [Meyer, 2000]. В 1898 г. К. Бонхеффер женился на Поле фон Хаас. В последующем у них родились восемь детей [Neumärker, 2007]. Один из его детей, Дитрих Бонхеффер, был известным в германской истории антифашистом, участником германского антифашистского подполья.

В 1904 г. К. Бонхеффер был избран на должность профессора кафедры психиатрии в Университете Н. Бреслау, где он работал вместе с Карлом Вернике (1848–1905), видным неврологом и психиатром, известным своими исследованиями афазии [Ströhle et al., 2008]. В 1908 г. К. Бонхеффер опубликовал первое описание и классификацию симптоматических психозов («острый экзогенный тип реакции»), что дало возможность проводить дифференциальную диагностику между экзогенными (например, острыми инфекционными или интоксикационными) и эндогенными психозами (например, шизофренией) [Bonhoefer, 2008]. В этой работе ученый впервые подчеркнул, что именно симптом нарушения сознания или изменения уровня сознания, по его мнению, характеризует экзогенные психозы, такие как делирий, и служит надежным дифференциально-диагностическим признаком для их отграничения от эндогенных психозов [Ströhle et al., 2008]. Забегая вперед, отметим, что и по сей день делириозные и аментивные синдромы классифицируются как синдромы нарушенного сознания (попадая в ту же группу экзогенно-органических синдромов, что и оглушенность, сомноленция, сопор и кома, определяющим для которых тоже является признак изменения уровня сознания), а не как острые психотические состояния (как, например, острый параноид). Эта классификация К. Бонхеффера была новаторской для его времени. Кроме того, в своей работе он впервые четко показал, что количество различных психопатологических синдромов в психиатрии достаточно ограничено (психопатологические синдромы – например, делириозный, депрессивный, галлюцинаторно-бредовый и др.), в частности, ограничен тот набор синдромальных психопатологических реакций, с помощью которых организм отвечает на различные неблагоприятные экзогенные воздействия (инфекции, интоксикации и др.), соматические нарушения, органические повреждения мозга [Ströhle et al., 2008]. Таким образом, К. Бонхеффер показал, что эти психопатологические синдромы являются этиологически разнородными и нозологически неспецифичными [Ströhle et al., 2008]. Его работа заложила основы современной общей психопатологии и ее отделения от частной психопатологии. До К. Бонхеффера в психиатрии доминировал описательный, а не аналитический взгляд на психические заболевания (описывались конкретные психические расстройства, но практически не делалось попыток вычленить общие или сходные психопатологические синдромы и феномены, классифицировать и изучать их отдельно от частных случаев психопатологии, в отрыве от конкретной нозологии, т. е. практически не существовало общей психопатологии как научной дисциплины в психиатрии). Выводы К. Бонхеффера противопоставлялись утверждению Э. Крепелина о том, что психопатологические синдромы и феномены и связанные с ними психиатрические фенотипы больных нозологически специфичны и позволяют однозначно идентифицировать нозологическую природу заболевания. Таким образом, К. Бонхеффер предвосхитил современный взгляд на то, что психопатологические синдромы и феномены и связанные с ними психиатрические фенотипы могут быть этиологически, генетически, биохимически неоднородны, иметь разную природу и механизмы развития, возникать в рамках разных заболеваний, но тем не менее быть внешне феноменологически очень сходными [Ströhle et al., 2008].

В 1912 г. К. Бонхеффер переехал в Берлин и был назначен директором отделения неврологии и психиатрии знаменитой берлинской университетской клиники «Шарите», где он проработал до 1938 г., вплоть до своего выхода на пенсию. Под его руководством работали такие ставшие в будущем знаменитостями врачи-психиатры и неврологи, как Ганс Герхард Крейцфельд, Франц Крамер, Эрвин Штраус, Артур Кронфельд, Лотар Калиновски, Макс Шеллер [Neumärker, 2007]. В клинике «Шарите» К. Бонхеффер также занимался исследованием психопатологии морфинизма и кокаинизма и возможностей их лечения. Для описания психопатологических изменений, происходящих с человеком после вынужденного окончания трудовой карьеры и выхода на пенсию, К. Бонхеффер ввел понятие «пенсионный невроз». Он также впервые установил большое значение точного и подробного описания психопатологических синдромов и их тщательного анализа с позиций общей психопатологии для дифференциальной диагностики психических заболеваний и был первым, кто увидел и подчеркнул тесную этиологическую связь между энцефалопатией Вернике и Корсаковским психозом [Nickel, 1990]. Поскольку вскоре стало известно, что энцефалопатия Вернике вызывается дефицитом тиамина и что своевременное применение высоких его доз способно предотвратить развитие данного состояния, а уже развившееся, оно достаточно часто поддается терапевтическому воздействию тиамина, открытие К. Бонхеффером связи между энцефалопатией Вернике и Корсаковским психозом имело большое практическое значение. Именно благодаря этому открытию и последующему выявлению терапевтической и профилактической эффективности тиамина при энцефалопатии Вернике с 1920-х годов количество больных с Корсаковским психозом среди пациентов психиатрических клиник значительно снизилось. К несомненным научным заслугам К. Бонхеффера относятся также первое описание хореических и атетозных движений при ревматической хорее (названных им Bindearm-хореей, что в переводе означает «хорея с приведением рук к туловищу»), введение понятия органического, или симптоматического, психоза и первое подробное описание его клинической картины [Neumärker, 2007].

Однако К. Бонхеффер при этом был и весьма противоречивой фигурой в истории психиатрии. Так, он стал активным членом НСДАП и еще в 1920 г., когда она только была основана, участвовал в разработке той части ее программы, где говорилось о необходимости принудительной стерилизации психически больных, а также гомосексуалов и лесбиянок (которые, напомним, в то время также считались психически больными), и в принятии соответствующих решений. Кроме того, К. Бонхеффер преподавал в университете курс по «научной» принудительной стерилизации, который включал информацию о том, какие психические заболевания, по его мнению и указанию НСДАП, подлежат такой «терапии» и каковы критерии их отнесения к данному перечню [Gerrens, 1996]. Справедливости ради следует отметить, что идея о гуманном отношении к психически больным и их правах в то время вовсе не была общепринятой в психиатрии даже в странах, не пораженных нацизмом, и эксперименты с принудительной стерилизацией, соответствующие законы и практика или хотя бы нетабуированное обсуждение подобных идей в те годы имели место и в Швеции, и в Канаде, и в США, и во многих других государствах [Dowbiggin, 1997].

Следует также отметить, что К. Бонхеффер относился к идее принудительной стерилизации психически больных (которую в основном поддерживал) как серьезный ученый, а не как идеологический активист. В частности, поддерживая саму идею, он, тем не менее, указывал, что евгенический подход к данной проблеме не может быть успешным и не в состоянии избавить немецкую нацию от психически больных в следующих поколениях, поскольку только люди с явными признаками заболевания могут быть выявлены и принудительно стерилизованы, в то время как носители наследственных факторов болезни, скрытых (латентных, бессимптомных) или легких (малосимптомных, стертых) ее форм останутся вне сферы действия программы стерилизации, и их гены в следующих поколениях могут снова привести к появлению тяжелобольных людей, а способов своевременного выявления таких бессимптомных носителей не имеется [Helmchen, 2015]. Кроме того, К. Бонхеффер считал, что принудительной стерилизации в любом случае должны подлежать только лица с тяжелыми, но не с легкими или умеренными формами заболевания, т. е. исповедовал ограничительный подход к данному вопросу. Это отразилось и на его практической деятельности в качестве консультанта суда по принудительной стерилизации психически больных. Имеющиеся документы показывают, что в тех случаях, когда К. Бонхеффер принимал непосредственное участие в его заседаниях в качестве консультанта (а он был им в период с 1934 по 1941 г.), из 126 случаев, когда на рассмотрение выносился вопрос о целесообразности принудительной стерилизации конкретного больного, он дал положительное (в пользу стерилизации) экспертное заключение в 57 (45,2 %) случаях [Gerrens, 1996]. Сравнивая этот показатель со статистикой других «экспертов по стерилизации», мы можем увидеть, что К. Бонхеффер был далеко не самым жестокосердным среди них, так как средний показатель частоты вынесения положительных заключений в немецких судах в период с 1934 по 1936 г., когда в основном и проходила массовая принудительная стерилизация, был гораздо выше – 88,8 % [Gerrens, 1996].

В Германии и до прихода НСДАП к власти антисемитизм на бытовом и корпоративном уровне был весьма широко распространен, а в период правления национал-социалистов стал частью официальной государственной политики. Между тем в отделении неврологии и психиатрии университетской клиники «Шарите», которым К. Бонхеффер руководил, под его началом работали около 30 врачей-евреев [Gerrens, 2001]. В 1933 г., когда началось массовое преследование евреев в Германии (сначала увольнения, запреты на занятие определенными профессиями и определенных должностей, лишение ученых степеней, затем лишение гражданства, закон об обязанности носить желтую «звезду Давида» на груди и спине и в конце концов помещение в концлагерь), многие из его учеников и помощников попали под эти репрессии [Gerrens, 2001]. Интересно отметить, что, хотя К. Бонхеффер сам был членом НСДАП и активным сторонником нацистского режима, он, тем не менее, как мог, старался защитить своих сотрудников-евреев. Однако, несмотря на эту поддержку и защиту, в конце концов все врачи-евреи, работавшие под его началом, были уволены, лишены нацистским режимом ученых степеней и званий и вынуждены эмигрировать, чтобы спастись от дальнейших преследований [Gerrens, 2001]. Всем им К. Бонхеффер дал положительные рекомендации, которые помогли им найти работу в других странах. Многие его ученики-евреи впоследствии говорили, что вмешательство К. Бонхеффера «спасло жизнь им и их семьям» [Gerrens, 2001].

Известно, что, как позже чистосердечно признавался сам К. Бонхеффер, он не занял решительную позицию против политики нацификации немецких университетов, начатой вскоре после прихода к власти нацистской партии (согласно этой политике сначала весь руководящий состав университетов вплоть до заведующих кафедрами, а затем постепенно и профессорско-преподавательский состав заменялись членами НСДАП вне зависимости от их научных заслуг и того, кто занимал эти должности до них; неблагонадежные преподаватели, в первую очередь евреи, увольнялись, «патриотизировались» программы преподавания и др.) [Lifton, 1988]. В этой связи неудивительно, что в полном соответствии с объявленной нацистами программой «нацификации» вузов после выхода К. Бонхеффера на пенсию в 1938 г. его место заведующего отделением неврологии и психиатрии в университетской клинике «Шарите» и заведующего кафедрой психиатрии и неврологии в Берлинском университете занял еще более активный нацист Максимилиан де Кринис (1889–1945). Это произошло вопреки воле декана, ученого совета медицинского факультета Берлинского университета и руководства клиники «Шарите» и вопреки мнению самого К. Бонхеффера, который считал М. де Криниса «выскочкой», поднявшимся благодаря своей политической активности, а не научным или клиническим способностям [Ströhle et al., 2008]. М. де Кринис был не только членом НСДАП, но и участником элитной штурмовой группы, предназначенной для защиты нацистского режима и карательных операций, так называемой СС («Schutzstafel», в переводе – «Эшелон защиты»). Позже СС, НСДАП и гестапо были признаны Нюрнбергским трибуналом преступными организациями (т. е. немец, состоявший в СС, в руководстве НСДАП или работавший в гестапо, считается нацистским преступником по факту принадлежности к этим карательным организациям независимо от наличия доказанных фактов его личного участия в военных преступлениях нацизма; это, однако, не распространяется на солдат вермахта и рядовых членов НСДАП, преступность которых устанавливается индивидуально) [Ströhle et al., 2008]. После 1945 г.

К. Бонхеффер раскаялся в своих прежних нацистских взглядах и активно участвовал в послевоенной организации психиатрии в Западном Берлине [Ströhle et al., 2008]. В 1948 г. он стал почетным членом АПА [Ströhle et al., 2008]. Его лекции не отличались блеском (он не был хорошим оратором), однако всегда были тщательно подготовлены, содержательны и качественны [Meyer, 2000]. Он был очень плодовитым ученым и опубликовал 166 печатных работ [Meyer, 2000]. После своего отречения от нацизма К. Бонхеффер политически позиционировал себя как правого либерала, называя себя ученым с «христианско-демократическим мировоззрением» [Neumärker, 1990], и действительно выступал с либеральных политических позиций [Gerrens, 1996].

Участие К. Бонхеффера в разработке и практическом внедрении программы принудительной стерилизации психически больных и его борьба в защиту своих еврейских коллег и учеников от репрессий до сих пор являются предметом острых этических и политических дискуссий в Германии, приводя к противоречивым оценкам его личности. Действительно, эти два направления находятся на противоположных полюсах, характеризующих его деятельность в период нацистского режима [Gerrens, 2001]. Важно, однако, другое. Введенные К. Бонхеффером в научный оборот идеи, термины и понятия (например, отделение симптоматических, органических и экзогенных психозов от эндогенных по клиническим признакам – на основании синдромального психопатологического анализа или идея об этиологической неоднородности и определенной нозологической неспецифичности ряда психопатологических синдромов, да и сам предмет общей психопатологии) сохранили свое значение до сих пор. Идеи К. Бонхеффера в их современном, несколько измененном виде отражены и в системах классификации психических болезней, таких как МКБ-10 или DSM – IV, которые тоже основаны на синдромальном, а не на нозологическом принципе и тоже отделяют экзогенные, симптоматические и органические психические заболевания от эндогенных, правда, используют при этом вместо терминов «синдром Бонхеффера» или «тип реакции Бонхеффера» более современные термины [Ströhle et al., 2008]. Как и его сын, теолог и антифашист Дитрих Бонхеффер, К. Бонхеффер категорически отвергал идею эвтаназии в германской медицине, в том числе эвтаназию психически больных, продвигавшуюся нацистами. По религиозным убеждениям, будучи христианином, он также отвергал предложения о добровольной эвтаназии для неизлечимых больных (например, с онкологическими заболеваниями), неоднократно выдвигавшуюся позже, уже в демократической ФРГ [Neumärker, 2007].

Через шесть месяцев после своего 80-го дня рождения и через год после того, как он отпраздновал со своей женой «золотую свадьбу», К. Бонхеффер умер от инсульта. Случилось это 4 декабря 1948 г. Спустя несколько лет, 1 февраля 1951 г., рядом с ним была похоронена его жена Пола [Meyer, 2000].

Литература

1. Bonhoefer K. Zur frage der klassifkation der symptomatischen psychosen // Berl Klin Wochenschr. 1908. Vol. 45. S. 2257–2260.

2. Burleigh M. The Third Reich: A new history. Pan, 2000.

3. Dowbiggin I. R. Keeping America sane: Psychiatry and eugenics in the United States and Canada, 1880–1940. Cornell University Press, 1997.

4. Gerrens U. A psychiatrist under the Nazi dictatorship – Karl Bonhoefer’s commitment to racially and politically persecuted colleagues // Fortschritte der Neurologie-Psychiatrie. 2001. Vol. 69. No. 7. P. 330–339.

5. Gerrens U. Medizinisches Ethos und theologische Ethik: Karl und Dietrich Bonhoeffer in der Auseinandersetzung um Zwangssterilisation und ‘Euthanasie’ im Nationalsozialismus. Vol. 73. Oldenbourg Verlag, 2010.

6. Helmchen H. Bonhoefer’s position on sterilization of the mentally ill // Der Nervenarzt. 2015. Vol. 86. No. 1. P. 77.

7. Lifton R. J. The Nazi doctors: Medical killing and the psychology of genocide. Vol. 19. New York: Basic Books, 1986.

8. Meyer B. Jahre auf dem Psychiatrie-Lehrstuhl // Der Arzt Karl Bonhoefer (1868–1948) Berlinische Monatsschrift. 2000. Vol. 9. S. 124–132.

9. Neumärker K. J. Karl Bonhoefer (31.3.1868–4.12.1948) // Psychosomatik und Konsiliarpsychiatrie. 2007. Vol. 1. No. 3. P. 179–183.

10. Neumärker K. J. Karl Bonhoefer: Leben und Werk eines deutschen Psychiaters und Neurologen in seiner Zeit. Springer, 1990.

11. Nickel B. The Korsakof concept of Karl Bonhoefer and its relation to the psychometrics of amnestic disorders // Psychiatrie, Neurologie, und medizinische Psychologie. 1990. Vol. 42. No. 1. P. 42–50.

12. Ströhle A. et al. Karl Bonhoefer (1868–1948) // American Journal of Psychiatry. 2008. Vol. 165. No. 5. P. 575–576.

Освальд Бумке: гордость немецкой психиатрии – консультант Ленина и заложник нацистской германии

Освальд Бумке (Oswald Bumke) (1877–1950)

Освальд Бумке – одна из центральных фигур немецкой психиатрии XX в. Он оказал значительное влияние на ее развитие и наряду с такими учеными, как Эмиль Крепелин, Ойген Блейлер, является одним из самых известных и часто упоминаемых ее представителей [Steinberg, 2008].

Освальд Бумке родился 25 сентября 1877 г. в Штольпе, провинция Померания. Его родители были выходцами из среднего класса: отец Альберт Бумке (1843–1892) – сыном пивовара, а мать Эмма (1850–1914) – дочерью владельца завода Карла Вестфаля. Отец О. Бумке был врачом-терапевтом и ассистентом Рудольфа Вирхова, но не занимался научной карьерой. Он умер в возрасте 49 лет, когда Освальду было 15 [Schimmelpenning, 1993]. Его брат Эрвин стал адвокатом и позже – председателем Верховного суда Германии, причем сохранял этот пост и в период нахождения нацистов у власти [Hippius et al., 2008].

Известно, что во время учебы в школе О. Бумке проявлял интерес к точным наукам (особенно к математике) и даже хотел стать учителем, но затем все-таки выбрал профессию врача. Свое высшее медицинское образование он начал в Университете Фрайбурга, продолжил в Лейпцигском университете, а закончил в Университете Киля, где и получил докторскую степень [Zeidman, 2011].

В 1901 г. он начал свою врачебную карьеру в психиатрической клинике г. Фрайбурга в качестве ассистента врача. Там он работал под руководством известного психиатра Альфреда Гоша, одного из самых яростных критиков «естественной» нозологической классификации Эмиля Крепелина [Schimmelpenning, 1993]. Известно, что О. Бумке первоначально вовсе не собирался становиться именно психиатром и пришел на работу в психиатрию совершенно случайно [Dening, Berrios, 1991]. Более того, сохранились сведения о том, что он позже нашел психиатрию «скучной» и начал искать другую работу [Hippius et al., 2008]. В частности, имеются данные, что дядя О. Бумке после смерти своего младшего брата предложил Освальду стать директором принадлежавшего ему завода. Тем не менее О. Бумке предпочел все-таки остаться в медицине и во Фрайбурге [Schimmelpenning, 1993].

Как это было принято в немецких университетах в то время, для получения профессорского звания О. Бумке написал вторую диссертацию по зрачковым реакциям, озаглавленную «Изменения диаметра зрачка при различных душевных и нервных болезнях» (Die Pupillenstörungen bei Geistes-und Nervenkrankheiten) [Bumke, 1904]. В том же, 1904 г. он также опубликовал обширный обзор литературы о доказательствах наличия и о значении аномалий зрачковых реакций в диагностике неврологических и психических заболеваний. В частности, он полагал, что определенные аномалии зрачковых реакций могут подтвердить диагноз «раннего слабоумия», dementia praecox, т. е., говоря сегодняшним языком, шизофрении. Внимание О. Бумке к зрачковым реакциям психически больных основывалось, в частности, на том известном факте, что одним из важных симптомов весьма распространенного тогда нейросифилиса («прогрессивного паралича») была анизокория. Мидриаз, возникающий на фоне депрессивных, тревожных состояний при психомоторном возбуждении, также был известен и описан давно, до работ О. Бумке. Однако именно ему принадлежит заслуга систематизации всех данных, которые были известны на тот момент, о характере зрачковых реакций при разных психических и неврологических заболеваниях. В своей работе 1904 г. он также впервые описал и исследовал симптом преходящего спонтанного расширения зрачков, сопровождающийся одновременно отсутствием нормальной мидриатической реакции на психическое переживание или болевое раздражение. Этот симптом даже впоследствии был назван в его честь – симптом Бумке [Firkin, Whitworth, 2002].

С 1906 по 1913 г. О. Бумке продолжил работать в психиатрической клинике г. Фрайбурга уже в звании старшего врача. В 1910 г. ему дали должность доцента в Университете Фрайбурга. Следует отметить, что в тогдашней немецкой психиатрии профессор – это и ученое звание, на которое может претендовать лишь человек, защитивший профессорскую диссертацию, что О. Бумке и сделал в 1904 г., и должность в университете, которую мог занимать лишь человек, имевший профессорское звание, в то время как доцент – это должность. В 1914 г. О. Бумке пригласили на профессорскую должность в Университет г. Ростока. Там он преподавал и проводил свои исследования в период с 1914 по 1916 г. Однако он был крайне недоволен условиями работы и желал оттуда уйти, поэтому в 1915 г., после смерти Алоиса Альцгеймера, бывшего директором университетской психиатрической клиники и по совместительству профессором и заведующим кафедрой психиатрии Университета г. Бреслау, О. Бумке с радостью принял предложение возглавить кафедру психиатрии и психиатрическую клинику этого университета [Zeidman, 2011]. Уже в 1919 г., будучи в Бреслау, О. Бумке написал свой первый «Учебник по психиатрии» («Lehrbuch der Geisteskrankheiten») [Koehler, Stahnisch, 2014].

В немецкой психиатрии и вообще в медицинской науке существовала традиция «не сидеть долго на одном месте», в соответствии с которой ученые время от времени меняли место работы и город, перемещаясь из университета в университет, обогащая местные научные школы своими знаниями и в то же время приобретая новые знания сами. В соответствии с этой традицией О. Бумке в 1921 г. снова сменил место работы и занял должность профессора и заведующего кафедрой психиатрии и неврологии в Университете г. Лейпцига. Там он проработал с 1921 по 1924 г. [Schimmelpenning, 1993]. В Лейпциге он завязал дружбу с Павлом Флексигом, с которым работал там более 40 лет, преимущественно в области нейроанатомии и патологии головного мозга.

Когда у первого главы советского правительства, В. И. Ленина, в марте 1923 г. случился инсульт, О. Бумке пригласили в Москву в качестве консультанта. Первоначально он планировал пробыть в советской столице три дня, но в итоге остался там более чем на 7 недель – с марта по май 1923 г. [Firkin, Whitworth, 2002]. О. Бумке был первым западным врачом, который консультировал В. И. Ленина и, таким образом, «прорвал» своеобразную научно-медицинскую блокаду Советского Союза, сложившуюся в начале 1920-х годов, когда на Западе доминировало мнение, что «коммунистический режим – это ненадолго, а потому и выстраивать с ним какое-либо сотрудничество нет необходимости» [Hippius et al., 2008]. Именно О. Бумке определил, кого еще из западных врачей следует пригласить для консультирования В. И. Ленина, и сформировал консилиум, в который вошли Макс Монахини из Гамбурга, Оскар Штрюмпель и Отфрид Ферстер из Бреслау, Соломон Геншен из Швеции. Во время своего пребывания в Москве О. Бумке познакомился с Львом Троцким и Карлом Радеком, от которых у него сложилось положительное впечатление [Bumke, 1952].

В апреле 1924 г. О. Бумке пригласили возглавить кафедру психиатрии в Мюнхене и стать директором университетской психиатрической клиники в этом городе, сменив на данном посту Эмиля Крепелина. Таким образом, О. Бумке должен был стать директором той самой клиники и заведующим той самой кафедрой, которую в 1904 г. основал Э. Крепелин и которая в децентрализованной немецкой психиатрии (где официально не было «главных» клиник, подобных госпиталю Сальпетриер во Франции) со дня ее основания неформально считалась «главной» и самой почетной в Германии. Это назначение знаменовало собой смену поколений и парадигм в немецкой психиатрии. Отношения между Э. Крепелином и О. Бумке, двумя выдающимися лидерами немецкой психиатрии того времени, к указанному периоду были весьма напряженными из-за различия их взглядов на продвигавшуюся Э. Крепелином концепцию «раннего слабоумия». Так, в октябре 1923 г., всего за несколько месяцев до назначения на принадлежавшую ранее Э. Крепелину должность заведующего кафедрой психиатрии и директора университетской психиатрической клиники в Мюнхене, О. Бумке прочитал лекцию, в которой поставил под большое сомнение правомерность выделения «раннего слабоумия» как самостоятельной нозологической формы и оспорил саму концепцию «раннего слабоумия» по Э. Крепелину как естественной сущности болезни. Во время своей лекции он задал залу прямой вопрос: «Что делать, если раннего слабоумия просто не существует?» Тезисы этой его лекции были опубликованы в немецкой печати всего за 6 недель до назначения О. Бумке в Мюнхен, что дополнительно повысило напряженность в отношениях между двумя знаменитыми немецкими учеными [Bumke, 1924].

Кроме того, О. Бумке предложил собственную философско-психологическую теорию, отвергнув экспериментально-психологический подход Э. Крепелина [Steinberg, 2003]. Интересно, однако, отметить, что, несмотря на напряженные личные отношения с Э. Крепелином и отрицание его теории «раннего слабоумия», О. Бумке, тем не менее, признавал значительность его вклада в психиатрическую науку – и настолько, что считал его достойным стать нобелевским лауреатом и номинировал его кандидатом на Нобелевскую премию по медицине за 1923 г. Однако номинация не была одобрена Нобелевским комитетом. Вообще, как известно, в истории психиатрии всего три человека стали нобелевскими лауреатами за свои открытия именно в этой области, хотя достойных имен, несомненно, больше. В 1925 г. О. Бумке стал также соредактором одного из самых влиятельных в немецкой психиатрии и неврологии журналов «Архивы психиатрии и нервных болезней», а в 1928 г. был избран ректором Мюнхенского университета и проработал в этой должности одну полную каденцию [Schimmelpenning, 1993].

Работая в Лейпциге с 1921 по 1924 г., а затем в Мюнхене вплоть до середины 1930-х годов, О. Бумке продолжал заниматься научными изысканиями, что впоследствии заложило основу для его учебников и пособий по психиатрии и неврологии [Steinberg, 2008]. Кроме того, он был одаренным оратором, и его лекции всегда привлекали большое внимание научной общественности и собирали полные залы слушателей. О. Бумке также интересовался не только собственно академической психиатрией и неврологией, но и взаимоотношениями медицины и общества, психиатрии и общества, вопросами социальной психиатрии и другими пограничными между медициной и социальными науками проблемами. Известны, в частности, его труды о «культуре и дегенерации» (1912/1922): «дегенерация» в данном контексте понималась как «вырождение» при наследовании психических заболеваний в поколениях. О. Бумке критиковал не только Э. Крепелина, но и З. Фрейда, и полемизировал со взглядами последнего. В частности, он выступал в защиту представления о «единстве и неделимости души со всеми ее проявлениями, здоровыми и болезненными». Подобно унитарианцам, он утверждал, что человеческая душа едина, целостна и и не может быть разделена на сознательное «Я», сверхсознательное «Супер-Эго» и бессознательное или подсознательное «Оно». Таким образом, бросив вызов теории либидо как единственной движущей силы человеческой психики и теории динамического бессознательного, он ослабил влияние З. Фрейда и психоанализа на немецкую научную психиатрию. Во многом именно активность О. Бумке и других критиков фрейдизма способствовала тому, что европейская психиатрия не «заразилась» на долгие десятилетия фрейдистским догматизмом, как это произошло в определенный период с психиатрией в США, а осталась научной.

В 1924 г. О. Бумке стал председателем научного отдела психиатрии Мюнхенского университета. Тогда же он, понимая важность доступности психиатрической помощи для населения и преодоления страха, недоверия к психиатрии и стигматизации психически больных, призвал увеличить объем стационарного и амбулаторного приема для таких пациентов.

О. Бумке был автором около 150 публикаций. Многие из них имели отношение не непосредственно к психиатрии, а к ее взаимосвязям с обществом и культурой, к периферийным вопросам психиатрической науки, а также касались философских и психологических проблем. Лишь небольшое количество его печатных работ носило классический клинико-психиатрический или клинико-психопатологический характер [Schimmelpenning, 1993]. В 1924 г. О. Бумке в соавторстве с О. Форстером опубликовал «Справочник по неврологии» [Bumke, 1924], а в 1928–1929 гг. вышел его знаменитый и впоследствии очень популярный 11-томный «Справочник по психическим заболеваниям» [Bumke, 1928]. В 1935–1937 гг. О. Бумке снова в соавторстве с О. Форстером опубликовал 17-томный «Справочник по неврологии» [Zeidman, 2011], который позже, уже в наше время, был признан одним из трех лучших справочников по неврологии, увидевших свет в XX в. [Koehler, Stahnisch, 2014]. Эти книги были очень популярны не только в Германии, но и за рубежом и резко повысили научную репутацию О. Бумке и его известность во всем мире [Hippius et al., 2008].