Текст книги "Врата войны"

5

Друзья беспомощно оглядывались по сторонам, не зная, что делать. Тракт прямым клинком рассекал густой лес. Виктор потерял направление, забыл, в какую сторону надо идти. Прямо за дорогой стоял мрачный бор без подлеска. Лишь кое-где подле огромных елей, пытались расти какие-то игрушечные елочки. Пахло сыростью и грибами. Между деревьями висел прядями густой сизый туман. Мортал… Сейчас там еще можно укрываться. Но через три дня…

Виктор посмотрел на часы, на дату. Идут… живут… врата открыты… Что за дурацкая мысль! Врата еще не могли закрыться. Виктор наконец понял, куда идти: направо. Там дорога шла в гору. Перевал Ганнибала. На той стороне, за перевалом, никогда не воюют. Там нейтральная зона. Туда и мары не суются до закрытия врат. А на перевале должен быть блокпост военной полиции и совместный патруль «синих» и «красных», если генералы успели заключить перемирие.

Виктор вглядывался в даль, но ничего не видел. Вертолет наблюдателей больше не появлялся. В прошлом году у наблюдателей погибло двенадцать человек. Как раз за два последних дня. Так что помощи от них ждать не стоит.

– Ну что, двинулись? Если повезет, нас не пристрелят, – сказал Виктор.

– Может, подождем? Вездеход или джип… – кажется, Рузгин вымотался куда больше Ланьера.

– Ребята, там за деревьями кто-то есть, – испуганно зашептал Димаш.

Виктор огляделся. Тени в лесу? Они там все время. То ли тени, то ли призраки. Мортал.

– Пошли, – сказал Ланьер резко.

Рузгин не стал возражать. Они уже забыли о чинах. О том, кто старше, и кто должен подчиняться. Есть раненый, и есть два его друга, которые обязаны дотащить парня до врат. У Ланьера всегда было больше сил, чем у других. Он падал вместе со всеми, но раньше других поднимался.

Они прошагали метров сто и встали. Будто в стену уперлись. Дальше – ни шагу. На тракте так никто и не появился. Начинало смеркаться. Короткий осенний день иссякал.

– Что делать? – спросил Борис.

– Можешь поспать. Я посторожу. Через два часа меня сменишь, – предложил Ланьер.

– Я тоже могу сторожить. Не усну. Вратами клянусь, – принялся уверять Димаш. – Вернусь – в виндексы пойду. Меня возьмут. Непременно. Теперь возьмут, я знаю…

– Шат ап! – крикнули Рузгин и Виктор одновременно.

Димаш замолк.

Потом добавил:

– Я же не виноват.

Не виноват, конечно. Все не виноваты. Но, того и гляди, застрянут в этом треклятом мире. Зимовать, а вернее – умирать. Хорошо, если убьют в перестрелке – тогда мгновенная смерть. Хуже – если от голода и холода в заколдованных лесах.

«Но ты же хотел остаться, – напомнил Виктор себе. – Знаешь, что надо остаться». – «Знаю, разумеется… – усмехнулся сам же в ответ. – Но решиться пока не могу».

Не мог решиться – как всегда. Судьба за него должна была выбрать. Окончательно. Бесповоротно. Он всего лишь ждал этого выбора. И слегка подталкивал события в нужную сторону. Чуть-чуть там, чуть-чуть здесь. Чтобы Судьбе (даже мысленно только с большой буквы) было легче решить. Правильно решить.

«Я – везунчик, – думал Ланьер. – Судьба всегда выбирает в мою пользу. Даже если это проигрыш, все равно в конце концов поражение обернется для меня удачей».

Он не знал, когда у него появилась эта уверенность. Знал одно: Судьба его еще ни разу не обманывала.

– И лечь-то тут не на что, – бормотал Рузгин. – Не на голой же земле спать. Дубака дам.

Он прошел вдоль обочины, отыскал брошенный кусок фотоэлементной пленки. Для обогрева она уже не годилась. Но от сырости кое-как могла защитить. Борис разложил пленку на земле, чувствительным слоем вниз, улегся рядом с носилками. Куском пленки еще и накрыл себя и Димаша.

Виктор устроился рядом на камне, бросил две таблетки стимулятора под язык. Теперь, возможно, не уснет. Тело ныло. Рузгин уже спал. Похрапывал. Димаш забылся и стонал во сне.

Виктор смотрел прямо перед собой. В темноту. Увидел белую мушку, потом еще одну. Они закружились, догоняя друг друга. Исчезли. Появились другие. Больше, больше. Пошел снег.

6

Наверное, он все-таки провалился в сон. Или время остановилось опять? Потому что во сне Виктор отчетливо видел Эдика, живого, в офисе «Дельта-ньюз». Арутян был в белом костюме и в черной рубашке. Пижон! Эдик сидел по своему обыкновению в кресле, закинув ногу на ногу, и листал бумажную книгу.

– Виктор, смотри! – Эдик захлопнул книгу и повернул ее обложкой к Виктору.

Ланьер успел прочесть название. «Валгалла». А кто автор – не разглядел.

Очнулся…

Кто-то ощупывал его тело. Холодные пальцы шарили у горла.

– Что нужно?! – Виктор сбросил чужие руки, вскочил, схватился за кобуру.

– Тихо! Не шуми, – зашипел неведомый из темноты, вновь его пальцы коснулись шеи.

Липкие, мягкие, бескостные… уже неживые.

Виктор ударил коленом, рванулся. Отскочил. Выхватил бластер. Но стрелять не стал. В призрачном отсвете свежевыпавшего снега он видел одного-единственного человека. Скрюченного, с прижатыми к груди руками. Человек осел в снег, голова мелко тряслась. Надо же… Сколько снегу навалило. Неужели Виктор так долго спал?

Кто он, этот одиночка? Знаки отличия… Они должны светиться даже в темноте. Синим или красным? Какой цвет? Никакого. Только серый… мар.

– Мне ничего, мне только поесть, я не хотел… – бормотал мар.

Встал на четвереньки, по-обезьяньи прыгнул и помчался в лес. Виктор прицелился, пытаясь поймать в прицел спину, но тьма быстро поглотила одиночку. Пусть бежит.

Ланьер повернулся, поглядел на заваленный снегом холмик. Вдруг почудилось, что за время его бредового сна мар успел перерезать и Борису, и Димашу горло. Нет! Не может быть!

Виктор рванул пленку. Та лопнула с треском, Бориса и Димаша засыпало снегом.

– Виктор Павлович, вы чего? – вскинулся Рузгин.

Живой. Вот мерзавец!

– Вас снегом завалило. Думал – замерзли.

– Да, вполне могли, но термопатрон согревал.

– Откуда термопатрон? Разве мы вчера не приговорили последний?

– Соврал, я парочку еще прихватил. По штуке на каждую ночь.

– Вот жулик! – Виктор схватил его за плечи и затряс. – Вот жулик! Борька. Жулик! Ты молодец! Ты сам не знаешь, какой ты молодец!

И тут вдалеке послышался нарастающий рокот. По тракту двигался вездеход. И, если судить по гулу, не один.

Виктор зажег люминофор, выбежал на дорогу и замахал призрачным голубым огнем.

– На помощь! На помощь! У нас раненый! – кричал он.

Сейчас Виктору было наплевать, кто следует по дороге – «синие» или «красные». Потому что вдвоем дотащить Димаша до ворот они уже не могли.

7

По дороге двигались «красные». Два вездехода и джип. Сразу видно, серьезные ребята. Почему-то они припозднились, и спешили теперь наверстать упущенное. Пожалуй, времени еще достаточно, на машине точно успеют к вратам. Легко. Неужели проедут мимо? Нет, заметили. Тормозят. Остановились! Из джипа, держа наготове автомат, выпрыгнул невысокий плотный мужчина.

– Кто такой! Соединение. Звание.

– Лейтенант Борис Рузгин, – выступил вперед Борис. – Со мной лейтенант Виктор Ланьер. Портальщик. И раненый. Рядовой Димаш. Тридцать второй батальон «красных».

– Отстали от своих? – спросил коренастый крепыш, приближаясь.

– Есть малость. Заблудились в мортале. Вышли к покинутому блиндажу «синих» на верхней дороге. Вчера… нет, уже позавчера приняли решение идти к воротам.

– Капитан Каланжо, – представился крепыш. – Ладно, некогда мне с вами тут разбираться. Время поджимает. Быстро, ко второй машине. Раненого внутрь. Сами на броню. Поехали. Должны успеть. Сержант Топчий, помоги лейтенанту поднять раненого.

– Эй, Ланьер! Ты француз? – окликнул портальщика капитан.

– Наполовину.

– Ха… Значит, пятерик?

Виктор задохнулся, как от удара.

– Ну, чего ты! – хмыкнул Каланжо и хлопнул его по плечу. – Я сам пятерик. И тоже, кстати, француз наполовину. Потому и спросил.

Француз? Да неужто? Нос картошкой, физиономия круглая. Глаза карие. Физиономия типичного крестьянина. Работяга. Сам себе на уме. А француз он, американец или русский – не имеет значения.

Мир
Глава 4

1

Итак, лето было испорчено.

«Как глупо, – в который раз мысленно повторяла Алена. Говорить в эти дни ей ни с кем не хотелось – даже с дедом. – Витькина программа в портале – одна из самых интересных. Что еще ему нужно? Что? На кой черт ему лезть в эти дурацкие врата? За впечатлениями? Чужих, что ли, мало?»

Сотни портальщиков, никогда не ходивших на ту сторону, со вкусом обсуждают подробности завратной жизни: какое оружие лучше убивает, какие пытки применяют мары, и сколько операций в прошлом завершились успешно. Удобно усевшись в адаптивных креслах, попивая джин-тоник или бордо, они говорят о смерти и крови, о видах агрессивности и жажде смерти, инстинкте Танатоса, великом открытии Фрейда.

В первые два дня после ухода Виктора на ту сторону Алену мучили кошмары. Сны были отчетливые, подробные, страшные. Снилось одно и то же: Виктор возвращается, но совсем не таким, каким уходил весной. Лицо обезображено, рука искалечена, и глаза – погасшие, мертвые. Он приходит, садится на крыльцо и смотрит в никуда. С одежды его – просторного прорезиненного плаща – стекают серые густые капли. Алена останавливается перед ним, а он смотрит и не видит, будто внимательно разглядывает что-то за ее плечом. Потом растягивает рот в безобразной ухмылке, по подбородку бежит струйка крови…

Алена в этом месте всякий раз просыпалась с криком, потом долго лежала с открытыми глазами и не могла уснуть порой до утра. Итак, лето испорчено. Жизнь коту под хвост. Почему ей попался такой идиот? Послать его к черту? Найти другого? Нет! Другой ей не нужен. Но зачем… зачем… Она захлебывалась вопросами. Не понимала чего-то главного. Или боялась понять?

Учеба не клеилась. Она кое-как спихнула курсовые и зачеты, но не представляла, как будет сдавать сессию – все валилось из рук. С Виктором она познакомилась в университете. Его пригласили вместе с другими портальщиками прочесть лекцию «Перспективы информсетей». Ланьер выступал дерзко, красиво, ярко. Алена все время задавала ему вопросы, к месту и не к месту, лезла спорить. После лекции он подошел к ней и сказал:

– По-моему, нам надо кое-что обсудить.

Она не думала, что это серьезно. Ланьер был много старше, известен, обласкан славой. Чем она могла его заинтересовать? Своими дурацкими вопросами?

– Чем? – ответил Виктор спустя три месяца на заданный наконец вслух вопрос. – Когда я вошел в аудиторию, ты сидела спиной к двери, поджав одну ногу под себя. Твоя попка в белых брючках выглядела потрясающе.

– Серьезно?

– Более чем. А ты думала, меня поразили твои замечания по поводу моей программы в портале?

Алена была готова его убить.

Экзамены. До них еще целая неделя. К черту все! Она не могла усидеть на месте. Сокурсники отправлялись в лес на три дня. Алена позвонила в аэропорт. Увы, билетов на аэробус до Портал-сити не было: распроданы заранее. Но на первое июня места есть в любом классе. Скидка – десять процентов. Смешно… Первого июня врата уже закроются на все лето.

Виктор взял с нее слово не провожать его до врат, так что простились они в городе: Виктор заказал номер в отеле, пообедали в ресторане, потом поднялись наверх. Все вышло не так, как мнилось ей накануне. Вместо романтики – фальшь. Виктор шутил, но его несерьезность в этот вечер раздражала Алену, она едва сдерживалась, чтобы не устроить ссору. В ресторане она опрокинула бокал и залила вином новое платье. Даже в постели все получилось не так хорошо, как всегда: Алену не оставляла подлая мысль: а что если у них это в последний раз и никогда-никогда больше не будет?

Виктор угадал ее мысли, шепнул на ухо: «Не надейся – не погибну».

«А если я тебе изменю?» – вопрос прозвучал вызовом.

«У тебя хватит ума мне об этом не сказать», – тут же удар был отбит.

«Не забудь презервативы, – она попыталась тоже быть остроумной – в его стиле. – Вдруг тебе захочется там с кем-нибудь перепихнуться».

«Дорогая, я не голубой…»

Зачем они говорили друг другу эти пошлости?

Он ушел из отеля рано утром в дорогом костюме и белой рубашке, как будто отправлялся на прием. Она сидела на террасе уличного ресторана и смотрела, как он уходит. Сверху он казался маленьким, слабым, беззащитным. И уже – чужим.

Надо было поехать вместе к вратам, они получили бы еще несколько часов вместе. Занятия в универе? Плевать! Неужели нельзя ничего исправить? Уже – нельзя?

Алена взяла дедовский глайдер и помчалась к воротам. Два дня пути в одну сторону, два дня – в другую. Тратить столько времени на дорогу. Зачем? Всего лишь для того, чтобы взглянуть на врата? Говорят, пространство вокруг врат – сплошная аномалия. Все в радиусе километра умерло и сгинуло, там даже трава не растет, курится черный пепел, как на пожарище, а посреди черной земли арка.

Алена боялась ехать ночью – заснет в кабине, и автопилот не удержит машину. Такое случается не так уж и редко, так что лучше остановиться и переночевать в гостинице. Девиз нашего мира – осторожность. Предвидеть все опасности, все беды предусмотреть, застраховать дом, машину, карьеру, спланировать жизнь.

«Ночуя в гостинице, всегда сообщайте родным, где вы находитесь», – гласил полинялый плакат над дверью. В маленьком холле парнишка лет двадцати с голограммой виндексов на форменной куртке пил кофе и смотрел телеголограф.

– Вам нужна помощь? – поднялся навстречу и тут же направил на гостью портативный сканер – проверял наличие браслета.

– Мне нужен номер, – Алена оглядела холл. – Что-то случилось?

– Врата, – кратко пояснил виндекс и улыбнулся. – Пока врата открыты, на дороге всюду патрули. Не беспокойтесь, мы настороже.

Явилась хозяйка – пожилая тетка в темном платье. Швырнула белый квадратик на стойку – ключ от номера.

– Продаю… – объявила она. – Будущей весной вместо моей ночлежки будет шикарный отель, и цены в три раза выше. Все рвутся к вратам, если не на ту сторону, то хотя бы поглазеть на воронку, куда засасывает всех этих идиотов. Народ туда зачем-то прет и прет. Вот ты! – хозяйка ткнула пальцем в Алену. – Что ты там забыла, а?

– Я вернусь, – пообещала Алена, забирая электронный ключ.

– Ха… так все говорят! И проваливаются в дерьмо.

– Ну ладно, парни – понятно, – бормотала хозяйка ей в спину. – Но взрослые мужики… девчонки! Старики! Все лезут туда… лезут… лезут…

Алена поднималась по лестнице на второй этаж, а старуха все бормотала.

– Лезут… лезут… лезут…

Крошечный номер, спальня, душевая и туалет. В спальне широкая кровать и подле тумбочка. Окно выходит во двор. Тишина поразительная. Какая-то стерильная, неживая.

– Включись! – приказала Алена телеголографу.

– Что вас интересует? – голограмма платиновой блондинки возникла подле окна.

– Новости.

Голограмма мигнула. Девушка превратилась в брюнетку и сместилась к центру комнаты. Платье из голубого стало абрикосовым, а личико красотки, кажется, совсем не изменилось.

– Что конкретно? Марс? Венера? Земля? Врата?

– Земля.

– Краткая сводка новостей: «Мировое правительство рассматривает вопрос о финансировании проекта колонизации спутника Юпитера, Европы. Расширение поиска дублеров Земли пока не дает результатов. Первая земля-дубль вряд ли подойдет для колонизации. Хотя окончательно можно будет дать ответ после того, как зонд „Пилигрим“ достигнет Земли-дубль. Рост ВВП мирового производства составил ноль целых три десятых, что выше ожидаемого на пять сотых процента. В центральном инкубаторе Северной Америки вступили в строй сто тысяч новых ячеек. Таким образом, общее количество ячеек достигло миллиона. В то время как Евроинкубатор имеет двести двадцать пять тысяч работающих ячеек. Европарламент предлагает Мировому совету пересмотреть дотирование проектов восстановления населения Европы». Что вас интересует конкретно из названных тем?

– Дайте сводку криминала, – попросила зачем-то Алена.

– Общую или по регионам?

– Сначала общую.

– Извольте. «Тройное убийство в Пенсильванском университете. Взрыв в Лионе. Применение десинтера в Варшаве для нападения на управление полиции. В Лондоне бывший офицер застрелил двух полицейских. В Москве молодой человек застрелил трех сводных братьев. В Санкт-Петербург возвращены похищенные восемьдесят семь лет назад во время разорения Российского исторического архива документы, среди них – автографы Петра Великого и Екатерины Великой. Интерпол подтвердил, что около пяти процентов зарегистрированных комбраслетов – муляжи. Уже несколько лет эта цифра не меняется». Что-нибудь еще?

– Подробнее об убийстве в университете.

– «Все трое погибших – видные ученые. Социолог Мартин Пламмер, физик Вацлав Кемпински и математик Алекс Гинсбург. Старший из них Алекс Гинсбург недавно отпраздновал свое девяностолетие. Мартин Пламмер и Вацлав Кемпински посетили Гинсбурга сразу после юбилея. Прислуга на этот день была отпущена, родственников у профессора Гинсбурга не было. Утром всех троих нашли мертвыми. Полиция подозревает группу примитивистов, которые в прошлом году взорвали лабораторию в этом университете». Что-нибудь еще? Данные об убитых?

– Пока все.

«Мы живем в мире личных новостей, – вспомнила Алена слова Виктора. – У нас все личное, даже свой мир, но одновременно никогда мы так не зависели от остальных, от желания остальных, воли остальных, безразличия остальных. Безразличие. Тебя не ужасает это слово?»

Да, зависимость от остальных, это нестерпимо, это буквально бесит. Иногда – пусть редко – но все же ты ощущаешь огромную массу прочих, от чьей воли и желания, от чьих вкусов ты зависишь. Ну почему, почему дальний космос так и закрыт от человека?! Как было бы здорово прыгнуть в челнок, выбрать на карте планету и опуститься где-нибудь в другой Галактике на гостеприимный, теплый Океан. Отыскать остров и жить там, жить, вдали от всех, ни на кого не оглядываясь. Эта мысль порой так захватывала Алену (мечта – одолевала?!), что ночами ей снилось одно и то же: она на самодельном плоту из стволов огромных деревьев, подняв парус из рыжей холстины, плывет и плывет к дальней цели. Волны поднимают и опускают ее плот, зеленая шапка острова впереди возникает и пропадает, но почему-то не приближается. Никогда не приближается.

Впрочем, на Земле многие стремятся к подобной независимости, одиночеству, изолированности, они запираются в своих ячейках, не выходят из дома, погружаются в виртуальный мир и воображают, что закрылись, спаслись, уцелели. А когда их тревожат, приходят в неописуемую ярость, срывают с себя комбраслеты, выжигают идентификаторы, превращаются в призраков и бродяг. Или идут за врата – убивать.

2

Алена проводила облетела КПП стороной и поднялась на глайдере в смотровую зону, чтобы увидеть наконец знаменитые врата во время перехода. До закрытия ворот на летний период оставалось три дня. После этого ровно три месяца ни туда, ни оттуда никакого движения не будет. Тишина. Сон.

Глайдер завис в смотровой зоне. Сначала врата показались ненастоящими – декорацией, подделкой, – потом будто пелена спала. И они предстали во всем величии! Ни голограммы, ни видео не могли передать их грандиозности. Огромная триумфальная арка, с высоким аттиком, с темными бородатыми ликами в многочисленных медальонах, казалась нерукотворной, она выросла сама из черного праха, из пепла и мертвой земли. Говорят, каждый год врата становятся все выше. Лиловые облака, что клубились над ними и никогда не рассеивались, касались триумфальной квадриги, что по прихоти или из слепого подражания венчала врата.

Что в пропасти самой арки – не разглядеть. Тьма. Предел мира. Время от времени слышатся утробные звуки, стоны, срежет. Говорят, так стонут подводные лодки, достигая запредельных глубин.

Ты смотришь на арку, и каменеешь, как под взглядом Василиска, опускаешь взор и видишь, как в зоне перехода суетятся люди, они толпятся, спорят, спешат. Входят под арку и исчезают.

В марте, когда открываются врата, на ту сторону первыми уходят отряды военной полиции, затем наблюдатели, понтонно-мостовые батальоны, инженерные службы с передвижными энергоустановками, конвои с продовольствием и эвакогоспитали, затем секретные отряды под знаком «милитари». Это спецотряды «миротворцев», подчиненные Мировому правительству. Поскольку война в мире вечного мира давно вне закона, учения проводятся на той стороне. У «милитари» своя зона, куда «игрокам» – и «синим», и «красным» вход запрещен. Пасики пытаются прорваться к милитари каждое лето, но их арестовывают и выпроваживают в «зону игры». Особо надоедливых помещают в фильтрационные лагеря. Затем проходят отряды обычных «миротворцев» – опять же в свою зону – проводить учения. Миротворцы – единственные, кто защищает мирные поселения на той стороне. И – главное, чью помощь принимают пасики. Впрочем, защита эта далеко не всегда эффективна.

Основные силы «красных» и «синих» давно уже переправились, теперь проходили небольшие отряды добровольцев или вовсе одиночки. Дожидались отправки дополнительные конвои с продовольствием и оружием. Сегодня – день «красных». «Синие» пойдут завтра. Первого июня ворота закроют. Вернее, они закроются сами, миры разъединятся. Первого сентября откроются вновь, но уже, чтобы пропускать людей назад из завратного мира. Бывает, стрелки выходят и тут же падают замертво. Поэтому осенью стоят на поле не транспорты с продовольствием, а глайдеры и вертолеты с красными крестами.

Сейчас в смотровой зоне висело штук двадцать летучих машин.

Слева от Алены в открытом «Ауди» расположилась компания подростков, справа рыжая девица в потрясающем топике разглядывала врата в электронный бинокль. Глайдер у рыжей красотки был вытянутой формы, цвет «металик». Аленкина машина рядом с этим чудом синтезтехнологий казалась консервной банкой.

– Экселент! Видачишь? Угу? Там чей-то фэйс. Хочешь глянуть?

Рыжая вывесилась из глайдера и протянула бинокль Алене.

Алена отрицательно покачала головой.

– Как знаешь! – девица пожала плечами. – Я сегодня ухожу на ту сторону. Вместе нырнем?

– Что, прямо так, в глайдере?

– Ну, ты даешь! – девчонка расхохоталась. Смех у нее был неприятный, какой-то хрюкающий. – Глайдеры в этой дыре застревают. Или ты не в теме?

– Знаю, – Алена понимала, что девица не поверит этому неуклюжему «знаю». – Но как же…

– Ноу проблем. Вон моя машинка. – Рыжая указала на песочного цвета вездеход, дожидавшийся своей очереди.

Вслед за вездеходом стояла машина, раскрашенная в черно-белые цвета, издали напоминавшая череп. На броне возвышался смуглый человек в кителе на голое тело. Длинные черные волосы, черные очки, пучок перьев, прилепленный клейкой лентой ко лбу. Вокруг него девчонки и парни, одетые столь же вызывающе и нелепо, били в барабаны и свистели в дудки.

– Команданте Тутмос, – пояснила рыжая девица. – Ридала о нем? Я писала.

– Тутмос… Да, кажется, он был популярен лет сорок назад среди «латинос» и портальщиков левого толка. Теперь о нем помнят лишь в России. Здесь запоздало болеют политическими болезнями, как ветрянкой во взрослом возрасте, потому и переносят их так тяжело.

Это были слова Виктора, Алена их лишь повторила.

– Я иду с команданте. Ну, давай! Один нырок – и о′кэй. Траст ми!

– Я тебя не знаю, – не слишком вежливо заявила Алена.

– Алиса Сущинская. Ридала мои «Записки снайпера»?

– Нет, – отрезала Алена.

«Записки» Сущинской Алена в самом деле не читала. Но про книгу ее слышала. В сети это был самый популярный сайт, к тому же издатели удостоили «Записки» бумажного воплощения. Бумажная книга – бессмертная книга. Кто из писателей не мечтает о подобном?

– Хотите написать продолжение? – спросила Алена.

– Уже! – похвасталась Алиса. – У меня договор с издателем на сиквел. Причем книга будет сразу пэйперная.

– Винтовка при вас?

– А то! Снайперка экстракласса. На заказ. В ходике. Там же и бронник. Ну, так как, ныряем?

Алена отрицательно покачала головой.

– Сорри, – фыркнула Алиса. – А то бы показала тебе озеро спящих.

«Соглашайся! – шепнул искушающий голос. – Другого шанса не будет. Видашник с собой, инфашек целая упаковка. Иди! Возможно, ты увидишь такое, чего не видел никто до тебя. Притащишь материал Витьке. Представляешь, как он обрадуется!»

«Обрадуется?! – мысленно передразнила искусителя Алена. – Как же! Он не из тех парней, которые обожают, чтобы им женщины преподносили дары на блюдечке. Он сам все увидит, все разузнает…»

Она вспомнила, как зимой они катались на лыжах, Виктор упал, сломал лыжу, нога безобразно вывернулась. Она подбежала к нему, протянула руку. Но он лишь сделал отстраняющий жест. Не хотел ни от кого принимать помощь. Ни от кого не желал зависеть.

– Нет… вряд в том мире мне понравится, – ответила Алена.

Примитивный ответ, тем более – снайперше.

– Кстати, Виктор Ланьер из «Дельта-ньюс» свалил на ту сторону, – сообщила Алиса.

– Знаю. Он сам сказал мне, что идет за врата.

– Ну да, сам! Ланьер в дом к каждому приходит. Только это не он, а его голо. Эта такая суперовская программа, когда полная иллюзия, что он заходит в гостиную, садится в кресло и спикает о том, что ты считаешь самым важным. Поразительно, как он это узнает.

– Он приходил ко мне живой! – заявила Алена.

Алиса в ответ расхохоталась и покрутила пальцем у виска.

– Поразительно, двадцать процентов посетителей портала так и считают… Он их грузит, а они верят! Класс! Ну ладно, ла белла, некогда мне с тобой спикать. Если не ныряешь, тогда оревуар!

Глайдер рыжей красотки стал спускаться к стоянке летучих машин.

«Ты дура», – сказал искуситель.

«А по мне – все они дураки!» – огрызнулась Алена.

Она понимала, что поступила правильно, что нечего ей делать за вратами в одиночку. Да и не в одиночку делать нечего. Но врата влекли, завораживали, а у нее никогда не хватит смелости нырнуть, как в омут, в таинственный лиловый сумрак арки. Она никогда не осмелится. Никогда.

Алена так задумалась, о разговоре с Сущинской, что не заметила, как у пропускного пункта началась заварушка: человек двадцать в пестрых балахонах и в красных колпаках пытались заблокировать вход в зону перехода. Они сковали друг друга цепями, и теперь скандировали:

– Закрыть врата! Закрыть врата!

Над их головами прыгали и кувыркались анимированные голограммы. Карикатура на Джона Моррисона – главного стража врат, – и на главу Мирового правительства Эйно Хаккинена. Служба безопасности врат тут же окружила демонстрантов, их стали обстреливать ловчими коконами и по одному, спеленатых, переносить в многоместный мобиль. Коконы позволяли задержанным брыкаться, извиваться по-змеиному и совсем не мешали вопить и обзывать охранников.

Алена вдруг представила в такой ловчей сети тетю Надю в ее фиолетовом платье и расхохоталась.