Текст книги "Девятьсот восемьдесят восьмой"

* * *

В том, что этой ночью не уснет, Марсель даже не сомневался. Слишком многое ему нужно было обдумать. Историк сильно жалел о том, что у него не было возможности пробраться в избу – записная книжка очень пригодилась бы ему. Он не привык держать в голове большие объемы информации и поэтому боялся забыть какую-нибудь важную деталь в самый ответственный момент. Итак, что он знал? Крещение Руси должно было вот-вот состояться. Так, во всяком случае, было принято считать в научных кругах. Правда, существуют данные о том, что христианство появилось здесь намного раньше, но у него не было возможности проверить верность таких утверждений. Перед тем как принять православную веру, Владимир встречался с представителями других конфессий, но или они его чем-то не устроили, или Кириллу удалось внушить ему мысль о том, что его вера чем-то лучше. После этого… Марсель изо всех сил пытался восстановить в памяти обрывочные воспоминания, но они никак не желали складываться в цельную картинку. Князь вроде бы должен жениться на дочке императора. Или на сестре? Точно – на сестре. Или не должен был? Черт, забыл все. И вообще, кому крещение было нужно больше – Владимиру или самой церкви? Военные походы, Византия… Что же там было дальше?

– Нет, не помню, – проговорил вслух историк, закрывая глаза и делая глубокий вдох. – А может, и не нужно мне ломать голову? А, как ты считаешь?

Марсель обратился к Кириллу, словно тот мог его слышать.

– Ты хоть знал о том, для чего все это и к чему приведет? Сомневаюсь. Хотя…

Историк пожал плечами и с сожалением посмотрел на священника. Какой была его последняя мысль перед смертью? Может быть, он сожалел о чем-то? Или, возможно, просто испугался? Он ведь в первую очередь был человеком из плоти и крови. Марсель редко сталкивался со смертью и тем более никогда никого не убивал. И хотя его вины в преждевременной кончине Кирилла не было, он все равно чувствовал ответственность за произошедшее. По большому счету, если бы не его присутствие, посланник греческой церкви, скорее всего, просто лег бы спать, а утром продолжил бы свой путь. Его роль в истории сложно было переоценить, и Марсель чувствовал себя, как путешественник во времени, случайно раздавивший какого-нибудь древнего таракана и теперь уверенный в том, что в мире в результате его оплошности произойдут катастрофические изменения. Возможно, в чем-то он был прав. Если еще вчера его участие в историческом процессе ограничивалось скромным селищем, в котором он повелевал разве что несколькими скандальными бабами, то теперь ситуация изменилась, причем не в лучшую сторону. Марсель, несмотря на академическое образование и годы исследовательской работы, имел слишком смутное представление о том, как в действительности обстояли дела в Киевской Руси. Источники, изучением которых он занимался всю осознанную жизнь, оказались не то чтобы лживыми – нет, в них были зерна истины. Но они были слишком поверхностными, как если бы студент филологического факультета взялся своими словами объяснить принципы высшей математики. Ему приходилось постигать все заново путем проб и ошибок, и к настоящему моменту он мог похвастаться только тем, что начал адаптироваться к окружающей его действительности. И тут – такое. Можно сказать, что он перескочил сразу через несколько уровней, прошел экстерном курсы, в которых читали лекции о государственном устройстве страны, нравах, царящих в ее правящих кругах, их приоритетах и планах на будущее.

Покопавшись в памяти, Марсель сумел более или менее восстановить последовательность событий, описанных в различных исторических и полуисторических источниках. Владимир должен будет выбрать православие, однако летописцы утверждали, что он не сразу крестился, а сначала решил продемонстрировать всем силушку богатырскую, взяв после непродолжительной осады Херсон. Странный поступок, но после этого византийский император уверовал в то, что с князем стоит, по крайней мере, считаться, и согласился отдать за Владимира свою сестру Анну. Князь в ответ вернул город Византии, после чего крестился сам и крестил своих подданных в Днепре. Правда, по другим сведениям, все случилось в другой последовательности: сначала принял православие, а потом уже женился и принялся раздавать люли направо и налево всем недругам новых союзников, чем несказанно тех обрадовал. Впрочем, это было совершенно не важно – главным, по мнению Марселя, было соответствие его собственных действий тому, как должен был вести себя покойный Кирилл. Эх, если бы он знал, что все так случится, то постарался бы узнать больше… Но чего нет, того нет.

Историк постарался представить, какими могли быть скрытые мотивы священника, и в конце концов признался себе, что придется действовать вслепую и полностью полагаться на собственную находчивость и болтливость князя. Втайне он надеялся, что все уже было решено – и присутствие представителя Византии станет скорее проявлением уважения, нежели необходимостью. Это предположение в какой-то мере успокоило его, и Марсель даже задремал ненадолго, однако сон был тревожным, и он проснулся в холодном поту. Кирилл, скорее всего, никогда не заходил так далеко, чтобы спать в маске, но историк не хотел рисковать. Несмотря на то что священник утверждал, будто Муса лишь однажды видел его лицо, в это слишком сложно было поверить, и, прежде чем подставлять под удар собственную жизнь, Марсель хотел лично убедиться в правдивости его рассказа.

Подойдя к двери, он слегка приоткрыл ее и выглянул наружу. Создалось впечатление, что его охранники не двигались с того момента, когда он видел их в прошлый раз – стоя перед входом в помещение, они напоминали каменные изваяния, и, если бы не периодически поднимающиеся и опускающиеся плечи, можно было предположить, что перед ним не живые люди, а куклы, поставленные сюда для вида. Почувствовав, что за ним наблюдают, Марсель взглянул чуть дальше во двор и вздрогнул – неподалеку стоял Муса и внимательно его рассматривал. Он также был совершенно неподвижен, поэтому историк не сразу его и заметил. Марсель сделал вид, что не обратил на него внимания, и прикрыл дверь. Сердце бешено колотилось, скорее всего, путешествие будет не таким легким, как хотелось. Спланировав все с точки зрения теории, Марсель совершенно забыл о практической части, которая заключалась в том, что он попросту отчаянно трусил.

– Возьми себя в руки, Марсель Иванович, – обратился к себе доцент вслух, и впервые его собственное имя прозвучало для него как чужое.

Подойдя к покойнику, он пододвинул его ближе к стене – тело уже успело остыть и не желало принимать нужную позу. Тем не менее в конце концов удалось уложить его таким образом, чтобы создавалось впечатление, будто человек спит. Взглянув на квадрат окна, Марсель заметил, что за ставнями стало немного светлее. Он очень надеялся на то, что Курьян не подведет и не передумает в последний момент. Человеку всегда проще быть смелым, если рядом есть тот, кто может стать свидетелем его слабости. Главным образом, Курьян ему был нужен только для пущей уверенности в себе. В остальном его присутствие было даже нежелательно, и Марсель пообещал себе отослать его обратно при первой возможности. Встав посреди комнаты, он поправил одежду, проверил, надежно ли сидит маска и, опустив на лицо капюшон, вышел во двор. Все происходящее вдруг показалось ему нереальным: телохранители, уже приготовившие его лошадь; Михайло, стоящий неподалеку с тревожным выражением лица; любопытствующая соседка, заглядывавшая во двор; группа мужиков, почтительно толпящихся неподалеку – каждый словно исполнял отведенную ему роль.

Внимание Марселя привлекли приглушенные голоса, спорящие о чем-то. Точнее, один голос звучал настойчиво, в то время как другой был бесстрастным. Марсель увидел Курьяна, который что-то пытался объяснить Мусе, а тот отрицательно качал головой. Увидев фигуру начальника, мавр жестом приказал мужику замолчать и вопросительно взглянул на Марселя. Момент был ответственным, и историк постарался ничем не обнаружить смятения, которое творилось у него внутри. К счастью, ему удалось вовремя взять себя в руки, и он, с показным безразличием махнув рукой в сторону свободной лошади, коротко ответил:

– Поедет с нами.

Казалось, Муса был удивлен таким поворотом, однако вслух ничего не сказал, а только отступил в сторону, пропуская недавнего оппонента. Взглянув на него с видом победителя, Курьян гордо прошествовал мимо и, перекинув через спину лошади сумку с какими-то вещами, неуклюже забрался сам. Марселю показалось, что губы Мусы насмешливо скривились, когда он наблюдал за тем, как мужик, ерзая в седле, пытался усесться удобнее. Это было едва ли не первое проявление человечности со стороны мавра, и историк почему-то обрадовался этому, словно произошло что-то важное. Однако уже в следующий момент Муса снова превратился в бесстрастного воина и, легко запрыгнув в седло, отдал подчиненным приказ двигаться. Вспомнив о том, что, во всяком случае, на публике Кирилл забирался на лошадь и спускался с нее с помощью охраны, Марсель порадовался тому факту, что ему не придется изображать опытного наездника. Конечно, за прошедший год он научился вполне сносно держаться в седле, однако его скромные достижения не могли идти ни в какое сравнение с навыками профессионального солдата, каким священник был в прошлом. Тем не менее его осанка, по всей видимости, ни у кого не вызвала подозрений – во всяком случае, так ему показалось. Проезжая мимо Михайло, он кивнул ему, надеясь на то, что староста выполнит все данные ему поручения. Не сказав ни слова, Марсель выехал за ворота…

* * *

Они ехали молча, если не считать периодических причитаний Курьяна, которому то седло казалось слишком жестким, то лошадь – хромой. К тому моменту, когда его стенания всех порядком достали, совсем рассвело, и Марсель, который за все это время ни разу не покидал Триполье на такое значительное расстояние, имел возможность полюбоваться просторами, которых еще не успела коснуться цивилизация.

Воспоминания о том, как эта местность будет выглядеть спустя столетия, почти стерлись из его памяти, однако иногда он ловил себя на мыслях о том, что вот-вот из-за очередного поворота появится селянин на раздолбанной машинешке или случится еще что-то в этом роде. Редкие путники, встречавшиеся на дороге, услышав топот копыт, поспешно отступали в сторону и еще долго глядели им вслед. Марсель почти забыл, каково это – быть в центре внимания, и теперь наслаждался этим ощущением. Конечно, большую роль в этом играла маска, которая позволяла ему наблюдать за всем как бы со стороны, сохраняя при этом статус инкогнито. Подумав, он пришел к выводу, что с этой точки зрения наряд Кирилла был весьма удачным решением. Оставалось только понять, нужно ли снимать маску в присутствии князя – или гостю позволят остаться в ней. Второй вариант нравился ему больше, но историк сомневался в его осуществимости.

– Ой, все, не могу больше. – Курьян, отчаявшись найти удачное положение, на ходу спрыгнул с лошади и теперь шел с ней рядом, потирая зад. – Я себе все хозяйство отбил! Как вообще можно сидеть на такой штуке?!

Муса покосился на капризного спутника и, не говоря ни слова, поехал дальше. Однако Курьяна, похоже, такое невнимание оскорбило. Он ускорил шаг и, поравнявшись с мавром, обратился к нему:

– Слышь, ты, черненький! Давай в Козино заедем, у меня там кум живет, я у него удобную одежку для лошади возьму. Эй, я с тобой разговариваю!

Мавр взглянул на мужика сверху вниз, явно не понимая, о чем идет речь. Поняв это, Курьян повторил то же самое, только при этом активно жестикулируя:

– Седло плохое. Нужно другое. Козино – рядом. Заедем туда.

Как ни странно, но такой подход оказался действенным – во всяком случае, Муса понял, чего хотел Курьян. Впрочем, это все равно не произвело на него особого впечатления – он покачал головой и отрывисто бросил:

– Нельзя. Едем как есть.

– Да что тебе, жалко, что ли? По пути же! – возмутился мужик, однако мавр больше не обращал на него внимания.

Тогда Курьян попытался заговорить с другими охранниками, но также безуспешно – у Марселя создалось впечатление, что они, в отличие от своего начальника, вообще не понимали русский язык. Наблюдая за тем, как его друг старается добиться своего, историк просил Вселенную вразумить этого олуха, чтобы тот не начал лезть к нему с очередными бредовыми идеями. Пусть Муса никогда не видел лицо Кирилла, но голос-то его он должен был знать. Несмотря на то что у священника был самый обычный тембр, который несложно было скопировать, Марсель все же предпочитал до поры до времени помалкивать или хотя бы свести общение с подчиненными к минимуму. К счастью, инстинкт самосохранения уберег Курьяна от опрометчивых действий, и, убедившись в бесперспективности попыток договориться о чем-то с охраной, он насупился и надолго замолчал. Устав идти, он, кряхтя, снова забрался на лошадь и, хоть иногда и морщился от неприятных ощущений, все же терпеливо сносил экзекуцию.

Местность, по которой они проезжали, казалась идиллической – даже отсутствие ровной дороги с лихвой компенсировалось поражающими взор красотами и вкусным, тягучим ароматом цветущих равнин. К тому моменту, когда солнце начало припекать, они покрыли достаточно солидное расстояние, и Марсель уже начал ощущать голод, тем более что предыдущим вечером поужинать ему так и не удалось. Поэтому, когда Муса, вопросительно на него взглянув, произнес «еда», Марсель тут же кивнул.

Процессия съехала с дороги и остановилась на полянке, откуда просматривалась вся округа. Скорее всего, телохранитель не случайно выбрал именно это место, подумал историк, окинув взглядом окрестности. Действительно, отсюда можно было заметить приближение врага задолго до того, как он сам смог бы увидеть их. Мысленно похвалив смекалку мавра, Марсель не стал дожидаться помощи охранников и сам спустился с коня. С наслаждением ступив на мягкую сочную траву, он отошел в сторону и теперь наблюдал за тем, как остальные готовили место для отдыха.

Отвязав от седел длинные тонкие тростины, назначение которых до сих пор было непонятно историку, они привычными движениями скрепили их между собой, образовав, таким образом, некое подобие вигвама. После этого один из охранников принес аккуратно сложенный кусок плотной материи и, развернув его, накинул на связанные прутья. Уже в следующий момент Марсель с удивлением разглядывал древний аналог походной палатки, конструкция которой показалась ему едва ли не более удачной, чем у большинства известных ему примеров из двадцать первого века.

Откинув часть материи, заменявшую дверь, Муса поставил внутрь блюдо, уже наполненное всевозможной снедью. Марсель даже не заметил, кто и когда успел это сделать. Впечатленный расторопностью охранников, он тем не менее решил, что выражать удивление не следовало, и поэтому, просто кивнув, забрался в палатку. Оказавшись внутри, тут же отметил комфортность передвижного дома – в нем с легкостью могли поместиться два человека, и им не было бы тесно. Роль окна играло отверстие в импровизированном потолке, сквозь которое поступало достаточно света. Сооружение сильно напоминало юрты, которые он наблюдал во время поездки в Казахстан, правда, сильно уменьшенную их копию. Пища оказалась вполне съедобной, и он с жадностью накинулся на нее, параллельно прислушиваясь к тому, что происходило снаружи.

– Вот скажи мне, – судя по тому, как говорил Ку-рьян, ему тоже перепало кое-что из запасов провизии, – что ты здесь забыл? Молчишь? Ничего, молчи. Я и за двоих могу говорить. Оглянись вокруг. Красиво? Народ добрый, приветливый. Приехал бы с женой да ребятишками, построил дом, живи в свое удовольствие. Руками-то работать умеешь, черненький?

– Меня зовут Муса, – откликнулся мавр, которому, похоже, надоело такое обращение.

– Пусть будет Муса, – согласился мужик. – Так ты, значит, приехал, потопчешься немного – и назад? Потом еще куда-нибудь поедешь, да? И так всю жизнь? А дом твой где? Есть он у тебя вообще дом?

– Есть, – ответил телохранитель.

– И где же?

– Далеко. Икосим.

– Что за город такой?

– Далеко.

– Заладил: далеко, далеко… И что, вернешься туда, когда служба закончится? Небось там один песок.

– Песок, – подтвердил Муса.

– Вот видишь. На кой тебе сдался этот твой Укусим?

– Икосим.

– Да какая разница? Не понимаю я людей. То в песок зароются по самую макушку, то в горы заберутся – туда, где одни камни и не растет ничего. А рядом столько земли сочной, смотри: она в руках рассыпается, кажется, будто ее есть можно!

– Ешь.

– Чего? – не понял Курьян.

– Землю. Ешь.

– Тьфу на тебя! Я, можно сказать, важные вещи рассказываю, а он зубоскалит.

Судя по наступившему молчанию, собеседники решили сделать паузу. Вздохнув, Марсель отодвинул от себя блюдо, снова надел на лицо маску и выбрался наружу. Охранники тут же вскочили, но он махнул рукой, и те вернулись на свои места. Историк понимал, что они еще не насытились, и не видел смысла в соблюдении правил этикета. Однако Муса продолжал стоять – похоже, он успел подкрепиться. Или, возможно, ему надоело общество Курьяна, и он решил сделать вид, будто слишком занят своими прямыми обязанностями. Подойдя к начальнику, сказал:

– Обещание. Слово дал. Помнишь?

Не понимая, о чем идет речь, Марсель тем не менее кивнул. Мавр несколько секунд смотрел на него в упор, причем в его взгляде читалась откровенная неприязнь. Затем лицо телохранителя приобрело прежнее непроницаемое выражение, и он отошел в сторону. Этот случай не понравился историку, и теперь он размышлял о том, как выяснить, в чем состояла суть договоренности между Кириллом и Мусой. Спросить напрямую? Опасно – мавр мог заподозрить неладное. Попросить Курьяна разузнать? Вряд ли солдат доверится болтливому мужику, особенно если это касается чего-то личного. Оставить все как есть и надеяться, что ситуация прояснится сама собой? Ничего другого не оставалось. Пока он размышлял, Муса успел отдать распоряжения подчиненным, и те, сложив остатки пищи в дорожные сумки, разобрали палатку и теперь прикрепляли ее составные части к седлам. Наблюдая за Курьяном, историк заметил, с каким любопытством тот следит за всем этим процессом, – Марсель был почти уверен в том, что рано или поздно его друг попытается смастерить что-нибудь подобное своими руками. Что ж, бог в помощь, улыбнулся он.

Марсель не стал дожидаться помощи охранников, которые, похоже, выказывали подчеркнутое уважение к подопечному только на публике, и легко вскочил в седло. Устроившись поудобнее, он с удивлением взглянул на Курьяна, который опять начал вздыхать и жаловаться. На самом деле сидеть было достаточно удобно – во всяком случае, его седло было гораздо комфортнее, чем те легкие конструкции, которые он встречал у славян. Возможно, у Кирилла просто было более дорогое и, соответственно, качественное? Может быть, особенно если принять во внимание его статус.

Тем временем процессия продолжила путь: первым ехал Муса, за ним – еще один охранник, далее следовали Марсель и Курьян, а тыл прикрывал последний телохранитель.

* * *

Лошади шли размеренным шагом, и в какой-то момент лже-Кирилл едва не задремал после сытного завтрака, но, к счастью, вовремя очнулся. Чтобы как-то занять себя, он постарался отвлечься и вспомнить важные события, произошедшие в конце десятого века. У Марселя появилось странное ощущение, будто он появился здесь и сейчас не просто так. Во всяком случае, чтобы попасть именно в это время, нужно было очень сильно постараться. Окажись он здесь двумя годами позже, и все – живи себе спокойно, пополняй местный генофонд. Или…

Ему показалось, что мимо него пролетел крупный жук – задев капюшон, он, не прекращая движения, проследовал далее и, превратившись в тростниковую стрелу, вонзился в ствол росшего неподалеку дерева. Марсель не успел понять, что произошло, но Муса, моментально оценив ситуацию, что-то прокричал помощникам – и те, соскочив на землю, молча стащили историка с лошади. Заслоняя его собой, они оттащили подопечного в небольшой овражек, а сами заняли оборонительную позицию. Курьян, сообразивший, что на них напали, уже успел укрыться в относительно безопасном месте.

– Ты! Рос! – Муса, которому не удалось обнаружить невидимых врагов, обратился к мужику. – Иди посмотри, кто там.

– Ага, побежал уже, – отозвался тот. – Там тати, мне моя жизнь дорога.

– Какие тати?

– Разбойники. Лихие люди. С ними лучше не связываться, а если уж наткнулся, то лучше отдать все, что просят, – целее будешь.

Муса в ответ только презрительно скривился. Обратившись к помощникам, он отдал им какие-то распоряжения на своем языке, и те тут же расползлись в разные стороны.

– Ты чего удумал? – прошептал Курьян. – Если будешь с ними сражаться, они никого не пощадят.

Словно в подтверждение его слов со стороны небольшого скопления деревьев раздался зычный голос, в котором можно было расслышать насмешливые нотки:

– Лошадок мы заберем! И все, что есть. Но жизни вам сохраним, если не станете сопротивляться. Снимайте с себя все и выходите из оврага!

Марселю такое предложение совершенно не понравилось. Нет, он был далек от мысли вступать в драку с разбойниками, но и перспектива лишиться статуса инкогнито его не привлекала. Однако Муса, судя по решительному виду, не собирался так просто сдаваться. Процедив сквозь зубы какое-то ругательство, он, неожиданно вскочив на ноги, бросился к росшему неподалеку дереву, кидаясь из стороны в сторону и периодически пригибаясь. Вероятно, нападавшие не ожидали от него такой прыти, потому что три выпущенных стрелы пролетели мимо цели. Добежав до укрытия, мавр вытащил саблю и замер, готовясь к новому рывку.

– Осторожно! – крикнул ему Марсель, не сдержавшись.

Муса бросил в его сторону удивленный взгляд, но тут же снова сосредоточился на происходящем.

– Последнее предупреждение! – раздался все тот же голос, правда, в нем уже не было прежней самоуверенной насмешливости. – Будете сопротивляться, всех перебьем! И тогда ваши кости…

Что должно было случиться с их костями, так и осталось для Марселя тайной, потому что в следующий момент со стороны деревьев раздались яростные крики и звуки борьбы. Услышав это, Муса сорвался с места и кинулся на помощь собратьям по оружию. Историку, с опаской выглядывающему из спасительного оврага, оставалось только гадать, что происходило за деревьями. Вцепившись руками во влажную траву, он напряженно вглядывался в заросли, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Неожиданно он почувствовал на плече чужую руку и отпрянул в сторону, но, увидев перед собой лицо Курьяна, успокоился.

– Что?

– Самое время сделать ноги, а? – Мужик кивнул в сторону дома. – Прекрасная возможность.

– Ты что?! – возмутился Марсель. – Они же нас там защищают! Вдруг им понадобится наша помощь?

– И чем ты поможешь? Попытаешься заболтать их до смерти? Здешние тати не любят шутки шутить. Ножом по горлу – и поминай как звали.

– Отстань! – отмахнулся историк и с тревогой прислушался – звуки драки стихли, и теперь вокруг стояла пугающая тишина.

– Ну, смотри сам, – обиженно буркнул мужик. – Баламошка и есть…

Не обращая внимания на его слова, Марсель осторожно выбрался из своего укрытия и, с опаской поглядывая в сторону скопления деревьев, медленно двинулся в их направлении. Курьян, попытавшийся было его остановить, в конце концов плюнул и пошел за ним следом, то и дело приседая. К тому моменту, когда они наконец достигли места побоища, мужик был весь мокрый от росы, которую успел собрать рубахой.

– Муса! – позвал Марсель. – Есть кто живой?

– Хуна! Сюда! – раздалось в ответ, и историк, уже не заботясь о собственной безопасности, побежал на голос.

Картина, представшая перед ним, в первый момент заставила застыть на месте, но он быстро взял себя в руки и окинул поле боя внимательным взглядом. Разбойников было всего пятеро, и все они были мертвы. По внешнему виду они ничем не отличались от обычных мужиков, с которыми ему приходилось сталкиваться прежде, и можно было только догадываться о том, что заставило их встать на скользкий путь грабежа. Но не это обеспокоило его – прямо перед ним на спине лежал Муса, держась руками за грудь, из которой торчало древко стрелы. Скорее всего, мавр испытывал чудовищную боль, однако, несмотря на страдания, не издавал ни звука, и, если бы не серый оттенок, который приобрело его лицо, можно было вообще предположить, что он ничего не чувствует.

– Ох, черненький, как же ты так… – Курьян выглянул из-за спины Марселя и с сочувствием поцокал языком. – Ну-ка…

Отодвинув в сторону друга, мужик присел на колени рядом с раненым и обратился к одному из охранников, которые с понурым видом стояли рядом с начальником:

– Нож дай!

Увидев, что тот его не понимает, Курьян ткнул пальцем на ножны мавра, и охранник тут же протянул ему оружие. Когда он приблизил лезвие к телу Мусы, тот вдруг схватил его за руку и попытался приподняться.

– Ты чего это удумал? – воскликнул мужик, с трудом укладывая того обратно. – Лежи и не двигайся. Мне рану осмотреть нужно. Небось не девка, оголяться не должен бояться.

Осторожно разрезав верхнюю одежду, стараясь не задеть древко, Курьян раздвинул ткань в сторону, обнажив кровоточащую рану. Склонившись над ней, он несколько секунд рассматривал место входа и наконец распрямился.

– Повезло нашему мавру, – воскликнул он с довольной улыбкой. – Наконечник-то у стрелы узкий – видишь: рана не разбитая.

– Да уж, повезло, – отозвался Марсель. – И что это значит?

– Только то, что стрелу легко можно вытащить. Была бы с зазубринами или широкая, как на птицу, тогда, считай, человек потерян – просто так не вынуть, пришлось бы проталкивать. Тащить такую назад бесполезно – только все внутренности раздерешь.

– И что? Он выживет?

– Не знаю, – пожал плечами мужик, снимая с себя рубаху.

– Ты что задумал?

– Крови будет много, остановить нужно. – Здоровяк, недолго думая, с силой дернул ткань в разные стороны. – Лучше рубахи для такого дела не придумаешь. У этих-то чумазых видал, какая одежда? Грубая, ей только пятки чистить. А наша – самое оно.

Одежда мавров на самом деле не отличалась особой мягкостью, так что слова мужика, который вдруг проявил себя с неожиданной стороны, были вполне разумными. Наблюдая за тем, как охранники с уважением покосились на мощную спину Курьяна, историк усмехнулся: этот мужик вполне мог соответствовать образу древнерусского былинного богатыря, если бы не миролюбивый нрав. Впрочем, и герои славянских сказок никогда не отличались особой агрессией и крошили всех направо и налево, только когда не было другого выхода.

Тем временем Курьян наклонился к Мусе и что-то сказал ему, но произнес это так тихо, что Марсель ничего не смог разобрать. Однако мавр, похоже, все понял, потому что кивнул в ответ и плотно сжал губы. Несмотря на это, он не смог сдержать стона, когда мужик, обхватив древко двумя руками, потянул его вверх. Как только стрела была вынута, из раны потекла кровь, и Курьян тут же приложил к ней свернутую в несколько слоев ткань, на которой сразу проступило красное пятно.

– Подержи здесь, – мужик обратился к одному из охранников, показывая глазами на рану. – Сильнее прижимай! И не отпускай. Вот, молодец!

То ли охранники все же понимали русскую речь, то ли решительный тон Курьяна сделал свое дело, но только мавр беспрекословно выполнял все его поручения. Неожиданный эскулап тем временем, вскочив на ноги, кинулся куда-то в кусты и пропал из вида. Правда, уже спустя пару минут появился, неся в руках что-то светлое. Приглядевшись, Марсель с удивлением увидел, что это был большой гриб белого цвета.

– Зачем это? – спросил он, с любопытством наблюдая за тем, как мужик, опустившись на траву рядом с раненым, производит с ним какие-то странные манипуляции.

– Не мешай.

Больше Марсель не решился вмешиваться в работу друга и только молча следил за его действиями. Освободив гриб от ножки и стряхнув с него присохшие листья, Курьян вывернул его внутренней стороной и, подняв успевшую полностью пропитаться кровью ткань, приложил к ране, после чего прикрыл второй частью рубахи, которая еще была чистой. Муса сморщился от боли, но все же на этот раз сдержался и только прикрыл глаза.

– Вот и ладно. – Курьян с довольным видом осмотрел результаты своей работы и взглянул на Марселя: – Теперь нужно потуже перевязать, чтобы зажать рану, и можно будет его перетащить в более подходящее место.

– Ты чего к нему приладил-то? – обратился к нему историк.

– Да дождевик, – махнул свободной рукой мужик. – Его во все времена использовали при порезах. Лучше его ничто кровь не останавливает. Но все равно нашего дружка придется перенести куда-нибудь. А я ведь предлагал в Козино заехать, помнишь? Не послушали меня – вот и получили.

– Ну, так поехали, если еще не поздно. – Марсель с тревогой заметил, что на лбу Мусы выступили крупные капли пота. В следующий момент мавр потерял сознание.

– Поехали, – кивнул Курьян. – Только нужно сначала дровни соорудить. Или ты собрался его на руках переть?

Было похоже на то, что из всех присутствующих мужик единственный знал, что следовало делать, поэтому историк отступил в сторону, предоставив ему полную свободу действий. Прикрикнув на охранников, он махнул в сторону оврага, давая понять, что нужно поймать лошадей, пока они не разбежались, а сам подобрал саблю Мусы, которая лежала рядом, и огляделся по сторонам в поисках подходящих деревцев. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы соорудить вполне приличные дровни, и, когда охранники привели лошадей, он показал знаками, что нужны еще ремни, которые можно было бы использовать как упряжь. Получив все необходимое, Ку-рьян прикрепил приспособление к одной из лошадей и отступил на несколько шагов, чтобы убедиться в том, что все сделал правильно. Оставшись доволен осмотром, кивнул маврам:

– Грузи. Только осторожно! Вот так.

Все это время Марсель наблюдал за происходящим с открытым ртом – это было бы заметно, если бы не маска. Курьян не переставал его удивлять. Прежде он никогда не только не проявлял себя как знаток народной медицины, но и вообще производил впечатление редкостного оболтуса. Теперь же историк понял, что очень сильно ошибался в друге и у него многому можно было научиться. В конце концов, убедившись в том, что Муса не вывалится по пути, Курьян забрался на его лошадь и махнул рукой:

– Поехали, что ли. Только за мной следуйте, чтобы моя лошадка никого перед собой не видела. А то еще решит побегать. Ты смотри… – Он уселся удобнее. – Теперь понятно, почему Муса ехал себе и не жаловался – себе-то седло приладил мягкое. Вот хитрец!