Текст книги "Я не буду таким никогда"

Что интересно, ни одного дагестанца к гарнизонному караулу допущено не было, на что они очень сильно жаловались командованию.

07.02.2005., понедельник, 15:04, Североморск.

Североморск.

Вчера 20 человек из нашей роты ходили в дом офицеров флота (ДОФ) смотреть концерт двух старух. Я был среди этих двадцати счастливчиков. Но речь сейчас пойдёт вовсе не об этом замечательном концерте и не о милых старушках с их музыкальными талантами, а о городе Североморск.

Ничего городок, симпатичный! За более чем месяц нахождения в учебке я впервые выбрался за её стены (не считая бани, которая находится в соседней части!). Шли в ДОФ строем, чеканя шаг. Старшина крутился под ногами, как Моська у слона, пытаясь хоть как-то показать свою власть криками на нас, а мы, не обращая на него никакого внимания, заворожено смотрели по сторонам, разглядывая город, жилые дома, гражданских людей, которые были одеты не в шинели, а в обыкновенную одежду, ДЕВОЧЕК, ДЕВУШЕК И ЖЕНЩИН. Хотя может, уже кто-нибудь был готов заглядываться и на бабушек.

В общем, мы были в городе и это нас неимоверно радовало. Город показался нам распрекрасным. Хотя это всё-таки, наверное, сыграл эффект неудовлетворённости, – после обшарпанных стен и угрюмых зданий учебки любая хрущёвка покажется архитектурным шедевром. Но, отбрасывая этот эффект, всё-таки понимаешь, что Североморск не такой уж плохой город. Чистенький, аккуратненький, со своим шармом. Город этот построен на сопках (так называют холмы на Севере), поэтому, как только местные архитекторы не пытались делать улицы прямыми, у них ничего не вышло. Улицы идут прямо вперёд, но постоянно уходят то вниз, то вверх. Пройдя улицы Корабельную и Кирова, мы взяли круто вправо и по каким-то, так называемым трапам, спустились вниз. Лишь только на этих трапах нам разрешалось идти не в ногу. Говорят, если мы будем идти по трапу в ногу, чеканя шаг, да ещё при этом, притопывая, то трап может обвалиться. Спустившись вниз, мы подошли к ДОФу. Несмотря на то, что нас уже начинало подмораживать, нам хотелось идти ещё и ещё, хотелось обойти весь этот город, пройти все его улицы и пересмотреть там всех девчонок.

ДОФ представлял собой необыкновенной красоты голубое трёхэтажное здание в стиле сталинского ампира с огромным гербом на крыше. Подходя к нему, мы увидели несколько небрежных строев матросов, стармосов и старшин. Почти все они были в двубортных шинелях, которые в нашей части были большой редкостью, а те, кто был в однобортной, у тех она была до безобразия потёрта. Лица их были какими-то непохожими на наши лица. Если у нас были широко открытые, любопытные взгляды, их же лица выражали тоску, усталость и безразличие. Некоторые из них курили прямо в строю, плевались и громко матерились. Нас бы за такое поведение и небрежность на неделю упрятали бы на камбуз или мы бы не вылезали с ЗУ, а им это всё позволялось. Естественно нам стало интересно узнать, кто они и по нашему строю пошёл шепоток. Все шушукались и друг другу задавали один и тот же вопрос: «Кто это такие?» На этот вопрос смог ответить только наш старшина, и то с трудом. Он сказал, что это корабелы, т.е. матросы, которые служат на боевых кораблях. Изумлению нашему не было предела. Нам же всегда казалось, что на кораблях служат только высокие, красивые, румяные матросы – образцы доблести и благородства. Эти же представляли собою довольно жалкое зрелище. Однако мы всё равно смотрели на них с восхищением и завистью. Нам тоже хотелось вот так просто, на «Ты», разговаривать со своим старшиной, не называя его по Уставу «Товарищ старшина второй статьи, разрешите обратиться», нам тоже хотелось идти в строю не в ногу, нам тоже, наконец-то, хотелось побывать на тех огромных железных штуках, которыми мы любовались из окна учебки.

Концерт прошёл мимо меня, так как я был весь в мыслях о кораблях, об этих матросах и о море. Мне хотелось поскорее уйти из этой учебки, где нас ничему не учат, и попасть на корабль.

Единственное, что меня порадовало из всего концерта, это то, что перед его началом местный диск-жокей включал два трека группы Prodigy.

7 февраля, понедельник, 17:50, Североморск.

Первое полученное письмо.

Вчера я наконец-то получил письмо. Но письмо это написал мне не друг, не подруга, не мама и не сестра. Это письмо написал я сам 31 декабря моему другу Эдвину, но оно почему-то не ушло из долбанного североморского почтамта и вернулось мне обратно!

8 февраля, вторник, 16:21, Североморск.

Воспоминанья.

Вчера после отбоя долго не мог уснуть – всё вспоминал Москву. У меня часто всплывают в памяти эпизоды моей московской жизни, в основном мои московские прогулки в одиночестве и с друзьями. Вспомнилось, как я с Сашей пил шампанское из горла прямо напротив Большого театра, отмечая день рождения своей бывшей девушки, как я устроил себе прогулку в 12 километров от станции метро Тимирязевской до Павелецкого вокзала, как меня угораздило в самом центре Москвы на Тверской улице вляпаться в лошадиное дерьмо, чего не было со мной даже в деревне. Как же я опять сильно хочу в Москву, гулять одному и с друзьями по её красивым улицам, заходить в различные кафе, пить чай, ходить по концертам. Но… я служу Родине!

8 февраля, вторник, 19:20, Североморск.

Параллельная реальность.

Сейчас по телевизору идёт сериал «Клон», а я сижу и перед моими глазами всплыло представление, что сейчас происходит в нашей московской съёмной квартире. Мама уже вернулась с работы и готовит себе ужин на кухне, Кирилл уже поужинал и гадает сканворды, а тетя Вера сейчас сидит перед телевизором и смотрит сериал «Клон».

10 февраля, четверг, 12:01, Североморск.

Преступление и наказание.

В нашей роте есть один дагестанец по имени Исмаил. Он всегда пользовался большим авторитетом в роте, многие его даже боялись. Исмаил всегда любил покомандовать и поорать, чтобы старшие видели, что он больше всех работает, а мы – «русские черти» – ни хрена не делаем. Но так было до сегодняшней ночи.

Дагестанское сообщество нашей роты нафотографировалось, скинуло в общак деньги, чтобы распечатать фотографии и послать их домой. Мол, вот, посмотрите, как мы доблестно служим. Но вчера эти деньги пропали. Дагестанцы и дежурный мичман всю роту поставили на уши – проверяли баночки (тумбочки), шконяры (кровати), шинели и полностью обыскивали нас. Деньги лежали вместе с документами и соответственно они пропали тоже. Поэтому искали именно документы, т.к. их распознать проще, чем деньги.

Исмаил суетился больше всех и всё орал: «Это русские черти украли, найду, очко порву». Нашли документы и деньги только после отбоя. Как вы уже, наверное, догадались, они были у Исмаила. Свои же дагестанцы дали ему люлей, унизили его, помочившись на него в гальюне, и теперь он всеобщий изгой.

Сегодня я его встретил в гальюне, который он натирал до блеска. Ничтожнее существа я ещё не встречал. Зато теперь наш туалет стал сиять чистотой.

10 февраля, четверг, 17:20, Североморск.

Злость и отчаяние.

Сегодня мне вернули ещё 3 моих письма, которые я отправлял 3 января Саше, 5 января сестре и 17 января маме. Получается ещё ни одно моё письмо не дошло до адресата. Я зол и отчаян. Зол на североморскую почту, а отчаян я из-за того, что у меня нет на новые письма ни времени, ни бумаги, ни конвертов.

13 февраля, воскресенье, 17:30, Североморск.

Земляк.

На днях случилось очень приятное для меня событие – я встретил земляка из Бальцера. У нас с ним даже нашлись общие знакомые. Его зовут Дима Мислов, и служит он в Североморске с мая 2004 года во взводе обеспечения. В нашей части примерно 15 человек из Саратовской области, но я никак не надеялся встретить кого-нибудь со своего маленького городка.

Однако, не смотря на эту радостную встречу, у меня остался какой-то странный осадок после неё. Мне показалось, что Дима меня как-то чурался. Казалось ведь, что я тоже из Бальцера, возьми меня и расспроси про родной городок, про то, что там происходит, про общих знакомых, но инициатором всех вопросов был я – только я его спрашивал, а он нехотя отвечал. Он ведь не годок мне, чтобы не общаться со мной из-за статусной разницы, а всего лишь на полгода старше меня призывом.

И вот только сейчас до меня дошло, почему он так себя вёл. Дело в том, что Дима очень жалко выглядит. Он очень худой и зачуханный, одет в какую-то дранную грязную однобортную шинель, в которой даже самый чмошный карась у нас в роте не ходит. Лицо у него всё в прыщах, и такое ощущение, что оно то ли в синяках, то ли немытое уже несколько недель. Мне кажется, что служить ему тут совсем не сладко, и он стесняется своего земляка, потому что я могу передать информацию о его жалком существовании туда – на большую землю, и его друзья, а может даже девушка, узнает, как ему тут не сладко, и что его тут сильно обижают.

14 февраля, понедельник, 17:40, Североморск.

Надежда.

Как же сейчас облегчает мою жизнь надежда. В настоящее время я живу только надеждой, что отстою караул на «отлично» и получу звание старшего матроса ещё в учебке, а когда прибуду на корабль, мне со временем дадут старшинское звание. Очень надеюсь на то, что мой корабль отправится в дальний поход, и я посмотрю другие страны. Что когда я буду старшим, то буду слушать ту музыку, которую захочу, а не ту, которую сейчас гоняют дагестанцы. Что в августе возьму отпуск, приеду в Бальцер в красивой форме, куплю соковыжималку и буду сидеть в тени своей яблони, читать книги и попивать свежевыжатый яблочный сок.

14 февраля, понедельник, 18:52, Североморск.

Ценность денег.

В армии очень сильно меняются ценности. Особенно ценность денег. До армии я мог запросто потратить деньги на дорогую книгу, на шикарный подарок другу или лицензионный диск любимой группы, простить долг, накупить нищему столько еды, сколько он попросит, а в ноябре даже пожертвовал часть своей зарплаты на благотворительность. Сейчас же я экономлю каждый рубль в надежде на то, что когда мы снова пойдём в библиотеку репетировать спектакль, то обязательно заглянем в чепок, и я смогу там купить заварную трубочку. Сегодня я могу даже поднять с полу бесхозную монетку в 10 копеек, и мне не будет за это стыдно.

14 февраля, понедельник, 19:55, Североморск.

Дагестанцы.

Даги очень сильно любят свою родину Дагестан. Но почему же они её так позорят своим поведением? Или они считают, что, ведя себя по-хамски в отношении к другим национальностям, то внушают им перед собою уважение? У меня они пока что вызвали только презрение.

На гражданке я всегда вступал в горячие споры с товарищами, если они начинали ругать другие народы, в частности кавказцев или азиатов, дело доходило чуть ли не до драки. А в армии я, к сожалению, сам превратился в человека, который вечно ноет и всех критикует.

15 февраля, вторник, 17:35, Североморск.

Стрельбы.

Сегодня весь состав гарнизонного караула ездил на полигон учиться стрелять из АК-74. Каждому выдали по 29 патронов. Интересно, почему 29, а не 30? Хотя это итак понятно.

Мне очень понравились сегодняшние стрельбы. В них было даже что-то романтическое. Нас одели как бомжей, но одежда была очень тёплой. Поверх своих брюк мы надели ватные штаны, поверх шинелей рваные бушлаты без пуговиц, которые нужно было завязать верёвками, а вместо прогар у нас были валенки. Нас погрузили в тентованный Урал и повезли на полигон…

Вот блин, опять построение. Допишу потом.

20:21.

Пока мы ехали, я всё время смотрел в дырочку, которую расковыряли в тенте ещё до меня, и любовался красотами русского Севера. Это удивительно красивые места засыпанные белоснежным снегом. Урал остановился примерно за 300-400 метров до самого полигона. Дальше был непроходимый глубокий снег. Но непроходимым он был только для внедорожного военного Урала, а вот для матросов он был очень даже проходимым. Мы шли, по грудь утопая в снегу, неся при этом ещё и необходимое оборудование для стрельб.

Отстреляли мы хорошо. У меня был один из самых лучших результатов. Я ещё в колледже стрелял лучше всех в группе. Меткий глаз у меня, наверное, от дедушки, который на войне был снайпером по уничтожению немецких снайперов.

После стрельб мы пили сладкий крепкий чай с сухарями, стоя у костра. Я вечность простоял бы так. Вокруг белый хрустящий снег, мороз, а Ты стоишь у костра и пьёшь сладкий, а самое главное крепкий чай, а не те помои, что обычно наливают на камбузе.

Потом нас загрузили мишенями, столами, матрацами, автоматами и прочими вещами для того, чтобы мы это всё отнесли в грузовик. Загрузив вещи в кузов Урала, там стало ещё теснее. Но мы постелили матрацы под себя, и в кузове стало тепло и уютно.

На обратном пути я испытал неописуемое блаженство. Двадцатиградусный мороз. Изо рта идёт пар. А ты тепло одет, лежишь на матраце в окружении товарищей. Тебя сладко укачивают едва расчищенные российские дороги. После трудного дня ты погружаешься в сладкий полудрём. Тебе хочется ехать ещё и ещё, но путь продолжается всего минут двадцать. Ты выходишь из полудрёма от резкого поворота в ворота части и окончательно избавляешься от него при торможении Урала. Слышатся истеричные крики старшин, и хочется кого-нибудь ударить.

Мы вернулись, когда вся часть уже пообедала. Нас тут же повели на камбуз, и заботливые тётеньки на раздаче, не жалея остатков обеда, накладывают тебе столько еды, сколько ты пожелаешь.

16 февраля, среда, 14:40, Североморск.

Белая ворона.

Ещё в школе моя учительница Антонина Сергеевна говорила, что мне нужно было родиться в другое время, т.к. моё мировоззрение не позволяло мне дружить и находить общий язык со своими одноклассниками. Я любил читать, неплохо учился, не любил пьянки и гулянки, старался ни с кем не конфликтовать. В общем, на фоне одноклассников я выглядел «белой вороной». Так было и в колледже, хотя уже в меньшей степени.

Тут, в армии, я с новой силой ощущаю себя «белой вороной». Я дисциплинирован, дипломатичен, всегда стараюсь отстаивать свои права и выполнять обязанности, стараюсь не превращать ссору в драку, я не пью, не курю, слушаю не совсем популярную музыку, у меня есть амбиции и планы. Но я не хочу сказать, что со мной тут никто не общается, просто меня почти никто не понимает. У меня здесь есть хорошие товарищи, но и они чаще не понимают меня, чем понимают, так же, как и я могу их не понять.

Мне непонятны эти постоянные разговоры о тачках, мне совсем не интересно кто и сколько трахнул девушек до армии, у меня вызывают лютое отторжение разговоры о том, как они нажрались на своих проводах и со всеми передрались. Как вообще можно тратить своё время на эти пустые разговоры? Но ведь мне приходится слушать, т.к. чаще всего ты не можешь уединиться с человеком, который тебе по-настоящему интересен, и разговаривать только с ним одним.

17 февраля, четверг, 17:30, Североморск.

Одиночество.

Хоть меня здесь окружает очень много ребят, я всё равно чувствую себя глубоко одиноким человеком. Здесь мне не хватает родственной души, такой, какой для меня на гражданке были Юра, Лёша, Таня, Эдвин. Мне не с кем поговорить тут по душам. Здесь есть только те, с кем можно пообщаться, но с ними не чувствуешь себя уютно. О чём с ними говорить? Опять о машинах? Об армии? Об их проводах? Поэтому я в основном и общаюсь со своим дневником и использую всякую свободную минуту, чтобы написать здесь свои размышления и наблюдения. Часто мои записи прерываются различными построениями, работами, да и просто когда вокруг много народа, то не всегда удаётся открыть дневник и изливать в него свои мысли. И это происходит так часто, что я уже не ставлю акцент на этом, а просто продолжаю запись тогда, когда появляется такая возможность.

Но будет несправедливо, если я не упомяну одного человека, с которым я тут всегда общаюсь с большим удовольствием – это Гаврюшин Андрей. Мне очень нравится беседовать с ним о музыке, которую мы оба любим, и выслушивать его сатирические шутки об армии и сослуживцах.

18 февраля, пятница, 12:20, Североморск.

Антитеррористический отряд.

Теперь помимо гарнизонного караула, меня ещё зачислили в антитеррористический отряд. И при первой же тревоге мы принимаем форму №5 (робишка, сапоги, шинель, шапка), получаем автоматы, штык-ножи, противогазы, каски и бежим к КПП. Там нам вручают патроны и разводят по постам.

18 февраля, пятница, 20:05, Североморск.

Послание дагестанцам.

Хочу написать ещё пару строк о дагестанцах. Они могут простить такую крысу, как Исмаил, и общаться с ним нормально, а с русскими, которые им ничего плохого не сделали, они обращаются как с недочеловеками.

Но, не смотря на всё, что я написал выше, я хочу привести здесь строки из стихотворения одного из самых моих любимых поэтов – Расула Гамзатова, который, кстати говоря, по национальности был аварец:

Мне все народы очень нравятся,

И трижды будет проклят тот,

Кто вздумает, кто попытается,

Чернить какой-нибудь народ.

И ещё очень нравится его выражение: «В Дагестане я аварец, в России я дагестанец, а заграницей я русский».

Поэтому, ребята, давайте жить дружно, и тогда мы все вместе будем непобедимы!

19 февраля, суббота, 0:05, Североморск.

Планы на будущее.

Сейчас стою дневальным, все спят, поэтому есть возможность спокойно поразмышлять. Пора строить новые планы на будущее. До армии у меня уже был план, как обустроить свою жизнь, но в неё почему-то совсем не входила армия. Я не учёл этот факт. Когда я приехал в Москву, я строил планы с таким размахам, что потом сильно удивлялся и разочаровался, когда у меня что-нибудь не получалось. Ведь жизнь состоит из таких мелочей, которые не всегда можно учесть. После этого я стал строить планы уже более детально. Но как я мог не учесть армию?

Сейчас у меня есть 2 года, чтобы построить план, но и эти два года нужно тоже как-то грамотно распределить. Дело в том, чтобы учиться в Москве, нужно иметь много денег. Эти деньги я могу заработать в ресторане «Кино». Но самые большие заработки там можно получить в декабре на ежедневных новогодних корпоративах. Однако мой срок службы заканчивается в середине декабря, с учётом всех переездов я смогу приступить к работе только числа 20-го, когда уже больше половины корпоративов пройдёт, а значит, я недополучу половину денег. Да и возьмут ли меня на работу в середине декабря, когда уже будет полный комплект официантов? Чтобы приехать домой раньше, мне придётся не ходить в отпуск, и тогда я уволюсь с армии в ноябре, а может даже в октябре. Но смогу ли я провести 2 года без мамы и друзей, без девушек, без вкусной еды, без громкой любимой музыки, без тёплого Солнца? Я же за два года от этого всего отвыкну, и мне тогда вообще не нужно будет ничего в этой жизни. Так что вопрос идти в отпуск или не идти – главный, над которым нужно серьёзно подумать.

19 февраля, суббота, 12:20, Североморск.

Уже не сон.

Раньше мне армия казалась сном. Находясь здесь уже несколько недель, я до сих пор ловил себя на мысли, что сплю, или это какое-то другое измерение. Но сейчас для меня армия уже стала реальностью, а гражданка как будто бы наоборот превратилась в сон… Что? Я шёл в модной рубашке по улице Москвы, слушал любимые песни, и светило Солнце? Не может быть! Это был сон!

19 февраля, суббота, 18:50, Североморск.

Ностальгия.

Сейчас по телевизору показывали выступление группы «Фабрика», и пока мои сослуживцы громко выражали свои эмоции над их аппетитными формами и глотали слюни, у меня защемило сердце. Ведь они именно в этих костюмах и с этой же песней выступали в ресторане «Кино». Мне, конечно же, хотелось похвалиться перед пацанами, что я видел группу «Фабрика» так же, как сейчас вижу их, что я кормил и поил этих девчонок у себя в ресторане, и что даже успел мило пообщаться с Сашей Савельевой. Но что толку от того, что я это им скажу? От этого не станет легче ни мне, ни им.

Вообще мне сейчас нельзя смотреть телевизор. Я как увижу по нему что-нибудь, что мне напоминает о моей гражданской жизни, так на меня сразу нападает ужасная хандра. Да и не только телек вызывает у меня меланхолию. Вот сейчас сижу, пишу, а старшина второй статьи Лёха Кустов играет на гитаре и поёт песню «Батарейка». А ведь эту песню я тоже слушал в оригинале от группы «Жуки».

Как мне огородить себя от всей этой информации, которая вызывает во мне флешбэки? Это всё равно, что когда ты расстался с любимой девушкой, пытаешься её забыть, а друг каждый день напоминает тебе о ней, и хочется его за это ударить. Ведь реально было бы легче, если бы меня забросили на какой-нибудь остров земли Франца-Иосифа, где нет ни радио, ни ТВ, ни людей, которые могут мне напомнить о гражданке, дали бы мне автомат в руки и еду и сказали бы: «Охраняй этот остров», то тогда я бы проще переносил тяготы службы.

20 февраля, воскресенье, 14:00, Североморск.

Репетиция спектакля.

Для меня, как для человека творческого, большой отдушиной является моё участие в театральной труппе, которую собрала Елена Владимировна у себя в библиотеке. Подготовка спектакля идёт к логическому завершению – к премьере, которая состоится уже 23 февраля. Кстати, спектакль ставится по пьесе Леонида Филатова «Эликсир», и я играю в нём роль Второй Женщины, т.е. одна из тех, кто выпивает любовный эликсир и влюбляется в Доктора Мишеля.

После репетиции я наконец-то добрался в библиотеке до радиоприёмника, который обычно был оккупирован дагестанцами, и настроил своё любимое радио «Максимум». Наконец-то я услышал новые и старые творения своих любимых групп.

21 февраля, понедельник, 10:30, Североморск.

Изменение масштабов.

Вот кажется, что такого в том, что я вчера послушал эти песни? На гражданке я слушал их каждый день в большом количестве. А здесь, в армии, это кажется целым событием большого масштаба, о котором даже стоит упомянуть в дневнике.

23 февраля, среда, 19:00, Североморск.

Премьера.

Сегодня состоялась премьера нашего спектакля «Эликсир». Выступали мы перед личным составом нашей части. Думаю, что спектакль удался, и равнодушных не осталось. Да как же тут остаться равнодушным, если уже на переодетого в женщину мужика смотрят с вожделением, особенно… ну вы догадались кто!

После выступления наш режиссёр Елена Владимировна организовала нам сладкий стол, за что ей огромное спасибо.

Пожалуй, сегодняшний день был лучшим из всех, что я провёл в армии. Завтра мы выступаем перед офицерами и мичманами нашей части.

Наши театралы. Угадайте где тут я!

28 февраля, понедельник, 8:30, Североморск.

Караул.

Вчерашний вечер был самым счастливым из всех вечеров, проведённых в армии, ведь я наконец-то получил долгожданные письма: от мамы, сестры и отца. Эти письма пришли мне ещё в пятницу, но в субботу нужно было заступать в караул, а по приказу министра обороны караульным запрещено получать письма за три дня до заступления на боевой пост. Вот, к примеру, в пятницу я получил посылку от мамы. Мне саму посылку отдали без проблем, а письмо, которое содержалось внутри, отдали только вчера. Связано это с тем, чтобы наши гражданские дела никак не влияли на несение караула. Вдруг меня несуществующая девушка бросила бы, а у меня в руках заряженный Калаш. Поехал бы, наверное, разбираться или застрелился?

В карауле стоять мне понравилось. Хоть какое-то разнообразие – это раз. Целые сутки не видеть надоевшие мерзкие рожи некоторых сослуживцев – это два. Можно кушать вдоволь, пить сладкий чай и крепкий кофе, правда, купленные на наши же деньги, – это три. И самое главное – это осознание того, что ты занимаешься серьёзным и очень важным делом, а не мытьём посуды или уборкой снега, – это четыре.

Мне поручили самый ответственный пост №3. Первые два поста находились на улице, на вышках, одна вышка при въезде на территорию гауптвахты, а вторая на заднем дворе. Третий пост находится в непосредственном соприкосновении с камерами заключённых. Меня закрывали на броневую дверь в коридоре, где находились камеры заключённых, и оттуда не могли убежать ни только заключённые, но и даже я. При себе я имел только автомат и 60 патронов.

Мы жалуемся на то, как худо живётся нам, бедным и несчастным матросикам, в своих тёплых и уютных кубриках, где мы имеем возможность спать в чистых постелях, ходить, когда захочется в туалет, и где нас кормят 4 раза в сутки. У заключённых всего этого нет. Кормят их тем же самым, что и нас, но только в ещё более ограниченном количестве. Живут они, точнее, находятся, в маленьких сырых и холодных камерах, размером примерно один на два метра. В стене наверху прорублено крохотное зарешеченное окно, в которое они не имеют возможности даже посмотреть. Посередине камеры влит в бетонный пол, так называемый, железный табурет, но сидеть на нём очень неудобно, т.к. его седалищная часть размером с CD-диск. Попробуй на таком посиди весь день. Лежать тоже было не на чем, так как утром заключённые выносили из камер свои шконки и только перед отбоем их заносили обратно. Так вот и слоняются целыми днями по камере, – два метра туда и два обратно.

Ходят в туалет они в установленное время, но не всегда можно приказать своему мочевому пузырю или кишечнику не хотеть в туалет. Когда это случается, заключённый обращается ко мне, с «громаднейшей» просьбой, я по трансляхе выхожу на связь с дежурным офицером и передаю ему просьбу заключенного, и уж если офицер соблаговолит, то заключённому повезло, если нет, то извините – терпи или гадь прямо в камере. Как правило, офицер откликался на просьбу заключённого только на второй или третий раз, когда понимал, что это уже неминуемо.

По Уставу караульной службы мне категорически запрещено разговаривать с заключёнными, зато заключённые выдались очень разговорчивыми. Каких только слов в свой адрес я не выслушал за время вахты: дрищ, карась, шакал, сука… И это только самые мягкие существительные, а к ним ещё добавлялись различные смачные прилагательные.

1 марта, вторник, 20:40, Североморск.

Плохие привычки.

В армии у меня появляется несколько плохих привычек. Вот лишь самые яркие из них. Во-первых, я тут стал чаще материться. Это связано, прежде всего, с тем, что тут очень много всяких тупорылых долбоёбов, которые по-другому не понимают. Во-вторых, я стал много лгать. Тут без лжи особо не проживёшь. Например, спросит меня кто-нибудь из старшин: «Есть деньги в долг?», я отвечаю, что нет. Да ещё для достоверности перечисляю, куда я их успел потратить, хотя по-настоящему у меня в кармане всегда, хоть какая-нибудь мелочевка, да присутствует. В-третьих, тут я меньше слежу за гигиеной. В учебке очень плохие условия для поддержания своей гигиены. Ходим в душ мы раз в неделю, а в самой казарме есть только умывальники. Но в умывальниках нет ни горячей, ни тёплой воды, нет даже холодной, тут есть только вода ледяная!

4 марта, пятница, 8:10, Североморск.

Размышления о счастье.

Хочу признаться в любви городу Москве. Хоть я и прожил в этом городе всего полгода, но за это время я успел к нему привыкнуть и полюбить. Как говориться, к хорошему быстро привыкаешь!

Если бы я не провёл последние свои полгода в Москве и не привык к московскому образу жизни, мне, возможно, было бы гораздо легче привыкнуть к армии. Связано это с тем, что в Бальцере я жил совсем иной жизнью, не такой расхлябанной и весёлой, как в Москве. Можно даже сказать жил аскетично. А Москва сделала меня слабее в моральном, да и в физическом плане тоже. Как я сейчас понимаю, в Москве у меня было всё для счастья, но ведь жизнь заключается разве только в счастье? Думаю, что нет. Счастье делает нас более подверженным к несчастью. Думаю, быть не несчастным, это уже в какой-то мере счастье, а остальное уже эгоистичные излишки. Этими излишками я и стал обрастать в Москве. Появились деньги, появилась возможность их тратить, начал себя баловать, делать то, что никогда бы не делал в своём маленьком городке. А лишившись всего этого в армии, я стал чувствовать себя глубоко несчастным человеком.

Некоторые познают смысл жизни в монастырях, а я вот начинаю познавать его в армии.

6 марта, воскресенье, 18:50, Североморск.

Ещё несколько слов о службе.

Если бы я встретил волшебника, и он мне предложил уснуть и проснуться под дембель, то я бы непременно отказался. Раз уж я оказался в армии, то использую её на полную катушку, возьму от неё всё, что она мне предлагает, и отдам ей взамен всё, что она потребует. К тому же я принял присягу.

10 марта, четверг, 11:00, Североморск.

Письмо Татьяны.

Вчера получил долгожданное письмо от моей любимой подруги детства Татьяны. Это лучшее письмо из всех, какие я получал в своей жизни. Таня пишет, что любит меня, что ужасно скучает по мне, и ещё очень много приятных слов, которых так сильно не хватает в армии. Письмо зарядило меня положительной энергией, которой, думаю, должно хватить на долгое время. Ради такого письма уже стоило пойти служить в армию!

13 марта, воскресенье, 18:50, Североморск.

Второй караул.

Сегодня вернулся со второго караула. За него нам, как и в прошлый раз, поставили «четвёрку». Проверяющим видимо чего-то не понравилось.

Моя бы воля, я ходил бы в караул сутки через трое, а не раз в две недели. Единственное, что плохо – не выдают письма за 3 дня до этого.

Заключённых на этот раз было всего пять. Одна камера пустовала. Ночью мне ужасно захотелось спать, и я зашёл в эту камеру и облокотился на железный табурет. Не прошло и нескольких секунд, как я сразу же вырубился. Но сон мой продлился совсем не долго, ко мне пришло страшное осознание того, что я сейчас совершаю ужасный поступок, к тому же, ещё и уголовно наказуемый. Я надавал себе по щекам и снова вышел в коридор. Однако организм мой не сдавался, и я ещё несколько раз засыпал, прямо стоя с автоматом в руках. Не знаю, что на меня так действовало, наверное, сопение и храп заключённых, которые, находившись за весь день по камере, спали «без задних ног». Люди эти совсем разные, как по возрасту, так и по званиям и должностям. Конечно, в основном срочники и контрактники, но также сегодня был среди них целый капитан первого ранга. Поговаривают, что его судят за коррупцию.

Несение караула – это самая серьёзная работа из всех, которой мне приходилось заниматься в своей жизни.

15 марта, вторник, 14:00, Североморск.

Любители поэзии.

В армии вдруг все резко полюбили поэзию, даже дагестанцы. Интересное явление, вызванное недостатком других развлечений. Мой товарищ Андрей, заядлый рокер, любитель группы Children of Bodom, вдруг стал писать лирические стихи. Так же начали писать стихи и многие другие. А кто не стал заниматься писательством, те просто их читают, заучивают наизусть, переписывают в свои тетрадочки, чтобы потом отправить их с письмами домой своим мамам и любимым девушкам.