Текст книги "Я не буду таким никогда"

16 марта, среда, 14:00, Североморск.

Армейский фольклор.

«Пишу Вам на разбитой табуретке, которую разбили о мою голову». Подобными словами начинаются многие письма, отправленные из армии, домой. Вообще в армии существует свой собственный фольклор, не похожий ни на один другой. В основном он сводится к тому, как круто служить в том или ином виде войск, причём часто обижая другой вид войск. Например, как:

Мы ребята из Морфлота –

Моря бравые сыны,

Ни какая-нибудь пехота,

Мы крутые пацаны.

Так же бывает смысл совершенно противоположный:

Я служу в российском флоте –

В глубочайшей в мире жопе.

Очень много иронических стишков:

Перловую каша

За Родину нашу,

Ремень автомата на грудь.

Сто дней до приказа

И бабу ни разу,

Попробуй такое забудь.

Много успокоительных стихотворений, адресатами которых являются самые близкие люди:

Недолго мама тебе плакать,

Два года быстро пролетят.

Весёлым, добрым и здоровым

К тебе вернётся сын моряк.

А ещё у нас есть собственное предсказание Нострадамуса, которое гласит: «Осенью 2006 года наступит конец света, потому что из армии в родные края вернутся тысячи молодых парней, и всё, что растёт, будет выкурено, всё, что льётся, будет выпито, а всё что ходит на длинненьких прекрасных ножках, будет оттрахано».

18 марта, пятница, 20:00, Североморск.

День рождения.

Только в армии, в свой день рождения, сразу после подъёма, т.е. в 6 утра, не позавтракавши, можно пойти с лопатой на улицу чистить снег, затем зашивать свои драные носки, которые носишь уже 3 месяца, не меняя, и чуть не подраться с дагестанцем, который пытался заставить меня подметать пол вместо себя.

Но в целом, день прошёл у меня очень хорошо. Было много приятных сюрпризов. Первое, что меня сильно порадовало, это то, что меня очень тепло поздравили мои товарищи и взвод, включая командира взвода капитана 3 ранга Цобенко, который пожал мне руку, пожелал вернуться из армии живым и здоровым, и подарил мне знак учебки и письменный набор – очень нужная вещь для меня.

Второе, я сегодня впервые увидел во всей красе огромный корабль «Пётр Великий», который встал посреди Кольского залива, и я получил возможность любоваться им из окон кубрика.

Третье, мой лучший друг Лёша прислал мне огромную поздравительную открытку.

Четвёртое и самое приятное – сегодня многих дагестанцев и их лизоблюдов забрали из учебки на авианосец «Адмирал Кузнецов». Туда им и дорога! Говорят, «Адмирал Кузнецов» – это плавающий Дагестан, т.к. 50% личного состава этого авианосца состоит из дагестанцев. Бедные лизоблюды, они ведь были такими, чтобы выжить в учебке в обществе дагестанцев за счёт других парней. А на «Кузе» у них других парней почти не будет, и дагестанцы будут жить за счёт своих лизоблюдов. Как иронично!

После обеда я, Лекс, Андрей, Сергей и Паша ходили в чепок – тратить на сладости все мои накопленные денежки. Купили сладостей и там же их и съели.

По приходу в роту меня ожидал ещё один сюрприз – извещение о посылке от мамы. Тут же меня, как именинника, отвели на почту за посылкой, в которой мне прислали всё, что нужно для службы: носки, нитки, зубную пасту, туалетную бумагу, бритвенные принадлежности, щипчики для ногтей, конверты, блокнот, ну и, конечно же, сладости, которые я даже не попробовал. Пока разбирался с остальными вещами, сладости тут же были сметены всем взводом.

А сейчас я сижу на концерте духового оркестра Северного флота в доме офицеров флота. Конечно это не Prodigy и не Rammstein, но слушать можно. Вот я сижу и слушаю замечательную музыку вместе со всем составом нашего караула, который был, таким образом, поощрён за нелёгкую и ответственную службу. Правда, кто-то уже залип от этой нелёгкой службы и посапывает в удобном красном кресле ДОФа. А я вот уткнулся в дневник.

19 марта, суббота, 14:00, Североморск.

Продолжение «банкета».

Однозначно, вчера был день сюрпризов. И самый экстремальный сюрприз ожидал меня на вечерней поверке после концерта в ДОФе. В котельной заканчивался уголь, и срочно требовалось его загрузить. Так как весь состав гарнизонного караула ходил на концерт и не заступал в другие наряды, выбор пал именно на нас. Мы всем составом отправились на ЗУ. Мне сказали, что я на правах именинника могу остаться в роте и ложиться спать, но как я мог бросить своих товарищей? К тому же мне хотелось на свою днюху чего-то экстремального, да и уже стало традицией справлять праздники на ЗУ. Я пошёл вместе со всеми.

Загрузка угля действительно получилась экстремальной, т.к. на улице была сильная метель. Однако я заметил, что постепенно ЗУ перестала быть для нас чем-то трудным и ужасным. Думаю, у нас включилась некая форма инстинкта самосохранения, которая перерабатывала этот тяжелый физический труд в некую игру. Мы уже не тяготились этой работой, а наоборот соревновались друг с другом, кто больше отколет кусок угля от пласта. Андрюха вообще в этот раз выкопал большую пещеру, в которой можно было уместиться нескольким матросам. Иногда в перерывах играли в Царя горы и скидывали друг друга в сугробы. Тяжеленные носилки мы перестали таскать на себе, а стали их катать по укатанной снежной дорожке, как санки, и для этого уже не нужно было задействовать двух человек. Второй нужен был только для того, чтобы занести носилки внутрь котельной, а на протяжении всего пути от горы угля до котельной мы по очереди катали друг друга на носилках поверх угля. Особенно лихо кататься на носилках у нас получалось, когда мы вывозили из котельной на отвал шлак. Весь этот путь представляет из себя прямую заснеженную дорогу под уклоном градусов 20 и длиною примерно метров 200. Благо, что прямо перед самым обрывом, стоит сетчатый забор с узким проходом к самому обрыву. А-то наши лихие головы догадывались разгоняться до такой скорости, что мы просто бы не успевали тормозить перед обрывом. Так бы и улетали в пропасть вместе с носилками и шлаком, если бы не этот забор.

Наши ребята на горе угля.

Теперь для нас загрузка угля более желанная работа, нежели чистка картофеля, которую мы, кстати, тоже превратили, если не в игру, то в полноценный концерт. У нас в роте есть парень Арман с отменным голосом, и он к тому же хорошо играет на гитаре. Мы всегда берём его с собой на ЧК, но вместо ножа в руки даём гитару, и он весь вечер, пока мы чистим гору картофеля, поёт нам песни из репертуара «Короля и Шута», «Арии», «Алисы», «Чижа» и других групп.

В роту мы вернулись только под утро.

20 марта, воскресенье, 20:50, Североморск.

Увал.

Сегодня утром нас ждал ещё один сюрприз – посреди Кольского залива во всей своей красе встал единственный авианосец России «Адмирал Кузнецов». Мы всей ротой столпились у окон разглядывать это чудо советского кораблестроения. И вдруг мы стали свидетелями ещё одного зрелища – с палубы авианосца стали взлетать и ювелирно садиться самолёты. Такого не увидишь ни на одном МАКСе!

Всем театралам к десяти часам нужно было идти в библиотеку отмечать мою днюху. Но попали мы туда только к двенадцати, т.к. всё утро чистили плац от снега, которым завалило вчера весь Североморск. В библиотеке Елена Владимировна душевно поздравила меня и устроила чаепитие. Обязательно каждый год буду поздравлять эту чудесную женщину с её днём рождения.

После обеда меня вместе с Ахмадеевым отпустили в увал. Первым делом мы побежали к заливу посмотреть на авианосец вблизи. Такой огромной штуковины я себе даже представить не мог. В длину более трехсот метров, в высоту больше девятиэтажного дома, под водой, наверное, скрывается ещё столько же. Это не корабль, это целый город!

Вдоволь насмотревшись на авианосец и другие корабли, мы отправились гулять по Североморску. Город меня и в этот раз не разочаровал: симпатичный, уютненький, с огромным памятником у морвокзала, который именуется Алёшей. По центральной улице Сафонова много интересных магазинчиков и дешёвых кафе, в одно из которых мы и зашли с Ахмадеевым и проели его последние деньги.

По возвращению в роту нас первым делом отвели к замполиту, который проверил нас на наличие алкогольного опьянения. Алкогольного опьянения не обнаружено.

21 марта, понедельник, 13:50, Североморск.

Противоречивые слухи.

Наша часть сейчас наполнена противоречивыми слухами. Командир сообщил нам о досрочном окончании обучения в учебке и отправлении нас на корабли и в другие части. Первой ласточкой этого было внезапное отправление нескольких матросов на «Адмирал Кузнецов». Это связанно с крупномасштабными учениями Северного флота, когда все корабли уйдут в море выполнять поставленные задачи. А для того, чтобы выйти в море, корабли должны быть полностью укомплектованы матросами, и, видимо, их сейчас очень не хватает.

Наш 23 взвод должен был уйти из учебки в начале июня, а возможно уйдёт уже в ближайшие недели или даже дни. А ещё ходят слухи, что, возможно, наш взвод могут оставить в части, как взвод обеспечения до тех пор, пока сюда не пришлют учиться новый весенний призыв.

21 марта, понедельник, 17:20, Североморск.

23 взвод.

Наш взвод, можно сказать, образцово-показательный в роте. Почти всем основным составом он принимает участие во всех значимых мероприятиях части: гарнизонный караул (на 70% состоит из 23 взвода), спектакль (30%), антитеррористический отряд (80%), и вот сейчас нас в полном составе записали на мероприятия, проводимые в боевых учениях Северного флота. Получается, если мы итак участвуем в этих учениях, как представители наземной части, то нас не отправят на корабли? Это будет очень плохо – мне уже не терпится попасть на корабль.

Кстати, хочу написать пару слов об учёбе и о курсе молодого бойца, которые у нас должны быть в учебке. Всего этого у нас нет! На занятия по специальности, а специальность у нас,оказывается,называется «мотористы», нас водили раза четыре за все 3 месяца, а то, что с нами тут происходит, я так понимаю, и есть курс молодого бойца. В общем, если мы и попадём на корабли в ближайшее время, то абсолютно неподготовленными.

22 марта, вторник, 11:50, Североморск.

Краткое отступление об армии.

Многие говорят, что армия делает из пацана мужчину. Да уж… А те, кто не ходил в армию и за эти 2 года выучились какой-нибудь профессии, заработали денег, купили себе машины, квартиры, дома, обзавелись семьёй – они, что, не мужчины?

Однако в армии всё-таки есть много хорошего для меня. Она меня закаляет и учит обращаться с людьми так, как они того заслуживают, а не как обычно – хорошо.

23 марта, среда, 13:50, Североморск.

Рассказ.

За свою жизнь я уже написал несколько рассказов. Все они были выдуманные или даже фантастические. Но в последнее время в моей жизни происходит столько интересных событий, что можно писать уже невыдуманные истории. И вот один из таких я сегодня как раз и написал. Он мне понравился, и поэтому хочу переписать его в свой дневник, чтобы не потерять.

Ожидание у окна.

Большой просторный кубрик, усеянный одноярусными армейскими койками. Но людей в кубрике находится меньше, чем коек. Большинство матросов находятся в данный момент в нарядах. Оставшаяся часть матросов сидит перед чёрно-белым телевизором, который находится в правом дальнем углу кубрика, и смотрит воскресную программу по Первому каналу. Пара матросов сидит на табуретках у тумбочек и пишет письма домой. Старшина второй статьи валяется на койке. И только один матрос сидит на подоконнике.

Он пришивает новенький шеврон к своей однорядной шинели. Левая нога у него закинута на подоконник, а правая стоит на полу. Таким образом, он повёрнут в сторону телевизора, но на него даже не смотрит. Всё его внимание приковано к окну.

Из окна открывается вид на Кольский залив. Кубрик находится на втором этаже учебки, а учебка на холме, который возвышается над заливом, поэтому из окна он просматривается очень хорошо. На этом берегу залива, примерно в километре от учебки, находится военно-морская база эскадры Северного флота, где стоят лучшие корабли России: крейсеры «Пётр Великий» и «Маршал Устинов», большие противолодочные корабли «Адмирал Левченко» и «Адмирал Чабаненко», большой десантный корабль «Митрофан Москаленко» и множество других кораблей. Некоторые из них утопают в белоснежном снегу, некоторые наоборот стоят тёмными пятнами, т.к. полностью очищены от снега. На другом берегу Кольского залива виднеются лишь заснеженные сопки, а справа в середине пролива показывается остров Сальный.

Но внимание матроса привлекает другой предмет. Из-за острова Сальный показался какой-то корабль, но он настолько далеко, что не видно даже какого он класса. Матрос продолжает пришивать шеврон и внимательно поглядывать в окно.

Корабль уже подошёл ближе, но всё равно ещё был не различим. Матрос уже пришил шеврон и принялся пришивать подшиву к сопливцу.

Корабль всё ближе, и опытным глазом уже можно было узнать его, но он всё ещё не был узнан молодым матросом. Матрос дошивает подшиву, отрывает зубами нитку, иголку с оставшийся ниткой закалывает в шапку-ушанку, надевает её и снова поворачивается к окну. Вдруг глаза его загорелись и забегали – в заливе шёл авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов».

Матрос поворачивается к сослуживцам, которые пишут письма, и кричит им: «Смотрите, смотрите, Кузя в заливе!» Матросики покидали свои письма и быстро подбежали к окну. Матросы, которые смотрели телевизор, тоже посчитали, что посмотреть на Кузю гораздо интереснее, чем «Пока все дома».

– А ты говоришь, что он здесь даже не поместится, – сказал матрос, который заметил Кузю, тому, кто писал письмо.

– Вот бы посмотреть на него поближе, – отвечал тот.

– Я сегодня первым делом пойду его смотреть на причал, а уж потом пойду за посылкой.

– Везёт же!

Вот уже «Адмирал Кузнецов» встал на бочку в середине залива, с его палубы начали взлетать и садиться самолёты, а восхищённые взгляды матросов продолжали следить за этим интересным зрелищем. И только лишь старшина второй статьи продолжал лежать на койке и смотреть в потолок.

24 марта, четверг, 18:50, Североморск.

Мы уже расписаны.

Всё, информация подтвердилась, – мы скоро все уходим на корабли.

Сегодня всем театралам Елена Владимировна сообщила, кто на какой корабль расписан. Я с Лексом расписан на «Североморск». Говорят, что это большой противолодочный корабль с экипажем 200-300 человек, относительно недавно построен и, что самое главное, ходовой. А ведь некоторых отправили на корабли, которые приколоты к причалу и не ходят в море. Но я не доволен. Я так мечтал о каком-нибудь представительном корабле, который ходит заграницу: о «Левченко», об «Ушакове», о «Чабаненко», об «Устинове», о «Петре Великом». Но, видимо, не суждено…

Кстати, наша театральная труппа уже перестала существовать. Последний спектакль был 17 марта, а 18-го пятерых театралов забрали из учебки на «Адмирал Кузнецов».

26 марта, суббота, 00:50, Североморск.

Неусыпно караулю.

Прямо сейчас нахожусь на посту №3 гарнизонной гауптвахты. Мои арестанты спят, а я вот хожу по коридору и караулю их. Опять очень сильно хочется спать, и чтобы не уснуть, я прихватил с собой свой дневник.

Я немного узнал про своё будущее место службы и решил, что для нас с Лексом припасли блатной корабль. Уж не знаю даже, чем мы с ним так выслужились. Может быть, Елена Владимировна постаралась? Мы ведь с Лексом у неё любимчики.

БПК «Североморск» – это подшефный корабль города Североморск, а это означает, что мы часто будем посещать различные мероприятия: концерты, театр и т.д. Там хорошо кормят, так как туда в основном отправляют служить местных из Североморска и округи. Экипаж небольшой, примерно 300 человек, а, значит, будет дружный. И что самое главное – этот корабль ходит за границу. Например, в прошлом году он ходил в Норвегию. Правда в этом году, говорят, он никуда не идёт.

Блин, что им не спится? Опять в туалет просятся…

1:10

Хочу попытаться проанализировать то, чему я научился за то время, пока я нахожусь в учебке.

Я научился замечательно шить. Теперь мне вовсе не составляет труда заштопать себе носки, пришить погон или шеврон к шинели. Причём в армии иголку с накрученной на неё ниткой принято держать всегда при себе на случай, если вдруг что-то придётся срочно пришивать. Хранится всё это в шапке за клапаном или прямо под ушами (имеются в виду уши шапки-ушанки).

Я научился аккуратности и чистоте. Мы аккуратно вешаем свои шинели, аккуратно ставим обувь в сушилке, чистим снег не только, чтобы его не было на асфальте, но, и чтобы красиво смотрелись бортики вдоль дороги. Я заправляю свою постель так, чтобы не пришлось заправлять её заново. Меня приучили к чистоте, и теперь, когда я вижу малейшую соринку на полу, меня коробит так, что как будто бы на пол вывалили мусорную корзину.

Боже мой, я научился есть суп и варёные овощи! Если мама узнает об этом, то радости её не будет предела. Ведь моя привередливость в еде доставляла маме большие заботы и огорчения. Правда тут супы я всё равно почти не ем, крупно нарезанный лук до сих пор вызывает во мне рвотные позывы. Но когда суп сделан более-менее с душой, то после него и тарелку мыть не обязательно.

Про свою вновь приобретённую экономность я уже писал, но всё равно хочется отметить, что это качество нужно сберечь в себе. Я всю свою жизнь был экономный, мама давала мне в школу на пирожок по 5 рублей каждый день, а я их не ел и откладывал на что-нибудь стоящее. Например, на подарок девочке. Москва же за полгода так меня развратила, что я стал диким транжирой, причём я этого и не осознавал, пока не попал в армию…

28 марта, понедельник, 08:30, Североморск.

Поощрения.

Вчера отстояли свой третий и, скорее всего, последний караул. На этот раз отстояли его на «отлично» – проверяющим было не до чего придраться. А сегодня нас награждали за отстоявшие караулы. Лучшей половине прибавили по двое суток к отпуску, а остальным выписали благодарности с занесением в личное дело. Я попал в лучшую половину, и теперь буду гулять отпуск на двое суток дольше.

28 марта, понедельник, 09:55, Североморск.

Нас уже покупают.

Только что мне сообщили, что наш покупатель (так называется человек, который забирает нас в другие части и на корабли) уже в роте. Вот-вот объявят построение и назовут наши имена. Сердце стучит, гоняя кровь с остервенением. Судьба наша предопределена…

Это моя последняя запись на ближайшие дни. Я ухожу в неизвестность и решил оставить свой дневник на сохранение Елене Владимировне. Через несколько дней она обещала прийти проведать нас на кораблях и занести нам все вещи, которые мы ей отдали на хранение.

Часть третья:

Дневник самоубийцы.

8 апреля, пятница, день, Североморск.

4 записи.

Здравствуй, Дневник! Завожу тебя заново, т.к. предыдущий у меня отобрали (похитили, украли, отшили, спиздили). Слава Богу, там было всего 4 записи, которые я успел спасти, выдрав листы, прямо, как в «Эффекте бабочки». Поэтому первые 4 записи в этом дневнике будут копиями.

Запись №1.

28 марта 2005 г., понедельник, вечер. Североморск.

Настоящая армия.

Сегодня началась новая глава моей жизни – настоящая армия. Хоть я и служу четвёртый месяц, оказывается, я ещё не видел, какова она на самом деле. Та армия, которая была в учебке – ясельная группа, по сравнению с тем, куда я сегодня попал.

Тут я даже не знаю, сколько сейчас времени, а спрашивать у кого-нибудь лишний раз не хочется. Поэтому в дневнике пока что буду писать просто вечер, утро, день, ночь.

Запись №2.

2 апреля, суббота, 2005 г., четвёртый час вечера. Североморск.

Железная ненависть.

Наконец-то я добрался до дневника. Правда вот писать нет никакого настроения, потому что ничего хорошего в моей жизни не происходит. Значит, буду писать о плохом.

Меня сейчас раздирает такая ужасная тоска по учебке. Вот уж не думал, что буду скучать по этому месту. Я только там освоился, завёл себе хороших товарищей, получил свою долю авторитета и тут же лишился всего этого. Раньше я думал, что в учебке мне живётся очень плохо. Теперь же милее и роднее учебки для меня нет ничего. Она находится от меня всего в километре, а у меня такое ощущение, что она находится в другой вселенной. Там было много свободного времени, много воздушного пространства, были чистые туалеты, были друзья и товарищи. Здесь же ничего этого нет. Я попал в другое измерение – измерение ненависти и железа. Здесь железное не только пространство, в котором живёшь, но и души и сердца людей.

Запись №3.

3 апреля, воскресенье, 2005 г., вечер. Североморск.

Адмиральский час.

Для меня было огромной трагедией узнать, что на корабле ночью спят всего 7 часов: с 23 до 6 утра. В учебке я даже при восьмичасовом сне не мог выспаться, потому что из этих восьми удавалось поспать всего часов 6. А тут вообще почти не спим из-за постоянных нарядов и кутежей годков.

Зато на корабле есть адмиральский час. Это перерыв между обедом и дневными работами. В это время в кубрике спокойнее даже, чем ночью, и можно чуток подремать на шконке.

Запись №4.

5 апреля, вторник, 2005 г., 5 часов вечера. Североморск.

Страшные мысли.

Как же мне сейчас плохо на душе, я себя чувствую мышью в огромной консервной банке, кишащей крысами, которые постоянно пытаются тебя загрызть. Здесь я погружен в такое ужасное психологическое состояние, что меня часто посещают мысли о суициде, но не порезать вены, как тут принято, а по-настоящему: прыгнуть ночью за борт в ледяную воду с кувалдой на шее, засунуть голову в какой-нибудь крутящийся механизм, залезть туда, где написано «380V– жизнеопасно».

Говорят, на моём месте в отделении мотористов был матросик. Он и пару недель не прослужил, как его нашли шкертанувшимся (повесившимся) в кормовом машинном отделении. Ну а скрипачи (те, кто режет себе вены) тут исчисляются десятками за один призыв.

Но ещё чаще меня посещают страшные мысли не о самоубийстве, а об убийстве своих обидчиков, которые меня постоянно оскорбляют, бьют, не дают спать, издеваются надо мной. С каким вожделением я смотрю на нож в мастёрке. Мне так и хочется взять его и пойти ночью перерезать глотки этих ублюдков.

Один раз я промучился всю ночь и, несмотря на сильный недосып, меня терзала мысль, что я должен убить одного своего обидчика, который поставил мне синяк под глаз. До этого у меня никогда в жизни не было синяков на лице. В ту ночь я даже встал, чтобы взять нож, но, дойдя до центрального коридора, я, наконец, понял, что мне никак не попасть в мастёрку, ведь она сейчас закрыта на замок. С большим сожалением я вернулся обратно в шконяру, но так и не смог заснуть. Удивительно, но эта ночь прошла на редкость спокойно. Не считая того, что я не мог спать, меня ни разу не подрывали, не прокачивали, и просто не будили оттого, что годкам вдруг нечем заняться.

Ещё больше меня пугают мысли об уничтожении всего корабля. Я так ненавижу это место, что руки так и тянутся совершить какую-нибудь диверсию: взять лом или кувалду и ударить по баллону со сжатым воздухом, чтобы вся корма разлетелась вместе со всей БЧ-5. Или поджечь топливо, чтобы корабль весь на хер сгорел. А что – не плохая идея! Потом ищи свищи, кто бы это мог сделать.

На гражданке я был таким жизнерадостным, у меня было много планов и мечтаний, я был пацифистом, считал насилие злом. Армия превратила меня в потенциального маньяка…

Мне надо обратиться к психологу!

Вечер.

Мне до того хреново, что вместо того, чтобы описывать свой первый выход в море, который состоялся вчера, я писал про то, что творится у меня на душе.

Так вот, вчера мы отшвартовались от причала и встали в заливе. Ночью мы вышли в открытое море. Днём мы произвели учебный выстрел ракетой и вернулись обратно на базу. Вот и всё. Единственный светлый обрывок воспоминания за всю неделю нахождения на корабле это то, что я сегодня во время нахождения корабля в море вышел незаметно на верхнюю палубу корабля и впервые в жизни увидел открытое море. У моря было настроение лучше моего, но всё равно оно было серым и пасмурным.

9 апреля, суббота, вечер, Североморск.

С днём рождения, мамочка!

Больше ничего написать не успеваю…

10 апреля, воскресенье, 18:55, Североморск.

Полная перемена существования.

У меня есть страшный план, но я его никому не скажу. Даже тут не напишу. Если там, в учебке, можно было хоть кому-то довериться, хоть кому-то что-то рассказать, то тут абсолютно никому. Даже Лексу, единственному моему товарищу на корабле, я не открою тайну по той причине, что он запуган даже хуже чем я, и в таком состоянии он может себя не контролировать и сказать кому-нибудь лишнее. Да и сейчас, чтобы меня никто не увидел, я сижу в кормовом машинном отделении (КМО) за компрессором и постоянно прислушиваюсь к каждому шороху. Дневник прячу обычно здесь же, в каком-нибудь механизме или под пайолами, так как в кубрике его 100% увидят и отберут.

Вот и началась моя настоящая служба. Все, что было до этого – детский сад «Морячок». Боевой корабль, где я сейчас нахожусь, это совсем другая служба, тут никто за нами зад не подтирает, никто с ложечкой кашки не бегает, и уж тем более не печётся о нашей безопасности, как моральной, так и физической.

11 апреля 2005 года, до обеда, Североморск.

Совсем один.

Сегодня утром Лекс перерезал себе вены. Он жив, но теперь лежит в лазарете. Когда мне с ухмылкой сообщили об этом, это был страшный удар для меня. Я помчался в лазарет, но меня туда не пустили. Теперь я точно совсем один.

11 апреля 2005 г., вечер, Североморск.

Грамоты.

Сейчас нам вручали грамоты за первый выход в море. Когда назвали фамилию Лекса, я сказал, что он в лазарете.

– А, это тот скрипач ёбаный, – сказал офицер.

– Давайте я ему отнесу, – попросил я.

– Нечего к нему бегать, ещё научит тебя плохому, – ответил офицер сквозь зубы.

Мне отдали только мою грамоту, и пока её у меня не украли (а крадут тут всё вплоть до куска хлеба, который ты вынес с камбуза), я её сложил вчетверо и отправил в обыкновенном конверте маме.

12 апреля, вторник, вечер, Североморск.

Мыльняк.

В санчасти мы убирались 3 раза в день, и меня это дико напрягало, а на корабле мы убираемся 4 раза. Четыре грёбанных раза!!! Причём одна из этих приборок должна быть мыльняком. Для того чтобы сделать мыльняк, нужно 4 человека. Ну, или недочеловека, но всё равно 4. Первый, как правило, это кто-то из годков, берёт мыло, крошит его в ёмкость с водой, делает мыльный раствор и раскидывает его по полу. Второй, чаще всего это кто-то из борзых, берёт натиру, которая делается из куска пожарного шланга, наступает на неё и натирает мыльный пол. Третьему матросу повезло меньше всех. Как правило, это карась или годок, который до конца своей службы останется лошариком, и даже в день своего дембеля будет стягивать с пола мыльный раствор грязной ссаной тряпкой. Ну а четвёртый матрос просто затирает пол насухо чистой ветошью. Это делается ногами и поэтому мне больше всего нравится именно эта часть уборки. Но чаще всего приходится стягивать…

13 апреля, среда, 20:30, Североморск.

Ублюдская система кормёжки матросов.

На нашем корабле больная система кормёжки матросов. Мы приходим на камбуз и садимся за шестиместный стол. На столе уже стоят два лагуна – первый с жижей, где плавают крупно нарезанные овощи, второй со вторым блюдом, которое ещё более менее можно есть. Например, на обед иногда бывают макароны и шесть кусков жареной рыбы. Как правило, с нами за стол садятся годки и борзые. Первые себе в тарелку накладывают, конечно же, годки. Им плевать, что нас шесть человек, и кусков рыбы тоже шесть, они накладывают себе гору макарон и по два куска рыбы. Борзые тоже накладывают себе макароны и по одной рыбе. Ну а караси хлебают жижу с хлебом и, если повезёт, то чуть-чуть остаётся макарошек.

16 апреля 2005 г., суббота, 14:40, Североморск.

Постоянная тоскливая мечта о сне и еде.

Сейчас стою дневальным по кубрику. Точнее даже не стою, а сижу на какой-то тёплой желтой железной штуке, которая располагается в тамбуре между кубриками машинёров и трюмных, и усыпляющее гудит подомной. Хотя для того, чтобы сейчас уснуть, мне не требуется ни усыпляющее гудение этой штуки, ни колыбельная мамочки, ни успокаивающие таблетки, ни даже темнота или горизонтальное положение тела. Для того чтобы заснуть, теперь мне достаточно просто опустить веки. Мои веки стали настолько тяжелы, что я часто не справляюсь с этим грузом, и веки падают вниз, погружая меня в сладкую истому. Как правило, заканчивается это либо моим падением с того места, где это произошло, либо подзатыльником от годка.

Сплю я в среднем 3-4 максимум 5 часов в сутки. Связано это с тем хаосом, который происходит на нашем корабле. Уже в течение двух недель я через день заступаю на ненавистную мне вахту дневальным, которая не позволяет мне не только спать, но и приходится постоянно находиться в кубрике. А кубрик – это самое ужасное место на корабле, здесь я абсолютно не защищён и постоянно на виду у годков. Лучше быть где угодно, но только не в кубрике.

Когда выпадают моменты свободного времени, я стараюсь незамечено пробраться в палату к Лексу. До недавнего времени с ним лежало ещё пару скрипачей с нашего корабля, но их уже отправили на «Восьмёрку». «Восьмёркой» называется психиатрическое отделение в больнице. Скоро туда же отправят и Лекса, и я останусь совсем один. Но, а пока он здесь, мы хоть как-то можем поддерживать друг друга.

Недавно я, наконец, насобирал 10 рублей и решил отправиться в хлеборезку, чтобы купить там хлеба для Лекса. Лазарет находится в таком месте, где звонков на обед не слышно, и Лекс часто пропускает или просыпает приёмы пищи. К тому же он боится издевательств со стороны других. Ведь питаться приходиться вместе со всем экипажем, и когда он спускается в столовую, то его там дразнят и оскорбляют. В результате он питается примерно 1 раз в сутки. Из пухленького розовощёкого симпатичного паренька Лекс превратился в бледного доходягу.

И вот спускаюсь я в столовую, там уже вовсю орудует Али – дагестанец моего призыва из моей же машинёрской группы. У меня с ним отношения плохие, но, видя мою решительность, он позволил мне купить у хлебореза буханочку несвежего хлеба. Набравшись наглости, я спросил ещё и соли. Али собственноручно скрутил кулёк из листа бумаги, насыпал туда соли и, ехидно улыбнувшись, отдал его мне. Денег он не взял ни за хлеб, ни за соль. Всё-таки дагестанцы способны на великодушные поступки. Набрав ещё и баклажку воды, я со всем этим добром отправился в лазарет.

Чтобы попасть в палату Лекса, нужно пройти мимо приёмного кабинета начмеда. Часто дверь в неё остаётся открытой, и мне приходится на цыпочках спускаться по трапу к Лексу, чтобы меня ни в коем случае не засекли. Сам врач очень редко спускается к своему уже единственному подопечному – сезон скрипачей близится к завершению.