Текст книги "Новейшая история ислама в России"

В июне 2005 года главным событием для Поволжской уммы стало празднование 1000-летия Казани и торжественного открытия в этом городе мечети «Кул-Шариф», ставшей самым дорогостоящим мусульманским храмом за новейший период истории. 24 июня в столицу Татарстана съехались все лидеры татарских и башкирских мусульман, включая Равиля Гайнутдина и Талгата Таджуддина³⁶⁰.

Как и следовало ожидать, главная роль в церемонии открытия была отведена председателю Совета муфтиев России, который к этому времени заметно упрочил свои позиции. Из мусульманских духовных лидеров он выступил первым и, воспользовавшись случаем, вручил президенту Татарстана Минтимеру Шаймиеву орден «Аль-Фахр» первой степени. «Аль-Фахр» второй степени получил генеральный директор акционерного общества «Татнефть» Шафагат Тахаутдинов, являвшийся главным спонсором строительства «Кул-Шарифа»³⁶¹.

После церемонии открытия сопредседатели Совета муфтиев собрались на совещание, в ходе которого предполагалось принять некоторые решения по строптивому муфтию Исмаилу Шангарееву, который никак не хотел согласовывать свои действия с Равилем Гайнутдином³⁶². Начали сгущаться тучи и над головой татарстанского муфтия Гусмана Исхакова, которого все чаще критиковали как оппозиционные имамы, так и влиятельный советник президента Татарстана Рафаэль Хакимов, особенно недовольный положением дел в Российском исламском университете. Активно распространились слухи о том, что судьба Гусмана Исхакова решена и на следующем съезде ДУМ РТ его сменит новоназначенный имам-хатыб мечети «Кул-Шариф» Рамиль Юнусов. Впрочем, серьезные претензии предъявлялись и к самому Юнусову – ряд ученых и духовных лидеров обратили внимание, что молитва, прочитанная им на церемонии открытия «Кул-Шарифа», совершенно не соответствовала традициям ханафитского мазхаба и была очень похожа на ваххабитскую³⁶³.

19 сентября 2005 года Федеральная служба по надзору в сфере образования и науки отказалось продлевать лицензию на религиозную образовательную деятельность Российского исламского университета на том основании, что «РИУ является «учреждением высшего профессионального образования», т. е. светским учреждением, и, согласно Федеральному закону «О свободе совести и религиозных объединениях», не имеет права вести подготовку священнослужителей и религиозного персонала»³⁶⁴. В связи с этим Управление лицензирования, аттестации и аккредитации Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки предложило РИУ определиться с приоритетами: либо выбрать сугубо светское направление и отказаться от религиозного направления, либо выбрать религиозное направление и зарегистрироваться в качестве религиозной организации³⁶⁵.

Такая трансформация ведущего исламского вуза страны была абсолютно неприемлема для ДУМ РТ, однако энергично лоббировалась Институтом истории АН Республики Татарстан им. Ш. Марджани, являвшимся соучредителем РИУ Директор института Рафаэль Хакимов прямо заявлял, что РИУ «так и остался недостаточно развитым. Без науки не бывает университета – бывает институт, колледж, медресе. Но какая наука в РИУ? Ее и близко нет. (…) С точки зрения современных требований наш университет, конечно, просто медресе»³⁶⁶. После долгих дебатов ДУМ РТ и Совет муфтиев России приняли решение исключить Институт истории из числа соучредителей РИУ и зарегистрировать РИУ в качестве религиозной организации – учреждения высшего профессионального религиозного образования, однако в итоге победа осталась за Хакимовым.

Около полугода РИУ пребывал в неопределенном статусе – по настоятельной просьбе ДУМ РТ Федеральная служба по надзору в сфере образования и науки предоставила ему отсрочку. За это время будущее университета прояснилось. 28 марта 2006 года муфтий Гусман Исхаков подал в отставку с поста ректора РИУ, а его место занял сподвижник Рафаэля Хакимова Ильдус Загидуллин, заведующий отделом средневековой истории Института истории им. Ш. Марджани³⁶⁷. Новый ректор немедленно начал реструктуризацию РИУ, который предполагалось превратить в светский вуз. Для изучения религиозных дисциплин было решено создать Казанский исламский институт. При этой схеме студенты РИУ смогли бы обучаться сразу в двух ВУЗах и получать дипломы двух типов.

Данные реформы не нашли понимания сотрудников РИУ, и через месяц они стали массово увольняться. Вскоре их примеру последовали и студенты³⁶⁸. Учебный процесс в РИУ приостановился, и для разрешения сложившейся конфликтной ситуации в Казань была направлена специальная комиссия Совета муфтиев России³⁶⁹. В ходе переговоров с властями Татарстана ее главе Марату Муртазину дали понять, что вопрос с РИУ уже решен и точка зрения Совета муфтиев никого не интересует³⁷⁰. И действительно, вскоре РИУ был разделен на собственно РИУ – светский вуз – и Казанский исламский институт – де-факто высшее медресе³⁷¹.

Фактический развал РИУ стал не единственным несчастьем, постигшим татарстанского муфтия. 28 сентября он вместе с супругой попал в тяжелую автомобильную аварию, после которой многие сочли, что скоро у мусульман Татарстана появится новый муфтий³⁷². Тем не менее III съезд ДУМ РТ, прошедший 20 февраля 2006 года, продлил полномочия Гусмана Исхакова³⁷³. По традиции, правда, не обошлось без скандала – член ревизионной комиссии ДУМ РТ, имам-хатыб Исхак Лотфуллин обратился в суд с заявлением, в котором обвинял Гусмана Исхакова и его соратников в фальсификации устава духовного управления. По его мнению, в первоначальной редакции устава было прописано, что председатель ДУМ РТ может избираться только на два срока, в то время как Гусман Исхаков баллотировался уже на третий³⁷⁴. С Лотфуллиным солидаризировался и давний оппонент татарстанского муфтия Габдулла Галиуллин, который в резкой форме ставил этот вопрос во время съезда, однако их аргументы не нашли отклика у делегатов³⁷⁵.

В 2005 году идеологи сильно окрепшего Совета муфтиев России приняли решение выйти на новый уровень деятельности и вбросить в информационное поле несколько инициатив, которые при успешном стечении обстоятельств могли принести большие дивиденды. Первой из них стало возобновление дискуссии об объединении мусульман России под руководством верховного муфтия. Данная идея озвучивалась советником Равиля Гайнутдина Вячеславом-Али Полосиным либо напрямую, либо через доверчивого муфтия Нижегородской области Умара Идрисова.

«Мы называем себя муфтиями, хотя наши знания явно не могут сравниться со знаниями сахабов (сподвижников пророка Мухаммеда). Так произошло в силу исторических причин, в том числе по воле немусульманских правителей России, но сегодня, в новой ситуации, давайте посмотрим правде в глаза: разве мы имеем право именовать себя знатоками шариата, муфтиями? И разве может быть таких муфтиев в России много, когда мы десятилетиями были отгорожены от исламского мира и системы высшего исламского образования? Давайте все вместе откажемся от этого сомнительного наименования: муфтий в России останется только один, что и будет символическим шагом на пути к объединению мусульман», – заявил Идрисов на научно-практической конференции «Исламское возрождение в татарском обществе: проблемы и перспективы» 23 июня 2005 года. В высказанных им предложениях содержалась одна свежая идея – духовным лидерам мусульман предлагалось выбрать не только главного, но и единственного муфтия. А для этого нужно было признать, что почти все они недостойны носить высшее духовное звание мусульман-суннитов.

О серьезности намерений Идрисова говорило и то обстоятельство, что он анонсировал проведение в Нижнем Новгороде Всероссийского мусульманского съезда, на котором и предполагалось обсудить механизм объединения российских муфтиятов, и прямо заявил, что видит на посту единого муфтия России Равиля Гайнутдина³⁷⁶. Надо ли говорить, что перспектива добровольного отказа от сана муфтия в пользу Равиля Гайнутдина мало обрадовала лидеров Совета муфтиев России, которых и так раздражала усиливающаяся авторитарность своего председателя. Впрочем, у них был благовидный предлог отклонить предложение Идрисова – ведь исходило оно от человека, по собственному же признанию, не имеющего права именовать себя знатоком шариата и недостойного называться муфтием.

После проведения дополнительных консультаций с сопредседателями Совета идеологи этой организации решили не форсировать события, однако Умар Идрисов с ними не согласился. Идея проведения в Нижнем Новгороде общемусульманского объединительного съезда оказалось очень заманчивой и в случае успеха могла принести хорошие бонусы Нижегородскому муфтияту. Между тем это мероприятие было заведомо обречено на провал – муфтий Равиль Гайнутдин посчитал за благо дистанцироваться от сомнительных инициатив Умара Идрисова, а, точнее, его первого заместителя Дамира Мухетдинова.

«Мусульманский форум 4–5 ноября – как единственная альтернатива церковным торжествам и фашистскому маршу» в итоге собрал лишь второстепенных лидеров Совета муфтиев, которые не смогли принять никаких серьезных решений. «Наибольшая опасность самой идее мусульманского единства исходила, увы, не от недругов и недоброжелателей Ислама. Напротив, первую скрипку в попытке заблокировать проведение Всероссийского мусульманского форума, объявить ему бойкот играли лидеры самих же мусульман. Не задумываясь о том, что без достижения единства никакие цели и задачи развития и просто выживания мусульман в нынешних условиях недостижимы, еще не зная, к каким результатам придут участники форума и придут ли они вообще к согласию, многочисленные «муфтии» (слово закавычено потому, что в реальности человек, не знающий арабского языка, не может выносить фетвы, то есть быть муфтием) побоялись самого обсуждения темы объединения исламской уммы. Думается, что за этим стоят и непомерные амбиции «муфтиев», и их опасения быть отвергнутыми как самим народом, так и молодым, более грамотным поколением мусульман, получивших образование непосредственно на арабском языке»³⁷⁷, – с горечью констатировали организаторы форума, а Умар Идрисов прямо заявил, что «главный враг татарина – сам татарин»³⁷⁸. Главным результатом Всероссийского мусульманского форума стало резкое ухудшение отношений между Равилем Гайнутдином и Умаром Идрисовым, позволившее Дамиру Мухетдинову начать настоящую информационную войну против Совета муфтиев России³⁷⁹.

Параллельно с идеей объединения российских мусульман под единым руководством Умар Идрисов озвучил и более смелый проект, который предполагал закрепление за мусульманином поста вице-президента России. В течение лета 2005 года авторы этой идеи собирали на нее отклики, первоначально имевшие положительный характер. С «вице-президентским проектом» солидаризировался даже лидер партии «Родина» Дмитрий Рогозин, что позволило поднять данный вопрос на более высоком уровне³⁸⁰. В конце сентября 2005 года муфтий Равиль Гайнутдин заявил, что «в будущем мусульмане могут поставить вопрос о введении в стране поста вице-президента, которым был бы представитель исламской общины». Он уточнил, что мусульмане заслуживают, чтобы их представляли на высоком посту в государстве, и этот вопрос может назреть в случае, «если количество мусульман будет расти сегодняшними темпами, а демографическая ситуация будет ухудшаться»³⁸¹.

После этого выступления инициативу Идрисова заметили в Кремле и Равилю Гайнутдину было деликатно указано на его место. «У нас светское государство, и эта идея не может быть реализована никогда и ни при каких обстоятельствах», – прямо заявил влиятельный заместитель главы Администрации Президента Владислав Сурков³⁸², а вслед за ним от одобрения идрисовской инициативы открестился и Дмитрий Рогозин³⁸³. Председатель Совета муфтиев сделал из этих заявлений правильные выводы и грамотно переложил всю ответственность на плечи неких радикальных деятелей. «Вопрос о введении должности вице-президента – мусульманина поднимают сегодня некоторые радикальные деятели мусульманского сообщества, аргументируя это тем, что мы – вторая по численности религия России. Но Совет муфтиев не является сторонником изменения Конституции. Для этого есть законодательный орган и сам народ, который принимает важные решения на референдуме», – подчеркнул он в интервью «Аргументам и фактам», тем самым зачислив нижегородского муфтия в ряды радикалов³⁸⁴.

Из безобидных и аполитичных инициатив Совета муфтиев России за 2005 года стоит отметить проведение в Казани первого мусульманского кинофестиваля «Золотой минбар», имевший некоторый резонанс в российской киноиндустрии³⁸⁵, а также учреждение совместно с издательством «Умма» и Федеральным агентством по печати и массовым коммуникациям литературной премии «Исламский прорыв», названной в честь футуристического боевика «русского» мусульманина Дмитрия-Муслима Ахтямова³⁸⁶.

В августе 2005 года глава Российского государства В.В. Путин серьезно скорректировал данные о численности мусульманского сообщества России. «В России живут 16 миллионов мусульман. Это не эмигранты, это российские граждане, и у них нет другой родины, они – часть исламского мира», – заявил он на встрече с королем Иордании Абдаллой II³⁸⁷. Двумя годами раньше В.В. Путин называл другую цифру – 20 млн. человек, однако данные Всероссийской переписи населения наглядно показала ее несостоятельность. С учетом этого аналитики Администрации президента ввели в оборот уточненные данные о численности мусульман в России³⁸⁸.

В 2005 году Президент России касался численности ее основных религиозных сообществ еще дважды. Во время посещения горы Афон он подчеркнул, что в России проживает 130 миллионов православных³⁸⁹, а на встрече с премьер-министром Малайзии Абдуллой Бадави упомянул, что в России насчитывается свыше 15 млн. мусульман³⁹⁰.

Данная корректировка была без энтузиазма воспринята руководством Совета муфтиев России, которое всегда настаивало на цифре в 20–25 миллионов. Впрочем, прокомментировать заявления президента решился только Али-Вячеслав Полосин, написавший статью «Тревожный звонок многочисленным российским муфтиям». «Трудно поверить, чтобы число мусульман в России за год-полтора уменьшилось сразу на 4 млн., это было бы слишком заметно. Демографически же число «этнических» мусульман неуклонно растет. Поэтому такая публичная оценка Президентом численности российской уммы свидетельствует не о новых данных о демографических процессах в стране, а скорее о «политическом весе» «этнических» мусульман, который в глазах главы государства начал снижаться. Тем самым, речь идет о чисто политической оценке, в которой «исламский фактор» для главы государства пошел на убыль. Однако из самой по себе количественной оценки невозможно определить, какой компонент «исламского фактора» подвергся переоценке главой государства. Ясно лишь одно: прошла пора спекуляций на количестве для доказательства своего качества, своей необходимости для государства», – в частности, говорилось в ней³⁹¹. Столь парадоксальный вывод тут же получил оценку враждебного Совету муфтиев сайту «Муслим. сю», чьи аналитики прямо заявил, что Полосин продал Равиля Гайнутдина своим новым хозяевам из Российского исламского наследия³⁹².

Между тем и сам Равиль Гайнутдин не спешил соглашаться с Президентом, так как эти цифры носили для него принципиальный характер – от них напрямую зависел объем вложений от зарубежных спонсоров и количество квот на хадж. В феврале 2006 года он привел собственные данные о численности мусульман и православных в России, вступив, таким образом, в прямую полемику с главой государства. И не только с ним. По мнению московского муфтия, российских мусульман насчитывалось все-таки 20 миллионов, а в занижении этой цифры оказались виноваты завистливые православные архиереи, имеющие в семь раз меньшую паству³⁹³.

На этом, конечно, дискуссия о размере отечественной уммы не прекратилось, однако ее участники впредь предпочитали не озвучивать фантастические цифры о 25,35 или 50 миллионах российских мусульман. Ученые-исламоведы, кончено, остались при своем мнении – одни из них, как, например, академик Павел Пучков, опирались на собственные исследования и придерживались цифры в 8—10 миллионов, другие же, как Алексей Малашенко ссылались на данные лидеров Совета муфтиев России, полагая, что именно они владеют такими данными в наилучшей степени³⁹⁴.

В декабре – январе 2005 года Совет муфтиев России, казавшийся самым влиятельным и преуспевающим центром российского ислама, неожиданно перенес несколько серьезных кризисов, которые дали основания говорить о начале его распада. Причиной постигших Совет неприятностей стали обострившиеся отношения между его лидерами, которые и до этого не сильно ладили между собой.

Как уже упоминалось в предыдущих главах, Совет муфтиев создавался именно как антипод ЦДУМ., а точнее – как клуб врагов Талгата Таджуддина. Централизованной структурой Совет мог считаться лишь с большой натяжкой – входившие в него муфтияты в полной мере сохраняли свою независимость, а их лидеры относились к Равилю Гайнутдину точно так же, как президенты России и США к генсеку ООН Кофи Аннану – то есть уважали, но не подчинялись и могли безболезненно игнорировать его пожелания³⁹⁵. «Таким образом, в России в организационном плане в исламе есть две крайности – с одной стороны, практически патриархическое устройство, соответствующее форме абсолютной монархии, – это ЦДУМ., а с другой стороны – слабоструктурированный СМР (Совет муфтиев России), действующий в форме полуформального клуба муфтиев, базирующийся в основном на личных контактах и отношениях», – отмечает первый заместитель муфтия Татарстана Валиулла Якупов, считающийся одним из самых ярких лидеров Совета муфтиев³⁹⁶.

По Уставу Совета муфтиев России (версия 1999 года) его председатель имел право «осуществлять координационную и объединительную деятельность религиозных мусульманских организаций, входящих в состав Совета», по поручению сопредседателей выступать от имени религиозных мусульманских объединений, входящих в состав Совета, представлять их интересы в государственных, общественных, политических, религиозных и других организациях РФ, зарубежных и международных организациях» и должен был переизбираться каждые три года. То есть особыми полномочиями теоретически не обладал. Практически же муфтий Равиль Гайнутдин превратил Совет муфтиев в гораздо более авторитарную структуру, нежели ЦДУМ.

За весь десятилетний период существования Совета муфтиев России ни в одном СМИ не появилось информации о продлении полномочий его председателя, которое должно было производится каждые три года очень узким кругом людей – Меджлисом сопредседателей[10]10
  При переговорах с Министерством юстиции представители Совета муфтиев, правда, утверждали, что в устав их организации со временем была внесена поправка, которая увеличивала срок полномочий председателя с трех до пяти лет, а переизбрание Равиля Гайнутдина состоялось летом 2001 года в рабочем порядке, поэтому о нем нигде не сообщалось


[Закрыть]. Между тем пожизненный верховный муфтий Талгат Таджуддин за это же время созвал два полноценных съезда ЦДУМ., на которые выносился вопрос о его переизбрании, а КЦМСК вообще устраивал ротацию своих председателей каждые три года. В последнем случае любой муфтий Северного Кавказа имел шансы стать мусульманским лидером всероссийского масштаба, в то время как сопредседатели Совета муфтиев России такой возможности не имели в принципе. И это обстоятельно вызывало плохо скрываемое раздражение таких амбициозных муфтиев, как Нафигулла Аширов и Мукаддас Бибарсов.

Собственно управление Советом муфтиев России осуществлялось аппаратом ДУМЕР и личными помощниками Равиля Гайнутдина, среди которых к 2006 году стали доминировать не татары, а «русские» мусульмане и кавказцы. Из последних самой колоритной фигурой выглядел бывший союзник чеченских боевиков Мухаммад Карачай, объявивший себя генеральным секретарем Совета³⁹⁷. В то время как Али-Вячеслав Полосин ссорил Равиля Гайнутдина с Русской Православной Церковью, протестантами и его же собственными сопредседателями, Карачай сконцентрировался на оскорбительной критике северокавказских муфтиев³⁹⁸. Остатки татарского лобби в Совете пытались, по мере своих сил, противодействовать «варягам», однако успеха в этом не имели и все больше оттеснялись от рычагов управления.

Постоянные внешние войны и внутренние конфликты пагубно сказывались на делопроизводстве Совета муфтиев, которое велось крайне неаккуратно. Временами складывалось впечатление, что лидеры Совета даже приблизительно не представляют, сколько в него входят организаций и сколько духовных лидеров имеют право голоса на заседаниях меджлиса. К примеру, в переданном в Министерство юстиции списке членов Совета (по состоянию на середину 2002 года) можно насчитать около 20 грубых ошибок – как орфографических, так и фактических. Так, в числе учредителей Совета муфтиев указывалось ДУМ Республики Северная Осетия – Алания, представители которого не принимали участие в создании этой организации; среди членов Совета упоминались все северокавказские муфтияты, которые на самом деле входили в состав КЦМСК и неоднократно подчеркивали свою независимость от муфтия Равиля Гайнутдина; названные членами Совета ДУМ Поволжья и ДУМ Республики Чувашия не существовали в природе, а в ДУМах Мордовии и Ульяновской области были неправильно указаны фамилии председателей³⁹⁹. Менее авторитетная организация за подобные упущения могла бы лишиться регистрации, и это обстоятельство было прекрасно известно недругам московского муфтия.

Помимо затянувшегося правления Равиля Гайнутдина и сомнительной деятельности его помощников, многих сопредседателей Совета смущали чересчур скромные успехи Московского муфтията. Несмотря на значительные финансовые вливания и режим наибольшего благоприятствования со стороны властей, ДУМЕР за 12 лет своего существования сумело построить лишь несколько скромных мечетей и создать карликовый Московский исламский университет, который не мог удовлетворить потребностей даже малочисленных общин Центральной России. В самой Москве по инициативе Равиля Гайнутдина не было построено ни одной мечети, зато целый ряд таких проектов был торпедирован именно по его настоянию⁴⁰⁰.

Дополнительно усугубляла ситуацию и начавшаяся в 2005 году реконструкция московской Соборной мечети, которая требовала значительных средств. Несмотря на заверения московского муфтия в том, что столичная умма превышает три миллиона человек и состоит преимущественно из обеспеченных людей, он ездил собирать деньги по всему миру и все равно не набирал нужной суммы⁴⁰¹. Финансовое положение Совета муфтиев стало резко ухудшаться и вскоре появились первые признаки банкротства его головной структуры ДУМЕР, которая не смогла вернуть беспроцентные займы на очень крупную сумму⁴⁰². Создавалось впечатление, что либо Равиль Гайнутдин не умеет привлекать средства, либо спонсоры ему просто не доверяют.

В период острого конфликта с ЦДУМ упомянутые проблемы отходили на второй план вследствие «военного положения», однако после одностороннего прекращения этого противостояния они снова приобрели актуальность. Прекрасно понимая, что Совет муфтиев Росси жизнеспособен только во время отражения внешних атак, идеологи этой структуры стали искать замену ЦДУМ., однако ни Русская Православная Церковь, ни КЦМСК, ни даже «сионистская закулиса» на эту роль определенно не подходили. И тогда раздиравшие Совет муфтиев противоречия начали выплескиваться наружу.

Первый раз это произошло летом 2005 года, когда пресс-служба Совета муфтиев России денонсировала заявления сопредседателя Совета муфтия Исмаила Шангареева, который подверг резкой критике политику властей и намекнул, что в случае «цветной» революции ее организаторы смогут рассчитывать на его единоверцев⁴⁰³. Особой любви к действующей власти у Исмаила Шангареева действительно не было – в сентябре 2004 года правоохранительные органы окончательно закрыли созданное им медресе «Аль-Фуркан» в Бугуруслане, а в марте 2005 года арестовали его брата Мансура, обвиненного в незаконном хранении оружия и разжигании религиозной розни. Весьма показательным здесь выглядело то, что удары, нанесенные по Исмаилу Шангарееву, вызвали у коллег не столько сочувствие, сколько злорадство – активно расширяющее свое жизненное пространство ДУМ «Ассоциация мечетей России» давно раздражало и саратовского муфтия Мукадасса Бибарсова, и казанского муфтия Гусмана Исхакова, и уфимского муфтия Нурмухаммада Нигматуллина.

Другим проблемным сопредседателем для Совета муфтиев России неожиданно стал председатель ДУМ Нижнего Новгорода и Нижегородской области Умар Идрисов, который все сильнее подпадал под влияние своего молодого заместителя Дамира Мухетдинова. В ноябре – декабре 2005 года на официальном сайте его муфтията появилось несколько статей с резкой критикой нового государственного праздника – Дня народного единства, инициатива по введению которого была поддержана Советом муфтиев России. В материале «О необходимости выхода мусульманских организаций из Межрелигиозного совета России» муфтий Равиль Гайнутдин прямо обвинялся в предательстве мусульманских интересов и некомпетентности⁴⁰⁴. «В том, что день почитания списка иконы стал государственным праздником, видится огромная «заслуга» прежде всего не столько идеологов РПЦ, сколько некомпетентных участников Межрелигиозного Совета России», – утверждал анонимный идеолог Нижегородского муфтията⁴⁰⁵. Впоследствии отношения Умара Идрисова с Равилем Гайнутдина ухудшились еще сильнее, став откровенно враждебными.

Свою посильную лепту в развал Совета муфтиев вносили и активисты Российского исламского наследия. 5 декабря 2005 года на сайте Вячеслава-Али Полосина появилась подборка мнений ряда мусульманских деятелей, которые требовали убрать христианскую символику с Герба России. Причины, по которым верховный муфтий Нафигулла Аширов, карельский муфтий Висам Бардвил и первый заместитель муфтия Нижегородской области Дамир Мухетдинов заметили на гербе кресты и святого Георгия Победоносца только через пять лет после его утверждения Государственной Думой, так и остались неизвестными, однако резонанс их высказывания вызвали самый широкий.

Дискуссия об изменение герба быстро переросла в скандал, в котором все ведущие СМИ подвергли резкой критике «гербофобов». Не менее резкие заявления сделали представители Русской Православной Церкви, ЦДУМ и КЦМСК, иудейских и буддийских центров⁴⁰⁶. Муфтий Равиль Гайнутдин был приглашен в Администрацию Президента, где ему напомнили о недопустимости подобных выступлений и настоятельно рекомендовали денонсировать сделанные его соратниками заявления. На следующий день московский муфтий заявил, что «мы живем в светском государстве и уважаем государственную символику Российской Федерации, принятую Государственной Думой и утвержденную президентом России»⁴⁰⁷, однако его сопредседатели остались при своем мнении. И Аширов, и Бардвил, и Полосин, и солидаризировавшийся с ними муфтий Пензенской области Аббас Бибарсов продолжали настаивать на изменении герба, поскольку были прекрасно осведомлены о реальных границах полномочий Равиля Гайнутдина.

Через месяц после «гербового» скандала его инициаторы спровоцировали новую резкую дискуссию, предложив узаконить в России многоженство. Ее отправной точкой стало предложение и.о. премьера чеченского правительства Рамзана Кадырова о легализации полигамии в его родной республике⁴⁰⁸. Идеи Кадырова нашли самое горячее понимание у Нафигуллы Аширова и его единомышленников, которые моментально развили эту мысль. В интервью «Интерфаксу» верховный муфтий азиатской части России с гордостью сообщил, что до 10 % российских муфтиев имеют более одной жены, а саратовский имам Мукаддас Бибарсов прямо заявил, что живет с двумя женами и нормы Семейного кодекса для него значения не имеют⁴⁰⁹. Не остался в стороне от дискуссии и Вячеслав-Али Полосин, заявивший, что «моногамия, возведенная в ранг государственного закона и обязательная для всех граждан любого мировоззрения, является продуктом христианского клерикализма и атавизмом средневекового тоталитарного государства»⁴¹⁰. Наученный горьким опытом Равиль Гайнутдин уже не пытался опровергать прозвучавшие заявления, намекнув, правда, что лично он к изменению закона не призывает⁴¹¹.

Помимо отношения к гербу и полигамии мнения лидеров Совета муфтиев России расходились и по другим принципиальным вопросам. Несмотря на резкие выпады Совета организации против введения в школах «Основ православной культуры» (ОПК), ее сопредседатели Исмаил Шангареев и Висам Бардвил солидаризировались с позицией Русской Православной Церкви. ДУМ Нижнего Новгорода и Нижегородской области поддержало введение института военного духовенства, против которого также выступал Совет муфтиев, а первый заместитель муфтия Татарстан Валиулла Якупов демонстративно похвалил ненавистную Равилю Гайнутдину книгу «Новейшая история исламского сообщества России». Периодически напоминал о своей независимости от Гайнутдина и саратовский имам Мукаддас Бибарсов. Так, после предложения Мансура Шакирова, заместителя председателя Совета муфтиев России, усилить безопасность российских мечетей, пресс-секретарь ДУМ Поволжья назвал подобную инициативу «попыткой вторжения в личную жизнь мусульманина, и вследствие этого – контроля над деятельностью исламской общины в целом. От имени ДУМ Поволжья Ахмед Махметов отметил, что Шакиров не является заместителем председателя Совета муфтиев России. ДУМ Поволжья осудил ставшую чуть ли не модной среди чиновников от Ислама практику делать заявления для пиара собственных персон, чтобы попасть на страницы газет и Интернет-сайтов. Кроме того, Ахмед Махметов подчеркнул, что у Шакирова нет полномочий для приказа оборудовать мечети приборами слежения за верующими. Он предложил Мансуру Шакирову оборудовать камерой видеонаблюдения собственный дом, если тот опасается за свою безопасность»⁴¹².

Помимо внутренних раздоров положение Совета муфтиев осложнялось также переоценкой его деятельности со стороны внешних сил. Скандальная и непоследовательная политика этой организации, особенно ярко проявившаяся в истории с гербом, вызывала недоумение госструктур, которые все чаще задавались вопросом: от чьего имени может выступать Равиль Гайнутдин, если он не контролирует даже собственных заместителей и советников? Можно ли рассчитывать на Совет муфтиев в критической ситуации, если его руководство то требует изменить действующее законодательство, то угрожает «цветными» революциями, то вообще защищает террористов?