Текст книги "Янмэйская охота. Том II"

– Суд оставит вам возможность задать дополнительные вопросы, если они появятся до следующего заседания. Однако суд не видит причин терять впустую оставшееся сегодня время. Напоминаю советнику, что в зале находятся ее величество и высокие лорды. Их время дорого.

И, не дожидаясь реакции, председатель звякнул в колокольчик:

– Перерыв!

Франциск-Илиан немедленно подозвал секретарей и раздал приказы. Секретари умчались, а король-пророк стал шептаться с Менсоном. Ворон Короны пристальным недобрым взглядом следил за ними.

– Думается, милорд, – Мими повернулась к Эрвину, – сегодня приговор не вынесут.

Она по-прежнему сочувствовала шуту, и Эрвину пришлось ее расстроить:

– В этом нет ничего хорошего для Менсона. Судья Кантор сыграл это заседание как по нотам. Если б он поспешил, сегодня дошло бы до приговора, но среди судей не было бы единства – а решение должно быть единогласным. Кантор пожертвовал скоростью, зато сделал все, чтобы убить сомнения. Я слежу за судьями: еще в обед сомневались пятеро, сейчас остался один.

– То есть, уже все решено?..

Эрвин указал украдкой:

– Сомневается вон тот, самый молодой из членов коллегии. Вероятно, ему не станет духу перечить маститым старшим судьям. Они уйдут спать с уверенностью в вине Менсона. Следующее заседание будет пустой формальностью.

Мими долго молчала прежде, чем спросить:

– Почему вы сопереживаете Менсону, милорд? Потому, что он убил вашего врага?

Эрвин качнул головой:

– Если свора собак травит одинокого зверя – кто станет сочувствовать собакам?..

– Я вижу льва на стороне одинокого зверя. Думаю, собакам несдобровать.

Резкий звон колокольчика обозначил конец перерыва.

– Советник может приступить к опросу, – объявил судья Кантор.

– Советник еще не готов и просит об отсрочке.

– Суд не видит оснований для отсрочки. Ответчик должен приступить сейчас.

Франциск-Илиан заметил своего секретаря, бегущего через зал с бумагою в руке.

– Значит, нам ничего не остается, как подчиниться суду и начать опрос, – жестом, полным смирения, пророк сложил руки перед грудью. – Уважаемые свидетели, сейчас мой помощник даст вам один документ. Не прочтете ли вслух, что в нем написано?

– Виноваты, не умеем… Нет, никак не сможем.

– Тогда я прошу секретаря суда громко прочесть бумагу, а вы, уважаемые свидетели, слушайте внимательно.

Альберт Кантор насторожился:

– Советник, вам дано слово, чтобы вы вели опрос свидетелей, а не развлекали их чтением.

– Ваша честь, я задам вопрос сразу после чтения. Милорд Эмбер, прошу вас.

Секретарь суда взял документ у помощника шиммерийца и принялся читать. Его голос звучал ровно, но в зале нарастало волнение с каждою следующей фразой. Документ представлял собою смертный приговор, вынесенный верховным судом двум северным дворянам – герцогу Эрвину Ориджину и леди Минерве Стагфорт, действующей императрице.

– Что за черт! – раздался грубый возглас кого-то из Нортвудов. – Да эти судьи просто издеваются!

Палата загудела.

Воздев руки к небу, пророк призвал к порядку.

– Господа, прошу о тишине, ведь иначе свидетели не услышат моего вопроса. А вопрос таков: вы поняли смысл бумаги?

– Вроде, дась… – нестройно ответили рыбаки. Они выглядели изрядно ошеломленными.

– Перескажите своими словами, что там сказано.

– Ну, вроде… суд порешил казнить герцога Ориджина и… ее величество! Или мы не так поняли?..

– Боюсь, что вы поняли совершенно точно. А слышали вы, за какие преступления?

– Этот… мятеж против Короны… Но как такое может быть? Ее величество – она сама же и есть!.. Ну, в смысле, корону носит…

Франциск-Илиан развел руками.

– Вот и я не понимал, как можно судить и приговорить Минерву Стагфорт. Надеялся, что хоть вы поймете, и народная мудрость через ваши уста объяснит мне…

Альберт Кантор прервал его:

– Суд не допустит манипуляций со сторон советника. Еще одна попытка – и суд отстранит советника от участия в заседании. Сама владычица указывала вам на неприемлемость провокаций!

– Та самая владычица, которую вы приговорили к смерти? – уточнил пророк.

– Советник должен вести опрос свидетелей, а не использовать их в своих махинациях. Свидетели несведущи в законах, и не им оценивать деятельность суда. Советник, при всем уважении, суд начинает сомневаться в ваших знаниях законов!

Франциск-Илиан развел руками с легким поклоном.

– Вижу, простая народная речь противна ушам высокого суда. Что ж, я не погнушаюсь перейти на язык законников. – Пророк сменил тональность, заговорил суше и быстрее, речитативом: – Постановление верховного суда Империи Полари принято десятого декабря минувшего года. Слушание проходило за закрытыми дверями и заочно, в отсутствие обвиняемых. Ответчиками являлись Минерва Джемма Алессандра, леди Стагфорт, и Эрвин София Джессика, герцог Ориджин. Ни одна, ни второй не приглашены на заседание – несмотря на то, что герцог находился в тот день в столице, во дворце Пера и Меча. Более того, ни леди Стагфорт, ни герцог Ориджин даже не поставлены в известность об обвинениях в свой адрес. Тем самым грубо нарушены и заповеди Праматери Юмин, и кодекс Юлианы Великой, раздел о судочинстве, глава о правах ответчика.

Судья Кантор попытался вмешаться, но не смог. Новая сухая скороговорка пророка имела особое свойство: ее нельзя было прервать, как нельзя отвлечь священника посреди молитвы.

– Доказательства в отношении леди Стагфорт сводятся к косвенному подозрению, в дело не включена ни одна прямая улика. Истцом выступает Корона в лице владыки Адриана, но владыка Адриан не поставлен в известность об этом. Представителем истца – обвинителем – выступает майор протекции Бэкфилд, однако его полномочия не подтверждены никаким документом за подписью владыки. Нарушены тезисы Юлианиного кодекса о роли и правах обвинителя, а также первая аксиома Праматери Юмин: любые сомнения должны трактоваться в пользу обвиняемого. Налицо вопиющий судейский произвол.

Пророк перевел дух, и лишь теперь судье Кантору выпала возможность ответить:

– Упомянутое вами решение отменено двенадцатого апреля сего года, после пересмотра дела.

– Но сперва оно было принято с нарушением всех норм судопроизводства. Коллегия злоупотребила судебной властью в угоду политическим силам.

– Я требую уважения к суду, господин советник. Вы не можете приводить отмененное решение как доказательство чего-либо. Двенадцатого апреля данное решение утратило всякую юридическую силу.

Франциск-Илиан отвернулся от Кантора и отвесил поклон, глядя в лицо владычице. Его голос стал прежним – спокойным, неторопливым, внушительным:

– Ваше величество Минерва, я прошу вас защитить справедливость. Вы имеете власть поставить в Палате вопрос о переизбрании верховного суда. Во имя истины и закона, воспользуйтесь ею.

Минерва никак не могла ждать, что вторично за день шиммериец поставит ее перед нелегким выбором. Она замешкалась, глянула на Бекку в поисках поддержки. Конечно, ни лошадница, ни кто-либо другой не мог помочь ей: дать совет владычице на глазах у всей Палаты – значит, сокрушить ее авторитет. Императрица должна решать сама.

– Ваша честь, – сказала Минерва, – желаете ли вы ответить на слова советника?

Председатель Кантор медленно поднялся на ноги. Теперь стало заметно, насколько он стар и подточен болезнями. Однако в голосе звучала несгибаемая вера в свою правоту:

– Ваше величество, прошу вас ясно увидеть происходящее. Громкими словами об истине и справедливости советник пытается затуманить суть, а она проста. Согласно Юлианину закону – раздел о судочинстве, глава о верховном суде – ни Палата, ни ваше величество не имеют права распустить верховный суд прямо в ходе слушания. Удовлетворив пожелание советника, вы сами будете дискредитированы, как и новые назначенные вами судьи. Советник сможет заявить недоверие им тоже, а затем и следующим – и бесконечно оттягивать смертный приговор. Ваше величество, не становитесь жертвой его происков. Если по окончании процесса вы выкажете недовольство моею работой, я немедленно подам в отставку. Но до тех пор позвольте суду действовать.

Минерва тяжело вздохнула. Прав был злобный старик Кантор, а не обаятельный пророк: и закон, и данное Минервой слово чести, и преемственность янмэйской власти, воплощенной в верховном суде, не позволяют владычице распустить коллегию. Смириться с этим составом суда – меньшее зло, чем заменить его.

– Корона отклоняет ходатайство обвиняемого, – сухо сказала Мими.

– Благодарю, ваше величество, – Кантор с поклоном сел на место.

Что любопытно: умное лицо пророка озарилось улыбкой.

– Благодарю, ваше величество, – сказал южный король и, садясь, бросил беглый взгляд куда-то вверх, на зрительский балкон.

Кантор выпил воды, восстановил спокойствие и посмотрел на пророка:

– Советник обвиняемого готов, наконец, начать опрос свидетелей?

– Да, ваша честь. Мой первый вопрос…

Здесь возникла небольшая заминка. Альмерские рыбаки на свидетельской скамье были полностью ошарашены недавней перепалкой. Толком не поняв аргументы сторон, они уловили главное: владычицу попросили распустить верховный суд, а она отказала. То бишь, минуту назад у них на глазах вот этих важных судей чуть не прогнали со двора, как нерадивых слуг! Рыбаки просто не могли оставить коллизию без своего толкования и принялись так оживленно шушукаться, что прослушали первый вопрос Франциск-Илиана. Но барон Бонеган, поручившийся за рыбаков, зычно рявкнул:

– Эй, лапти, отвечайте, когда спрашивают! А не спрашивают – молчите.

Свидетели присмирели, и Франциск-Илиан повторил в тишине:

– Мой первый вопрос таков: вы рыбачили в проруби?

– Нет, господин, какая такая прорубь? Ледостава еще не было.

– Говорят, что Ханай в те дни уже замерз, северные полки хотели перейти его по льду.

– Так то Ханай, господин, а это – Бэк. У нас в Альмере потеплее будет.

– Значит, вы твердо помните, что льда на Бэке еще не было?

– Как есть, господин. Никакого льда. Рубать не надо, закидывай удочку да лови.

Кантор брюзгливо вмешался:

– Суд не рекомендует советнику тратить время на бесполезные вопросы.

– Лишь богам наперед ведомо, что пойдет на пользу, а что во вред. Порою еще пророки могут заглянуть в туман грядущего… Но я приму добрый совет вашей чести и перейду к более насущному вопросу. Уважаемые свидетели, вы видели, что человек в шутовском колпаке появился из вагона?

– Как есть! Откуда ж ему еще появиться? Разве с неба упал.

– И вы утверждаете, что у него на голове имелся шутовской колпак?

– Самый заправдешний, как щас!

– Вы полагаете, что при падении поезда с моста его колпак не слетел с головы?

– Чегось?..

– Лорд Менсон, друг мой, встряхните головой.

Шут резко дернулся. Колпак звякнул и сполз на лоб.

– Как видите, при резких движениях сей головной убор теряет равновесие. Что же произойдет, если в нем упасть с моста?

– Эээ…

– При падении с моста колпак слетит с головы?

– Ну, этоть…

Ворон Короны вмешался:

– Ваше величество задает абстрактные вопросы. Даже если колпак слетел с головы, свидетели этого не видели, а потому не обязаны отвечать.

– Вот, дась! – закивали рыбаки.

Пророк спокойно продолжил:

– Если б вас спросили, может ли человек упасть с моста так, чтобы колпак остался на голове, – что бы вы ответили?

– Кажись, нет… – согласились свидетели.

– Как вы объясните то, что в момент убийства вы все же видели колпак на голове того человека?

– Ну, надел обратно.

– А кроме того, нашел и подобрал искровый нож?

– Ну, как есть.

– Стало быть, в первые минуты после крушения поезда тот человек совершил два действия: нашел искровый кинжал, чтобы вооружиться, и нашел свой колпак, чтобы снова надеть на голову. В первом действии имеется смысл, если он действительно замышлял убийство. Во втором деянии смысла нет никакого.

– Это почему же? – удивился Ларсен. – Есть смысла. Он же шут – должон быть в колпаке. Вот и надел.

– Лорд Менсон, пошевелите головой слегка.

От слабого движения бубенцы на колпаке издали мелодичный звон.

– Лишь боги и пророки посвящены в тайны грядущего… Но не нужно быть ни богом, ни пророком, чтобы предсказать: если позвенеть бубенцами за спиной человека, то он обернется. Если берешь в руки нож, замышляя ударить жертве в спину, неужели напялишь на голову гроздь колокольцев?

– Эээ…

Рыбаки сконфужено переглянулись, затем уставились на барона, ища в нем поддержки. Затем подняли виноватые глаза к Минерве.

– Ваше величество, мы не знаем… Колпак-то был, а зачем – мы и не думали…

– Обязанность свидетеля – не трактовать, а лишь излагать увиденное, – отметил судья Кантор.

– Я готов помочь с трактовкой, – благосклонно кивнул пророк. – Я вижу два объяснения колпака на голове убийцы. Первое: убийца не был лордом Менсоном, но присвоил и надел шутовской колпак, чтобы выдать себя за него. Второе: данные свидетели не видели ни лорда Менсона, ни кого-либо другого в шутовском колпаке, а просто его измыслили.

За судейским столом поднялся ропот, барон Бонеган вскричал что-то о своей чести, но все перекрыл уверенный голос Марка:

– Я вижу также третье объяснение, ваше величество. Если позволите, изложу его. Лорд Менсон мог надеть шутовской колпак с тою же целью, с какою носит его сейчас, в суде. Он готовился послать на Звезду своего единственного родича, к тому же – владыку. Это черное намерение вызывало бурю чувств в душе Менсона. Колпак на голове помог ему справиться с собою и обрести хладнокровие. Это – привычная, родная вещь, дающая уверенность. Так многие солдаты берут на войну мамин платок, горсть родной земли и прядь волос любимой.

Кое-где в зале раздались аплодисменты – столь метким было объяснение Марка. Рыбаки радостно закивали:

– Вот голова! Так все и было, а мы не поняли!

Франциск-Илиан после минутной паузы возобновил допрос:

– Тем не менее, вы не узнали лорда Менсона в лицо, а лишь пересказали его приметы графу Эрроубэку, и уже тот по приметам назвал имя Менсона?

– Ага, тут чистая правда.

– Стало быть, ваше опознание является косвенным.

– Кось… каким, говорите? Недослышали…

– Косвенным – то есть, опосредованным. Вы видели убийцу, но не узнали в нем лорда Менсона, а граф Эрроубэк узнал, но не видел.

– Агась.

– Прошу внести это в протокол.

– В протокол вносится все, сказанное в зале. Из протокола удаляется лишь то, что суд приказывает вычеркнуть, – сухо пояснил судья Кантор. – Ваши вопросы исчерпаны, господин советник?

Пророк улыбнулся как-то печально:

– Знали бы вы, как я жажду дожить до времени, когда все мои вопросы исчерпаются… Перейдем к опознанию владыки Адриана. Как я понимаю, уважаемые свидетели, его вы твердо узнали сразу?

– Еще как! Такого богатыря, как владыка, поди поищи!

– Прежде вы видели его на портрете в деревенской церкви?

– Агась.

– Портрет, как и подобает, размещался в притворе над дверями, лицом к алтарю?

– Чистая правда! Прямиком на алтарь глядел.

– Как был изображен владыка?

– Ну, владыка как есть: стоит во весь рост, плечи во всю ширь, смотрит орлом.

– Во что одет?

– В военный мундир – блестит весь, да еще при шпаге. Красавец был!

– Можете встать так, как стоял Адриан на том портрете?

Свидетели сильно оробели и решились исполнить просьбу, лишь когда сама Минерва присоединилась к пророку. Из рыбаков выделился Борода, как самый высокий и статный. Вышел на открытое место, расправил плечи, задрал подбородок, а правую руку упер в поясницу, возле эфеса воображаемой шпаги. Приняв эту позу, Борода сделался выше и значительней, все взгляды устремились на него, повергнув бедного мужика в краснощекое смущение.

– Благодарю вас, можете сесть, – сказал пророк. – Теперь скажите, с какого расстояния вы видели владыку? Он стоял на крыше вагона, который, в свою очередь, лежал на других вагонах, а те были ярдах в десяти-двадцати от берега – верно?

Мужики прикинули дистанцию, щурясь и шевеля губами, и один за другим согласились.

– Значит, вы видели владыку так, как если бы он стоял вон там?

Пророк указал на зрительский балкон, заполненный людом.

– Агась, точно так.

– На балконе находится мой помощник. Сейчас он покажет вам несколько портретов вельмож. Полагаю, вам не составит труда понять, который из них – владыка Адриан.

– Запросто! Пущай покажет!

Зал встрепенулся, когда секретарь Франциск-Илиана протолкался сквозь толпу на балконе и поставил у перил массивную стопку картин.

– Барон Бонеган, – сказал пророк, – вы ручались за показания этих мужиков, и теперь испытаете соблазн подсказать им. Потому я требую, чтобы вы отвернулись и не смотрели на портреты.

– При всем уважении, ваше величество, вы мне не сюзерен.

– Тогда я этого требую, – вмешалась Минерва.

Барон повернулся к балкону спиной. Шиммерийский секретарь поднял над перилами первую картину. Она изображала лысеющего министра в камзоле.

– Нет, и близко не похож! – вскричали разом мужики.

– Благодарю, – сказал пророк. – Прошу следующую.

На новом портрете оказался молодой янмэец, сидящий за столом и задумчиво кусающий кончик пера.

– Не он, – отмахнулся Борода. Другие рыбаки тоже занекали.

– Благодарю. Следующую картину.

Вот теперь на портрете был статный дворянин в парадном мундире, с рукою на шпаге. Ларсен и Борода тут же закивали, но Джейкоб и Смит усомнились:

– Бороденки нет… у владыки была, а тут только усы.

Ларсен отказался от своего слова, Борода упорно повторил: «Он» – возможно, просто потому, что стеснялся поменять мнение.

Четвертый, пятый и шестой портреты также изображали дворян в мундирах. Конечно, все они держали руки на шпагах, гордо задирали подбородки и стреляли орлиными взглядами в горизонт – ибо таков был канон парадного военного портрета. Мнения рыбаков разделились. Ларсен и Смит высказались за четвертую картину, но Ларсен потом сменил мнение в пользу пятой, вызвав в зале смешки. Джейкоб же все отнекивался, чуя подвох, а на шестом портрете спросил:

– Этот последний?

– Последний, – кивнул пророк.

– Тогда он! Он – владыка!

– Благодарю вас, – сказал Франциск-Илиан и с поклоном развел руками.

Никаких комментариев не требовалось. Над залом повисла тревожная тишина.

– Внесите в протокол, – выдавил судья Кантор, – ни один свидетель не опознал владыку Адриана.

– Что?.. Как?.. – рыбаки выпучили глаза. – Мы ж того! Мы видели!..

– Вы видели мундир, который затмил остальное. Владыка Адриан был на втором портрете – сидящий с пером в руке. А четверо в мундирах – просто имперские генералы.

– Но мы же… Мы видели… – промямлил Ларсен, бледнея на глазах.

– Дурачье! – взревел Бонеган. – Я вам покажу, слепые кроты!

– Требую порядка в зале! Советник имеет еще вопросы?

– Конечно, ваша честь. Однако наступает восьмой час. Я охотно отложу остальные вопросы, чтобы более не утомлять ее величество. Сегодня мы оканчиваем на следующем выводе: некто в шутовском колпаке ударил ножом кое-кого в генеральском мундире. Только это достоверно следует из показаний рыбаков, и ничего более.

Едва заседание окончилось, Мими обернулась к Эрвину, сияя от радости:

– Хочу праздничного кофе с праздничным пирожным! Я знала, что Менсон невиновен! Начала суд, чтобы очистить его имя, – и это случилось!

Строго говоря, оправдание Менсона сулило Эрвину гораздо больше проблем, чем казнь. Но такова была сила судебной драмы, что Эрвин проникся состраданием к главному герою и теперь радовался вместе с Мими.

– До оправдания еще далеко, ваше величество. Но пророк разбил фундамент обвинения – без этих свидетелей оно недолго выстоит.

– Скажите, что я была права, устроив суд в Палате! Ведь права же, да?

Ворон Короны возник подле Эрвина:

– Милорд, нужно сказать пару слов наедине.

– Прошу простить, ваше величество.

Поклонившись Минерве, он пошел вслед за Марком. Выбрав уединенное место подальше от глаз и ушей, Ворон сказал:

– Милорд, у нас имеется затруднение.

– Никакого затруднения, Марк. Я приказывал добиться справедливости – и вы это сделали. Дали Менсону шанс, он его использовал – теперь мы знаем, что он невиновен.

– Вы были правы с самого начала, а сейчас – ошибаетесь. Это Менсон убил Адриана. Теперь я не питаю ни капли сомнений.

– Как вы сделали такой вывод?

– Пока все слушали альмерских дурачков, я следил за Менсоном. Он выдал себя с головой. Если он не убивал, то, значит, рыбаки лгут. Почему он не закричал: «Вы лжете, сучьи дети»?

– Ну, порядок в суде…

– Менсону чхать на порядок! А он не только не закричал – не выронил даже шепотом. Молчал, как рыба, и хлопал глазами. Дважды отводил взгляд: когда рыбаки сказали про удар в спину, и когда я – про колпак. Он был там, в колпаке, с ножом, он заколол Адриана!

– Но рыбаки не опознали владыку…

– Хитрюга шиммериец запутал их. А они правы во всем! Они же опознали генеральский мундир! В том чертовом поезде был лишь один генеральский мундир – на владыке! Старший из гвардейцев носил чин капитана.

Эрвин встряхнул головой.

– То есть, на следующем заседании вы намерены…

– Милорд, прошу вашего решения. Я не намерен больше сдерживать себя. Менсон – подлый убийца, я хочу затянуть петлю на его мерзкой шее. Но он убил вашего врага. Возможно, спас вас от поражения. Милорд, что вы скажете, если я уничтожу его?

– Как и прежде, Марк, я хочу справедливости. В той войне я одержал семь побед – а мог одержать восемь. Чего я желал Адриану – так это суда и смерти на плахе, а не от рук паяца-безумца. Если Менсон виновен – расправьтесь с ним.

Ворон Короны потер ладони:

– Можете рассчитывать на меня, милорд.

– Однако не мешайте ему говорить. Он и его свидетели должны иметь полную свободу действий.