Текст книги "Иловайский дневник"

21 августа 2014 года

Утром 21 августа на построении была поставлена новая задача. Так как две предыдущие попытки зайти в город не увенчались успехом, нам следовало присоединиться к бойцам батальона «Донбасс», которым удалось войти в Иловайск и укрепиться на некоторых опорных пунктах. Снова была сформирована колонна, и мы в очередной раз выдвинулись из Старобешево в сторону Иловайска. Кое-кто из жителей Старобешево со слезами на глазах провожали нашу колонну и крестили вслед. Транспорт в батальоне «Днепр-1» был достаточно маневренным, и потому колонна двигалась быстро. По дороге мы обогнали медленно движущуюся колонну какого-то подразделения ВСУ, растянувшуюся на несколько километров. В колонне было много танков, техники и грузовиков с личным составом. Тогда мы были уверены, что при поддержке такого количества техники и бойцов ВСУ мы за несколько часов займем и зачистим Иловайск, но последующие события показали, что этому не суждено было сбыться. Обогнав колонну, мы прибыли к штабу перед Иловайском и остановились для получения инструкций и приказа от генерала. Стоянка длилась около часа. За это время по позициям наших войск возле штаба был произведен не очень прицельный минометный обстрел. Мы все выскочили из транспорта и залегли в посадке у обочины дороги. Колонна, которую мы обогнали по дороге из Старобешево, к Иловайску так и не доехала. Вероятно, у того подразделения были иные задачи и они направлялись в другое место.

Подбитый российский танк на дороге от Многополья до Иловайска

Наконец получили команду и двинулись в объезд Иловайска для выхода к западным околицам города. Сперва ехали по разбитой техникой и взрывами дороге, а затем свернули на проселочную. Собственно, дорогой это было назвать трудно. По пути встречалась разбитая техника.

Как нам пояснили, это была российская техника, пытавшаяся прорваться на помощь боевикам Иловайска. Проехав несколько блокпостов ВСУ, мы прибыли к иловайской школе, в которой располагался штаб батальона «Донбасс».

Собственно, сам по себе Иловайск является небольшим городком, вся жизнь и инфраструктура его была выстроена вокруг крупного железнодорожного узла.

Вместо раненого Семенченко командование «Донбассом» принял на себя начальник штаба батальона «Донбасс» Филин. Сразу же по прибытии в школу мы получили приказ занять здание детского сада и выдвинуть несколько групп для выполнения зачистки территории между школой и детским садом. Освобожденная от сепаратистов часть Иловайска преимущественно состояла из частного сектора. Город делился пополам железной дорогой. Во второй половине, удерживаемой боевиками, было несколько многоэтажных домов, парк и здания городской администрации. Детский сад находился в нескольких сотнях метров от железной дороги. Предполагалось зачистить всю территорию вплоть до железной дороги и укрепиться на занятых рубежах. Частный сектор зачищали так же, как в Виноградном, с той лишь разницей, что вместо танка использовали БМП.

Александр Лебедь и Александр Крюков в Иловайске

Несколько групп двигались одновременно по параллельным улицам и досматривали дворы и дома. Наша группа начала зачистку с крайней улицы, которая была периметром населенного пункта. Дойдя до ее конца и проверив все дворы, мы вышли на крайний наблюдательный пост роты охраны батальона «Донбасс». Ребята там достаточно хорошо окопались и укрепились. На этом пункте мы немного задержались, так как одна из двух БМП, которые нас сопровождали, поворачивая на следующую улицу, напоролась на торчащий посреди дороги вкопанный в землю швеллер и застряла на нем. При помощи второй БМП сняли застрявшую боевую машину со швеллера. После этого продолжили зачистку. Большая часть домов пустовала. С началом активных боевых действий люди, имеющие отношение к сепаратистам, а таких в Иловайске было большинство, спешно покинули город. Во многих брошенных домах находили печатную продукцию и атрибутику ДНР. Такие дома считались вражескими, и любое имущество, которое в них находилось, являлось трофеем, будь то автомобиль, газовый баллон, канистры с топливом или набор инструментов. Очень часто в оставленных домах были брошены на привязи домашние животные, уже несколько дней ничего не евшие. Таких собак отвязывали и отпускали на волю. По пути следования задерживались гражданские лица и производилась проверка их документов и досмотр личных вещей. Во время зачисток у местного населения изымались мобильные телефоны для проверки на предмет подозрительных смс-сообщений и фотографий. Впоследствии большая часть телефонов была возвращена владельцам. Местное население было настроено настороженно. Люди напуганы постоянными взрывами и стрельбой за последние несколько дней. Как правило, агрессию и протесты проявляли те жители, родственники которых воевали на стороне террористов и вынуждены были покинуть свои дома вследствие начавшейся зачистки города от незаконных вооруженных формирований силами добробатов и окружения города частями ВСУ. Возвращение города под контроль украинских силовиков означало, что те, кто принимал участие в вооруженном сопротивлении, оказывались преступниками и не могли безнаказанно вернуться к своим семьям.

Продвинувшись к детскому саду, мы предприняли некоторые меры предосторожности. Внимательно осмотрели все помещения сада, а также прилегающие к нему дома и дворы. Некоторые местные жители без особого энтузиазма восприняли факт нашего расположения в детском саду, понимая, что это может привести к неизбежному обстрелу этой территории и открытому огневому противостоянию с «ополченцами». Город и без того подвергался систематическим обстрелам. Повсеместно были заметны результаты работы артиллерии. В дереве, перед входом в один из трехэтажных бараков возле детского сада, торчал увесистый осколок реактивного снаряда, который прошел сквозь дерево и застрял в земле рядом с ним. Так как жители связывали начало боевых действий в городе с появлением украинских силовиков, то они были абсолютно уверены в том, что обстрелы осуществляла исключительно украинская артиллерия.

Казалось бы, наше соседство должно было их успокоить, поскольку обстрелы с украинской стороны должны были прекратиться, но некоторые местные жители все равно оставались недовольны и работу артиллерии по нашим позициям ошибочно считали делом рук украинских военных.

Некоторые женщины, мужья и сыновья которых воевали на стороне ДНР, возмущались досмотрами и пытались вступать в дискуссии на тему: «Что это за война – брат на брата?» С одной из таких женщин возник конфликт по поводу мобильного телефона. У всех жителей близлежащих к садику домов их изъяли во избежание контактов с боевиками и передачи им информации о нашем месторасположении, но эта женщина спрятала телефон и была замечена за разговором. Дэн в категоричной форме потребовал отдать мобильный, но так как жительница агрессивно сопротивлялась, пришлось отнять его силой. Кроме того, местное население связывало наступивший ужас, который выражался в закрытии магазинов, отсутствии питьевой воды, электроэнергии и газа, с началом антитеррористической операции в Иловайске. В результате обстрелов были повреждены линии электропередач. С каждым днем все сложнее становилась ситуация с питьевой водой и топливом. Но сопротивления при досмотрах никто не оказывал. Один старик сам подозвал наших бойцов и показал ящик, который накануне вечером к нему во двор занесли несколько бородатых мужиков и сказали, что скоро придут и заберут. В ящике оказались заряды к РПГ-7 новой модификации, которых не было на вооружении украинских военных.

Заряды к РПГ российского образца, обнаруженные во дворе местного жителя

Зачистив таким образом несколько кварталов, мы вышли к детскому саду, ставшему нашей временной базой. Детский сад представлял собой два корпуса. Центральный одноэтажный корпус соединялся коридором с двухэтажным корпусом. Иных зданий, достаточно укрепленных и способных вместить большое количество бойцов, в этой части Иловайска не было. На следующий день к нам присоединились прибывшие в помощь бойцы батальона «Херсон» и роты «Свитязь». В детском саду имелась администрация, но само заведение не работало. В подвале здания прятались от обстрелов местные жители с детьми из соседних с садом домов.

Бойцы заняли места, где кому больше понравилось. Лично я предпочел помещение группы на первом этаже рядом с кухней, из которой был выход во внутренний двор. Вначале определился на небольшом диванчике у окна, рассчитанном на двух человек, но потом понял, что вдвоем спать тесновато и нашел себе место на полу у самого входа в помещение группы. На втором этаже было уютнее, поскольку туда снесли кровати из склада, но чувство самосохранения взяло верх. Уж слишком сильно напрягал свист пролетающих снарядов. Коба вообще предпочитал проводить ночи в заднем отсеке «халка», удобно расположившись на наших вещмешках. Бронированный корпус «халка» мог защитить его от осколков, а в случае крайней необходимости напротив задних дверей располагался вход в коридор, соединяющий два корпуса детского сада. Как по мне, то ночевать в машине было холодно, но для Кобы это не было проблемой. «Халк», «бежевый» и «куку» припарковали в небольшом дворике перед входом на кухню между корпусами здания в целях безопасности. «Халк» Дэн придумал еще и накрывать неизвестно откуда взявшейся черной пленкой на ночь, чтобы полностью замаскировать. Также во дворе садика располагались и другие машины батальона. Во время обысков в близлежащих дворах, которые по большей части пустовали, были обнаружены запасы топлива. У нашего подразделения возникла проблема с приготовлением пищи. Поварихи из детского сада хотели нам помочь, но у них не было ни газа, ни электричества. Было принято решение изъять в одном из брошенных домов газовый баллон. У местного населения ощущался острый дефицит воды и продуктов питания, но, несмотря на это, люди старались обходиться консервацией и личными запасами. У наших подразделений с собой запасов было немного, и первое время приходилось использовать то, что находили в брошенных домах, а также в вскрытом местном магазине, который хозяева оставили с началом боевых действий. Местному населению разрешили воспользоваться продуктами и водой, хранившимися в магазине. С водой стало настолько туго, что проблематично было приготовить тарелку супа, не говоря уже о том, чтобы помыться или постирать вещи. У нас с собой имелись некоторые запасы воды и продовольствия в виде сухпайков, и мы делились этими запасами с местным населением, которое нашло убежище в подвале детского сада. Лично мне было искренне жаль этих людей. Особенно детей. Все они стали заложниками сложившейся ситуации, но к представителям мужского пола мы испытывали постоянное подозрение. Они также прятались в подвале, и было не совсем понятно, почему они не покинули Иловайск с семьями, когда была возможность. Бойцы часто угощали детишек сладостями, которые попадались в сухпайках. Люди благодарили, но как-то не искренне. Чувствовалось, что делают это из страха. Они были в полной неопределенности и боялись открыто выражать какую-либо гражданскую позицию: сепаратистские настроения вызывали подозрения и являлись поводом для задержания украинскими силовиками, а поддержка действий украинских войск была чревата тем, что можно было пострадать от боевиков в случае их возвращения.

Чуть позже к нам в детском саду присоединились бойцы роты «Свитязь», прибывшие из Мариуполя на монстроподобном КамАЗе, который Ломбард обшил листами металла в мариупольском аэропорту. Если учитывать, что днем была сильная жара, а бойцам пришлось проделать весь путь от Мариуполя до Иловайска на зашитом металлом КамАЗе, в котором не было достаточной вентиляции, то претензии «Свитязей» к конструктору этого монстра кажутся вполне обоснованными. Но Ломбард и не думал, что его детище будут использовать для перевозки личного состава на такие далекие расстояния под палящим августовским солнцем. Как бы там ни было, но Ломбард вложил много сил и труда в этого монстра, за что впоследствии один из немногих был представлен к государственной награде.

Дмитрий Будым у монстроподобного КамАЗа, обшитого металлом

Позже этот монстр достался боевикам. Несмотря на то что Зампотыл при выходе бросил в кабину гранату, боевики смогли починить машину и использовали ее для своих нужд.

Руководство батальона, в лице замкомбата Печененко и командира первой роты Дока, оставалось на ночь в расположении школы. С ними находились и некоторые бойцы из состава взводов, потерявшие командиров в первом бою. На утреннем построении был назначен ответственный командир из числа взводных первой роты, и они посменно руководили личным составом, расположенным в детском саду, и ставили задачи для личного состава. А таких офицеров у нас на 21 августа оставалось двое – Хорольский Антон и Томилович Денис. Были еще офицеры и руководящие инструкторы, Спартак и Мангуст, в составе второй роты, но они были задействованы в школе. Время от времени появляясь в школе, я имел возможность изучить местность вокруг нее. Во время нашего первого прибытия к школе бойцы «Донбасса» рекомендовали нам сменить белые опознавательные повязки на рукавах на желтые, какими были помечены сами донбассовцы. Объясняли это тем, что белыми повязками себя маркируют «сепары». Чтобы прояснить для себя этот вопрос, я зашел в помещение, в котором содержались пленные боевики. То, что я увидел, произвело на меня сильное впечатление. Впоследствии, сражаясь с врагом, я не всегда испытывал к нему ненависть или злобу. К сильному противнику иногда даже чувствовал уважение. Это не мешало мне прилагать максимум усилий для его уничтожения. Противник пытается убить меня, а я, в свою очередь, по мере сил, уничтожить его. Но у меня всегда вызывало омерзение и отвращение поведение отморозков и любителей поизмываться над задержанным и поверженным врагом. Мне кажется, что при этом люди теряют человеческий облик и перестают быть людьми. Незавидна участь пленного. Я увидел полуголых сломленных и запуганных людей, восемь человек. Не помню, оставил ли я им сигарету, но точно помню, что очень хотел это сделать. Я спросил у них, в какой форме воюют и каким образом обозначают себя «ополченцы» для того, чтобы отличаться от украинских военных? Один из задержанных ответил мне, что форма у всех разная. У некоторых вообще нет никакой формы. Особых отметок или обозначений тоже многие не имели. Вид этих задержанных производил удручающее впечатление, и я не стал надолго оставаться возле них.

В соседнем возле школы доме также содержались трое пленных, но эти были на особом счету. Они – иностранцы. Один голландец, а другой, вроде бы, француз. Третий – местный, но его держали вместе с иностранцами в более комфортных условиях. Как я узнал позже, эти трое задержанных погибли во время обстрела школы тяжелой артиллерией боевиков. Дом, где они находились, был полностью уничтожен.

22 августа 2014 года

Утром 22 августа на построении была поставлена задача – произвести дальнейшую зачистку частного сектора ближе к железной дороге. Во время зачисток почти никогда не было сопротивления сепаратистов. Основные боевые действия они производили ночью, пользуясь темнотой, проникая в частный сектор через железнодорожное полотно и беспокоя нас обстрелами. После проведения зачистки в некоторых заброшенных домах на стратегически важных направлениях оставлялись секреты, в которых посменно вели наблюдение бойцы «Днепра-1» и других подразделений. Так как я был водителем автомобиля, закрепленным за первым взводом, то в мои функции входило транспортное сообщение между штабом и детским садом, а также участие в зачистках в виде сопровождения бойцов. Кроме того, было много других задач, где необходима была помощь «халка» – от доставки заряженных радиостанций на смену севшим и до срочных вызовов старшего по саду в штаб группы. Передвижения по улицам производились на максимально возможной скорости. Лишь подъезжая к школе, я сбрасывал скорость и моргал фарами притаившимся в засаде ребятам с СПГ-9[12]12
  СПГ – станковый противотанковый гранатомет «Копье».


[Закрыть]. Из любого двора и на любом перекрестке можно было ожидать выстрела из гранатомета, и потому правила дорожного движения я нарушал систематически.

Во время одной из поездок между садом и школой произошло событие, подобных которому в моей жизни случалось немало и которые я сам для себя отмечал как знаковые. Проезжая по одной из улиц, я увидел стаю голубей. Большая часть птиц успела упорхнуть, а один голубь замешкался и попал под бампер мчащегося «халка».

У меня тогда мелькнула мысль, что убитая птица является плохой приметой, но в следующий миг голубь вырвался из-под машины и улетел вперед, обгоняя мою машину. Тогда я очень явно почувствовал, что этот голубь – я сам. И что я также выберусь из неизбежной беды. Я не знал в тот момент, что это за беда, но вспомнил об этом после выхода из окружения. Мне редко приходится рассказывать кому бы то ни было о подобных случаях из боязни показаться излишне суеверным. Должен признаться, что иногда я действительно замечаю странные вещи, которым трудно найти какое-либо логическое объяснение. Я доверяю этим необъяснимым чувствам, и они помогают мне жить дальше. Знаки подсказывали мне тогда, что мне предстоит остаться живым после войны. И я рад им, ведь легче переносить невзгоды настоящего момента, зная, что нынешние проблемы лишь временны и после них жизнь будет продолжаться.

В этот день к школе подтянули две ЗУшки[13]13
  ЗУшка – зенитная установка ЗУ-2.


[Закрыть], которые смогли выбить, уж не знаю у кого, для своих бойцов командиры батальона «Донбасс». Одну из них разместили на перекрестке возле школы для контроля улицы, тянувшейся от железной дороги к школе.

Каждый день мы ждали обещанного подкрепления и не могли понять, почему к нам на помощь не могут пройти хорошо вооруженные и оснащенные бронетехникой войска.

Тактика зачисток была стандартной: впереди шел дозор из нескольких человек. За ним в нескольких десятках метров следовала боевая машина пехоты, за ней – охранение боевой машины и группа бойцов, осуществлявших осмотр домов и дворов. Замыкал процессию я на «халке». Также присутствовал пикап «ниссан» с АГС-17, который перемещался по мере необходимости с хвоста на фронт группы. Преодолев некоторое расстояние, все останавливались, а группа зачистки проверяла дома и дворы. Охранение наблюдало за улицей и примыкающей территорией. После завершения работы группы зачистки, двигались дальше. При этом держали связь с подразделениями, которые осуществляли зачистку на параллельных улицах. К перекресткам старались выходить одновременно со всех участков и, убедившись, что у всех групп порядок, двигались дальше, каждая группа по своей улице. Те группы, которые появлялись на промежуточном рубеже раньше других, ожидали выхода остальных. Возле одного из сожженных домов я обратил внимание на подозрительные аккуратно выжженные пятна на земле и траве. Кто-то высказал мысль, что это могли быть следы от фосфорных боеприпасов.

На вопросы гражданских, до каких пор продлятся обстрелы и что им делать в сложившейся ситуации, мы отвечали, что со дня на день в город должна прибыть мощная группировка ВСУ и после полного освобождения города линия соприкосновения переместится за город. А пока мы рекомендовали укрываться в подвалах или погребах при первых признаках обстрела артиллерией или находиться в домах, если будет слышна стрельба на улицах и во дворах. Тогда мы все искренне верили в то, что наши действия будут поддержаны армией, которая идет к нам на помощь.

Мне не вполне было понятно, почему местные жители не эвакуировались при приближении боевых действий к городу, на что некоторые отвечали, что причин много. Одни не хотели оставлять без присмотра свои дома и квартиры. Другим некуда и не на чем было ехать. Третьи просто не успели, поскольку с началом боев на подходах к городу были перекрыты выезды и никому не позволялось покинуть черту города. Боевики всячески старались препятствовать переезду людей на подконтрольные силовикам Украины территории, надеясь на то, что наличие большого количества гражданских не позволит силовикам войти в город и вести активные боевые действия. Распространялись слухи, что все машины, приближающиеся к блокпостам силовиков, расстреливаются без предупреждения. Потому немалая часть жителей оставалась в своих домах и квартирах, боясь бежать куда бы то ни было. В спешном порядке город покинули лишь те, кому очень не хотелось иметь дело с наступающими украинскими силовиками.

В тот день наша группа в какой-то момент опередила другие группы, и мы решили подождать в одном из заброшенных домов. Пока суть да дело, нашли запасы провизии в доме и кое-что на огороде. Не помню откуда, но появился арбуз. Кто-то из ребят обратил внимание на специфический звук, который разносился со стороны северной окраины города. Было очень похоже на звук движения танка, но мне тогда показалось, что это, скорее всего, работает дизель-генератор в чьем-то дворе. Минут через 15 начался обстрел, и мы переместились в погреб. Кто-то пытался пошутить:

– А вот и генератор Седого дает о себе знать.

Значит, это действительно был танчик. И, судя по тому, что взрывы ложились где-то недалеко, можно сделать вывод, что кто-то из местных подсказывал боевикам, где именно находятся группы зачистки и куда именно нужно целиться.

После окончания обстрела к нам пришли бойцы батальона «Донбасс» – саперы. Старшими у них были Борис и Виталий Черных (Фитиль). Черных и его группе была поставлена задача подорвать железнодорожные пути. Посоветовавшись с Борисом, Фитиль решил, что без прикрытия саперы не смогут гарантированно выполнить задание. Парни предложили нам поучаствовать в операции по подрыве железнодорожного полотна. Им нужно было сопровождение и группа прикрытия, так как путь к железной дороге проходил по местам, которые еще не прощупала разведка «Донбасса», и не вполне было понятно, что происходит на том участке города. Железная дорога соединяла Иловайск с Харцызском и Донецком. Электричества не было, и электротранспорт не работал, но каким-то образом сепаратистам удавалось прогонять вагоны из Харцызска в Иловайск и тем самым поддерживать осаждаемых нами боевиков. Попытки артиллерии разрушить железнодорожное полотно не увенчались успехом, и потому решили подорвать две стрелки в районе склада ГСМ у локомотивного депо. Меня, как водителя, сильно раздражало и возмущало то обстоятельство, что, находясь всегда в группе, мне отводилась роль стороннего наблюдателя и извозчика. Поэтому, когда встал вопрос, кому идти вместе с саперами, я чуть ли не ультимативно заявил Дэну, что это должен быть я. Он возражал:

– Это плохая идея. А кто, в случае необходимости, сядет за руль «халка», если вдруг понадобится быстро примчаться на помощь или вывезти оставшуюся группу в доме?

– Дэн, в группе имеется, как минимум, два водителя – Зампотыл и Сталкер. Тем более, что Сталкер жаловался на проблему с ногой, и ему сам бог велел остаться рядом с «халком».

В конце концов Дэн сдался и включил меня в группу сопровождения. С нами также пошел наш боец Сова Виталий, позывной Филин (не путать с начальником штаба батальона «Донбасс»). К нему Дэн всегда относился с особым доверием, потому что Филин, как и Дэн, в свое время нес срочную службу в Кировоградском спецназе ВДВ и обладал боевыми навыками, которых очень не хватало большинству бойцов «Днепра-1». Выход на место подрыва был похож на проведение зачистки, с той лишь разницей, что с нами не было боевой машины пехоты и какого-либо иного транспорта. Вначале на место должна выйти наша группа, выполнявшая роль разведки, а затем, убедившись, что подход безопасен, подтянутся саперы для выполнения своей части задания. На досмотр домов и дворов времени не тратили. Немного осмотрелись и проверили территорию какой-то промзоны, примыкающей к железной дороге, и, стараясь не шуметь, вышли на место, где планировалось произвести подрыв. В авангарде нашей группы шел Борис с Дэном. По пути следования Дэн подсказывал мне, как нужно правильно перемещаться по листьям и веткам, чтобы не производить шума, а также не попасть на растяжку. Рядом с запланированным местом операции находилось какое-то трехэтажное здание. Дверь в него была заперта на ключ. На крышу здания поднялся один из бойцов «Донбасса» и, зайдя через небольшой балкон, открыл дверь изнутри. В помещении были найдены несколько радиостанций и зарядные устройства к ним. Осмотрев прилегающую территорию и убедившись, что противника поблизости нет, Борис приказал послать двух людей навстречу «таблетке» (машине военной медицинской помощи) с группой саперов. Дэн отправил нас с Филином. Пройдя обратный путь вдвоем, мы встретили машину военной медпомощи, используемую в виде транспорта саперами. В машине не было свободного места, а на крыше или подножках ехать не хотелось. Да и стремным казалось висеть на подножке машины, начиненной взрывчаткой. Поэтому мы объяснили водителю, как доехать до Бориса (благо, это было не очень далеко) и отправились вслед за ними, чтобы прикрыть сзади и проконтролировать еще раз маршрут будущего отхода группы. Пока саперы разбирались со своим хозяйством и готовили заряды, мы рассредоточились вокруг и наблюдали за обстановкой. В качестве взрывного устройства бойцы использовали четыре противотанковые мины ТМ-62, усиленные тротиловыми шашками по четыре килограмма на каждую мину. Старались все делать максимально тихо, не привлекая постороннего внимания. И сами обращали внимание на малейший шум или другие признаки присутствия противника. Дэн несколько раз делал замечания неопытным бойцам, которые шумно перемещались и пугали своими шагами стаи диких голубей, что могло привлечь к нам внимание «сепарских» наблюдателей или разведчиков.

Подрыв железной дороги в Иловайске (кадр из снятого видео)

С первого раза подорвать две стрелки на переезде не получилось. Пробежавшая случайно бродячая собака потянула провод от машинки к заряду, и детонаторы не сработали. Фитилю пришлось снова идти к зарядам и проверять цепь.

Мне очень хотелось заснять момент взрыва на камеру, но саперы пытались отговорить:

– Спрячься за угол здания! Сейчас так рванет, что мало не покажется!

Но я не мог пропустить такой момент:

– Парни, я должен это снять. Ведь не каждый же день мне удается присутствовать при подрыве железной дороги!

Повторная попытка прошла успешно. Одновременно два оглушительных взрыва разнесли в клочья две стрелки управления железнодорожным путем, разметав на сотню метров вокруг куски рельс, шпал и крупного щебня. На самом деле, взрывов было четыре, но визуально они выглядели, как два. В результате были подорваны четыре полотна, которые соединяли Иловайск с основными городами Донбасса, и одно полотно, связывающее Иловайск с Россией. Один из обломков рельсы пролетел полторы сотни метров и встрял в землю перед нашим пикапом, который находился в одном квартале от железной дороги. Тарас Брус рассказывал, что некоторые осколки от железнодорожного полотна долетали аж до детского сада.

– Мне хоть вообще в туалет не заходи. Как ни отойду, так обязательно или «Град», или кусок рельсы прилетит.

После этого я шутил над Тарасом:

– Брус, так мы теперь по тебе будем определять, когда очередной обстрел будет.

Нужно отметить, что в самом детском саду туалеты не работали по причине отсутствия воды, и все пользовались «удобствами» в частных дворах домов, примыкавших к саду.

Ранее мне казалось, что партизаны, подорвав железную дорогу, спешно покидали место операции. Оказывается, саперы не уходят до тех пор, пока не удостоверятся, что взрыв выполнил задачу и рельсы гарантированно повреждены. Для этого Фитилю пришлось еще раз вернуться к месту взрыва и лично проверить результат. За успешное выполнение этого задания боец 91-го полка оперативного обеспечения ВСУ Виталий Черных, позывной Фитиль, впоследствии был заслуженно представлен к высокой правительственной награде. После проверки саперы сложили свое хозяйство в «таблетку» и отправились на базу. Мы пешим порядком также вернулись к нашим товарищам, которые ждали нас в пустом доме на окраине города. Вслед нам гремели «Грады», накрывавшие прилегающую к железнодорожному пути территорию, пытаясь достать тех, кто обрезал путь из Харцызска в Иловайск. В доме мы переждали очередной обстрел. В этом дворе меня постигло сильное огорчение. Когда я сдавал на «халке» назад, заезжая во двор, зацепил водительским зеркалом стойку ворот и сломал его. Пришлось снять зеркало со стоявшего во дворе мотороллера и приспособить его вместо родного.

После проведения зачистки личный состав, не задействованный в секретах, обычно возвращался на базу. Для обеспечения связи между отдельными группами использовались радиостанции, которые приходилось время от времени заряжать. Секреты менялись в пешем порядке по определенному графику. Первое время у нас не было своего генератора, и потому приходилось возить станции к ребятам из «Донбасса», которые занимались зарядкой аккумуляторов недалеко от школы. Во время одного из визитов к радистам «Донбасса» нас застал артобстрел. Побратимы гостеприимно угостили нас рыбными консервами в масле и чаем, а также позволили переждать обстрел в их укрытии, которое находилось во внутреннем подвале дома, одновременно служившим и местом, где бойцы, дежурившие у зарядных устройств, отдыхали после несения службы. Мне мои друзья из Днепропетровска в свое время подарили автомобильный преобразователь с 12 на 220 вольт. Этот подарок очень сильно выручал. Надо сказать, что проблема с электричеством касалась не только зарядки радиостанций. У каждого был мобильный телефон, а у некоторых еще фото– и видеокамеры. Гнездо прикуривателя в «халке» почти никогда не пустовало. Что касается информации о происходящем во внешнем мире, то мы были в полном неведении. Мобильная связь работала нестабильно, хотя мне иногда даже удавалось заходить с мобильного в интернет и общаться с друзьями. Говорили, Старобешево обработали российские «Грады» и было много погибших среди гражданского населения. Как мы знали, в Старобешево не было военных. Не верилось, что кто-то мог просто нанести ракетный удар по больнице или общежитию, где обычно находилось много гражданских.