Текст книги "Встреча с Вождем"

Глава 2

12 июля 1941 года. Москва

Как и предполагал Бат, в саму столицу эшелон, разумеется, не поехал – да и что ему там делать? Свернув на известном лишь машинистам полустанке, поезд двинулся по Смоленской ветке в сторону узловой станции Кубинка. В полутора километрах от которой, как помнил полковник, еще с весны 1931 года располагался знаменитый научно-испытательный автобронетанковый полигон. Тот самый, где перед началом серийного производства проходили государственные испытания практически все типы советских танков, от легких «МС» до «тридцатьчетверок» и «КВ». С началом войны объем проводимых НИАБП испытаний многократно возрос: теперь сюда свозили с фронта трофейную технику, как битую, так и захваченную целехонькой. И специалисты должны были в кратчайшие сроки не только выяснить сильные и слабые стороны, особенности вооружения, бронирования и проходимости гитлеровских танков и самоходок, но и разработать практические рекомендации по борьбе с ними. Ходовые испытания, обстрелы различными типами боеприпасов во всех проекциях, изучение эффективности штатного вооружения против брони советских танков и прочее, и прочее, и прочее…

Спустя полчаса эшелон остановился на запасном пути, насколько мог судить Владимир Петрович – тупиковом и расположенном в самом дальнем уголке станции, рядом с какими-то приземистыми пакгаузами определенно дореволюционной постройки. Поезд оцепили высыпавшие из первого вагона бойцы лейтенанта Наметова и автоматчики в форме НКВД, зенитчиков и паровозную бригаду сразу же отправили куда-то от греха подальше. Как выразился выспавшийся и оттого лучащийся оптимизмом Очкарик: «Во, Батоныч, гляди, чего гэбня кровавая творит! Пяццот мильенов невинно расстрелянных повели. Сейчас отконвоируют за кустики – и кэ-эк дадут из пулемета…»

Полковник, не сдержавшись, фыркнул. И тут же, напустив на лицо серьезное выражение, показал товарищу увесистый кулак:

– Захлопнись, салага, вдруг кто из местных услышит! Тут подобные шуточки не в ходу, если кто не в курсе. Так что за базаром следи, душевно тебя прошу. Особенно, когда до САМОГО доберемся. Там тебе и вовсе лучше молчать – целее будешь. А то еще брякнешь чего, дитя просвещения. Особенно о том, что про причины войны пятьдесят пятого некоторые, мать их, общечеловеки после говорили[9]9
  Говоря о «войне 1955 года», Бат имеет в виду события, произошедшие в альтернативном мире (подробнее об этом можно прочитать в книге «Дорога к Вождю»).


[Закрыть]. Мол, СССР сам войну готовил, а мы просто вынуждены были первыми ударить – и все такое прочее. Там и ЕГО имя неоднократно всплывало.

– Из… извините, Владимир Петрович, – мгновенно посерев лицом, Борис от волнения перешел на «вы». – Виноват, не подумал.

– Думай, говорят, это полезно, – уже беззлобно буркнул Батоныч. – Ладно, пошли, что-то мне подсказывает, вон те дяденьки-офицеры в фуражках с синим верхом по наши с тобой души прибыли. Ишь, как головами крутят…

Владимир Петрович ожидал, что у них станут проверять документы и в очередной раз выспрашивать пароль, однако обошлось без этого. Немолодой майор госбезопасности несколько секунд вглядывался в его лицо, затем полувопросительно-полуутвердительно произнес «товарищ полковник Бат?» и первым протянул руку:

– С благополучным прибытием. До разгрузки боевой машины прошу оставаться на месте, затем мы отвезем вас в Москву, там уже ждут. Какие-либо просьбы имеются?

– Никак нет, – пожал плечами Батоныч, решив пока не вдаваться ни в какие подробности. Раз не спрашивают насчет Витальки, значит, уже в курсе. Ну, да, разумеется, в курсе – будто у Наметова радиосвязи не имелось!

С разгрузкой все, к счастью, прошло гладко: поврежденный «сорок четвертый», не расчехляя, аккуратно стянули с платформы. После чего, прицепив к тягачу, утащили на полигон. На сей раз буксиром оказался не тихоходный трактор имени советского вождя, а впервые увиденный Батом в реале кузовной «Ворошиловец». Этот тяжелый артиллерийский тягач, несмотря на солидный вес, оказался довольно шустрым. И без особых проблем утянул за собой тридцатитонную тушу танка с вполне нормальной скоростью километров в двадцать-тридцать в час.

Между прочим, не обошлось без встречи со старыми знакомцами: заправляли разгрузкой двое танкистов, которых Батоныч запомнил еще по эпопее с разбомбленным вместе с поездом «Т-72». Да и как не запомнить, если в одном экипаже сражались, пусть и недолго? А у танкистов после первого же совместного боя экипаж навсегда семьей становится. Правда, сейчас бывший сержант Степа Гаврилов щеголял новеньким лейтенантским кубарем на петлицах, а Баранов – старшинской «пилой». Повысили, значит. О, да еще и наградили, мамлея – Красным Знаменем, а мехвода – «Звездочкой». Тоже дело, геройские ребята. Вот, значит, куда их вместо фронта отправили… с другой стороны, чему удивляться? С точки зрения товарища Сталина, они сейчас самые настоящие секретоносители, причем не пойми какого уровня.

Бата танкисты тоже узнали мгновенно. Впав при этом в кратковременный ступор: не ожидали. Да и как ожидать, если товарища полковника с товарищем батальонным комиссаром на их глазах фугасной авиабомбой в клочья разорвало?! Вместе с тем чудо-танком, на котором им повоевать довелось. Так разорвало, что даже останков не нашли, как ни искали. Ни клочка тел, ни обрывка униформы, вообще ничего не нашли. Правда, товарища Дубинина и сейчас не наблюдалось, зато Владимир Петрович – вон он стоит, живехонек. И с ним еще какой-то незнакомый танкист в звании старшего лейтенанта АБТВ, здоровенный, будто шкаф: и как только такой в боевую машину влазит? Явно, не на легких танках воевал – такая туша разве что в башню «КВ» поместится. Ну, или в «тридцатьчетверку». Заряжающим.

Видя замешательство танкистов, Владимир Петрович поспешил прийти на помощь:

– Ну, здорово, старые знакомые! Смотрю, все живы-здоровы? Товарищ Гаврилов, вон, аж цельным младшим лейтенантом стал, да и Баранов тоже в звании прыгнул. Молодцы!

– Здравия желаем, товарищ полковник! – нестройно ответили товарищи. Затем Баранов не выдержал:

– Тарщ полковник, извините, да как же вы выжили-то?! Я ж сам видал, как бомба прямо в платформу влепилась? Да и танк мы со Степой весь облазили… ну, в смысле то, что от него опосля взрыва осталось.

Бат криво ухмыльнулся:

– И как успехи? Обнаружили чего?

– Никак нет… – переглянувшись с Гавриловым, качнул головой мехвод, припомнив, как они с Колей исследовали сброшенный с искореженной платформы разбитый «Т-72», перевернутый кверху днищем. Сорванная взрывом башня, сползшая с насыпи кверху погоном, валялась в нескольких метрах. Но ни в остро воняющем гарью боевом отделении, ни в башне не было никаких следов погибших. Ни крови, ни частей тел или обрывков одежды. Тогда он решил, что хрупкая человеческая плоть просто испарилась во время мощнейшего взрыва, но сейчас, по вполне понятным причинам, уже не был в этом уверен…

– На войне всякое случается, товарищи красноармейцы, – мягко ответил Бат. – Вот помню, году в… впрочем, не важно, в каком, рядом с одним моим знакомым снаряд фугасный рванул. Буквально в нескольких метрах. А снаряд был солидный, стопятимиллиметровый, что ли. Солд… бойца, что первым шел, – в клочья, даже хоронить нечего было. А его просто в сторону отшвырнуло. Одежду, обувь, амуницию – все сорвало, даже нижнее белье. Словно бритвой срезало. А сам – живехонек. Мы подошли – а он голый лежит, без сознания, разумеется. Весь от копоти черный, будто негр, но живой. Его, конечно, в госпиталь сразу отправили, в Союз… ну, в смысле в тыл, но живым он остался. Вот так и с нами с товарищем Дубининым, по-видимому, вышло. Я так понимаю, прикрыл нас танк от основной ударной волны, отклонил ее. Выбросило нас из машины, да далеко в сторону откинуло. Там заросли были, видать, туда. Вот потому вы нас и не нашли. Хотя я, честно говоря, всего этого вовсе не помню. Более-менее в себя только ночью пришел, когда меня товарищ комиссар куда-то тащил. Он первым в себя пришел. А уж потом, как до наших добрались, и рассказал, как мы спаслись.

Оглядев хмурящихся танкистов (еще бы им не хмуриться, история их с Виталей чудесного спасения откровенно шита белыми нитками, но ничего иного в голову не пришло), Бат весело улыбнулся:

– Или вы, товарищи бойцы, все же сомневаетесь, что я – это я? Может, думаете, вам призрак явился? Так можете потрогать, живой я, из плоти и крови, как и вы оба! В виде исключения разрешаю даже ущипнуть в обход субординации!

Услышав последнюю фразу, Гаврилов едва на месте не подскочил:

– Никак нет, тарщ полковник! Не сомневаемся! Не думаем!

– Вот и ладушки, тогда за дело.

– Разрешите еще вопрос? – поколебавшись, все же решился мамлей.

– Давай, только быстро, – кивнул полковник, отлично догадываясь, о чем тот собирается спросить. Вернее, о ком. Угадал, конечно:

– А товарищ батальонный комиссар – он жив? С ним все в порядке?

Прежде чем ответить, Батоныч несколько секунд размышлял. Разумеется, рассказывать правду он не собирался – да и права такого не имел, если так подумать. Все, что касается их с Виталей, и без того засекречено по самое не могу. А врать боевым товарищам, пусть и прошедшим вместе с ним всего лишь один бой, не хотелось. Поэтому он просто пожал плечами, постаравшись, чтобы это вышло как можно более естественно:

– С товарищем Дубининым все в порядке. Сейчас он выполняет, гм, особое задание, разглашать которое я, сами понимаете, никакого права не имею. Надеюсь, вы с ним еще увидитесь. А вот как скоро это произойдет – этого я просто не знаю, товарищи. В некоторые подробности даже меня не посвящают. Я ответил на вопрос?

– Так точно! – заметно повеселели танкисты.

– Все, мужики, за работу. У танка поврежден ведущий каток, так что машина не на ходу. Сейчас я внутрь сползаю, передачу переключу, а вы пока начинайте тросы заводить, буксирные крюки здесь самые обычные. Тащить, думаю, лучше кормой вперед, она тяжелее. Только сначала гусеничную ленту в кузов тягача погрузите, чтобы под катками не мешалась, вон она, у края платформы свернута и чехлом накрыта.

Заметив, что Баранов весьма задумчиво глядит на укрытый брезентом танк, определенно собираясь задать еще какой-то вопрос, Владимир Петрович добавил:

– Да, все вопросы по матчасти – после, понятно? Машина экспериментальная, потому секретная. Внешнему виду особенно не удивляйтесь, это другая модель, чем та, на которой мы в прошлый раз воевали. Глубокая модернизация танка типа «Т-34», пока вам этого достаточно. Все остальные подробности узнаете… в свое время. Работаем, товарищи танкисты…

Глава 3

12 июля 1941 года, Цоссен

– Прости, Анхель, а почему ты решил, что этот комиссар – пришелец… из будущего? – осторожно спросил полковник после ОЧЕНЬ длинной паузы. Он помнил, что с фантазией у приятеля, мягко говоря, не очень, и придумать ТАКОЕ, ради шутки или в карьеристских целях, майор не способен. Внезапный приступ психоза? Для этого у Анхеля слишком прямолинейный ум. Значит, что-то дало ему основание так считать. – Есть какие-то доказательства?

– Есть, дружище Рейнхард! – одними губами улыбнулся майор.

Пошарив в брючном кармане, он выложил на столик, сдвинув кофейник в сторону, изрядно помятый и замусоленный конверт. Полковник осторожно, двумя пальцами, словно имел дело с мерзким насекомым, взял конверт, и… ему на колени выпал какой-то предмет, а вслед за ним посыпались тонкие книжицы в коленкоровых переплетах и разноцветные бумажки с цифрами.

– Это… что? – ошарашенно воскликнул хозяин кабинета.

– Деньги, документы комиссара и некое техническое устройство. Все это найдено у него в нагрудных карманах при обыске, – объяснил майор.

– Устройство? – Полковник поднял тонкую пластину, размером примерно с портсигар. – Из чего это вообще сделано? Одна сторона матовая, и на ней какой-то… гм… глазок. Вторая сторона блестящая.

– Вторая сторона – экран! – с некоторой долей самодовольства, как будто он каким-то образом приложил руки к созданию сего чуда технической мысли, ответил майор. – Причем цветной! Сейчас там, похоже, питание село, но когда устройство работало, при нажатии на боковую кнопку вся лицевая поверхность светилась.

– И… что там было? На экране? – оторопело спросил полковник, вертя в руках загадочную штуку.

– Запрос пароля для работы. Подобрать не удалось, а сообщить его нам комиссар отказывается. Методы допроса третьей степени к нему пока не применялись, – с каким-то ожесточением ответил майор. – Ты открой документы, пролистни. Ты ведь читаешь на русском. Это весьма интересно! Первый документ – офицерское удостоверение, или, как его называют русские, – командирская книжка. Там всё вполне стандартно, за исключением того, что «батальонный комиссар» числится в Особом отделе четвертой армии. А эта армия сейчас довольно далеко от того места, где комиссар попал в плен. Зато вот те два, в бордовых обложках – общегражданские паспорта.

– Что? Какая еще Конфедерация народов России?[10]10
  Виталий Дубинин отправился в свою последнюю экспедицию из альтернативного мира, где после распада Советского Союза образовалась Конфедерация народов России (прим. авторов).


[Закрыть] – вытаращил глаза полковник, заглянув в первый документ.

– Рейнхард, ты год выдачи паспорта посмотри! – усмехнулся майор.

– Две тысячи одиннадцатый год? Это явно какая-то шутка! – тихо сказал полковник.

– Посмотри второй! Он еще занятнее! – ухмыльнулся майор.

– Российская Федерация? Год выдачи – две тысячи второй! Два паспорта из… разных стран? Нет, Анхель, это явная подделка!

– Качество полиграфии видишь? – уже откровенно улыбнулся майор. – Все данные напечатаны, а не вписаны от руки. И это сделано не на печатной машинке! А водяные знаки? Их явно наносили типографским способом. Кроме водяных знаков там еще и какие-то блестючки есть, где рисунок герба разными цветами переливается и выглядит объемным.

– И гербы… гм… императорской России, – заметил полковник.

– Не совсем! Есть определенные различия! – отрицательно покачал головой майор. – Они незаметны неспециалисту, но я консультировался со знающими людьми. Гербы явно неканонические, при этом на обоих паспортах – различаются некоторыми особенностями.

– Для подделки слишком много деталей! – буркнул полковник, продолжая внимательно вглядываться в оба документа, изредка переворачивая странички.

– А теперь взгляни на деньги! – предложил майор, глядя на приятеля с видом ученого, открывшего новую отрасль науки.

– Это… деньги? – Полковник взял в руки разноцветные бумажки.

– Купюры достоинством в сто, пятьсот, тысячу и пять тысяч рублей. «Билеты Банка России». Качество исполнения – высочайшее! Около десятка степеней защиты, водяные знаки, микрошрифты, какие-то вшитые блестящие ленты, переливающиеся рисунки. Я сравнил с рейхсмарками – небо и земля! По сравнению с этими… гм… рублями наши марки – просто фантики.

– Ну… допустим! – минут через десять сказал полковник, осторожно кладя паспорта и деньги на край стола. – Я говорю: ДОПУСТИМ, что все это… вполне подлинные документы и купюры, созданные с применением неизвестных нам технологий. Но в то, что ЭТО каким-то образом попало к нам из будущего, я пока не верю.

– И загадочное устройство тебя не убеждает? – скривился, словно от зубной боли, майор.

– Я его в рабочем состоянии не видел и судить о его технических свойствах не могу! – отрезал полковник. – Найди специалистов, пусть разберут его по винтику… если тут вообще есть винтики… Для начала пусть подключат питание! Паспорта и деньги – отдать на экспертизу. Не мне тебя учить, Анхель!

– Слушаюсь, господин полковник! – Майор, не вставая из кресла, изобразил стойку «смирно» и даже прищелкнул каблуками сапог.

– Прости, Анхель, не обижайся! – немного смягчил тон полковник. – Пока представленные тобой… гм… доказательства интересны, но неубедительны. Они не доказывают твое предположение о иновременном происхождении пленника. Кстати, сам он что об этом говорит?

– Ничего конкретного он не сказал, только смеялся! – вздохнул майор. – Он вообще ведет себя чрезвычайно нагло и развязно, даже вызывающе, как будто не боится смерти. Наоборот – он специально провоцировал меня на физическое насилие. Я, признаться, с трудом сдержался, чтобы не врезать ему по роже. Особенно после того, как он назвал нас всех педерастами. Впрочем, он нас постоянно так называет.

– Хм… – даже поперхнулся от такой новости полковник. – Это как-то… необычно! Я допрашивал нескольких пленных, после начала войны мне привозили русских офицеров среднего и высшего звена. Они ругаются… традиционно. Ну, сволочами и гадами могут назвать… Но обвинять в гомосексуализме? На каком, простите, основании?

– Так он всех европейцев вкупе обвиняет! – пожаловался майор. – Европу называет «Немытой Гейропой»! Как мне удалось выяснить, гей – это в его понимании как раз и есть педераст[11]11
  В то время термин «гей» не использовался даже в англоязычных странах. Широкое использование сей термин получил в эпоху расцвета толерантности (прим. авторов).


[Закрыть]. Говорит, что канцлером у нас будет баба, а педерасты станут проводить ежегодные парады в центре Берлина.

Полковник несколько секунд смотрел на приятеля, словно ожидая, что тот сейчас дезавуирует свои слова, сказав: «Шутка!» Но майор молчал, только покусывал губу.

– Анхель, а этот твой… комиссар сказал, когда война закончится? – осторожно, как будто боясь спугнуть источник ценной информации, спросил наконец полковник.

– Хех… сказал… – замялся майор. – Вернее, точную дату он не назвал, но в запале проговорился: большевики разгромят нас с позорным счетом, их казаки будут поить коней из Шпрее.

– Казаки? – удивленно выгнул бровь полковник. – Из Шпрее?

– Он пел песню… Всех слов не помню, но там была такая строчка: «едут по Берлину наши казаки».

– Вот даже как? Он про ЭТО песни поет? – усмехнулся полковник.

– И не только про это… – грустно кивнул майор. – Уже не на допросе, а сидя в камере, он, пытаясь, видимо, себя подбодрить, спел о разрушении Вашингтона.

– Вашингтона? Столицы САСШ? Они ведь союзники? – прищурил глаза полковник.

Майор достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул и зачитал:

– «Может, мы обидели кого-то зря, сбросили пять лишних мегатонн. И пылает голубым огнем земля, где был когда-то город Вашингтон».

– Что это может значить? Ладно, пусть Вашингтон, но что это за голубой огонь и мегатонны? – попытался взять себя в руки полковник, по спине которого заструился холодный пот – такой уверенностью в неизбежном наказании повеяло от явно шутливой песенки.

– Подозреваю, что речь идет о каком-то супероружии, – пожал плечами майор. – В этой песне еще такие слова были: «Медленно ракеты улетают вдаль, встречи с ними ты уже не жди. И хотя Америки немного жаль, у Европы это впереди. Скатертью, скатертью хлорциан стелется и забирается под противогаз. Каждому, каждому в лучшее верится. Падает, падает ядерный фугас».

Полковника ощутимо передернуло:

– Хлорциан?

– Хлорциан – боевое отравляющее вещество, – пояснил майор. – Я уточнял – он был впервые применен войсками Антанты в июле 1916 года. И он действительно очень плохо сорбируется угольной шихтой противогаза.

– Они готовы применить химическое оружие? – вскочил из кресла полковник.

– И, вероятно, не только его! – хмуро кивнул майор. – Там ведь еще про какой-то «ядерный фугас» упоминалось.

– Большевики обладают оружием, способным сжигать города? – Полковник принялся ходить кругами по кабинету. – Но почему мы об этом ничего не слышали?

Внезапно хозяин кабинета остановился напротив гостя и тихо сказал, глядя ему в глаза:

– Анхель, мне очень хочется побеседовать с твоим пленником. Я надеюсь, ты привез его с собой?

Майор кивнул.

– Я дам тебе адрес явочной квартиры в Берлине. Отвези его туда. Постарайся все сделать тихо. Если мы его расколем, то… Информация подобного рода очень дорого стоит!

Глава 4

12 июля 1941 года, Москва

«Ну, ладно «Паккард», мы не гордые, но хоть какой-никакой «ЗиС» могли бы и прислать», – чуть сварливо пробурчал себе под нос Батоныч, оглядев предложенное им средство передвижения. Очень тихо пробормотал, разумеется, так, что даже Очкарик ни слова не понял, хоть и нахмурил лоб, прислушиваясь. Сопровождавшие их энкавэдисты и вовсе ничего не расслышали, поскольку топали в нескольких метрах впереди. Бурчал он, разумеется, не всерьез: ради того, чтобы поговорить с самим Сталиным, он бы и в кузове распоследней полуторки прокатился. Да что там полуторки – пешком бы пошел! Вприпрыжку побежал! Ведь это не кто-нибудь – СТАЛИН! Единственный нормальный правитель гигантской супердержавы, рядом с которым все последующие смотрелись откровенно бледно. Да никак, если честно, не смотрелись!

А почему бурчит? Так понятно почему – от волнения. Это Виталя с Вождем уже не раз и не два разговаривал, пусть и по телефону. Накоротке, можно сказать. А он всего однажды, да и то не совсем лично, поскольку находился рядом с Дубининым. Ну, тогда, когда Димон, приняв звонок с аппарата в дежурке, сначала пообещал телефонному шутнику ноги переломать… Волнуется он, короче говоря, не по-детски. Аж голова немного разболелась, причем не пойми отчего: то ли от этих самых переживаний, то ли после выпитой вчера без закуси водки. Ведь, если по-честному, это Дубинин должен с Иосифом Виссарионовичем встречаться, а не он. Но Виталика нет – и хорошо, если он просто вернулся в будущее, а не погиб! – так что придется ему самому отдуваться…

Транспорт, кстати, вполне нормальный для этого времени: пара обычных горьковских «эмочек», которые «Молотовский-первый»[12]12
  Аббревиатура «М-1» производимого на Горьковском автозаводе легкового автомобиля расшифровывалась как «Молотовский-первый», в честь председателя Совнаркома В. М. Молотова.


[Закрыть]. Погрузились – в первую Бат с Очкариком и встречавший эшелон майор госбезопасности, во вторую – трое сопровождающих пониже званием, младший лейтенант и пара сержантов. Лейтенант Наметов, к удивлению Батоныча, в Москву не поехал, оставшись на месте. Поерзав на пассажирском диване, Владимир Петрович вынужден был с усмешкой признать, что по уровню комфорта детище советского довоенного автопрома значительно уступает привычному «Гелендвагену», но ехать можно. Особенно когда автомобиль перестал наконец петлять по не шибко ровной грунтовой дороге и вырулил на магистральное шоссе.

Ехали довольно долго. Бат помнил, что от Кубинки до города что-то около шестидесяти километров, но одно дело подобное расстояние в его время, и совсем иное – в первой половине прошлого века. Ну, в смысле двадцатого. Зато ни пробок тебе, ни прячущихся в придорожных кустах гаишников… впрочем, судя по рассказам Виталика, он настоящих пробок-то и в глаза не видел. За неимением последних в его варианте будущего, ага. Когда въехали в Москву, стало поинтересней, благо смотреть в окна, несмотря на наличие на них светомаскирующих шторок, никто не препятствовал. Коренному москвичу Бату, чья семья переселилась в столицу из небольшого поволжского села Батологово еще в конце XIX века и потому избежала и голода тридцатых, и депортации осени 1941 года, было интересно, как выглядел родной город задолго до его рождения. Особенно сейчас, во время самой страшной в человеческой истории войны. К слову, ничего столь уж бросающегося в глаза он не заметил, и городской транспорт по улицам ездит, и свободные от работы люди ходят. Разве что людей в военной форме больше, чем обычно, да вооруженные патрули регулярно встречаются.

А вот затем автомобиль подъехал к Кремлю. Который Владимир Петрович… ну, не то чтобы не узнал, но был удивлен увиденным, хоть и читал в своем времени о маскировке центра Москвы. Звезды на башнях оказались зачехлены, а золоченые купола соборов – закрашены темной краской. Желтые стены правительственных зданий стали серыми – кое-где покраска еще продолжалась, Бат видел строительные леса и люльки маляров. Кремлевские стены покрылись геометрическими фигурами, с высоты птичьего полета выглядящими, словно крыши жилых домов, знаменитые зубцы обшили фанерой. Красная площадь тоже изменилась: вместо Мавзолея высился «жилой дом», надстроенный над ним еще на два этажа, трибуны маскировали фанерные «крыши». Кое-где прямо на брусчатке стояли одно– и двухэтажные декоративные домики. А когда автомобиль, практически не снижая скорости, въехал в ворота Спасской башни, под колесами заскрипел самый настоящий… песок, имитирующий отлично заметную с самолета грунтовую дорогу, тянущуюся до Боровицких ворот.

Батоныч негромко хмыкнул: серьезно предки к маскировке подошли! Пожалуй, нынешняя картина центра столицы абсолютно не совпадает с довоенной аэрофотосъемкой. Конечно, большая часть маскировки «работает» только в светлое время, да и теней она в большинстве своем не дает. Однако ночные бомбардировки здесь принято проводить при свете сброшенных первой волной зажигательных и осветительных бомб, и в данном случае фрицам такая «подсветка» не поможет. Когда-то Владимир Петрович читал, что осветительные бомбы на парашютах расстреливались в полете силами малокалиберной ПВО, а по самолетам работали более мощные зенитные орудия и истребители. Кстати, интересно, в реальной истории Москву к этому времени уже начали массированно бомбить или товарищ Сталин снова форсирует события? Вроде бы должны, уже июль к середине подходит. А с другой стороны, немцы здесь куда дальше от Москвы, чем в его… ну назовем это «вариантом истории». Так что явно без их с Виталей информации не обошлось…

Автомобили меж тем свернули в боковой проезд и вскоре остановились возле здания Совета Министров, на втором этаже которого, как знал Бат, находился кабинет Иосифа Виссарионовича. Выбираясь из машины, полковник задумчиво оглядел собственную униформу: гм, это что ж получается, они в таком виде к САМОМУ и пойдут? Нет, пропахшие соляркой и кордитным дымом, кое-где порванные комбинезоны они с Борисом сняли еще в поезде. По прибытии на станцию сдав вместе со шлемофонами и оружием энкавэдистам («Калаши» Батоныч отдал без особых душевных сомнений – благодаря их с Виталей прошлым «провалам» у предков подобные уже имеются). Но все равно форма выглядела… собственно, как и должна выглядеть после боя в душном боевом отделении танка и неслабой драки с немецкими диверсантами. Неужели их так и отведут к Сталину? Помятых, с несвежими подворотничками и провонявших потом? С другой стороны, уж кто-кто, а Иосиф Виссарионович определенно далек от всяких условностей. Не тот он человек, чтобы на подобные мелочи размениваться и всерьез внимание обращать. Да и время дорого. И так они с Виталиком слишком долго к нему шли…

Время привести себя в порядок им все-таки дали. Когда вместе с сопровождающими зашли в здание Совмина, обоих сначала отвели в помещение, которое Бат – по аналогии с привычными ему реалиями – назвал «комнатой отдыха». По крайней мере, ванная, размерами со среднестатистическую жилую комнату, тут имелась, а из крана текла достаточно горячая вода. Так и не представившийся майор госбезопасности с рук на руки передал обоих своему коллеге, судя по знакам различия, пребывавшему в аналогичном звании. Который и сообщил, что у них на все про все не больше получаса. В смысле что душ, к примеру, принимать не советует, но побриться-умыться за это время вполне можно успеть. Тем более все необходимое имеется.

Владимир Петрович и Очкарик спорить, разумеется, не стали. И умылись, и привели в порядок обмундирование. А Батоныч, не в силах отказать себе в удовольствии, еще и побрился, воспользовавшись нашедшейся в санузле опасной бритвой в оригинальном картонном футляре. Судя по надписи на украшенном матовым травлением лезвии, самым настоящим немецким «Solingen», названным в честь одноименного города и известной оружейной фирмы. Не трофей, понятное дело, видать, еще из довоенных запасов. Полковник в курсантской юности подобными уже не пользовался, а вот у отца аналогичная точно имелась. Пока брился под ироничными взглядами Карикова (который на подобный риск пойти не решился, сославшись на все еще побаливающую руку), трижды успел пожалеть о принятом решении. Поскольку дело это оказалось отнюдь не столь простым, как он привык в своем времени. Даже банальный бритвенный станок со сменными лезвиями был куда удобнее в использовании. Но не бросать же начатое на полпути? Только не хватало к Иосифу Виссарионовичу недобритым явиться…

Сопровождающий явился, без стука распахнув дверь, ровно через полчаса. «Похоже, время по часам засекал, – подумал дезинфицирующий «Шипром» пару небольших порезов на щеке Батоныч. – Ну и правильно. А то разленились вы, товарищ полковник, дальше некуда, отвыкли по распорядку жить. Вас бы снова, как когда-то, в африканскую саванну, юаровские танчики жечь да амерских – или как там их Виталик называет, «пиндосовских»? – военспецов на гусеницы наматывать…»[13]13
  В реальности полковника Бата не было ни ввода советских войск в Демократическую Республику Афганистан, ни чеченских войн 90-х годов. Зато СССР выступил на стороне созданного в конце шестидесятых Союза социалистических африканских республик (ССАР), сражаясь против войск ЮАР, поддерживаемых США и Великобританией. В отличие от нашей истории Советский Союз не маскировался стыдливо под «местных», посылая в Африку только военных советников. Советские войска сражались совершенно открыто, силами полноценных батальонных групп, полностью оснащенных самой современной техникой и укомплектованных исключительно русскими военнослужащими.


[Закрыть]

Внимательно оглядев обоих и, судя по выражению лица, удовлетворившись увиденным, майор сообщил:

– Готовы, товарищи командиры? Отлично. Прошу следовать за мной.

Поднявшись на этаж по широкой мраморной лестнице, остановились возле массивных дубовых дверей, по сторонам от которых застыла по стойке смирно пара сержантов ГБ, комплекцией схожих с советскими десантниками со старых плакатов времен курсантской юности Владимира Петровича. Эдакие человекоподобные шкафы под два метра ростом и с косой саженью в плечах, только тельняшек да лихо заломленных голубых беретов не хватает. Гладко выбритые подбородки, равнодушно-холодные взгляды из-под козырьков низко надвинутых фуражек с малиновыми околышами. Новенькие пистолетные кобуры на поясах казались игрушечными. Впрочем, Батоныч отчего-то ни секунды не сомневался, что, попытайся он сделать какую-нибудь глупость, эти ребята даже за оружием не полезут. На фига им оружие? Голыми руками в бараний рог согнут, заодно свернув набок дурную голову.

– Дальше вы сами, – негромко произнес майор, нажимая на отполированную бронзовую ручку. – Входите, товарищ Поскребышев вас ожидает. Прощайте, товарищи.

Сидящий за массивным столом с несколькими допотопными телефонными аппаратами (подобные Бат и сам еще застал – вроде бы этот похожий на черную пластмассу материал назывался то ли карболитом, то ли эбонитом) обритый налысо человек, в котором Батоныч безошибочно узнал неизменного сталинского секретаря, поднял голову, без малейшего удивления взглянув на вошедших:

– Товарищи Бат Владимир Петрович и Кариков Борис Ринатович? – Поскребышев безошибочно взглянул на каждого, словно видел не впервые в жизни. – Здравствуйте. Проходите, товарищ Сталин вас ждет.

И снова уткнулся в какие-то разложенные перед ним бумаги, заставив Батоныча на миг ошарашенно замереть. Что, и это все?! Вот так вот просто? Самому коснуться ручки, открыть дверь (отнюдь не какую-нибудь там бронированную, а даже на вид самую что ни на есть обычную дубовую), шагнуть через порог – и все?

В себя его привел едва заметный тычок в спину: Очкарик, для которого Иосиф Виссарионович все же был не более чем историческим персонажем – да, легендарным и все такое прочее, но тем не менее, – первым пришел в себя. Негромко прокашлявшись, полковник оправил гимнастерку под ремнем, привычно проверил ладонью, ровно ли сидит на голове фуражка, – и толкнул входную дверь. Начатая застрявшим в автомобильной пробке Виталькой Дубининым долгая дорога к Вождю наконец завершилась. Теперь предстояла долгожданная встреча, об исходе которой пока можно было только догадываться…