Текст книги "Взгляд со стороны"

Жизнь и смерть для профессионала уровня санитара – это прежде всего испачканные инструменты, использованные одноразовые шприцы, заляпанный кровью и мочой пол операционной, хлорка, силиконовые перчатки и целлофановые бахилы.

– Инга, а помнишь, как нас отправили на Кахх усмирять иррангов?

– А то! Тогда еще адмирал Элизабет приказала каждый день мыть полы в операционной чистым спиртом.

– Я с иррангами потом долго еще торчала там, помогала организовывать восстановление их системы здравоохранения. Так вот их самки рожают сразу целый помет, семь-восемь маленьких вонючих заморышей. И тоже зубастых. Как этот наш выродок.

– И чего?

– А то, что они умудряются еще в утробе друг другу уши пооткусывать. Так вот им Могущественные тоже, как нам сейчас Дети гнева, запрещали пользоваться оружием.

– Еще бы! Дай этим обезьянам лучемет, так они друг друга на атомы разнесут.

– Стопудово разнесут!

Звон скальпелей и зажимов, перекладываемых из мойки в тепловой конвектор, монотонная беседа медиков и опустошенная клизма с молоком склонили юного Хоаххина ко сну. Первый день его непростой и насыщенной событиями жизни подходил к концу. А яркая молодая звезда, неподвижно висящая над ледяной пустыней, продолжала вести прямой репортаж с места событий для посвященных и заинтересованных лиц.

* * *

Архан, возглавляя «десятку первых», деловито толкающихся перед деревянной лавкой с лежащим на ней замотанным в белоснежную простыню трупом, многозначительно растопырив пластиковый лист с напечатанным на нем текстом, слегка запинаясь и скорбно опустив голову, читала:

– Скорбное событие сегодня стало поводом нашего собрания. Мы провожаем в холодный грот нашу сестру. Прощаясь, мы вспоминаем о тех делах праведных, которые были совершены покойной при жизни, просим прощение и прощаея наших сестер, навсегда покинувших нас. Наша сестра не блистала особыми талантами и в смертной жизни своей допустила много ошибок, приведших ко многим трагическим событиям, но, слава Могущественным, все это позади. Покойся с миром, Реста Леноя. И да пребудет в покое, достатке и здравии род наш.

Все дружно выдохнули, и четыре сестры, подхватив тело покойной, понесли его в сторону от шлюза по тропинке, уходившей вверх по каменной гряде. Архан Силия бросила вокруг себя пару быстрых взглядов и, не обнаружив искомого, нажала на кнопку вызова мобильной рации.

– Ну и что у вас там за херня опять происходит, где этот ее мелкий зеленый выродок? Договорились же отправить его вместе с мамашей!

– Мина спрятала его на кухне и забаррикадировала дверь.

– Вот сучка болтливая, ладно, сейчас шум ни к чему. Пусть поживет немного, а там что-нибудь придумаем.

Тяжело ступая толстыми растопыренными ногами по дорожке, покрытой накатанным снегом, Силия убрала рацию и двинулась к шлюзу. Полгода прошло с того момента, как она возглавила «гарнизон», но тысячу раз прав был автор, описывавший нравы древних племен, ничуть не изменившиеся и до наших дней. Как только старуха получила новое корыто и приличный ремонт в своей доходяжной избе, планы ее уже невозможно было ограничить чем-либо обозримым.

«Десятка первых» большую часть заседаний проводила под председательством Архана в закрытом режиме – не столько потому, что не доверяла остальным, сколько для придания своей деятельности большей значимости.

– Не могли Могущественные нас предать. Просто не могли. Поражение на Троне – это предательство нашего собственного командования. Наших непререкаемых офицеров-аналитиков. Как так получилось, что планета оказалась под прикрытием мощных, никому не известных кораблей? Как получилось, что, едва покинув десантные боты, мы оказались под перекрестным обстрелом Детей гнева, а местное население, которое должно было встречать нас как освободителей, ощетинилось против нас всем, что оказалось у них под рукой? Почему почти весь десант, достигший поверхности, сдался в плен? Мы должны были умереть там и покрыть себя вечной славой. А оказались предателями, забывшими наставления наших мудрых Могущественных повелителей!

Силия, охваченная «праведным гневом», стучала могучим кулаком по подлокотнику кресла.

– Я не верю этой продажной сучке Ресте, что все наши сестры умерли в «Борделе»! Она предала наше дело, лишила нас оружия, обменяв его на теплые сортиры и блестящие побрякушки. Нам нужно освободить сотню тысяч сестер из позорного плена, и тогда наша армия станет непобедимой. Если мы под ее тупым руководством смогли сбить три дисколета, то, когда нас станет в десять раз больше, мы дадим отпор этим зубастым уродцам.

Командиры пятерок поддакивали сестре.

– Я предлагаю следующий план действий. Необходимо организовать поход к «черной ромашке» и удостовериться в том, что нам солгали. Далее нам необходимо вооружиться, для этого все средства хороши. Подкупить кого-то из наших противников, соблазнить, придушить, в конце концов, голыми руками! И последнее: нам необходимо выйти на связь с нашими покровителями, они думают о нас и никогда не бросят нас в беде. Просто нужно сообщить им, что мы готовы к продолжению борьбы, что готовы умирать, а не отсиживаться в горных норах, как затравленные крысы!

Молча сидели только две сестры, которые присутствовали при последней попытке год назад сбить дисколет Детей гнева. Они не забыли ни глупой гибели своих подруг, ни последующих десяти дней страха. Однако ситуация явно им не благоприятствовала.

* * *

Хоххи, как его называли все, кто вообще обращал на него внимание, к середине лета исполнилось три месяца, он набрал вес и начал довольно шустро ползать как по территории гротов, так и по прилегающим окрестностям. Внешне он был больше похож на броненосца, чем на младенцев всех известных к тому времени рас. Все его тело было покрыто мягкими, плотно прилегающими одна к одной чешуйками. На спине и голове серовато-желтыми, на животе, лице и прочих нежных местах – желтовато-серыми, все полости и жизненно важные отверстия были надежно прикрыты и открывались раздвигающимися чешуйками только в момент необходимости. Глаза у сироты, к огромному сожалению Мины, так и не прорезались. На голове просматривалось несколько симметричных «шишек» или ороговевших позднее наростов. Между пальцами рук и ног отчетливо были видны небольшие перепонки, пальцы заканчивались черными жесткими коготками, а оттопыренные лопатки напоминали не то горб, не то зачатки крыльев. Впрочем, мягко говоря, необычный вид ребенка не особенно смущал сестер, если бы он не был «выродком, прижитым от врагов», так никто вообще не обращал бы внимания на его физиологические особенности. Сестры и сами не были образцом грации и красоты (в человеческом понимании этого слова). Даже самая изящная из сестер напомнила бы землянину скорее мускулистого мужика с переросшим бюстом, ступнями сорок восьмого размера и кулаками размером с пятикилограммовый арбуз, нежели одно из тех дистрофически грациозных созданий, которых выпускают на подиумы галактических домов моды. К тому же имелся немалый опыт работы в мирах цивилизации Могущественных, каждый из которых был населен расами, порой не имеющими с гуманоидом ничего общего.

После того как нашлись такие жирные и неблагодарные свиньи, которые хотели умертвить малыша, Мина поселила его на кухне в одной из кастрюль, откуда он некоторое время даже не высовывался, зато быстренько уничтожил остатки киселя, размазанные по стенкам. Но вот в один из дней, наполненных обычной повседневной суетой, повариха, заглянув в указанную кастрюлю, никого там не обнаружила. Уже было собравшись набрать в легкие побольше воздуха и по привычке заорать, она обернулась на странный шорох и обнаружила воспитанника зацепившимся ногами за полку для тарелок и висящим вниз головой над ее любимой разделочной доской. На доске в этот момент разделывалось вареное бедро шаранга. Мальчонка таскал оттуда увесистые куски свежего, истекающего соком мяса и с довольным урчанием заглатывал их, почти не пережевывая. Стоящая на раздаче сестра с широко открытым ртом, через секунду опомнившись, хватила его скрученным в жгут кухонным полотенцем. Хоххи ловко вскарабкался обратно на посудную полку и, видимо серьезно обидевшись на сестру, открыл рот. Пару секунд ничего не происходило, потом лежащие рядом с ним укуньи яйца начали лопаться и, шипя, разлетаться по всей кухне. В голове у сестер стоял нарастающий режущий звон. Сестра-раздатчица, хватая ртом воздух, тихонько оседала на пол, из ее носа струйкой вытекала кровь. Мина, изо всех сил удерживая себя на грани сознания, тянула пострадавшую за ногу, стараясь вытащить ее за пределы кухни. Все кончилось так же внезапно, как и началось. Человек десять толпились в столовой, пытаясь понять причину того, что большая часть стаканов на столах разбита, а на полу кухни лежат две полуживые сестры. Популярности это Хоххи не добавило, но и желающих открыто заявлять о его никчемности и слабости больше не находилось. Плюс ко всему Мина как коршун бросалась на любую из сестер, которая хотя бы намеком задевала тему о «желтопузом выродке». В последние дни быстротечного полярного лета Мина, улучив свободную минуту, хватала под мышку Хоххи, мчалась вон из пещер на свежий воздух, где ему позволялось лазить среди камней, заросших разноцветными мхами. И здесь он проявлял чудеса сноровки, умудряясь на лету хватать и быстро запихивать себе в рот больших разноцветных бабочек. Все в поселке, кто хоть раз наблюдал эту картину, терялись в догадках, каким образом слепой ребенок умудряется проделывать подобные фокусы. Они смотрели на него выпученными от удивления глазами и даже представить не могли, что их взгляд на мир, ограниченный бинокулярным зрением, в сотни раз беднее взгляда этого странного существа.

С самого начала, как только Хоххи покинул утробу матери, он видел, причем видел десятки разных, быстро сменяющихся картинок. Видел в полной темноте, видел в разных диапазонах и разной цветовой гамме. Все «глаза», расположенные как в непосредственной близости от него, так и на некотором отдалении, двигались и смотрели в разных направлениях. Лишь по прошествии некоторого времени он смог сортировать и связывать воедино эту многоуровневую картину, в сотни раз превышающую по своим возможностям обычное человеческое зрение. Как известно, человек смотрит глазами, а видит мозгом. Хоххи тоже смотрел глазами и видел мозгом всех тех существ, которые находились в радиусе его восприятия, то есть на расстоянии до пятидесяти метров. Обычному человеку, начни он видеть, как этот малыш, показалось бы, что у него не два, а два десятка глаз, и расположены они не только на голове, а в различных точках прилегающего пространства и еще в соседних помещениях, на улице, в воздухе над вами, на деревьях, в подвале вашего дома. При этом еще и часть глаз смотрели бы на него самого или на ближайшие предметы. А кроме того, он еще оказался бы способен разглядеть не только собственную задницу, но и каждую чешуйку на своем теле или, например, ту его часть, на поверхности которой температура отличается от других поверхностей… Десятки, сотни, тысячи подобных «глаз», постоянно сменяющихся и движущихся вокруг него, позволили бы ему за одну миллисекунду увидеть столько интересного… Или довольно быстро свели бы с ума. Но Хоаххин был рожден с этим и пользовался этой картинкой мира настолько же инстинктивно, как дышал, хомячил кашу и кусался, когда ему пытались наступить на ногу. И ему даже не приходило в голову, что может быть как-то по-другому.

Плюс ко всему Хоххи не просто смотрел на окружающий мир, он учился, иногда просто повторяя то, чем были заняты те или иные его «глаза». Мина много раз замечала, как он что-то размешивает ложкой в пустой кастрюле или, спрятавшись под разделочный стол, предварительно стащив у нее нож, резал овощи, причем делал это профессионально. Когда Мина, припоминая о том, чем должны заниматься дети, выменивала у учетчиков для него пачки тонких пластиковых листов и цветные стилусы, довольный Хоххи, сосредоточенно пыхтя, вырисовывал что-то совершенно невероятное. Не так, как это делает ребенок, малюя кружочки и квадратики. Вечером после работы, разглядывая законченные «полотна», она как-то наткнулась на изображение страшного мохнатого монстра с клешнями и жвалами на том месте, где должен располагаться рот, с телом из отдельных овалов, скрепленных между собой тонкими трубочками, на длинных, складчатых ножках, плотно покрытых острыми заусенцами. Даже на детском рисунке изображение монстра вызывало оторопь. Но какое-то воспоминание не давало ей покоя: где она могла это видеть? Так ё ж моё, это ж бродячий муравей, они давно проложили сотни тропинок через ее кухонные владения, но только в таком увеличении и с такими детальными подробностями узнать муравья было непросто.

Перед сном, отмыв Хоххи от налипшей на него паутины и непонятного происхождения пятен, запихнув его себе под бок, Мина рассказывала ему длинные истории. О космических мирах, о могущественных князьях, которые правят этими мирами, огнем и мечом поддерживая порядок, об их огромных и прекрасных кораблях, мчащихся в первозданной пустоте, об армиях, гибнущих в огне сражений, о грозных космических армадах, способных разрушить не только планету, но и звезду… Хоххи, благодарно урча и посасывая ее палец, замирал, с головой закутавшись в мягкое одеяло. А утром Мина, вернувшись из душевой, обнаружила на своем любимом журнальном столике очередной рисунок юного живописца. Это был «скорпион», линейный боевой корабль Алых, о котором она только вчера вечером упомянула в своих рассказах. Но она-то только упомянула, представив его образ, всплывший из памяти. На рисунке «скорпион» был во всей своей красе, обвешанный антеннами дальней связи, модулями датчиков и силовых полей, с четко выделяющимися на корпусе прожилками грузовых пандусов и ощетинившийся множеством турелей трехлучевых спарок непосредственной обороны. Холодок пробежал по спине поварихи. Бросив осторожный взгляд в сторону своего воспитанника, который, отчаянно работая когтями, пытался кого-то выскоблить из-под плинтуса в дальнем углу комнаты, Мина свернула рисунок и спрятала в самый дальний закуток своего личного шкафа.

* * *

Новый Архан пребывала в отвратительном настроении: власть, удачно перехваченная из ослабевших рук измученной тяжелейшей беременностью Ресты (а какой она еще могла быть у «одноразовых солдат», не предназначенных могущественными создателями для продолжения рода), все никак не достигала нужного уровня самоутверждения. Экспедиция к «Борделю», которая должна была убедить всех в ее правоте, постоянно срывалась. Срывалась по разным причинам. Силия сама продолжала откладывать и переносить поход, и каждый раз для этого находилось множество причин. И «предательство» Ресты, вследствие которого они остались совершенно без оружия, и низкий уровень боевой готовности рядовых сестер, и все отчетливее назревающий разлад в «десятке первых» катастрофически не позволяли Силии исполнить задуманное… Половина командиров пятерок сначала вполголоса, потом и прямо в лицо заявляли ей, что она им не командир, что они продолжат честно исполнять приказ покойной Ресты: «Захватить и удерживать плацдарм в предгорьях». А новый Архан, которая сама назначила себя на эту должность и присвоила себе звание лейтенанта, им не указ. Тем более что за все время ее командования, кроме откровенного трепа, прикрытого крикливыми лозунгами, они от нее ничего не видели.

Поэтому на последний совет Силия собрала исключительно своих сторонников и сообщила им о том, что настала пора действовать.

– Этой ночью на разгрузочную площадку прибудет транспорт, Клара имеет опыт управления этим аппаратом. Просто переключим управление на ручное и полетим к «черной ромашке». А там, я уверена, нас встретят еще не предавшие наше дело Сестры Атаки, возглавив которых мы наконец пойдем в бой.

Дисколет, деловито похрюкивая гидравликой, аккуратно выкладывал на площадку последнюю партию товара, упакованного в пластиковые ящики. В этот момент около десятка нагруженных поклажей сестер цепочкой поднимались на его борт через пассажирский шлюз, который, к некоторому удивлению угонщиков, даже не подумал чинить им в этом препятствия. Клара уже вскарабкалась по откидной лесенке в пилотскую кабину. Грузовой пандус, как и ожидалось, закрылся, и тяжелая машина начала медленно набирать высоту. Поднявшись на двести метров над погрузочной площадкой, дисколет фыркнул крейсерским двигателем и помчался… на юг в сторону гор! Наблюдавшие эту картину немногочисленные провожающие, постояв пару минут с открытыми от неожиданности ртами, стали возвращаться в грот.

– Эта балаболка Силия и ее прихлебатели взяли и сбежали к Детям гнева! А сколько пафоса было, сколько планов…

Орка сплюнула себе под ноги и тут же получила крепкий подзатыльник от своей начальницы.

– Ты здесь пол не моешь? Вот и не плюй! А про сестер… ты там с ними на дисколете рядом не сидела, на кнопки не нажимала, вот и не галди! Прикрой свой рот!

Ясно было только одно – что-то в плане Силии явно пошло не так, и ни ее саму, ни ее последовательниц больше в пещерах никогда не видели.

* * *

Между тем жизнь текла своим чередом. По странной причине желающих бороться за власть, проводить собрания и избираться новым Арханом, атаковать «Бордель» и сражаться с коварными Детьми гнева больше не находилось. За два года, прошедших после отбытия руководства, жизнь в горах мало изменилась, единственное, что бы бросилось в глаза постороннему наблюдателю, это окончательно сформировавшееся разделение сестер на отдельные специализированные касты. Охотники и собиратели большую часть своего времени проводили вне пещеры, постоянно добывая провизию в предгорьях. Они были самой многочисленной группой, но и потери их составили за это время как минимум восемь сестер. Кто-то отравился неизвестными ягодами, кто-то сорвался с обрыва или замерз, неудачно выбрав место для ночлега. Только они продолжали держаться «пятерками» и соблюдать военную дисциплину. Своих промысловых территорий они не меняли, и серьезных трений между ними не возникало. Ремесленники или специалисты, не более десятка сестер, умевших делать то, что не хотели или не успевали делать представители основной группы, – стирать, гладить, готовить, убираться в помещениях, ремонтировать инвентарь, обслуживать системы жизнеобеспечения. Менялы, или бывшие учетчики, которые жили тем, что обеспечивали бартер, как внутренний, так и внешний, причем внутренний бартер сильно превалировал, а внешний после смерти Ресты неизменно затухал и на этот момент ограничивался одним транспортом в полгода. Вообще, казалось, Дети гнева утратили какой бы то ни было интерес к своим новым согражданам, даже патрульные дисколеты появлялись над снежной пустыней так редко, что об их существовании стали постепенно забывать. Ну и, конечно, парочка опустившихся отщепенцев, вечно немытых, рваных и выпрашивающих на кухне объедки с общего стола. Единственным представителем подрастающего поколения был двухлетний Хоххи.

Продовольствия, медикаментов и расходников хватало, но только с учетом первоначального запаса. К завершению второй зимы становилось все более очевидным, что пережить очередную зимовку, не сократив рацион, будет непросто. То ли запасы уже разведанных территорий оскудели, то ли сокращение численности сестер, занятых в непосредственном пополнении этих запасов, стало недостаточным, но факт оставался фактом. К наступлению очередной весны Мина и еще пара ее подруг настояли на проведении всеобщего сбора, на котором каждый смог бы высказать свои решения назревающей проблемы.

– Да чего тут думать, для начала нужно выкинуть на улицу двоих недотеп и этого жетопузого гаденыша, который…

Охотница Орка неожиданно для себя самой прервала монолог, поскольку ей в лицо смотрели налившиеся кровью глаза поварихи, сжимавшей в руках здоровенный кухонный разделочный тесак.

– Этот ребенок не твоего скудного свинячьего ума дело, я его кормлю вот этими руками заработанной едой, а не побираюсь у вонючих, тупорылых обезьян с луками за спиной, возомнивших о себе невесть что!

– Да ладно, Мина, брось ты, я ведь не со зла, я, в общем, не подумав.

Другие охотницы, с улыбками на обветренных лицах, готовы были сорваться в коллективный ржач.

– Мы приносим столько еды, сколько можем унести. Нам по-любому этого хватает. А вот если безвылазно сидеть в тепле на жирной заднице, то не исключено, что этой заднице придется немного похудеть.

– Да не вопрос, я могу прямо сейчас уйти в горы, сами себе стирайте, потрошите, готовьте. Вот вам и костерок в общем зале, и шампуры из своих стрел себе налепите.

Мина, все еще в легком возбуждении, продолжала бурчать себе под нос. Понимая при этом, что доля правды в последнем высказывании, конечно, есть. Труд охотника несопоставим с трудом любой из тех сестер, которые делали это внутри пещеры.

– Взаимными упреками и оскорблениями мы проблемы не решим. Есть мысль попробовать снова сходить к «Борделю». Может, там получится чем-нибудь поживиться? Тем более что опасности теперь это не представляет.

В общем, сошлись на следующем. Охотники летом не будут тратить время на перетаскивание добычи, а делом этим займутся специалисты и менялы, тем более что именно менялам это как раз и в тему. А как только по свежему снегу все припасы с летников перекочуют на базу, возобновить походы на «Бордель». Ну или хотя бы один поход. А там уже и принимать решение.

* * *

«Черную ромашку» в хорошую погоду видно километров с двух, а в бинокль так и с семи-восьми. Несколько саней, запряженных шарангами, которых еще детенышами отобрали из стада и вырастили на летниках, мерно продвигались к намеченной цели. Остаток пути предполагалось пройти как раз к полудню. Так, чтобы было время и поставить лагерь, и хотя бы поверхностно осмотреть саму «ромашку» и точки сброса мусорных транспортеров. Громады ангаров внешне не претерпели никаких изменений, вот только прикрывающего их силового поля уже не было. Быстрый обход по периметру не выявил повреждений. Зато, к всеобщей радости, внешние ворота шлюза двадцать пятого сектора оказались распахнуты и зияли чернеющей пустотой. Мало кто из оставшихся в живых сестер хорошо ориентировался в лабиринтах складского сектора, поэтому, кроме фонариков, было решено использовать длинный и тонкий капролоновый тросик, намотанный на закрепленную за плечами замыкающей группу разведки сестры легкую лебедку. Фонарики вырывали из темноты, в которую был погружен ангар, участки перегородок отсеков с наглухо закрытыми, как и прежде, дверями. Языки наметенного с улицы снега то тут, то там собирались в сугробы, которые становились все меньше по мере продвижения в глубь строения. Довольно быстро группа преодолела всю длину ангара и продвинулась к внутренним воротам, ведущим в центральный купол комплекса. Внутренние ворота были закрыты. Но колесо встроенного замка легко поддалось, и через несколько оборотов утопленные в створку ригели позволили сдвинуть тяжелую металлическую дверь внутрь. Те же темнота, тишина и основательно промерзший чистый воздух встретили сестер в центральном куполе. Старые воспоминания о беззаботной жизни сразу после переселения накатили на разведчиков. Чистые, поблескивающие белизной стены коридоров, мягкий, скрывающий звуки идущих пол, и только одна мысль, объединяющая их в этот момент: «Почему мы ушли отсюда? Кто сейчас нам сможет ответить на этот вопрос?» – так и застыла на губах, потому что никто так и не осмелился произнести ее вслух.

Решено было пройти полный круг под куполом, осмотреть входы в жилые сектора, а сестру с лебедкой оставить стеречь выход в складской ангар. Через час ушедшие вернулись к складу с другой стороны. В течение этого маленького похода не было обнаружено ни трупов, ни следов борьбы или эвакуации. Кругом царили мир и кладбищенский покой. Все ворота шлюзов, ведущих в жилые «лепестки», были заблокированы, и разблокировать их можно было только изнутри.

После возвращения в уже поставленную юрту, согретую и обжитую, наполненную запахами горячей пищи, немного полегчало. Завтра предполагался более детальный осмотр складского сектора в поисках скопления залежей съестных или других полезных припасов.

Два-три удара кувалдой срывали легкие двери, блокирующие входы в отдельные помещения сектора. Но вот беда, уже вскрытые три отсека были пусты. Одна из сестер клялась Могущественными, что именно в одном из них хранились комплекты полярной одежды и снаряжения, которое использовали сестры, покидая «Бордель». Наконец только десятая выбитая дверь открыла за собой полки, забитые пиропатронами. Продолжение актов вандализма или грабежа со взломом (как кому нравится) принесло еще один заполненный отсек. Медицинские препараты, бинты, пластыри, жгуты, капельницы и прочие инструменты в разноцветных упаковках порадовали сестер гораздо больше, чем склад пиропатронов. В итоге после вскрытия всех пятидесяти отсеков ангара оказалось, что лишь один из них был наполовину заполнен армейскими пайками. И это уже было замечательно. Еще сутки ушли на то, чтобы из подручного материала соорудить леса, по которым можно было добраться до верхних полок, спустить, разложить и упаковать все нажитое, равномерно распределив по саням. На следующее утро караван отправился обратно в предгорья. Уходя, сестры закрыли шлюз, ведущий в купольный зал, и прикрыли внешний шлюз, привалив его снаружи несколькими тяжелыми ящиками с медицинским оборудованием.

Возобновление набегов на «Бордель» можно было считать успешным. Одних только найденных пайков хватило бы на десяток караванов, и это на какое-то время решало проблему нехватки продовольствия.

* * *

Неумолкающая Мина шныряла по кухне и суетилась особенно рьяно. Хоххи исполнилось пять лет, и это замечательное событие предполагалось отметить всей общиной. Организацию праздника взяла на себя, естественно, сама повариха, а количество желающих его посетить резко возросло после того, как она оповестила сестер, что проставляется исключительно за свой счет. Огромный торт из пышных коржей, выпеченных со всевозможными добавками и засыпками, покрытых собственноручно изготовленным кремом, основой для которого послужило масло из молока шарангов, возвышался в центре сдвинутых столов в обеденном зале. Чтобы данное творение дожило до нужного часа, пришлось блокировать именинника в спальне, завалив его чистыми листами для рисования и кучей цветных стилусов. Вечерний торжественный ужин прошел при полном аншлаге. Заздравные речи не прекращались до тех пор, пока не стало очевидным, что пора уже мыть посуду. Сестры как по команде откланялись и одна за другой покинули центральную пещеру в направлении спален. Хоххи, весь вымазанный кремом и взбудораженный слишком большим количеством гостей, уже готов был улечься прямо на заставленных грязной посудой столах, но был выпровожен на специально отведенное для этого место. Для пяти лет он был, пожалуй, крупноват. Почти полтора метра роста и сорок килограммов веса соответствовали нормально развитому ребенку десяти лет. Телосложение также придавало его возрасту конкретную фору. На кухне он работал ничуть не меньше самой Мины, причем исполняя как самую грязную работу, так и радуя посетителей столовки изысканными и совершенно эксклюзивными рецептами. Подземные огурцы, фаршированные ветчиной из шарангов, запеченные вместе с мелко нарезанными грибами и политые острым соусом из муслики, вызывали приступы преклонения перед его кулинарным искусством у всех без исключения сестер.

За прошедшие годы отношение к «желтопузому выродку» изменилось кардинально. Кулинарные способности, дружелюбие и даже некоторая непосредственность, готовность в любой момент дать ощутимый отпор «агрессору» (кухонный тесак Мины), а более того – отсутствие с некоторых пор на базе сестер, постоянно ищущих повод его прикончить, сделали свое дело. Общественность нашла себе достойного героя. Не поздороваться с Хоххи утром или пройти мимо, не похлопав по плечу, считалось дурным тоном. Даже Мина стала замечать за собой признаки ревности, когда, заглядывая на кухню и не обнаружив там Хоххи, жители пещеры кривили свои заспанные рожи и бубнили, что на завтрак опять будет какая-нибудь фигня.

* * *

Восьмой после возобновления походов в «Бордель» и первый после очередной полярной зимы весенний караван на этот раз был полностью укомплектован «специалистами», поскольку сформировался уже накануне дневных оттепелей, и все охотники умотали на летники восстанавливать снасти и готовиться к сезону сбора урожая. Сограждане пытались убедить Мину, что если оставить на кухне одного пятилетнего Хоххи, то он замечательно справится с ее обязанностями. Однако повариха поставила перед ними железное условие: или идут все вместе, или она остается с Хоххи. Недовольно поворчав, сестры заявили, что пусть поступает как хочет. Посему Хоаххин счастливо вышагивал рядом со своей кормилицей. Температура за бортом превышала минус десять, караванщики не обременяли себя слишком теплой и сковывающей движения одеждой. И опять Хоххи удивил окружающих: уже через час он сбросил с себя тяжелый ватник и начал двигаться еще быстрее и мягче, скользящими движениями, напоминающими охотящуюся кошку, успевая обогнать караван, вернуться, уйти в сторону и снова незаметно появиться перед караваном. Мина терпела все эти маневры до тех пор, пока он не попытался разуться. Увидев в очередной раз своего своевольного сопляка, бодро вышагивающего босиком по слежавшемуся снегу, который заметно подтаивал под его ступнями, с переброшенными через плечо унтами, она так рявкнула, что бедолага одним движением метнулся к саням и стал поспешно обуваться. А под пристальным взглядом «мамаши» чешуя у него на загривке встала дыбом.

* * *

Лагерь сворачивался. Ничего особенного при очередном посещении складской зоны не произошло, однако всех беспокоил тот хаос, который творился на территории склада. Некоторые из ранее вскрытых дверей были начисто снесены с петель и разбросаны по всему ангару. Намертво вмонтированные в пол ангара стойки пустующих стеллажей измяты и перекручены. В отсеке с медикаментами по всему полу разбросаны измятые рваные коробки, кучи битого стекла, а воздух едко пахнет лекарствами. Каких-то более конкретных следов на снегу обнаружить не удалось. Они, видимо, были занесены снегом, и установить, кто или что явилось причиной разгрома, не представлялось возможным. Однако неприятное ощущение опасности не покидало экспедицию. На второй день пути, ближе к обеду, прямо на тропинке, оставшейся от их же саней, караванщики наткнулись на освежеванный и наполовину обглоданный труп шаранга, причем, судя по его состоянию, устроенный кем-то обед состоялся в этом месте не более двух суток назад. Животные испуганно прядали ушами и изрядно прибавили шаг. Сопровождавший движение каравана галдеж сестер, обсуждающих всякую ерунду, начиная от вариантов применения собранного имущества до прикидок, сколько живого веса в варангах, идущих с караваном, стих. Всех не покидало чувство, что неизвестная опасность крадется по пятам.