Электронная библиотека » Романо Гуардини » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Господь"


  • Текст добавлен: 12 ноября 2013, 18:38


Автор книги: Романо Гуардини


Жанр: Религия: прочее, Религия


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Итак, носители такой вести идут опасным путем. Христос посылает их «как овец среди волков». Они должны быть «мудры, как змии и просты, как голуби» (Мф 10.16). Они разделят судьбу своего Учителя. Если Его «назвали веельзевулом», то «не тем ли более домашних Его?» (Мф 10.25). Их поведут за Него «к правителям и царям», и они будут «ненавидимы всеми за имя» Его (Мф 10.18 и 22). Но они не должны бояться, ибо у них есть надежная защита. Им будет от Духа «дано… что сказать», и если даже тело их будет убито, то нельзя убить их душу, отдавшуюся Христу. И «потерявший душу (жизнь) свою ради Меня сбережет ее» (Мф 10.19 и 39).

В этих словах – судьба Апостолов и их величие.

Но при чтении Евангелия не создается впечатления, что ученики при жизни своего Учителя поняли, в чем, собственно, суть дела.

Иисус не мог жить с ними так, как с кругом людей, которые действительно понимали бы Его, видели, кто Он, и сознавали, о чем идет речь. Все время возникают ситуации, показывающие нам всю меру Его одиночества среди них. Можно ли отыскать хоть один час, когда Его слово воспринимается ими во всей первозданной чистоте и они приемлют Его умом и сердцем? Вряд ли. Его окружение все время предстает мелким, ограниченным, жалким. Все время они приземляют Его небесное благовествование. Невольно думаешь: что произошло бы, если бы вокруг Него были люди широкого размаха, смелые, которые действительно шли бы с Ним… Но потом останавливаешься: ведь Он пришел, чтобы принести то, что велико не земным величием, то, к чему призываются малые и несамостоятельные… Но если бы хоть эти последние раскрыли Ему свои умы и сердца! Вместо этого мы видим, что они следуют тогдашним представлениям о Мессии настолько, что еще и в последнее мгновение перед вознесением, на той самой Елеонской горе, где было положено начало Страстям, они спрашивают, скоро ли будет восстановлено «Царство Израилю» (Деян 1.6).

Однажды, после чуда умножения хлебов, они едут по озеру. Иисус еще полон случившимся и внезапно говорит, словно выходя из глубокого раздумья: «Берегитесь закваски фарисейской и закваски Иродовой». Они же, «рассуждая между собою, говорили: это значит, что хлебов нет у нас. Иисус, уразумев, говорит им: что рассуждаете о том, что нет у вас хлебов? еще ли не понимаете, не разумеете? еще ли окаменено у вас сердце? Имея очи, не видите? имея уши, не слышите?» (Мк 8.15–18)… И на пути в Иерусалим, когда Он говорит о предстоящих страстях, «они не поняли слова сего, и оно было закрыто от них, так что они не постигли его: а спросить Его о сем слове боялись» (Лк 9. 45)… Когда же страдание приходит и все свершается вопреки их представлениям, когда мир дает свой ответ на святое благовествование и тем самым открывается, что оно пришло с неба и ниспровергает то, что идет от земли, – они теряют почву под ногами. Они бросают его и бегут, все, за исключением того единственного, о котором сказано, что Господь «его любил» (Ин 19.26).

Сначала должна прийти Пятидесятница. Святой Дух должен наполнить их, пробудить их ум, открыть им глаза, высвободить их сердца, – только тогда они поймут. Словно все сказанное и сделанное Иисусом, Его образ, Его судьба сначала лишь погружались в них, как семена в немую почву. Словно они тогда еще не осознавали, а только слушали, смотрели, принимали в себя. Теперь же посев всходит. Теперь они – те, кто присутствовал «во все время, когда пребывал и обращался… Господь Иисус», «верные свидетели», несущие свое свидетельство в окружающий мир (Деян 1.21–22).


В сущности, что такое Апостол?

Если мы позволим себе откровенно высказать впечатление, которое производят на нас эти люди по сообщениям и замечаниям Нового Завета, то вряд ли скажем, что они были велики или гениальны в том смысле, как это понимается в миру; пожалуй, они не были даже и «великими религиозными личностями», если понимать под этим природную одаренность, которая бывает так же заложена в человеке, как и все другое. По всей вероятности, иначе обстояло дело с Иоанном и Павлом, но и в них при таком рассмотрении легко можно ошибиться.

Считать Апостола «великой религиозной личностью» – совсем не услуга ему; с этого чаще всего начинается неверие. Его сущность не в том, что ему свойственны человеческая значительность, творческий дух и могучая вера, а в том, что Христос призвал его, запечатлел и послал. «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал» – сказал Он (Ин 15.16). Апостол – это Посланник. Он говорит не от себя. Особенно ясно это видно из первого Послания к Коринфянам, когда Павел делает различие между тем, что «говорит Господь», и тем, что думает он сам: в первом случае он повелевает, во втором – только советует (1 Кор 7.12). Не свое говорит Апостол, но Христово. Его речь рождается не из собственного «познания» и «опыта», а из Божиего слова и поручения. Он преисполнен Христом, насыщен мыслями Христа. Содержание его жизни – это Господь. Он Его приносит. И не силой собственного переживания, а потому, что Господь поставил его для этого: «… идите, научите все народы… уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф 28.19–20).

Потому-то так и хочется сказать, что защитой и охраной истины служит как раз то, что Апостол не обладает из ряда вон выходящими величием и способностями. Иисус говорит: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам. Ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение» (Мф 11.25–26), и это – взрыв восторга перед несказанной тайной любви и творческой славы Божией. Этот закон относится и к Апостолу – и именно так соблюдается чистота того, чем он по существу является перед Богом.


Как должно быть трудно, однако, жить так, чтобы ты сам не значил ничего, а Христос – все, быть обязанным нести великое содержание в недостойном его сосуде, служить вечным вестником и при этом устраняться самому, никогда не быть, если можно так выразиться, в привычном единении с самим собой, так чтобы твои кровь и сердце и дух сливались с тем, что ты делаешь и за что выступаешь. Это может стать более понятным, когда мы читаем то, что Павел, так глубоко прочувствовавший величие, но вместе с тем и шаткость апостольского существования, пишет в первом Послании к Коринфянам: «Вы уже пресытились, вы уже обогатились, вы стали царствовать без нас. О, если бы вы и в самом деле царствовали, чтобы и нам с вами царствовать! Ибо я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти, потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков. Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии.

Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (1 Кор 4.8-13).

12. Заповеди блаженства

Однажды, рассказывает Матфей, собрались большие толпы народа. Увидев их, Иисус «взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря…»

То, что за этим следует, известно под названием Нагорной проповеди. Она изложена двумя евангелистами: Лукой в шестой главе его Евангелия, Матфеем в пятой, шестой и седьмой. И тут и там изображено одно и то же событие. У Луки это – отдельный, четко очерченный текст: достопамятное благовествование на горе, которое должно было глубоко запечатлеться в сердцах слушателей, начинается заповедями блаженства и заканчивается притчей о двух людях, из которых один построил свой дом на прочном камне, а другой – на зыбком песке. У Матфея же само событие служит исходным пунктом для целого ряда поучений и указаний, которые прозвучали из уст Иисуса, по всей вероятности, в тот же период и возникли из того же основного настроения радостной полноты, но по разным другим поводам.

Оба текста открываются фразами, которые начинаются со слов:

«Блаженны вы…» У Луки их четыре и они гласят:

«Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие.

Блаженны алчущие ныне; ибо насытитесь.

Блаженны плачущие ныне; ибо воссмеетесь.

Блаженны вы, когда возненавидят вас люди, и когда отлучат вас и будут поносить, и пронесут имя ваше, как бесчестное, за Сына Человеческого».

(Лк. 6.20–22).

За последним же возвещением – «возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь; ибо велика вам награда на небесах: так поступали с пророками отцы их», – следуют противоположные картины, четыре возвещения горя:

«Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение.

Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете.

Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете.

Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо!»

И заключительный аккорд: «ибо так поступали с лжепророками отцы их».

(Лк. 24–26).


Мы имеем все основания спросить себя, что означают эти четыре восклицания. В них вырисовывается нечто, превосходящее и опрокидывающее все, к чему мы привыкли. Что же это?

Матфей также приводит эти четыре заповеди, но придает им несколько иное звучание, больший духовный смысл, и добавляет к ним еще четыре:

«Блаженны нищие духом; ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны плачущие; ибо они утешатся. Блаженны кроткие; ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды; ибо они насытятся.

Блаженны милостивые; ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем; ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы; ибо они будут наречены сынами Божиими.

Блаженны изгнанные за правду; ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.

Радуйтесь и веселитесь; ибо велика ваша награда на небесах».

(Мф. 5.3-12).


Добавленные фразы звучат возвышенно, и мы не станем утверждать, что их уровень нам доступен; и все же добавленные, на первый взгляд, кажутся более понятными, чем первые. Так, например, блаженными называются кроткие – те, у которых в душе настала тишина, смиренные и добрые. Стало быть, они предстают пред Богом в состоянии самоотречения, ясности и покоя. Такие «наследуют землю». В будущем порядке вещей они будут господами. Их поведение не слабость, но ставшая кроткой сила, которая способна господствовать, исходя из истины.

Милостивые названы блаженными, ибо они найдут милость у Бога. Любовь к ближнему и любовь к Богу неразделимы: «Возлюби Господа Бога твоего… возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф 22.37–39). Также нераздельны и та любовь, которую Бог дарует людям, и та, с которой человек должен относиться к своим ближним: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» (Мф 6.12). Любовь, о которой говорит Христос, подобна живому потоку, исходящему от Бога, проходящему через людей и к Нему возвращающемуся: образ святой жизненной связи, простирающейся до человека, от человека до его ближнего и от верующего до Бога. Кто прерывает связь в одном каком-нибудь месте, разрушает все. Кто в чистоте осуществляет ее в одном месте, дает простор всему. Блаженными названы чистые сердцем, потому что они Бога узрят. Эта чистота сердца означает не только свободу от смятения чувств, но и внутреннюю чистоту вообще, добрую волю перед Богом. О такой настроенности говорится, что она позволяет видеть Бога, ибо познанию Бога мало способствуют усилия одного разума. Этот взгляд ясен, когда глаз чист; чистота же глаза коренится в сердце. Познанию Бога не много содействует напряженное рассуждение: необходимо, чтобы сердце стало чистым. Наконец, блаженны миротворцы, ибо обнаружится, что они – сыновья Божий. Бог есть Бог мира, потому что Он – Бог силы и благости. Достичь истинного мира так же трудно, как легко развязать борьбу. Борьбу порождает узость и противоречивость самого существования; чтобы строить мир, подлинный по самой своей сути, необходима глубокая, освобождающая и преодолевающая сила. Те, кто способен на это – Божиего рода.

Эти слова божественно велики, и мы не осмелимся даже помышлять о том, что они могут относиться к нам. И все-таки они звучат понятнее четырех других изречений. В чем же смысл этих последних?

Говорили – и в ходе изложения мы однажды уже касались этого, – что Иисус встал на сторону слабых и что в этом проявилась Его собственная внутренняя принадлежность к ним. Будто бы в Нем присмирела древняя властная сила Его крови, переполнявшая Давида, Соломона и более поздних, непокорных царей. Говорят, что Он был утончен, благ и хрупок и поэтому встал на сторону гибнущей жизни, на сторону бедных, гонимых и угнетенных, обреченных на страдание и лишения. Лучший ответ на это: тот, кто так думает, должен открыть глаза и по-настоящему увидеть Иисуса. О силе и слабости нужно судить не только по тому, чего человек достигает сам своим духом и кулаком, но пусть он увидит, что есть сила более высокая, – правда, ставящая под сомнение более низкие слои бытия.

Толкование, о котором шла речь, исходит из вполне определенных предрассудков не очень высокого порядка. Здесь могло бы напрашиваться другое, по крайней мере непосредственно продиктованное сердечной теплотой: в отношениях Иисуса к людям главное – это чистая Божия любовь, и потому именно, что она – любовь, она направлена на тех, кто особенно нуждается в ней, – на терпящих нужду, скорбящих, гонимых. Но и это толкование не проникает еще в самую глубину. К ней мы приблизимся только познав всю глубину христианского благовестия. В одиннадцатой главе Матфей говорит: «В то время, продолжая речь, Иисус сказал: славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам. Ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение» (Мф 11.25–26). Здесь дело касается очевидно чего-то настолько великолепного и мощного, что сердце Иисуса изливается через край. Весь Его внутренний мир приходит в движение, ибо ведь сказано сразу за этим: «Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть. Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя, и научитесь от Меня: ибо Я кроток и смирен сердцем; и найдете покой душам вашим» (Мф 11.27–29). Не та же ли здесь тайна, что и в заповедях блаженства? Сознание, что ниспровергаются мнимые ценности, чтобы воздвигнуть подлинные?

Иисус приходит не для того, чтобы добавить к ряду прежних постижений человечеством истины еще одно, не для завоевания новой высоты над теми высотами, которые уже были увидены, не для выдвижения нового идеала, не для установления нового мирового порядка, для которого пришло время. Нет, – но Иисус приносит святую реальность из небесной полноты, являющейся сферой Самого Бога. Из Божиего сердца Он проводит поток жизни в жаждущий мир. Он «сверху» открывает новое существование, которое не может быть порождено самим тварным миром и строится по такому распорядку, который «снизу» представляется смутой и ниспровержением.

Чтобы приобщиться к этому, человек должен раскрыться. Он должен высвободиться из тесноты привычного существования и пойти навстречу грядущему. Он должен преодолеть глубоко укоренившийся взгляд на мир как на нечто единственно данное и самодовлеющее; он должен признать, что это – не благое существование, но запятнанное и отверженное Богом. Кому такое высвобождение должно даваться с особым трудом, легко определить: тем, кто благоустроен в этом мире, людям сильным и творческим; тем, которым принадлежит своя доля в величии и богатстве земли. А это – именно богатые, пресыщенные, радостные, всеми уважаемые и восхваляемые, и потому горька их участь, горе им! Бедные же, скорбящие, терпящие лишения и гонимые блаженны не потому, что их состояние якобы блаженно само по себе; просто им легче понять, что существует нечто большее, чем мир. Ибо они начинают ощущать недостаточность земли и, наученные своей нуждой, скорее устремляются к иному.

Правда, нельзя поручиться, что все произойдет именно так. Ничто земное само по себе не обеспечивает того, что «наверху». От бедности можно стать более алчным, чем от богатства. У людей, за долгое время привыкших владеть земными благами, часто встречается большая свобода по отношению к вещам – хоть это, конечно, свобода в пределах мира – и утонченная культура, которая, впрочем, может немедленно замкнуться в себе при приближении благовествования свыше. От скудного существования можно отупеть, боль может довести до отчаяния, отсутствие уважения к человеку может его внутренне разрушить. В таком случае все это также заслуживает горькой участи, «горя». Тем не менее, заповеди блаженства по-своему правы. Ведь такой опыт был и у самого Иисуса: бедные, страждущие, мытари, грешники и блудницы приходили к Нему и по крайней мере пытались веровать. Сильные же, ученые, богатые и чувствовавшие себя в безопасности соблазнялись, смеялись, презирали, возмущались. Они думали, что политическое существование народа в опасности и говорили себе: «лучше… чтобы один человек умер… нежели, чтобы весь народ погиб» (Ин 11.50), – и действовали соответственно этому.

Во всем этом проступает тревожащая, вызывающая соблазн «переоценка всех ценностей». Здравый смысл говорит, что богатство блаженно, блаженно изобилие благ, блаженны радость и наслаждение, блаженна жизнь в силе, блеске и величии, блаженна слава. Наше природное чувство отталкивается от Нагорной проповеди, и намного лучше выявить это отталкивание и попытаться с ним справиться, чем принимать слова Иисуса за нечто естественно благочестивое, само собой разумеющееся. Они не таковы. Сходя с «Неба», они потрясают «мир». И неверно понимает их не только жертва соблазна утверждением, что мир довлеет себе самому, но и носитель «само собой разумеющейся» бездумности, принимающей заповеди блаженства, но внутренне их не исполняющей, посредственность, прикрывающая ими собственную слабость перед жесткими требованиями мира; мнимо благочестивая беспомощность, использующая христианство чтобы опорочить драгоценное в этом мире.

На высоту этих слов поднимается лишь тот, кто не позволяет замутить свое суждение о том, что есть в мире великого, но вместе с тем понимает, что это великое мало и даже запятнанно и растленно по сравнению с тем, что приходит с Неба.


Нечто небесно-мощное прорывается в заповедях блаженства. Они не просто преподносят более высокую этику, но знаменуют приход свято-высшей реальности. Это возгласы герольда, возвещающие то, что впоследствии имел в виду Апостол Павел, когда говорил в восьмой главе Послания к Римлянам о сокровенно нарастающей славе детей Божиих, и о чем говорят заключительные главы Апокалипсиса, где речь идет о новом небе и новой земле.

Все это преисполнено небесного величия, нового по отношению ко всему земному. Неслыханно уже то, что все импульсивно понятные оценки Иисус обращает в их противоположность. Когда люди, захваченные Богом, хотят выразить Его святое инобытие, они обычно привлекают один земной образ за другим, затем снова отбрасывают их, как недостаточные, и, наконец, говорят такие вещи, которые кажутся нелепыми, но должны разбередить сердце, чтобы оно начало чувствовать то, что не подлежит никаким сравнениям. Нечто подобное происходит и здесь. То, чего «не видел… глаз, не слышало ухо», что «не приходило… на сердце человеку» (1 Кор 2.9), должно стать нам более доступным благодаря тому, что опрокидываются оценки, представляющиеся людям по их природе чем-то само собой разумеющимся. Люди должны задуматься над смыслом заповедей и стремиться постичь его.


За заповедями блаженства, в которых, как в огромных языках пламени, прорвались жар и мощь того, что надвигается, следует ряд поучений о том, как должен жить человек.

«Но вам, слушающим, говорю: любите врагов ваших; благотворите ненавидящим вас; благословляйте проклинающих вас, и молитесь за обижающих вас» (Лк 6.27–28).

Верить ли глазам своим? Здесь говорится о вражде. Что это такое, знает только тот, у кого действительно есть враг, чье сердце горит от оскорблений, кто не перестает горевать о том, что другой ему разрушил. И вот его-то он должен не только простить, но и любить! А чтобы не оставалось никаких сомнений, дальше говорится: «… Если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают. И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосердны, как и Отец ваш милосерд» (Лк 6.32–36). Здесь – не одна справедливость и не одна доброта. Здесь смолкает здравый смысл с его повседневными рецептами. Здесь требуется действие «из полноты», исходящее от такой реальности, которая творчески устанавливает свои мерки.

И опять: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую; и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку. Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твое не требуй назад» (Лк 6.29–30).


Это наверняка не означает, что нужно отказаться от самого себя или покориться из слабости, – но человек должен вырваться и стать выше сталкивающихся земных движений, ударов и контрударов, права и контрправа. Он должен возвыситься над механизмом мирских сил и порядков и стать свободным, исходя от Бога.

Главный же смысл раскрывают слова: «… Будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым». Здесь становится явным, что, собственно, имеется в виду: божественность поведения. Действия, исходящие из божественной свободы. Не то, чего требуют закон и порядок, но то, на что способна свобода; мерило же этой свободы – любовь, и притом любовь Божия.

Это настроение выливается затем в слова: «Не судите, и не судимы будете; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете. Давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше» (Лк 6.37–38).

На все это нам остается возразить только: а сумеем ли мы?.. И этот вопрос, в котором, собственно, уже содержится ответ, закономерен. «Мы», конечно, не сумеем. Здесь перед нами стоит не просто благородный человек, призывая подняться на более высокую ступень нравственности, – перед нами Христос, говорящий о жизни чада Божия. Пока наше мышление исходит от мира, мы должны ответить: невозможно. Христос же говорит: «Богу… все возможно» (Мф 19. 26).

Откровение гласит, что этого требует Бог и что Он дает нам разум и силу – Его собственную силу – для свершения. А в это мы можем только верить. Когда рассудок говорит, что это невозможно, вера отвечает: все-таки возможно!

Пусть каждый день будет завершаться признанием своей несостоятельности, тем не менее, мы не должны пренебрегать заповедью. Мы должны покаянно класть свою немощь перед Богом и начинать заново, с верой в то, что мы все-таки можем, потому что Он дает нам «и хотение и действие» (Флп 2.13).


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации