Текст книги "Тайная жизнь ветеринара. Откровенные истории о любви к животным, забавных и трагических случаях и непростой профессии"

Однако Эдинбург и Ноттингем, к сожалению, отклонили мое заявление. Это был тяжелый удар. Неужели мистер Хиллс был прав? Но тут мне улыбнулась удача: меня приглашали в Бристоль и Лондон.

Накануне собеседования в Бристоле я был на работе – тогда я работал официантом в местном пабе. Я страшно волновался – так сильно, что меня даже отпустили домой, потому что я производил впечатление абсолютно больного человека. В ту ночь я не сомкнул глаз: лежал весь в холодном поту и то и дело бегал в туалет, потому что меня тошнило. Собеседование назначили на десять утра. Это был важнейший день моей жизни. Мама очень беспокоилась, я принял душ и надел рубашку, специально приготовленную для такого случая… В конце концов, не ставить же всю жизнь под угрозу из-за простого пищевого отравления?

Под глазами у меня появились огромные мешки. Садясь в машину, я выглядел так, словно вот-вот упаду в обморок.

Мы выехали на автомагистраль М5 и направились к Бристолю. Мама всю дорогу пыталась меня разговорить, но я отделывался односложными ответами и хмыканьем.

Наконец мы добрались до кампуса, столь огромного по сравнению с нашей школой, что это меня напугало. Дорога заняла чуть больше часа, но это время показалось мне вечностью. Как только мы остановились, я выскочил из машины и прислонился к изгороди, за которой на большом поле возле парковки паслись лошади – серая и игреневая (мне всегда нравилось это название – куда красивее, чем «рыжая со светлой гривой и хвостом»). Выглядел я, наверное, ужасно: сгибался от боли, не мог стоять ровно, был бледным как мертвец. Но все же я добрел до приемной и зарегистрировался на собеседование.

Оно проходило в старом здании – наверное, когда-то это была часовня. Высокие витражи, массивные деревянные двери… В таких местах всегда холоднее, чем снаружи, поэтому, чтобы абитуриенты окончательно не продрогли, там включили электрический обогреватель.

Меня вызвали, и я пошел навстречу своей судьбе. Более всего в ту минуту я напоминал современного Квазимодо. Я предчувствовал, что мне вряд ли удастся пройти собеседование с блеском, поэтому совсем не нервничал. Единственное, что меня напрягало, – как бы меня не вырвало прямо на огромный стол из красного дерева, за которым восседала приемная комиссия. Я извинился за свое состояние, объяснил, почему меня так скрючило, и собеседование началось.

Его проводили похожая на сову, серьезная женщина в очках и джентльмен-фермер с крупным дружелюбным лицом и мальчишеской улыбкой. Деталей собеседования я не помню, но осталось в памяти, что мы долго говорили о регби – пожалуй, многовато для серьезного собеседования при поступлении в университет.

Я вышел довольный, что мне удалось не выставить себя полным идиотом. Желудок меня не подвел, и я явно задел струны души джентльмена-фермера, который не скрывал своего удовольствия, беседуя со мной о глостерском клубе регби, а не о ящуре или вспышках бычьего туберкулеза. Обратный путь выдался гораздо тяжелее. Меня тошнило всю дорогу: до сих пор не знаю, было ли это вызвано болезнью или нервным перенапряжением. Дома я лег на диван, включил телевизор и беспокойно задремал.

Окончательно я проснулся только вечером. Я хотел встать с дивана, но сразу же почувствовал острую боль в животе. Ноги меня не слушались, и я рухнул на пол. Я снова попытался подняться. С горем пополам мне удалось забраться на диван. По мобильнику я позвонил отцу – он работал у себя в кабинете наверху, но в таком состоянии я вряд ли докричался бы до него. Отец спустился и, увидев мои мучения, повез меня к врачу.

В приемном покое мы провели пятнадцать минут. Дежурный врач, осмотрев меня, сказал отцу:

– Совершенно ясно, аппендицит. Его нужно везти в больницу. Могу вызвать «скорую помощь» или везите сами.

Мой отец всегда теряется в подобных ситуациях. К тому же «скорая помощь» и больница не входили в его планы – провести вечер четверга он собирался совсем не так. «Скорой помощи» пришлось бы дожидаться, поэтому он решил все же отвезти меня сам. Понимаете, отец мой больницы не любит. Навсегда запомню, как ему пришлось лечить колено. Он получил травму, играя в футбол. Тогда он был значительно моложе. Эта травма положила конец его спортивной карьере и не дала ему стать новым Эриком Кантона. Спустя несколько лет у него случилась новая, на сей раз бытовая травма – спускаясь по лестнице с ковром в руках, он поскользнулся и во второй раз порвал переднюю крестообразную связку и повредил мениск. Врач рекомендовал операцию. После долгих размышлений отец все же согласился.

Я знал, что мой отец не из сильных духом, но до той операции даже не представлял, в какой степени. Он пришел в больницу и, как только медсестра достала капельницу, мгновенно упал в обморок. Но в этот раз операция требовалась мне, поэтому он усадил меня в машину и повез в больницу Суиндона.

Плохо помню тот вечер, но одно воспоминание навсегда врезалось в память: за рулем отец, несущийся с головокружительной скоростью. Никогда в жизни я не ездил столь стремительно и, думаю, не поеду. Никогда.

В ту же ночь мне удалили аппендикс. Экстренная операция спасла меня от разрыва стенки аппендикса и последующего перитонита. Когда я очнулся, хирург сказал, что мы успели буквально в последнюю минуту.

– Еще несколько часов, и случился бы разрыв, приятель. Тебе повезло, что ты так быстро до нас добрался.

Я поблагодарил его за удаленный вредный отросток, который причинил столько боли. В ответ он усмехнулся:

– Медсестры отметили, что ты был очень мил, когда выходил из наркоза. Похоже, ты каждой из них признался в любви.

Хирург подмигнул мне и вышел из палаты. Отличный доктор – может быть, я тоже когда-нибудь стану таким.

В больнице я пробыл меньше дня. К пяти часам я уже мог стоять и есть, и меня с радостью выписали. Когда я садился в машину, зазвонил телефон. Незнакомый номер. Я ответил. По сильному бристольскому акценту я понял, что звонит тот самый джентльмен-фермер, который проводил собеседование. Он поинтересовался, как мои дела, и я рассказал ему всю свою историю и добавил, что сейчас как раз еду из больницы.

– Надо же! – воскликнул он. – Ну и денек у тебя выдался! Что ж, я решил лично сообщить, что ты отлично прошел собеседование, несмотря на плохое самочувствие. Ты произвел на нас большое впечатление, и мы рады предложить тебе место в Ветеринарной школе Бристольского университета.

Я не верил своим ушам: всего 24 часа назад я считал, что завалил собеседование из-за моего аппендикса. Я поблагодарил и повесил трубку. Первое приглашение в ветеринарную школу я получил в тот день, когда аппендикс чуть меня не убил.

* * *

Через несколько недель я уже проходил собеседование в Королевском ветеринарном колледже. Я отправился в Лондон (большое событие для деревенского парня!), прогулялся по кампусу в Кэмдене и почувствовал себя чуть увереннее, чем в Бристоле. Кампус был потрясающим – я и мечтать о таком не мог. Но особо меня впечатлил музей патологий – такое можно увидеть в самых дальних залах Музея естественной истории. У входа стоял большой скелет лошади. Даже этого хватило бы, чтобы поразить юношу, мечтавшего познакомиться с экспонатами музея. Собеседование прошло хорошо – по крайней мере, самочувствие меня в тот день не подвело. Я стоял на распутье, не зная, какой университет выбрать. Через несколько недель я получил приглашение по почте. Теперь мне предстояло принять окончательное решение, которое определило бы мою жизнь в течение следующих пяти лет.

3. Долгие годы учебы

Я выбрал Королевский ветеринарный колледж и абсолютно уверен, что принял правильное решение. Этот колледж по праву считается лучшей ветеринарной школой мира и по рейтингу опережает многие другие учебные заведения. Принято считать, что обучение на ветеринара длится семь или восемь лет. Не знаю, откуда взялось такое заблуждение, но если бы я получал по фунту за каждый вопрос: «Семь лет, верно? Дольше, чем обычный врач», то уже наверняка скопил бы несколько сотен. Раньше я поправлял своих собеседников, но теперь лишь киваю и соглашаюсь – и они преисполняются ко мне уважением.

Первые несколько лет в ветеринарном колледже изучают анатомию и физиологию животных. Так закладываются основы ветеринарии для учебы на третьем, четвертом и пятом курсах. Но, как мне кажется, со мной согласится большинство ветеринаров: первые два года только и делаешь, что задаешься вопросом: «Какого черта мне все это нужно?», а потом отправляешься в паб расслабиться. По крайней мере, именно так поступал я.

* * *

Кал, моча, рвота, диарея, гной, кровь… Выбирайте что угодно – ветеринары имеют дело со всем. Несмотря на первые неудачи, как только я освоился на своем ветеринарном пути, то животным Великобритании стало нечем меня удивить. Я гордился своими успехами, чтобы стать достойным членом ветеринарного сообщества. Оглядываясь назад, сам удивляюсь: с чем мне только не приходилось сталкиваться за эти годы, с какими только неприятными манипуляциями, если не сказать больше. Я достал бесчисленное множество предметов из желудочно-кишечного тракта собак (из желудка и кишечника), занимался чисткой зловонных анальных желез, удалял мумифицированные плоды из матки, вскрывал гнойники и промывал коровам мочеполовые пути (те, кто знаком с этой процедурой, знают: запах просто убийственный). Удивительно, но я совершенно спокойно отношусь к подобному, когда это касается животных. А вот человеческий кал и рвота вызывают у меня глубочайшее отвращение.

Да, люди в этом смысле мне противны.

* * *

Во время учебы в ветеринарном колледже проводишь бесчисленные часы в обществе опытных ветеринаров, чтобы изучить все тонкости профессии. На третьем курсе я работал в Суиндоне с молодой девушкой Оливией, очаровательной блондинкой с невероятным ирландским акцентом, – клиенты ее просто обожали. Стаж работы у нее небольшой, но она явно любила свое дело. На ее лице всегда играла улыбка.

Не знаю, как другие, но меня как студента-практиканта сильнее всего тянуло к начинающим ветеринарам, которые более увлечены работой и не жалеют времени, чтобы все объяснить и помочь практикантам. Они не так давно стали практикующими врачами и хорошо помнили, каково это – быть скромным студентом, стоящим в углу и наблюдающим за работой своих наставников.

После операции мы с ней отправились пить кофе. Я никогда не забуду, как ассистировал на первой в моей жизни стерилизации (удаление матки и яичников у суки). В жизни каждого студента это значительное событие. В комнату персонала я вошел с высоко поднятой головой, явно гордясь собой. И почему бы это? Конечно, сейчас я прекрасно понимаю, что почти ничего не сделал – всего лишь наложил несколько швов по указанию ветеринара-хирурга. Но в собственных глазах я был настоящим виртуозом ветеринарной хирургии!

На протяжении лет самое большое удовольствие мне доставляла переоценка собственных достижений. Сегодня я замечаю у своих студентов чувство гордости за простейшие манипуляции. Не поймите меня неправильно – чувство это вполне законное и заслуженное, но так забавно вспомнить прошлое и посмеяться над собой!

Временами университет напоминал логово львов, особенно с началом выездной практики. После каждого учебного блока бурно велись бесконечные разговоры о том, кто выполнил больше всего операций и кому попались самые необычные случаи.

Я, как правило, избегал участия в этой ярмарке тщеславия – после таких импровизированных «битв» те, у кого практика выдалась довольно скромной, чувствовали себя неудачниками и в дальнейшем стремились не упустить свой шанс. Мне крупно повезло с практикой – я всегда проходил ее в клиниках, где особое место отводилось хирургии. Мне многое доверяли, и я каждый день перенимал опыт из рук в руки. Но это было исключительной удачей. Обычно студенты предварительно изучают списки ветеринарных клиник, пытаясь выбрать те, где практика окажется более плодотворной, где много операций, где работают дружелюбные врачи и сестры. Немаловажно, чтобы клиника находилась поближе к кампусу или родному дому – я отдавал предпочтение Котсволдсу. Когда сегодня ко мне приходят студенты, я стараюсь максимально вовлечь их в реальную работу, как когда-то поступали мои учителя-ветеринары.

* * *

Не помню, пытался ли я выделиться среди студентов или нет, но на практике всегда искал способы обратить на себя внимание. Наверняка в некоторых ветеринарных клиниках меня считали подхалимом, но я игнорировал это. Пожалуй, вам может показаться это глупым, но чай и кофе сыграли в моей практике важную роль, и объясню почему. Когда я был маленьким, слишком маленьким, чтобы держать чайник и разливать кипяток, моя любимая бабушка научила меня заваривать чай. По ее мнению, тот, кто не способен заварить чашку чая, не заслуживает интереса.

Забавно, но для себя у нее был очень простой рецепт приготовления чая: пакетик «ассама», крепко заваренный, с каплей ультрапастеризованного молока. Полагаю, теперь вас не удивит, что всю жизнь она придерживалась диеты из брюссельской капусты и лимонных тортов. Вкус у нее был непритязательный, но она дала мне много полезных советов. Один из них я принял особенно близко к сердцу: если хочешь кого-то очаровать, запомни, как он заваривает чай. И когда я во время учебы начал посещать ветеринарные клиники, то отмечал для себя, какой чай и кофе пьет каждый врач и каждая медсестра, а потом готовил его максимально хорошо в меру своих сил. Поверьте, это всегда приносило плоды! Спасибо, ба!

И перед тем как мы с Оливией приступили к консультациям, я заварил для нее чашку зеленого чая с лимоном. Она сухо улыбнулась и поблагодарила, пробормотав себе под нос, что и сама вполне справилась бы с этим.

Уверен, что всем студентам приходится следить за чистотой помещения, я тоже в перерыве между консультациями протирал стол и убирал все лишнее и ненужное. Некоторым ветеринарам присуща поразительная организованность: использованные иглы и шприцы отправляются в специальные пакеты, бумажные полотенца – в переработку, кошачью и собачью шерсть сметают после каждой консультации. Оливия такой аккуратностью не отличалась. Я сновал вокруг нее, подбирая все, что разлеталось по комнате, – иглы без колпачков втыкались в резиновое покрытие стола, а потом могли поранить руки кому угодно, гной забрызгивал стены, а чай разливался по столу. Может быть, именно чай сподвигнул меня все это бросить.

Впрочем, уборка стола – это неписаный закон для студентов-ветеринаров. Он сохраняется и по сей день. Мои подопечные кидаются вытирать мочу, убирать шерсть или бог знает что со смотрового стола, как только я вызываю следующего клиента. И некоторые, надо признать, делают это лучше других. Только однажды мне пришлось вновь принять на себя «обязанность по уборке»: я пригласил в кабинет следующего пациента и повернулся, чтобы поставить переноску с кошкой на стол, – и вдруг обнаружил посреди него довольно приличного размера собачью какашку.

Я отставил чай Оливии в сторону, тщательно убрал все со стола и протер пол. Клиника существовала всего несколько лет и все еще считалась новой. Думаю, многие ветеринарные клиники прочно застряли в прошлом веке: они располагаются в таунхаусах с запутанными коридорами и крошечными кабинетами для консультаций. Да, это вызывает чувство ностальгии и напоминает про Джеймса Хэрриота. Но мне больше по душе современные ветеринарные клиники с просторными окнами и белыми стенами, создающими атмосферу чистоты и порядка.

Оливия вышла в приемную и вызвала следующего клиента – милую пожилую даму, миссис Хоскинс, с котом по имени Тибс. Он был немолод: напоминал скелет, и ему трудно было удерживать собственный вес, но бойцовский дух сохранил. И когда Оливия доставала его из переноски, он недовольно заворчал. Я истолковал это ворчание двояко.

Либо кот хотел сказать: «Осторожно с моей спиной – у меня артрит», либо это было раздражение: «Господи, опять она! Ну когда же она от меня отвяжется?» Как бы то ни было, посещение ветеринара Тибса явно не обрадовало.

– Здравствуйте, миссис Хоскинс, – довольно громко сказала Оливия, поскольку хозяйка кота была глуховата. – Сегодня со мной работает Рори, студент Королевского ветеринарного колледжа.

Оливия указала на меня, и миссис Хоскинс окинула меня взглядом с ног до головы, как умеют только пожилые английские дамы. Под таким «рентгеном» чувствуешь себя, с одной стороны, пятилетним мальчиком, одетым в свой лучший воскресный костюмчик, а с другой – абсолютно голым.

– Очень мило, – вынесла свой вердикт миссис Хоскинс, и Оливия тихонько хмыкнула: похоже, она была хорошо знакома с манерами своей клиентки.

– Итак, чем я могу вам помочь сегодня? – спросила Оливия, начиная консультацию с открытого вопроса, как учили в университете.

– Тибс, как всегда, великолепен, – начала миссис Хоскинс, – но у него сформировалась весьма недостойная привычка…

– Ну и какая? – с показным интересом подхватила Оливия.

Кажется, нас обоих этот случай начал забавлять.

– Кошмар! После него остается ужасный запах. Он напоминает мне тухлую рыбу! – с отвращением произнесла хозяйка кота.

– Такого никак не должно быть! – воскликнула Оливия. – Я правильно понимаю, что запах исходит из-под хвоста?

– Да, да, именно из его попки, – подтвердила миссис Хоскинс.

Честное слово, при этих словах пожилой дамы я чуть не подавился последним глотком чая. Мне пришлось отвернуться, судорожно проглотить чай, слегка откашляться и вытащить из диспенсера салфетку. Я уже догадывался, что последует.

– Что ж, миссис Хоскинс, пожалуй, я подозреваю, в чем проблема, – сказала Оливия. – Если вы не против, я покажу Рори, как чистить анальные железы?

– Какие железы, дорогая? – шокированно переспросила миссис Хоскинс.

– Анальные, миссис Хоскинс, – с невозмутимым видом повторила Оливия.

– Дорогая, девушки в вашем возрасте не должны произносить подобные слова, – произнесла миссис Хоскинс.

Оливия улыбнулась мне. Она прекрасно знала, что смущает миссис Хоскинс, и выражение изумления на моем лице ее позабавило, но все же сумела скрыть усмешку за профессиональным ответом.

– Это анатомический термин, миссис Хоскинс. Они есть у всех, верно, Рори?

Я покраснел. На консультациях я обычно наблюдал, а в процессе не участвовал, но Оливии хотелось повеселиться, и ей нужна была моя поддержка.

– Гмм… Да, полагаю, у всех животных есть анус, – пробормотал я, оказавшись между ветеринаром и одной из самых чопорных его клиенток, каких мне только доводилось видеть.

– Что ж, делайте, что нужно, Оливия, – позволила миссис Хоскинс, усаживаясь в кресло.

Голову даю на отсечение, я заметил, как уголки ее плотно сжатых губ дрогнули в кривой усмешке.

Оливия натянула резиновую перчатку, смазала ее лубрикантом. Я подал ей бумажное полотенце. Тем из вас, кто незнаком с этим процессом, расскажу, что анальные железы – это две небольшие железы, по форме напоминающие бобы.

Они располагаются по обе стороны ануса собаки или кошки. Железы содержат зловонную жидкость, по запаху напоминающую тухлую рыбу. Этот запах мгновенно заполняет всю комнату – даже нескольких секунд не потребуется. Мы до сих пор не понимаем, какова цель функционирования этих желез, но некоторые полагают, что содержащаяся в них жидкость смазывает анус, что полезно для животных, в рационе которых много костей. А также считается, что эта жидкость позволяет животным метить свою территорию и узнавать друг друга по запаху. Надо сказать, секрет этих желез страшно воняет. Когда протоки желез, как это произошло у Тибса, закупориваются, животное испытывает сильную боль. Если представить себе анус в форме циферблата, железы располагаются в районе четырех и восьми часов. Любимое занятие ветеринаров – засунуть палец в анус ничего не подозревающего животного и выдавить закупоренную железу, словно виноградину. Если вы не почувствовали сарказма, то как опытный ветеринар, скажу, что по какой-то необъяснимой причине все подобные процедуры мне приходилось выполнять поутру или сразу после обеда – может быть, секретарши считали, что я больше всего на свете мечтал побыстрее расстаться со своим завтраком или съеденным на бегу сэндвичем. Чистка желез – процедура быстрая и несложная, если животное ведет себя хорошо.

Не поймите меня превратно – вряд ли животные получают удовольствие, когда человек засовывает им в анус палец и начинает выдавливать железу, расположенную в сфинктере. Но почему-то большинство из них ведет себя во время процедуры вполне прилично. И все же я всегда приглашаю помощника, чтобы держать животное, потому что, если оно дернется, простая процедура превратится в настоящий кошмар.

В нашем случае миссис Хоскинс не имела никакого желания помогать Оливии. Она не стала бы держать Тибса, даже если бы Оливия осмелилась ее попросить. Миссис Хоскинс устроилась в углу комнаты и изо всех сил старалась не замечать, что происходит с попкой ее обожаемого Тибса. Оливия же была преисполнена решимости показать мне, как следует чистить анальные железы, поэтому я удерживал кота на столе, прижимая его к груди, а Оливия подробно объясняла мне свои действия.

Сначала она смазала палец.

– Много смазки не бывает, – с громким смешком, рассчитанным на миссис Хоскинс, сказала она. – А теперь палец проскальзывает внутрь и нащупывает железу. А как только железа нащупана… Ай!

На этих словах Тибс издал какое-то ворчание, прервав Оливию на полуслове.

Наверняка вам, читатель, приходилось в тот или иной момент жизни произносить слово «ай». Если же по какому-то странному стечению обстоятельств этого не произошло, сделайте это сейчас. Вы поймете, что во время произнесения этого слова рот раскрывается очень широко. Итак, вернемся к коту. В этот самый момент драгоценный Тибс решил, что он уже достаточно натерпелся. Он напряг анус и издал душераздирающий вопль, который можно было перевести исключительно как «да пошли вы все!». Это было так неожиданно, что я немного отвлекся, с изумлением глядя на стареющего кота. И тут давление в анальных железах Тибса достигло критической точки. Струя зловонной жидкости взлетела в воздух и приземлилась на язык Оливии.

Она рухнула на колени возле стола с открытым ртом, словно вывихнула челюсть. На ее лице был невыразимый ужас. Когда она окончательно осознала, что произошло, то мгновенно кинулась к раковине. К счастью, она успела наклониться над раковиной, прежде чем ее желудок воспринял сигналы мыслительного процесса и изверг все свое содержимое, включая и несколько глотков чудесного зеленого чая с лимоном.

Миссис Хоскинс оторвалась от своего дневника, который всегда носила с собой в сумочке от Gucci, и с отвращением наблюдала за происходящим.

– Что у вас случилось? – воскликнула она.

Я оглянулся на Оливию, которая не могла оторваться от раковины, и попытался дать хоть какое-то объяснение, способное удовлетворить миссис Хоскинс. Впрочем, я быстро сообразил, что лучше солгать и спокойно продолжать дальше.

– Похоже, Оливия неважно себя чувствует… Почему бы вам не выпить чашку чая в приемной? Я позову, когда все закончим.

С этими словами я предложил миссис Хоскинс руку и проводил ее в приемную. Захватив стакан воды для коллеги, я вернулся в кабинет. Выглядела она не лучшим образом – Оливия судорожно полоскала рот и горло, пытаясь избавиться от мерзкого вкуса. Мне показалось, что она всерьез задумалась, не ампутировать ли язык. Оливия опустилась на пол и продолжала вытирать рот. А я взял Тибса и устроился рядом с ней, поглаживая кота, который совершенно спокойно возлегал на моих коленях, явно гордый собой.

Когда к Оливии вернулся дар речи, она пробормотала:

– Со мной такого никогда не случалось!

Должен признаться, что в жизни ветеринара нет ничего неприятнее, чем работа с анальными железами, вкус которых мне никогда бы не хотелось попробовать. Достаточно одного лишь запаха – миссис Хоскинс справедливо сравнила эти выделения с тухлой рыбой. Я отчетливо ощущал слабый запах давно протухшей рыбы, хотя не понимал, от кого он исходит – от Оливии или от Тибса. Впрочем, я разумно решил не уточнять.

За годы работы я много слышал о неприятных происшествиях во время этой процедуры. Один из моих друзей как-то занимался анальными железами ирландского волкодава. У этой собаки размер желез можно сравнить с небольшим мандарином. Ну так приятель мой ухитрился выдавить содержимое прямо на хозяина собаки и его девятилетнюю дочь. Но даже сегодня я ни разу не слышал, чтобы кто-то из ветеринаров выдавил содержимое себе в рот. В тот день я получил очень важный урок, а вы, читатель, получили его от меня. Никогда – повторяю, никогда! – не держите рот открытым, работая с анальными железами.

* * *

Проведя достаточно времени в клинике, начинаешь чувствовать себя там как дома, и именно такое ощущение было у меня в кабинете Оливии. Я стал членом команды. Каждое утро мне вручали iPad (как уже упоминалось, клиника оборудована суперсовременно), я открывал «лист консультаций Рори». Естественно, это был список консультаций другого ветеринара, но я тоже принимал в них участие. Я опрашивал хозяина, осматривал животное, а затем излагал свои соображения и план лечения главному ветеринару клиники Джону, который все тщательно проверял, убеждался в моей смышлености и позволял мне продолжать прием. Отличная система: Джон мог заниматься документами, а я стремительно приобретал опыт консультаций. Через мои руки прошли хромающие собаки и кошки со рвотой, я научился правильно делать прививки, а самое главное – профессионально разговаривать с клиентами. Это был потрясающий опыт.

Никто не будет рассказывать вам, что ветеринару приходится работать не только с животными. Всю жизнь мечтаешь быть ветеринаром, много лет учишься помогать животным, а потом быстро узнаешь, что общения с их владельцами не избежать, – и, поверьте мне, это дело непростое.

Когда в 2009 году я поступал в ветеринарную школу, мне прислали анкеты со множеством вопросов. И один из них уточнял, чем, по моему мнению, должен заниматься ветеринар, какие плюсы и минусы я вижу в этой работе. Мои ответы всегда первой читала мама – я очень ценил ее мнение, но порой в ответах был прямолинеен. Как-то утром она громко меня позвала. Войдя в кухню, я увидел, что мама просматривает мои ответы и хохочет чуть ли не до слез. В строке «Что в работе ветеринара самое плохое?» я откровенно написал: «Клиенты». В семнадцать лет я считал, что на все вопросы нужно отвечать предельно честно.

Мама заставила меня изменить ответ – наверное, поэтому я смог стать ветеринаром и написать эту книгу.

* * *

Это был обычный будний день. Я, как всегда, начал утренние консультации: старался говорить уверенным голосом, по-взрослому, с видом знатока. Я быстро сориентировался, что небольшая щетина на лице мне придает внушительности: тогда мне был всего 21 год и чисто выбритым я походил на мальчишку-подростка. Я не раз замечал сомнения на лицах клиентов, когда те входили в кабинет. А за недоверчивыми взглядами следовал вопрос: «Вы действительно ветеринар?» Консультации, как правило, проходили заведенным порядком, но клиенты любили подшучивать над моим юным видом. И все же я мог гордиться собой – взяв соскоб кожи у спаниеля, я сумел диагностировать Sarcoptes Scabiei (чесотку). Под микроскопом я рассмотрел на предметном стекле жутких клещей, которые ползали в поисках кожи или крови.

Закончив консультации, я налил себе кофе и отправился в другую часть клиники: это было мое любимое время – время операций. В тот день у нас было назначено пять процедур, и я уже пропустил утренние. Но оставалась еще стерилизация двух кошек. Удаление матки – это «рутинная» процедура для кошек и собак, правда, у собак она протекает немного сложнее. Сегодня мне непрестанно приходится обсуждать ее с клиентами. Владельцы собак часто сомневаются, стоит ли подвергать животное такому испытанию. И я их хорошо понимаю. Кроме того, постоянно ведутся споры о времени проведения процедуры: до или после первой течки. Для хозяев это достаточно трудное решение.

У кошек же все гораздо проще. Когда у них начинается течка, вместе с ней появляются «мявки». Кошки становятся очень любвеобильными, трутся обо все, что попадается на пути. Их привлекают даже неодушевленные предметы – подлокотники кресел и диванов, ножки стульев. Помимо этого, кошки принимаются пронзительно мяукать днем и ночью, не давая никому из домашних покоя и буквально сводя людей с ума. Неудивительно, что мне регулярно звонят хозяева кошек, достигших восьми месяцев, с просьбой срочно записать их на стерилизацию. А ведь когда шесть месяцев назад они приносили мне своих маленьких котят, я их обо всем предупреждал. Признаюсь, мне иногда доставляет удовольствие заставлять таких людей подождать несколько дней: в любом случае перед операцией кошка должна немного успокоиться.

Разрез можно делать боковой или по средней линии. Чаще всего кошек стерилизуют через боковой небольшой разрез, примерно сантиметр длиной, прямо перед мышцами задней лапы – это окно доступа в брюшную полость для выявления матки и яичников. Затем хирург накладывает лигатуры (перевязывает кровеносные сосуды) на яичники, чтобы удалить одновременно все репродуктивные органы. Когда учишься на ветеринара и проходишь практику у опытных хирургов, эта операция становится одной из первых четырех изучаемых.

К числу «рутинных» операций относятся кастрация и стерилизация собак и кошек.

В тот день на стерилизацию привезли двух молодых кошечек, и это меня очень порадовало. При освоении любого практического навыка я старался следовать определенной мантре: наблюдать, делать, изучать. Отличный способ овладеть профессией. Я видел несколько стерилизаций раньше, но сам никогда не участвовал – разве что помогал по мелочи. Когда оказалось, что стерилизовать предстоит двух кошек, один из ветеринаров, Дэн, сказал, что я могу посмотреть, как он будет делать первую операцию, а вторую проведем вместе – от начала и до конца. Котята были очаровательны, не старше шести месяцев. В их шерстке глубокий цвет карамели соседствовал с серебристым и снежно-белым. Я полюбовался ими, и тут Дэн позвал меня:

– Пора начинать, Рори.

Я подхватил одну из кошек – ее звали Петал. Великолепные голубые глаза были слегка прикрыты третьим веком (у собак и кошек выполняет защитную функцию). В процессе подготовки к операции кошкам дали препараты, и теперь они были полусонными. Петал прижалась ко мне, я внес ее в операционную и осторожно уложил на стол. Дэн позволил мне ввести внутривенный катетер и сделать анестезию. Затем я вставил кошке эндотрахеальную трубку. Петал задышала ровно, с каждым вдохом все глубже проваливаясь в сон. Мы повернули кошку на бок, и к работе приступили медсестры.