Текст книги "Тайная жизнь ветеринара. Откровенные истории о любви к животным, забавных и трагических случаях и непростой профессии"

2. Юный доктор Дулиттл

Я хотел стать ветеринаром с четырех лет. Мама долго упрашивала отца завести собаку. Но в то время он не был большим любителем животных (видели бы вы его сегодня!). Он никогда не имел собаки и решительно не походил на меня с моей любовью ко всем созданиям, большим и малым. Должен признаться, не помню, как это случилось, но со временем папа сдался. Одно из самых сильных впечатлений моего детства – это поездка за щенком. Мы все уселись в машину и покатили за нашей собакой.

Мама всегда хотела завести немецкого дога. Ее любовь к этим собакам появилась задолго до встречи с моим отцом. Все началось с Хайди. Это был первый немецкий дог в маминой жизни, и принадлежал он молодому человеку, с которым она встречалась. Они жили в Кокфостерсе и часто проводили время в пабе: пили пиво, болтали, а Хайди спокойно лежала под столом. Мама обычно уходила домой раньше мужчин, в сопровождении Хайди.

Путь лежал через парк, где после наступления темноты собирались не лучшие представители британского общества. Хайди деликатно брала в пасть мамину руку и провожала ее через парк, как личный телохранитель.

Когда мама добиралась до дома, Хайди разворачивалась и возвращалась в паб к остальной компании. Неудивительно, что рядом с Хайди мама чувствовала себя в полной безопасности и была очарована ею (похоже, хозяин Хайди маме нравился меньше). Так зародилась ее любовь к немецким догам. Спустя двадцать лет мы решили исполнить ее мечту. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было серьезное решение! Когда ко мне сегодня приходят люди, у которых раньше не было собак, и говорят, что хотят завести немецкого дога, я честно предупреждаю их, что это чистое безумие.

Мы ехали к заводчику догов. Несколько недель назад мы познакомились с нашей будущей собакой, и вот настало время забирать щенка домой. Я не мог сдержать возбуждения. Почти всю дорогу все заинтересованно обсуждали, где она будет спать, как ее получше устроить и, главное, как назвать.

Как вы помните, при выборе имени питомца каждый из нас имел право голоса, что подтверждается странным именем нашего петуха, Рокки Дель Бой Третий. Сестре моей тогда было года два-три, и она требовала назвать собаку «мисс Маффет». Сегодня я принимаю до двадцати собак и кошек в день, и мне доводилось слышать самые удивительные клички. Но при мысли о том, как моя мама (или, еще того лучше, отец) бегает вокруг дома с криками: «Господи Иисусе, мисс Маффет, брось эту гадость!», я начинаю дико хохотать даже сейчас. Но, вероятнее всего, родители просто не хотели называть собаку в честь персонажа детской потешки. Большую часть пути я придумывал имя и наконец предложил: «Лулу!»

До сих пор не представляю, откуда взялось это имя, – наверное, я был большим поклонником поп-музыки 60-х, и это в четыре-то года. Все согласились, что Лулу – идеальная кличка для нашей собаки.

Мы взяли Лулу в нежном возрасте восьми недель, и она прожила у нас десять лет. Довольно много для немецкого дога, и я всегда этим гордился. Когда мы забирали щенка, его лапы были больше моих ладошек, а уши свисали чуть ли не до пола. Лулу полностью отвечала моему представлению о собаке, и я влюбился в нее с первого взгляда. У нее был роскошный серо-голубой окрас, официально называемый голубым, и в детстве мне это казалось просто восхитительным. Друзья часто спрашивали, какого цвета моя собака, и я с гордостью отвечал: «Голубая». Мне никто не верил – ну разве бывают голубые собаки?

Когда мы вернулись домой в Котсволдс, мои родители, как все молодые владельцы собак, должны были отвезти Лулу к ветеринару для медосмотра и прививок. Мне хотелось участвовать во всем, что связано с Лулу, поэтому я заявил, что поеду с ними. Я никогда раньше не посещал ветеринара, но мама уже заметила, что я испытываю особую любовь к животным и ко всему, что связано с ними. Ветеринарная клиника находилась в конце улицы, где жила моя бабушка. Каждый раз, когда мы к ней приезжали, я видел множество животных, которых приводили в клинику.

В те выходные мы отправились в ветлечебницу с нашим маленьким голубым комочком счастья.

Собаку в приемную несла мама – мне бы сил не хватило поднять такого щеночка. Да, она была щенком, но уже в восемь недель весила добрых десять килограммов – явно не по силам маленькому ребенку. В приемной мы уселись среди суетливых пациентов – собак и кошек. Мне было очень трудно сдержаться, чтобы не повозиться с животными, которых было так много вокруг, но я все же сумел взять себя в руки. Я сидел и гладил нашего милого щенка – несомненно, наша Лулу была самой красивой во всей приемной. «Лулу Коулэм», – вызвал ветеринар. Он говорил с северным акцентом, который немного смягчал его зычный голос. Это то, что никогда не перестает забавлять друзей, когда я рассказываю им о своей работе: они всегда смеются, как я приглашаю в кабинет своих пациентов по имени. Домашним животным дают самые странные клички: Капитан Гром В Штанах (это был щенок, который просыпался от собственного пуканья), Мистер Мяуги (этого кота ко мне приносили каждую неделю с новыми боевыми ранами), Тинкербелл (таким нежным именем назвали ротвейлера – одного из моих любимцев) и, конечно же, кот Дейв (потому что разве можно не любить кота по имени Дейв?).

Мы вошли в кабинет с нашей Лулу. Я впервые попал в кабинет ветеринара. Это была большая комната с белыми стенами, высоким потолком и ламинатом на полу – вполне настоящая клиника. На стене висела одинокая картина – сельский пейзаж, над ней часы. Картина до сих пор осталась на том же месте. В центре комнаты – большой металлический стол, покрытый черным резиновым ковриком. В те годы я еле доставал головой до стола. Мама поставила Лулу на стол, а я стоял в углу и разглядывал ветеринара.

Он заполнял собой все пространство. Я никогда еще не встречал такого деятельного человека. Он протянул маме руку и представился – Род Бенсон. Это был мужчина лет тридцати в прекрасной физической форме. Густые темные волосы, яркие глаза и загар человека, который много времени проводит на свежем воздухе. Из-под белого халата виднелись клетчатая рубашка и бежевые вельветовые брюки.

У ветеринара мы провели почти час. Все это время разговор не смолкал. Не заблуждайтесь: про Лулу мы говорили минут пятнадцать, а в остальное время взрослые обсуждали самые разные темы: детство в Йоркшире (это сразу очень сблизило маму и мистера Бенсона), фильм «Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид» (один из любимых фильмов мистера Бенсона), марафонские забеги (главное увлечение мистера Бенсона) и особенности классических автомобилей (еще одно его пристрастие). Визит сложился просто потрясающе. Я сидел в углу и с восторгом слушал взрослые разговоры. Но к осмотру мистер Бенсон привлек и меня – дал послушать сердце Лулу через стетоскоп и даже показал, как пользоваться весами, чтобы узнать вес нашей собаки – а потом и мой собственный. Это сильно впечатлило!

Мы распрощались и покинули кабинет. Лулу крепко спала после первой щенячьей прививки. Мама расплатилась на стойке регистрации, и мы неторопливо направились к машине. Дальнейшего я не помню, но мама клянется, что все так и было.

Когда мы вышли от ветеринара и дверь за нами захлопнулась, я посмотрел на маму большими голубыми глазами (да, да, это же мамина история!) и сказал: «Мамочка, когда я вырасту, то буду ветеринаром, как мистер Бенсон». А остальное, как говорится, уже история.

* * *

После первого визита я встречался с мистером Бенсоном довольно регулярно. В то время у нас были две кошки, Крими и Топси, да еще Лулу. Мы стали завсегдатаями клиники, а я не упускал возможности побывать у моего будущего наставника. Я заставлял маму записываться к ветеринару так, чтобы я мог попасть туда после школы. Мне понравился наш ветеринар! Вскоре мы с мистером Бенсоном подружились, и мама договорилась, чтобы мне позволили бывать в его клинике и знакомиться с миром ветеринарии с другой стороны смотрового стола. Мы часто обсуждали мое решение стать ветеринарным врачом. Мистер Бенсон всегда меня поддерживал и относился к моим планам с большим уважением. Когда мы затронули тему практики, мистер Бенсон предупредил маму, что недавно перестал приглашать школьников, потому что им «совсем неинтересно», они «просто отвлеченно стоят в углу». Но и мама, и я заверили его, что я не похож на них и обязательно буду и помогать, и задавать правильные вопросы. Мистер Бенсон согласился, и я записался к нему на недельную практику в дни школьных каникул.

Мне только что исполнилось четырнадцать. И я уже почти десять лет хотел стать ветеринаром. Это было удивительно – любовь к ветеринарии я впитал чуть ли не с молоком матери. Для меня никогда не существовало ничего другого. Это была моя заветная цель, и я всегда думал, что и все остальные выбирают профессию именно так. Помню, в детстве друзья, родители, учителя и многие знакомые часто задавали мне традиционный вопрос: «Ну, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» «Я буду ветеринаром», – неизменно отвечал я. На мои слова реагировали по-разному, но на родителей всегда смотрели с одинаковым выражением: «А он у вас очень самоуверенный, верно?»

* * *

Я уже несколько лет учился в ветеринарной школе. Как правило, студенческие каникулы я проводил дома. Часами бродил по Сайренсестеру – этот город я очень долго называл родным. Мои родители до сих пор живут поблизости. Однажды я встретился со своим старым другом Джеймсом, с которым дружил с начальной школы. Мы выпили кофе и немного поболтали, вспоминая, как играли в футбол в парке или собирали карточки с Покемонами или Вархаммером. Сегодня Джеймс преподает бизнес и экономику в Университете Кардиффа – он всегда был помешан на бизнесе, и такая работа ему идеально подходит. Когда мы вышли из «Старбакса», я поймал, как мне показалось, какой-то знакомый взгляд. Женщина прошла мимо и скрылась в фотомагазине. Я поторопил Джеймса, мы побежали и уставились в витрину.

Я не ошибся. Это была миссис Пи, наша учительница в начальных классах. А еще она преподавала у нас английский.

Будучи весьма активным ребенком, я не мог усидеть на месте. Но миссис Пи сумела найти верный баланс между уважением и легким страхом, поэтому на ее уроках я обычно вел себя лучше, чем на занятиях других учителей. Она всегда уделяла мне больше времени, и я не понимал почему, пока она не объяснила родителям, что у меня плоховато с английским. Учительница подозревала, что у меня дислексия. В то время дислексикам практически не помогали, и миссис Пи оказалась первым учителем, проявившим достаточно внимания, чтобы заметить это, и годы спустя, уже в университете, мне действительно поставили такой диагноз. Миссис Пи любила делать пышную прическу с химической завивкой, у нее было доброе лицо и острый нос. Она неизменно носила платье с блейзером – именно в таком виде мы и увидели ее в тот день в фотомагазине. Начальную школу давно закрыли, поэтому у меня не было возможности снова побывать в родном классе. Я не видел миссис Пи много лет, и мне очень захотелось с ней поздороваться.

Дождавшись, когда она рассчитается на кассе и выйдет, я обратился к ней:

– Извините за беспокойство, но вы же миссис Пи, верно?

– Так, так, так, – протянула она. – Рори Коулэм! Как дела?

Миссис Пи рассматривала меня пристально и недоверчиво. В последний раз она видела меня в двенадцать лет, тогда я был совсем ребенком со школьной стрижкой. Теперь же мне стукнуло девятнадцать или двадцать, и с тех пор я значительно вырос – разительный контраст (впрочем, дурацкую стрижку я все же сохранил).

– Спасибо, все хорошо. А как вы? Чем занимаетесь? – спросил я, зная, что она переехала из Инглсайда.

– Я все еще преподаю в маленьком городке близ Сайрена, – ответила она (именно так местные называют наш город).

Мы немного поболтали – я был очень рад встрече с ней.

– Что ж, мне пора идти, – сказала она. – Муж дожидается меня на рынке. Рори, а ты стал ветеринаром?

– Да, я учусь на втором курсе Королевского ветеринарного колледжа, – с гордостью произнес я.

– Я знала, что так и будет, – улыбнулась учительница.

Она повернулась и пошла по своим делам.

* * *

Ветеринарная клиника мистера Бенсона до сих пор открыта в Сайренсестере. В летние каникулы 2006 года я был готов приступить к моей первой ветеринарной практике. Мне было четырнадцать лет, и я рос на ферме, поэтому давно привык обращаться с коровами, овцами, лошадьми и свиньями. Но с настоящим ветеринаром я никогда еще не работал. Мама отвезла меня в город к восьми утра, мы поставили машину на парковку перед старинным двухэтажным домом. На первом этаже располагалась ветклиника, а наверху – несколько квартир. Дом был построен из котсуолдского камня – светлые кирпичи сложены как попало, что очень характерно для Юго-Западной Англии, или Западной Страны.

Я выскочил из машины, простился с мамой и направился ко входу. На стене сбоку от двери висела бронзовая табличка с именами мистера Бенсона и его младшего партнера, мистера Бэбба. Я много раз видел эту табличку, но в тот день представил, что когда-нибудь и у меня будет такая. Я толкнул дверь и вошел в клинику.

Всю неделю я тенью ходил за мистером Бенсоном и стремился запомнить как можно больше полезной информации.

Очень скоро я ощутил реальный вкус жизни ветеринара: консультации утром, процедуры, рентген, операции и стоматология днем, и снова консультации до позднего вечера.

Иногда мы выезжали на фермы – это была мечта ветеринара-универсала, о которой я снова и снова читал в книгах Джеймса Хэрриота. Когда я вернулся в школу, мне нужно было написать сочинение о каникулах. Я всю ночь мучился, о чем же рассказать, и в конце концов остановился на поездке на ферму.

Та среда началась со сборов. Мы погрузили в автомобиль все необходимое: резиновые сапоги, плащи, ведра и щетки для чистки одежды после работы, длинные щипцы, которым место в музее пыток, а не в чемодане ветеринара (правда, без них не обойтись при отёле), ветеринарный набор (стетоскоп, иглы, шприцы, термометр, пробирки для крови и многое другое), огромные резиновые перчатки до плеч и лекарства – самые разные препараты. Затем мы уселись в старый «ягуар» мистера Би – не самый удобный для ветеринарной практики автомобиль, но вполне рабочий – и «помчались» на молочную ферму в каком-то забытом богом месте.

Часть пути, чуть больше мили, нам пришлось ехать по ухабистой проселочной дороге. Наконец мы припарковались возле большого ветхого сарая с дырявой крышей и калиткой вместо двери, висевшей на одной петле. Нас встретил фермер. Том был типичным фермером из Котсволдса – в клетчатой рубашке и темно-синем рабочем комбинезоне, подвязанном веревкой. Молочную ферму он унаследовал от отца. На вид Тому было лет за тридцать, крупный, с грубыми чертами лица и руками размером с мою голову – впрочем, в моем возрасте все фермеры казались мне очень большими. Когда он пожимал мне руку, я испугался, что он ее оторвет.

– Не многовато ли для него, Род? – усмехнулся Том, указывая на своих коров. – С овцами-то он справится, а вот с этими девочками?

Мистер Бенсон достал из машины все необходимое и огляделся.

– Не волнуйся, Том, – ответил он. – Ты тоже когда-то таким был. Мы сделаем из этого мальчишки ветеринара.

Мне было приятно, что мой наставник твердо уверен, что я обязательно буду ветеринаром. Я пошел натягивать сапоги и комбинезон. Должно быть, я выглядел неуклюже. В комбинезоне, который пришелся бы впору Хагриду из «Гарри Поттера», я чуть не утонул. Затем мы отправились в коровник. Штаны постоянно с меня сползали и волочились по грязи. В коровнике в станках стояли десять коров, которых нам предстояло осмотреть.

Несмотря на довольно варварское название, станок – это большая металлическая арка, куда заводят коров, и, когда их головы оказываются на месте, арка закрывается прямо за ушами, чтобы коровы не могли двигаться, пока фермер или ветеринар их осматривает. Разумеется, никакого физического вреда животным это устройство не причиняет, а лишь обеспечивает безопасность и коровам, и людям.

На ферму мы приехали для так называемой «рутины» – так на ветеринарном сленге называются регулярные плановые осмотры животных на ферме. Это своего рода «диспансеризация». Во время такого визита ветеринар обычно занимается ранней диагностикой стельности, выявлением бесплодия и хронических болезней. Острые травмы – это повод для экстренного вызова ветеринара. Я никогда еще не был на ферме вместе с ветеринаром – лишь однажды я помогал фермеру загонять коров во двор в ожидании ветеринарного врача. Мистер Бенсон велел мне надеть перчатку и спросил у Тома, с какой коровы начинать.

– С той, что с краю, – сказал Том. – Уже тридцать дней, но я не уверен.

– Ну давай, – кивнул мне мистер Бенсон.

Я смотрел на него и не понимал, чего он от меня хочет. Еще меньше мне был понятен смысл слов фермера – в чем это он не уверен. Вопросы задавать я не решался, постаравшись отразить свою растерянность на лице, вместо того чтобы признаться в этом явно скептически настроенному фермеру. Мистер Би смазал свою руку в перчатке лубрикантом и протянул бутылку с ним мне.

– Смажь руку и делай все как я, – сказал он, заходя к корове сзади.

Он приподнял корове хвост и осторожно через анальное отверстие ввел руку внутрь – по локоть.

– То, что ты там чувствуешь, – это так называемая «пограничная линия». На этом уровне можно ощупать внутренности и ты почувствуешь матку. Если же под твоей рукой нечто, напоминающее кожаный футбольный мяч, значит, ты ввел руку слишком глубоко.

И тут возникли определенные проблемы. Во-первых, я никогда не проводил ректального обследования и, несмотря на искреннее желание стать ветеринаром, этот процесс смущал меня. Во-вторых, я не представлял, что такое «пограничная линия». А в-третьих, не понимал, что такое кожаный футбольный мяч. Мне хотелось напомнить мистеру Бенсону, что я родился в 1992 году, а кожаные мячи не использовались с 80-х, но я лишь улыбнулся, смазал лубрикантом руку в перчатке и пробормотал:

– Да, да, хорошо…

Честно говоря, я давно уже знал, чего ожидать от мистера Би: он всегда полагал, что я знаю больше, чем на самом деле. Даже сегодня, когда я стал квалифицированным ветеринаром, при наших встречах и разговорах о жизни ветеринарной я чувствую, что во многом до него недотягиваю.

Я подошел к корове сзади, приподнял ей хвост и прижал палец к ее анальному сфинктеру. При первом же контакте сфинктер напрягся, как бы говоря: «Не сегодня, приятель!» Я попытался просунуть руку внутрь. Корова в знак протеста возмущенно дернула хвостом. От неожиданности хвост выскользнул из моей руки и хлестнул прямо по лицу, оставив за собой полосу фекалий. Я не оглядывался, но был уверен, что слышал смешок Тома. Я снова ухватился за хвост и придвинулся поближе к корове. На этот раз хвост я держал крепко, а руку вводил осторожно.

Я почувствовал, как мышцы сфинктера сомкнулись вокруг моего запястья. Мне казалось, что я погружаю руку в тонкой резиновой перчатке в тазик с теплой водой. Было очень неприятно. Рука скользила по прямой кишке коровы. Я был вынужден все время преодолевать ее попытки вытолкнуть мою руку и одновременно поражен силой коровы. Мне постоянно приходилось переступать с ноги на ногу, чтобы просунуть руку дальше. Под ладонью я почувствовал таз, стал медленно продвигаться дальше – и нащупал нечто, что можно было бы назвать пограничной линией. За ней начиналась брюшная полость. К этому времени моя рука проникла внутрь почти до плеча, а лицом я чуть не уткнулся в измазанный фекалиями зад коровы. Я повернулся и посмотрел на мистера Бенсона.

– Я ощущаю пограничную линию, – с гордостью произнес я. – Кажется, я уже в брюшной полости.

– Отлично! А теперь осторожно поверни ладонь, и ты найдешь матку, – ответил мистер Бенсон.

Я никак не мог ничего найти в этой корове: она не была стельной (наконец-то я понял, что имел в виду фермер). Я искал крохотную матку в обширной брюшной полости. Искал минуту-другую, чтобы мистер Бенсон не подумал, что мне неинтересно и что я сдался. Но нащупать мне удалось лишь пригоршню кала.

– Так, теперь давай я, и мы поймем, стельная она или нет, – сказал мистер Бенсон. – Медленно вытаскивай руку.

Мистер Бенсон снова смазал свою перчатку лубрикантом, а я начал аккуратно вытаскивать руку.

Когда внутри оставалась только кисть, корова напряглась и с силой вытолкнула мою руку. И не только ее, а еще и струю горячих жидких фекалий. Я никогда прежде не «ректалил» коров и не знал, что такое всегда случается, когда вытаскиваешь руку. Нужно извлекать ее одним резким движением в сторону – в идеале не в ту сторону, где стоишь сам или фермер. К сожалению, я выдернул руку на себя и оказался прямо на линии огня. Фекалии залили меня всего и забрызгали Тома и мистера Бенсона. Обычно после этого достаточно просто помыться – на фермах такое случается сплошь и рядом. Щетка и ведро с мыльной водой легко справляются с данной проблемой, но я был в огромном, мешковатом комбинезоне, который был велик мне на несколько размеров. Поэтому фекалии попали не только на него, но и внутрь. Вся моя рубашка была, мягко говоря, не первой свежести.

Я отвернулся, стараясь не двигаться, чтобы экскременты не просочились в мои шорты-боксеры, и оглядел себя. Моя любимая бледно-голубая рубашка стала коричневой. Я целиком превратился в коровью лепешку. Мистер Бенсон в замешательстве посмотрел на меня, Том давился смехом, а мне хотелось, чтобы земля под ногами разверзлась и поглотила меня.

– Иди к машине, Рори, и застирай рубашку в ведре. А когда закончишь, возвращайся, – сказал мистер Би.

Повторять ему не пришлось. Я со всех ног бросился к машине.

Когда мы возвращались, я сидел на черном мешке для мусора, а окна автомобиля были открыты всю дорогу. Больше на той неделе мы к Тому не ездили.

* * *

История была довольно неловкой, но мои приятели и одноклассники получили от нее огромное удовольствие. Впрочем, на той же неделе произошло и еще кое-что, и это кое-что слегка пошатнуло мою решимость стать ветеринаром. Об этом мне рассказывать не хотелось.

В тот день мы работали в клинике. Утром мистер Бенсон проводил консультации, и я уже начал привыкать к суете ветеринарной жизни. После утренних консультаций я сделал несколько выводов. Первый: ветеринары пьют чрезмерно огромное количество чая и кофе. Второй: всем управляют медсестры – именно их и нужно умасливать. Я только что допил пятую чашку чая, и мы подготовились к утренним операциям. Одна из них была стоматологической и еще две стерилизации кошек. Стерилизация – это удаление яичников и матки. К нам привезли двух роскошных длинношерстных мейн-кунов. Я все утро искал повод отлучиться минут на пять-десять, чтобы заглянуть к двум сестричкам. Кошки были просто восхитительными и мою ласку принимали благосклонно. Я наблюдал, как медсестры готовят первую кошку к операции: они ввели ей анестетик через внутривенный катетер, вставили ей в горло трубку для введения кислорода и ингаляционных анестетиков и уложили ее на спину.

Затем выбрили кошке живот от грудной клетки до задних лап. Потом в операционную вошел мистер Бенсон.

Он объяснил, что кошек стерилизуют двумя способами: по средней линии поперек живота или через боковой разрез. Слушая мистера Би, я старался помочь в меру сил. Медсестры работали как идеально отлаженный механизм, и подготовка прошла быстро. Я впервые видел нечто подобное. Кошку перевели в операционную – небольшую комнату с большой металлической раковиной в углу. Мистер Бенсон уже ожидал нас там. Он надел стерильную форму, держа руки перед собой, и сразу же предупредил всех, чтобы к нему никто не прикасался.

Кошку положили на стол перед ним и подключили к аппарату для анестезии. Оборудование меня буквально зачаровало – все казалось таким высокотехнологичным: пищали мониторы, жидкость поступала в вену кошки, с каждым ее вдохом и выдохом мешок сдувался и раздувался. Это было завораживающе! Я старался ничего не пропустить во время операции. Мне велели ни до чего не дотрагиваться и стоять неподвижно, наблюдая за действиями наставника. Мистер Бенсон одним легким движением запястья накрыл кошку стерильной пеленкой, которая легла идеально: отверстие расположилось прямо над выбритым участком, подготовленным медсестрой. Я и опомниться не успел, как кошке сделали разрез кожи и показались ее внутренности. Крови почти не было: она меня не пугала, но почти полное ее отсутствие во время операции озадачило.

Не помню, была ли это та самая кошка, с которой я играл утром. Зеленая пеленка закрывала почти все ее тело, кроме участка, где работал мистер Би. Он продолжал разговаривать со мной, задавал вопросы, называл внутренности кошки:

– Это кишечник… Видишь, как изменился кровоток… Здесь тощая кишка переходит в подвздошную… А этот большой пурпурный орган – селезенка, и прямо над ней печень.

Мистер Бенсон начал удалять первый рог матки и приступил к реальной операции, когда я почувствовал странный запах. Поначалу он был слабым, но постепенно усиливался. Голос мистера Бенсона становился тише, я пытался сосредоточиться на происходящем. Запах был мне совершенно незнаком. Сравнить его можно было с запахом сырого мяса, которое начинает портиться, и он как-то не вязался со стерильной атмосферой операционной. К запаху крови, тяжелому, железистому, я привык давно – сначала на кухне паба, а потом в лавке мясника. Но тут пахло по-другому – кошка была жива, и запах ее крови был тошнотворно сладким.

Все произошло очень быстро: руки мои задрожали, щеки побагровели. В голове зашумело – мне показалось, что она вот-вот взорвется. У меня подкосились колени, и я почувствовал подступавшую тошноту.

Мистер Бенсон заметил мое состояние и быстро подозвал медсестру, чтобы она помогла мне. Медсестра вывела меня из операционной, усадила и принесла стакан воды. Я выпил воды и уставился на свои дрожащие руки – ладони были холодными и потными. В себя я пришел лишь через четверть часа. Когда я вернулся в операционную, мистер Бенсон уже заканчивал.

– Полегчало? – спросил он, глянув на меня.

– Да, заметно, спасибо. Не знаю, что это было, – ответил я, стараясь улыбнуться, но внутри съеживаясь от унижения.

– Не расстраивайся, такое часто случается – ты хотя бы не упал и голову себе не разбил, как мой последний практикант.

Мистер Би рассмеялся, а медсестры заулыбались.

В моей ветеринарной карьере было немало случаев, которые норовили сбить меня с верного пути, и этот стал первым. Я вернулся домой, чувствуя себя слабаком и ни к чему не годным. В голове крутилась мысль, что мне никогда не стать хирургом. Очевидно, я был брезглив и не создан для этой работы. В том-то и проблема, что я зациклен на своей будущей профессии и любая мелочь, которая могла помешать осуществлению задуманного, казалась мне катастрофой. Запасного плана я не имел – был единственный, которого следовало придерживаться. Оглядываясь назад, я могу лишь посмеяться над собой – в моей жизни случалось нечто и посерьезнее.

Последние пять лет я работаю в операционной практически каждый день и могу заверить любого, кто читает мою книгу: если вам стало плохо в первый раз, не опускайте руки. Некоторые замечательные хирурги, которых я знаю, в начале карьеры тоже прошли через это.

Впрочем, я до сих пор не уверен, действительно ли кто-то из практикантов мистера Бенсона упал в обморок или он просто пошутил.

* * *

Когда пришло время задуматься об университете, я уже совершенно точно представлял, где хочу учиться. Выбор у меня был невелик – в Великобритании обучаться ветеринарии можно было в семи университетах.

Я навсегда запомнил день, когда меня приняли в Королевский ветеринарный колледж. Ветеринария была моей целью, сколько я себя помнил, и в тот день моя мечта начала осуществляться. Я вскрыл письмо с сообщением о зачислении. Мама ахнула и закричала во весь голос от радости, а я подпрыгнул чуть ли не до потолка.

Перед тем как рассылать заявления в ветеринарные учебные заведения, я пошел к директору школы, мистеру Хиллсу. Он знал о моем желании стать ветеринаром – я не делал из этого секрета. Он поинтересовался:

– Итак, Рори, куда ты собираешься подавать заявления?

Я должен был догадаться, что у него другие мысли на этот счет. Мистер Хиллс всегда меня недолюбливал: он преподавал немецкий, а языки – не мой конек. Нет, я не считался самым плохим учеником в школе, но мое обучение лучше всего характеризует фраза «Не в том месте и не в то время». Я был вполне способным, но в переходном возрасте здравый смысл мне изменял.

Как правило, я выступал главным зачинщиком всяких шалостей, например первым вызывался лезть на крышу за залетевшим туда футбольным мячом. А порой мои шутки заходили слишком далеко.

– Конечно, на ветеринарную медицину. – Мой ответ подразумевался сам собой, другого у меня никогда не было.

– Понимаю… Но не рассматриваешь ли ты иные варианты? На эту специальность очень трудно поступить и еще труднее учиться. Не думаю, что тебе стоит складывать все яйца в одну корзину.

Я рассеянно кивнул – все это я слышал уже много раз.

– Да, мистер Хиллс, но я буду поступать в ветеринарный колледж. Я не хочу заниматься ничем другим.

Прошли недели, нет, месяцы. Я отправил свои документы в четыре университета (Ноттингем, Эдинбург, Бристоль и в Королевский ветеринарный колледж), где преподают ветеринарию, и больше никуда. Мистер Хиллс в тысячный раз вызвал меня в свой кабинет, чтобы попытаться переубедить.

– Рори, мы уже это обсуждали. Тебе нужно пересмотреть свои планы. Подай документы куда-нибудь еще. Тебя вряд ли примут.

Директор напрочь позабыл о любой дипломатичности.

– Да, вы уже об этом говорили. Могу я идти? – Я тоже пренебрег чувством такта.

– Ну хорошо, только не жалуйся, если тебя не примут в университет, – сказал мистер Хиллс, и я мгновенно выскочил из его кабинета.

Когда же я получил письмо о зачислении, мне безумно захотелось показать его директору. Я поступил в ветеринарный колледж, и у меня было огромное желание потрясти этим документом перед елейной физиономией всезнайки!

* * *

Меня пригласили на собеседование в Университет Бристоля и Королевский ветеринарный колледж. Честно говоря, рассылая документы, я думал и о других заведениях. Я побывал на днях открытых дверей в четырех университетах, и больше всего мне понравилось в Эдинбурге и Ноттингеме. Оба университета были суперсовременными, да и подход к преподаванию был более передовым, чем в традиционных колледжах Бристоля и Лондона. Меня никогда не привлекали классические лекции и семинары, современные методы преподавания были мне гораздо ближе.