Текст книги "Коррумпированный город"

Я переступил на правую ногу, равномерно распределив свой вес, готовый сделать выпад в любом направлении.

– Мне нужен пистолет.

Он бесшумно проскользнул мимо меня и оперся на шаткие перила, чтобы осмотреть нижнюю лестничную площадку.

– Почему вы пришли ко мне? – спросил он через плечо. – Пистолеты продаются в магазинах.

– Я тороплюсь. Два года назад… – Я сделал паузу, давая ему возможность сложить два и два.

Он выпрямился и повернулся ко мне лицом. Он был почти такого же роста, как и я. И размах плеч неплох. Я несколько перераспределил свой вес с учетом его новой позиции.

Он произнес спокойным тоном, как бы вспоминая:

– Два года назад…

– Вы помогли моему приятелю.

– Кто этот ваш приятель? – Он подался назад и безмятежно наблюдал за мной, держа обе руки в карманах.

– Он не хотел, чтобы называли его фамилию. Вы это знаете.

– Как я помог два года назад вашему другу, который теперь не хочет, чтобы называли его имя?

– Разве вы не помните?

– Я помогаю многим людям. Я отзывчивый человек.

– Вы достали ему "смит-и-вессон".

Я почувствовал, как у него напряглись мышцы правой руки. Очень спокойно он спросил:

– Как, вы сказали, ваша фамилия?

– У вас плохая память. – Я был напряжен так же, как и он. – Джон Уэзер.

Он выхватил из кармана нож, лезвие открылось со щелчком. Моя левая рука была наготове и схватила его правое запястье. Правой рукой я завершил захват и сжал его руку. Он быстро закрутил рукой и сильно дернул ее на себя, но мои клещи не разжались. Его было нелегко согнуть, но понемногу он начал наклоняться – по мере того как я выворачивал ему руку, ухватив его за запястье. Голова его медленно опустилась. Он почти неслышно вздохнул, и нож выпал из руки раньше, чем я вывернул ее из плеча.

Я резко отпустил его, приблизился вплотную и от колена нанес удар правым кулаком вверх. При этом ушиб суставы пальцев о его подбородок. Голова Джоя отлетела назад и стукнулась о стену. Какое-то мгновение он стоял на обмякших коленях, обеими руками опираясь о стену, свесив голову. Голос, раздавшийся из двери, остановил мою левую руку перед нанесением заключительного удара.

– Не бей больше Джоя. Иначе ты испортишь весь вечер.

Вошел Гарланд и закрыл за собой дверь. Его чувственный ротик подергивался, но правую руку он держал в кармане пиджака, зажав в ней что-то.

Я отступил, чтобы видеть их обоих, нагнулся и поднял нож.

– Беру себе. Коллекционирую ножи, которыми хотели меня прикончить. – Я надавил на кнопку и вложил четырехдюймовое лезвие на место, в рукоятку, затем опустил его в карман.

– Джой, позвать других ребят? – спросил Гарланд.

Солт приглаживал волосы, потирал скулу, массировал свою помятую физиономию.

– Мы займемся этим крепким пареньком сами. Скажи ему, чтобы отдал мой нож.

– Отдайте ему его нож.

– Не хочу, чтобы он себя поранил.

Гарланд пошевелил рукой в кармане.

– Верни нож.

– Он нужен мне для коллекции, – сказал я. – Мой друг, пославший меня сюда, не одобрит, если вы меня застрелите. И раны не помешают мне сбросить тебя с лестницы.

– Он думает, я не попаду ему в голову с бедра, – сказал Гарланд, обращаясь к Солту. Он хихикал, как озорная девочка.

– Скажи ему обо мне, Джон, – попросил я Солта.

– У него отличная реакция, – угрюмо сказал Джон. – И, как он говорит, его фамилия Уэзер. Нам не стоит убивать его здесь и портить вечер, как ты сказал.

– Солт не очень-то весел, – бросил я Гарланду. Мне начинало надоедать следить за ними обоими, перебрасывая свой вес с каждым биением сердца. – Может быть, тебе надо принести ему еще одну сигарету с марихуаной?

– Джой, скажи только слово. Мне доставит удовольствие застрелить его.

Лицо Джоя отражало работу мысли. Наконец он сказал:

– Оставь его, Гарланд. Может быть, нам лучше рассказать об этом Керчу?

– Кто такой Керч? – спросил я.

– Вы не хотите этого знать, – отозвался Солт. – Вы можете думать что угодно, а на самом деле вы не хотите этого знать.

– Керч – это человек, на которого я работаю, – вставил Гарланд. – Я работаю на Керча двадцать четыре часа в сутки.

– Тебе следовало бы бросить сверхурочную работу и купить себе что-нибудь пожевать. Ты выглядишь изголодавшимся.

– Я выгляжу лучше мертвецов.

– Посмотри на себя в зеркало. Поразишься.

– Проваливай отсюда! – угрожающе прошипел Гарланд. – Да поживей.

– Конечно. Ухожу.

Я пошел вниз по лестнице, не очень быстро и не слишком медленно, чувствуя устремленные мне в спину пять глаз: темные глаза Солта, серые глаза Гарланда и скрытый глаз пистолета.

Глава 7

Клуб «Катей» не отличался никакой восточной экзотикой, если не считать его названия и причудливой оштукатуренной башенки над парадным входом, отдаленно напоминавшей византийские мотивы. Длинное белое двухэтажное здание одиноко стояло в двухстах футах от шоссе в западной части города. Оно расположилось сразу за городской чертой, и водитель такси взял с меня два с половиной доллара, чтобы довезти туда.

Мне пришлось заплатить еще доллар, чтобы войти в клуб, так как толстяк в поношенном смокинге собирал у дверей входную плату. Раньше я видел это заведение, но никогда не заходил внутрь. Такой же, как и сотня других ночных клубов у черты города по всей стране: огромный зал, напоминающий сарай; дешевая простота постройки скрывается плохим освещением и огнеопасными украшениями. В глубине ярусообразная площадка, не очень надежно держащая на себе апатичный и плохо оплачиваемый негритянский оркестр; танцплощадка, на которой толпы оплативших вход клиентов временами двигались под звуки музыки и трижды в день выступали наемные затейники. Остальное помещение забито стоящими почти вплотную друг к другу шаткими столиками и неудобными стульчиками. Официантка-блондинка в ярко-красном брючном костюме указала мне на один из таких столиков и принесла выпивку за девяносто центов, которую так же неприятно глотать, как оскорбление.

– Вы прозевали Арчи Каламуса, – сказала она. – Это лучший комик. Когда он имитирует девушку, собирающуюся на вечеринку…

– Мне, конечно, жаль, что я пропустил Арчи, – прервал я ее.

– Он выступит опять в три утра, если вы захотите подождать. Это только второе представление.

– Великолепно, – заметил я, думая о том, как она разочаруется, не получив чаевых, ради которых работает.

Гавайская танцовщица с голубыми глазами полячки из северо-западной части Чикаго вышла на середину зала и начала крутить бедрами, которые вполне подходили для деторождения. Напоследок она еще несколько раз крутанула бедрами под ритмичный аккомпанемент оркестра и важно удалилась. Толпа захлопала.

– А теперь, дамы и господа, – произнес стройный и смуглый молодой человек, выполнявший обязанности концертмейстера, – я с большой гордостью и удовольствием представляю вам молодого певца, которого вы все знаете. Это потрясающий лирический тенор – Рональд Свифт.

Толпа захлопала и засмеялась.

– Покажи им, Ронни! – выкрикнула какая-то женщина.

Смуглый молодой человек остался там же, где стоял, и начал петь в мягкой, чарующей манере. Я посмотрел вокруг, на посетителей. Они казались людьми с достатком из разных слоев общества. Молодые пары, ждавшие возможности потанцевать, а главное – пригласить к себе или быть приглашенными в другой дом. Более пожилые пары из магазинов, страховых компаний, заводских контор, откусывающие с замечательным чувством стыдливости и отваги свой кусочек настоящей жизни, – они позволяли себе это два раз в месяц. Мужчины среднего возраста, покровительственно ласкающие своих молодых спутниц. Некоторое количество женщин среднего воз-паста, отчаянно старающихся удержать внимание своих более молодых спутников улыбками и болтовней. Несколько незанятых девушек и женщин, пьющих в одиночку и прячущих глаза. Все, кроме этих последних, выпили достаточно, чтобы получать удовольствие.

Потрясающий лирический тенор опять превратился в концертмейстера и объявил выступление потрясающего танцевального дуэта. Мужчина из этой пары с возрастом подвысох, а его партнерша располнела, но танцевали они хорошо. Их кастаньеты словно вели остроумный диалог. Когда сложные па сблизили танцоров, страсть засверкала между ними, как разряды электричества. Их чечетка звучала так же неистово и реально, как сама любовь или ненависть. Они покинули площадку с мокрыми лицами, величаво и синхронно двигаясь.

Кто-то у меня за спиной говорил:

– Я не думал, что Керч сможет сохранить свой рэкет с игральными машинами после того, как придет Аллистер.

– Он одурачил вас, ублюдки, – влез нахальный голос продавца. – Я мог бы предсказать все, что случится.

– Вы имеете в виду, что ничего не случится?

– Абсолютно точно. Каких перемен вы могли ждать? Всегда происходит одно и то же, когда появляются эти реформаторы с безумными глазами. Я пережил это в Кливленде, когда был еще мальчишкой. На что жалуетесь, черт возьми?

– Кто жалуется! Я всегда говорил, что широко открытый город хорош для бизнеса. Вот почему я не стал поддерживать Аллистера.

– Вы это можете сделать в следующий раз.

Оркестр начал наигрывать танцевальную музыку.

– Пошли, Берт, – захныкала женщина. – Мы пришли сюда не для того, чтобы говорить о политике. Давай потанцуем, пока на площадке не так тесно.

– Конечно, Мардж, конечно.

Я посмотрел, как они выходили на танцевальную площадку: краснощекий мужчина в твидовом пиджаке обнимал полной рукой талию увядающей блондинки.

– Он знает, что надо делать, – сказал за спиной другой мужчина. – У Берта хорошая голова на плечах.

– Он слишком толстый, – сказала женщина. – Вы не такой толстый.

Одна из незанятых девушек села напротив меня, за мой стол. Ее густые каштановые волосы метнулись вперед, коснувшись белых плеч. Серьезное молодое лицо, спокойные печальные глаза и чересчур ярко накрашенные губы.

– Такой хороший мальчик, как вы, – привычно продекламировала она, – не должен сидеть так, в полном одиночестве.

– Такая хорошенькая девочка, как вы, не должна тратить свое время на такого парня, как я.

– Почему, что такое с вами? Вы мне кажетесь довольно симпатичным.

– Вы мне льстите.

– Понятно. А теперь, после того как я вам польстила, можете купить мне бокал вина.

– Подход довольно прямолинейный. Я выгляжу как обеспеченный человек?

– Внешность так обманчива.

– Например, в случае с вами. Вы накрасились, чтобы соответствовать нравам этого заведения. В биологии это называется защитная окраска.

– Можете подтрунивать надо мной и дальше, – сказала она просто. – Пожалуйста, купите мне вина. Биология – очень интересный предмет.

– Что ж, вы подходящий объект для биологических экспериментов.

– Вы мне льстите. Я уйду, если не купите вина.

– И унесете из моей жизни всю красоту? Как раз в тот момент, когда мое сердце стало раскрываться подобно цветку?

– Пошли вы к дьяволу! – неожиданно резко проговорила она, поднялась и откинула волосы назад. Ее стройная фигурка выглядела несколько нелепо в длинном платье.

– Присядьте, – предложил я. – Что вы пьете?

Она опять села.

– "Скарлетт О'Хара".

– Вы в штате этого заведения?

– Вот те раз! Что вас заставляет так думать? – резко спросила она. – Я сюда прихожу каждый вечер, потому что мне нравится тут.

– Вам следовало бы изучать в школе биологию.

– Я пыталась. Ничего хорошего не вышло.

Подошла официантка. Я заказал выпивку.

– Да, – сказала девушка, – вы таки заставили меня отработать этот заказ.

– Моя внешность ввела вас в заблуждение, и вы подумали, что я со средствами.

– Как вы перекручиваете слова. Вы мне напоминаете моего дедушку.

– Неужели? Я не такой уж старый. Просто мне пришлось прожить тяжелую жизнь.

Она подняла тонкие брови. У нее были ясные молодые глаза но какой-то твердый взгляд.

– Хорошо сказано. Раньше я вас здесь не видела, или я ошибаюсь?

– Раньше я сюда не заходил. Подумать только, что я потерял!

– Как вас зовут?

– Джон. А вас?

– Карла.

Итак, она – внучка Кауфмана.

– Как фамилия вашего хозяина?

– Керч. Так приятно работать на господина Керча.

– Куда бы я ни пошел, всюду люди говорят необыкновенные вещи о господине Керче.

– Вы, видно, попадаете в какие-то особенно ужасные круги.

– Именно так. И господин Керч оказывается в самом их центре.

– Вы опять надо мной подсмеиваетесь.

– Я никогда не шучу, когда говорю о нем.

– Вы говорите так, как будто он вам не нравится.

– А вам он нравится?

Она подалась вперед, облокотившись локтями на стол, а четко очерченным подбородком на ладони. Округлые изящные руки покрыты светлым золотистым пушком, слабо фосфоресцирующим в свете ламп.

– Меня тошнит, когда он на меня смотрит. Когда он дотрагивается до меня, хочется пойти домой и вымыться.

– Часто ли он до вас дотрагивается?

Она растянула углы рта, выражая унылую иронию:

– Более или менее.

– Что же вы не уходите домой, не моетесь и не остаетесь дома?

– А кто оплатит счет за воду? И что, черт возьми, вы о себе возомнили? Вы что – проповедник или кто?

– Мне просто не нравится, когда люди позволяют обращаться с собой как с сосунками.

Нам принесли выпивку, и девушка подняла свой розовый коктейль:

– За вас, сосунок.

– Привет сосунку. – Содержимое второго стаканчика показалось мне лучше на вкус.

– Вы хорошо знаете Керча? – спросила она после некоторой паузы.

– Совсем не знаю.

– Странно. Вы говорили так, как будто знаете.

– Я достаточно его знаю, чтобы не любить.

– Подождите, пока с ним познакомитесь. Вот тогда вы его действительно невзлюбите.

– Пусть он только посмеет меня тронуть. Я разорву его на части и снова склею.

– Не пытайтесь этого делать, – сказала она сдержанно. – Вам не поздоровится.

– Только не говорите, что он твердый орешек в дополнение ко всем своим достоинствам.

– Он – не твердый: – В ее строгом голосе прозвучала ухмылка. – Сам он мягок, как кисель. Но на него работают опасные ребята.

– Как Гарланд? Для какого-нибудь мужика он мог бы стать хорошей женой.

– Вы знакомы с Гарландом? То, что я сказала, – правда. Внешность обманчива. Гарланд – очень опасный хулиган.

– Он бы не был таким опасным, если бы кто-нибудь отобрал у него пистолет.

– Может быть. Но кто посмеет забрать у него пистолет? Некоторые пытались…

– И что получилось?

– А то, что у морга прибавилось работы. У Керча есть также Джэнки. Расти собирает выручку от игральных автоматов. Он не такой уж задира, но хамоват. Когда-то был боксером, жил в Питсбурге. – Она допила свой коктейль, но продолжала держать в руке пустой стакан. – Когда много говоришь, хочется пить.

– Я попрошу принести вам стакан воды.

Она рассмеялась:

– Вы самый ужасный скряга из всех, с кем я когда-либо сидела.

– Сколько вам откалывается с каждого заказа выпивки?

– Не могли бы мы продолжить беседу в более торжественной обстановке?

– Торжественной? Заказать шампанского?

Она опять засмеялась.

– Тридцать центов. Тридцать центов с каждого заказа. Прямо как штучная работа на химической фабрике.

– Почти, только эта работа почище, я думаю.

– В каком-то смысле да. Если это вас интересует, то могу сказать, что я работала на химической фабрике. Но это не для меня. Мне не нравится запах. Мне не понравилось, что случилось с моими руками. И мне не понравилось, что мною помыкали.

– У вас красивые руки.

– Вы так думаете? – произнесла она без энтузиазма. – Пришло время еще немножко польстить мне. Вы способны произвести на девушку такое впечатление, что она теряет над собой контроль.

Я взглядом подозвал официантку и заказал еще два бокала.

– Вы сказали, что не любите, когда вами помыкают, а работаете здесь. Разве вами тут не помыкают?

– Верно, – ответила она. – Именно поэтому я и уйду отсюда. Сразу, как только соберу немного денег. Я отряхну со своих ног пыль этого города.

– Куда вы поедете?

– Не важно куда, лишь бы подальше отсюда. Может быть, в Чикаго.

– Ну и что там?

– В Чикаго живет моя подруга. А вы любопытный прилипала, не так ли?

– Не всегда. Вы мне нравитесь.

Она посмотрела на меня открытым, продолжительным взглядом. На мгновение выражение ее глаз и рта смягчились.

– Мне по душе каждый, кому не нравится Керч, – продолжал я.

– Неужели! – воскликнула она.

– Как выглядит Керч?

– Почему он вас интересует, если вы с ним не сталкивались?

– Однажды он причинил мне неприятность.

– Какую неприятность?

– Такую, о которой я не распространяюсь. Как он выглядит?

– Возможно, сейчас он у себя в кабинете, в глубине зала. Почему бы вам не зайти к нему и не посмотреть на него самому?

– Может быть, и зайду. Но я хотел бы знать, кого ищу.

– Не приходилось ли вам читать сказку о заколдованном короле, превращенном в лягушку? В детстве мама читала мне об этом. В общем, этот король был превращен в лягушку, а потом опять в человека. Именно так и выглядит Керч. Как будто он так и не стал опять до конца человеком.

– Удивительно, почему госпожа Уэзер пожелала, чтобы такой тип заведовал ее ночным клубом…

– Спросите что-нибудь полегче. Он, конечно, ловкий. Чертовски ловкий. Но я не думаю, что она использует его из-за этого.

– Тогда почему?

– Если хотите знать, он работает не на нее, а на себя.

– Заведение принадлежит ей, не так ли?

– Так считается. Но я несколько раз видела, как она разговаривала с ним. Он не подчиняется ей.

– Он откупил у нее это место?

– Не знаю. Не слышала о такой покупке. Но он так смотрит на нее, что я не удивилась бы, если у него окажется на нее компромат.

– Какой, например?

– Что это, меня подозревают в преступлении третьей степени тяжести? Вы задаете мне больше вопросов, чем в программе "Викторина".

– Может быть, этот вопрос тянет на шестьдесят четыре доллара, – заметил я.

– Я просто кое-что предположила. Я не знаю ни о каких особых причинах, по которым она могла бы бояться Керча. Всего немного побаиваются.

– А вы?

– Нет, – медленно протянула она. – Думаю, что не боюсь. Я слишком его ненавижу, чтобы бояться.

– Почему так? У него есть какой-нибудь материал на вас?

– Черта с два! У меня есть кое-что на него самого. Ему нравится делать некоторые странные вещи. – На мгновение он замолчала. – Почему вы меня спросили, боюсь ли я его? Какая вам разница?

Я сказал тихим голосом:

– Потому что я доберусь до Керча и, возможно, мне понадобится кое-какая помощь.

– Вы полицейский?

– Ну нет. Это одна из причин, почему мне понадобится помощь.

– Вы накликаете на себя большую беду, думая, что можете прихватить Керча. Я сказала вам, что он изворотливый и на него работают крепкие ребята.

– А я работаю на себя. Поэтому в эту работу вкладываю всего себя.

– Не знаю, чем я могу вам помочь. Если у вас честные намерения, то вам следует повидать Аллистера.

Краснощекий мужчина и его тускнеющая блондинка возвратились к столику, стоявшему за мной. Я заметил, что слово "Аллистер" заставило их замолчать.

– Здесь не лучшее место для разговора, – заметил я. – Нет ли где поблизости более уединенного местечка?

– Вы можете пригласить меня наверх, – сказала она с притворной застенчивостью.

Глава 8

Комната, куда она меня привела, была обставлена двумя зачехленными стульями, голливудской кроватью с ярким шелковым покрывалом, туалетным столиком, торшером в шелковом абажуре и умывальником в углу, за дешевой японской ширмой. Единственное окно закрывала тяжелая штора, которая, казалось, отрезала комнату от времени и пространства. Но шум подъезжающих и отъезжающих машин с парковки под окном проникал через материю приглушенным отзвуком непостоянства. Она защелкнула йельский замок и неуверенно сказала, не отходя от двери:

– Вы можете присесть.

Я сел на стул, а она на скамеечку перед туалетным столиком.

– Я не ожидал, что меня направят к Аллистеру. Я думал, он опекает Керча.

– Только не Аллистер. Он хотел бы, чтобы Керч покинул город.

– Чего же он тогда ждет?

– Аллистер – не боец. Он говорит, что у него связаны руки.

– Честный он человек?

– Думаю, что да, – ответила она после паузы. – Как бы там ни было, но я знаю, что Керч – его враг.

– Почему вы так уверены в этом?

– Я знаю Аллистера. Он – хороший друг моей подруги. И толковый. Неплохо знает город. Он проводил расследование для прокурора Крэнбриджа, но доклад зарезали.

– Кто это сделал?

– Я слышала, что человек по фамилии Уэзер. Вы его не знаете. Раньше это заведение принадлежало ему.

– Да?

Она повернулась к зеркалу, взяла щетку и начала причесывать волосы быстрыми, уверенными движениями. Гладкой волной они закрывали ее шею, ниспадая на плечи и спину отливающими медью локонами. Неловкость и более глубокие чувства, скрывавшиеся за жалостью, вселили в меня беспокойство и зябкую нервозность. Щетка издавала потрескивающий звук, словно какой-то зверь пробирался в чащобе.

– Надеюсь, вы не живете здесь?

– О Господи, конечно нет! Я бы сошла с ума, если бы мне пришлось тут жить. У меня квартира.

– Где?

Ее глаза встретились с моими в зеркале. Гладко зачесанные волосы обнажили очень молодой и чистый лоб.

– Уж не хотите ли вы сказать, что собираетесь встретиться со мной еще раз?

– Мне не нравится здешняя обстановка.

– А как насчет меня?

– Мне хотелось бы посмотреть, где вы живете.

– Я бываю дома обычно после обеда. Живу в массиве Харви, это к югу от Мэйн…

– Я знаю, где это.

– Думала, что город вам незнаком. – Она начала размазывать помаду мизинцем, растянув губы, лицо ее застыло как маска.

– Я заезжал сегодня туда, чтобы встретиться с миссис Сонтаг.

– Откуда вы ее знаете? Фрэнси – моя подруга.

– Я не знаю ее. Просто искал ее брата.

Она повернулась на скамеечке:

– Вы – нахал. Вы – полицейский.

– В вашей семье аллергия на полицейских, не иначе. Ваш дедушка отреагировал практически так же.

Ее дыхание участилось, маленькие груди заметно поднимались и опускались, руки нервно одергивали юбку.

– Проваливайте отсюда к чертовой бабушке! И можете забыть, где я живу.

– Многие принимают меня за полицейского, это меня начинает оскорблять.

– Тогда почему вам так много обо мне известно? Зачем вы пришли сюда? Чтобы наводить обо мне справки?

– Вы сами подсели ко мне. Стечение обстоятельств. И я совершенно ничего о вас не знаю.

– Вы сказали, что разговаривали с дедушкой.

– Не о вас. Он просто случайно упомянул вас.

– Кто вы такой? Чего добиваетесь?

– Этот человек, Уэзер, которого, вы сказали, я не знаю, был моим отцом. Пытаюсь выяснить, кто его убил.

Она молча разглядывала меня. Наконец сказала:

– И вы думаете, это сделал Керч?

– Я не люблю предвзятости. А что думаете вы?

– Ничего об этом не знаю. Это случилось задолго до того, как я приехала сюда. – Через какое-то время она нерешительно спросила: – Что дедушка сказал обо мне?

Мне пришлось подбирать слова.

– Он вроде бы разочарован в вас.

– Старый осел! – сказала она с горечью. – Он небось надеется, что я посвящу ему свою жизнь, готовя, наводя порядок в его дыре и выслушивая дурацкие лекции. Он свихнулся.

– Теперь мне понятно, что вы имели в виду, когда сказали, что я вам напоминаю вашего деда.

Улыбка почти незаметно переместилась из ее глаз на губы, но не задержалась и там.

– Нет, просто я имела в виду, что вам обоим нравится тараторить, не закрывая рта. Думаю, он прав. Иногда мне его жаль. Он хотел дать мне образование и вывести в люди. Сам он довольно хорошо образован.

– Почему вы ушли от него?

– Он выгнал меня – застал меня с парнем в задней комнате. – Она помолчала, глядя на меня невидящими, мрачными глазами, устремив взор внутрь себя, на свое прошлое, в юные годы. – В общем-то это к лучшему, мне совсем не хотелось там оставаться. Он довольно славный старик, но меня совершенно не понимал. Всегда носился с великими идеями спасения человечества, но мне помочь не умел. Думал, что мне надо ходить в школу и стать учительницей, можете себе представить? Он считал меня полоумной сучкой, потому что я ненавидела школу. К тому же он постоянно строчил в газеты письма со всякими требованиями, и ребята в школе смеялись надо мной. А я не могла даже рассказать ему об этом!

– Что случилось с вашими родителями?

– Отца я никогда не видела. Мать умерла, когда мне было одиннадцать лет. После того моим воспитанием занялся дед.

В детстве он был ласков со мной. Мы часто устраивали пикники за городом.

– Значит, никогда не видели своего отца?

Девушка неловко пошевельнулась и сложила руки на коленях.

– Я была негодяйка! – выпалила она. Затем продолжила более мягко: – Вы можете подумать, что я похожа на мать.

– Я ничего такого не думаю. Просто у меня появилась еще одна причина недолюбливать Солта.

Она подозрительно посмотрела на меня.

– Вы сказали, что мой дед не рассказывал обо мне никаких подробностей.

– Он мне сказал только, что Солт собирался на вас жениться, но не сделал этого.

– Здорово ошибся мой дедуля! Просто выть от всего хочется! – В ее торопливой речи сквозило напряжение. – Странно, видите ли, что я не втюрилась в красивые глазки этого мерзкого головореза. Вот было бы великолепно – создать семейку с этим подонком: он шлялся бы по бильярдным и набирал для меня клиентов. Да и сам каждый день быстренько одаривал бы меня любовью! Смешно подумать.

– Но я не вижу, чтобы вы смеялись.

– Не видите? Долгое время я без смеха не могла думать об этом пресмыкающемся. Теперь это ничтожество даже не вызывает во мне смеха.

– Но он еще достаточно значит для вас. Воспоминания о нем причиняют вам боль.

– Ну да, я просто с ума схожу по нему! Неужели не понятно, что я сказала? Плевать я хотела на его прекрасные черные глазки.

– Он работает на Керча, не так ли?

– Работал какое-то время. Но даже Керч не доверяет ему. Он обокрал несколько его игральных автоматов. Я слышала, что теперь он занялся продажей марихуаны – собственный бизнес. Наконец он нашел дело по себе, такое же мерзкое.

– Когда-то он воровал, – вставил я.

– Да, и его за это сажали. Там-то он и набрался ума, в исправительно-трудовом лагере.

– Не думаю, чтобы ваш дедушка хотел держать в своем магазине человека с такой биографией.

– Дедуля был простофиля, опекал всех, кому, по его мнению, не повезло. Он присматривал за Джоем, но не пытался выставить его из магазина.

– Солт стащил у него что-нибудь?

– Насколько я знаю, нет. Странно, не правда ли? Когда он начал за мной ухаживать, то сказал, что у него честные намерения. И действительно, казалось, что он ведет себя порядочно. Господи, он даже обманул меня!

– Может быть, какое-то время он обманывал сам себя.

Она отрывисто засмеялась:

– Только не Джой Солт.

– Но он же ничего не украл из магазина?

– Верно. Но, думаю, там просто не было ничего, чего бы он хотел. За исключением меня.

– Вы злите меня, – сказал я. – Вы с виду милая. И разговариваете как честная девушка. Но когда-то позволили придурку с баками надуть вас. И очнулись от увлечения молодой любовью с головной болью. Такое могло случиться с каждой. Это происходит у большего количества девушек, чем вы думаете. Но как вы после этого поступили? Подняли лапки кверху и сказали себе, что жизнь кончилась… Что вы навсегда погибли. Вы хорошо знали, что были романтичной простофилей, поэтому решили доказать всему миру противоположное. Однажды проявив мягкость, решили отныне быть жесткой. Вы попались один раз, поэтому теперь позволяете кому попало проделывать это с вами по десять – двенадцать раз за ночь. И все это, чтобы доказать самой себе и этому придурку с баками, что вы крепкая бабенка и можете еще не такое вынести.

– Вы очень здорово поняли меня, – сказала она с иронией. – Вам стоило бы стать психоаналитиком – кажется, так это называется.

– Я не думаю, что вы такая уж выносливая. Думаю, вы очень легко ранимы.

– Вы-то как раз и рассуждаете как мягкотелый романтик. Полагаю, вы где-то прочитали, что женщина никогда не забывает своего первого любовника. Я не перейду улицу, чтобы плюнуть на Солта, даже если он будет валяться в канаве. Возможно, скоро так и случится.

– Я имел в виду не это.

– Вы сами не знаете, что имели в виду, – сказала она с жаром. – Возможно, вы считаете, что для меня что-то значат мужчины, которых я привожу сюда. Для меня они значат не больше, чем деревяшки. Они могут трудиться и потеть на мне, но они не могут меня затронуть. Я могу лежать под мужчиной и думать о том, что приготовить завтра на обед.

– Это не самый легкий способ зарабатывать себе на обед.

– Легкий и мягкий. Он позволяет мне покупать нужные вещи. Вы думаете, я забочусь о себе? Ничуть. Признаюсь, первое время я береглась. А потом стало все равно. Я совсем не забочусь о себе. Никто не может мне ничего сделать.

Истерический поток слов, пронзительное бормотание наполнили комнату. Ее белые руки нервно сжимали одна другую на коленях.

– Вы рассуждаете как заядлая потаскушка, – сказал я. – Но вас что-то беспокоит, и вы сами себе не очень нравитесь.

– Я очень даже себе нравлюсь! – прокричала она с вызовом. – Гораздо больше, чем мягкотелый, пускающий пузыри проповедник, который сует нос в чужие дела. – Поток слов неожиданно прекратился, как будто сработал невидимый клапан.

Она закрыла лицо руками, пробежала по узкой комнате и рухнула на кровать. Нараставшие рыдания вырвались теперь из ее груди и сотрясали все тело. Кровать скрипнула под ней, как бы сочувствуя ее слезам.

Я поднялся со стула и подошел к ней. Карла лежала поперек кровати, лицом вниз, с рассыпавшимся снопом волос. Она рыдала почти беззвучно, мелкая дрожь пробегала по ее телу, острые лопатки вздрагивали. Я подумал, что надо накрыть ее чем-нибудь и уйти, но жалость удерживала меня на месте. Никогда раньше, ни к кому я не испытывал такой жалости.

Вдруг я почувствовал давление в паху, и жалость превратилась в непреодолимое желание. Я наклонился над ней, приподнял волосы и поцеловал ее в шею. Руки запустил под ее тело и нащупал твердые небольшие груди. Я забыл о безобразной комнате, о нашей странной встрече, о мрачном прошлом и туманном будущем. И она тоже.

Ее уста были сладкими, тело – гибким, страстным и ласковым.

– Ложись на меня. Обними меня крепко. Еще крепче.

– Я не хочу делать тебе больно, любимая.

– Ты не можешь сделать мне больно.

Потоки страсти поднялись, встретились, смешались и утихли. Я чувствовал себя опустошенным, ошеломленным и уставшим. Она была очень нежна со мной. Какое-то время мы лежали молча, не двигаясь, прижимаясь друг к другу.

– Никогда не чувствовала себя так странно, – сказала она.

– Я тоже.

– И так приятно.

Она встала с улыбкой на лице и прошла за ширму в углу. Ее голос наложился на знакомые звуки журчащей в раковине воды:

– Надеюсь, ты не думаешь, что я привела тебя сюда, чтобы… соблазнить?

– Вначале я подумал, что, может быть, и так. Но ты отогнала эту мысль. И если тут и совратил кто кого, то это сделал я.

– Какое-то безумие. Я раскапризничалась, как ребенок, и потом… Но все произошло так естественно.

– Да, естественно.

– Но все произошло так быстро. Я не думала, что такое может произойти так быстро.

– Что – такое?

Она вышла из-за перегородки, с умытым сияющим лицом, помолодев на пять лет. Склонилась ко мне и слегка поцеловала.