Текст книги "Прощальный взгляд"

Глава 3

Остановившись по пути в университет у бензоколонки, я позвонил Нику из автомата.

– Квартира Николаса Чалмерса, – отозвался девичий голос.

– Мистер Чалмерс дома?

– Нет, его нет, – профессионально бодро зазвенел голосок. – С вами говорит его телефонная служба.

– Скажите, как я могу связаться с ним? У меня к нему важное дело.

– Я не знаю, где он, – я уловил в голосе непрофессиональную нотку беспокойства. – Вы хотите поговорить с ним по поводу пропущенных экзаменов?

– Допустим, – сказал я, не уточняя. – А вы приятельница Ника?

– Да. По правде говоря, я вовсе не из телефонной службы. Я его невеста.

– Мисс Тратвелл?

– Мы с вами знакомы?

– Пока нет. Вы сейчас у Ника?

– Да. Вы университетский советник?

– В некотором смысле да. Моя фамилия Арчер. Я сейчас выезжаю к вам, подождите меня, пожалуйста, в квартире, мисс Тратвелл. И если Ник объявится, попросите его тоже подождать, договорились?

Она сказала, что так и сделает.

– Я готова на все, лишь бы помочь Нику.

Из ее слов я понял, что Ник сейчас, как никогда, нуждается в помощи.

Университет стоял на плоскогорье в нескольких милях от города, прямо за аэропортом. Издалека расположенные подковой новые корпуса казались древними и таинственными, как Стоунхендж[3]3
  Памятник каменного века в Англии.


[Закрыть]. Январь шел к концу, и, если я не ошибался, зимняя сессия должна быть в разгаре. У студентов, которых я встречал, проезжая по городку, вид был усталый и замученный.

Я когда-то бывал в городке, но последние несколько лет не наведывался сюда. Студентов с тех пор стало гораздо больше, а на месте разбросанных там и сям коттеджей вырос лес многоэтажных домов. После Лос-Анджелеса было непривычно видеть на улицах одни молодые лица.

Ник жил в пятиэтажном доме, именовавшемся «Кэмбридж Армс». Поднявшись на лифте на пятый этаж, я тут же нашел квартиру Ника. На ее двери значился номер 51. Девушка в темном брючном костюме открыла дверь прежде, чем я успел постучать. Когда она увидела, что это всего-навсего я, глаза ее потускнели. Ее прямые светлые волосы ниспадали на плечи. На вид ей было лет двадцать.

– Ник не появлялся? – спросил я.

– К сожалению, нет. Вы мистер Арчер?

– Да.

Она испытующе посмотрела на меня, и я понял, что она старше, чем мне показалось сначала.

– Вы действительно советник, мистер Арчер?

– Я же сказал вам, в некотором смысле. Я роздал немало советов в своей жизни, но только как дилетант.

– А что вы делаете как профессионал?

Нельзя сказать, чтобы голос ее звучал недружелюбно. Взгляд у нее был открытый и беззащитный. И мне захотелось защитить ее. Таких милых девушек я уже давно не встречал.

– Если я вам откроюсь, мисс Тратвелл, вы, наверное, откажетесь со мной разговаривать.

– Вы полицейский, правда?

– В прошлом. Теперь я частный сыщик.

– Тогда вы не ошиблись. Я не желаю с вами разговаривать.

Она явно встревожилась. Зрачки ее расширились. Ноздри дрогнули. Лицо залилось краской. Она сказала:

– Это родители Ника прислали вас?

– Что вы! Они же не знают, что вы здесь. Кстати, раз уж мы разговорились, не лучше ли пройти в квартиру.

Поколебавшись немного, она все же отступила в сторону, и я вошел. Гостиная была обставлена дорого и со вкусом, но как-то уныло. Очевидно, Чалмерсы купили мебель, не советуясь с сыном. Комната выглядела такой безликой, словно Ник больше всего боялся проявить себя. На стенах не было картин. О пристрастиях хозяина свидетельствовали разве что книги в секционном шкафу, но там по преимуществу стояли учебники по политическим дисциплинам, юриспруденции, психологии и психиатрии.

– А Ник не любит оставлять вещественных доказательств, – обратился я к девушке.

– Нет, он мальчик, вернее, мужчина скрытный.

– Так кто же он – мужчина или мальчик?

– Наверное, он сейчас это выясняет.

– Сколько ему лет, мисс Тратвелл?

– В прошлом месяце – четырнадцатого декабря – ему исполнилось двадцать три. Он пропустил семестр несколько лет назад и окончит университет на полгода позже. Точнее говоря, кончит, если ему разрешат сдавать сессию. Он уже пропустил не то три, не то четыре экзамена.

– Почему?

– Только не подумайте, что у Ника проблемы с учебой. Ник поразительно способный, – добавила она, словно я ей возражал.

– По соцнаукам лучше Ника тут никого нет, а на следующий год он собирается заняться юриспруденцией, – говорила она, словно сама себе не веря: так девчонки пересказывают сны или вспоминают о несбывшихся надеждах.

– Ну а какие же все-таки у него проблемы, мисс Тратвелл?

– Как говорится, житейские. – Она шагнула было мне навстречу, но тут же остановилась. Руки ее повисли плетьми. – Ни с того ни с сего Нику все опостылело.

– И вы тоже?

– Если бы дело было только во мне, я б стерпела. Но он от всего устранился. В последние дни Ник изменил всю свою жизнь.

– Пристрастился к наркотикам?

– Не думаю. Ник знает, чем это грозит.

– Иногда соблазн именно в этом и заключается.

– Понимаю, понимаю, что вы хотите сказать.

– Он обсуждал это с вами?

– Что это?

– Ну, ту перемену в его жизни, которая произошла за последние несколько дней.

– Толком нет. Видите ли, тут замешана другая женщина. Женщина гораздо старше Ника. – Девушка побледнела от ревности.

– Он, должно быть, лишился рассудка.

Я хотел ей польстить. Но она поняла меня буквально.

– Конечно. Ник никогда не стал бы делать ничего подобного, будь он в своем уме.

– Расскажите мне, что он делал.

И тут впервые за время нашей беседы девушка задержала свой взгляд на моем лице.

– Не могу. Я ведь вас совсем не знаю.

– Меня знает ваш отец.

– Правда?

– Позвоните ему, если не верите.

Она перевела взгляд на телефон, стоявший на столике около дивана, потом на меня.

– Значит, вы работаете на Чалмерсов? Они папины клиенты.

Я не ответил.

– Для чего вас наняли родители Ника?

– Ответа на этот вопрос не будет. Зря тратим время. Мы оба хотим, чтобы Ник снова стал прежним. Поэтому нам следует помогать друг другу.

– Как я вам могу помочь?

Я почувствовал, что подобрал к ней ключ.

– Вам явно нужно излить душу. Вот и расскажите мне, что натворил Ник. – Я все еще стоял как незваный гость, но тут, не дожидаясь приглашения, сел на диван. Девушка робко подошла к дивану и примостилась на валике подальше от меня.

– Если я вам расскажу, вы не передадите мои слова родителям Ника?

– Разумеется, нет. А что вы имеете против его родителей?

– В сущности, ничего. Они славные. Я знаю их с детства – мы ведь соседи. Но мистер Чалмерс слишком суров к Нику. Уж очень они разные. К примеру, Ник не одобряет войны, а мистер Чалмерс считает это антипатриотичным. Он отличился в последней войне, и поэтому у него несколько косные взгляды.

– Что он делал во время войны?

– Служил в морской авиации, он тогда был моложе Ника. Ник ему кажется ужасным бунтовщиком. – Она замолчала. – Но на самом деле он вовсе не бунтовщик. Хотя, не стану отрицать, одно время Ник придерживался крайних убеждений. Но со всем этим покончено несколько лет назад, еще до того, как Ник вернулся в университет. Вплоть до прошлой недели дела шли как нельзя лучше. А потом все полетело в тартарары.

Я ждал. Она легко, словно птичка, вспорхнула с валика и нерешительно опустилась на диван рядом со мной. Лицо ее вдруг горестно скривилось, и она изо всех сил зажмурила глаза, чтобы сдержать хлынувшие слезы.

– По-моему, всему виной та женщина, – через минуту продолжила она. – Понимаю, в какое дурацкое положение я себя ставлю. Но как мне не ревновать, если он меня отшвырнул, как старый башмак, и променял на женщину, которая годится ему в матери. Да еще замужнюю.

– Откуда вам это известно?

– Он представил ее мне как миссис Траск. Я уверена, что она живет не здесь, – в телефонном справочнике никаких Трасков не значится.

– Он представил ее вам?

– Ему ничего другого не оставалось делать. Я увидела их в «Лидо», подошла к столику и не уходила до тех пор, пока Ник не представил меня ей и мужчине, который с ними сидел. Его зовут Сидней Хэрроу. Он живет в Сан-Диего и работает в фирме, торгующей в кредит, – собирает просроченные взносы.

– Он вам это сказал?

– Не совсем. Я сама выведала.

– А вы, я вижу, великий сыщик.

– Да, – сказала она, улыбнувшись, – хотя обычно я не сую нос в чужие дела. Но бывает так, что обстоятельства на это толкают. Так вот, когда мистер Хэрроу отвернулся, я незаметно взяла талончик со стоянки – он лежал у его тарелки. Сходила на стоянку «Лидо» и попросила служителя показать мне машину Хэрроу. Он указал на потрепанную машину с откидным верхом, заднее стекло у нее было разбито. Дальше все пошло как по маслу. Я прочла его имя и адрес на паспорте машины, а потом заказала разговор с его квартирой в Сан-Диего. Но оказалось, что это номер не квартиры, а конторы. Там мне сказали, что Хэрроу в отпуске. Ничего себе отпуск!

– А почему вы думаете, что он не в отпуске?

– Я еще не кончила, – сказала она раздраженно: ей явно не терпелось докончить свой рассказ. – Я встретила их в ресторане в четверг. А в пятницу вечером я снова увидела эту машину. Она стояла перед домом Чалмерсов. Мы живем через улицу, наискосок, так что из окна моего кабинета хорошо виден их дом. Я решила проверить, тот ли это автомобиль, и подошла посмотреть на паспорт. Дело было в пятницу, часов около девяти. Так вот, это оказалась машина Хэрроу. Он, наверно, услышал, как я хлопнула дверцей, опрометью выбежал из дома и накинулся на меня: что, мол, я тут делаю? А я спрашиваю: а вы что тут делаете? Он дал мне пощечину и стал выкручивать руку. Должно быть, я вскрикнула, потому что из дому выскочил Ник и сшиб мистера Хэрроу с ног. Мистер Хэрроу выхватил из машины револьвер, и я испугалась – думала, он застрелит Ника. Лица у обоих были такие чудные, словно им жизнь не дорога. Словно им только бы убить, а потом хоть умирай.

Мне не раз приходилось видеть у людей такой взгляд, словно взгляд этот последний в их жизни. И на войне, да и после войны случалось.

– Но тут из дома выбежала та женщина, – продолжала Бетти, – и разняла их. Она велела мистеру Хэрроу сесть в машину, потом села туда сама, и они уехали. Ник сказал, что ему очень жаль, но сейчас он не может со мной говорить, ушел в дом и запер дверь на ключ.

– Откуда вы знаете, что он запер дверь на ключ?

– Я пыталась войти. Родители Ника уехали в Палм-Спрингс, а он был очень расстроен. Не спрашивайте почему, я и сама ничего не понимаю, кроме того, что эта негодяйка вцепилась в него мертвой хваткой.

– Вы уверены?

– Она из таких: крашеная блондинка с размалеванным ртом и злющими глазами. Не могу понять, чем она его пленила.

– А почему вы так думаете?

– Она обращается с ним так, словно он ее собственность, – сказала девушка, отворачиваясь от меня.

– Вы рассказали отцу об этой женщине?

Она покачала головой.

– Он знает, что у меня с Ником не ладится. Но я не могу ему сказать, в чем дело. Это выставило бы Ника в дурном свете.

– Вы хотите выйти замуж за Ника?

– Я так давно этого жду, – сказала она, глядя мне в лицо, и я почувствовал в ее тихом упорстве такую силу, с какой вода давит на плотину. – Я выйду за него замуж, хочет мой отец того или нет. Но, конечно, получить его согласие было бы предпочтительнее.

– Ему не нравится Ник?

Лицо ее вдруг вытянулось.

– Ему не понравится любой человек, за которого я решу выйти замуж. Моя мать погибла в сорок пятом году. Она тогда была моложе меня, – добавила девушка, словно ее это удивляло. – Отец так и не женился из-за меня. А было б куда лучше, если б женился, – для меня же.

Девушка умела держать себя в руках, и это окончательно убедило меня в том, что она гораздо старше, чем кажется на первый взгляд.

– Сколько вам лет, Бетти?

– Двадцать пять. Если вы думаете, что я слишком молода...

– Когда вы в последний раз видели Ника?

– В пятницу вечером, у него дома.

– И с тех пор поджидаете его здесь?

– Ну, не все время, конечно. Папа слег бы, если б я не пришла ночевать домой. Между прочим, Ник ни разу не спал здесь с тех пор, как я его жду.

– А когда вы заступили на пост?

– В субботу днем. А если он хочет с ней переспать, – сказала она, и лицо ее помертвело, – пусть его.

В этот момент зазвонил телефон. Она бросилась к трубке и, с минуту послушав, мрачно сказала:

– Говорит телефонная служба мистера Чалмерса... Нет, я не знаю, где он... Мистер Чалмерс мне ничего не передавал, – потом снова замолкла. Из трубки доносился взволнованный женский голос, но слов разобрать я не мог. Бетти повторяла за женщиной: «Передать мистеру Чалмерсу, чтоб он ни в коем случае не приезжал в гостиницу „Монте-Виста“. Понимаю. Муж поехал туда за вами. Это тоже передать?.. Хорошо».

Она положила трубку на рычаг так бережно, будто та была начинена взрывчаткой. Кровь хлынула Бетти в лицо, залив его румянцем.

– Звонила миссис Траск.

– Я так и подумал. Насколько я понял, она сейчас в гостинице «Монте-Виста».

– Да. Вместе с мужем.

– Я, пожалуй, навещу их.

Она порывисто встала.

– Я еду домой. Не стану больше его ждать. Это слишком унизительно.

Мы спустились в лифте.

Изолированная кабинка вызывала на откровенность, и Бетти сказала:

– Я выложила вам все свои секреты. Скажите, как вы заставляете людей разговориться?

– Никак. Люди сами любят поговорить о том, что их мучит. Иногда от этого становится легче.

– Да, вы, пожалуй, правы.

– Разрешите задать вам еще один неприятный вопрос?

– Видно, сегодня других и не будет.

– Как погибла ваша мать?

– Она попала под машину на Пасифик-стрит прямо перед нашим домом.

– Кто вел машину?

– Никто этого не знает, а я тем более. Я тогда была совсем маленькой.

– Что же, водитель задавил вашу мать и скрылся?

Она кивнула. На первом этаже дверцы лифта раздвинулись, положив конец нашей откровенности. Мы пошли к стоянке.

Я смотрел ей вслед. Она рывком тронула с места свой красный двухместный автомобильчик. На крутом повороте тормоза взвизгнули.

Глава 4

Монте-Виста, непритязательное местечко, раскинулось на берегу моря, к югу от Пасифик-Пойнта. Здесь селились любители природы, которых меньше всего заботил комфорт.

Я свернул с автострады и повел машину по заросшему дубами холму к гостинице «Монте-Виста». Сверху крыши коттеджей казались островками в океане зелени. Я справился у молодого человека в конторе о миссис Траск. Он направил меня в коттедж номер семь, за бассейном.

На дальнем краю большого старомодного бассейна изрыгал воду бронзовый дельфин. Прямо за ним начиналась выложенная плитняком тропинка. Петляя среди виргинских дубов, она вела к белому оштукатуренному домику. С ветки вспорхнул красноперый дятел и в несколько взмахов перенесся на другое дерево – крылья его трепетали, как огромный, отороченный красным атласом веер.

Мне здесь все пришлось по вкусу, кроме сварливых голосов, доносившихся из коттеджа. Женский голос явно издевался. Мужской отвечал грустно и ровно.

– Ничего смешного тут нет, Джин, – говорил мужчина. – Ты много раз портила жизнь себе. И мне – да, да, и мне тоже.

Но в конце концов всему бывает предел. Тебе бы следовало извлечь урок из истории с твоим отцом.

– Не приплетай сюда моего отца.

– А как же иначе? Вчера я заезжал к твоей матери в Пасадену, и она сказала, что ты продолжаешь его искать. Это же бессмысленно, Джин. Он наверняка давным-давно умер.

– Нет! Папка жив. И на этот раз я его найду.

– Чтобы он тебя опять бросил?

– Он меня никогда не бросал.

– Так мне сказала твоя мать. Он бросил вас обеих, спутался с какой-то девкой.

– Ничего подобного! – закричала она. – Не смей так говорить о моем отце.

– Почему бы мне не говорить, раз это правда?

– Я не стану тебя слушать! – опять закричала она. – Убирайся отсюда. Оставь меня в покое.

– Нет. Мы вместе поедем домой, в Сан-Диего, и ты будешь вести себя прилично. Мы прожили вместе двадцать лет, и ты обязана сделать это ради меня.

На минуту женщина замолкла – и тут же на меня нахлынули окрестные шумы: в подлеске копошилась овсянка, чирикал щурок. Потом она заговорила снова, на этот раз более спокойно и серьезно: – Мне очень жаль, Джордж, правда, жаль, но тебе лучше поставить тут точку. Все, что ты говоришь, я уже знаю наизусть, так что не трать зря времени.

– Раньше ты всегда возвращалась, – сказал он с надеждой в голосе.

– На этот раз я не вернусь.

– Вернешься, Джин, – поднял он голос.

Надежда оборачивалась угрозой. Я поспешил обогнуть коттедж.

– Не смей ко мне прикасаться, – сказала она.

– Я имею полное право. Ты моя жена.

Все, что он говорил и делал, было ошибкой, кому как не мне это знать: ведь я в свое время совершал те же ошибки. Женщина негромко взвизгнула. Похоже, это была репетиция, в следующий раз она завизжит погромче.

Я завернул за угол – тропинка привела меня во внутренний дворик. Мужчина, сжав женщину в объятиях, целовал ее белокурые волосы. Женщина отворачивалась. Лицо ее было обращено ко мне, глаза смотрели холодно, словно от поцелуев мужа у нее кровь стыла в жилах.

– Прекрати, Джордж. Мы не одни.

Он отпустил ее и попятился, лицо у него побагровело, в глазах стояли слезы. Крупный, средних лет мужчина смотрел на меня так сконфуженно, словно не я сюда вторгнулся, а он.

– Моя жена, – сказал он, скорее оправдываясь, чем представляя нас.

– Почему она кричала?

– Все в порядке, – сказала женщина. – Он мне ничего плохого не сделал. А теперь, Джордж, тебе лучше уйти подобру-поздорову.

– Мне надо с тобой поговорить, – и он протянул к ней ширококостную красную ручищу. Жест этот, трогательный и грозный одновременно, чем-то напомнил мне чудовище Франкенштейна[4]4
  В одноименном романе М.Шелли – чудовище, созданное студентом Франкенштейном, погубившее впоследствии своего создателя.


[Закрыть], также не ведавшее своей разрушительной силы.

– Ты только опять заведешься.

– Но я имею право себя защищать. Ты не можешь прогнать меня, не дав мне слова. Я не преступник – не то, что твой отец. Однако и преступнику суд дает возможность высказаться. Ты должна выслушать меня. – Он все больше распалялся и в любую минуту мог окончательно потерять власть над собой.

– Вам лучше уйти, мистер Траск.

Он перевел на меня безумные, налитые кровью глаза. Я показал ему оставшийся от прежних времен значок полномочного представителя полиции. Он осмотрел его внимательно, словно это был некий раритет.

– Хорошо, я ухожу. – И он зашагал прочь, но, дойдя до угла коттеджа, остановился. – Я буду неподалеку! – крикнул он.

Женщина со вздохом повернулась ко мне. Волосы ее растрепались, она поправляла их дрожащими пальцами: пышная кукольная прическа была не по возрасту. Но чтобы там ни говорила Бетти, она, несмотря на свои сорок или около того, была вовсе недурна: высокая грудь, несколько грубоватое, но красивое лицо. И только глаза ее меня насторожили – потухшие и недоверчивые, они, казалось, говорили о том, что их обладательница разочаровалась в жизни.

– Вы вовремя подоспели, – сказала она. – С Джорджем никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту.

– А про кого знаешь такое?

– Вы здешний охранник?

– Временно.

Она оглядела меня с ног до головы, словно готовилась к роли разведенной женщины.

– Что ж, выпивка за мной. Как вы относитесь к шотландскому виски?

– Только, пожалуйста, со льдом.

– Лед есть. Кстати, меня зовут Джин Траск.

Я в свою очередь назвал себя. Она провела меня в гостиную, а сама удалилась на кухню. По стенам, на серии английских гравюр, охотники в красных фраках с собаками гоняли по горам и долам лисицу, пока той не пришел конец. Постепенно, переходя от одной стены к другой, будто разглядывая гравюры, я приблизился к открытой двери в спальню и заглянул туда. На кровати, стоявшей ближе к двери, в раскрытом синем чемоданчике лежала золотая шкатулка. На ее крышке предавались любви мужчина и женщина в легкомысленных античных одеяниях.

У меня появилось искушение взять шкатулку и дать деру, но Тратвелл явно не одобрил бы подобных действий. Впрочем, не будь Тратвелла, я, наверное, все равно не взял бы ее. Я чувствовал, что не в шкатулке дело. Если в ней и заключалась какая-то магия, черная ли, белая ли, золотая, она была не в ней, а в тех людях, у которых шкатулка побывала в руках.

Все же я вошел в спальню и поднял тяжелую крышку шкатулки, она была пуста. В гостиной послышались шаги миссис Траск, и я поспешил ей навстречу. Женщина захлопнула дверь спальни.

– Эта комната нам не понадобится.

– Какая жалость!

Она посмотрела на меня изумленно, словно не сознавая двусмысленности собственных слов. Потом сунула мне бокал с виски: – Держите, – а сама снова ушла на кухню и вернулась оттуда с каким-то темно-коричневым напитком. Стоило ей отхлебнуть глоток-другой, как глаза у нее увлажнились, а щеки порозовели. «Эге, да ты, голубушка, пьянчуга, – подумал я, – а меня пригласила только потому, что не хочешь пить в одиночку».

Пока я смаковал виски, она залпом выпила свой бокал и ушла на кухню за следующей порцией. Потом она села напротив меня, в кресло у кофейного столика. Я чувствовал себя недурно. Комната была просторная и тихая; сквозь открытую дверь доносилось чириканье и щебет перепела.

– Я любовался вашей золотой шкатулкой. Скажите, это флорентийская работа? – нарушил я идиллию.

– Скорее всего, – сказала она небрежно.

– Неужели вы не знаете? На вид она очень ценная.

– Правда? Вы в этом разбираетесь?

– Нет. Но как здешний охранник я не рекомендовал бы вам оставлять такую вещь без присмотра.

– Благодарю за совет, – сказала она без намека на благодарность и с минуту помолчала, прихлебывая из бокала.

– Я не хотела вам грубить, просто у меня голова кругом идет. – Она перегнулась ко мне через столик, изображая живейший интерес. – Давно вы занимаетесь охраной?

– Больше двадцати лет, если считать и те годы, что проработал в полиции.

– Вы были полицейским?

– Был.

– Тогда вы, наверное, можете мне помочь. Я попала в неприятную историю. Сейчас у меня нет настроения вам объяснять, как там и что, скажу только, что я пригласила некоего Сиднея Хэрроу приехать сюда со мной. Он уверил меня, что он частный сыщик, но оказалось, он занимался лишь розыском краденых автомобилей. Он скор на расправу. Чуть что, хватается за гаечный ключ. Да и вообще он человек опасный. – Она допила бокал и передернула плечами.

– Откуда вы знаете, что он опасен?

– Он едва не убил моего дружка. И за револьвер тоже чуть что хватается.

– Так, значит, у вас есть и дружок?

– Я только называю его так, – сказала она с усмешкой, – на самом деле мы с ним скорее как брат и сестра или отец и дочь, то есть, я хочу сказать, мать и сын, – усмешка сменилась жеманной улыбкой.

– Как его зовут?

– Это не имеет ни малейшего отношения к нашему разговору. Я вам это рассказала только потому, что Сидней Хэрроу едва не застрелил его вчера вечером.

– Где это происходило?

– Прямо перед домом моего дружка. Тут-то я и поняла, что Сидней человек необузданный и нам с ним не по пути. Фотография и прочие бумаги остались у него, но он ничего с ними не делает. А я боюсь пойти к нему и потребовать их обратно.

– И вы хотите поручить это мне?

– Возможно. Но пока я ничем не хочу себя связывать, – сказала она с апломбом дурехи, ничего не смыслящей в мужчинах и без конца попадающей из-за этого впросак.

– А что Хэрроу следовало делать с фотографией и бумагами?

– Разузнать кое-что, – сказала она осторожно. – Для этого я его и нанимала. Но я сделала большую глупость – заплатила ему вперед, и теперь он засел в мотеле и беспробудно пьет. Он уже два дня мне не звонил.

– В каком мотеле?

– В «Сансете», на побережье.

– Как вы связались с Хэрроу?

– И вовсе я с ним не связывалась. Один знакомый привел Хэрроу ко мне в гости на прошлой неделе. Он мне показался парнем энергичным, а я как раз такого и искала. – И, словно поднимая тост в память этой многообещающей встречи, она поднесла к губам бокал и слизала последние капли. – Хэрроу напомнил мне отца в молодости.

И она предалась приятным воспоминаниям об отце и Хэрроу. Но при ее переменчивом нраве такое настроение продержалось недолго. Глаза ее тут же потускнели – счастливые воспоминания были забыты. Она встала и направилась в кухню, но на полпути вдруг остановилась, словно натолкнувшись на невидимую стеклянную стену.

– Слишком много я пью, – сказала она, – и слишком много болтаю.

Оставив в кухне бокал, она вернулась в гостиную и подошла ко мне. Глаза у нее были несчастные, она смотрела на меня подозрительно, словно видела во мне причину всех своих несчастий.

– А теперь уходите, хорошо? И забудьте о том, что я вам рассказала.

Я поблагодарил ее за выпивку, спустился на Ошен-бульвар и поехал к мотелю «Сансет».