Текст книги "Прощальный взгляд"

– Мне кажется, ему надо выговориться – облегчить душу. Почему, вы думаете, он позвонил вам из клуба?

– Попрощаться.

– Согласитесь, что кончилось все лучше, чем вы ожидали.

– Не знаю, – трезво сказала она. – Не знаю, на сколько меня хватит.

– Где вы достали револьвер? – снова обратился я к Нику.

– Нашел его в машине.

– В машине Сиднея Хэрроу?

Он отнял руки от лица. Глаза у него были озадаченные и испуганные. – Да, я нашел его в той машине.

– Вы застрелили Хэрроу в машине?

Лицо его сморщилось. Он стал похож на перепуганного ребенка, который готовится задать ревака.

– Не помню, – сказал он и ударил себя кулаком по лбу, потом изо всех сил – по челюсти.

– Не мучьте его, – сказала девушка. – Разве вы не видите, что он болен?

– Перестаньте с ним нянчиться. На то у него есть мать.

Ник удивленно вскинул голову.

– Только не говорите ни матери, ни отцу. Он меня убьет.

Я промолчал. Родителям все равно придется сообщить.

– Вы хотели рассказать, где произошло убийство.

– Теперь вспомнил. Мы пошли в бродяжий квартал, что за Ошен-бульваром. Там горел костер, мы сели у тлеющих углей. Он заставлял меня делать что-то плохое, – голос его звучал наивно, совсем по-детски. – А я взял у него револьвер и выстрелил.

Лицо Ника снова исказила плаксивая гримаса. Из груди его рвались рыдания и стоны, но глаза при этом оставались сухими. Тяжело было смотреть на эти рыдания без слез.

Бетти обняла его.

– Ведь у него и раньше случались нервные срывы, правда? – сказал я громко, чтобы заглушить его стенания.

– Не такие сильные.

– Он оставался дома или его госпитализировали?

– Дома, – ответила Бетти. – Я отвезу тебя домой, – обратилась она к Нику.

Он буркнул что-то вроде «да».

Я набрал номер Чалмерсов, Эмилио снял трубку и подозвал Айрин Чалмерс к телефону.

– С вами говорит Арчер. Я звоню из квартиры вашего сына. Он плохо себя чувствует. Я привезу его домой.

– Что с ним?

– Он в тяжелом состоянии, говорит о самоубийстве.

– Я свяжусь с его психиатром, доктором Смизерэмом, – сказала Айрин.

– Ваш муж дома?

– Он в саду. Хотите поговорить с ним?

– В этом нет необходимости. Однако вам стоит подготовить его.

– Вы справитесь с Ником?

– Думаю, да. Со мной Бетти Тратвелл.

Перед уходом я позвонил в Бюро расследования преступности в Сакраменто и продиктовал номер револьвера одному парню, которого давно знал. Звали его Рой Снайдер. Рой сказал, что постарается выяснить фамилию владельца. Когда мы спустились к машине, я положил револьвер в багажник, предварительно спрятав его в металлический ящик. Я всегда прячу туда вещественные доказательства.

Глава 8

Мы поехали в моей машине, за руль села Бетти; Ника мы поместили на переднее сиденье, между нами. Он не проронил ни слова и не шелохнулся, пока машина не остановилась перед домом Чалмерсов. Тут он стал умолять меня не вести его к родителям.

Мне пришлось чуть не силой вытолкать его из машины. Так мы и прошли через двор – я держал Ника за руку. Бетти страховала его с другого бока. Ник шел с такой неохотой, словно его вели к белой стене особняка на расстрел.

Навстречу нам из дверей выбежала Айрин Чалмерс.

– Ник? С тобой ничего не случилось?

– Я в порядке, – ответил он все тем же неестественным магнитофонным голосом.

– А вам обязательно нужно говорить с моим мужем? – обратилась она ко мне, когда мы вошли в холл.

– Да. Я просил вас подготовить его.

– У меня просто не хватило духу, – сказала она. – Вам самому придется все рассказать мужу. Он сейчас в саду.

– А как насчет психиатра?

– У доктора Смизерэма сейчас пациент, но он скоро приедет.

– Вам, пожалуй, стоит позвонить и Джону Тратвеллу, – сказал я. – Нам не обойтись без адвоката.

Я оставил Ника с женщинами в гостиной. Бетти сидела притихшая и подавленная, словно мрачная красота Айрин Чалмерс действовала на нее угнетающе.

Чалмерс возился в огороженном садике. Худой, чуть ли не хилый, в своем опрятном выгоревшем комбинезоне, он, энергично орудуя лопатой, окапывал срезанные на зиму кусты, торчавшие мертвыми колючими обрубками. Окинув меня презрительным взглядом, Чалмерс не спеша выпрямился и с размаху воткнул лопату в землю. Разбросанные там и сям по саду статуи греческих и римских богов напоминали нудистов, потрепанных суровыми непогодами.

– Мне казалось, вам уже известно, что флорентийская шкатулка не застрахована, – резко сказал Чалмерс.

– Меня это не волнует, мистер Чалмерс, я ведь не страховой агент.

Он побледнел и насторожился.

– Насколько я понял, вы именно так себя отрекомендовали.

– Это ваша жена меня так отрекомендовала. На самом деле я частный сыщик. Меня по просьбе вашей жены призвал Джон Тратвелл.

– Так пусть он вас и отзовет, – сказал Чалмерс, но тут же взял себя в руки. – Вы хотите сказать, что жена обратилась к Тратвеллу за моей спиной?

– И поступила довольно умно. Я знаю, вы беспокоились о сыне, так вот, я вернул его домой. Он шатался с револьвером, болтал во всех углах о самоубийстве и убийстве.

Я просветил Чалмерса, рассказав ему о событиях последних дней. Он пришел в ужас.

– Ник, наверное, сошел с ума.

– Не без этого, – сказал я. – Но мне кажется, он не врет.

– Вы верите, что он совершил убийство?

– Найден труп некоего Сиднея Хэрроу. Известно, что они с Ником здорово поцапались. И Ник не отрицает, что убил его.

Чалмерс пошатнулся и оперся на лопату. Голова его упала на грудь, и я увидел плешь на макушке, которую он тщательно прикрывал редкими прядями, словно старался замаскировать уязвимое место. Да, от ударов, наносимых детьми, подумал я, труднее всего оправиться и труднее всего уберечься.

Но Чалмерс думал не о себе.

– Бедный Ник. А у него все так хорошо складывалось. Что с ним стряслось?

– Это вам объяснит Смизерэм. Кажется, все началось с золотой шкатулки. По всей видимости, Ник взял ее из вашего сейфа и отдал женщине по имени Джин Траск.

– Впервые слышу о ней. Зачем этой женщине понадобилась шкатулка моей матери?

– Не знаю. Мне показалось, что она ей очень нужна.

– А вы разговаривали с этой дамой?

– Разговаривал.

– Куда она дела мои письма к матери?

– Не знаю. Я заглядывал в шкатулку, но она была пуста.

– Почему вы не спросили ее об этом?

– С ней не так-то просто иметь дело. Да и потом я занимался более важными вещами.

Чалмерс горестно покусывал усики.

– Какими же, к примеру?

– Мне удалось выяснить, что она наняла Сиднея Хэрроу, чтобы тот сопровождал ее в Пасифик-Пойнт – очевидно, они собирались разыскивать отца миссис Траск.

Чалмерс недоуменно глянул на меня, обвел глазами сад, высокую изгородь и уставился на небо.

– Ну, и какое же это имеет отношение к нам?

– Увы, пока сказать не могу. Я хочу внести одно предложение на рассмотрение Джона Тратвелла. И ваше, разумеется. Было бы очень желательно передать револьвер в полицию, чтобы они провели баллистическую экспертизу.

– Значит, вы хотите сдаться без боя?

– Давайте обсудим все по порядку, мистер Чалмерс. Если окажется, что Хэрроу убит не из этого револьвера, значит, признание Ника, скорее всего, выдумка чистой воды. Если же из этого, тогда будем решать, что делать дальше.

– Прежде всего надо поговорить с Джоном Тратвеллом. У меня голова кругом идет, – и Чалмерс приложил руку ко лбу.

– Но даже если Ник и убил Хэрроу, все равно не стоит терять надежды, – сказал я, – мы наверняка найдем смягчающие обстоятельства.

– Это какие же?

– Хэрроу лез на рожон. В тот вечер, когда украли шкатулку, он перед вашим домом угрожал Нику револьвером и, возможно, тем же самым.

Чалмерс недоверчиво посмотрел на меня.

– Не представляю, откуда вам это известно?

– У меня есть свидетель. Но я не хочу называть его имени.

– Револьвер при вас?

– Он в багажнике. Сейчас я вам его покажу.

Миновав застекленную веранду, мы прошли длинным коридором в холл. На диване в гостиной, словно гости, засидевшиеся на давно угасшей вечеринке, застыли Ник с матерью и Бетти. Ник снова надел темные очки, будто завязал глаза черной повязкой.

Чалмерс вошел в гостиную и встал перед сыном – казалось, он смотрит на него с огромной высоты.

– Это правда, что ты застрелил человека?

Ник тупо кивнул.

– Извини. Я не хотел ехать домой. Я собирался покончить с собой.

– Прекрати эту трусливую болтовню, – сказал Чалмерс. – Будь мужчиной.

– Хорошо, папа, – безнадежно сказал сын.

– Мы сделаем для тебя все, что возможно. Не отчаивайся. Обещай, что не будешь, Ник.

– Обещаю, папа. Извини меня.

Чалмерс, по-военному четко повернувшись на каблуках, подошел ко мне. Лицо его выражало решимость стоически встретить все удары судьбы. Оба – и сын и отец – сознавали, что этот разговор ничего не значит. Когда мы вышли из дому, Чалмерс вдруг остановился и удрученно посмотрел на свой садовый комбинезон.

– Не люблю появляться в таком виде на людях, – сказал он, будто соседи могли его слышать.

Я открыл багажник и, не вынимая револьвера из ящика, показал его Чалмерсу.

– Видели его раньше?

– Нет. Кстати говоря, у Ника никогда не было револьвера. Он испытывает отвращение к огнестрельному оружию.

– Почему?

– Наверное, передалось от меня по наследству. Отец брал меня с собой на охоту, когда я еще мальчишкой был. Но война навсегда отбила у меня охоту стрелять.

– Я слышал, что вы славно воевали.

– Кто вам это сказал?

– Джон Тратвелл.

– Лучше б Джон Тратвелл меньше болтал обо мне, да и о себе тоже. Я предпочитаю не говорить о своем участии в войне. – И он горько и презрительно посмотрел на револьвер, словно тот символизировал насилие во всех его видах. – Вы и впрямь думаете, что нам следует послать револьвер Джону Тратвеллу?

– А что вы предлагаете?

– Я знаю только, что мне хотелось бы с ним сделать: зарыть поглубже и забыть о нем навсегда.

– Нам бы все равно пришлось его выкопать.

– Наверное, вы правы, – сказал он.

В самом конце Пасифик-стрит показался тратвелловский «кадиллак». Поставив машину перед своим домом, адвокат рысцой пересек улицу. Наш рассказ он выслушал так, словно наперед знал, что от Ника ничего хорошего ждать не приходится.

– Вот револьвер. Он заряжен, – я передал ему ящик с ключом в замке. – Пусть побудет у вас, пока мы не решим, что с ним делать. Я просил разузнать, кто был его первым владельцем.

– Отлично. – Тратвелл повернулся к Чалмерсу. – Где Ник?

– В доме. Мы ожидаем доктора Смизерэма.

Тратвелл тронул Чалмерса за костлявое плечо.

– Как ужасно, что тебе и Айрин придется снова через это пройти.

– Прошу тебя, не будем об этом, – сбросив руку Тратвелла, Чалмерс круто повернулся и тем же шагом стоика прошествовал к парадной двери.

Я пошел с Тратвеллом к нему домой. В кабинете адвокат запер ящик с револьвером в металлический сейф.

– Очень рад сбагрить эту игрушку с рук, – сказал я. – Не хотелось, чтобы Лэкленд поймал меня с поличным.

– Вы считаете, я должен сегодня же передать его Лэкленду?

– Посмотрим, какие сведения поступят из Сакраменто о его владельце. Да, кстати, вы вот сказали, что Чалмерсам придется снова через «это пройти», на что вы намекали? Ник и раньше попадал в подобные передряги?

Тратвелл медлил с ответом.

– Все зависит от того, как это понимать. Ник никогда не был замешан в деле об убийстве – во всяком случае, насколько мне известно. Но один-два срыва за ним числятся, кажется, психиатры так это называют. Несколько лет назад он удрал из дому; его нашли только после того, как объявили розыск по всей стране.

– Он что – с хиппи спутался?

– Не совсем. Просто пытался жить самостоятельно. Когда Пинкертонам наконец удалось разыскать его на восточном побережье, он работал уборщиком в ресторане. Нам еле удалось уговорить его вернуться домой и закончить образование.

– Как он относится к родителям?

– С матерью он очень близок, – сухо сказал Тратвелл, – но не знаю, хорошо ли это. Отца, по-моему, он боготворит, но чувствует, что ему до него далеко. Так же относился и Ларри Чалмерс к своему отцу, судье. Очевидно, это наследственное.

– Но вы сказали, что подобный срыв не был единичным? – подтолкнул я его.

– Сказал. – Он сел напротив меня. – Но это было давным-давно, четырнадцать или пятнадцать лет тому назад, и, может, там-то и следует искать корень всех бед. Мне кажется, доктор Смизерэм придерживается того же мнения. Но со мной Смизерэм откровенен лишь до известного предела.

– Что же все-таки тогда случилось?

– Вот об этом-то Смизерэм и умалчивает. Я думаю, Ника тогда похитил сексуальный маньяк. Родителям удалось быстро вернуть его в лоно семьи, но мальчик безумно перепугался. Ему тогда шел девятый год. Теперь вы понимаете, почему никто не хочет вспоминать об этой истории.

Я хотел спросить Тратвелла еще кое о чем, но тут раздался стук, и на пороге появилась экономка:

– Я слышала, как вы пришли мистер Тратвелл. Вам что-нибудь подать?

– Нет, спасибо, миссис Гловер. Я сейчас опять уеду. Кстати, где Бетти?

– Не знаю, сэр, – сказала она и посмотрела на меня с укоризной.

– Она у Чалмерсов, – сказал я.

Тратвелл встал, всем своим видом выражая неудовольствие.

– Мне это совсем не нравится.

– Тут ничего нельзя было поделать: Бетти помогала мне, когда я забирал Ника. И справилась с этим отлично. С Ником, между прочим, она тоже здорово справляется.

Тратвелл хлопнул себя по бедру.

– Не для того я растил дочь, чтобы она стала нянькой психу.

Экономка в ужасе попятилась и тихо прикрыла за собой дверь.

– Пойду за Бетти, приведу ее домой, – сказал Тратвелл. – Лучшие свои годы она потратила на этого слюнтяя.

– Она, по-моему, не считает, что потратила их впустую.

– Так, значит, вы на его стороне? – сказал он ревниво.

– Нет, я на стороне Бетти, а возможно, и на вашей. Но сейчас нельзя требовать, чтоб она с ним порвала.

– Да, вы правы, – поразмыслив с минуту, согласился Тратвелл.

Глава 9

Перед уходом Тратвелл набил трубку и закурил. Я задержался у него в кабинете – мне нужно было срочно позвонить Рою Снайдеру в Сакраменто. Часы показывали без пяти пять, в пять рабочий день Снайдера кончался.

– Рой? Это опять Арчер. Тебе удалось узнать, кто купил кольт?

– Да. Его приобрел некий Роулинсон. Самюэль Роулинсон из Пасадены. – Снайдер повторил фамилию по буквам. – Он купил его в сентябре сорок первого и тогда же получил от пасаденской полиции разрешение на оружие. В сорок пятом году срок разрешения истек. Вот и все, что я узнал.

– А Роулинсон объяснял, для чего ему оружие?

– Сказал, что в его положении револьвер необходим. Он тогда был президентом пасаденского Западного банка, – сухо пояснил Снайдер.

Я поблагодарил его и позвонил в пасаденское справочное бюро. В списке абонентов пасаденский Западный банк не числился, зато числился Самюэль Роулинсон. Я заказал разговор с Роулинсоном. Трубку сняла женщина, голос у нее был грубоватый, но добродушный. – Мне очень жаль, – сказала она телефонистке, – но мистер Роулинсон никак не может подойти к телефону – у него артрит.

– В таком случае я хочу поговорить с этой дамой, – сказал я телефонистке.

– Минуту, сэр, – сказала телефонистка.

– У телефона Лью Арчер. С кем имею честь говорить?

– Миссис Шеперд. Я приглядываю за мистером Роулинсоном.

– Он что, болен?

– Он стар, – сказала она. – Все мы стареем.

– Вы совершенно правы, миссис Шеперд. Я пытаюсь выяснить, к кому перешел револьвер, который мистер Роулинсон купил в сорок первом году. «Кольт-45». Вы не можете спросить мистера Роулинсона, что он с ним сделал?

– Сейчас спрошу.

Минуту-две ее не было слышно. Линия была перегружена; в трубке бормотали далекие голоса, слышались отдельные фразы, обрывавшиеся прежде, чем я успевал понять, о чем идет речь.

– Он хочет знать, кто вы такой, – сказала миссис Шеперд. – И какое имеете право расспрашивать его о всяких там револьверах. Я повторяю слова мистера Роулинсона, – добавила она извиняющимся голосом. – Он у нас очень строг – во всем любит порядок.

– Я тоже. Передайте ему, что я сыщик. Есть подозрения, что из этого револьвера прошлой ночью убили человека.

– Где?

– В Пасифик-Пойнте.

– Он раньше всегда там жил летом, – сказала миссис Шеперд. – Спрошу его еще раз. – Она положила трубку и тут же вернулась. – Извините, но он не хочет отвечать. Он говорит, если вы сами к нему приедете и объясните, для чего вам эти сведения, он с вами переговорит.

– Когда?

– Если хотите, приезжайте сегодня же вечером. Он вечерами всегда дома. Локаст-стрит, 245.

Я сказал, что тут же приеду. И уже сел было в машину, но увидел впереди черный «кадиллак» с санитарным знаком на дверце и понял, что сейчас не время уезжать. Прежде всего я должен переговорить с доктором Смизерэмом.

Дверь чалмеровского особняка была распахнута настежь, словно его обитатели, поняв, что прежняя замкнутая жизнь невозможна, махнули на все рукой. Я прошел в холл. Тратвелл – он стоял ко мне спиной – спорил с плотным плешивым мужчиной, по всей видимости, пресловутым психиатром. Лоренс и Айрин Чалмерс почти не принимали участия в споре.

– Клиника противопоказана, – говорил Тратвелл. – Нельзя знать наперед, что может сказать мальчик, а в клиниках не умеют хранить тайны.

– В моей умеют, – сказал психиатр.

– Допускаю, охотно допускаю. Но и в этом случае, если вас или кого-нибудь из ваших служащих вызовут в суд, вам придется отвечать на вопросы. Тогда как юрист...

– Ник совершил преступление? – прервал Тратвелла доктор.

– Я не намерен отвечать на этот вопрос.

– Как я могу лечить пациента, если от меня утаивают информацию?

– Ну, информации у вас хоть отбавляй, – в голосе Тратвелла зазвучала давняя обида. – И эту информацию вы уже пятнадцать лет от всех утаиваете.

– По крайней мере вы признаете, – сказал Смизерэм, – что я не побежал с этой информацией в полицию?

– А она заинтересовала бы полицию, доктор?

– Я не намерен отвечать на этот вопрос.

Мужчины злобно уставились друг на друга. Лоренс Чалмерс попытался что-то сказать, но его попросту не замечали. Айрин Чалмерс подошла ко мне и отвела в сторону. Глаза у нее были тусклые и усталые, и я понял, что она давно ждала этого удара.

– Доктор Смизерэм хочет положить Ника в свою клинику. Как вы думаете, что нам делать?

– Я согласен с мистером Тратвеллом. Вашему сыну адвокат нужен не меньше врача.

– Почему? – напрямик спросила она.

– Прошлой ночью Ник, по его словам, убил человека; он рассказывает об этом всем встречным и поперечным. – Я замолчал, давая ей возможность обдумать мои слова. Но, судя по ее реакции, они не были для нее такой уж неожиданностью.

– Кого он убил?

– Некоего Сиднея Хэрроу. Хэрроу принимал участие в краже вашей флорентийской шкатулки, так же, по всей видимости, как и Ник.

– Ник?

– Боюсь, что да. А так как Ник все время только об одном этом и думает, мне кажется неблагоразумным класть его в какую бы то ни было клинику или больницу. В клиниках, как говорит Тратвелл, не умеют хранить тайны. Вы не могли бы подержать его дома?

– Кто будет за ним смотреть?

– Вы и ваш муж.

Она смерила мужа оценивающим взглядом.

– Может быть. Но я не знаю, под силу ли это Ларри. Он принимает все очень близко к сердцу, особенно если речь идет о Нике, хотя по виду никогда не скажешь. – Она придвинулась ко мне, пуская в ход свои чары. – А вы не взялись бы, мистер Арчер?

– За что не взялся бы?

– Присмотреть сегодня за Ником?

– Нет, – решительно отрезал я.

– А мы ведь, знаете ли, вам деньги платим.

– Что ж, я их получаю не даром. Но в сиделки я не нанимался.

– Очень сожалею, что к вам обратилась, – сказала она желчно, повернулась спиной и ушла.

Надо поскорей уехать, пока она не дала мне расчет, подумал я, подошел к Джону Тратвеллу и объяснил ему, куда и зачем еду.

Вскоре страсти немного поутихли, и адвокат представил меня Смизерэму; при жестком взгляде у него оказалось неожиданно вялое рукопожатие. Его умные глаза глядели тревожно.

– Мне хотелось бы узнать у вас кое-что о Нике, – сказал я.

– Сейчас не время и не место.

– Понимаю, доктор. Я заеду к вам завтра.

– Если вы настаиваете. А теперь прошу извинить: меня ждет пациент.

Я проводил его до железной решетки и заглянул в гостиную. Бетти и Ник сидели рядом на ковре. Бетти, упершись рукой в пол, повернулась всем телом к Нику. Ник уткнул голову в колени.

Они не только не двигались, но словно и не дышали – они, казалось, навеки застыли в своих позах, как люди, затерявшиеся в безвоздушном пространстве: его фигура выражала отчаяние, ее – нежность.

Доктор Смизерэм подошел и опустился рядом с ними на пол.

Глава 10

Я отправился в Пасадену дорогой на Анахайм. Время для поездки было выбрано самое неподходящее: транспорт порой полз, как недобитая змея. Путь от Чалмерсов до Роулинсона занял полтора часа.

Остановившись перед домом Роулинсона, я с минуту посидел в машине, чтобы прийти в себя после дорожной нервотрепки. Квартал, в котором жил Роулинсон, сплошь состоял из совершенно неотличимых друг от друга каркасных домов. Дома, по калифорнийским понятиям, были старые, украшенные модными на рубеже нашего столетия коньками и куполами.

Через два-три дома Локаст-стрит заканчивалась полосатым черно-белым заграждением – за ним улица обрывалась глубоким оврагом. Небо заволакивали сумерки.

Открылась парадная дверь, и я увидел, что у Роулинсона горит свет. Женщина, пройдя по веранде, спустилась с крыльца, перешагнув сломанную ступеньку.

Пока она шла к моей машине, я успел разглядеть, что ей уже под шестьдесят, однако двигалась она не по годам легко. За стеклами очков блестели черные глаза. Смуглая кожа наводила на мысль о примеси индейской или негритянской крови. На ней было строгое серое платье и пестрый мексиканский фартук.

– Вы тот джентльмен, который хотел повидать мистера Роулинсона?

– Да. Моя фамилия Арчер.

– А я миссис Шеперд. Он сейчас обедает и не станет возражать, если вы к нему присоединитесь. Он любит есть в компании. Обед я приготовила только на нас двоих, но буду рада предложить вам чашечку чая.

– От чая не могу отказаться, миссис Шеперд, – сказал я и прошел за ней в дом. Если не приглядываться, холл производил внушительное впечатление. Но я тут же заметил, что паркет расшатался и покоробился, а стены потемнели от плесени.

Столовая казалась менее запущенной. Под тусклой хрустальной люстрой, где горела всего одна лампочка, стоял стол, накрытый на одну персону, на белоснежной скатерти красовалось начищенное до блеска столовое серебро. Седовласый старикан в порыжевшем смокинге доедал нечто напоминающее рагу. Миссис Шеперд представила меня. Старик отложил ложку и, с трудом встав, протянул скрюченную руку.

– Не жмите сильно – у меня артрит. Присаживайтесь, миссис Шеперд подаст вам кофе.

– Чай, – поправила она. – Кофе кончился. – Но она не торопилась уйти: ей было интересно послушать, о чем пойдет речь.

Глаза Роулинсона сверкнули слюдяным блеском. Он тут же перешел к делу – так велико было его нетерпение.

– Этот револьвер, по поводу которого вы мне позвонили, его, как я понимаю, использовали в противозаконных целях?

– Вероятно. Но пока нельзя сказать ничего определенного.

– Но если это не так, значит, вы проделали весь этот длинный путь впустую?

– В моем деле приходится проверять все до последней мелочи.

– Как я понимаю, вы частный сыщик, – сказал он.

– Совершенно верно.

– Кто вас нанял?

– Адвокат из Пасифик-Пойнта по фамилии Тратвелл.

– Джон Тратвелл?

– Да. Вы с ним знакомы?

– Я познакомился с Джоном Тратвеллом через одного из его клиентов и раза два-три встречался с ним. Это было очень давно – он тогда был молод, а я уже нет. Вот и выходит, что не видел я его лет тридцать – ведь со смерти Эстеллы прошло почти двадцать четыре года.

– Эстеллы?

– Эстеллы Чалмерс – вдовы судьи Чалмерса. Дивная была женщина, – и старикан причмокнул, словно смакуя вино.

– Это когда еще было, мистер Роулинсон. Мистера Арчера не интересует древняя история, – недовольно сказала миссис Шеперд. Она все еще топталась в дверях.

Роулинсон засмеялся.

– А я никакой другой и не знаю. Кстати, где же чай, что вы так любезно предлагали, миссис Шеперд? Думает, я ее собственность, – обратился ко мне старик. – Но она сильно ошибается. Если в моем возрасте и воспоминаний лишиться, так вообще ничего в жизни не останется.

– А меня очень интересуют ваши воспоминания, – сказал я, – особенно относительно того револьвера, который вы купили в сентябре сорок первого года. Не исключено, что прошлой ночью из него застрелили человека.

– Кого?

– Некоего Сиднея Хэрроу.

– Никогда не слышал о нем, – сказал Роулинсон так, словно ставил под сомнение существование Хэрроу. – Он умер?

– Да.

– И вы хотите доказать, что мой револьвер имеет какое-то отношение к убийству?

– Не совсем так. Одно из двух: либо убийца стрелял из него, либо нет. Так вот, хочу выяснить, что было на самом деле.

– Разве баллистической экспертизой нельзя этого определить?

– Можно. Но экспертиза еще не производилась.

– Тогда мне, пожалуй, лучше подождать результатов экспертизы, верно?

– Если убийца – вы, тогда, конечно, мистер Роулинсон.

Он покатился со смеху, чуть было не потерял верхнюю челюсть, однако успел подхватить ее большим и указательным пальцами и водворить на место. В дверях появилась миссис Шеперд с подносом.

– Что вы смеетесь? – спросила она.

– Да, вас бы это не рассмешило, миссис Шеперд. Вам недостает чувства юмора.

– А вам приличия. Кто бы мог подумать, что вам за восемьдесят и вы когда-то были президентом банка... – Она грохнула подносом о стол, как бы ставя точку. – Вам с молоком или с лимоном, мистер Арчер?

– Просто крепкий чай.

Она разлила чай в две чашки тончайшего фарфора от разных сервизов. «Кто же Роулинсон на самом деле, бедняк или скупец, – думал я, глядя на остатки былой роскоши, – и что, черт подери, стряслось с его банком?»

– Мистер Арчер подозревает, что я совершил убийство, – сказал он не без бахвальства.

Но миссис Шеперд это сообщение ни в коей мере не рассмешило. Ее смуглое лицо стало еще темнее, у рта и глаз обозначились угрюмые морщины.

– Раз так, к чему скрывать от него правду? – накинулась миссис Шеперд на старика. – Вы же помните, что отдали револьвер дочери, и отлично помните когда.

– Помолчите.

– Вот еще! Вы, чего доброго, дошутитесь, а я этого не допущу. Умный-то вы умный, а от безделья каких только глупостей не надумаете.

Однако Роулинсона эти нападки ничуть не рассердили. Его скорее радовала чуть ли не супружеская заботливость миссис Шеперд. К тому же, по всей видимости, он просто забавлялся, а утаивать ничего не хотел. Зато миссис Шеперд встревожилась не на шутку.

– Кого застрелили?

– Некоего Сиднея Хэрроу, – он временно подвизался в роли сыщика.

– Не знаю, кто бы это мог быть, – покачала она головой. – Выпейте-ка чаю, пока горячий. Хотите фруктового кекса, мистер Арчер? У меня остался с рождества.

– Нет, благодарю вас.

– А я, пожалуй, не откажусь, – сказал Роулинсон, – и положите наверх еще ложечку мороженого.

– Мороженое у нас вышло.

– Похоже, что у нас все вышло.

– Нет, еды у нас хватает, а вот денег в обрез.

С этими словами миссис Шеперд удалилась. С уходом добродушной и энергичной экономки в комнате стало неуютно. Роулинсон беспомощно озирался, словно его вдруг одолели все старческие недуги разом.

– Мне очень жаль, что ей взбрело в голову навести вас на след моей дочери. Но я надеюсь, что вы не броситесь очертя голову к Луизе. Потому что это пустой номер.

– Почему?

– Я действительно подарил дочери револьвер в сорок пятом году. Но у нее его украли много лет спустя, в пятьдесят четвертом году, если быть точным, – даты он приводил торжественно, гордясь своей памятью. – Однако к вашей истории это никакого отношения не имеет.

– Кто украл револьвер?

– Откуда мне знать? Дом моей дочери ограбили.

– А для чего вы вообще подарили ей револьвер?

– Ну, это давняя история, и довольно грустная, – сказал он. – Муж моей дочери оставил ее, притом оставил без всяких средств к существованию с Джин на руках.

– С Джин?

– Ну да, с моей внучкой Джин. Две слабые женщины остались одни в доме, ну вот Луиза и решила на всякий случай завести оружие, – внезапно ухмыльнулся он. – По-моему, надеялась, что он вернется.

– Кто вернется?

– Ее муж. Мой неподражаемый зять Элдон Свейн. Я ни минуты не сомневаюсь, что, если б Элдон вернулся, она бы его застрелила. И получила бы на то мое благословение.

– За что вы так не любите своего зятя?

Он засмеялся, но тут же оборвал смех.

– Бесподобный вопрос. Но, с вашего позволения, я, пожалуй, не стану на него отвечать.

Миссис Шеперд принесла два тончайших ломтика кекса. Я вмиг проглотил свой, она это заметила.

– Вы голодны. Я сделаю вам бутерброд.

– Не стоит беспокоиться. Я сейчас еду домой, там и пообедаю.

– Ну что вы, какое беспокойство.

Однако Роулинсон явно не желал делить со мной ее внимание.

– Мистеру Арчеру угодно узнать, – сказал он с шутовским видом, – чем мне насолил Элдон Свейн. Ну как, рассказать ему?

– Нет. Вы и так слишком много болтаете, мистер Роулинсон.

– О махинациях Элдона всему свету известно.

– Вовсе нет, о них уже давно забыли. Не стоит ворошить прошлое. Все могло обернуться еще хуже. Шеперду я так же сказала. Когда начинаешь ворошить старое, того и гляди, накличешь новую беду.

– А я думал, ваш муж в Сан-Диего, – раздраженно сказал старик: он ревновал.

– Рэнди Шеперд мне не муж, а бывший муж.

– Вы с ним виделись?

Она пожала плечами.

– А что мне делать, если он приходит. Я его не приваживаю.

– Значит, вот куда у нас идет кофе и мороженое.

– Ну уж нет. Никогда Шеперду не перепадало ни кусочка и ни цента вашего.

– Обманщица!

– Вы не смеете меня обзывать мистер Роулинсон. Такого я и от вас не потерплю.

Роулинсон повеселел: весь пыл ее души и внимание опять принадлежали ему.

Я поднялся.

– Что ж, мне пора.

Они не стали меня удерживать. Миссис Шеперд пошла со мной до двери.

– Ну как, не зря потратили время, узнали, что вам нужно?

– Кое-что узнал. Вы не можете сказать мне адрес дочери мистера Роулинсона?

– Конечно, сэр. – Она продиктовала мне адрес, здесь же, в Пасадене. – Только не говорите ей, что адрес вам дала я. Миссис Элдон Свейн меня не больно жалует.

– По-моему, вы от этого не слишком страдаете, – ответил я. – Скажите, Джин Траск приходится дочерью миссис Свейн?

– Да. Неужто и Джин тут припутана?

– Увы, это не исключено.

– Вот жалость-то! Я ведь Джин помню еще невинным ангелочком. Они с моей дочкой так дружили – водой не разольешь. А потом рассорились, – тут она сообразила, что сболтнула лишнее, и прикусила язык. – Я и сама что-то слишком разболталась, того и гляди, накличу беду.