Текст книги "Прощальный взгляд"

Глава 29

Я чуть не врезался в заграждение – улица кончалась тупиком. Впереди зиял глубокий овраг. Я выключил мотор и попытался сообразить, где нахожусь.

Над оврагом парил рыжехвостый ястреб. Вдоль невидимого ручья росли карликовые дубы и платаны. Вскоре я понял, что это тот же самый овраг, который перерезает Локаст-стрйт, где живет Роулинсон. Только теперь я находился по другую его сторону.

Я долго колесил, прежде чем нашел Локаст-стрит. А когда наконец отыскал ее, еще за полквартала от роулинсоновского дома мне бросился в глаза черный «меркурий» с откидным верхом.

Ключи торчали в зажигании. Я сунул их в карман. Поставил машину перед домом и не без труда взобрался на веранду, споткнувшись о поломанную ступеньку. Дверь открыла миссис Шеперд. Увидев меня, она прижала палец к губам. Глаза у нее были встревоженные.

– Не шумите, – прошептала она. – Мистер Роулинсон отдыхает.

– Я не мог бы хоть минуту поговорить с вами?

– Сейчас нет. Я занята.

– Ведь я ехал к вам от самого Пасифик-Пойнта.

Упоминание о Пасифик-Пойнте подействовало на нее магически. Не спуская с меня глаз, она бесшумно прикрыла дверь и вышла на веранду.

– А что у вас там такое в Пасифик-Пойнте?

Вопрос в подобных обстоятельствах естественный, но тут он, скорее всего, заменил собой другие вопросы, которые она не осмелилась задать. У меня создалось впечатление, что миссис Шеперд вдруг охватила отчаянная нерешительность, так не свойственная ее почтенному возрасту.

– Все то же самое, – сказал я. – У всех свои неприятности. И по-моему, начались они вот с этого, – я протянул ей копию фотографии Ника, которую нашел у Сиднея Хэрроу.

– Понятия не имею, кто бы это мог быть, – покачала головой миссис Шеперд.

– Вы уверены?

– Конечно, – и добавила торжественно: – Никогда в жизни не видела этого парня.

Я в ей поверил, если бы она спросила, кто это такой, но она не спросила.

– Этого парня зовут Ник Чалмерс. И снимали его для альбома выпускников университета. Только похоже, что Нику университет не кончить.

Она не спросила: «Почему?» Но глаза ее были выразительнее слов.

– Ник в больнице. Он пытался покончить с собой, но сейчас он поправляется. А неприятности все начались, как я уже говорил, с того момента, когда некий Сидней Хэрроу приехал в Пасифик-Пойнт обрабатывать Ника. Он носил с собой эту фотографию.

– Где он ее раздобыл?

– У Рэнди Шеперда, – сказал я.

Она побледнела – лицо ее стало землисто-серым.

– Почему вы мне это рассказываете?

– Да потому, что мой рассказ вас явно заинтересовал, – и продолжал все так же спокойно: – Рэнди сейчас дома?

Она безотчетно подняла глаза, и я понял, что Шеперд наверху. Но ответа не последовало.

– Я больше чем уверен, миссис Шеперд, что он наверху. На вашем месте я не стал бы его прятать. За Рэнди гонится полиция, они прибудут сюда с минуты на минуту.

– А за что они теперь его хотят арестовать?

– За убийство. Убийство Джин Траск.

Она застонала:

– Он мне ничего не говорил.

– Он вооружен?

– У него нож.

– Револьвера нет?

– Не видела, – она прикоснулась рукой к моей груди. – Вы точно знаете, что Рэнди передал карточку тому парню, ну, тому, который ездил в Пойнт?

– Теперь уже точно, миссис Шеперд.

– Тогда пусть он горит огнем, – и пошла по лестнице вниз.

– Куда вы?

– К соседям, звонить в полицию.

– Я бы не стал этого делать, миссис Шеперд.

– Может, вы и не стали б. А с меня хватит – достаточно я от него натерпелась. И я не собираюсь сесть в тюрьму по милости Рэнди.

– Впустите меня в дом. Я попробую с ним поговорить.

– Нет, это слишком большой риск. Так что я зову полицию. – Она повернулась ко мне спиной.

– Не стоит торопиться. Сначала нужно вывести из дому мистера Роулинсона. Где Рэнди?

– На чердаке. Мистер Роулинсон в гостиной.

Она ушла в дом и вывела старика. Роулинсон прихрамывал, зевал и жмурился от яркого солнца. Я усадил его рядом с собой и отвел машину к заграждению: нынешние полицейские любят популять вволю.

– Не понимаю, зачем нам здесь торчать, – накинулся на меня старик.

– Слишком долго объяснять. Скажу только, что мы кончаем распутывать одну историю, которая началась еще в июле сорок пятого года.

– Это когда Элдон меня обобрал до нитки.

– Если это был Элдон.

Роулинсон крутанул головой в мою сторону, да так резко, что на шее канатами натянулись жилы.

– Разве есть основания сомневаться?

– Кое-какие есть.

– Чепуха. Он был казначеем. Кто же похитил деньги, как не он?

– Вы, мистер Роулинсон.

Глаза старика, окруженные сетью морщин, заблестели.

– Да вы шутите!

– Нет. Хотя должен признаться, я сказал это в плане предположительном .

– Вернее, оскорбительном, – сказал старик без особого пыла. – Неужели я похож на человека, который станет разорять собственный банк?

– Нет, конечно, без веских причин вы бы на это не решились.

– Какие причины могли у меня быть?

– Женщина.

– Какая женщина?

– Эстелла Чалмерс. Она оставила большие деньги.

Он моментально изобразил на лице взрыв негодования.

– Вы черните память прекрасной женщины.

– Думаю, что нет.

– А я думаю, что да. И если вы не прекратите своих инсинуаций, я перестану с вами разговаривать, – он потянулся к дверце.

– Вам лучше остаться здесь, мистер Роулинсон. В вашем доме сейчас небезопасно. На чердаке прячется Рэнди Шеперд, а вскоре не замедлит явиться полиция.

– Это проделки миссис Шеперд? Она его пустила?

– Скорее всего, у нее не было выбора. – Я снова вытащил фотографию Ника и показал ее Роулинсону. – Знаете, кто это такой?

Он взял фотографию распухшими от артрита руками.

– К сожалению, его имя мне неизвестно. Я мог бы поделиться с вами своими соображениями о том, кто он, но они вам вряд ли интересны.

– Отчего же, поделитесь.

– Этот парень близок и дорог сердцу миссис Шеперд. В начале прошлой недели я видел такую фотографию у нее в комнате. Потом фотография пропала, и миссис Шеперд обвинила в пропаже меня.

– А следовало бы винить Рэнди Шеперда. Ведь это он ее взял. – Я отобрал у старика фотографию и снова спрятал вс внутренний карман куртки.

– Так ей и надо! Будет знать, как пускать Рэнди в мой дом, – глаза Роулинсона слезились от бессильного стариковского гнева. – Так вы говорите, сейчас явится полиция. Что еще натворил Рэнди?

– Его разыскивают по подозрению в убийстве, мистер Роулинсон. В убийстве вашей внучки Джин.

Старик ничего не ответил, только еще сильнее сгорбился. Мне стало жаль его. Он был богат, счастлив и постепенно лишился всего, что имел. А в довершение еще и пережил собственную внучку.

Я стал разглядывать овраг в надежде, что его зеленая глубь поможет мне забыть навеянную стариком тоску. Рыжехвостый ястреб, паривший по ту сторону, был виден и отсюда. Ястреб камнем ринулся вниз, темная кромка хвоста блеснула на солнце.

– Вы знали о смерти Джин, мистер Роулинсон?

– Да, мне вчера позвонила моя дочь Луиза. Но она не сказала, что Джин убил Шеперд.

– Думаю, что это не так.

– Тогда к чему вся эта свистопляска?

– Полиция думает, что убийца он.

И тут, словно услышав наш разговор, из-за угла роулинсоновского дома высунулся Рэнди Шеперд, в соломенной панаме с полосатой ленточкой, в потраченном молью пальто верблюжьей шерсти, и посмотрел прямо на нас.

– Эй вы там, зачем мою шляпу надели? – завопил Роулинсон. – Господи, а ведь пальто тоже мое! – и полез из машины. Я велел ему оставаться на месте. Он повиновался.

Шеперд двинулся по улице небрежной походкой джентльмена, совершающего моцион, но, поравнявшись с черным «меркурием», бросился к машине, одной рукой придерживая большую, не по голове, панаму. Посидел с минуту в машине, лихорадочно разыскивая ключи, выскочил и бросился к бульвару.

И тут снова завыли сирены, да так пронзительно, что от их воя потемнело в глазах. Шеперд застыл на месте, прислушиваясь к вою. Потом повернулся и кинулся назад. У роулинсоновского дома он на миг остановился, словно раздумывая, не спрятаться ли там.

На пороге показалась миссис Шеперд. Тут же на улицу влетели две полицейские машины и покатили прямо на Шеперда. Шеперд оглянулся, посмотрел на машины, перевел глаза на длинные викторианские фасады домов и опять припустил в нашу сторону. Шляпа с него слетела. Пальто вздулось парусом.

Я вышел из машины – преградить ему путь. Побуждение чисто рефлекторное. Патрульные машины резко затормозили, оттуда выскочили четверо полицейских и с места в карьер обстреляли Шеперда.

Он упал лицом наземь, дернулся – и тут же по шее и светлому пальто Шеперда поползли пятна, еще более красные и яркие, чем свалившийся на землю огненный парик.

Пуля вонзилась мне в плечо. Я стал оседать, ударился боком об открытую дверцу машины, упал ничком и притворился мертвым. Таким же мертвым, как Рэнди Шеперд.

Глава 30

Очнулся я в палате пасаденской больницы. Меня, очевидно, накачали пентоталом, отчего я ощущал невероятный подъем жизненных сил. Хирург долго копался, вытаскивая пулю, и теперь рука и плечо на время вышли из строя.

К счастью, пуля попала в левое плечо, на что неоднократно указывали как полицейские, так и посланцы окружного прокурора, посетившие меня днем. Полиция принесла свои извинения и в то же время дала мне понять, что не пуля нашла меня, а я сам подставил себя под пулю.

Они сказали, что сделают для меня все возможное, и с радостью согласились перегнать мою машину на больничную стоянку.

Тем не менее визит их меня и разозлил, и встревожил. Мне показалось, расследование вырвалось из-под моей власти и ушло далеко вперед, оставив меня на больничной койке. Я позвонил Тратвеллу. Экономка сказала, что его нет дома и Бетти тоже. Я позвонил в контору и попросил его секретаршу записать мое имя и номер телефона.

Ближе к ночи я выбрался из постели и заглянул в стенной шкаф. Голова немного кружилась, но мне было нужно во что бы то ни стало разыскать черную книжечку. Куртка висела в шкафу вместе с остальной одеждой, а книжечка, пробитая пулей и залитая кровью, лежала в том же кармане, что и раньше. Так же, как фотография Ника.

Я пошел обратно к кровати, но пол вдруг вздыбился и двинул меня по правой щеке. На минуту я потерял сознание, потом, очнувшись, подполз к кровати и прислонился к ножке.

В комнату заглянула дежурная сестра. Хорошенькая и на редкость серьезная, в форменном чепчике лос-анджелесской больницы. Звали ее мисс Коуэн.

– Скажите, бога ради, что вы тут делаете?

– Сижу на полу.

– Но так же нельзя!

Она помогла мне встать и забраться в постель.

– Надеюсь, вы не собирались от нас удрать?

– Честно говоря, нет. Но спасибо за идею. Как вы считаете, когда меня выпустят на волю?

– Это решает доктор. Возможно, он утром ответит на ваш вопрос. Ну как, в состоянии вы принимать гостей?

– В зависимости от того, какие гости.

– Пожилая женщина. Ее фамилия Шеперд. Она не родственница тому самому Шеперду... – девушка тактично замялась.

– Да, тому самому, – подъем сил, вызванный пентоталом, прошел, я снова почувствовал слабость; и все же попросил сестру ввести посетительницу.

– А вы не боитесь подвоха?

– Нет, это не в ее характере.

Мисс Коуэн удалилась. И почти тут же появилась землисто-серая миссис Шеперд. Мне показалось, что к ней уже никогда не вернется прежний цвет лица. Темные глаза ее стали огромными, словно расширились от ужаса.

– Мне очень жаль, что вы ранены, мистер Арчер.

– Ничего, заживет как на собаке. Вот с Рэнди нехорошо получилось.

– По Шеперду никто плакать не станет, – ответила она. – Я и полиции так сказала и вам то же скажу. И муж он был скверный, и отец, и кончил тоже скверно.

– Не слишком ли много скверного?

– Я знаю, о чем говорю, – голос ее звучал торжественно, – не знаю, убил он мисс Джин или нет, но с собственной дочерью он обошелся хуже некуда. Загубил ее жизнь и довел до смерти.

– Разве Рита умерла?

Услышав ее имя, она вздрогнула.

– Откуда вы знаете имя моей дочери?

– Слышал от кого-то. Кажется, от миссис Свейн.

– Миссис Свейн не любила Риту. Она ее винила во всем. А разве это дело? Ведь когда мистер Свейн стал ее обхаживать, она еще несовершеннолетняя была. А тут еще родной отец сводничал, брал у мистера Свейна деньги за дочку, – слова как из вулкана извергались бурным потоком, будто со смертью Шеперда в ней прорвался какой-то кратер.

– Рита уехала в Мексику со Свейном?

– Да.

– Она умерла там?

– Да, там.

– Откуда вам это известно, миссис Шеперд?

– Мне так сам мистер Свейн сказал. Шеперд приводил его ко мне, когда он вернулся из Мексики. Так вот он сказал тогда, что Рита умерла и похоронена в Гвадалахаре.

– У нее остались дети?

Взгляд ее было дрогнул, но она тут же взяла себя в руки и твердо посмотрела мне в глаза:

– Нет, у меня нет внуков.

– Кем вам приходится парень на той фотографии?

– На какой фотографии? – она изобразила удивление.

– Если хотите освежить память, фотография в моей куртке, в стенном шкафу.

Она посмотрела в сторону шкафа, а я сказал:

– На фотографии, которую Рэнди Шеперд украл из вашей комнаты.

На этот раз она искренне удивилась.

– Откуда вам это известно? Для чего вы копаетесь в наших семейных делах?

– Вы знаете для чего, миссис Шеперд. Я пытаюсь распутать одну историю, которая началась чуть не четверть века назад. Первого июля сорок пятого года.

Она моргнула. Но лицо ее тут же снова застыло.

– В этот день мистер Свейн ограбил банк мистера Роулинсона.

– Так ли было дело?

– А вам что рассказывали?

– Я наткнулся на кое-какие улики, говорящие в пользу другой версии. Вот тут-то я и начал сомневаться, а достались ли эти деньги Элдону Свейну?

– Кто, как не он, мог их взять?

– Да хотя бы ваша дочь Рита.

Она взорвалась, но далеко не так сильно, как я ожидал.

– Рите в сорок пятом шел семнадцатый год. Дети не грабят банков. Уж вы-то должны бы знать. Такое под силу только тому, кто в банке работает.

– Мистеру Роулинсону, например?

– Глупости говорите, и сами знаете.

– Просто мне захотелось проверить на вас эту догадку.

– Не надейтесь меня подловить. И чего вы так стараетесь обелить мистера Свейна, не понимаю. Я-то знаю, что деньги взял он, а не мистер Роулинсон. Да о чем говорить – бедный старик тогда лишился всего своего достояния. И с тех пор еле сводит концы с концами.

– На какие средства он живет?

– Получает небольшую пенсию. У меня есть сбережения. Я долгое время работала санитаркой. Так мы и перебиваемся.

Это было похоже на правду. Во всяком случае, я поверил миссис Шеперд.

И она, уловив перемену в наших отношениях, стала смотреть на меня добрее.

– Бедняга, вам надо отдохнуть, – она участливо прикоснулась пальцами к моему забинтованному плечу, – зачем вам забивать голову такой ерундой? Разве вы не устали?

– Устал, – согласился я.

– Тогда почему бы вам не поспать. – Голос ее действовал усыпляюще. Она положила ладонь мне на лоб. – А я посижу тут около вас, если вы не против. Люблю больничный запах. Я ведь работала в этой самой больнице.

И она села в кресло, стоявшее между стенным шкафом и окном. Кресло застонало.

Я закрыл глаза и размеренно задышал. Однако спать я и не думал, а просто лежал с закрытыми глазами и прислушивался к миссис Шеперд. Она не двигалась с места. В окно врывался уличный шум: гудели автомобили, пересмешник настраивался на ночную серенаду. Но он все откладывая и откладывал свою песню, пока меня не охватило предчувствие, что вот-вот что-то произойдет. Я был взвинчен до предела.

Искусственная кожа кресла пискнула, ноги миссис Шеперд еле слышно зашлепали по линолеуму, потом щелкнула щеколда, заскрипела дверь.

Я открыл глаза – миссис Шеперд на месте не было. Очевидно, забралась в стенной шкаф. Вскоре дверца шкафа медленно приотворилась, оттуда боком вылезла миссис Шеперд с фотографией Ника. Она поднесла фотографию ближе к свету. Лицо ее выражало любовь и страдание.

Она взглянула на меня, увидела, что я лежу с открытыми глазами, не сказав ни слова, спрятала карточку под пальто и тихо вышла из комнаты.

Я не стал ее останавливать. В конце концов, фотография принадлежала ей. Я выключил свет и стал слушать пересмешника. Пересмешник теперь распевал во все горло, и я заснул под его трели. Мне снилось, что я Ник, а миссис Шеперд моя бабушка и она живет в саду, где щебечут птицы, в округе Контра-Коста.

Глава 31

Утром, когда я вкушал подмокший тост с пашотом, в палату вошел хирург-ординатор.

– Как себя чувствуете?

– Отлично, – соврал я, – но на вашем рационе сил не наберешь. Когда вы меня выпустите?

– Не надо торопиться. Я хочу, чтобы вы недельку отлежались.

– О неделе не может быть и речи.

– Я не настаиваю на том, чтобы вы здесь оставались. Регулярное питание, легкая гимнастика, чередующаяся с отдыхом, – вот что вам нужно, чтобы прийти в норму, и, разумеется, избегать драк.

– Еще бы, – сказал я.

Утро я изо всех сил отдыхал. Тратвелл так и не позвонил; ожидание стало мешать отдыху, а под конец свело его на нет.

Незадолго до полудня я снова позвонил в контору Тратвелла. Телефонистка сообщила, что его нет на месте.

– На самом деле нет?

– На самом деле. Я не знаю, где он.

Я немного поотдыхал, немного подождал. Из Пасадены примчался на мотоцикле полицейский, привез ключи от моей машины и объяснил, куда он ее поставил. Это перст судьбы, подумал я.

После раннего ленча я выкарабкался из постели и нацепил кое-что из одежды. К тому времени, когда я справился с исподним, брюками и ботинками, я был весь в поту, меня трясло. Кое-как прикрыв окровавленной рубашкой плечи и грудь, я накинул поверх куртку.

По коридору взад-вперед сновали сестры и санитарки: разносили ленч. Я пересек коридор, открыл серую железную дверь, ведущую на пожарную лестницу, прошел пешком три этажа вниз и вышел боковым ходом на стоянку. Разыскал свою машину. Посидел там. Отдышался. Легкая гимнастика, чередующаяся с отдыхом.

Автострада была забита, транспорт еле полз. Машина плохо меня слушалась, хотя я и лез из кожи вон. Но внимание мое то и дело отвлекалось, и раз, чтобы не врезаться в идущую впереди машину, мне пришлось резко затормозить.

Сначала я намеревался поехать в Пасифик-Пойнт, однако едва дотянул и до Уэст-Лос-Анджелеса. Дожимая последний квартал своей улицы, я увидел в зеркале машины бородача с тюком. Я тут же оглянулся, но бородач исчез.

Поставив машину у обочины, я с трудом вскарабкался по лестнице и, едва открыв дверь, услышал, как в квартире яростно, словно звуковая мина-ловушка, надрывается телефон. Я снял трубку и перенес телефон к креслу.

– Мистер Арчер, говорит Элен из телефонной службы. Вам два раза звонили по неотложным делам. Некий мистер Тратвелл и некая мисс Тратвелл. Я с тех пор никак не могла вам дозвониться.

Я посмотрел на электрочасы: они показывали два. Элен продиктовала мне номер тратвелловской конторы и куда менее знакомый телефон, оставленный его дочерью.

– Еще звонки были?

– Да, но тут, очевидно, произошла какая-то ошибка. Одна из пасаденских больниц утверждает, что вы им задолжали сто семьдесят долларов. Включая стоимость операции, так они сказали.

– Все верно. Если они еще раз позвонят, скажите, что я отправлю чек почтой.

– Хорошо, сэр.

Я вынул чековую книжку, посмотрел, сколько у меня остается денег, и решил для начала позвонить Тратвеллу. Но прежде прошел на кухню и сунул в духовку замороженный бифштекс. Отхлебнул молока, простоявшего все эти дни в холодильнике, выяснил, что оно еще не скисло, и выпил половину оставшейся кварты. Мне захотелось отбить вкус молока стаканчиком виски, но как раз этого-то и не следовало делать.

На мой звонок откликнулся младший партнер Тратвелла Эдди Сазерленд. Тратвелла в данный момент нет в конторе, сказал Сазерленд, но он сможет принять меня в 4.30. Мое присутствие обязательно, хотя Сазерленд и не знал, зачем я нужен Тратвеллу.

Набрав номер, оставленный Бетти, я вспомнил, что это домашний телефон Ника.

– Алло, – услышал я голос Бетти.

– Говорит Арчер.

Она затаила дыхание.

– Я весь день пыталась до вас дозвониться.

– Ник с вами?

– Нет. Хотелось бы мне, чтоб это было так. Ник меня беспокоит. Вчера я поехала в Сан-Диего, пыталась его повидать. Но они меня не пустили.

– Кто они?

– Этот охранник. И доктор Смизерэм с ним заодно. Они, кажется, считают, что меня подослал отец. Мне, правда, удалось заглянуть в дверь – так что я видела Ника и он меня видел. Он попросил меня забрать его оттуда. Сказал, что они его держат там против его воли.

– "Они"?

– По-моему, он имел в виду доктора Смизерэма. Во всяком случае, именно доктор Смизерэм приказал его перевезти.

– Куда?

– Не знаю, мистер Арчер. Но думаю, что они держат его взаперти в смизерэмовской клинике. Во всяком случае, санитарная машина отвезла его туда.

– Вы всерьез верите, что они держат его взаперти?

– Я уж и сама не знаю, чему верить. Но боюсь я всего. Вы мне поможете?

Я сказал, что для начала помогать придется ей, поскольку мне сейчас не под силу вести машину. Бетти согласилась приехать за мной через час.

Я вышел на кухню и перевернул бифштекс. С одной стороны он дымился и шипел, с другой – был совершенно ледяной, все равно как те шизофреники, с которыми мне приходилось иметь дело. И я задался вопросом, а безумен ли Ник.

Прежде всего надо было одеться. В моем не слишком богатом гардеробе нашлась безразмерная нейлоновая рубашка, которую мне удалось натянуть, не всовывая левой руки в рукав. Завершил я туалет вязаным жакетом.

К этому времени мой шизоидный бифштекс подрумянился с обеих сторон, но остался кроваво-красным изнутри. Я проткнул его ножом – на тарелку потекла кровь. Дав бифштексу остыть, я не стал его резать, а съел целиком и прикончил кварту молока. Потом вернулся в комнату и сел отдохнуть. Впервые в жизни я ощутил, что такое старость. Организм вдруг стал требовать большего ухода, давая все меньше взамен. Гудок Бетти вывел меня из полудремы. Я неуклюже протиснулся в машину. Бетти строго посмотрела на меня.

– Мистер Арчер, вы больны?

– Да нет. Просто пуля попала в плечо.

– Почему вы мне ничего не сказали?

– Вы в тогда не приехали. А мне не хочется выпускать расследование из своих рук.

– Даже если это вас убьет?

– Меня не так-то легко убить!

Я за последние два дня сильно сдал, Бетти же, напротив, очень похорошела. Видно, период оцепенения кончился.

– Скажите, бога ради, кто мог в вас стрелять?

– Полицейский из Пасадены. Правда, он метил в другого. Я просто подвернулся под руку. Разве отец вам не рассказывал?

– Я не видела отца со вчерашнего дня, – сказала она торжественно, словно важное заявление делала.

– Вы хотите уйти из дому?

– Да. Отец сказал, чтоб я выбирала между ним и Ником.

– Уверен, что вы его не так поняли.

– Нет, именно так.

Она включила зажигание. Мотор взревел. И тут я вспомнил, что забыл вынуть чалмеровские письма из багажника. Я пошел за ними и, пока Бетти выводила машину на автостраду, еще раз просмотрел верхние три.

Начало второго письма привлекло мое внимание:

«Мл. лейтенант Л.Чалмерс с борта „Сорел-бей“, (К.А. 185) 15 марта 1945».

– Кажется, вчера вы говорили о дне рождения Ника. Вы сказали, что он родился в декабре.

– Четырнадцатого декабря, – сказала она.

– Какого года?

– Сорок пятого. В прошлом месяце ему исполнилось двадцать три. А зачем вам это знать?

– Может понадобиться. Скажите, кто вынул из пачки эти три письма, что идут не в хронологическом порядке? Ник?

– Может быть, и он. Мне кажется, он их читал. А что?

– Мистер Чалмерс, находясь на войне, прислал с борта корабля письмо, датированное пятнадцатым марта сорок пятого года.

– Я не сильна в арифметике, особенно за рулем. Но кажется, с пятнадцатого марта по четырнадцатое декабря будет девять месяцев?

– Совершенно точно.

– Правда, странно? Ник всегда подозревал, что его отец... ну, что мистер Чалмерс ему не родной отец. Он считал, что его усыновили.

– Возможно, он прав.

Я переложил три верхних письма в бумажник. Бетти, преодолев скат, въехала на автостраду и яростно погнала машину. Над нами коричневым покрывалом стлался смог.