Текст книги "Робинзон Крузо и Лунный камень"

Сооружая стену, я ломал себе голову над входом – как сделать надёжные и крепкие ворота, не имея ни петель, ни замков? С другой стороны, зачем нужна стена, если сквозь неё можно пройти без особого труда? В конце концов, я решил обойтись без двери вообще, а использовать для перелезания через ограду приставную лестницу, которую можно было втягивать внутрь, приходя домой, или прятать поблизости, уходя из дома. Однако на время строительства я всё-таки оставил узкий проход, чтобы не лазить целыми днями по лестнице то в одну, то в другую сторону.

7. Новоселье

При кажущейся лёгкости сказанного, работать приходилось на пределе сил. Особенно тяжело давалось перетаскивание из леса тяжеленных брёвен для изготовления кольев. Поначалу я пытался просто носить их. Однако стоило чуть расслабиться, как бревно выскальзывало из рук, точно это не твёрдый кусок дерева, а вертлявая змея, и с удивительной точностью отдавливало мне ноги. Я почти лишился возможности ходить, когда догадался зацепить бревно верёвочной петлёй и тащить за собой. Теперь, несмотря на все усилия, коварным деревяшкам не удавалось добраться до меня!

Дальше было ещё труднее – ведь мало притащить, надо еще и установить! Выглядело это примерно так: разрыхлив ломом нужное место, я ставил туда бревно и отходил на несколько шагов, чтобы удостовериться в его вертикальности. Надо ли говорить, что стоило бревну почувствовать свободу, как оно тотчас падало, причём обычно в мою сторону, норовя раздавить или хотя бы покалечить хозяина острова. Усмотрев в таком поведении брёвен явное злоумышление в адрес губернатора, я показательно изрубил одно из них в мелкие щепки, приговаривая, что подобная участь ждёт всякого, кто будет мешать строительство ограды.

– Смир-р-рна! Р-р-равнение на губер-р-рнатора! – рычал я совсем как наш боцман, служивший в молодости на военном корабле, и напуганные брёвна послушно вставали на место, точно вымуштрованные солдаты в строй.

Однако самая тяжёлая работа на этом только начиналась – ведь тщательно установленное бревно надо было заколотить в землю. Для этого у меня имелась дубина из так называемого «железного дерева» Это была невероятно тяжёлая и крепкая штуковина, махать которой можно было только от очень сильной необходимости. При каждом ударе она норовила отскочить и стукнуть меня по лбу или, хитроумным пируэтом обогнув верхушку бревна, переломать мне ноги.

Но я был всё равно упрямее и, соорудив специальный помост, заколачивал по два бревна в день! Потом оставалось только заточить конец забитого бревна, и эту приятную и лёгкую работу я всегда оставлял на вечер, когда сил почти не оставалось, а ложиться спать было ещё рано. Вот так шаг за шагом я строил свою крепость, должную дать мне покой и уверенность, строил медленно, но хорошо, строил так, как мог, и так, как хотел…

Достигнутая в обращении с брёвнами ловкость навела меня на мысль закрепить свои права на остров установкой пограничного столба. Подготовив самое большое бревно, какое только можно было сдвинуть с места, я в три дня дотащил его до берега. Место для столба было выбрано не случайно – именно здесь в ту страшную штормовую ночь я выбрался на берег. Именно здесь, вот на этом самом дереве с развилкой, прошла моя первая ночь. Куда девался тот бедняга: голодный, промокший, дрожащий от страха? Теперь на его месте был энергичный и уверенный в себе хозяин острова!

Чтобы никакой шторм или ураган не мог повредить столбу, я не только глубоко вкопал его в песок, но и хорошенько укрепил камнями, сложив вокруг пирамидку в метр высотой. Поверхность столба была тщательно обтёсана, а на самом верху я надёжно прибил аккуратную дощечку, на которой выжег раскалённым куском железа:

«Этот остров принадлежит Робинзону Крузо!»

Чуть ниже буквами поменьше стояла подпись:

«Губернатор острова Робинзон Крузо»

А еще ниже совсем маленькими буковками значилось:

«Спрашивать в резиденции»

Покончив со столбом и оградой, я занялся возведением большой хижины, которую с гордостью называл «резиденцией». Понимая, что именно здесь скорей всего пройдёт вся моя жизнь я не пожалел самого лучшего материала привезённого с корабля: стены были аккуратно обшиты обрезками досок с бортов и палубы, а на крыше лежал сложенный в несколько раз запасной парус. Однако, предвидя обильные тропические ливни, я не ограничился одной крышей и натянул в полуметре выше большой кусок парусины. Он был привязан углами к кольям ограды и закрывал не только саму хижину, но и часть двора, где во время дождя можно было бы заниматься разными полезными делами.

– Через такую крышу, дружище Робинзон, – с гордостью сказал я, забивая последний гвоздь, – ни одна, даже самая хитрая капля не просочится!

Внутри хижина представляла собой одну большую квадратную комнату, поскольку устраивать какие-то перегородки показалось мне совершенно излишним. Земляной пол я тщательно выровнял, очистил от травы и засыпал мелким песком, который притащил с берега в мешке от сухарей. Свет и воздух поступали внутрь через два маленьких окошка в боковых стенках и дверной проём, который я на ночь завешивал парусиной. Из мебели в резиденции имелись только подвесная койка, на которой спал губернатор, и бочонок с порохом, на котором губернатор сидел.

Здесь же хранились мои самые ценные припасы: оружие, порох, одежда, еда. Они так загромождали хижину, что, едва справив новоселье, я задумался о строительстве склада. И тут сама природа подсказала мне отличное решение: позади хижины в отвесном склоне холма имелось небольшое углубление. Издали оно походило на вход в пещеру, однако никакой пещеры там не было. Вот я и подумал: а почему бы её ни вырыть? Особенно хорошо там будут храниться продукты – совсем как в настоящем английском погребе!

8. Земляные работы

На моё счастье холм был сложен из достаточно рыхлого песчаника, который легко поддавался железному лому. А будь на его месте твёрдый камень, мне пришлось бы отказаться от всякой мысли обзавестись пещерой. Однако мало разрыхлить, надо выкопать, а для этого принято использовать лопату. В корабельных запасах ничего похожего не было, но, сумев построить ограду и хижину, я как никогда верил в свои силы.

– Нет лопаты, дружище Робинзон? – сказал я, осматривая углубление в склоне холма, которому предстояло стать пещерой. – Значит надо её сделать!

Однако умудрённый суровым опытом я не кинулся сломя голову неизвестно куда и непонятно зачем, а решил сначала хорошенько подумать. Расположившись в тенёчке у хижины и поглаживая мурлычущего Брамселя, я стал вспоминать, как выглядели все когда-либо виденные землеройные инструменты. Перед моим мысленным взором проследовала целая череда всевозможных лопат, совков и тяпок. И все они с полной очевидностью состояли из двух частей: деревянной ручки и железного наконечника. Срубить в лесу подходящую палку труда не представляло, но где взять железо?

Я перебрал все привезённые с корабля детали, но ни одна из них не годилась для копания. Тогда я попробовал использовать найденную на берегу большую плоскую раковину. С помощью нескольких гвоздей, куска верёвки и твёрдости характера, я умудрился прикрепить её к ручке. Лопата получилась отличная – красивая, лёгкая, прикладистая. Скажу больше: она была так похожа на настоящую, что вы со ста шагов не смогли бы найти ни одного отличия. К сожалению, работать ею было решительно невозможно – стоило мне хорошенько копнуть, как раковина треснула пополам, а рукоятка так глубоко ушла в землю, что я чуть не упал.

Тогда я решил вырезать лопату из цельного куска дерева, примерно также как вырезают вёсла. Чтобы получить должную прочность мне пришлось воспользоваться тем же железным деревом, из которого была сделана дубинка для забивания кольев. Однако все оказалось не так просто: одно дело просто отпилить толстый сук и очистить его от веток, а другое – придать куску очень твёрдого дерева форму лопаты.

– Глаза страшатся, а руки делают, дружище Робинзон! – подбодрил я себя. – А лес рубят, щепки летят!

Для начала я срубил само дерево, выбрав не слишком толстое, потом обтесал его с двух сторон, превратив в толстую доску. На доске с помощью уголька я нарисовал лопату и стал потихоньку обрубать лишнее. Работа шла очень медленно, поскольку топор приходил в негодность после пяти-шести ударов, после чего приходилось браться за точило. Зато результат превзошёл все ожидания – несмотря на большой вес и неказистую внешность лопата копала отлично!

Земляные работы происходили так: с помощью лома я разрыхлял песчаник, после чего пускал в дело лопату. Выкопанную землю я равномерно распределял по двору и хорошенько утаптывал, чему всячески способствовал резвящийся Голиаф. Это позволило мне не только получить ровную поверхность, по которой было приятно ходить, но и заполнить все ямы, которые раньше заполнялись водой во время дождя и превращали двор в настоящее болото.

Постепенно стал вырисовываться контур пещеры: это был длинный коридор шириной не более двух метров и высотой достаточной, чтобы ходить не сгибаясь. В какой-то момент мне показалось, что места для размещения припасов не хватит, и я решил расширить пещеру, по меньшей мере, в два раза. Подобное вообще часто случается с человеком: ему хочется обладать всё большим и большим, вместо того чтобы радоваться тому, что есть. Но жизнь устроена так, что в погоне за излишеством обычно лишаешься необходимого.

Случилось это и со мной – не успел я хорошенько углубиться в боковую стенку, как целый пласт земли тяжело рухнул вниз, едва не похоронив меня заживо. С отчаянными криками я выскочил наружу и в ужасе бросился бежать. К несчастью мои глаза были запорошены землёй, отчего я совершенно ничего не видел перед собой. Боюсь даже представить себе, чем бы закончилось моё паническое бегство, но, споткнувшись о ничего не подозревающего Голиафа, я полетел кубарем, наткнулся на ограду и застрял головой между кольями. Вынужденная остановка позволила мне придти в себя и успокоиться, а пока я извлекал голову из ловушки, в ней родился план укрепления стенок пещеры.

Вернуться на место едва не случившейся гибели я смог только через неделю, когда кошмар немного забылся. Осторожно удалив рухнувшую землю, я поставил по бокам пещеры столбы, а между ними крест-накрест положил широкие доски. Получившиеся арки надёжно подперли свод, избавив меня от опасности обвала. Но это было ещё не всё – я засунул между песчаником и досками широкие пальмовые листья в несколько слоёв. Они лежали так плотно, что теперь сверху не сыпались даже мелкие кусочки песчаника!

Чтобы любая вещь всегда была под рукой, я сделал вдоль стен широкие полки. Они были прикреплены к столбам и придавали всему сооружению дополнительную прочность. На полки я аккуратно разложил свое многочисленное имущество: здесь железо, тут порох, там сухари. Ничего не надо искать – просто подходишь и берёшь то, что нужно!

9. Учить ботанику!

Я, кажется, уже говорил, что отсутствие должных навыков и нехватка инструментов приводило к тому, что работа, которая в обычных условиях требовала от силы неделю, у меня занимала несколько месяцев. А ведь мне ещё приходилось заниматься добыванием пищи! Правда, первое время я питался привезёнными с корабля и сухарями, да твёрдым, как пушечное ядро, голландским сыром, но они довольно скоро подошли к концу, и мне пришлось почти каждый день отвлекаться от работы, дабы найти, чем утолить голод.

Не исключаю, что остров изобиловал съедобными растениями, но я к величайшему сожалению ничего в этом не понимал, поскольку плохо учил ботанику в школе. В результате первая же попытка подкрепиться свежими фруктами закончилась весьма плачевно. Случилось это так: прогуливаясь по лесу, я заметил на дереве нечто напоминающее большой круглый плод. С первого взгляда он показался мне очень вкусным, я буквально почувствовал во рту нежную и сладкую мякоть. Однако плод висел слишком высоко, чтобы дотянуться до него рукой. Тогда я взял длинную палку и, хорошенько прицелившись, попробовал сбить добычу с ветки.

– Не промахнись, дружище Робинзон, – заметил я, провожая взглядом летящую палку, – и у тебя будет отличный обед!

Удар действительно получился отменным – плод обиженно загудел, плюхнулся на землю и подкатился прямо к моим ногам. Однако внутри вместо нежной и сладкой мякоти внутри оказался целый рой разъярённых насекомых. Да, да, да! В силу ботанического невежества я принял за вкусный плод гнездо диких пчёл и вместо отличного обеда получил большую неприятность. Надо ли говорить, что прозрение как всегда опоздало – не успел я толком сообразить, что случилось, как несколько десятков острых жал разом вонзились в моё тело.

Охваченный ужасом я бросился бежать, не разбирая дороги и взывая о помощи. Позади меня оставалась просека из сломанных деревьев и вытоптанных кустарников достойная взбесившегося слона. Надо мной висело плотное гудящее облако, из которого периодически вылетали жужжащие пчёлы и жалили своими жалами безо всякой жалости. Ну а впереди меня ожидала бесславная участь быть заеденным насмерть злобными насекомыми. Поистине трудно придумать более бесславный конец для губернатора острова…

К счастью, пока мозги были парализованы болью и страхом, ноги сами нашли дорогу к спасению и вынесли меня кратчайшей дорогой на берег моря. С ходу пробежав мелкое место, я бросился в воду и затаился там. Пчёлы сильно озадаченные моим исчезновением полетали туда-сюда и, видимо решив, что я утонул, удалились. Вот так печально и, честно говоря, болезненно закончилась моя первая попытка подкрепиться местными фруктами.

В другой раз я попытался добыть пару орехов с растущих на берегу пальм. Размером эти орехи были с голову не слишком умного взрослого и висели гроздями у самых вершин. Капитан как-то рассказывал нам, что такие пальмы называются кокосовыми, а внутри орехов, которые на самом деле кокосы, находится вкусная и питательная жидкость, напоминающая молоко. Однако все мои попытки добраться до кокосов по лишенному веток стволу закончились порванными брюками и весьма болезненным падением, после которого я неделю спал только на боку, а пищу принимал исключительно стоя.

– Эти пальмы плохо ведут себя, дружище Робинзон, – заметил я, с трудом укладываясь спать, – и ты, как губернатор, должен хорошенько проучить их!

На следующий день я пришёл с любимой дубиной из «железного дерева» и, хорошенько размахнувшись, стукнул по пальме. Мне показалось, что от такого удара упрямое дерево поймёт, кто на острове главный хозяин и хотя бы парочка наиболее спелых орехов обязательно свалятся прямо мне в руки. Что тут началось: десятки орехов обрушились на меня точно пушечные ядра! В ужасе я прижался к стволу, а они со свистом пролетали мимо и буквально вонзались в песок. На моё счастье ни один из этих кошмарных снарядов не попал в меня, иначе гибель была бы неминуема…

Случившееся так напугало меня, что едва обстрел закончился, как я бросился бежать, прикрывая голову руками и опять-таки взывая о помощи, ждать которой было, как ни трудно догадаться, не откуда. Памятую случай с пчёлами, я на всякий случай нырнул в воду и затаился там. Однако орехи не стали преследовать меня, а тихо и спокойно лежали вокруг пальмы, поблескивая зелёными боками. Вид у них при этом был совершенно мирным, как будто не они только что едва не лишили губернатора жизни!

С тех пор я решил больше не искушать судьбу и заняться банальной охотой, благо ружьё и порох у меня имелись…

10. Губернаторская охота

Основное съедобное население острова составляли дикие козы. Они бродили небольшими стайками по семь-восемь животных и задумчиво щипали всякую зелень, до которой могли дотянуться. Увидев их в первый раз, я решил, что охота не предоставит никакого труда. Нашёл, подошёл, выстрелил! Однако в отличие от своих домашних родственников, не отличающихся особенным умом, эти были необычайно осторожны и хитры. Стоило один раз выстрелить в их присутствии, как они стали бояться меня пуще огня! Теперь, едва заслышав шаги, козы с невероятной прытью разбегались по кустам, предупреждая друг друга об опасности испуганным блеянием.

Если я бросался в погоню, то они заводили меня в такие густые и колючие заросли, что я вылезал весь поцарапанный и в рваной одежде. Если я прятался в засаде на одной из козьих тропинок, то они, точно учуяв меня, за сто шагов сворачивали в сторону и обходили стороной. Если же я стрелял издалека, то промахивался, впустую теряя пулю и порох.

И вот однажды, когда охота в очередной раз закончилась полной неудачей, я сидел на брёвнышке и уныло грыз сухарь, наблюдая весело резвящееся среди деревьев аппетитное жаркое. Рядом лежал мой верный пёс, ожидая своей доли сухаря.

– А почему бы мне ни приспособить к охоте тебя? – обратился я к Голиафу после некоторого раздумья. – Разве не для этого человек ещё в глубокой древности приручил собаку?

Я попытался словами объяснить псу, что надо делать, но тот только смотрел на меня преданными глазами, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Я давно заметил, что это означало у него признак особого внимания. Однако внимание не значит понимание, и когда я, закончив объяснение, велел Голиафу отправляться на охоту, тот радостно завилял хвостом и остался лежать.

Тогда я решил показать, что именно надо сделать. Прислонив ружьё к дереву и сняв шляпу, я встал на четвереньки, заблеял и сделал вид, что ем травку. Даже псу должно было быть понятно – перед ним коза. Потом мне пришлось изобразить собаку: принюхиваясь и скаля зубы, я осторожно крался через густые кустарники. После собаки пришёл черёд козы, которая, не подозревая о надвигающейся опасности, продолжала жевать. И снова собака – она подобралась совсем близко. Так попеременно превращаясь из козы в собаку и из собаки в козу, я довёл дело до победного прыжка. Охота благополучно закончилась и, снова став собой-человеком, я похвалил себя-собаку за принесённую добычу себя-козу.

Голиаф с явным интересом досмотрел представление до конца, но так и не сдвинулся с места. Это было уже слишком – я схватил его за шкирку и, подтащив к полянке, где паслись козы, привязал к деревцу. Мой план состоял в следующем: пощипывая травку, козы рано или поздно окажутся рядом с привязанным псом, он почует их запах и проснувшийся охотничий инстинкт сделает своё дело. Однако стоило козам подойти поближе и блеснуть на солнце рогами, как Голиаф в ужасе завыл и, вырвав деревце к которому был привязан, бросился в мою сторону.

После такой вопиющей не удачи я отказался от мысли использовать пса для охоты. Однако сильное желание добыть свежего мяса не давало мне покоя, заставляя проявлять все больше усердия и сметки. Я учился бесшумно подкрадываться и метко стрелять, я изучал повадки коз так усердно, точно собирался написать о них книгу, я даже научился блеять по козлиному. И я победил! Подстрелив, наконец, козу я тут же разделал её, зажёг костёр и, нанизав несколько кусков мяса на ружейный шомпол, повесил над огнём. Аппетитный запах приятно щекотал ноздри, капельки жира, падали в огонь и шипели, пуская тонкие струйки дыма, а я сидел, удобно прислонившись к дереву и вытянув ноги.

– Жизнь на острове, в сущности, не так уж и плоха, дружище Робинзон! – размышлял я. – Как ни плоха всякая, пусть даже самая тяжёлая, жизнь. Главное – никогда не сдаваться!

Постепенно я стал заправским охотником и без добычи из леса не возвращался. Ходить на охоту приходилось примерно раз в неделю. При этом часть мяса обязательно заготавливалась впрок: я разрезал его на длинные тонике полосы, хорошенько натирал морской солью, собранной на прибрежных камнях, и развешивал вокруг хижины. В результате получалось вяленое мясо, которое можно было долго хранить, но трудно жевать.

Когда козье мясо надоедало мне, я шёл на берег моря и собирал черепашьи яйца. Перекопав в первые дни несколько тонн песка, я, в конце концов, выяснил, что там, где спрятаны яйца, песок обязательно утрамбован пятачком. Теперь я просто выходил на берег, хорошенько осматривался и начинал копать в нужном месте, пока в моих руках не оказывалось три-четыре десятка небольших шариков, покрытых мягкой кожистой скорлупой. Значительно позже я совершенно случайно увидел, отчего так происходит: оказывается, отложив яйца в ямку, черепахи сначала засыпают её, а потом, встав сверху, несколько раз опускаются всей тяжестью, уплотняя песок нижней частью панциря.

Поскольку ничего похожего на сковороду у меня не было, я придумал, как готовить яйца прямо в костре: надо было просто закопать их в горячую золу, а потом осторожно насыпать сверху свежих углей. Поначалу большая часть яиц либо лопалась, либо сгорала, но постепенно я научился делать всё ровно так, как требовалось.

11. Маленькие радости

Оказавшись на необитаемом острове, я мечтал лишь о надёжной крыше над головой и сытном обеде. Теперь же, когда упорным трудом я добился всего этого, мне захотелось придать своей жизни более цивилизованный вид. Ведь я был настоящим губернатором острова, а не каким-то там потерпевшим кораблекрушение!

Первым делом я занялся мебелью. Подвесная койка меня вполне устраивала, поэтому я решил сделать себе нормальный стул и стол. Подобрав в запасах несколько коротких досок и брусков, я открыл заветный ящик плотника и стал разбираться с назначением каждого инструмента. Поначалу у меня совершенно ничего не получалось. Пила норовила избавить меня от лишних с её точки зрения пальцев. Молоток предпочитал бить по рукам, а не по гвоздям. А буравчики вместо того, чтобы проделывать в дереве аккуратные отверстия, хищно впивались в самые чувствительные части моего тела. Со стороны вся эта возня выглядела, наверное, весьма забавно, во всяком случае, Голиаф и Брамсель смотрели на неё с нескрываемым интересом. Однако постепенно руки привыкли управлять загадочными на первый взгляд предметами, и я с некоторым душевным трепетом посчитал обучение законченным.

– Негоже губернатору завтракать сидя на земле! – подбодрил я себя, приступая к изготовлению стула. – Так что придётся тебе, дружище Робинзон, хорошенько постараться!

Само сиденье я сделал без особого труда, может быть не слишком изящным, но зато прочным, а вот с ножками случилась полная ерунда – несмотря на все мои старания, они все время получались разными. В результате стул так раскачивался, что у меня начинался приступ морской болезни. Тогда я разозлился, взял пилу и ровнял ножки до тех пор, пока не добился совершенно одинаковой длины. Увы, эта одинаковая длина оказалась такой короткой, что стул перестал быть стулом, превратившись в довольно жалкое зрелище: да сидеть на нём было можно, но с тем же успехом можно было сидеть прямо на полу.

Однако я не бросил задуманного, а продолжал с удвоенным усердием пилить, строгать и сверлить, превращая драгоценные доски в опилки, щепки и стружки. И, в конце концов, добился своего! Первый на острове стул был тяжёл и неказист, как якорь, но когда я сел на него, а Брамсель вскочил ко мне на колени, то, честное слово, на глазах у меня навернулись слёзы! Именно в это момент я понял, сколь велика сила человека занятого созидательным трудом. Такой человек может сделать всё, что пожелает и научиться всему, что не умеет. Ему подвластны любые инструменты и материалы. Сама природа бессильна противостоять ему! Он никогда не скучает, потому что всегда занят делом. А ещё таких людей не страшит одиночество!

Берясь за изготовление стола, я постарался учесть все известные ошибки. В итоге ножки сразу получились одинаковой длины, и хотя они сперва несколько раз подламывались из-за непрочности соединения, мне удалось довольно быстро призвать заупрямившуюся мебель к порядку. Теперь я мог не просто сидеть на стуле, а сидеть на стуле и за столом! Разумеется, с этого дня я ел совершенно как нормальный цивилизованный человек, но самое интересное было в том, что, едва сев за стол, я почувствовал непреодолимое желание записать свою историю на бумаге!

К счастью у меня были чернила, перо и толстая тетрадь, которые я привёз с корабля, ещё не зная какую роль они сыграют в моей жизни. Раскрыв тетрадь, я долго смотрел на чистый лист, точно пытался разглядеть нечто очень важное на его белой поверхности, а потом, обмакнув перо в чернила, аккуратно написал:

«Меня зовут Крузо. Робинзон Крузо. Жестокий шторм погубил корабль, на котором я плыл и весь его экипаж, а меня выбросил на необитаемый остров. Вначале у меня не было ничего кроме складного ножа со сломанным штопором и медузы, которую я за ненадобностью выпустил в море. Но на утро я увидел, остатки корабля неподалёку от берега…»

Писать было на удивление легко, как будто я всю жизнь только этим и занимался. Слова цеплялись друг за друга, выстраиваясь в приятные для чтения предложения. Это было похоже на разговор со старым другом, который всегда готов выслушать и поддержать, не задавая при этом глупых вопросов!

– Да ты запросто смог бы стать писателем, дружище Робинзон! – воскликнул я, перечитав вслух пару страниц. – Дело-то оказывается совсем нехитрое…

С тех пор я стал каждый день доверять бумаге случившиеся события и сокровенные мысли. Правда, днём для работы над дневником часто не хватало времени, а вечером было слишком темно, но я придумал использовать для освещения козий жир. Из медной крышки от корабельного компаса я сделал резервуар для горючего. Обрывок старой пеньковой верёвки, заменившей фитилёк, держался на нужной высоте с помощью проволочной петельки. Не скажу, что мой светильник давал много света, к тому же он сильно чадил, но когда я видел светящиеся в ночи окошки резиденции, чувство гордости переполняло меня.

12. Чудесные всходы

Как-то раз, наводя порядок в своей пещере, я наткнулся на мешок с остатками ячменя. Вывозя с корабля всё ценное, я захватил и его, но так и не пустил в пищу. Ведь у меня не было мельницы, чтобы сделать муку и не было кастрюли, чтобы сварить кашу. Поскольку с момента кораблекрушения прошло уже больше года, я решил, что зерно никуда не годится, и высыпал его прямо на землю возле хижины, чтобы освободить мешок…

Потом начались дожди, и я по несколько дней не выходил из дома, занимаясь ремонтом порядком обтрепавшейся одежды. Потом пришлось идти на охоту, чтобы восполнить поредевшие запасы мяса. Потом я делал ещё какие-то дела и, разумеется, забыл про вытряхнутый мешок. Представьте же себе моё удивление, когда примерно месяц спустя я обнаружил на дворе несколько зелёных ростков!

С первого взгляда я узнал в них ячмень, который растёт у нас в Англии. Не поверив своим глазам, я на всякий случай огородил ростки, чтобы случайно не раздавить, и стал наблюдать за их ростом. И вскоре все сомнения рассеялись: да, возле моей хижины вырос и заколосился настоящий ячмень!

– Это ты удачно мешочек вытряхнул, дружище Робинзон! – обрадовался я. – Будешь теперь и с кашей и с хлебом!

Когда ячмень созрел, я самым тщательным образом собрал все до единого зёрнышки и, завернув в чистую тряпицу, повесил над кроватью. На следующий год я не стал доверяться слепому случаю и тщательно подготовил участок земли: очистил от камней и мелких грызунов, разрыхлил, вырвал все сорняки. И только после этого с величайшими предосторожностями произвел посев.

Второй урожай выдался на славу, но и из него я не позволил себе взять ни зёрнышка! На третий год мне пришлось вспахать настоящее поле, поскольку внутри ограды стало слишком тесно. И снова весь ячмень был отложен мной для следующего посева. Совершенно не разбираясь поначалу в сельском хозяйстве, я постепенно освоился с этим непростым делом. Ведь нет в жизни лучшего учителя, чем нужда, и нет лучшего помощника, чем твёрдое желание достичь поставленной цели!

И вот, наконец, пришёл долгожданный четвёртый урожай! Это было тяжёлое время, поскольку птицы прознали о моём поле, и стоило зерну поспеть, как они слетелись со всего острова с намерением склевать результаты моего труда. Чего я только не делал! Обращался с прочувственными речами, бегал вокруг поля с дикими воплями, развешивал на ветках развевающиеся куски ткани, привязывал к ближайшему дереву Голиафа и выпускал голодного Брамселя… Увы, все мои усилия были напрасны: прожорливые пернатые просто рассаживались на окрестных деревьях и, переговариваясь на своём птичьем языке, выжидали удобного момента, чтобы продолжить грабёж.

– Странная история получается, дружище Робинзон, – рассердился я, – главный здесь вроде бы ты, а эти пернатые хищники хозяйничают на твоём поле как хотят!

Я принёс ружьё и сделал выстрел по копошащейся на поле стае. И снова никакого результата – две птицы были убиты, но остальные уцелели, и улетать никуда не собиралась. Я не мог себе позволить расходовать порох столь бесполезно и стал думать, как спасти урожай. Единственное, чего боялись птицы, так это человека, то есть меня, да и то только тогда, когда я находился на поле. Но если я буду целый день сторожить ячмень, то кто будет охотиться, готовить обед, спать в подвесной койке и писать сидя за столом?

И тут меня осенило – надо просто сделать пугало! Несколько палок, старый изорванный кафтан, шляпа без верха – и посреди поля появилась устрашающая фигура с растопыренными руками. Она раскачивалась на ветру и весело размахивала пустыми рукавами. И птицы оставили мой урожай в покое! В результате ячменя получилось столько, что я смело отсыпал полный мешок для собственных нужд. Радости моей не было предела: наконец-то можно будет сделать настоящий хлеб! Оставалось только придумать, как размолоть зерно в муку, как сделать из неё тесто и как из этого теста испечь хлеб.

Вы удивлены моей растерянностью? Ведь любая хозяйка проделывает всё это без особого труда! Но у хозяйки есть мельница, есть закваска и есть печь, а у меня не было даже самой простой посуды! Мясо я жарил на шомполе от ружья, а яйца пёк в золе. Несколько дней я с тоской поглядывал на полный мешок ячменя и представлял себе, сколько вкусных и полезных вещей можно из него приготовить, а потом по своему обыкновению взялся за дело…

13. Упрямая глина

Начать я решил с посуды. Ведь если удастся сделать даже самый обычный котелок, можно будет не только приготовить хлеб, но и сварить мясо! При мысли о горячем наваристом бульоне, меня захватил такой приступ голода, что я съел большой кусок вяленой козлятины и, схватив лопату, помчался искать подходящую глину.

– Ясно, что без подходящей глины хорошего горшка не сделаешь, дружище Робинзон, – бормотал я, копая очередную яму, – теперь бы только узнать, как эта подходящая глина должна выглядеть…