Текст книги "Фальшивый талисман (сборник)"

Глава 6

Лес подступал к самому проселку. «Виллис» прыгал на выбоинах между деревьями, ветки нависали над дорогой, и приходилось наклоняться, чтобы не поцарапать лицо.

Виктор бормотал что-то себе под нос, а Бобренок, надвинув фуражку на лоб, вглядывался в кустарник. В этих местах можно ожидать всего, даже автоматной очереди из-за дерева.

Наконец лес немного отступил, дорога пересекла небольшую полянку, и впереди обозначился крутой поворот. Толкунов дотронулся до плеча Виктора:

– Останови здесь, нам лучше подойти к дому лесника незаметно.

Бобренок, соглашаясь, кивнул. Действительно, вон развесистая береза в конце поляны, о которой говорил им Гавришкив, а перед самым поворотом – молодой дуб. Ориентиры обозначены точно, и Толкунов прав: береженого и бог бережет – возможно, в доме лесника засада.

Через десять – пятнадцать минут лазания по кустам и молодняку Толкунов подал майору знак остановиться, постоял сам немного, высматривая что-то впереди. Подозвал Бобренка.

– Чувствуешь, дымом пахнет? – спросил он.

Бобренок втянул воздух, но, кроме острого запаха прелых листьев и смолы, не почувствовал ничего. Неопределенно покачал головой.

– Неужели не чувствуешь? – победно улыбнулся Толкунов. – У лесника топится печь.

– А что варят? – не без иронии спросил Бобренок, но капитан не отреагировал на его подковырку.

– Ступай осторожно, – предупредил майора. Вынул свой знаменитый пистолет и засунул его за пояс: сейчас никто не мог напасть на них неожиданно, это было проверено опытом – не зря у капитана около тридцати задержаний, сам же он только раз был ранен.

Они продвигались, часто останавливаясь. Лес поредел, наконец совсем расступился – впереди, за молодыми березками, открылась поляна, засаженная картофелем. Какой-то мужчина возился там с лопатой.

Толкунов сделал знак Бобренку оставаться на месте, а сам незаметно исчез в кустах. Не шелохнулась ни одна веточка, только какая-то птичка пискнула встревоженно и сразу умолкла.

Бобренок стоял, прислонившись плечом к шероховатому стволу, и наблюдал за мужчиной в огороде. От него до майора было всего полсотни метров, и Бобренок смог четко разглядеть его. Мужчина копал картофель аккуратно, осматривая каждый куст, ощупывая землю в ямках и отыскивая клубни, – работал не спеша, спокойно, не останавливался и не оглядывался, чувствовал себя в полной безопасности и был целиком поглощен своей немудреной работой.

Толкунов вырос у того за спиной неожиданно: даже Бобренок, знавший, что сейчас должно было произойти, и не спускавший глаз с подлеска на краю поляны, не заметил, как капитан появился из-за кустов. Бобренок подошел к ним.

Лесник – а это был именно он, все соответствовало словесному портрету, нарисованному председателем сельсовета: высокий, седой, длинноносый, – смотрел на них не то чтобы испуганно, а как-то непонимающе или даже удивленно.

– Что нужно панам? – спросил он наконец не совсем твердо. – Так как, кроме картошки…

– Вот что, – произнес Толкунов, – советую самому признаться во всем, иначе сами знаете, чем это может кончиться…

Капитан немного переборщил, и Бобренок решил вмешаться:

– Кто прячется у вас и сколько их?

Лесник замахал руками.

– Никто, – заверил он поспешно. – Никто, и уважаемые паны офицеры могут это легко проверить.

Толкунов блеснул глазами. Он наступал на лесника, а тот пятился по ботве, она трещала и ломалась под ногами. Бобренок преградил леснику дорогу, похлопал его по плечу и сказал спокойно, рассудительно:

– Давайте поразмыслим вместе, Василий Иванович. Я уверен, что мы найдем общий язык… Спокойно, капитан.

Толкунов удивленно глянул на Бобренка. Очевидно, считал в этой ситуации свою линию вполне оправданной, а майор все портил.

– Чего с ним цацкаться?! – воскликнул он.

– Спокойно, – остановил капитана Бобренок. – Так как, Василий Иванович?

Лесник стоял, опустив руки, и хлопал глазами. Никак не мог понять, откуда эти офицеры знают его имя и отчество, вероятно, это удивило его больше, чем их внезапное появление на поляне.

– Сейчас мы произведем обыск в вашей усадьбе и обнаружим лейтенанта, хромающего на правую ногу, – продолжал Бобренок, – или нескольких мужчин, переодетых в военную форму. Кстати, – придумал на ходу, – усадьба окружена, и никому не удастся уйти. Тогда что будет с вами? Суд за оказание помощи вражеским агентам. Время военное. Знаете, сколько за это дают? Кроме того, ваш сын учится в Ровно. Представляете, как запятнаете его?

Лесник растерянно потер небритую щеку. Ответил нерешительно:

– Но откуда я мог знать, что Степа вражеский агент? Племянник мой, попросил пристанища…

– Дитятко… с лейтенантскими погонами! – рассмеялся Толкунов.

– И я удивился! Так он говорит: недавно прицепил, чтобы спастись, не было другого выхода…

– Кроме Степана кто в доме? – быстро спросил Бобренок.

Лесник перекрестился:

– Я и жена, бог свидетель. И Степан-то лишь вчера приплелся.

– Говорил, куда идет и зачем?

– Попросил спрятать его на несколько дней. Ногу вывихнул или поранил. Подлечит ногу, тогда дальше…

– Куда?

– А мне что? – неожиданно чуть не заплакал лесник, и Бобренок понял, что тот в самом деле испугался. – Я так думаю: к бандерам подастся. Он с бандерами здесь вертелся, будет вертеться и дальше.

– Зачем же прячете?

– Так ведь племянник мой – Степка. И бандер страшно. Мне в лесу одному с женой как? Я его выдам, люди узнают – люди все знают, – и бандерам станет известно. Каюк мне тогда, придут ночью – и каюк…

– Где сейчас Степан? Его фамилия?

– На чердаке отлеживается. Олексюк он, по фамилии сестры.

– Вот так, Василий Иванович, – почти весело произнес Бобренок, – значительно смягчилась ваша вина, а если вы сдадите нам вражеского диверсанта…

– Так ведь племянник же мой…

– Он диверсант, наш враг, причем вооруженный, и все равно…

– Точно, вы все равно возьмете его, – согласился лесник.

– Где у него пистолет?

– Там же, на чердаке…

– В кармане? Под подушкой?

– Я ему сена постелил и рядно принес, так он на рядно пистоль бросил.

Бобренок подумал и спросил:

– Незаметно подойти к дому можно?

– Пожалуйста…

– Вы пойдете с нами. Полезете на чердак первым, я – за вами. Если Степан заподозрит что-нибудь, успокойте его.

Лесник выслушал молча, ответил уверенно:

– Успокою, пан офицер.

Толкунов возразил:

– На чердак полезу я.

– Это почему же? – не согласился Бобренок.

Капитан погладил рукоятку пистолета:

– Ты свое дело сделал, теперь моя очередь.

Это было логично, и Бобренок согласился.

– Я прикрою тебя.

– Только знай, – предупредил лесника Толкунов, – если продашь…

– Понятно… – Лесник направился к опушке леса, но вдруг вернулся и прихватил неполное ведро картошки. Шел впереди разведчиков, ведро поскрипывало в его руке.

Впереди показался амбар, они незаметно обошли его. Лесник аккуратно поставил ведро и, показав на дверь, объяснил:

– До крыльца десять шагов, проскользнем тихонечко, а в сенях лестница…

– Давай! – махнул пистолетом капитан.

Он выглянул из-за амбара и, убедившись в правдивости слов хозяина, пропустил того во двор. Направился следом за ним. В нос ударил запах свежевыкопанной картошки и соленых огурцов. Капитан мгновенно сориентировался – откинул занавеску, висевшую на веревке и закрывавшую лестницу, приставленную к стене.

– Ну! – прошептал зло.

Лесник подошел к лестнице, и тут из комнаты послышался женский голос:

– Ты, Василий?

– Кто ж еще? Степа на чердаке?

– Спит, кажется.

– А-а… – Лесник стал подыматься на удивление легко и тихо.

Капитан следовал за ним вплотную, держа пистолет наготове. Они взобрались на чердак почти одновременно – здесь было темновато и пахло свежим сеном. Лесник ступил вглубь – там, растянувшись на рядне, спал мужчина в майке, парабеллум лежал рядом. Толкунов заметил оружие сразу, бросился к нему, но путь ему преградил хозяин: лесник первый дотянулся до пистолета. На какой-то миг капитану показалось даже, что тот хочет воспользоваться им, но лесник, взяв парабеллум за ствол, подал его через плечо Толкунову. Он оказался честным, этот пожилой уже человек в льняной сорочке, хотя капитан ни на секунду не чувствовал угрызений совести за недоверие к нему, просто не было времени на раздумья – отстранил лесника и приставил пистолет к груди спящего парня. Увидел, как тот раскрыл глаза, машинально потянулся за своим оружием – во взгляде его сверкнула решимость, – напрягся, готовясь броситься на Толкунова. Но тот сильно нажал дулом пистолета на его грудь и приказал:

– Спокойно! Пуля не дура, усек?

Диверсант скривился и откинулся на рядно.

– Что вам от меня нужно? – спросил с испугом.

– Ну не прикидывайся, – с издевкой сказал Толкунов. – У тебя все уже позади… – Услыхал на лестнице легкие шаги Бобренка, не оглядываясь, добавил: – Посмотри, Игорь, какого красавчика взяли. Хотел обвести нас вокруг пальца.

Видно, только сейчас, услыхав это страшное для него слово, парень окончательно сообразил, что случилось: губы у него задрожали, лицо перекосилось. Бобренок ждал, что он сейчас заплачет, но диверсант только сжал зубы, закрыл глаза, пошевелил запекшимися губами и прошептал:

– Что же не стреляете?

– Э-э, так не делается! – Толкунов посуровел: – А ну, поднимайся!

Парень раскрыл глаза и покорно встал на колени – Толкунов быстро связал ему руки за спиной.

– Давай двигайся, – подтолкнул его капитан.

Он первым шагнул к люку и спустился с чердака, за ним полез агент – неловко, чуть не упал, и Толкунов поддержал его. Бобренок прихватил гимнастерку с лейтенантскими погонами, рюкзак, валявшийся в сене, и пропустил впереди себя лесника.

Старая женщина стояла внизу и со страхом смотрела на них.

– Что ж будет? Что ж будет?.. – Она едва шевелила губами, а руки нервно перебирали кромку фартука.

– А ничего особенного, – ответил Толкунов. – Отвезем куда надо, там его допросят…

– Степа! – вырвалось у женщины. – Что же ты натворил?

Толкунов подтолкнул диверсанта к выходу:

– Вперед!

Тот, покорно опустив голову, вышел во двор. Бобренок быстро перебрал вещи в его рюкзаке. Ничего особенного: хлеб, консервы, пистолетные обоймы, белье. И деньги – три толстые пачки.

Майор тщательно обыскал агента. В заднем кармане галифе нашел два запасных комплекта документов, выписанных на два лица: на лейтенантов Иванцова и Семенишина. У диверсанта было две легенды. Согласно первой он являлся представителем запасного полка, командированным для размещения склада особой части. По другой версии должен был изображать представителя штаба фронта, уполномоченного проверять санитарное состояние воинских частей.

– Ну что ж, лейтенант Иванцов, будем разговаривать? – спросил майор не без иронии. – Или будем играть в молчанку?

Агент смотрел тупо, словно ничего не понимал, и только левое веко у него подрагивало.

– Ты, Степа, расскажи все, – подошла к нему старуха. Заглянула в глаза, но тот будто не видел ее. – Ты расскажи, может, и прощение выйдет.

– Какое там прощение… – чуть не заплакал юноша. – Конец мне, тетя! Простите, что и вас подвел.

Капитан подошел к нему почти вплотную:

– Отвечай быстро и правдиво – это единственное твое спасение. А вы, тетенька, идите в дом.

Парень судорожно глотнул слюну, опустил голову и произнес:

– Я скажу… Я все скажу!

– Фамилия?

– Олексюк.

– Имя?

– Степан.

– Сколько вас было?

– Трое.

– Где остальные?

– Мы договорились через два дня встретиться на базаре в Ковеле.

– Какое было задание?

– Знал только старший.

– Кто он?

– Мы все из разведшколы… – Олексюк назвал место, где действительно дислоцировалась школа немецких диверсантов.

– Фамилии двух других?

– В школе их звали Вячеславом Харитоновым и Григорием Власюком.

– В нашей форме?

– Да, Харитонов – старший лейтенант, Власюк – как и я.

– Документы у них на чьи фамилии?

– Старший – Горохов, а Власюк – Васильченко.

– Еще раз подумай, для тебя это очень важно: какое было задание?

– Честно говорю: только Харитонов…

– Опиши его внешность.

– Ну, среднего роста, как и я. Метр шестьдесят восемь или семьдесят. Остроносый, чернявый…

– Власюк – радист?

– Да.

– Опиши его.

– Лысоватый, спереди у него залысины. Средний он – ни черный, ни белый.

– Кто провожал на задание?

– Лейтенант Кнаппе.

Это было похоже на правду – фамилия лейтенанта Кнаппе фигурировала и раньше, когда забрасывали диверсантов на нашу сторону.

– Откуда родом? Из Жашковичей?

Олексюк покачал головой:

– Из Квасова. Пятнадцать верст отсюда.

– И тебя забросили сюда как местного?

– Наверно, так.

– Ты приземлился вчера, закопал парашют в овраге, потом встретился с двумя другими?

– Они сами меня нашли.

– И бросили на произвол.

– Сказали, что встретимся на базаре в Ковеле через два дня, если оклемаюсь.

– Они знают, где ты?

– Да.

– А где они?

– Не сказали.

Все стало ясно: агент с поврежденной ногой выбыл из игры, возможно, старший списал его совсем, однако Олексюк местный, знает, судя по всему, здешние леса как свои пять пальцев, вероятно, его выбрали специально для выполнения именно этого задания, а тогда…

Капитан обернулся к Бобренку, который стоял рядом и следил за реакцией агента. Они отошли в сторону.

– Что предлагаешь? – спросил Толкунов.

– Нужно доставить к Карему, там допросим еще раз.

– Пустим на базар?

– Я – за.

– И я. Он никуда не денется…

– Если те двое придут…

Толкунов развел руками. Здесь никто ничего не может гарантировать, все зависит от опыта и интуиции двух других агентов. Им, конечно, нужен человек, хорошо знающий здешние леса, – могут и рискнуть. Но теперь все равно рано или поздно их задержат. Правда, наверное, как и этот, имеют еще по комплекту документов, однако известны их приметы, если Олексюк не соврал. Впрочем, вряд ли соврал, какой ему смысл? Необходимо скорее поставить в известность Карего. Рация в «виллисе», а Виктор остановился в километре-полутора отсюда.

– Я к машине, – бросил на ходу Толкунов.

Глава 7

Корова жевала жвачку в сарае, пахло навозом. Юрка, выросшего в городе, раздражал этот острый запах. Он метался на сене и не мог уснуть. Сотник Муха недовольно проворчал:

– Вертишься, как муха в кипятке.

Видно, забыл, что сам зовется Мухой. Юрко тихо засмеялся, сотник сообразил отчего и недовольно засопел.

– А вам в кипяток не хочется, друг сотник? – ехидно спросил Юрко.

– Ты, Гимназист, не забывай, с кем разговариваешь!

– С большим паном.

– Пан не пан, а только раз стукну – и конец тебе…

– Не имеете права, друг сотник.

– Это почему же? Я здесь все права имею.

– Без меня не справитесь.

Юрку спорить с Мухой не хотелось, повернулся на бок, пожелал сотнику приятного сна, но на того, вероятно, напала бессонница – сел на сене, опершись спиной на стенку сарая, где расположились на ночлег.

– Придет время, мы сделаем тебя профессором, Гимназист, – говорил сотник, – и будешь учить наших детей настоящей науке. Что двадцать моргов – тьфу, извините, это только для разгона, а мы возьмем такой разгон!..

Юрко успел подумать сквозь дрему, что Мухе аппетита действительно не занимать и что пристал он к бандеровцам только ради увеличения количества своих моргов, как вдруг раздался одинокий выстрел, и сразу же четкая автоматная очередь ответила ему.

Юрко испуганно вскочил, но сотник остановил его, положив твердую и крепкую руку на плечо. На сене зашевелились хлопцы, не соображая спросонья, что случилось, но Муха уже понял все и приказал властно:

– По одному! За сарай, скорее! Микола и Федор, в сад, помогите Ивану и прикрывайте нас! Отходим к лесу, потом вдоль речки к Квасову…

Сотник подтолкнул Юрка к выходу и выскользнул следом за ним из сарая. Его решительный тон и четкие команды вселяли уверенность – двое шмыгнули в сад, за которым завязалась жаркая стрельба, остальные бесшумно, как тени, подались за сарай: там начинались огороды, за ними луга перед небольшой лесной речкой, а дальше уже тянулись спасительные леса.

Все же у Мухи был особый нюх – он сразу оценил ситуацию и, чтобы не рисковать, послал вперед двух хлопцев. Те обошли огороды и спустились к реке, чуть не дошли до нее, как их встретили огнем. Муха с Юрком, которые двигались метрах в пятидесяти, залегли.

– Окружили… – выдохнул Юрку в ухо сотник. – Окружили хутор, кто-то выдал нас энкавэдэшникам, будет жарко.

У Юрка сердце ушло в пятки: сейчас их или перебьют всех, или возьмут живыми. Нет, он не хочет сдаваться, не хочет позора и допросов, у него автомат с двумя запасными рожками, и пусть только попробуют взять его!

– А если пробиться? – спросил у сотника.

– Скажешь тоже, пробиться… – процедил тот презрительно. – Энкавэдэшники если окружат – это конец. Лежи здесь и жди, главное, чтобы никто тебя не заметил…

Юрко не успел ответить – Муха подался вправо, там сразу же заговорили автоматы, очереди постепенно отдалялись. Юрко подумал, что сотник забыл про него или обманул, как вдруг услыхал быстрые шаги: Муха, тяжело дыша, упал рядом с ним на землю.

– Давай, – приказал, – там немного дальше заросли, они могут выручить нас! Хлопцы пошли на прорыв, – махнул рукой в сторону стрельбы, – вряд ли прорвутся, но оттянули туда всех энкавэдэшников. Мы же попробуем здесь…

Муха, пригнувшись, побежал в кусты, от которых тянулась небольшая балка, скорее старая канава. Сотник шагал по ее дну бесшумно, и Юрко старался ступать за ним след в след. Возле самой речки, под кустом, мелькнула тень.

– Кто? – послышался встревоженный голос.

Сотник не ответил, его шмайсер сыпанул огнем, тень исчезла. Муха бросился вперед – речка здесь приходилась им по грудь, – перебрались благополучно и наконец выскочили на пожарище – обгоревшие пни тут уже обросли кустами. Они прыгнули в заросли, сотник, ловко ориентируясь в темноте, продвигался к лесу. И Юрко не отставал ни на шаг.

Видно, преследователи поняли свою ошибку, некоторые из них бросились в погоню, и пули засвистели над головой Юрка. Но через несколько шагов начинался лес, и сотник проворчал злорадно:

– Не на того напали, господа, Муху так просто не взять, Муха еще рассчитается с вами, потому что Муха ничего и никогда не забывает…

– А как же остальные хлопцы? – вырвалось у Юрка.

– Ты вышел? – коротко спросил сотник. – Ты вышел и молчи, нам сегодня сам бог помог.

Лес обступил их, густой и таинственный, сотник остановился на минуту, вытер рукавом потное лицо.

– Ну, не только бог, – засмеялся приглушенно, – хорошо, что я вечером на ту канаву глаз положил – никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь…

Юрко подумал, что выбраться им удалось не только благодаря зоркому глазу сотника – десять хлопцев полегли, прикрывая отступление, вон еще автоматы не смолкли.

Муха двинулся по опушке, не углубляясь в чащу.

– Так лучше, – объяснил, – тут заросли, и нас голыми руками не возьмешь.

– Но ведь, – заколебался Юрко, – вы говорили, что где-то здесь соберемся. А уже потом Квасово…

– Ты, парень, о себе думай, – оборвал его сотник сурово. – Тот, кто выйдет, тоже о себе будет думать. До Квасова каждый дорогу знает.

Они прошли еще с километр или немного больше. Автоматная трескотня уже не доносилась до них. Муха остановился и сказал с сожалением:

– Рюкзак остался на хуторе. Хороший рюкзак, сало там было и несколько колец колбасы. Хозяин с прибылью остался, если энкавэдэшники не заберут. – Вдруг плюнул себе под ноги: – Сволочь он, а не хозяин, оборванец проклятый, и когда только успел донести?

– Считаете, нас окружили, потому что хозяин…

– Как дважды два четыре.

Юрко вспомнил хозяина лесного хутора: в полотняной сорочке, босого и какого-то изголодавшегося, наверное, сам обнищал на лесном песке, а тут навалились из леса: давай картошку, молоко, сало, две курицы были и тех зарезали – каждый хочет сытно и вкусно поужинать, плевать ему на нищего хозяина.

А тот послал мальчишку в село – сынок у него вертелся на хуторе, шустрый мальчуган, лет десяти, а там телефон, и энкавэдэшники на машинах примчались…

– Я того хлопа не забуду… – погрозил кулаком Муха, и Юрко понял: впрямь не забудет – сотник слов на ветер не бросает, отомстит и хозяину, и мальчику.

Однако эта мысль почему-то не утешила Юрка: перед глазами стоял мужчина в грязноватой полотняной сорочке с умными глазами – маленькая частица его народа, которому они вроде бы несут освобождение и который почему-то не принимает их…

Почему?

Очевидно, хозяин с его узловатыми от работы руками знает, что Муха не отдаст ему ни одного из своих двадцати моргов, наоборот, приберет к рукам и его песчаный морг – так кто же тогда друг, а кто враг?

Юрко так и не разрешил для себя этот вопрос, продирался за Мухой по кустам, и ветви больно стегали его по лицу.