Текст книги "Остров Собачьих Надежд"

Глава 5. Грозный блеск Сириуса

Ёшка возвращался домой около полуночи. Улицы были пусты. Мороз усилился, небо украшали красивейшие зимние созвездия. Высоко в небе горела яркая звезда Малого Пса – жёлтый Процион, а низко над горизонтом на востоке сверкал огромный, как яблоко, Сириус, альфа Большого Пса.

Ёшку очень занимала эта звезда. Остановившись около проспекта Освобождённых Псов – так собаки посёлка называли узкий короткий кривой переулок, по обе стороны которого стоял ветхий ломаный забор – Ёшка долго смотрел на Сириус.

Это была его любимая звезда. Точней, он и знал только две главные «собачьи» звезды – Процион и Сириус, но Сириус притягивал его гораздо больше. Что-то просыпалось в Ёшке, когда он смотрел на Сириус. Сириус стоял низко, и поэтому казался Ёшке более тяжёлым и значительным, чем все другие звёзды. Ярче него были только планеты, но они Ёшку не интересовали. Сириус горел, пылал, переливался всеми своими яркими цветами, и грозная сила было в его блеске. Что-то просыпалось в Ёшке, когда он долго смотрел на него, и появлялись новые, непонятные и непередаваемые словами мысли.

«Я словно рождаюсь заново, когда смотрю на Сириус», – подумал Ёшка. Он прерывисто вздохнул и повернулся, чтобы бежать дальше. В снегу у забора на Проспекте Освобождённых Псов лежал собачий труп. Ёшка посмотрел на него и молча побежал по освещённой улице.

Окна в доме Ёшкиных хозяев не горели. Сбегая во двор, Ёшка увидел за жидкими смородиновыми кустами у слабо освещённой бревенчатой стены рядом со своей конурой чёрный силуэт лежащего пса. Ёшка вздрогнул, остановился и окликнул его.

«Чёрт, ещё один мёртвый?» – подумал Ёшка с содроганием. Ему вдруг представилось, что убиты уже все собаки, и он остался один.

Ёшка медленно вошёл в огород. Пёс шевельнулся, и Ёшка снова вздрогнул.

– Тьфу ты, дьявол, – неестественно громко сказал он. – Рольф, это ты?!..

– Здорово, – сказал пёс скрипучим голосом. Ёшка услышал сильный запах свежей водки. Рольф был вновь пьян, на этот раз почти мертвецки.

– Здорово, – снова сказал Рольф и как-то особенно, с треском, икнул. Казалось, что у него рвётся всё нутро. – Ёга, это ты? З-дорово.

– Рольф, чёрт возьми! – возмутился Ёшка. – Какого дьявола ты не в ночлежке?! Ты замёрзнешь здесь и подохнешь. Вон я сейчас труп видел.

– Здорово, – сказал Рольф, не глядя на Ёшку. В горле Рольфа потрескивало. Теперь он сидел в снегу, привалившись к конуре.

– Тьфу ты, – сказал Ёшка с досадой. – Теперь веди тебя в ночлежку. Не домой же я тебя поведу, хозяева всё равно тебя не пустят.

– Я тоже видел, – вдруг сказал Рольф. – Четыре трупа. А Рем где? Я не знаю, где он. Он тоже жив, как я.

– Рем убит, – сказал Ёшка, – ты же знаешь.

– Тузик, Рекс, Жек, Арто, – скрипучим голосом перечислял Рольф. – А Рем и я – живые. Я Рема ведь видел сегодня. Он… знаешь помойку в центре?

– Рем убит вчера утром, – сказал Ёшка сухо. – Пошли в ночлежку.

Ёшка медленно вывел Рольфа на дорогу. Рольф, шедший еле-еле, как-то не по порядку ставивший лапы, выйдя на дорогу, сел.

– Пошли-пошли, – не желая ни на секунду останавливаться, сказал Ёшка, толкая Рольфа. Рольф встал было, но лапы разъехались, и он неловко упал, разбив морду.

– Тьфу ты, горе мне, – сказал Ёшка, поднимая Рольфа. Путь до ночлежки «Уют», при нормальном беге занимающий 20 минут, сейчас продлился полтора часа. На всём протяжении пути по узким, протоптанным средь сугробов тропинкам среди огородов Ёшка не услышал ни одного собачьего взлая. Рольф молчал, и Ёшке придавал сил только безмолвно и ярко полыхающий Сириус.

Без пятнадцати два друзья достигли входа в ночлежку. Это был квадратный люк в склоне лесного оврага.

– Наконец-то, – сказал Ёшка. – Сейчас скажу, чтоб тебя не выпускали три дня.

Рольф, сидя на замёрзшей каменной земле, тяжело дышал.

– Ёшка, – вдруг сказал он, – ты видишь, как горит Сириус?

Ёшка вздрогнул и посмотрел на небо. Сириуса, стоящего низко над горизонтом, в лесу, да ещё в овраге, конечно, нельзя было увидеть; только высоко над головой ярко сияли три звёздочки Ориона.

В этот момент Рольф совсем не был похож на пьяного. «Скорей, на сумасшедшего», – подумал Ёшка, глядя в странно сверкающие глаза Рольфа. Совсем недавно они были тусклыми.

– Пошли в ночлежку, – решительно сказал Ёшка, стряхивая оцепенение. Находиться на морозе становилось невыносимо, и лап своих Ёшка уже давно не чувствовал. Он с содроганием посмотрел на истерзанного, покрытого ледяными грязными корками Рольфа, на замёрзшую кровь на его носу, и подтолкнул его в бок, но тот остался неподвижным, как кусок дерева.

– Всем собакам надо уйти, – вдруг сказал Рольф. – Всем нам давно пора уйти… на необитаемый остров. Туда… где нет людей, короче.

Ёшке стало совсем не по себе. Он вдруг ясно представил, что бедный Рольф от горя сошёл с ума. Ёшка распахнул люк, резким усилием впихнул туда Рольфа, который с деревянным стуком скатился вниз по лестнице, и спустился сам.

В этот поздний час все до единого в ночлежке спали. Собак стало намного больше. Спали уже и на полу, грязном и неотличимом от земли. На месте Рольфа спал неизвестно как сюда попавший упитанный молодой кобель. Ёшка, который к этому времени пришёл в необычайное раздражение, за ошейник сдёрнул его на пол, уложил Рольфа на деревянный помост и стал пробираться, не особо церемонясь со спящими, к выходу. Он хотел было сказать дежурному, чтобы тот не выпускал Рольфа в течение трёх дней, но не нашёл никого, кто бы бодрствовал. Всюду спали собаки, почему-то беззвучно, все они казались одинаковыми, и цвет у всех был одинаковый, грязно-бурый. На столе у входа, около единственной горящей свечки, тоже спали два пса.

Ёшка посидел некоторое время, отогреваясь у железной печки, в которой горела сухая ольха. Как ни бросало его в дрожь от одной мысли, что сейчас предстоит бежать два километра по трескучему морозу, мысль о том, чтобы остаться до утра в ночлежке, приводила его в ещё большее содрогание. Хотя и было очень тепло, Ёшку мутило от тяжёлого нездорового запаха, от вида грязного пола и просаленных насквозь стенок. Было тихо, и Ёшке казалось, что все эти собаки давно померли или почти уже померли от какой-то вялой, смертельной болезни. Ёшке вспомнилось освещённое белым газовым светом пугающее безмолвие посёлка, труп на проспекте Освобождённых Псов, грозный блеск Сириуса, непонятные фразы Рольфа, и ему снова пришла мысль о том, что умерло всё живое на Земле…

«Их было две, он сказал две фразы, – вспомнил Ёшка. – Сначала он сказал, обращаясь ко мне, вижу ли я, как ярко горит Сириус, когда Сириуса видно вовсе не было. А потом – «Нам надо уйти… на необитаемый остров». Да, и добавил: «Туда, где нет людей».

Ёшка огляделся. Два пса на столе спали в тех же неудобных, скрюченных позах, потому что стол был для двоих маловат, и Ёшке живо вспомнилась неестественная поза, в которой лежал в снегу мёртвый Рем. Тут Ёшке представилось, что измученный, безумный Рольф не спит, а уже медленно идёт к нему, бесшумно переступая через собак и непонятно блестя глазами.

Ёшка резко вскочил, споткнулся, выскочил в совсем тёмную прихожую, взлетел вверх по дощатой лесенке и выпрыгнул на склон оврага. Мороз схватил его, пробрав до костей, и Ёшка, спотыкаясь, стал карабкаться вверх по тропинке. В лесу было темно, и кое-как были видны густо стоявшие серые стволы деревьев.

Ёшку вконец обуял ужас, и он, издав вопль и ещё пуще испугавшись, побежал с невероятной быстротой, еле успевая уворачиваться от деревьев, чтобы не разбить себе голову. Посёлка он достиг чуть более, чем за десять минут. Через 15 минут размашистого бега он влетел в свой двор.

На крыльце он резко, по укоренившейся привычке, остановился и поднял голову. Все созвездия проделали уже большой путь по небу. Однако Собачьей Звезды Ёшка, к своему изумлению, не увидел. Не веря своим глазам, он машинально продолжил вниз линию пояса Ориона… но вместо Сириуса нашёл только неяркую звёздочку. Ёшка, вне себя, соскочил с крыльца – и в глаза ему ударил невозможно яркий, переливающийся всеми цветами радуги огонь Собачьей Звезды.

«Тьфу ты чёрт, это ж крыша того сарая мешала!» – подумал Ёшка.

Сириус стоял в эту ночь наиболее высоко в небе. Ёшка смотрел на него около полминуты, и страхи его быстро улетучились. Ёшка вбежал, стуча когтями по обледеневшему дощатому полу, в коридор и отчаянным лаем жутко замёрзшего пса разбудил хозяина. Через две минуты Ёшка спал на половике под столом чугунным, беспробудным, непробиваемым сном…

Глава 6. Оповещение

Север был молодой пёс примерно одинакового с Ёшкой возраста. Порода его была та же – лаечная. Окрас он имел более светлый, чем Ёшка – жёлтый, с белыми лапами и грудью. В отличие от Ёшки, характер его был менее легкомысленным: к этому обязывало то, что Север охранял дом и огород хозяев, сидя на цепи, то есть был псом II класса.

Примечание. Собаки делились и на так называемые классы. I класс – собаки, имеющие хозяев, но не сидящие на цепи, самая счастливая категория. II класс – имеющие хозяев и обычно сидящие на цепи и охраняющие дом и двор. III класс – бездомные, бродячие собаки.

Север был членом Приречного общества. Он был недоволен однообразием своей жизни. Когда его спускали с цепи, что бывало раза три-четыре в неделю, он неизменно бежал в кафе «Аромат», где тратил два рыка на ополоски, пиво и закуску, а также играл в карты. Единственным его приятелем был Ёшка, но того он видел редко и в том же кафе «Аромат». В гости же к Северу Ёшка прибегал всего один раз, давным-давно, чтобы занять десять рык, тогда-то Север и узнал, что Ёшка, оказывается, его приятель. Позже они сошлись ближе в кафе «Аромат», где Ёшка бывал напарником Севера в игре. Северу казалось, что Ёшка, не будучи цепным псом, живёт жизнью особенной, отличной от его, Севера, скучной цепной жизни, и не судил Ёшку строго за то, что тот проявлял к нему интерес только тогда, когда тому нужны были деньги.

Поэтому утром 6 января Север весьма удивился, увидев бегущего, к его калитке по расчищенной среди сугробов тропинке рыжего Ёшку.

– Здорово, дружище, – как ни в чём ни бывало, сказал Ёшка, вбегая во двор. Манера держаться у Ёшки была такова, что в каждый двор он входил, как в свой собственный. Вбежав в неширокий, тщательно очищенный от снега двор Севера, он обежал вокруг него, едва не зацепляясь боком за поленницу, и сел перед конурой Севера. Здесь взгляд Ёшки упал на разложенные на снегу свежие газеты.

– Во, – сказал он, – а я ещё не читал.

И Ёшка углубился в чтение первой полосы «Вечернего перелая».

– Ну, здорово, здорово, – обрадовано говорил между тем Север, переминаясь с ноги на ногу. С появлением рыжего свободного от сидения на цепи Ёшки серая скука, концентрация которой по утрам бывала наибольшей, моментально рассеялась. Север вытащил из самого низа поленницы полено, сунул в поленницу лапу и достал за горлышко бутылочку ароматизированных ополосков. После этого, глянув на углубившегося в чтение «Вечернего перелая» Ёшку, он вытащил из-под конуры две разные стопки, выброшенные в своё время на помойку хозяевами Севера. Услышав журчание разливаемых ополосков, Ёшка оторвался от газеты.

– У тебя даже ополоски есть, прекрасно, – сказал Ёшка, как будто это было чем-то необычным (между тем Север был уже пятым, кого он посетил в это утро, и третьим, у которого он пил такие точно ополоски). – Как жизнь-то? – С этими словами Ёшка выпил из своей стопки с розовым ободком.

– Да вот всё скучаю, – застенчиво улыбаясь и глядя на гостя, сказал Север.

– Сегодня создаются благоприятные условия для рассеивания твоей скуки, – сказал Ёшка и, официально посмотрев в глаза Севера, сказал:

– 6 января 1974 года, то есть сегодня, в 23.00 в Голубниках в устье Пакостного ручья будет иметь место собрание общества.

Север не знал, где течёт Пакостный ручей, и в Голубниках тоже не был ни разу (об их существовании он, правда, слышал в кафе «Аромат»), но сознаться в своей неосведомлённости не захотел.

«Побегу вместе с Диком», – подумал он.

– Значит, всё сидишь, – сказал Ёшка, вставая с твёрдого утоптанного снега и дёргая боками от холода. – Ну-ну. Сидишь за забором, на цепи – не убьют. Это уж 100 процентов. А в меня вот уже стреляли, – добавил он с плохо скрываемой гордостью. На морде Севера отразилось такое изумление, что Ёшка почувствовал себя вовсе героем и рассказал Северу о покушении на его жизнь. Он рассказывал эту историю пятый раз в это утро и, естественно, добавлял много вранья. На протяжении рассказа вдалеке, словно подтверждая слова Ёшки, щёлкнул сухой выстрел.

– Короче, в 23.00 у Пакостного ручья, – сказал Ёшка, резко отряхиваясь. – Я пошёл. Мне некогда. До ночи.

Оставив Севера раздумывать над рассказом, восхищаться и завидовать, Ёшка выбежал на укатанную центральную улицу. Здесь он с неудовольствием заметил, что не испытывает больше того безмятежного расположения духа, с каким проснулся сегодня утром.

День был опять такой же солнечный и морозный, небо такое же ярко-лазурное. Ёшка выбежал к старому кладбищу. На этом кладбище, в черте посёлка, люди давным-давно никого не хоронили. Сейчас оно было завалено никем не убираемым снегом, испещрённым птичьими следами. Из сугробов торчали облезлые могильные ограды и чёрные кривые кресты. Внутрь кладбища вела, петляя, кошачья тропинка.

За кладбищем был стадион. Внимание Ёшки привлекла серо-зелёная грузовая машина, стоявшая посреди стадиона. Около кузова виднелись два человека. Ёшка остановился и присмотрелся. Люди держали за передние и задние лапы собачий труп. Смерть, наверно, настигла безвестную собаку тут же. Мгновение – и труп оказался в кузове. Ёшку передёрнуло, и он поспешно отошёл за растущую между дорогой и оградой кладбища старую серую ель. Люди влезли в грузовик, он развернулся и уехал. Облава, значит, шла своим ходом. Ёшка вышел из укрытия, быстро пересёк стадион и в два прыжка добрался до своего дома.

«Вроде, всех оповестил, – подумал он, вбегая во двор. – Буран – шестерых и я – пятерых: Шарика, Запоя, Айду, Налёта, Севера. А Буран – Дика, Джека, Тузика, Мухтара, Линду и Тайгу. Всего-то у нас 13 членов в обществе: 10 псов и 3 собаки».

У своей конуры Ёшка увидел сидящего пса.

– Рольф, это ты? – сказал Ёшка, приближаясь, и услышал знакомый глухой трескучий голос Рольфа:

– Здорово, Ёшка. Я тебя уже полчаса жду.

На Рольфа было жалко и страшно смотреть. Он настолько отощал, что даже сквозь шерсть были видны рёбра. Сама шерсть, когда-то каштанового цвета, топорщилась и висела клочьями и комками. На голове ниже левого уха сбоку видна была глубокая, кое-как затянувшаяся и засохшая рана. Кроме того, на морде Рольфа было ещё несколько старых и новых ссадин; кусочек верхней губы был вырван, и было видно, что зуба под губой тоже нет. Лапы были все в ссадинах, а на левой был сорван шестой прибылой палец. Лапы Рольфа дрожали не столько от похмелья, сколько от слабости.

Ёшка разглядывал Рольфа. Рольф был очень слаб и к тому же простужен.

– Как ты изменился за три дня, – сказал Ёшка. – Бросал бы ты лучше пить. Это уж вовсе ни к чему.

– Да я всё… Я ведь никогда, а тут… – начал оправдываться Рольф. – Больше не буду, а то, наверно, помру. Я ведь вчера к тебе приходил?

– Ну да, – сказал Ёшка. – Ты был уже как сумасшедший. Я тебя отвёл в «Уют».

Ёшка вспомнил странные слова Рольфа про Сириус и про необитаемый остров и вздрогнул.

– Да-да, помню что-то, – сказал Рольф. Он сморщился. Лапы его дрожали и подёргивались. – Как я тебе благодарен, Ёшка. Я б помер, наверно. Как плоха моя жизнь, но жить хочется невероятно…

– Не за что… – сказал Ёшка. – Ты лучше объясни, что ты там вчера говорил про Сириус и про необитаемый остров?

– Я? – спросил Рольф глухо. Он с трудом воспринимал слова Ёшки и временами морщился от боли. – Я ничего не говорил. Что бы я там говорил про Сириус? Это такая звезда. А про остров я вообще ничего не знаю. Что за остров? Я такого не мог говорить…

– Ёга, как всё болит невыносимо, – сказал он через минуту. – И шкура, и все потроха, дьявол их побери.

– Сейчас, – сказал Ёшка. – Иди-ка сюда.

Вместе с Рольфом они влезли под крыльцо. Ёшка достал из тайника аптечку. Рольф жевал таблетки, безучастно глядя в угол, а Ёшка тем временем промывал перекисью водорода его раны. Закончил он свои манипуляции тем, что перебинтовал Рольфу голову.

– Фу ты, как здорово, – впервые слабо улыбнулся Рольф. – Вот спасибо тебе, Ёшка.

– Знаешь что? – вдруг пришло в голову Ёшке. – Приходи сегодня в пол-одиннадцатого ко мне. Пойдём на собрание нашего Приречного общества. Я предложу, и тебя примем в общество. Будешь получать небольшое пособие.

– А так возможно? – спросил Рольф. – Я же бездомный.

– Всё будет нормально, – сказал Ёшка.

Глава 7. Собрание

Голубниками назывался правый берег реки ниже посёлка Л.

Откуда пошло название, неизвестно. Может быть, когда-то здесь было одноимённое село. По крайней мере, сейчас никаких следов от него не осталось. Ближайшая деревня на правом берегу находилась в двух километрах ниже по течению, и называлась она Гнильник.

Главной достопримечательностью Голубников являлось большое действующее кладбище. С берега его не было видно. Чтобы попасть от устья Пакостного ручья на кладбище нужно было взобраться по склону, поросшему старыми соснами, и по узкой тропинке в молодых ольховых зарослях пройти около ста метров.

6 января вечером на полузаметённой лыжне, тянущейся по берегу реки, появилось много собачьих следов. Без пятнадцати одиннадцать почти всё общество было в сборе. Последними появились Ёшка, Буран и Рольф.

Бурана общество встретило приветливо и шумно. Буран был самый старший по возрасту и пользовался несомненным авторитетом: единогласно переизбирался вожаком уже четыре раза, находясь на этом посту, таким образом, уже более двух лет. Некоторые, правда, посмеивались над его брюзгливостью и обострённой обидчивостью, но положительных качеств у Бурана, несомненно, было больше: образованность, начитанность, спокойный флегматичный склад ума и полное отсутствие жадности и корыстолюбия. Буран был вовсе не стар: ему было всего шесть лет, но выглядел он старше, может быть, оттого, что был очень лохматым и имел больные глаза – у Бурана был хронический конъюнктивит.

Молодой Ёшка, которому едва исполнилось два года, тоже был встречен шумно, в основном его приятелями-одногодками – Запоем, Налётом и Севером, и подругами – Айдой и Линдой. Старшие псы – Шарик, Дик и Тузик, в некоторой мере справедливо считавшие Ёшку безалаберным молодым прохвостом, лишь поздоровались, Мухтар просто кивнул, не подходя, что же касается Джека, то он как сидел на своём хвосте в углу поляны, так и остался сидеть: Ёшка был его заклятым недругом.

Рольфа никто из собравшихся не знал и все, кроме Джека, лишь посмотрели на его перевязанную голову.

Всевозможные излияния, возгласы и обмен новостями (общество в полном составе собиралось редко) продолжались бы долго, если бы Буран не вышел на середину поляны, где горел небольшой костёр – стояла уже ночь.

– Уважаемые члены Приречного общества, друзья, – сказал он. Все немедленно умолкли и обернулись к нему, готовые слушать. – Собрание Приречного общества объявляю открытым. – Секретарь, ведите протокол собрания.

Ёшка с готовностью выхватил из-за ошейника блокнот и раскрыл его, приготовившись писать.

– Наше общество насчитывает 13 членов. Все налицо. Повестку дня собрания я предлагаю следующую. Во-первых – приём в ряды Приречного общества нового члена, Рольфа Рыкова. Во-вторых, предлагаю заслушать приготовленный мной доклад о положении дел. В-третьих – предлагаю обсудить мой доклад и высказать ваши субъективные и объективные соображения по поводу упомянутого положения дел, с тем, чтобы выработать линию, которую следует проводить обществу для успешного отстаивания своих интересов, определить принципы взаимоотношений с другими собачьими обществами, кошками, а также людьми. Предлагаю голосовать за данную повестку дня… Единогласно. Поскольку большинство из нас занято несением нашей сторожевой службы, и время наше ограничено как в связи с поздним временем суток, так и в связи с происходящими событиями, я имею в виду облаву, я предлагаю, раз вы все согласны с предложенной повесткой дня, немедленно перейти к первому её вопросу. Хочу вам представить Рольфа Полкановича Рыкова, 1970 (март) года рождения, порода – русская пегая гончая, члена погибшей недавно «крестовой шестёрки», о трагической судьбе которой вы все читали в газетах.

Услышав, кто такой Рольф, члены общества зашумели. Все были наслышаны о произошедшей трагедии. На Рольфа сразу посмотрели с интересом и уважением.

– Как, тот самый Рольф Рыков! – воскликнул Мухтар, крупный тёмно-рыжего окраса пёс. – Ведь о вас писали, что вы, вместе с вашим вожаком, Ремом Лаевым, пропали без вести, но потом было опубликовано сообщение о гибели Рема. Мы рады видеть вас живым и – (Мухтар посмотрел на перевязанную голову Рольфа) – почти здоровым.

– Тихо, тихо! – при этих словах Бурана всеобщий шум немедленно прекратился. – Итак, я предлагаю включить Рольфа Рыкова в ряды нашего Приречного общества. Какие будут предложения?

– Предлагаю сначала заслушать самого Рольфа, – сказал Шарик.

Рольф вышел к костру. Он потрогал повязку на своей голове и кашлянул.

– По правде говоря, – хриплым слабым голосом начал он, – неверно говорить, не совсем верно – гибель Рема. Он был убит, так же, как Тузик, Рекс, Арто и Жек.

Голос Рольфа задрожал, но он ещё раз кашлянул и продолжал твёрдо:

– Они все были убиты людьми. И по случайности, счастливой или нет, не знаю, мне удалось убежать. Рану, что на моей голове, я получил от брошенного камня примерно через час в тот же день. Как вы понимаете, бросил камень тоже человек. Причём не участвовавший в облаве, иначе он бы стрелял. Вы все тут имеете хозяев. Людей. Они вас кормят, заботятся о вас, и вы живёте в тепле. Против людей, значит, вы вряд ли лично имеете что-то, как я думаю. Я же против людей. Я их ненавижу, это мои враги, и их нужно убивать, как они нас убивают, и убить всех до единого. Я вам это хотел сказать.

– Я сейчас одинок, – сказал Рольф, – те псы, которых убили люди, были для меня совсем как родные, потому что я не знаю ни своей матери, ни отца, отчество себе я придумал сам, как и фамилию, а год рождения, тем более месяц, приблизительны… И наша сила, наверно, только в единстве, больше нам ничего не остаётся. Я хотел бы вступить в ваше общество, чтобы стать более сильным, чем я есть, и обрести новых друзей взамен убитых. У меня уже есть два друга – Буран и Ёшка, которые в эти дни много обо мне заботились. Я хотел бы, чтобы и остальные стали моими друзьями. У меня всё.

– Предлагаю голосовать, – сказал Буран. – Кто за?

Лапы подняли все, кроме Джека, который немедленно зачислил Рольфа в стан врагов – ведь он был приятелем Ёшки.

– Секретарь, запишите: 12 – за, – сказал Буран, заглядывая в Ёшкин блокнот и глядя, как он пишет. – Абсолютным большинством голосов Рольф Рыков зачислен в ряды Приречного общества. Поздравляю вас с этим событием в вашей жизни, – сказал Буран под радостные возгласы собак. – В ближайшие дни вы получите удостоверение члена общества, вам подберут объект для охраны, жильё, и вы будете получать жалованье. Жалованье у нас 35 рык в месяц. Через год – 40 рык.

– Повестка дня по первому вопросу исчерпана, – продолжал Буран. – Переходим ко второму вопросу. Предлагаю вам…

Буран не успел договорить: «заслушать доклад». Со склона из-под старых сосен грохнул залп пяти охотничьих ружей, и пять зарядов картечи ударили по поляне и собравшимся на ней собакам. Одним из зарядов был убит наповал Мухтар Взлаев, который стоял на самом освещённом месте. Блокнот вместе с карандашом вылетел из лап Ёшки, и Ёшка почувствовал сильный удар в скулу. Ёшка с воплем отлетел в сторону, упав в сугроб. Вокруг слышались испуганные крики и визг перепуганных собак. Поднялась паника. Собаки метались, сбивая друг друга, падая в снег и путаясь в ивовых кустах.

Второй залп получился смазанным – люди разделились и быстро приближались, спускаясь со склона с разных сторон, отрезая собакам путь к реке. Услышав треск тяжёлых шагов, Ёшка, вырвавшись из оцепенения, выскочил из сугроба и, указывая путь остальным собакам, пулей вылетел на припорошённый снегом речной лёд.

Со вторым залпом у людей вышла неудача – заряд картечи полностью разметал костёр, и наступила темнота. Собаки стремительно удирали по льду реки, под неподвижными зимними звёздами.