Текст книги "Моя дорогая Роза"

– Ч…то? – очнулась от своих мыслей Роза. Последние слова Дженни заставили ее вздрогнуть.

– А то, что Джейкобз до сих пор тут живет! В нашем местечке! – с некоторым даже ликованием возвестила хозяйка, заметив, как переменилась в лице постоялица, и крайне довольная тем, что ей наконец удалось зацепить эту странную гостью рассказом. – Ну да! Джон Джейкобз. Он обитает здесь вот уже лет десять, если не больше. Последние три года, по слухам, спиртное и в рот не берет. Иногда появляется в местном пабе, но очень редко. Что я только приветствую! Говорят, денег у него куры не клюют. Но старый хрыч не спешит раскошелиться, чтобы помочь нашей коммуне. Деревня ведь вымирает, можно сказать, на корню. А он забрался куда-то в горы и сидит себе там, что тебе король в своем замке! И наплевать ему, что думают о нем люди…

– На него это очень похоже! – отрешенно заметила Роза и посмотрела на дочь. Та, перекусив, углубилась в чтение. Древний Египет завладел ее вниманием безраздельно. Рядом лежал ее Мишка. Последние слова Дженни заставили учащенно забиться Розино сердце. В глазах потемнело от внезапной догадки. И мысль озарила ее… Как же она раньше не сообразила, что художник обычно рисует то место, где он живет? Вот так открытие! И как на это все реагировать?

– Так вы его знаете? – опешила вдруг хозяйка. Что-то замкнулось в ее голове. – Вы знакомы… со стариком Джейкобзом?

– Еще бы! – медленно прошелестела Роза одними губами. – Не только знакомы… А он – мой отец…

2

Когда Роза была маленькой, летом отец часто брал ее с собой на побережье. К морю они обычно шли на закате. Садились на песок и разглядывали небо во всем великолепии его красок, стараясь не упустить ни малейшего перехода и каждому оттенку от золотого до густо-пурпурного успеть дать свое имя. Несмотря на малый возраст, она понимала, что отец любит ее больше всех на свете. Он любит ее даже больше своей жены. Роза и сегодня помнила то чувство удивительной близости, которое объединяло их, отца и дочь, наполняя душу ее, ребенка, ощущением того, что она в полной и всеобъемлющей безопасности и что рядом с отцом ей ничего не страшно. Отец – Джон – был высоким, долговязым мужчиной, с длинными руками, гибкими, вечно жестикулирующими пальцами, которые все время находились в движении, сопровождая речь, словно он хотел визуализировать каждое произнесенное им слово. Его распирало от желания поделиться с другими впечатлениями и мыслями, ибо он был уверен, что людям это интересно. Розе было интересно. Она ловила каждое его слово, впитывая в себя отцовскую мудрость. И была его самым преданным слушателем и помощницей.

Отец. Грива густых темных длинных волос, обычно растрепанных, щетина на подбородке – Роза любила потереться о нее щекой, когда отец обнимал ее и прижимал к себе. Он носил очки, наверное, лет с четырнадцати, – всегда одни и те же – такие круглые стекляшки на манер тех, что носил Джон Леннон. Очки не гармонировали с его квадратным тяжеловатым лицом, а одежда его и кожа на руках и лице были вечно перемазаны краской. Когда отец обнимал ее, от него пахло льняным маслом, которым он разбавлял краски.

А еще Роза хорошо помнила, как они втроем – мама, отец и она – любили поваляться все вместе по выходным на широкой кровати. Смеялись, вели нескончаемые разговоры, ели тосты, не боясь, что крошки попадут на постель. Как это всегда бывает, когда начинаешь вспоминать детство, на ум приходят только картинки с безоблачным небом, и всегда сияет солнце, и мама помнится только улыбающейся, и отец со своими бесконечными фантазиями, такой добрый, такой притягательный, умеющий сделать и сказать так, что сразу же начинаешь чувствовать себя по-особенному. Еще бы! Ведь у нее такой замечательный отец. Не то что у ее одноклассниц. У тех отцы каждый день идут на работу и возвращаются домой, когда их дети спят. А ее папа – самый настоящий волшебник, с ним так интересно, каждая минута как праздник, и он так любит их с мамой. Да, в пору своего раннего детства Роза действительно чувствовала себя самой счастливой девчонкой на свете, у которой такой необыкновенно прекрасный отец. Разумеется, осознание того, что отец ее постоянно пьян, пришло гораздо, гораздо позднее.

Собственно, она видела его в последний раз, когда ей исполнилось девять лет.

Та идиллия, в которой, как ей казалось, они все трое купаются, не рухнула в одночасье. Она просто истерлась, износилась со временем, обветшала – и в один прекрасный день пришла в абсолютную негодность. По мере взросления Роза начала понимать, что та позолота, которую отец наносил на поверхность их жизни, – и та потускнела и стала отваливаться целыми кусками, являя взору неприглядную изнанку. От отца уже не пахло краской, от него постоянно разило тяжелым запахом виски. Взрывы безудержного веселья сменялись внезапно безудержными приступами ярости, и тогда он был готов накинуться на нее всего лишь за то, что она путается у него под ногами. Точно так же он не раз набрасывался на мать. Чтобы заглушить крики родителей с их взаимными оскорблениями, Роза включала телевизор на полную громкость и убегала в сад, а мама после сидела на кухне и плакала, уронив на стол голову. И по выходным Роза уже не бежала утром в родительскую спальню, чтобы понежиться в их кровати, как раньше. Потому что отец больше не ночевал дома.

То утро, когда он ушел от них насовсем, было таким же солнечным и безоблачным, как и все остальные дни ее детства. Солнце играло, сплошным потоком вливалось сквозь резное окно во входной двери, создавая причудливый цветной узор на полу в холле. Джон усадил дочь на нижнюю ступеньку лестницы и присел перед ней на корточки, взял ее руки в свои.

– Мне нужно уехать, Рози!

Помнится, ей страшно не понравилось, что он назвал ее Рози. С чего бы вдруг такие нежности? Никогда не называл ее так, и вдруг…

– Куда уехать?

– Я отныне буду жить в другом месте… Мы с твоей мамой… мы… Короче говоря, мне надо уехать, но это ничего не меняет. Ты для меня всегда будешь моей Рози и я…

– Какая я тебе Рози? – вдруг вспылила она, непонимающе глядя на этого чужого мужчину. Она не узнавала в нем отца: глаза, налитые кровью, весь какой-то потерянный, даже голос другой. – А когда ты вернешься?

– Я больше не вернусь! – ответил он неожиданно твердым голосом, не отводя глаз в сторону.

– А мы еще увидимся? – Роза помнила, как дрогнул ее голос, когда до нее дошло, что происходит. Но она постаралась не расплакаться. Отец не любил, когда она плачет.

– Обязательно! – оптимистично заверил ее отец. – Мы будем часто видеться, моя Роза-Розочка.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб слегка влажным поцелуем. Ей хотелось обхватить его руками за шею, прильнуть к нему, начать просить никуда не уезжать, но даже в свои девять лет она понимала, что отец не переменит решения и не останется только ради нее. Да, он любил ее, это правда, но не настолько, чтобы пожертвовать ради дочери всем остальным.

– До скорого! – улыбнулся он на прощание и, скорчив смешную рожицу, подхватил дорожную сумку и исчез за дверями.

Больше она отца не видела.

– Кто бы мог подумать, что у этого бродяги есть дочь! – Дженни и думать забыла о своих хозяйских хлопотах и уселась за стол вместе с Розой и Мэдди, заварив свежую порцию чаю. – И какая только женщина решилась подпустить его к себе? От него же псиной воняет.

– Мне и в голову не могло прийти, что он обитает в этих краях, – проговорила Роза в растерянности. Ей было неловко разговаривать об отце. Оказывается, подобные разговоры все еще отдавались болью в ее душе. Конечно, новость, что отец живет в двух шагах отсюда, была не просто сбивающей с ног. Она ужасала, заслоняла собой все остальное, что произошло с ней за последние несколько часов. Но при всем желании она не могла представить себе отца. Как он сейчас выглядит, какой он? За минувшие годы он успел превратиться для нее в некую абстракцию. Да, где-то живет, существует человек, которого она когда-то знала, любила, которому верила, и все же образ был расплывчатым, смутным, нереальным. А ведь вероятно, у отца где-то есть дом и, быть может, семья… Новая семья. И хотя она знала, что отец бросил мать ради другой женщины и уехал с ней, она и представить себе не могла, что он может начать жить какой-то другой жизнью вместо той, какою жил с ними. А уж вообразить, что у него есть еще дети, и вовсе было немыслимо. А вдруг есть? У Розы дыхание перехватило при мысли, что у нее могут быть братья и сестры, пускай и сводные, но все же…

– Итак, вы – дочь Джона Джейкобза! – подытожила Дженни. – Но вы, бьюсь об заклад, явились сейчас не к нему! – Дженни бросила на нее вопросительный взгляд.

– Не к нему! Вы абсолютно правы… – Роза беспокойно пошевелилась на стуле. – Хотя я, конечно, знала, что открытку эту писал он. Только вот никак не ожидала обнаружить его здесь. Впрочем, я и сама толком не знаю, что я ожидала найти у вас.

– Тогда зачем вы сюда пожаловали? – спросила в лоб Дженни. Судя по всему, в отношениях с людьми она не привыкла миндальничать и ходить вокруг да около.

– Мне нужно было срочно куда-то уехать, а я так долго изучала эту открытку… Именно Милтуэйт и пришел мне сразу же в голову, первым делом я вспомнила о нем. Понимаю, звучит несколько странно, но это так, – покладисто ответила Роза.

Как объяснить этой посторонней женщине, что ей пришлось бежать, куда глаза глядят, и тут она вспомнила об открытке и о том, что на свете существует Милтуэйт, единственное место, где она может скрыться, хотя и знает о нем всего ничего.

– Уехать для того, чтобы уехать навсегда? Или просто переменить на время обстановку?

Роза подумала, что, пожалуй, и то, и другое вписывается в ее случай.

– Вы же знаете, как это иногда бывает! – она неопределенно пожала плечами и кивком показала на дочь, надеясь, что Дженни поймет намек и сменит тему разговора. Но Дженни и не думала отступать. Она лишь сильнее прижала кружку с чаем к груди. В кои-то веки она оказалась замешанной в самом настоящем приключении! И где? В собственном доме.

– Жаль, Брайан не слышит нас. Вот потерял бы дар речи, узнав, кого он пустил на ночлег! Дочь Джона Джейкобза… Он у нас такой чувствительный… Так говорите, этот старый мерзавец бросил вас с матерью? Когда вы были еще совсем ребенком, так?

– Да! – неохотно проронила Роза. Ей категорически не хотелось ворошить прошлое.

– Уверена – из его денежек вам не досталось ни пенни! – Дженни просто расцвела на глазах. Такая роскошная возможность посплетничать на чужой счет прямо с утра. – Старый скряга!

– Когда он нас бросил, его работы еще не приносили ему никаких денег. Мы жили в основном на жалованье мамы.

– Вот-вот! Это на него очень похоже! Высосал все соки из бедняжки, а потом поменял ее на какую-нибудь очередную натурщицу! – немедленно предложила Дженни свой вариант развития событий.

Роза моментально вспомнила Тильду Синклер. Конечно, не совсем натурщица. Она тоже была художницей, хотя и позировала для отца. Грациозная, словно статуэтка, яркая, броская, с густой гривой смоляных волос и сверкающими темно-синими глазами. Нет, эта женщина не была очередной моделью отца. К тому же она была одного возраста с матерью и ничуть не превосходила ее красотой. Она была просто другой, не похожей на Марин ни в чем. Мама была обычной служащей, трудилась каждый день в офисе с девяти утра и до пяти вечера, а Тильда в это время творила. Просиживала днями с отцом, позируя ему, а ночами сама писала картины. Мама, хрупкая, стройная, светловолосая женщина, всегда аккуратно одета, ничего вызывающего, ничего, что бы бросалось в глаза, и Тильда просто женщина-вамп, с распущенными по плечам иссиня-черными кудрями, в которых, казалось, можно было утонуть…

Роза не знала, как сложилась судьба Тильды впоследствии. Но почему-то она всегда была уверена в том, что именно эта обольстительная сирена, неотразимая красавица, самая настоящая роковая женщина увела отца из семьи и сделала это не задумываясь. Неужели отец и в самом деле высосал все соки из своей жены, а потом бросил ее, как это утверждает Дженни? Похоже на то. Роза почувствовала неприятную пустоту в желудке. Так у нее бывает всегда, когда она вспоминает мать. Как бы то ни было, а спустя десять лет после того, как их бросил отец, мама умерла.

– Наверное, так все и было, – сказала она вслух, пока Дженни подливала ей в чашку свежего чаю.

– Так вы с ним собираетесь встречаться? Могу подвезти вас прямо на место. Мне это не составит труда. Да и вам, вполне возможно, понадобится моральная поддержка. И не только моральная! А у меня легко получится и то, и другое.

Мэдди тут же оторвала голову от книжки.

– Снова куда-то ехать? Куда сейчас? А где мы?

Внезапно Роза сообразила, что ее дочь за всю дорогу сюда даже не взглянула в окно. Они уехали в такой спешке, в таком смятении, что было не до разговоров. Мэдди капризничала, ей хотелось спать, а сюда они приехали далеко за полночь. Разумеется, она даже не представляет себе, где они и как это далеко от их дома. Что, впрочем, только к лучшему. Еще, чего доброго, испугается и снова начнет плакать. Мэдди не из тех детей, кто любит дорогу. Не говоря о том, что очень привязана и к своему дому, и к привычной для нее обстановке.

– Мы приехали в Милтуэйт. Устроим себе небольшую летнюю вакацию.

– А что… потом? – в тревоге не унималась Мэдди. А Роза вдруг вспомнила последние слова отца и его прощальный поцелуй на ступеньках лестницы. Он в то утро обещал ей скорую встречу – первая ложь из многих, которые потом случались в ее жизни. И вот сейчас она сама вынуждена лгать дочери.

– А потом все снова будет хорошо, – проговорила она бодро, затрудняясь объяснить даже себе самой, что именно она имела в виду. Как же объяснить это Мэдди?

– Сейчас приберу дом, и все, свободна! Всецело в вашем распоряжении! – жизнерадостно вклинилась Дженни.

– Спасибо, Дженни! Но ничего не надо! – ответила Роза твердо. – Я приехала сюда не за тем, чтобы искать отца. Не уверена, что я вообще хочу его найти.

– А кого еще вы собираетесь искать в наших краях? – изумленно вопросила Дженни. Она и мысли не допускала, что ее помощью хотят пренебречь.

– Одного человека. Кажется, он живет где-то поблизости.

– Здесь живет твой папа, а ты не хочешь с ним увидеться? – страшно удивилась Мэдди. Оказывается, она очень внимательно слушала весь их разговор с Дженни. – Почему? Потому что он жадный?

У Мэдди обостренная интуиция, и она сразу же, почти мгновенно чувствует, когда что-то не так. Во всяком случае, в свои семь лет она уже отлично понимает, что не все в этой жизни происходит так гладко, как бы хотелось.

– Мы постараемся обязательно встретиться с ним, но не сейчас! – пообещала Роза дочери. На сей раз не все в ее словах – ложь.

В кармане ее юбки громко зазвонил сотовый. Роза сбросила номер, даже не взглянув на него, и отключила телефон.

– Конечно, вы просто обязаны навестить его! – с жаром упорствовала Дженни. – Это же судьба! Подумайте сами! Проделать такой долгий путь сюда, явиться среди ночи, безо всяких видимых причин, а утром обнаружить, что родной отец, которого вы не видели бог знает сколько лет, живет рядом. Нет, это – судьба! Сам Господь указывает вам на что-то!

– Судьба! – медленно повторила за ней Роза. – Это слово звучит так уныло, оно, по сути, не оставляет нам никакого выбора. Но это ведь не так! К примеру, если бы я полагалась только на волю случая, на эту самую судьбу, то я бы никогда сюда не приехала. Ведь я оказалась у вас вопреки всем усилиям судьбы.

Какое-то время Дженни молча разглядывала ее, тщательно пережевывая последний кусочек тоста, словно ища аргументы, чтобы увещевать Розу.

– Но когда-нибудь вы все же решитесь на визит к нему? – наступательно предположила она. – Пусть у этой скотины случится сердечный приступ от вашего появления! – щедро распорядилась Дженни, вложив в пожелание всю свою досаду на то, что забрезжившее было приключение ее накрывается медным тазом.

– А можно мне посмотреть на ваш кукольный домик? – вступила в разговор Мэдди, и Роза облегченно вздохнула. Слава богу, дочь весьма кстати вмешалась в допрос! – Я очень люблю все такое вот маленькое… ми… миниатюрное.

– Правда, детка? – заулыбалась Дженни. – Но, видишь ли… с этим домиком никто не играет.

– Почему? – удивилась Мэдди.

– Это очень старинная игрушка. И очень дорогая. А вдруг она разобьется?

– Неужели с домиком никто и никогда не играл? – допытывалась Мэдди – ни дать ни взять отражение Дженни в отношении Розы.

– Почему же? Я играла, когда была маленькой девочкой. Потом моя дочка Хейли. Ей очень нравилось с ним возиться. Но сейчас все! Не играет никто. Это же антикварная вещь, сама понимаешь… Очень старинная, – повторила она со значением.

Мэдди вздохнула и задумчиво возвела глаза к потолку. А потом снова посмотрела на Дженни, впившись в нее долгим немигающим взглядом.

– Тогда зачем вам этот кукольный домик, если с ним нельзя поиграть? – недоуменно бросила она в пространство вопрос без ответа.

Роза придирчиво оглядела себя в большом зеркале, прикрепленном к обратной стороне дверцы шифоньера. Стоило Дженни узнать, что ее постоялица – дочь Джона Джейкобза, некогда им брошенная, как ее отношение к Розе кардинально поменялось. От неприветливости не осталось и следа. Сейчас она была сама любезность, готовая броситься на помощь по первому зову. И даже без оного. Едва Роза сообщила ей, что намеревается прогуляться в паб, чтобы попытаться разузнать хоть что-то о собирателе живописи, который купил картину отца, как Дженни тут же порекомендовала ей переодеться во что-то свежее.

– Да, – согласилась с ней Роза, разглядывая свою помятую юбку и старенькую линялую блузку. – Надо что-то прикупить себе. Но с этим потерпим до завтра.

– Нет! – отрезала Дженни. – Еще чего не хватало! Не желаю, чтобы мои гости шатались по улицам, как пара оборванцев. Что люди скажут? И что подумают обо мне? Хейли оставила шкаф, битком забитый ее нарядами. Вам они будут в самую пору. Что же до вас, моя юная леди, то придется подобрать вам кое-что из вещей моих внуков. В доме полно их одежды, они ведь часто приезжают к нам погостить. Правда, это все мальчиковые вещи, но ты ведь не имеешь ничего против мальчиковых джинсов, верно?

– Имею! – насупилась Мэдди. – Я не люблю мальчишек.

К счастью для них обеих, Дженни уже не слышала ее слов, так как вихрем кинулась наверх за вещами.

И вот Роза, прожившая уже более десяти лет в браке с доктором и привыкшая к строгим юбкам, закрытым блузкам, всегда только платья и никаких брюк, вынуждена была облачиться в джинсы с сильно заниженной талией, да еще с дыркой на коленке. Если бы она не откопала среди вещей Хейли удлиненный топик черного цвета, то пришлось бы щеголять по городку с голым пузом. Но с топиком тоже возникли проблемы. Декоративный вырез по горловине оставлял одно плечо голым. Слишком смело. Конечно, Роза не считала себя старухой. Ей тридцать один год. И многие женщины ее возраста, она хорошо знала это, одеваются с такой же раскованностью, как и юная Хейли. И смело ходят в таких нарядах на людях, не задумываясь о своем возрасте. Взять хотя бы ее приятельницу Шону. Та одевается, как пятнадцатилетняя девчонка, причем с весьма сомнительной репутацией.

Но Роза всегда придерживалась консервативного стиля в одежде, особенно с тех пор, как перестала быть просто Розой, превратившись в жену почтенного человека. А случилось это сразу же после того, как ей исполнилось восемнадцать. Ричард не уставал повторять ей, что она должна строго следить за своим внешним видом и не привлекать к себе излишнего внимания. Словом, не давать повода для пересудов. Как-никак она, как жена врача, занимает определенное положение в обществе, и от нее ждут соответствующего отношения к своему статусу. И Роза, чья юность прошла хаотично и не очень весело, с радостью подчинилась требованиям мужа. Замужество стало для нее прыжком в неизведанное. Так ныряльщики бросаются с вышки в прохладную гладь бассейна. Отныне впереди у нее спокойная размеренная жизнь. За все годы замужества Роза не сносила и пары джинсов, тем более таких, в каких обычно расхаживают битники и хиппи. Тем удивительнее было для нее открытие, что штаны девятнадцатилетней Хейли сидят на ней превосходно. Не страдает же она манией величия, в самом деле! Хотя после всего, что она натворила, кто знает…

Расчесав волосы и перекинув длинные светлые пряди на одно плечо, Роза торжественно повернулась к дочери. Та сидела на кровати и с интересом следила за метаморфозами, происходящими с матерью. Мальчишеские джинсы ей явно пришлись не по вкусу. Правда, среди вещей Хейли нашлась ярко-розовая маечка с надписью на груди: «Лас-Вегас». Эта майка понравилась Мэдди. Разумеется, на взрослой девушке она должна была подчеркивать все, что нужно подчеркнуть, открывая взору все, что нужно открыть. Но на Мэдди майка смотрелась как платьице, что-то вроде туники, почти до колен, а блестки и люрекс примирили ее с необходимостью натягивать на себя мальчиковые штаны.

Нужно будет съездить в ближайший город и купить там кое-что из одежды, подумала Роза. Вот только надо немного прийти в себя. А пока придется довольствоваться чужим гардеробом.

– Что скажешь? – с улыбкой спросила она у дочери, разглаживая топик на своих худеньких бедрах. Мэдди, по своему обыкновению, задумалась.

– Папе бы это совсем не понравилось! – резюмировала она после непродолжительной паузы.

– Знаю! – согласилась с ней Роза и, повернувшись лицом к зеркалу, стала поправлять вырез, чтобы прикрыть оба плеча, хотя бы на некоторое время. – Но папы здесь нет.

Неожиданно она встретилась в зеркале взглядом с глазами Мэдди и услышала:

– Как ты думаешь, мамочка? Папа все еще любит меня?

Роза больно закусила губу и, поддавшись порыву, бросилась и обняла дочь. И, как всегда в подобных случаях, уловила внутреннее сопротивление своего ребенка, не желающего, чтобы его тискали. Мэдди не любила таких вот нежностей. С детьми это бывает – как правило, с задумчивыми и углубленными в себя.

– Конечно же, он любит тебя! Очень любит! – Роза чмокнула Мэдди куда-то в середину мордашки. Попала в нос и в край щеки. Дочь слегка отвернула лицо и посмотрела на мать. – Ты же его солнышко, радость его души, свет его очей. Сама знаешь!

– Не думаю… – Мэдди продолжала смотреть на мать испытующим взглядом. – Зачем ему еще одно солнышко, если оно уже есть на небе?

– Послушай меня, Мэдди! – Роза, смирив чувства, опустилась перед ней на коленки, чтобы их глаза были на одном уровне. – То, что случилось в нашей семье, – это случилось между мной и папой. Это не из-за тебя и не по твоей вине. А потому произошедшее не имеет к тебе никакого отношения. Папа любит тебя. Я это знаю доподлинно.

Мэдди отвернулась, так плотно сжав губы, что они превратились в тоненькую бледную полоску. Было видно, что ребенок с трудом соотносит то, что видел дома, с той версией событий, которую ей предложила мать. А Роза и не могла предложить ей ничего иного. И что делать? Как заставить дочь поверить в то, что ее вины в случившемся нет?

– Но ведь раньше он так себя не вел, правда? – рассуждала вслух Мэдди. И серьезность ее лица чуть было снова не вызвала у Розы желания обнять дочь и прижать к себе. Но она удержалась. – Он… он ужасно злился, да? До того… как мы сели… в машину и… уехали… сюда…

– Да! Папа сильно разозлился, – Роза ласково погладила Мэдди по голове, отбросив назад несколько непокорных завитков с ее лица. – Но это не из-за тебя. Он на меня разозлился! Я во всем виновата, потому что сделала кое-что не так.

– А что ты сделала? – Мэдди пытливо смотрела на мать.

– Это не столь важно… – В очередной раз за последние сутки Роза готова была завыть от бессилия объяснить что-то дочери, объяснить то, что сама для себя понимала с большим трудом. – Главное – ты должна запомнить раз и навсегда: папа тебя любит, – с нажимом проговорила она, глядя Мэдди в глаза и стараясь взглядом ее убедить.

– А мы… мы вернемся домой? Нам надо! Если мы не вернемся, папа опять разозлится, – Мэдди не сдавалась, силясь понять то, что происходит между родителями. Это было не так-то просто. Но ее упорство пыталось пробиться к пониманию сложностей, внезапно свалившихся на ее голову.

Роза уже приготовилась прибегнуть к очередной лжи, но в последний момент передумала.

– Какое-то время я не хочу видеть папу! – честно сказала она.

– И как же мы станем жить? – голосок Мэдди дрожал от волнения. – Я-то хочу видеть папу! Мы в субботу собирались пойти с ним в бассейн. У нас абонемент на два часа сорок пять минут. А в воскресенье ленч ровно в час дня. Цыплята с картошкой, и я хочу мою любимую грудку без кожицы. Но в последний раз папа был очень злой… Вдруг он еще продолжает злиться? И тогда… – Мэдди в смятении сбилась и замолчала.

– Все может быть, моя дорогая, все может быть! – подхватила Роза, стараясь говорить спокойно и рассудительно. – Но мы обязательно что-нибудь придумаем… Ты хочешь поплавать в бассейне? – Она лукавила. Она понимала, что дело не просто в бассейне, а в походе в бассейн вместе с папой. И куриная грудка без кожицы важна не сама по себе, а если есть ее вместе с папой. Но Роза продолжала терапевтический спич: – Наверняка тут тоже есть и бассейн, и мы с тобой отлично можем поплавать. А на ленч сходим в местный паб. Наверняка там тоже готовят цыплят. Я сама сниму шкурку с твоей порции грудок.

– Но это совсем не то! Как же ты не понимаешь! – возмутилась, отвергнув ее дипломатические потуги, Мэдди. – Дома все по-другому. Мы с папой идем в бассейн, а ты в это время готовишь цыплят…

– Мэдди, послушай меня! – Роза снова присела на корточки перед дочерью, вглядываясь в ее встревоженное лицо. Нельзя запугивать ребенка и дальше. Она взяла ее руки и прижала к своей груди. – Сейчас у нас все немного не так, как было раньше. – Она помолчала секунду. Мэдди не перебивала ее, внимательно слушала. – Но поверь мне, даю тебе слово, все будет хорошо. Повторяю, я смогу защитить тебя. Знаю, это будет непросто. Ты не любишь, чтобы что-то менялось. Но я твердо тебе обещаю: с тобой ни при каких обстоятельствах не случится ничего плохого.

– Папа тоже так говорил, – грустно напомнила Мэдди. – Выходит, он врал.

– Ну… – начала было Роза и замялась, лихорадочно соображая, как выкрутиться. Никогда еще роль матери не казалась ей такой трудной!

– Я вот что тут подумала! – в дверь без всякого стука спасительно просунулась Дженни и поманила к себе Мэдди. Интересно, сколько она стояла под дверью и подслушивала их разговор, раздраженно подумала Роза. Но вынуждена была признать, что появление Дженни оказалось как нельзя кстати. – Ты абсолютно права, леди! В самом деле! Какой толк от кукольного домика, если с ним нельзя поиграть? Его в свое время смастерил еще мой прадедушка для своих дочерей. Я, когда была маленькой, тоже очень любила играть с этим домиком. Не то что Хейли! Моя дочь не проявляла к нему особого интереса. Вот я и попросила Брайана соорудить мне стеклянную витрину, чтобы не нужно было каждый день стирать с домика пыль. Но сегодня утром я разрешаю тебе поиграть с ним, пока мама отлучится по важным делам. Если хочешь, я прямо сейчас же открою для тебя витрину.

– Большое спасибо! Но… – Роза запнулась, не зная, как объяснить Дженни, что ее дочь не любит оставаться одна с чужими людьми. Однако Мэдди опередила ее.

– Да! Спасибо! Большое спасибо! Очень хочу! – радостно оживилась она.

Какие манеры! Просто не девочка, а сама воспитанность, поразилась про себя Роза. А только и понадобилось, что позитивное переключение. Как просто. Выходит, с детьми не только безмерно трудно, но в чем-то легко – если знать, как действовать в данный момент.

– Ты определенно не хочешь пойти со мной, детка? – спросила она и почувствовала, как внутреннее напряжение постепенно стихает в ее душе.

– Точно! Я буду играть с домиком! Я уже сочинила одну историю… ну, я потом тебе расскажу…

– Вы и в самом деле добровольно соглашаетесь побыть за няньку при ней? – повернулась Роза к хозяйке. – Пока я отлучусь на часок-другой…

– Зачем же за няньку? Я буду подружка. Мэдди уже большая, и нянька ей не нужна. И соглашаюсь я добровольно! – Дженни прямо-таки сочилась радушием, так что выражение ее лица преобразилось. Черты разгладились и стали мягкими. – Я соскучилась по детям. Своих внуков не видела почти год. Хейли тоже забралась на другой конец света и не изволит лишнее письмо прислать родителям по электронной почте. Не знаю, что там случилось между вами двоими, но мне категорически не нравится, когда у ребенка такой потерянный вид. Когда вернетесь, можете рассказать мне, если, конечно, захотите, что же все-таки произошло. А заодно сообщите мне, когда вы намереваетесь посетить своего батюшку и что приготовили сказать ему.

Роза невольно улыбнулась. Пожалуй, сварливость Дженни воспринять легче, чем внезапные приступы ее доброты. Хотя приходится признать, Дженни действительно проявила к ним доброту. И, кажется, она совершенно искренне переживает за Мэдди, понимая, что ребенок стал разменной монетой в какой-то семейной драме, о которой пока она только догадывалась.

– И не волнуйся за меня, мамочка, – добавила Мэдди к словам Дженни. – И мне правда не хочется никуда выходить. Скорее всего, мне не понравится в этом Милтуэйте.

– Хорошо, будь по-твоему! – тяжело вздохнула Роза. Научится ли она когда-нибудь понимать свою дочь? – Я отлучусь в одно место, здесь рядом. Если что, звони.

Роза спохватилась, что ее мобильник по-прежнему лежит в кармане отключенным. По правде говоря, особого желания включать телефон у нее не было. Какой ей прок в том, что дисплей высветит десятки безответных звонков от Ричарда? Ей совсем не хочется слышать его голос или читать его эсэмэски. Разумеется, он сейчас в бешенстве от того, что она сделала. И конечно же, во всем винит только ее, в этом нет никакого сомнения. Но вот беда, с тоской подумала Роза, вполне возможно, он кое в чем и прав.

– Наш деревенский паб всего лишь в пяти минутах ходьбы отсюда, – прервала ее невеселые мысли Дженни. – Если вы нам понадобитесь, я позвоню Теду, и он позовет вас к телефону. Еще и угостит кружечкой пивка.

– А кто это? – Роза моментально представила себе седого старика из числа местных завсегдатаев паба, который пристроился в уголочке возле барной стойки с пинтой эля, потягивает пиво, попыхивает трубкой.

– Это мой средненький. Подрабатывает в пабе барменом, у них же и живет. Не совсем подходящая работенка для молодого парня, но ему нравится. На пиво, во всяком случае, себе зарабатывает. Мечтает стать рок-звездой. В один прекрасный день, когда повзрослеет, поймет, что реальная жизнь – это не один сплошной праздник. Хотя бог его знает, повзрослеет ли! Вон его отец! Дожил до седых волос, а так и остался ребенком.